Страница:
Джулиано Медичи никогда бы не признался даже сам себе, что ему страшно не везет в жизни. Как можно назвать невезением папский престол?! Но именно при этом наместнике Петра, известном под именем Климента VII, произошло очень много тяжелых и для папского престола, и для Рима, и для него самого событий. Рим разорили дотла, пока папа отсиживался в замке Святого Ангела, а ему немного погодя пришлось короновать организатора погрома – ненавистного испанского короля Карла V – императорской короной. Климент с трудом справился тогда с желанием не возложить корону, а надеть ее так, чтобы вошла в плечи вместе с головой!
Теперь Климент плыл в Марсель договариваться с королем Франции о браке своей внучатой племянницы Екатерины Медичи со вторым сыном французского короля Франциска Генрихом. Прелесть ситуации состояла в том, чтобы заставить французов согласиться на как можно меньшее приданое для невесты, при том что она баснословно богата. Остальное состояние наследницы рода Медичи герцогини Флорентийской Екатерины Медичи Климент собирался употребить на обогащение собственного незаконнорожденного сына Алессандро.
Девчонка еще совсем молода, ей только исполнилось четырнадцать, воспитана в строгости, и пока не повзрослела и не потребовала свои земли и деньги, ее нужно поскорее выдать замуж с выгодой для престола и самого папы. Второй сын Франциска казался идеальной парой, был, правда, еще император Карл с его намерениями, положа руку на сердце, Климент торопился отчасти и потому, что не желал родниться с ненавистным ему императором, отдавая ему Екатерину. На этот случай у хитрого Климента имелся другой брак – любимого Алессандро с незаконнорожденной дочерью самого императора Карла Маргаритой. Чтобы не сорвалось это сватовство, он и морочил голову то заявлением, что невеста слишком юна, то – что намерен выдать ее замуж за Ипполита по чьей-то там последней воле. И лишь когда Алессандро оказался женат, пришла очередь Екатерины.
Папа вообще недолюбливал королей, которые вовсе не желали быть покорными и норовили все сделать по-своему! Один английский Генрих VIII чего стоил. О… эта заноза не скоро будет удалена из памяти бедного Климента… Изначально все шло как обычно: пожелав сменить жену и узаконить отношения с любовницей, Генрих смиренно попросил разрешения на развод со своей первой супругой Екатериной Арагонской. Климент и сам не мог бы объяснить, с чего вдруг заартачился, ведь сначала же согласился… Генрих Тюдор, король отнюдь не смиренный, решил, что может обойтись и без согласия Римской церкви, а заодно и без самой этой Церкви, учредив свою собственную! Так ненужная строптивость папы Климента в вопросах развода привела к отделению английской Церкви!
Конечно, Франциск не Генрих, и от него ожидать подобных выходок не стоило, но надлежало быть весьма и весьма осторожным. Даже с этой девчонкой Екатериной, вбившей себе в голову, что влюблена в кузена Ипполита! Хвала Марии Сальвиати, которая заметила эту дурь, иначе не миновать бы беды. Пришлось Ипполита срочно заманивать кардинальским местом, а саму Екатерину выдавать замуж. Хорошо, что парень оказался сговорчивым, а мог и обрюхатить свою пассию, пришлось бы отдавать земли Флоренции и богатства Медичи этому Ипполиту.
Вспомнив о такой угрозе, Климент даже перекрестился, благодаря Господа за своевременное вразумление.
В ожидании своего венценосного деда-дяди невеста носилась по округе, плясала до упаду, щебетала по-французски и учила родословную французских королей. Марию поражало ее пристрастие к… высоким каблукам.
– Дитя мое, к чему так мучить свои прелестные ножки? Они устают от этого дурацкого сооружения.
– Мадам, вы же сами рассказывали, что король и его сын высокого роста, представляете, как буду выглядеть рядом с рослым женихом я? Каблуки хоть чуть скрасят эту разницу…
– Но в такой обуви невозможно ходить!
– Ходить? Да я даже танцую! – и Екатерина показывала разные танцевальные па. Вообще-то, она не только танцевала, а умудрялась даже бегать в непривычной обуви, изготовленной именно для нее.
Вокруг Екатерины было странноватое окружение, с одной стороны, это люди папы, которые следили за каждым словом, каждым жестом герцогини и спешили доложить своему хозяину о том, насколько вольно ведет себя эта вчерашняя воспитанница монастыря! С другой – рядом был аптекарь Космо Руджери, приехавший из Парижа нарочно, чтобы помочь своей соотечественнице нужным советом и создать для нее нечто особенное. Никто не сомневался, что главным для братьев Руджери было завоевать внимание будущей супруги принца, а за ней и всего двора.
В таком соседстве кардиналов и Руджери было нечто странное, потому что братья занимались не только аптекарским делом, но и магией. И именно пристальное внимание Космо Руджери к Екатерине подсказало многим, что у этой девочки особенное будущее. Альфонсина Строцци, тоже уезжавшая с маленькой невестой, первой сообразила поинтересоваться у мага о будущем предстоящего брака. Космо Руджери чуть усмехнулся:
– Это будет несчастный брак, но он будет!
– Почему несчастный?! Нельзя ли что-то изменить?
– Мадам, вы хотите изменить судьбу? Изменить сможет только сама Екатерина, но она не захочет этого делать. И перестаньте меня расспрашивать, тем более о чужом будущем!
Руджери создали для Екатерины несколько новых духов, притираний, средств для волос и тела. Но невеста была еще юна, пользоваться всем этим рановато, по поводу ее покраснений на лице аптекарь просто пожал плечами:
– Вы не хуже меня знаете, мадам, что достаточно родить ребенка, чтобы большинство юношеских проблем исчезло.
Саму невесту это мало волновало, она дышала воздухом свободы. Настоящей свободы, конечно, не было, но это смотря с чем сравнивать. Девочке, которая несколько лет провела под угрозой быть отданной в дом терпимости, обесчещенной прилюдно или попросту растерзанной обозленной толпой, уже одно то, что ей улыбаются и радуются ее существованию, было счастьем. Из беспокойных детских лет у нее остался устойчивый ужас перед любым бунтом и уверенность, что бунтовщики заслуживают смерти и только смерти. Как бы ни была жалостлива и добра сама Екатерина, время, когда она находилась во власти беснующейся толпы и только собственная выдержка ребенка не позволила этой толпе одержать верх, ожесточило ее сердце к тем, кто собирается на улицах, чтобы выкрикивать что-то противное. Бунт – это худшее, что может быть! – навсегда поняла Екатерина.
Но память человека, к счастью, избирательна, она старается запрятать поглубже тяжелые воспоминания и сохранить поближе радостные, иначе жить было бы невозможно. Девочка Екатерина радовалась жизни, стараясь забыть о страшном прошлом и готовясь к прекрасному будущему.
Наконец в Виллафранко прибыл и папа Климент. Он позвал к себе на беседу юную невесту, чтобы в последний раз наставить на путь истинный перед отправлением во Францию.
Екатерина торопилась в кабинет, который занимал Его Святейшество, папа не любил, когда опаздывали, хотя сам опаздывал с легкостью. В передней комнате ее уже ждал… Ипполит! Кардинал кивнул девушке, протянул руку для благословения и жестом пригласил в кабинет:
– Его Святейшество ждет вас, герцогиня.
Хотелось крикнуть:
– Ты что, Ипполит, это же я! Как ты можешь вот так отстраненно разговаривать со мной?!
Она заметила возлюбленного, еще когда прибыла свита папы, собственная свита кардинала выделялась из всех, его пажи были разодеты в турецкие костюмы из зеленого бархата, щедро расшитые золотом, и оружие у них тоже было турецкое. Но не это поразило Екатерину, а то, что Ипполит откровенно избегал ее взгляда, особенно когда сам попадался на глаза папе Клименту. Девушка подумала, что он смущается проявлять чувства при таком сборище народа, но сейчас они были в комнате одни… Нет, она не ждала объятий или страстных слов, даже простого пожатия руки не ждала, но почему же он такой… чужой?..
Екатерину пронзило понимание: Ипполит сделал окончательный выбор, и теперь он действительно чужой! Сердце сжало, в висках застучала кровь, а дыхание перехватило от обиды, как тогда, когда ее перевозили из одного монастыря в другой по зачумленному городу под злыми взглядами неизвестно за что проклинавших ее людей и не было никого, кто мог бы заступиться за восьмилетнюю девочку. Тогда она смогла вынести все, не струсила, не расплакалась, возможно, это спасло ей жизнь…
Вот и теперь, почувствовав себя такой же всеми покинутой, она вдруг вскинула головку и с горечью подумала: «Ну и пусть! Пусть он променял меня на кардинальскую шапку, пусть забудет, зато я его не забуду никогда! Я всю жизнь буду любить Ипполита и, когда придет мой последний час, обязательно попрошу передать ему слова о моей любви!»
Девушка так увлеклась этими скорбными размышлениями, что забыла, зачем, собственно, вошла в кабинет. Едва не наткнувшись на сидевшего в кресле папу Климента, она заметно вздрогнула и поспешно преклонила колени перед Его Святейшеством. Тот протянул правую руку для поцелуя, Екатерину давно манил огромный перстень с изображением святого Петра, хотелось задержать эту руку подольше, чтобы разглядеть изображение внимательней, вот и сейчас, забыв свои горести, она вместо того, чтобы быстро приложиться губами к перстню, принялась его разглядывать. Это вызвало немалое удивление Климента.
– Что вы там смотрите?
Неожиданно для себя девушка вдруг призналась в своем желании увидеть изображение на перстне поближе. Брови Его Святейшества приподнялись, но он милостиво протянул руку, позволяя Екатерине выполнить свое желание. Перстень действительно был хорош, но теперь смотреть долго казалось неприличным, и Екатерина быстро поблагодарила.
– Вы задержались потому, что разговаривали с кардиналом Ипполитом Медичи?
Девушка изумленно вскинула глаза на папу:
– Нет, я не разговаривала с кардиналом. Я поспешила сразу, как только за мной пришли…
– Дочь моя, я хочу, чтобы вы поняли: замужество возлагает на вас большие обязанности, вы не должны стать позором Флоренции и Рима. Скажите мне откровенно: вы девственны?
Кровь бросилась в лицо Екатерины.
– Да, Ваше Святейшество.
– И не имели никаких близких отношений со своим кузеном?
– Конечно.
– Вы можете поклясться?
– Клянусь! – Екатерина перекрестилась на распятие, висевшее над большим столом.
– Вы клянетесь именем Господа! Надеюсь, вы не клятвопреступница.
– Нет! – На глазах бедняги уже выступили слезы. Ну почему же он ей не верит?!
– Хорошо, хорошо, – почувствовав, что перестарался, смягчил свой тон Климент. – Давайте поговорим о вашем возможном браке и возможном будущем супруге.
Девушка чуть растерялась:
– Возможном?
– Конечно, все еще не решено до конца… – Климент мгновенно уловил надежду, мелькнувшую в душе Екатерины. Если все еще может измениться, то у нее есть надежда все же выйти замуж за Ипполита! И папа быстро пресек эту надежду. – Однако не надейтесь, что сможете когда-нибудь соединить свою судьбу с вашим кузеном, об этом не может быть и речи.
Хотелось крикнуть: ну почему?! Но взгляд папы Климента был столь холоден и тверд, что крик застрял в горле Екатерины, она покорно опустила голову.
Климент и не сомневался, что она подчинится, девушка была воспитана Клариссой Строцци, а та не допускала даже мысли о каком-либо возражении, не то что само возражение!
Когда она уходила от Его Святейшества, кардинал Ипполит даже не посмел посмотреть девушке в глаза. Он был самой предупредительностью, но глаз не поднимал, а Екатерине вдруг стало горько и смешно одновременно:
– Ипполит, Его Святейшество интересовался, не совокупились ли мы с тобой. Может, еще не поздно сделать это, и тогда меня невольно выдадут за тебя замуж?
Краска бросилась в лицо бедного кардинала, тем более дверь в кабинет папы Климента оставалась приоткрытой, и тот наверняка слышал слова Екатерины.
– Что вы, герцогиня!
– Герцогиня… Вы правы, кардинал, не стоит предаваться ненужным мечтам! Я выйду замуж за французского принца и стану королевой Франции!
Улыбаясь, словно ничего не случилось, Екатерина вскинула головку и гордо прошествовала прочь. Вот это умение брать саму себя за горло и улыбаться, несмотря ни на что, очень пригодилось ей в жизни. Большую часть жизни бедолага только это и делала.
А в далеком Париже готовился к браку ее жених Генрих – второй сын короля Франциска I. Еще не был женат наследник престола дофин Франциск, но король уже обременял узами брака среднего сына. Конечно, четырнадцатилетнему Генриху еще не приспичило жениться, дело было в невесте, вернее, в договоренности между королем Франциском и папой Климентом.
В это время Европа была практически поделена на два лагеря – испанского короля Карла V, только что получившего титул императора Священной Римской империи, и французского короля Франциска. Была еще Англия на своем острове и чуть в стороне римский Святой престол. Английский король Генрих VIII предпочитал держать нейтралитет, а вот папу Климента король и император норовили перетянуть каждый на свою сторону. И хитрый Климент делал вид, что поддается.
Очень ценной ставкой в этой игре была Екатерина Медичи – наследница древнего рода банкиров. Медичи – это помимо денег еще и огромные владения, которые могли перевесить чашу весов в пользу того короля, который получал невесту. И Климент сделал такой хитрый ход, какой не придумать и сотне дипломатов. Он принялся вести переговоры одновременно с обоими. Когда договоренность с Франциском была достигнута, все только диву давались, как это император Карл пропустил столь явное предпочтение своему противнику со стороны папы?
А он не пропустил, в этом и была основная хитрость Климента. Екатерина Медичи – это деньги и имя. Денег и драгоценностей в ее приданом больше чем достаточно, а имя давало едва ли не половину Италии, из которой для Франциска самыми важными были три города – Милан, Неаполь и Генуя. Получив права на Миланское герцогство, можно было воевать с императором Карлом на законных основаниях. Медичи – это ценно, это важно, а потому не жаль соединить узами брака нелюбимого сына Генриха с наследницей банкирского рода. Это был, безусловно, мезальянс – принц и банкирша, но деньги делают все!
А что касалось императора Карла, то он обиженным себя тоже не чувствовал. Дело в том, что Климент заключил два секретных договора, вернее, один уже был, а второй только предстоял. Тот, что с королем Франциском, обещал помимо приданого три города и содействие в завоевании герцогства Миланского. А тот, что с императором… закреплял это самое герцогство за незаконнорожденным сыном самого папы – его любимцем Алессандро, и передать эти права Екатерина должна была собственноручно в обмен на приданое. Прелесть заключалась в том, что непосредственно перед свадебными хлопотами Екатерины Алессандро женился на… племяннице императора!
Так хитрый папа Климент намеревался убить двух вальдшнепов одной стрелой…. Вообще-то, удалось, а уж что при этом было с самой Екатериной, его волновало меньше всего. С глаз долой – из сердца вон.
Диана и Генрих
Теперь Климент плыл в Марсель договариваться с королем Франции о браке своей внучатой племянницы Екатерины Медичи со вторым сыном французского короля Франциска Генрихом. Прелесть ситуации состояла в том, чтобы заставить французов согласиться на как можно меньшее приданое для невесты, при том что она баснословно богата. Остальное состояние наследницы рода Медичи герцогини Флорентийской Екатерины Медичи Климент собирался употребить на обогащение собственного незаконнорожденного сына Алессандро.
Девчонка еще совсем молода, ей только исполнилось четырнадцать, воспитана в строгости, и пока не повзрослела и не потребовала свои земли и деньги, ее нужно поскорее выдать замуж с выгодой для престола и самого папы. Второй сын Франциска казался идеальной парой, был, правда, еще император Карл с его намерениями, положа руку на сердце, Климент торопился отчасти и потому, что не желал родниться с ненавистным ему императором, отдавая ему Екатерину. На этот случай у хитрого Климента имелся другой брак – любимого Алессандро с незаконнорожденной дочерью самого императора Карла Маргаритой. Чтобы не сорвалось это сватовство, он и морочил голову то заявлением, что невеста слишком юна, то – что намерен выдать ее замуж за Ипполита по чьей-то там последней воле. И лишь когда Алессандро оказался женат, пришла очередь Екатерины.
Папа вообще недолюбливал королей, которые вовсе не желали быть покорными и норовили все сделать по-своему! Один английский Генрих VIII чего стоил. О… эта заноза не скоро будет удалена из памяти бедного Климента… Изначально все шло как обычно: пожелав сменить жену и узаконить отношения с любовницей, Генрих смиренно попросил разрешения на развод со своей первой супругой Екатериной Арагонской. Климент и сам не мог бы объяснить, с чего вдруг заартачился, ведь сначала же согласился… Генрих Тюдор, король отнюдь не смиренный, решил, что может обойтись и без согласия Римской церкви, а заодно и без самой этой Церкви, учредив свою собственную! Так ненужная строптивость папы Климента в вопросах развода привела к отделению английской Церкви!
Конечно, Франциск не Генрих, и от него ожидать подобных выходок не стоило, но надлежало быть весьма и весьма осторожным. Даже с этой девчонкой Екатериной, вбившей себе в голову, что влюблена в кузена Ипполита! Хвала Марии Сальвиати, которая заметила эту дурь, иначе не миновать бы беды. Пришлось Ипполита срочно заманивать кардинальским местом, а саму Екатерину выдавать замуж. Хорошо, что парень оказался сговорчивым, а мог и обрюхатить свою пассию, пришлось бы отдавать земли Флоренции и богатства Медичи этому Ипполиту.
Вспомнив о такой угрозе, Климент даже перекрестился, благодаря Господа за своевременное вразумление.
В ожидании своего венценосного деда-дяди невеста носилась по округе, плясала до упаду, щебетала по-французски и учила родословную французских королей. Марию поражало ее пристрастие к… высоким каблукам.
– Дитя мое, к чему так мучить свои прелестные ножки? Они устают от этого дурацкого сооружения.
– Мадам, вы же сами рассказывали, что король и его сын высокого роста, представляете, как буду выглядеть рядом с рослым женихом я? Каблуки хоть чуть скрасят эту разницу…
– Но в такой обуви невозможно ходить!
– Ходить? Да я даже танцую! – и Екатерина показывала разные танцевальные па. Вообще-то, она не только танцевала, а умудрялась даже бегать в непривычной обуви, изготовленной именно для нее.
Вокруг Екатерины было странноватое окружение, с одной стороны, это люди папы, которые следили за каждым словом, каждым жестом герцогини и спешили доложить своему хозяину о том, насколько вольно ведет себя эта вчерашняя воспитанница монастыря! С другой – рядом был аптекарь Космо Руджери, приехавший из Парижа нарочно, чтобы помочь своей соотечественнице нужным советом и создать для нее нечто особенное. Никто не сомневался, что главным для братьев Руджери было завоевать внимание будущей супруги принца, а за ней и всего двора.
В таком соседстве кардиналов и Руджери было нечто странное, потому что братья занимались не только аптекарским делом, но и магией. И именно пристальное внимание Космо Руджери к Екатерине подсказало многим, что у этой девочки особенное будущее. Альфонсина Строцци, тоже уезжавшая с маленькой невестой, первой сообразила поинтересоваться у мага о будущем предстоящего брака. Космо Руджери чуть усмехнулся:
– Это будет несчастный брак, но он будет!
– Почему несчастный?! Нельзя ли что-то изменить?
– Мадам, вы хотите изменить судьбу? Изменить сможет только сама Екатерина, но она не захочет этого делать. И перестаньте меня расспрашивать, тем более о чужом будущем!
Руджери создали для Екатерины несколько новых духов, притираний, средств для волос и тела. Но невеста была еще юна, пользоваться всем этим рановато, по поводу ее покраснений на лице аптекарь просто пожал плечами:
– Вы не хуже меня знаете, мадам, что достаточно родить ребенка, чтобы большинство юношеских проблем исчезло.
Саму невесту это мало волновало, она дышала воздухом свободы. Настоящей свободы, конечно, не было, но это смотря с чем сравнивать. Девочке, которая несколько лет провела под угрозой быть отданной в дом терпимости, обесчещенной прилюдно или попросту растерзанной обозленной толпой, уже одно то, что ей улыбаются и радуются ее существованию, было счастьем. Из беспокойных детских лет у нее остался устойчивый ужас перед любым бунтом и уверенность, что бунтовщики заслуживают смерти и только смерти. Как бы ни была жалостлива и добра сама Екатерина, время, когда она находилась во власти беснующейся толпы и только собственная выдержка ребенка не позволила этой толпе одержать верх, ожесточило ее сердце к тем, кто собирается на улицах, чтобы выкрикивать что-то противное. Бунт – это худшее, что может быть! – навсегда поняла Екатерина.
Но память человека, к счастью, избирательна, она старается запрятать поглубже тяжелые воспоминания и сохранить поближе радостные, иначе жить было бы невозможно. Девочка Екатерина радовалась жизни, стараясь забыть о страшном прошлом и готовясь к прекрасному будущему.
Наконец в Виллафранко прибыл и папа Климент. Он позвал к себе на беседу юную невесту, чтобы в последний раз наставить на путь истинный перед отправлением во Францию.
Екатерина торопилась в кабинет, который занимал Его Святейшество, папа не любил, когда опаздывали, хотя сам опаздывал с легкостью. В передней комнате ее уже ждал… Ипполит! Кардинал кивнул девушке, протянул руку для благословения и жестом пригласил в кабинет:
– Его Святейшество ждет вас, герцогиня.
Хотелось крикнуть:
– Ты что, Ипполит, это же я! Как ты можешь вот так отстраненно разговаривать со мной?!
Она заметила возлюбленного, еще когда прибыла свита папы, собственная свита кардинала выделялась из всех, его пажи были разодеты в турецкие костюмы из зеленого бархата, щедро расшитые золотом, и оружие у них тоже было турецкое. Но не это поразило Екатерину, а то, что Ипполит откровенно избегал ее взгляда, особенно когда сам попадался на глаза папе Клименту. Девушка подумала, что он смущается проявлять чувства при таком сборище народа, но сейчас они были в комнате одни… Нет, она не ждала объятий или страстных слов, даже простого пожатия руки не ждала, но почему же он такой… чужой?..
Екатерину пронзило понимание: Ипполит сделал окончательный выбор, и теперь он действительно чужой! Сердце сжало, в висках застучала кровь, а дыхание перехватило от обиды, как тогда, когда ее перевозили из одного монастыря в другой по зачумленному городу под злыми взглядами неизвестно за что проклинавших ее людей и не было никого, кто мог бы заступиться за восьмилетнюю девочку. Тогда она смогла вынести все, не струсила, не расплакалась, возможно, это спасло ей жизнь…
Вот и теперь, почувствовав себя такой же всеми покинутой, она вдруг вскинула головку и с горечью подумала: «Ну и пусть! Пусть он променял меня на кардинальскую шапку, пусть забудет, зато я его не забуду никогда! Я всю жизнь буду любить Ипполита и, когда придет мой последний час, обязательно попрошу передать ему слова о моей любви!»
Девушка так увлеклась этими скорбными размышлениями, что забыла, зачем, собственно, вошла в кабинет. Едва не наткнувшись на сидевшего в кресле папу Климента, она заметно вздрогнула и поспешно преклонила колени перед Его Святейшеством. Тот протянул правую руку для поцелуя, Екатерину давно манил огромный перстень с изображением святого Петра, хотелось задержать эту руку подольше, чтобы разглядеть изображение внимательней, вот и сейчас, забыв свои горести, она вместо того, чтобы быстро приложиться губами к перстню, принялась его разглядывать. Это вызвало немалое удивление Климента.
– Что вы там смотрите?
Неожиданно для себя девушка вдруг призналась в своем желании увидеть изображение на перстне поближе. Брови Его Святейшества приподнялись, но он милостиво протянул руку, позволяя Екатерине выполнить свое желание. Перстень действительно был хорош, но теперь смотреть долго казалось неприличным, и Екатерина быстро поблагодарила.
– Вы задержались потому, что разговаривали с кардиналом Ипполитом Медичи?
Девушка изумленно вскинула глаза на папу:
– Нет, я не разговаривала с кардиналом. Я поспешила сразу, как только за мной пришли…
– Дочь моя, я хочу, чтобы вы поняли: замужество возлагает на вас большие обязанности, вы не должны стать позором Флоренции и Рима. Скажите мне откровенно: вы девственны?
Кровь бросилась в лицо Екатерины.
– Да, Ваше Святейшество.
– И не имели никаких близких отношений со своим кузеном?
– Конечно.
– Вы можете поклясться?
– Клянусь! – Екатерина перекрестилась на распятие, висевшее над большим столом.
– Вы клянетесь именем Господа! Надеюсь, вы не клятвопреступница.
– Нет! – На глазах бедняги уже выступили слезы. Ну почему же он ей не верит?!
– Хорошо, хорошо, – почувствовав, что перестарался, смягчил свой тон Климент. – Давайте поговорим о вашем возможном браке и возможном будущем супруге.
Девушка чуть растерялась:
– Возможном?
– Конечно, все еще не решено до конца… – Климент мгновенно уловил надежду, мелькнувшую в душе Екатерины. Если все еще может измениться, то у нее есть надежда все же выйти замуж за Ипполита! И папа быстро пресек эту надежду. – Однако не надейтесь, что сможете когда-нибудь соединить свою судьбу с вашим кузеном, об этом не может быть и речи.
Хотелось крикнуть: ну почему?! Но взгляд папы Климента был столь холоден и тверд, что крик застрял в горле Екатерины, она покорно опустила голову.
Климент и не сомневался, что она подчинится, девушка была воспитана Клариссой Строцци, а та не допускала даже мысли о каком-либо возражении, не то что само возражение!
Когда она уходила от Его Святейшества, кардинал Ипполит даже не посмел посмотреть девушке в глаза. Он был самой предупредительностью, но глаз не поднимал, а Екатерине вдруг стало горько и смешно одновременно:
– Ипполит, Его Святейшество интересовался, не совокупились ли мы с тобой. Может, еще не поздно сделать это, и тогда меня невольно выдадут за тебя замуж?
Краска бросилась в лицо бедного кардинала, тем более дверь в кабинет папы Климента оставалась приоткрытой, и тот наверняка слышал слова Екатерины.
– Что вы, герцогиня!
– Герцогиня… Вы правы, кардинал, не стоит предаваться ненужным мечтам! Я выйду замуж за французского принца и стану королевой Франции!
Улыбаясь, словно ничего не случилось, Екатерина вскинула головку и гордо прошествовала прочь. Вот это умение брать саму себя за горло и улыбаться, несмотря ни на что, очень пригодилось ей в жизни. Большую часть жизни бедолага только это и делала.
А в далеком Париже готовился к браку ее жених Генрих – второй сын короля Франциска I. Еще не был женат наследник престола дофин Франциск, но король уже обременял узами брака среднего сына. Конечно, четырнадцатилетнему Генриху еще не приспичило жениться, дело было в невесте, вернее, в договоренности между королем Франциском и папой Климентом.
В это время Европа была практически поделена на два лагеря – испанского короля Карла V, только что получившего титул императора Священной Римской империи, и французского короля Франциска. Была еще Англия на своем острове и чуть в стороне римский Святой престол. Английский король Генрих VIII предпочитал держать нейтралитет, а вот папу Климента король и император норовили перетянуть каждый на свою сторону. И хитрый Климент делал вид, что поддается.
Очень ценной ставкой в этой игре была Екатерина Медичи – наследница древнего рода банкиров. Медичи – это помимо денег еще и огромные владения, которые могли перевесить чашу весов в пользу того короля, который получал невесту. И Климент сделал такой хитрый ход, какой не придумать и сотне дипломатов. Он принялся вести переговоры одновременно с обоими. Когда договоренность с Франциском была достигнута, все только диву давались, как это император Карл пропустил столь явное предпочтение своему противнику со стороны папы?
А он не пропустил, в этом и была основная хитрость Климента. Екатерина Медичи – это деньги и имя. Денег и драгоценностей в ее приданом больше чем достаточно, а имя давало едва ли не половину Италии, из которой для Франциска самыми важными были три города – Милан, Неаполь и Генуя. Получив права на Миланское герцогство, можно было воевать с императором Карлом на законных основаниях. Медичи – это ценно, это важно, а потому не жаль соединить узами брака нелюбимого сына Генриха с наследницей банкирского рода. Это был, безусловно, мезальянс – принц и банкирша, но деньги делают все!
А что касалось императора Карла, то он обиженным себя тоже не чувствовал. Дело в том, что Климент заключил два секретных договора, вернее, один уже был, а второй только предстоял. Тот, что с королем Франциском, обещал помимо приданого три города и содействие в завоевании герцогства Миланского. А тот, что с императором… закреплял это самое герцогство за незаконнорожденным сыном самого папы – его любимцем Алессандро, и передать эти права Екатерина должна была собственноручно в обмен на приданое. Прелесть заключалась в том, что непосредственно перед свадебными хлопотами Екатерины Алессандро женился на… племяннице императора!
Так хитрый папа Климент намеревался убить двух вальдшнепов одной стрелой…. Вообще-то, удалось, а уж что при этом было с самой Екатериной, его волновало меньше всего. С глаз долой – из сердца вон.
Диана и Генрих
Диана стала мадам де Брезе в пятнадцать лет, причем Жан де Пуатье отдал свою дочь пожилому вдовцу Великому сенешалю Франции Луи де Брезе, распоряжавшемуся, по сути, всем хозяйством короля, исключительно из соображений его богатства и положения при дворе.
Но случилось удивительное – супруг оказался потрясающим любовником и многому научил Диану. Помимо альковных утех, он привил жене любовь к верховой езде и правильному образу жизни, предоставил огромную библиотеку и позаботился о том, чтобы юная сенешальша не затворилась исключительно в заботах о рожденной дочери или домашних занятиях. Диана была благодарна жесткой школе своего супруга, превратившего ее в красавицу с утонченным вкусом и прекрасным образованием. Было чем блистать при дворе короля-рыцаря!
Супруг долго не прожил, но, оставшись вдовой, Диана, несмотря на весьма молодой возраст, сумела все взять в свои руки и даже оставить за собой должность мужа. Конечно, не она сама проверяла счета королевского хозяйства, но умела контролировать помощников, Франциск даже не заметил смены сенешаля!
Конечно, красавица и умница, умеющая очаровывать, не могла пройти мимо короля, большого любителя красивых и умных женщин. Но от первого и второго общения с королем Франциском наедине у Дианы остались весьма своеобразные воспоминания. Правда, умение короля обходиться с дамами здесь оказалось ни при чем. В первый раз, когда ее отец попал в неприятную историю и был приговорен к смерти, красавице было двадцать четыре, во второй, когда ее жизнь довольно заметно изменилась, тридцать три…
Когда король сказал, что желает поговорить с ней тет-а-тет, внутри у Дианы что-то дрогнуло. В свое время она ловко провела Франциска, делая вид, будто не понимает, что тот желает получить взамен за спасение ее отца. Но и король не остался в долгу: жизнь Жану де Пуатье была сохранена, только продолжалась она в тюрьме. Диана сохранила свою добродетель, отец остался жив, а король недоволен. И вот теперь новая атака?
Диана уже давно откровенно завидовала фаворитке короля Анне д’Этамп и в глубине души жалела, что слишком дорого оценила свою добродетель. Кто же мог знать, что король на том и остановится? Ей просто не хотелось, чтобы их связь выглядела только уступкой ради спасения своего отца, согласись тогда Диана на близость с Его Величеством, она бы быстро надоела королю. Опасаясь такого поворота событий, красавица и решила немного набить себе цену, однако Франциск повел себя странно: он сделал вид, что поверил в душевные переживания Дианы и не стал уговаривать или продолжать настаивать, оплатив ее спектакль с мольбой за отца по минимуму – заменив тому казнь на пожизненную тюрьму. Диана оказалась в дурацком положении, изображать теперь уступку было нелепо, самой добиваться внимания Его Величества тоже глупо.
И вот тогда красотка принялась старательно изображать… траур по мужу. Чтобы выделиться в блестящей толпе придворных, она отказалась от цветов, переодевшись в черное и белое (если честно, то ей просто не шли никакие цвета, либо придавая ее бледному как полотно лицу мертвенный оттенок, либо вульгарно упрощая). Правда, ее наряды бывали столь откровенны, что на траур никак не походили, но играла Диана вполне талантливо. Выделиться удалось, только короля это никак не приблизило, он обожал двух женщин – свою дорогую сестру Маргариту и свою фаворитку Анну д’Этамп. Естественно, фаворитка быстро почувствовала угрозу со стороны красотки и размышляла, какие бы принять меры против присутствия рядом с королем красотки в черно-белом.
Теперь Диана ломала голову, что бы значило приглашение Его Величества побеседовать наедине…
Все утро перед этой беседой Диана не находила себе места, пытаясь решить, как ей вести себя с королем: сразу ли сдаться или попытаться сначала потребовать удаления фаворитки?
Для начала она приняла ванну. На сей раз не холодную, как обычно, а теплую, чтобы кожа стала мягче, приказала умастить тело маслами с нежным персиковым запахом (Франциск должен с первой минуты почувствовать, что потерял, не став тогда добиваться ее до конца!), особенно внимательно проследила, чтобы ненужные волосы были безжалостно выщипаны, а раздраженные участки обильно смазаны против красноты, долго выбирала наряд и даже заставила камеристку дважды переделать прическу, чтобы особенно выгодно подчеркнуть нежный овал лица…
Наконец все манипуляции с внешним видом и нарядом были закончены. Прекрасно зная привычки своей хозяйки, камеристка Аннет махнула служанкам, чтобы принесли побольше свечей, и встала чуть в стороне с большим канделябром в руках, готовая подсветить еще где-то, если уже горевших свечей будет недостаточно. Диана критически оглядела себя сначала в большом зеркале, чтобы уловить общее впечатление, – оно понравилось, камеристка со множеством помощниц постарались на славу. Потом понадобилось еще одно зеркало – поменьше, чтобы отразить вид сбоку и даже сзади. Но изъянов не нашлось, красавица осталась довольна.
Теперь пришло время бросить критический взгляд на лицо поближе. Диана разглядывала себя то прямо, то в профиль и снова довольно кивнула.
Все было готово, но идти к королю рано, он назначил встречу на двенадцать, Его Величество не поднимался так рано, в отличие от красавицы. Распорядок дня Дианы де Пуатье и образ жизни, который она вела, были предметом пересудов при дворе и откровенного непонимания многих. Красотка, памятуя слова своего супруга, бывшего отменным любовником и очень опытным во многих делах человеком, вставала с рассветом, обязательно два часа в день ездила верхом, не надевая маски для защиты от ветра и солнца, ванну предпочитала холодную для сохранения тонуса кожи и очень много внимания уделяла разным притираниям, смазываниям, отдушкам и особенно состоянию своей груди, весьма гордясь, что ее грудь не хуже той, которую имела первая официальная фаворитка французского короля знаменитая Агнесс Сорель.
Диана ломала голову над тем, почему Его Величество решил атаковать ее утром, а не вечером, как можно было бы ожидать. Боится гнева своей фаворитки? Возможно. Она уже даже представила себе, как сумеет победить Анну д’Этамп и поставить красотку на место! О да, она отдастся королю и покажет, на что способна, а потом постарается, чтобы фаворитка вполне вкусила унижение, связанное с потерей своего места!
Похоже, и Его Величество поднялся раньше обычного, он был весел, чем-то весьма доволен и тянуть время не стал, поцеловав ручку у Дианы и пригласив садиться. Красавица предпочла небольшое кресло, в котором сидеть было не слишком удобно, зато оно не заслоняло саму женщину. Франциск, кивнув, присел напротив, чуть усмехнулся, отметив для себя ее напряженность. Диана могла обмануть кого угодно, даже дам, но только не короля. Едва коснувшись ее руки, чтобы поцеловать пальчики, Франциск уже понял, чего именно боится красотка. Это добавило королю настроения. Она явно подготовилась к встрече, была особенно тщательно причесана и изумительно пахла…
Франциск присмотрелся к Диане, он не уставал восхищаться женщиной, над которой возраст, казалось, не властен. Ей было уже тридцать три, но выглядела вдова сенешаля столь же юной, как и тогда, когда оставила короля с носом. Он знал, что она ведет весьма странный для двора образ жизни, что главным делом жизни считает сохранение своей красоты. Франциск заметил все попытки красотки подтолкнуть его к новой атаке на ее целомудрие, но сделал вид, что ничего не понял. И теперь он тоже прекрасно видел, как она ждет такую атаку и на нее рассчитывает. Несомненно, Диана была готова к почетной капитуляции! Оставалось лишь предпринять попытку, победа обещала быть не слишком трудной…
– Мадам, пересядьте, пожалуйста, ко мне поближе. – Король показал на место рядом с собой на большой кушетке. Ах, какое же это удовольствие знать тайные мысли и чаянья женщины, видеть все ее уловки!
Мадам де Брезе ровно две секунды изображала смущение, но потом сдалась, переместившись ближе к Его Величеству. Теперь их разделяло расстояние всего лишь в ширину ее разложенных юбок. Король улыбнулся:
– Мадам, мне нужна ваша помощь, ваш вкус, ваше умение общаться с людьми, ваше умение очаровывать…
Как ни старалась Диана держать лицо, на нем отразилось легкое беспокойство от непонимания того, что последует. Если она нужна в качестве любовницы или даже фаворитки, то к чему такие предисловия? Но оставалось лишь потупить глазки, играя смущение:
– Вы слишком снисходительны ко мне, Ваше Величество.
– Напротив, я не нахожу слов, чтобы в полной мере выразить восхищение вашими многочисленными талантами, и, кажется, нашел им достойное применение. Как вы находите моего младшего сына Генриха?
Все же ему удалось удивить красотку. При чем здесь Генрих?! Конечно, Диана не задала этот вопрос, но он был столь явно написан на ее лице, с которого благодаря напряженному ожиданию даже на время сползла всегдашняя маска царственного спокойствия. Король с трудом сдержал усмешку, откровенно любуясь легкой растерянностью несостоявшейся любовницы.
– Ваш сын? Принц очень мил…
– О, только не нужно говорить о том, что юный герцог Орлеанский – образец поведения в изысканном обществе!
Господи, о чем он?! При чем здесь его Генрих, этот неотесанный маленький дикарь, который, кажется, никогда не избавится от дурных привычек, набранных в испанской тюрьме?! Диана едва ли не подставила губки для поцелуя, а король развлекает ее вопросами о своем сыне! Красавица начала злиться на такое затягивание действий со стороны Его Величества: не придумал ничего умнее?!
– Вы должны исправить недочеты в его воспитании, которые невольно появились из-за пребывания в каземате.
– Что?!
– Да, да, мадам, именно вы станете его наставницей, воспитательницей, его нянькой! И будете с герцогом до тех пор, пока он не приобретет подобающий вид и умение общаться с придворными, не вызывая насмешек.
Сказать, что Диана изменилась в лице, значит не сказать ничего, король мог быть доволен, мало кому удавалось видеть истинное лицо красотки. Но сейчас его занимал вовсе не ее вид, а то, что следовало добавить, пока она не фыркнула, как кошка.
– Мадам, вы достаточно умны и тонки, чтобы учесть нежную душу ребенка, и достаточно образованны, чтобы проследить за тем, что следовало бы добавить к его знаниям или, напротив, убедить забыть в связи с ненужностью. Кроме того, я полагаю, при дворе вам легче будет справляться с обязанностями сенешальши, ведь вы не намерены отказываться от них?
Но случилось удивительное – супруг оказался потрясающим любовником и многому научил Диану. Помимо альковных утех, он привил жене любовь к верховой езде и правильному образу жизни, предоставил огромную библиотеку и позаботился о том, чтобы юная сенешальша не затворилась исключительно в заботах о рожденной дочери или домашних занятиях. Диана была благодарна жесткой школе своего супруга, превратившего ее в красавицу с утонченным вкусом и прекрасным образованием. Было чем блистать при дворе короля-рыцаря!
Супруг долго не прожил, но, оставшись вдовой, Диана, несмотря на весьма молодой возраст, сумела все взять в свои руки и даже оставить за собой должность мужа. Конечно, не она сама проверяла счета королевского хозяйства, но умела контролировать помощников, Франциск даже не заметил смены сенешаля!
Конечно, красавица и умница, умеющая очаровывать, не могла пройти мимо короля, большого любителя красивых и умных женщин. Но от первого и второго общения с королем Франциском наедине у Дианы остались весьма своеобразные воспоминания. Правда, умение короля обходиться с дамами здесь оказалось ни при чем. В первый раз, когда ее отец попал в неприятную историю и был приговорен к смерти, красавице было двадцать четыре, во второй, когда ее жизнь довольно заметно изменилась, тридцать три…
Когда король сказал, что желает поговорить с ней тет-а-тет, внутри у Дианы что-то дрогнуло. В свое время она ловко провела Франциска, делая вид, будто не понимает, что тот желает получить взамен за спасение ее отца. Но и король не остался в долгу: жизнь Жану де Пуатье была сохранена, только продолжалась она в тюрьме. Диана сохранила свою добродетель, отец остался жив, а король недоволен. И вот теперь новая атака?
Диана уже давно откровенно завидовала фаворитке короля Анне д’Этамп и в глубине души жалела, что слишком дорого оценила свою добродетель. Кто же мог знать, что король на том и остановится? Ей просто не хотелось, чтобы их связь выглядела только уступкой ради спасения своего отца, согласись тогда Диана на близость с Его Величеством, она бы быстро надоела королю. Опасаясь такого поворота событий, красавица и решила немного набить себе цену, однако Франциск повел себя странно: он сделал вид, что поверил в душевные переживания Дианы и не стал уговаривать или продолжать настаивать, оплатив ее спектакль с мольбой за отца по минимуму – заменив тому казнь на пожизненную тюрьму. Диана оказалась в дурацком положении, изображать теперь уступку было нелепо, самой добиваться внимания Его Величества тоже глупо.
И вот тогда красотка принялась старательно изображать… траур по мужу. Чтобы выделиться в блестящей толпе придворных, она отказалась от цветов, переодевшись в черное и белое (если честно, то ей просто не шли никакие цвета, либо придавая ее бледному как полотно лицу мертвенный оттенок, либо вульгарно упрощая). Правда, ее наряды бывали столь откровенны, что на траур никак не походили, но играла Диана вполне талантливо. Выделиться удалось, только короля это никак не приблизило, он обожал двух женщин – свою дорогую сестру Маргариту и свою фаворитку Анну д’Этамп. Естественно, фаворитка быстро почувствовала угрозу со стороны красотки и размышляла, какие бы принять меры против присутствия рядом с королем красотки в черно-белом.
Теперь Диана ломала голову, что бы значило приглашение Его Величества побеседовать наедине…
Все утро перед этой беседой Диана не находила себе места, пытаясь решить, как ей вести себя с королем: сразу ли сдаться или попытаться сначала потребовать удаления фаворитки?
Для начала она приняла ванну. На сей раз не холодную, как обычно, а теплую, чтобы кожа стала мягче, приказала умастить тело маслами с нежным персиковым запахом (Франциск должен с первой минуты почувствовать, что потерял, не став тогда добиваться ее до конца!), особенно внимательно проследила, чтобы ненужные волосы были безжалостно выщипаны, а раздраженные участки обильно смазаны против красноты, долго выбирала наряд и даже заставила камеристку дважды переделать прическу, чтобы особенно выгодно подчеркнуть нежный овал лица…
Наконец все манипуляции с внешним видом и нарядом были закончены. Прекрасно зная привычки своей хозяйки, камеристка Аннет махнула служанкам, чтобы принесли побольше свечей, и встала чуть в стороне с большим канделябром в руках, готовая подсветить еще где-то, если уже горевших свечей будет недостаточно. Диана критически оглядела себя сначала в большом зеркале, чтобы уловить общее впечатление, – оно понравилось, камеристка со множеством помощниц постарались на славу. Потом понадобилось еще одно зеркало – поменьше, чтобы отразить вид сбоку и даже сзади. Но изъянов не нашлось, красавица осталась довольна.
Теперь пришло время бросить критический взгляд на лицо поближе. Диана разглядывала себя то прямо, то в профиль и снова довольно кивнула.
Все было готово, но идти к королю рано, он назначил встречу на двенадцать, Его Величество не поднимался так рано, в отличие от красавицы. Распорядок дня Дианы де Пуатье и образ жизни, который она вела, были предметом пересудов при дворе и откровенного непонимания многих. Красотка, памятуя слова своего супруга, бывшего отменным любовником и очень опытным во многих делах человеком, вставала с рассветом, обязательно два часа в день ездила верхом, не надевая маски для защиты от ветра и солнца, ванну предпочитала холодную для сохранения тонуса кожи и очень много внимания уделяла разным притираниям, смазываниям, отдушкам и особенно состоянию своей груди, весьма гордясь, что ее грудь не хуже той, которую имела первая официальная фаворитка французского короля знаменитая Агнесс Сорель.
Диана ломала голову над тем, почему Его Величество решил атаковать ее утром, а не вечером, как можно было бы ожидать. Боится гнева своей фаворитки? Возможно. Она уже даже представила себе, как сумеет победить Анну д’Этамп и поставить красотку на место! О да, она отдастся королю и покажет, на что способна, а потом постарается, чтобы фаворитка вполне вкусила унижение, связанное с потерей своего места!
Похоже, и Его Величество поднялся раньше обычного, он был весел, чем-то весьма доволен и тянуть время не стал, поцеловав ручку у Дианы и пригласив садиться. Красавица предпочла небольшое кресло, в котором сидеть было не слишком удобно, зато оно не заслоняло саму женщину. Франциск, кивнув, присел напротив, чуть усмехнулся, отметив для себя ее напряженность. Диана могла обмануть кого угодно, даже дам, но только не короля. Едва коснувшись ее руки, чтобы поцеловать пальчики, Франциск уже понял, чего именно боится красотка. Это добавило королю настроения. Она явно подготовилась к встрече, была особенно тщательно причесана и изумительно пахла…
Франциск присмотрелся к Диане, он не уставал восхищаться женщиной, над которой возраст, казалось, не властен. Ей было уже тридцать три, но выглядела вдова сенешаля столь же юной, как и тогда, когда оставила короля с носом. Он знал, что она ведет весьма странный для двора образ жизни, что главным делом жизни считает сохранение своей красоты. Франциск заметил все попытки красотки подтолкнуть его к новой атаке на ее целомудрие, но сделал вид, что ничего не понял. И теперь он тоже прекрасно видел, как она ждет такую атаку и на нее рассчитывает. Несомненно, Диана была готова к почетной капитуляции! Оставалось лишь предпринять попытку, победа обещала быть не слишком трудной…
– Мадам, пересядьте, пожалуйста, ко мне поближе. – Король показал на место рядом с собой на большой кушетке. Ах, какое же это удовольствие знать тайные мысли и чаянья женщины, видеть все ее уловки!
Мадам де Брезе ровно две секунды изображала смущение, но потом сдалась, переместившись ближе к Его Величеству. Теперь их разделяло расстояние всего лишь в ширину ее разложенных юбок. Король улыбнулся:
– Мадам, мне нужна ваша помощь, ваш вкус, ваше умение общаться с людьми, ваше умение очаровывать…
Как ни старалась Диана держать лицо, на нем отразилось легкое беспокойство от непонимания того, что последует. Если она нужна в качестве любовницы или даже фаворитки, то к чему такие предисловия? Но оставалось лишь потупить глазки, играя смущение:
– Вы слишком снисходительны ко мне, Ваше Величество.
– Напротив, я не нахожу слов, чтобы в полной мере выразить восхищение вашими многочисленными талантами, и, кажется, нашел им достойное применение. Как вы находите моего младшего сына Генриха?
Все же ему удалось удивить красотку. При чем здесь Генрих?! Конечно, Диана не задала этот вопрос, но он был столь явно написан на ее лице, с которого благодаря напряженному ожиданию даже на время сползла всегдашняя маска царственного спокойствия. Король с трудом сдержал усмешку, откровенно любуясь легкой растерянностью несостоявшейся любовницы.
– Ваш сын? Принц очень мил…
– О, только не нужно говорить о том, что юный герцог Орлеанский – образец поведения в изысканном обществе!
Господи, о чем он?! При чем здесь его Генрих, этот неотесанный маленький дикарь, который, кажется, никогда не избавится от дурных привычек, набранных в испанской тюрьме?! Диана едва ли не подставила губки для поцелуя, а король развлекает ее вопросами о своем сыне! Красавица начала злиться на такое затягивание действий со стороны Его Величества: не придумал ничего умнее?!
– Вы должны исправить недочеты в его воспитании, которые невольно появились из-за пребывания в каземате.
– Что?!
– Да, да, мадам, именно вы станете его наставницей, воспитательницей, его нянькой! И будете с герцогом до тех пор, пока он не приобретет подобающий вид и умение общаться с придворными, не вызывая насмешек.
Сказать, что Диана изменилась в лице, значит не сказать ничего, король мог быть доволен, мало кому удавалось видеть истинное лицо красотки. Но сейчас его занимал вовсе не ее вид, а то, что следовало добавить, пока она не фыркнула, как кошка.
– Мадам, вы достаточно умны и тонки, чтобы учесть нежную душу ребенка, и достаточно образованны, чтобы проследить за тем, что следовало бы добавить к его знаниям или, напротив, убедить забыть в связи с ненужностью. Кроме того, я полагаю, при дворе вам легче будет справляться с обязанностями сенешальши, ведь вы не намерены отказываться от них?