Наталья Калинина. Стеклянный омут

Наталья Калинина
Стеклянный омут

Пролог

1950 год

   – Стешка, ты погляди-ка только! Откуда она взялась? Отродясь в нашем озере не водилось птиц таких. – Валентина от возбуждения даже подпрыгивала на месте, рискуя опрокинуть наполненную лесными ягодами корзинку, поставленную у босых ног. – Лебедка никак! Прилетела откуда-то.
   – Тише ты, тише, – шикнула на Валентину Стеша, заметив, что корзинка опасно накренилась и поползла по склону, покрытому скользкой от непросохшей росы травой, к озеру. А ну-ка просыплет ягоды, так мамка ругаться будет! Мать еще с вечера поставила в деревянной кадке тесто для ягодного пирога. Будет им сегодня за обедом радость. Если, конечно, Валька не опрокинет корзинку и не оставит всю семью без сладкой начинки. С младшей сестрой нужно быть строгой, иначе и не слушает.
   – Стешк, да ты погляди, погляди, она сюда плывет али как? У-у-у, какая красавица! Вот бы потрогать!
   – Как же, потрогаешь, – фыркнула Степанида. – Как ее приманишь?
   – Хлебом! – не унималась младшая сестра. Сев прямо на траву, она поставила корзинку себе на колени и принялась в ней копаться.
   – Тише ты, чучело! Ягоды передавишь! – зашипела Степанида и протянула руку, чтобы забрать у сестренки корзинку. Заругается мамка, как пить дать, заругается! Увидит передавленные ягоды и даст им нагоняю. Вальке – за то, что влезла лапами в ягоды, ей, Степаниде, за то, что не следила за младшей. А как она не следит? Следит! Только Валька разве слушает? Делает все, как ей на душу ляжет. Разница между ними год всего. Почти незаметно. Вот если бы годков пять… Тогда бы почитала Валька Степаниду как старшую. А то почти погодки… Ох, тяжела судьба Степаниды! Следить надо за сестрой, строгой быть. А самой-то хочется так же проказничать, как Вальке. Но мамка часто напоминает, что она, Степанида, старшая, негоже ей озорничать!
   – Нету хлеба! – проворчала Стеша, забирая корзину себе. – Сама же последнюю краюху съела! Все до крошечки, забыла?
   – А ягоды птицы едят? – нашлась тут же Валька, с вожделением глядя на темно-синие с сизым налетом черничные ягоды.
   Птицы ягоды едят, но вот понравится ли лебедю черника, Степанида не знала. Правда, признаваться в этом Валентине не стала. Скривила губы в усмешке:
   – Где это видано, чтобы лебеди чернику ели!
   А Валентина, в какой уже раз, подумала о том, что было бы здорово научиться усмехаться, как старшая сестра. Чтобы вот так без слов выразить и свое превосходство, и унизить того, кому усмешка предназначена. С соседом Васькой Козловым у нее уже давно велась война. Ни дня не проходило без того, чтобы хулиган Васька не придумал, как задеть ее: то комом сырой земли в нее метнет, то крикнет что-то обидное. Валентина поначалу злилась и плакала, а потом решила сменить тактику и одаривать врага презрением. Подружка Аська считала, что Васька давно в Валю влюблен. Глупости, конечно, болтает… Но глупости-то глупостями, а грели ее такие слова. Васька, несмотря на скверный характер, был красивым. Наверное, самым красивым мальчиком в деревне. И Валя сама не поняла, когда перестала видеть в нем только врага… Ох, как бы усмехнуться вот так, чтобы потом Васька мучился совестью, сох бы по ней, Валентине, как осенний лист. А она будет проходить мимо него гордо. И лишь вот так со значением усмехаться…
   Видимо, задумалась она о своем надолго, потому что Степанида вдруг ткнула ее в бок.
   – Ой, уплывает, – спохватилась Валентина, увидев, как лебедь развернулся к ним хвостом и поплыл к противоположному от них берегу озера.
   – Ну а что ж ты думала, с тобой будет здороваться? Пойдем-ка домой, мамка уже заждалась.
   По дороге Валька вдруг остановилась как вкопанная, так что идущая по узкой тропе за ней Степанида чуть не уткнулась ей в спину и не просыпала ягоды из корзины.
   – Чего встала? – зло зашипела она в спину сестре. Но Валентина будто не услышала. Развернулась и, смешно тараща темно-синие, что та черника, глаза, страшным шепотом произнесла:
   – Я знаю, кого мы видели!
   – Где?
   – Да на озере! Не лебедя мы видели, а Хозяйку. Саму!
   – Скажешь еще – Хозяйку, – недоверчиво протянула Степанида. Но в душу закрался червячок сомнения: а вдруг и правда видели они Хозяйку?.. Откуда бы лебедю взяться? А старики сказывали, что озеро охраняет в виде лебедушки Хозяйка. Будто были окрестности давно-давно заселены злыми духами, от которых шли одни несчастья всем. И ходили эти духи в мир из преисподней, врата в которую в озере спрятаны. А с тех пор как появилась Хозяйка, мир и покой воцарились в этих местах. Да только, говорят, с Хозяйкой-лебедью тоже не все так просто…
   – Давай только мамке сказывать не будем, что мы видели, – попросила вдруг Валентина. – Вдруг заругается?
   – Отчего ж ей заругаться? – удивилась Степанида. – Мы же ничего не сделали. Ягоды вон принесем…
   – Мамка скажет, что это все наши выдумки.
   И то правда: Валентина горазда была выдумывать истории, подчас такие невероятные, что все только диву давались. Любила она сказывать их, да только мамка ругалась за «вранье». Скажи Валька сейчас, что видели они на озере лебедя, мамка не поверит и опять ругаться станет.
   – Давай, – согласилась Степанида, перекладывая из одной руки в другую корзинку. – Может, не Хозяйка то вовсе была…
 
   …Ах какой страшный сон привиделся Стеше в ту ночь! Снилось ей, будто идет она по ночной дороге в непроглядной темени в сторону леса. Якобы опять за ягодами. Но на половине пути понимает, что вовсе не за ягодами идет, и не в лес вовсе, а к озеру. И как только понимает это, необъяснимая тревога наполняет ее душу, разъедает сердце нехорошим предчувствием, выплескивается на щеки слезами. Что есть духу припускает Степанида вперед, хотя все ее существо желает повернуть назад – в дом, в теплую постель. Но она бежит, накалывая босые ноги о былинки и сбивая их о камни, но совсем не чувствует боли. Успеть бы, успеть… Вот и крутой спуск, по которому она едва не катится кувырком. В последний момент хватается за какой-то куст и спускается уже осторожно. Под ногами сырая трава, пружинящая, будто болотистые кочки. А вдалеке маячит тусклый огонек, который словно приманивает Стешу. Страшно! Но поворачивать назад уже поздно, да и тревога толкает ее в спину. Беда, ой, беда – ноет сердце. Степанида спускается к воде и видит: свет приближается к берегу – к тому месту, где стоит она. И вот уже девочка различает, что плывет к ней лебедь, от оперения которого исходит свечение, похожее на нимб. Диковина какая! Бывает ли так? И только Степанида думает, что не бывает, как замечает, что вовсе это и не лебедь, а отражающаяся возле самого берега в воде луна. Чудеса да и только! Померещится же. Степанида переводит взгляд с воды на небо и замечает, как оно черно – даже звезд не видно. Но как же тогда в воде может отражаться луна? Или она упала в озеро? Степаниде в тот момент так и думается, что луна находится не на небе, а в воде. Но развить мысль дальше она не успела, потому что вода забурлила так, будто из глубины поднимался огромный зверь. Водяная кромка озера словно приподнялась, на мгновение замерла, и вдруг вода образовала чудовищную своими размерами воронку. Крики, стоны, хохот наполнили тишину. Степанида хотела бежать от ужаса, да только ноги ее будто приросли к земле. И вдруг из той воронки кто-то протянул ей руки, а потом мелькнуло лицо с искаженными страхом знакомыми чертами. Валюшка. Ее младшая сестра Валя. Как, как она оказалась в той воронке? «Спаси меня», – послышалось ли сквозь стоны и крики, наполнившие тишину? Степанида бросается вперед, позабыв о страхах. Да только неведомая сила отталкивает ее назад. «Это ее путь», – слышит она чей-то спокойный, наполненный водным журчанием голос. «Хозяйка… Ее время пришло».
   На том жутком моменте, когда воронка, взметнувшись к черному небу, опала и закрылась, хороня в себе и крики, и бледное Валюшкино лицо с написанными на нем мольбой и отчаянием, Степанида и проснулась.
   – Страсти-то какие, – прошептала она, прижимая ладошку к груди, где часто-часто колотилось сердце. – Валька, спишь ты? Мне страсти какие приснились! Послушай-ка…
   Она прислушалась к тишине, стараясь различить дыхание сестренки. Но, наполнившись нехорошим предчувствием, встала с постели и подошла к лавке, на которой спала Валентина.
   – Валька? Спишь али…
   И осеклась, когда ее руки вместо теплого плеча сестры коснулись колючей шершавости «солдатского» одеяла, натянутого на подушку.
   – Валька, ты где?..
   Степанида рывком откинула одеяло и убедилась, что в кровати никого нет.
   Сердце заходило туда-сюда, будто маятник, от страха: а ведь сон-то ей в руку приснился. Вальке-то очень хотелось узнать, Хозяйку ли они видели днем или простого лебедя. Припомнила, что старики говорили, что Хозяйку можно увидеть ночью. Вдруг сестра и правда побежала к озеру? Страх-то какой… этот сон. Не мешкая, Степанида натянула на себя платье, не разбирая в темноте, правильно ли его надевает. На цыпочках прошла по скрипучим половицам и, выскочив во двор, что есть мочи припустила бегом. Успеть бы, успеть бы спасти Вальку. Ой, чует сердце, быть беде.
   Сбивая ноги, один раз чуть не скатившись со склона, она сбежала с крутого берега к воде и, сложив ладони рупором, закричала:
   – Валька, ты туточки?!
   Где-то в лесу откликнулась потревоженная ее криком птица, но ничто более не нарушило тишину. Озеро казалось безмятежным, спящим. Обманчиво спокойным. Стеша приподняла подол юбки и зашла в воду по колено. Икры обожгло холодом, и это немного отрезвило девочку. А вдруг младшая сестра просто вышла ночью во двор по нужде? А она, заполошная, надумала себе всяких страстей. Ну а как тут не надумать, если приснилось такое!
   – Валька? – без всякой надежды, уже успокаиваясь, покликала еще Степанида.
   И вдруг ей послышался какой-то шум. И будто тоненький Валин голосок позвал:
   – Стеш… Стеш…
   Голос шел откуда-то со стороны. Степанида повернулась и пошла по воде туда, откуда, как ей показалось, раздался зов. Подумалось, что Валентина кличет ее из воды. Вот же негодная, и чего она ослушалась? Отругает, ох как отругает ее потом Степанида!
   Неожиданно вдали появилось легкое мерцающее свечение и стало неторопливо приближаться с середины озера к берегу. Оно медленно плыло на Степаниду. И девочка, завороженная этим зрелищем, не заметила, как пошла навстречу. Она не чувствовала ни холода, ни того, что вода уже поднимается выше колен, ноги вязнут в иле, и икры опутывают стебли растений. А может, это чьи-то пальцы трогают ее за ноги? Очнулась она от испуганного оклика, раздавшегося за ее спиной:
   – Стешка? Стешка, ты это? Куда ты?
   Оглянувшись, она увидела, как по склону торопливо к воде спускается худенькая фигурка и машет ей руками.
   – Стешка, вылезай сейчас же! Ты что ж это удумала, а? – кричала ей Валентина.
   – Валька! – обрадовалась Степанида и только сейчас заметила, что стоит в воде уже почти по грудь. Что за наваждение на нее нашло? Глянув в ту сторону, откуда наблюдалось свечение, ничего она на этот раз не увидела. Не иначе как бес попутал. Да что же это и в самом деле такое? Сон такой страшный… Если бы не он, не вышла бы она из дому!
   – Я возвращалась со двора домой и вдруг увидела – ты, как помешанная, выскочила и куда-то побежала. Я за тобой, кричу, а ты так быстро бежишь, что я и не поспеваю… – донесся до нее Валин голосок. – И чего в воду залезла? А ну, давай вылезай. Напугала меня как!
   Степанида хотела сказать, что это еще поспорить нужно, кто кого больше напугал, но вдруг оступилась и ушла с головой под воду. И тут же руки и ноги ее будто обвили путами, не двинуться. Стеша забилась, и ей все же удалось вынырнуть, чтобы крикнуть:
   – Валька!
   И в этот момент кто-то с силой будто надавил ей на голову, опуская под воду.

* * *

   – Лика, ты собралась?
   Рита уже не скрывала раздражения. Сколько можно ждать? И вообще, что там собираться, не в двухнедельное путешествие по европам едут, а на три дня в деревню. Сама Рита давно упаковала сумку. Лика уже два часа занималась сборами – металась из комнаты в ванную и обратно, видно, и вправду собирала чемоданы, как для месячного круиза. И наверняка ведь уложила совершенно не то, что понадобится в полевых условиях: вместо кроссовок – босоножки на шпильке, вместо джинсов – короткую юбчонку, а то и не одну, а пять, вместо свитера – десяток микроскопических маек и топиков. Знаем, плавали.
   – Лика?! – рявкнула, выходя из себя, Рита. Она бы так не нервничала, если бы под окном в третий раз не раздался нетерпеливый автомобильный гудок.
   Из-за закрытой двери комнаты донесся грохот, будто на пол упала книжная полка, затем последовало крепкое словечко, брошенное в сердцах младшей сестрой. И через минуту на пороге появилась Лика собственной персоной.
   – Ну что ты так нервничаешь? – недовольно спросила она, небрежным жестом откидывая за спину тяжелую светлую косу.
   – Если тебя не поторопить, до завтра собираться будем, – сказала Рита, поднимаясь с тумбочки, на которой, будто солдат в карауле, поджидала сестру.
   – А ты меня не торопи, лучше помоги, – огрызнулась Лика, королевским жестом указывая на огромную, раздувшуюся от напиханных в нее вещей, спортивную сумку. Рядом, завалившись набок, лежал пакет, откуда выглядывала лапа плюшевого медведя, с которым семнадцатилетняя Лика по-детски не расставалась.
   – Что ты туда насовала? – спросила Рита, подходя к сумке. – Ну-ка, покажи!
   – Еще чего! – фыркнула Лика, поднимая пакет и тем самым давая понять сестре, что сумку придется тащить той. Как старшей.
   – Я это не понесу, – категорично заявила Рита. – У меня свои вещи. И на твоем месте я бы выложила все те майки-юбки-туфли, которые ты набрала «на всякий случай». Дорогая моя, этого случая не будет, потому что, напоминаю тебе, мы едем в деревню, чтобы провести три… ТРИ дня, а не месяца в полевых условиях. И тебе там понадобятся свитер, джинсы и резиновые сапоги, а при хорошей погоде – кроссовки.
   – Ой, кроссовки! – всполошилась Лика и, бросив пакет на пол, помчалась в коридор. Рита закатила глаза к потолку. Может, раскрыть сумку и самой выложить все ненужное? Как же, Лика такой хай устроит! Все три дня дуться будет. И короткий отпуск – коту под хвост. Ох, оставила бы она сестрицу дома с превеликим удовольствием, чтобы отдохнуть от ее капризов и неуправляемости, но дороже выйдет: как пить дать, без надзора старшей сестры приведет своего кавалера, чтобы сделать то, о чем даже подумать страшно. И так вон только и слышно от Лики, что быть девственницей в семнадцать лет в наше время позорно. Ханжой Рита себя не считала. На работе от подрастающего поколения насмотрелась-наслушалась чего угодно. Но все же… Все же не могла свыкнуться с тем, что сестра, которую она нянчила с рождения, выросла и в голове той бродят «нехорошие» мысли. Она же еще ребенок, вон, даже плюшевую игрушку везде за собой таскает!
   – Может, медведь тебя дома подождет? – насмешливо поинтересовалась Рита, наблюдая, как младшенькая пытается запихать в пакет с мишкой грязные кроссовки.
   – Нет, – отрезала Лика таким тоном, что у Риты пропало желание спорить. Она знала, почему сестра не расставалась с медведем: он был для нее не просто любимой игрушкой.
   Когда Лике исполнилось пять лет, Рита с бабушкой купили в подарок этого топтыгина. Новый медведь, еще не потерявший от бесконечных стирок свой насыщенно-бурый цвет, без потертостей и заплат, был изумительно красив. Шерсть блестела, взгляд пластмассовых шоколадных глаз казался таким живым, словно игрушка вот-вот заговорит. Бабушка сказала Лике, что медведя в подарок прислала мать, и украдкой попросила старшую внучку не открывать секрета. Рита до сих пор не проговорилась сестре, что подарок на самом деле был от них с бабушкой. А Лика, похоже, так и считала, что его прислала мама, хоть и знала, что той уже давно нет. И не расставалась с медведем, так как эта потертая от бесконечных объятий, зацелованная, замилованная игрушка, которой поверялись самые сокровенные мысли и секреты, свидетель громких радостей и тайных ночных слез, была для Лики невидимой связью с мамой.
   Это все вспомнила сейчас Рита, и на глаза навернулись слезы. А младшая сестра тем временем уже успела сбегать на кухню за другим пакетом.
   – Ох, горе ты мое, – вздохнула вполне миролюбиво Рита, берясь за ручку сумки.
   – С нами Павлик поедет, – «обрадовала» вдруг Лика, когда они вдвоем, путаясь в вещах и спотыкаясь на ступенях, преодолевали последний лестничный пролет. – Ничего, что я его пригласила?
   – А ничего, что надо было об этом заранее сказать? Не говоря уж о том, чтобы спросить, – буркнула Рита.
   – Ну что тебе, жалко? – надулась Лика. – Будто ему места не хватит.
   – Может, и не хватит. Откуда я знаю, сколько человек в машине поедет? Да и нас самих пригласили, не забывай. Учти, если машина окажется полной, Павлик не поедет. Или пойдет пешком.
   – Тогда я с ним!
   – Пешком?
   – Останусь!
   – Еще чего! – фыркнула Рита и так в сердцах, едва сдерживая раздражение на сестру, дернула сумку, что Лика не удержала одну ручку и выпустила ее.
   – Потише ты, – зашипела младшенькая. – Куда рванула? Ой, Павлик!
   Мгновенно забыв о сумке, Лика бросилась к выходу из подъезда, в дверном проеме которого маячила тощая и длинная, как циркуль, фигура одноклассника.
   – Здрасьте, – поздоровался Павел с Ритой и смутился до багрового румянца, целиком залившего его белокожее, как у всех рыжих, веснушчатое лицо. В обществе старшей сестры Лики молодой человек отчаянно тушевался, «деревенел» и оказывался способным изъясняться лишь кивками или короткими словами типа «да» и «нет». Ну, еще бы: Рита была не просто старшей сестрой его девушки, но еще и биологичкой Маргаритой Степановной, преподававшей у Павла и Лики в классе. И хоть у молодого человека проблем с биологией никогда не было (он вообще относился к ученикам-хорошистам, а к предмету, который вела Рита, каждый раз готовился с особой тщательностью), визиты в дом Лики для него были сродни сложному экзамену. Видимо, помнил о том, что приходит в дом, где проживает не только любимая девушка, а еще и учительница. И вел себя соответствующим образом, чем сердил Лику и втайне смешил Риту. «Ну что ты, как Буратино! Деревянный какой-то! – отчитывала ухажера Лика, когда у того во время чаепития все валилось из рук: то ложка, то печенье, то чай проливался из чашки на стол. – Ритки боишься? Так она дома – Рита, а не Маргарита Степановна. Смешной какой!» Павел бормотал что-то неразборчивое и затравленно, будто напуганный лаем собак зверек, прислушивался к доносившимся из коридора шагам Риты.
   Вот и сейчас он, уже протянув было длинные худые руки Лике навстречу, при виде Риты резко опустил их по швам и встал по стойке «смирно», словно солдат-новобранец перед генералом. Смешно.
   – Здравствуй, Павлик, – ласково поздоровалась Рита и еле удержалась от того, чтобы не потрепать парня по морковно-рыжему, топорщившемуся на затылке вихру. Так, по-матерински. Чтобы расслабился, не пугался ее. И хотя бы дома, при Лике, переставал ее называть Маргаритой Степановной. Интересно, на пикнике при друзьях Риты он будет так же обращаться к ней, как в школе? Беда…
   Но если закрыть глаза на то, что Лике бы сейчас не о свиданиях думать, а о выпускных экзаменах и поступлении в университет, уж пусть встречается с таким положительным стеснительным мальчиком, чем с каким-нибудь оторвой, двоечником и хулиганом. Что нашла Лика, симпатичная и бойкая девушка, в некрасивом тихом Павле, для Риты оставалось загадкой. Но лучше уж и правда он…
   – Давайте я вам помогу, Маргарита Степановна!
   – Помоги, будь добр, – усмехнулась Рита, передавая парню тяжелую сумку. – Не знаю, чего сюда твоя принцесса напихала, сумка весит тонну. Наверное, учебники, чтобы готовиться к экзаменам.
   Лика громко фыркнула, а Павел принял иронию Риты на свой счет.
   – Я уже подготовился к итоговой контрольной по биологии! – отрапортовал он с той же горячностью новобранца.
   – Да я в тебе не сомневаюсь, – ухмыльнулась Рита и покосилась на сестру: – А вот в ней…
   – Помочь? – прервал их разговор знакомый голос. Рита подняла голову и увидела Ивана. Друг, видимо, потерял терпение и вышел из машины, чтобы узнать, что случилось. Отвергая возражения Риты и Павла, Иван отобрал у них сумки, подхватив их так легко, будто были они бумажными пакетами, и понес ношу к припаркованной во дворе белой «Тойоте», в приоткрытое окно которой уже выглядывала с улыбкой его жена Татьяна.
   – Вань, – нагнала шагавшего широким шагом друга Рита. И торопливо зашептала: – У тебя в машине есть лишнее местечко? Видишь, Лика кавалера позвала… А я об этом только сейчас узнала.
   – А как же! – громко, так, чтобы услышала и шедшая сзади парочка, огласил Иван. – У меня на всех мест хватит! Молодец, что позвала!
   С этими словами Иван оглянулся и подмигнул обрадованно заулыбавшейся Лике и бордовому от смущения Павлу.
   – Я вчера съездил, отвез кое-какие вещи. Подготовил там, почистил, помыл, убрал. В общем, дворец готов к приему дорогих гостей! – продолжил Иван. Открыл багажник машины, пошурудил в нем, освобождая место для новых сумок, ловко все уставил и широким жестом пригласил:
   – Занимайте места!
   – А… остальные будут? – спросила Рита.
   Была у этой поездки, помимо основной цели – показать ей отремонтированный дом, еще одна. И хоть об этом не говорилось в открытую, но в намеках, случайно или нарочно оброненных друзьями, проскальзывало, что Риту собираются познакомить с каким-то приятелем Ивана. «Тебе нужен хороший муж!» – категорично заявлял друг во время их нечастых чаепитий на кухне. И для верности подкреплял свои слова ударом кулака по столу так, что чашки подскакивали и чай выплескивался на блюдечки. Рита только скептически хмыкала. Искать мужа «специально» она не собиралась, а «случайно» тоже не выходило: некогда и негде. У нее забот полон рот: поднимает в одиночестве младшую сестру, пытается обеспечить им обеим сносное существование, а так как жить двум молодым девушкам на скромную зарплату школьной учительницы сложно, то приходится подрабатывать и репетиторством, и написанием статей, брать дополнительные часы в школе. Это во-первых. А во-вторых, где она может знакомиться с молодыми людьми? Работает уже пять лет в женском коллективе, дорога до школы занимает семь минут. На выставки, в кино, театры и другие культурные заведения Рита ходит очень редко из-за занятости.
   И все же она была против сводничества и каждый раз отвечала решительным отказом на предложение друзей познакомить ее с кем-нибудь из холостых приятелей. Ей казалось неудобно и неприлично знакомиться вот так… специально. Странный комплекс, порожденный бабушкиным воспитанием, помноженным на собственную гордость. Замкнутый круг: случайно нельзя, а специально – стыдно. Впрочем, ей и без спутника хорошо! Когда ей бегать на свидания? У Лики вон выпускные экзамены на носу и поступление в университет! Но упрямого Ивана разве переубедишь? И вот он все чаще и чаще, не напрямую, а намеками, стал заговаривать о неком Славе – новом сотруднике в фирме. Рита поначалу не придавала значения этим разговорам, пока друг не заявил, что собирается пригласить приятеля на шашлыки. При этом Иван бросил такой многозначительный взгляд на Риту, что девушке сразу стало ясно – зовут Славу ради нее. Хотела было возмутиться, но промолчала. Что ж, с нее не убудет, познакомится она с этим новым сотрудником Ивана. Но вот получит ли знакомство продолжение, она обещать никак не может.
   И все же предстоящая встреча ее нервировала. Как же неловко! Если бы Иван не бросал такие многозначительные взгляды и Татьяна то и дело не заговаривала о том, какой славный это парень – Слава! Славный Слава… Масло масляное. И самое ужасное, что придется знакомиться с ним не только под надзором Татьяны и Ивана, которые для себя уже все решили – быть Рите вместе с этим Славой, но и под ироничными взглядами Лики, а эта коза языкастая может ляпнуть что-то не к месту. С нее станется. Да еще на глазах у вечно смущающегося Павлика! Вот попала-то!
   – Будут, будут остальные, – хитро ухмыльнулся Иван в ответ на ее вопрос. – Но позже. Договорились со Славкой, он прямиком на дачу подъедет.
   – А, – протянула девушка, не зная, что сказать. Она бы, пожалуй, обрадовалась, если бы Вячеслав отказался от поездки. А так уже… не отвертеться.
   Рита села за Иваном. Поглядывая в окно и вполуха слушая щебетание Татьяны, чувствовала, как от волнения в груди становится тесно. Будто оно, а не воздух, с каждым вдохом наполняло ее легкие. Дом, в который они ехали, раньше принадлежал Ритиной семье. Бабушка проживала в деревне, а после рождения младшей внучки перебралась в город. Но дом еще какое-то время продолжала поддерживать в порядке, и каждое лето, до тех пор, пока Лике не исполнилось пять лет, вывозила внучек из столицы. А потом они ездить перестали. Дом приходил в запустение, рассыхался от перепадов температур, расшатывался на ветрах, выцветал и линял под солнцем и дождями. За ним не ухаживали, но и не продавали. «Умру, а вам наследство будет. Земля, поди ж, подорожает… Лучше уж хранить деньги в земле, чем в этих банках. Ну их!» Бабушка боялась продешевить, опасалась инфляций и экономических кризисов, проглатывающих сбережения. Волновалась, как бы не оставить внучек без средств к существованию, поэтому все надежды возлагала на то, что земля к тому времени, когда она умрет, станет дороже.
   Так и случилось. Хоть Рита и сомневалась в том, что кто-то согласится выложить за неухоженный земельный участок с пришедшим в негодность для житья домом приличную сумму. Но случилось так, что у людей с деньгами стало модно покупать землю для строительства загородных домов. Места в той стороне, где находилась бабушкина деревня, считались красивыми и экологическими, их тоже облюбовали под коттеджи, и цены на землю резко подскочили. Иван рассказывал, что в деревне развернулось настоящее строительство: и дома, и дороги, и все блага цивилизации планировалось подвести. Одна крупная компания взяла все в свои руки. Участки выкупались по высокой цене, и на месте покосившихся деревенских избушек строились большие дорогие дома. Ни название компании, ни фамилия ее владельца – Сазонов – Рите ни о чем не говорили. Она лишь подивилась про себя дальновидности бабушки, чье скромное наследство обещало ощутимую прибыль. Только вот Рите стало жаль отдавать «старика», как она про себя называла дом, в чужие руки. Знала, что снесут и на его месте отстроят другой, который будет нахально взирать на облагороженную новыми хозяевами земли дорогу евроокнами. Конечно, какая разница, все равно в деревню ей больше не ездить, но все же Рита медлила с продажей, никак не решаясь на такое «предательство» по отношению к дорогому месту. А полтора года назад Иван обмолвился, что они с Татьяной подыскивают деревенский дом с землей под дачу. И Рита почувствовала в словах друга скрытую просьбу продать им ее запущенное хозяйство. В тот вечер она ничего не ответила, сделала вид, будто пропустила слова Ивана мимо ушей. Но всю ночь не спала, думала, взвешивала, сомневалась, решала. За участок можно было бы выручить куда больше денег, если бы она выставила его на продажу: взять настоящую стоимость с друзей у нее рука не поднимется. Но Иван ей виделся идеальным покупателем. В его хозяйственных руках ржавый гвоздь становился золотым. И знакомы они с детства: их мамы были когда-то близкими подругами, более того, мама Риты крестила Ивана. Рита давно привыкла считать друга все равно что братом. К утру она приняла твердое решение продать дом именно ему. Иван обрадовался, а Татьяна и вовсе прослезилась. Правда, спор вышел из-за того, что Иван никак не соглашался с той низкой ценой, чисто символической, которую Рита запросила. «Да ты знаешь, сколько земля в тех местах стоит?!» – кричал он, а Татьяна робко вставляла, что они заплатят Рите за участок столько, сколько он на самом деле стоит. Долго спорили, но в итоге Рита настояла на своем и взяла с Ивана обещание возродить к жизни дом. «Можешь не сомневаться», – заверил он ее и добавил, что частью выращенного урожая будет делиться с нею и Ликой. На том и порешили.