Страница:
Маргарита вдруг подумала, что ее-то могут просто избить, как случилось сегодня, а вот с Генрихом де Гизом расправиться куда жестче. Король и его брат против де Гиза – это слишком опасно. Как бы прекрасному герцогу не пришлось поплатиться жизнью за такую страсть.
Наверное, будь он женат, братья сквозь пальцы смотрели бы на любовь их сестры и Генриха де Гиза. Семья никогда не позволит им с Генрихом пожениться, значит, ему нужно жениться на другой. Но представить любимого в объятьях этой другой, даже просто исполняющим супружеский долг, было для Маргариты выше ее сил. Нет, они не посмеют!
Маргарита ни минуты не сомневалась в том, кто осуществил кражу письма и передал его королю. Это сделал ненавистный дю Гаст. Мерзкий миньон до такой степени подчинил себе брата короля Генриха Анжу, что герцог смотрел на мир глазами своего фаворита. Одной из тех, против кого почти открыто воевал дю Гаст, была Маргарита. Недавняя любовь брата к сестре быстро превратилась сначала просто в ревность, а потом почти в ненависть.
У Маргариты и Генриха Анжу был недолгий, но весьма бурный роман. Кровосмесительная связь с собственным братом? Но в те времена таким мало кого удивишь, все спали со всеми тайно и открыто. Дю Гаст был фаворитом Генриха Анжу и делить свою власть над герцогом ни с кем не собирался, ему очень хотелось унизить, уничтожить принцессу. Маргарита отвечала фавориту тем же, презирая мужчину с женскими замашками. Именно после появления при Генрихе Анжу дю Гаста образ брата для нее заметно потускнел. Сознавать, что дорогой Генрих способен обнимать этого хлыща, неприятно…
Дю Гаст пытался ухаживать и за самой Маргаритой, но получил весьма резкий отпор, принцесса откровенно дала понять, что презирает фаворита, причем сделала это открыто, при всех. Дю Гаст затаил ненависть, и теперь Маргарита пожинала плоды своей опрометчивости.
Фаворит сумел соблазнить одну из ее фрейлин и похитить со стола принцессы письмо. Собственно, само письмо принадлежало фрейлине королевы-матери Фюльви, предназначалось Генриху де Гизу, но внизу Маргарита сделала довольно откровенную приписку для возлюбленного. Нет, в ней не было ничего компрометирующего, просто уверения в любви.
Этого хватило, чтобы мерзавец дю Гаст показал письмо своему герцогу, Генрих Анжу отнес его брату, а король с помощью матери едва не убил сестру. Повод почти надуманный, слишком мелкий, чтобы даже ругать, но Карл и Екатерина Медичи так боялись даже просто любовного союза Маргариты с Гизом, что буквально взбесились.
Постепенно мысли лежавшей без сна Маргариты вернулись от мерзкого дю Гаста к самому Генриху де Гизу.
Во второй половине дня проведать сестру пришел и король Карл.
– Марго…
Она снова сделала вид, что спит, но по дрожанию ресниц брат понял, что сестра притворяется.
Карл с ужасом смотрел на опухшее, все в кровоподтеках лицо Маргариты, глаз заплыл из-за синяка, губа разбита… Но жалость снова заглушалась раздражением, король чувствовал, как изнутри поднимается что-то ужасное.
– Марго, не делай вид, что ты спишь. Я пришел извиниться.
Маргарита открыла один глаз, второй прятался под синяком, разбитые губы прошептали:
– Я слишком плохо выгляжу, сир.
– Не зови меня королем, тебе я прежде всего брат.
Усмехнуться бы, да слишком все болело. В голосе Карла раздражение, кто знает, к чему оно может привести, временами король совершенно неуправляем.
Король поднялся, нервно прошелся по спальне, насколько позволяли небольшие ее размеры. Чувствовалось, что он взволнован, потрясен видом избитой Маргариты, что одновременно хочет извиниться перед ней и оправдаться перед собой. Карл долго что-то говорил, даже руками размахивал, принцесса не прислушивалась, голос короля просто жужжал сквозь страшный гул в голове.
Выговорившись, король немного постоял, наблюдая за свернувшейся калачиком, безучастной ко всему сестрой, презрительно фыркнул и бросился вон. Маргарита прикрыла глаза. Но сквозь туман и боль всплыли слова брата. Он что-то говорил про завтра и про Генриха? Ну, про Гиза ясно что – клял на чем свет стоит, а завтра… что будет завтра?
– Мадам Кюртон, завтра бал или прием?
Та удивилась:
– Завтра охота, мадам, потому во дворце ничего не предвидится.
– Какая охота, ведь король не собирался охотиться?
– Собрался, причем приказал отправиться с ним приору Ангулемскому и Гизу тоже.
У Маргариты все похолодело внутри. Приор Ангулемский, собирающийся на охоту одновременно с Генрихом де Гизом, означал только одно: герцога приказано убить. Принцесса хорошо знала основное умение своего незаконнорожденного брата Ангулемского, тот большой мастер тайных убийств. Надо предупредить об опасности Генриха, даже если за этим последует новая экзекуция!
– Мадам де Кюртон, сейчас вы отправитесь к герцогу де Гизу и предупредите его, чтобы на охоту не ездил, это слишком опасно. А потом можете рассказывать о моей просьбе брату.
Гувернантка, чувствовавшая себя виноватой, вздохнула:
– Мадам, я вовсе не хотела вам ничего плохого, поверьте. И вашему брату ничего лишнего не рассказывала. Но если бы не я, то он нанял кого-то другого…
Маргарита несколько мгновений внимательно смотрела на женщину, а потом расхохоталась:
– Вы умница, я на вас не сержусь. Но предупредить Генриха об опасности все равно нужно.
– Может, его уже предупредил ваш брат, все же герцог Анжу и герцог де Гиз всегда были так дружны…
– Конечно! Но это не помешало моему предателю-братцу заполучить мое письмо и отдать его королеве-матери.
– О боже!..
Все было готово к королевской охоте, охотники собрались, собаки в нетерпении рвали привязь, но король почему-то не отдавал приказ двинуться.
– Кого мы ждем?
Карл насмешливо блеснул глазами на брата:
– Генриха де Гиза.
Король хотел сказать еще что-то, но в тот момент вернулся отправленный к Гизу слуга с сообщением, что герцог вывихнул ногу и вынужден лечь в постель.
Глаза Карла налились кровью, окружающие невольно отодвинулись подальше, прекрасно зная, что за этим может последовать – в приступе бешенства тот был способен запросто прибить кого-нибудь, подвернувшегося под руку. Досталось собакам, их визг подтвердил, что осторожность была не лишней.
Выехали без Гиза, в тот день на охоте король расправлялся с убитой оленухой с особой жестокостью. Все видевшие этот приступ ярости содрогнулись.
Генрих де Гиз действительно полулежал, изображая вывих. Мадам де Кюртон сумела предупредить его в последнюю минуту, и теперь герцог ломал голову над тем, правильно ли поступил. А вдруг в планы убийц входило его отсутствие на охоте? Что, если убивать придут сюда, в его покои, пока король с остальными на охоте?
Он спешно послал за своим дядей кардиналом Лотарингским, чтобы посоветоваться. Шарль де Гиз, дядя молодого герцога, был любовником королевы, но все, в том числе и он сам, прекрасно понимали, что Екатерине Медичи нужен не столько любовный пыл кардинала, сколько его зависимость и постоянное пребывание рядом. Так безопасней, ведь королева боялась де Гизов.
Кардинал не заставил себя долго ждать. Он вошел своей довольно тяжелой походкой, так отличавшейся от легкой поступи его брата Франсуа де Гиза, погибшего за Францию, отца Генриха де Гиза.
– Что случилось? Мне сказали, ты болен?
– Всего лишь вывих, это не опасно, просто придется некоторое время посидеть в кресле, – рассмеялся Генрих, показывая на свою ногу, устроенную на втором кресле, придвинутом поближе.
Некоторое время кардинал разглядывал племянника и его ногу, потом устроился на кушетке, жалобно скрипнувшей под его весом.
– Зачем ты звал меня?
– Думаю, судьба помогла мне выжить, послав вот это, – кивнул на ногу Генрих.
– Я тоже так думаю. При дворе тебе становится слишком опасно. Ты знаешь, что Маргариту вчера избили?
Генрих мрачно кивнул.
– Кто предупредил тебя?
– Она.
– Некоторое время не стоит встречаться или делать это с особой осторожностью.
– Маргариту нельзя оставлять без присмотра, того и гляди влюбится в кого-то другого.
– Ты плохо знаешь женщин, дорогой мой. Когда им что-то недоступно, этого хочется вдвойне. Я сумею передать ей, что ты весь в огне, но ради ее же спокойствия пока вынужден держаться подальше. И буду напоминать время от времени, пусть горит. Ты тоже иногда бросай на нее пламенные взгляды, только не в присутствии братьев. Писем не нужно, это опасно, Маргарита поплатилась за приписку к письму Фюльви, не стоит дразнить гусей.
Генрих вздохнул:
– Беда в том, что я действительно люблю Маргариту. Она из всех Валуа самая умная и красивая. Сестрицы тоже хороши, но они старые… а братцы…
Дальше продолжать явно не стоило, ведь в любом королевском замке даже стены имели уши.
Маргарита страдала несколько дней, связь с Генрихом становилась слишком опасной не только для нее, но и для возлюбленного, ярость, в которую пришел Карл, узнав, что герцога не будет на охоте, как и то, что он упорно дожидался де Гиза, подтвердила ее опасения. Рисковать жизнью Генриха Маргарита не могла. Принцесса прекрасно понимала, что ни брат, ни тем более мать никогда не позволят ей выйти за Генриха замуж, это означало бы усиление ненавистных королеве Гизов. Но сердцу не прикажешь, ему наплевать, что она Валуа, а он Гиз.
И Маргарита смирилась.
«…дорогая Клод, умоляю тебя содействовать отъезду герцога де Гиза от королевского двора… а еще его женитьбе… Ради его спасения я готова пожертвовать собой. Если бы я могла обменять свою жизнь на его, с легкостью сделала бы это, но думаю, даже это будет бесполезно. Найди среди своих фрейлин достойную супругу Генриху, с которой он не был бы несчастен»…
Сестра Маргариты Клод Лотарингская правильно поняла принцессу, со слезами на глазах она читала письмо с просьбой разрушить счастье ради жизни любимого. Но принцессы не простолюдинки, хотя и им не всегда удается выйти замуж за возлюбленных. Клод понимала, что Маргарите никогда не позволят стать женой кого-то из Гизов, дай бог, чтобы ее муж не был слишком стар или противен…
Сама Клод была выдана замуж в одиннадцать лет за юного Карла Лотарингского, но брак оказался весьма удачным. Клод любили все, несмотря на ее горб и хромоту, сама Екатерина Медичи относилась к ней лучше, чем к остальным дочерям. У супругов, как только они действительно стали таковыми, каждый год рождалось по ребенку, Клод вынашивала детей спокойно, никто не слышал от нее ни слова жалобы на свою женскую долю. Но она действительно была счастлива.
Кроткая, тихая Клод представить себе не могла, как ее сестрица рискует заводить что ни год нового любовника. А то и нескольких сразу. Но Маргариту не перевоспитать, нужно хотя бы помочь не свернуть шею. Клод согласилась посодействовать.
Немного погодя герцог де Гиз и впрямь объявил о своей предстоящей женитьбе на Екатерине Клевской, немолодой, довольно упитанной даме из свиты Клод Лотарингской. Толстушка Екатерина не была умна или изящна, зато по примеру своей королевы исправно рожала Генриху де Гизу детей и не слишком стесняла красавца в его действиях.
Дядя Генриха кардинал Лотарингский тоже получил почетную отставку и был попросту отправлен в Рим. Королева-мать развязала себе руки, во всяком случае, ей так казалось.
Маргарита, сама же устроившая брак возлюбленного, рыдала несколько дней.
Как он мог, как мог?! Даже Генрих ее предал!
Принцесса очень просила подобрать де Гизу такую супругу, чтобы у нее самой не вызывала ревности. Клод нашла, однако представлять себе Генриха в объятиях и особенно в постели с толстухой Клевской оказалось не менее больно, чем в объятиях красотки. Они принесли себя в жертву семейным амбициям, вернее, пока принес герцог, очередь Маргариты еще не подошла.
Нельзя сказать, чтобы Екатерина Медичи вот так безоговорочно поверила в послушание дочери, слишком строптивый нрав у Маргариты. Она вызвала дочь к себе.
Принцесса при известии, что ее требует к себе королева-мать, почувствовала, как свело желудок. Так бывало всегда, когда Екатерина желала поговорить с дочерью. Властная, ставшая со временем просто жестокой, Екатерина Медичи даже собственных детей готова принести в жертву власти. Ее единственное желание – сохранить Францию единой несмотря ни на что! Было и второе, в котором она признавалась только сама себе: сделать королем этой единой Франции своего любимого сына – Генриха, герцога Анжу.
Мадам де Кюртон спешно поправляла на своей подопечной складки платья, перед Екатериной Медичи даже дочери нельзя предстать как попало. Перед входом в кабинет королевы-матери Маргарита перекрестилась и, глубоко вздохнув, шагнула через порог.
Екатерина долго смотрела на дочь своими выпуклыми, словно навечно застывшими глазами. Она прекрасно знала силу этого взгляда, знала, как боится его Маргарита. Но на сей раз дочь глаз не опустила, в ней появилось что-то, заставившее насторожиться королеву, у принцессы внутри словно появился несгибаемый стержень.
– Присядьте, дочь моя, нам нужно поговорить.
Снова повисло молчание, которого раньше так боялась дочь, однако теперь она не боялась уже ничего. Ее избили брат и мать, ей пришлось отказаться от любимого человека, чем можно еще испугать Маргариту де Валуа? Отправить в крепость? Чепуха, принцесса прекрасно знала, что слишком важна для матери и брата в их политических играх. Вернее, важна не она сама, а возможность выдать замуж по расчету.
Маргарита не ошиблась, королева-мать действительно решила поговорить о предстоящем браке. Шли переговоры о браке Маргариты с королем Португалии. А еще с королевой Наварры Жанной д’Альбре о браке ее сына Генриха Наваррского.
Португалия сильна, но уезжать в совершенно чужую страну с чужими языком и обычаями Маргарите казалось ужасным. Однако и второй вариант был не лучше. Сын королевы Наварры Жанны д’Альбре не был красавцем вовсе, к тому же груб, неотесан и вовсе не стремился стать более изящным. Для утонченной умницы и красавицы это была очень плохая партия.
Вообще-то договор о женитьбе Генриха де Бурбона на Маргарите де Валуа был составлен еще при жизни Антуана де Бурбона, тому очень нравилась идея в будущем женить своего крепыша Анри на красотке Маргарите. Какое-то время Генрих жил с отцом в Париже, и дети росли вместе. Но Маргарите вовсе не нравился мужиковатый и вовсе не изящный Анри, а тому изнеженная, живая, как ртуть, девчонка. Но в том возрасте сами они о возможной свадьбе и не помышляли.
После смерти Антуана вопрос просто забылся, Маргариту несколько раз сватали, но всякий раз политические соображения перевешивали и замужество откладывалось. Девушка отнюдь не переживала, она была юна, хороша собой и вовсе не стремилась покидать блестящий французский двор, чтобы отправиться куда-нибудь в суровую Испанию, далекую, малопонятную ей Венгрию или того хуже – крошечную Наварру.
И вот время пришло, и дело не только в ее романе с Генрихом де Гизом, матери и брату нужно выбирать, с кем выгодней иметь союз, а сама Маргарита просто игрушка в сложной политической игре. Но такова участь всех принцесс, мало кто выходит замуж на родине и по любви. Обычно принцессу отправляют далеко, и она всю жизнь тоскует по дому среди чужих людей. Такие случаи, как у ее сестер – Елизаветы, вышедшей замуж за Филиппа Испанского и ставшей настоящей испанской королевой, и Клод, обожавшей мужа и обожаемой им герцогиней Лотарингской, – редки. Маргарита понимала, что скоро придет и ее пора, и на счастливый брак не надеялась, хотелось только брака равного, а брачный союз с Наваррой – откровенный мезальянс.
Но она решилась:
– Я подчинюсь вашей воле и выйду замуж за того, кого вы назовете. Но при одном условии.
Карл только открыл рот, чтобы крикнуть, что никаких условий не потерпит, но королева-мать положила пальцы на его запястье, останавливая зарождающийся приступ гнева. Тогда она еще это могла, позже король во гневе станет совсем неуправляемым и даже его мать будет держаться во время королевской истерики подальше.
– Каком?
– Вы ничего не сделаете против Генриха де Гиза.
– Но никто против твоего Генриха ничего и не делает, – голос королевы вкрадчив. Маргарита слишком хорошо знала, что означает такая вкрадчивость, – ее пытаются обмануть.
– Охотно верю и хочу, чтобы так было и впредь.
– Тогда к чему ставить такие условия?
– Вы поклянетесь, что ничего не предпримите против Генриха де Гиза, все трое поклянетесь. И если хоть кто-то клятву нарушит, я тоже буду считать себя свободной от обещания.
Карл даже зубами заскрипел, но мать опередила сына:
– Если ты до такой степени не уважаешь свою семью, то мы готовы поклясться. Но этим ты лишаешь себя нашей поддержки и любви.
Теперь фыркнул Генрих, Маргарита понимала, что о любви с его стороны после заступничества за Гиза речи идти уже не может.
И все же мать и братья были вынуждены поклясться на Священном Писании, что оставят герцога де Гиза в покое, а сама Маргарита тоже принесла клятву, что выйдет замуж за любого, кого назовут родные. Конечно, королева-мать назвала Генриха Наваррского. Откровенная пощечина, но Маргарита была к ней готова.
Она вышла из кабинета словно деревянная кукла, только слезы ручьем катились из глаз. Фрейлины, не слышавшие из-за двери крика или чего-то подобного, удивленно смотрели на принцессу:
– Мадам, что с вами?
Маргарита, не замечая никого, молча проследовала в свои покои и только там рухнула на постель и разрыдалась в голос. Она плакала так горько, что мадам де Крютон даже перепугалась:
– Да что же случилось?!
– Я купила жизнь любимого ценой собственного счастья. А еще превратила своих родных во врагов.
– О господи! Что вы такого наговорили?
– Ничего. Просто потребовала поклясться, что они не убьют Гиза, в обмен на мое согласие выйти замуж за кого угодно.
Гувернантка подумала, что никакая клятва не удержит королевскую семейку от убийства, если его задумают, и что Маргарита все равно выйдет замуж за того, кого назовет королева-мать.
– Почему вы решили, что родные стали врагами?
– Ты бы видела, как они на меня смотрели! Я осмелилась заступиться за Гиза!
– А почему пришлось за него заступаться?
Маргарита уселась на постели, вытерла слезы тыльной стороной ладони и громко хлюпнула носом:
– Все равно придется выходить замуж за этого беарнца, надо же хоть что-то за это выторговать…
Они посмотрели друг на дружку и вдруг… весело расхохотались.
И все же первым мать женила Карла, выбрав для него дочь императора Германии Елизавету. С чего бы так торопиться Екатерине Медичи, ведь у молодоженов мог родиться сын и тогда очередь к трону ее любимчика Генриха Анжу отодвигалась? Но Карл умудрился влюбиться. Когда-то он был по-настоящему влюблен в жену своего брата Марию Стюарт и очень надеялся, что после смерти Франциска сможет на ней жениться. Пришлось Екатерине Медичи поторопиться с отправкой ненавистной невестки восвояси – в Шотландию.
Немного пострадав, Карл пустился во все тяжкие, заводя одну любовницу за другой, пока на охоте случайно не встретил Марию Туше и не отдал свое сердце ей. По его просьбе Маргарита взяла дочь частного пристава Орлеанского судебного округа к себе в горничные, чтобы братец мог видеться с ней постоянно. Сначала королева-мать не противилась такой страсти, рассчитывая, что ее, как и всех прежних, надолго не хватит.
Но шли дни, а влюбленность короля не ослабевала, Екатерина Медичи посмеивалась над сыном, но только до тех пор, пока ее прежде послушный Карл не попал под сильное влияние девицы. Дело в том, что девушка была протестанткой, и как бы терпимо ни относилась королева-мать к верованиям своих придворных, допустить, чтобы ее сыну-королю диктовала волю не она, а любовница, пусть и со слов адмирала Колиньи, не могла.
Просто прогнать из дворца, из спальни и из сердца Карла Марию Туше невозможно, это понимала и Екатерина Медичи, а потому поспешила его женить. Елизавета Карлу понравилась и сама в него влюбилась, но с любовницей король не расстался, хотя та и была изгнана в Орлеан с глаз долой от молодой королевы.
Екатерина с сожалением поняла, что завладеть сердцем мужа Елизавете не удалось, а вот Мария Туше и Колиньи продолжали оказывать на Карла сильное влияние. Все, что удалось королеве-матери, – отправить любовницу старшего сына в Амбуаз под предлогом того, что истинный мужчина не станет держать любовницу рядом с супругой, чтобы не расстраивать законную жену.
И вот теперь в Амбуазе у Карла жила любовница, в Лувре жена, а он периодически развлекался с дамами легкого поведения вместе с братом Генрихом Анжу. Но сестре Маргарите любовника иметь не позволял.
Стараниями Екатерины Медичи Жанна д’Альбре все же согласилась на брак между своим сыном и Маргаритой де Валуа. Вообще-то Маргарита имела куда более высокое положение, чем ее будущий супруг, к тому же была красива и образованна, но королева Наварры решила выторговать все, что только возможно, и чрезвычайно в этом преуспела. Задавшись целью таким браком примирить католиков и гугенотов страны, Екатерина Медичи пошла на откровенные уступки. И вот, наконец, будущая свекровь Маргариты прибыла в Блуа, где в то время находился двор.
Жанна д’Альбре казалась полной противоположностью самой Маргарите. Насколько та выглядела здоровой и цветущей, насколько была подвижна и жива, насколько любила все яркое и блестящее, настолько Жанна д’Альбре была бледна, измучена, строга в поведении и одежде. Казалось, монастырская наставница приглядывалась к будущей послушнице. Сначала Маргарита даже ужаснулась, но по требованию матери постаралась произвести на гостью как можно лучшее впечатление.
Хитрая девушка решила действительно произвести лучшее впечатление, но одновременно такое, чтобы у матери Генриха появилось одно желание: не женить сына на красотке!
Королева-мать не могла придраться к поведению дочери. Маргарита умна, образованна и очень красива, она всячески выказывала будущей свекрови свое уважение, но Жанна д’Альбре все равно недовольна невесткой. Уж слишком вольна в рассуждениях принцесса Маргарита. Нет, строгому нраву королевы Наварры не по вкусу свобода нравов французского двора. Одна надежда, что после замужества молодая пара уедет в Беарн и там юной королеве придется присмиреть. Жанна даже надеялась, что ей удастся сделать из Маргариты хорошую протестантку.
Когда такой разговор зашел с королевой-матерью, Екатерина Медичи забыла все свои манеры и едва не накричала на родственницу. Нет, нет и нет! Маргарита никогда не станет гугеноткой! Пусть лучше Генрих Наваррский, подобно своему отцу, поменяет веру и вернется в католичество, в котором, кстати, крещен.
Это был очень серьезный вопрос, но королева-мать вовремя опомнилась и снова принялась убеждать королеву Наварры, что в браке гугенота и католички нет ничего страшного, тем паче папа римский разрешит… Не разрешил? Это только пока. Не может же понтифик срочно отвечать на такие обращения, но скоро, совсем скоро разрешение будет.
Жанне д’Альбре очень хотелось заполучить в качестве невестки принцессу Валуа, но она все равно предпочитала торговаться и пока вести разговоры с самой Маргаритой, в том числе и… о любви, вернее, о лирической поэзии.
– Ах, Ваше Величество! Мой отец король Генрих когда-то разрешил Луизе Шарли-Лабе издавать свои стихи безо всякого надзора. Но кто был бы вправе надзирать, если все ее стихи о любви. Она воспевала любовь так, как может воспевать только страстная и много любившая женщина.
– Вы меня пугаете, мадам. В столь юном возрасте рассуждать о любви так, словно вы познали все в жизни…
– Все? О нет! Но послушайте, разве она не права?
– Да, хотя не только ее.
– И все о любви?
Маргарита изумленно посмотрела на будущую свекровь:
– Нет, нет. Но стихи Лабе я люблю очень.
Жанна подумала, что Маргарите будет трудно с Генрихом, а самому грубоватому Генриху с утонченной супругой. Но жаль при этом Жанне д’Альбре будущую невестку не стало, напротив, пожалела сына, ведь ему придется сдерживаться.
Сама невеста вовсе не была о женихе хорошего мнения, она знала Генриха с детства, с того времени, когда при дворе еще жил его отец Антуан де Бурбон. Генрих действительно грубый мальчишка, весьма неряшливый и не слишком разборчивый в своих связях. То, что Маргарита услышала о своем женихе, подтверждало: за годы отсутствия при французском дворе ни чистоплотней, ни элегантней Генрих не стал. По-прежнему его любимое блюдо – яичница с чесноком, а под ногтями полоски грязи.
Оставалась одна надежда, что папа римский попросту не даст разрешения на этот брак. Либо затянет так надолго, что разговоры о свадьбе сами собой сойдут на нет.
– Мадам, вы случайно не падали в последнее время?
Голос у акушерки неуверенный, но встревоженный. Маргарита, которая попросила ее посмотреть из-за непрекращающихся болей внизу живота, закусила губу, пытаясь для себя решить, можно ли откровенно говорить об избиении. Решила, что нет, просто кивнула:
Наверное, будь он женат, братья сквозь пальцы смотрели бы на любовь их сестры и Генриха де Гиза. Семья никогда не позволит им с Генрихом пожениться, значит, ему нужно жениться на другой. Но представить любимого в объятьях этой другой, даже просто исполняющим супружеский долг, было для Маргариты выше ее сил. Нет, они не посмеют!
Маргарита ни минуты не сомневалась в том, кто осуществил кражу письма и передал его королю. Это сделал ненавистный дю Гаст. Мерзкий миньон до такой степени подчинил себе брата короля Генриха Анжу, что герцог смотрел на мир глазами своего фаворита. Одной из тех, против кого почти открыто воевал дю Гаст, была Маргарита. Недавняя любовь брата к сестре быстро превратилась сначала просто в ревность, а потом почти в ненависть.
У Маргариты и Генриха Анжу был недолгий, но весьма бурный роман. Кровосмесительная связь с собственным братом? Но в те времена таким мало кого удивишь, все спали со всеми тайно и открыто. Дю Гаст был фаворитом Генриха Анжу и делить свою власть над герцогом ни с кем не собирался, ему очень хотелось унизить, уничтожить принцессу. Маргарита отвечала фавориту тем же, презирая мужчину с женскими замашками. Именно после появления при Генрихе Анжу дю Гаста образ брата для нее заметно потускнел. Сознавать, что дорогой Генрих способен обнимать этого хлыща, неприятно…
Дю Гаст пытался ухаживать и за самой Маргаритой, но получил весьма резкий отпор, принцесса откровенно дала понять, что презирает фаворита, причем сделала это открыто, при всех. Дю Гаст затаил ненависть, и теперь Маргарита пожинала плоды своей опрометчивости.
Фаворит сумел соблазнить одну из ее фрейлин и похитить со стола принцессы письмо. Собственно, само письмо принадлежало фрейлине королевы-матери Фюльви, предназначалось Генриху де Гизу, но внизу Маргарита сделала довольно откровенную приписку для возлюбленного. Нет, в ней не было ничего компрометирующего, просто уверения в любви.
Этого хватило, чтобы мерзавец дю Гаст показал письмо своему герцогу, Генрих Анжу отнес его брату, а король с помощью матери едва не убил сестру. Повод почти надуманный, слишком мелкий, чтобы даже ругать, но Карл и Екатерина Медичи так боялись даже просто любовного союза Маргариты с Гизом, что буквально взбесились.
Постепенно мысли лежавшей без сна Маргариты вернулись от мерзкого дю Гаста к самому Генриху де Гизу.
Во второй половине дня проведать сестру пришел и король Карл.
– Марго…
Она снова сделала вид, что спит, но по дрожанию ресниц брат понял, что сестра притворяется.
Карл с ужасом смотрел на опухшее, все в кровоподтеках лицо Маргариты, глаз заплыл из-за синяка, губа разбита… Но жалость снова заглушалась раздражением, король чувствовал, как изнутри поднимается что-то ужасное.
– Марго, не делай вид, что ты спишь. Я пришел извиниться.
Маргарита открыла один глаз, второй прятался под синяком, разбитые губы прошептали:
– Я слишком плохо выгляжу, сир.
– Не зови меня королем, тебе я прежде всего брат.
Усмехнуться бы, да слишком все болело. В голосе Карла раздражение, кто знает, к чему оно может привести, временами король совершенно неуправляем.
Король поднялся, нервно прошелся по спальне, насколько позволяли небольшие ее размеры. Чувствовалось, что он взволнован, потрясен видом избитой Маргариты, что одновременно хочет извиниться перед ней и оправдаться перед собой. Карл долго что-то говорил, даже руками размахивал, принцесса не прислушивалась, голос короля просто жужжал сквозь страшный гул в голове.
Выговорившись, король немного постоял, наблюдая за свернувшейся калачиком, безучастной ко всему сестрой, презрительно фыркнул и бросился вон. Маргарита прикрыла глаза. Но сквозь туман и боль всплыли слова брата. Он что-то говорил про завтра и про Генриха? Ну, про Гиза ясно что – клял на чем свет стоит, а завтра… что будет завтра?
– Мадам Кюртон, завтра бал или прием?
Та удивилась:
– Завтра охота, мадам, потому во дворце ничего не предвидится.
– Какая охота, ведь король не собирался охотиться?
– Собрался, причем приказал отправиться с ним приору Ангулемскому и Гизу тоже.
У Маргариты все похолодело внутри. Приор Ангулемский, собирающийся на охоту одновременно с Генрихом де Гизом, означал только одно: герцога приказано убить. Принцесса хорошо знала основное умение своего незаконнорожденного брата Ангулемского, тот большой мастер тайных убийств. Надо предупредить об опасности Генриха, даже если за этим последует новая экзекуция!
– Мадам де Кюртон, сейчас вы отправитесь к герцогу де Гизу и предупредите его, чтобы на охоту не ездил, это слишком опасно. А потом можете рассказывать о моей просьбе брату.
Гувернантка, чувствовавшая себя виноватой, вздохнула:
– Мадам, я вовсе не хотела вам ничего плохого, поверьте. И вашему брату ничего лишнего не рассказывала. Но если бы не я, то он нанял кого-то другого…
Маргарита несколько мгновений внимательно смотрела на женщину, а потом расхохоталась:
– Вы умница, я на вас не сержусь. Но предупредить Генриха об опасности все равно нужно.
– Может, его уже предупредил ваш брат, все же герцог Анжу и герцог де Гиз всегда были так дружны…
– Конечно! Но это не помешало моему предателю-братцу заполучить мое письмо и отдать его королеве-матери.
– О боже!..
Все было готово к королевской охоте, охотники собрались, собаки в нетерпении рвали привязь, но король почему-то не отдавал приказ двинуться.
– Кого мы ждем?
Карл насмешливо блеснул глазами на брата:
– Генриха де Гиза.
Король хотел сказать еще что-то, но в тот момент вернулся отправленный к Гизу слуга с сообщением, что герцог вывихнул ногу и вынужден лечь в постель.
Глаза Карла налились кровью, окружающие невольно отодвинулись подальше, прекрасно зная, что за этим может последовать – в приступе бешенства тот был способен запросто прибить кого-нибудь, подвернувшегося под руку. Досталось собакам, их визг подтвердил, что осторожность была не лишней.
Выехали без Гиза, в тот день на охоте король расправлялся с убитой оленухой с особой жестокостью. Все видевшие этот приступ ярости содрогнулись.
Генрих де Гиз действительно полулежал, изображая вывих. Мадам де Кюртон сумела предупредить его в последнюю минуту, и теперь герцог ломал голову над тем, правильно ли поступил. А вдруг в планы убийц входило его отсутствие на охоте? Что, если убивать придут сюда, в его покои, пока король с остальными на охоте?
Он спешно послал за своим дядей кардиналом Лотарингским, чтобы посоветоваться. Шарль де Гиз, дядя молодого герцога, был любовником королевы, но все, в том числе и он сам, прекрасно понимали, что Екатерине Медичи нужен не столько любовный пыл кардинала, сколько его зависимость и постоянное пребывание рядом. Так безопасней, ведь королева боялась де Гизов.
Кардинал не заставил себя долго ждать. Он вошел своей довольно тяжелой походкой, так отличавшейся от легкой поступи его брата Франсуа де Гиза, погибшего за Францию, отца Генриха де Гиза.
– Что случилось? Мне сказали, ты болен?
– Всего лишь вывих, это не опасно, просто придется некоторое время посидеть в кресле, – рассмеялся Генрих, показывая на свою ногу, устроенную на втором кресле, придвинутом поближе.
Некоторое время кардинал разглядывал племянника и его ногу, потом устроился на кушетке, жалобно скрипнувшей под его весом.
– Зачем ты звал меня?
– Думаю, судьба помогла мне выжить, послав вот это, – кивнул на ногу Генрих.
– Я тоже так думаю. При дворе тебе становится слишком опасно. Ты знаешь, что Маргариту вчера избили?
Генрих мрачно кивнул.
– Кто предупредил тебя?
– Она.
– Некоторое время не стоит встречаться или делать это с особой осторожностью.
– Маргариту нельзя оставлять без присмотра, того и гляди влюбится в кого-то другого.
– Ты плохо знаешь женщин, дорогой мой. Когда им что-то недоступно, этого хочется вдвойне. Я сумею передать ей, что ты весь в огне, но ради ее же спокойствия пока вынужден держаться подальше. И буду напоминать время от времени, пусть горит. Ты тоже иногда бросай на нее пламенные взгляды, только не в присутствии братьев. Писем не нужно, это опасно, Маргарита поплатилась за приписку к письму Фюльви, не стоит дразнить гусей.
Генрих вздохнул:
– Беда в том, что я действительно люблю Маргариту. Она из всех Валуа самая умная и красивая. Сестрицы тоже хороши, но они старые… а братцы…
Дальше продолжать явно не стоило, ведь в любом королевском замке даже стены имели уши.
Маргарита страдала несколько дней, связь с Генрихом становилась слишком опасной не только для нее, но и для возлюбленного, ярость, в которую пришел Карл, узнав, что герцога не будет на охоте, как и то, что он упорно дожидался де Гиза, подтвердила ее опасения. Рисковать жизнью Генриха Маргарита не могла. Принцесса прекрасно понимала, что ни брат, ни тем более мать никогда не позволят ей выйти за Генриха замуж, это означало бы усиление ненавистных королеве Гизов. Но сердцу не прикажешь, ему наплевать, что она Валуа, а он Гиз.
И Маргарита смирилась.
«…дорогая Клод, умоляю тебя содействовать отъезду герцога де Гиза от королевского двора… а еще его женитьбе… Ради его спасения я готова пожертвовать собой. Если бы я могла обменять свою жизнь на его, с легкостью сделала бы это, но думаю, даже это будет бесполезно. Найди среди своих фрейлин достойную супругу Генриху, с которой он не был бы несчастен»…
Сестра Маргариты Клод Лотарингская правильно поняла принцессу, со слезами на глазах она читала письмо с просьбой разрушить счастье ради жизни любимого. Но принцессы не простолюдинки, хотя и им не всегда удается выйти замуж за возлюбленных. Клод понимала, что Маргарите никогда не позволят стать женой кого-то из Гизов, дай бог, чтобы ее муж не был слишком стар или противен…
Сама Клод была выдана замуж в одиннадцать лет за юного Карла Лотарингского, но брак оказался весьма удачным. Клод любили все, несмотря на ее горб и хромоту, сама Екатерина Медичи относилась к ней лучше, чем к остальным дочерям. У супругов, как только они действительно стали таковыми, каждый год рождалось по ребенку, Клод вынашивала детей спокойно, никто не слышал от нее ни слова жалобы на свою женскую долю. Но она действительно была счастлива.
Кроткая, тихая Клод представить себе не могла, как ее сестрица рискует заводить что ни год нового любовника. А то и нескольких сразу. Но Маргариту не перевоспитать, нужно хотя бы помочь не свернуть шею. Клод согласилась посодействовать.
Немного погодя герцог де Гиз и впрямь объявил о своей предстоящей женитьбе на Екатерине Клевской, немолодой, довольно упитанной даме из свиты Клод Лотарингской. Толстушка Екатерина не была умна или изящна, зато по примеру своей королевы исправно рожала Генриху де Гизу детей и не слишком стесняла красавца в его действиях.
Дядя Генриха кардинал Лотарингский тоже получил почетную отставку и был попросту отправлен в Рим. Королева-мать развязала себе руки, во всяком случае, ей так казалось.
Маргарита, сама же устроившая брак возлюбленного, рыдала несколько дней.
Как он мог, как мог?! Даже Генрих ее предал!
Принцесса очень просила подобрать де Гизу такую супругу, чтобы у нее самой не вызывала ревности. Клод нашла, однако представлять себе Генриха в объятиях и особенно в постели с толстухой Клевской оказалось не менее больно, чем в объятиях красотки. Они принесли себя в жертву семейным амбициям, вернее, пока принес герцог, очередь Маргариты еще не подошла.
Нельзя сказать, чтобы Екатерина Медичи вот так безоговорочно поверила в послушание дочери, слишком строптивый нрав у Маргариты. Она вызвала дочь к себе.
Принцесса при известии, что ее требует к себе королева-мать, почувствовала, как свело желудок. Так бывало всегда, когда Екатерина желала поговорить с дочерью. Властная, ставшая со временем просто жестокой, Екатерина Медичи даже собственных детей готова принести в жертву власти. Ее единственное желание – сохранить Францию единой несмотря ни на что! Было и второе, в котором она признавалась только сама себе: сделать королем этой единой Франции своего любимого сына – Генриха, герцога Анжу.
Мадам де Кюртон спешно поправляла на своей подопечной складки платья, перед Екатериной Медичи даже дочери нельзя предстать как попало. Перед входом в кабинет королевы-матери Маргарита перекрестилась и, глубоко вздохнув, шагнула через порог.
Екатерина долго смотрела на дочь своими выпуклыми, словно навечно застывшими глазами. Она прекрасно знала силу этого взгляда, знала, как боится его Маргарита. Но на сей раз дочь глаз не опустила, в ней появилось что-то, заставившее насторожиться королеву, у принцессы внутри словно появился несгибаемый стержень.
– Присядьте, дочь моя, нам нужно поговорить.
Снова повисло молчание, которого раньше так боялась дочь, однако теперь она не боялась уже ничего. Ее избили брат и мать, ей пришлось отказаться от любимого человека, чем можно еще испугать Маргариту де Валуа? Отправить в крепость? Чепуха, принцесса прекрасно знала, что слишком важна для матери и брата в их политических играх. Вернее, важна не она сама, а возможность выдать замуж по расчету.
Маргарита не ошиблась, королева-мать действительно решила поговорить о предстоящем браке. Шли переговоры о браке Маргариты с королем Португалии. А еще с королевой Наварры Жанной д’Альбре о браке ее сына Генриха Наваррского.
Португалия сильна, но уезжать в совершенно чужую страну с чужими языком и обычаями Маргарите казалось ужасным. Однако и второй вариант был не лучше. Сын королевы Наварры Жанны д’Альбре не был красавцем вовсе, к тому же груб, неотесан и вовсе не стремился стать более изящным. Для утонченной умницы и красавицы это была очень плохая партия.
Вообще-то договор о женитьбе Генриха де Бурбона на Маргарите де Валуа был составлен еще при жизни Антуана де Бурбона, тому очень нравилась идея в будущем женить своего крепыша Анри на красотке Маргарите. Какое-то время Генрих жил с отцом в Париже, и дети росли вместе. Но Маргарите вовсе не нравился мужиковатый и вовсе не изящный Анри, а тому изнеженная, живая, как ртуть, девчонка. Но в том возрасте сами они о возможной свадьбе и не помышляли.
После смерти Антуана вопрос просто забылся, Маргариту несколько раз сватали, но всякий раз политические соображения перевешивали и замужество откладывалось. Девушка отнюдь не переживала, она была юна, хороша собой и вовсе не стремилась покидать блестящий французский двор, чтобы отправиться куда-нибудь в суровую Испанию, далекую, малопонятную ей Венгрию или того хуже – крошечную Наварру.
И вот время пришло, и дело не только в ее романе с Генрихом де Гизом, матери и брату нужно выбирать, с кем выгодней иметь союз, а сама Маргарита просто игрушка в сложной политической игре. Но такова участь всех принцесс, мало кто выходит замуж на родине и по любви. Обычно принцессу отправляют далеко, и она всю жизнь тоскует по дому среди чужих людей. Такие случаи, как у ее сестер – Елизаветы, вышедшей замуж за Филиппа Испанского и ставшей настоящей испанской королевой, и Клод, обожавшей мужа и обожаемой им герцогиней Лотарингской, – редки. Маргарита понимала, что скоро придет и ее пора, и на счастливый брак не надеялась, хотелось только брака равного, а брачный союз с Наваррой – откровенный мезальянс.
Но она решилась:
– Я подчинюсь вашей воле и выйду замуж за того, кого вы назовете. Но при одном условии.
Карл только открыл рот, чтобы крикнуть, что никаких условий не потерпит, но королева-мать положила пальцы на его запястье, останавливая зарождающийся приступ гнева. Тогда она еще это могла, позже король во гневе станет совсем неуправляемым и даже его мать будет держаться во время королевской истерики подальше.
– Каком?
– Вы ничего не сделаете против Генриха де Гиза.
– Но никто против твоего Генриха ничего и не делает, – голос королевы вкрадчив. Маргарита слишком хорошо знала, что означает такая вкрадчивость, – ее пытаются обмануть.
– Охотно верю и хочу, чтобы так было и впредь.
– Тогда к чему ставить такие условия?
– Вы поклянетесь, что ничего не предпримите против Генриха де Гиза, все трое поклянетесь. И если хоть кто-то клятву нарушит, я тоже буду считать себя свободной от обещания.
Карл даже зубами заскрипел, но мать опередила сына:
– Если ты до такой степени не уважаешь свою семью, то мы готовы поклясться. Но этим ты лишаешь себя нашей поддержки и любви.
Теперь фыркнул Генрих, Маргарита понимала, что о любви с его стороны после заступничества за Гиза речи идти уже не может.
И все же мать и братья были вынуждены поклясться на Священном Писании, что оставят герцога де Гиза в покое, а сама Маргарита тоже принесла клятву, что выйдет замуж за любого, кого назовут родные. Конечно, королева-мать назвала Генриха Наваррского. Откровенная пощечина, но Маргарита была к ней готова.
Она вышла из кабинета словно деревянная кукла, только слезы ручьем катились из глаз. Фрейлины, не слышавшие из-за двери крика или чего-то подобного, удивленно смотрели на принцессу:
– Мадам, что с вами?
Маргарита, не замечая никого, молча проследовала в свои покои и только там рухнула на постель и разрыдалась в голос. Она плакала так горько, что мадам де Крютон даже перепугалась:
– Да что же случилось?!
– Я купила жизнь любимого ценой собственного счастья. А еще превратила своих родных во врагов.
– О господи! Что вы такого наговорили?
– Ничего. Просто потребовала поклясться, что они не убьют Гиза, в обмен на мое согласие выйти замуж за кого угодно.
Гувернантка подумала, что никакая клятва не удержит королевскую семейку от убийства, если его задумают, и что Маргарита все равно выйдет замуж за того, кого назовет королева-мать.
– Почему вы решили, что родные стали врагами?
– Ты бы видела, как они на меня смотрели! Я осмелилась заступиться за Гиза!
– А почему пришлось за него заступаться?
Маргарита уселась на постели, вытерла слезы тыльной стороной ладони и громко хлюпнула носом:
– Все равно придется выходить замуж за этого беарнца, надо же хоть что-то за это выторговать…
Они посмотрели друг на дружку и вдруг… весело расхохотались.
И все же первым мать женила Карла, выбрав для него дочь императора Германии Елизавету. С чего бы так торопиться Екатерине Медичи, ведь у молодоженов мог родиться сын и тогда очередь к трону ее любимчика Генриха Анжу отодвигалась? Но Карл умудрился влюбиться. Когда-то он был по-настоящему влюблен в жену своего брата Марию Стюарт и очень надеялся, что после смерти Франциска сможет на ней жениться. Пришлось Екатерине Медичи поторопиться с отправкой ненавистной невестки восвояси – в Шотландию.
Немного пострадав, Карл пустился во все тяжкие, заводя одну любовницу за другой, пока на охоте случайно не встретил Марию Туше и не отдал свое сердце ей. По его просьбе Маргарита взяла дочь частного пристава Орлеанского судебного округа к себе в горничные, чтобы братец мог видеться с ней постоянно. Сначала королева-мать не противилась такой страсти, рассчитывая, что ее, как и всех прежних, надолго не хватит.
Но шли дни, а влюбленность короля не ослабевала, Екатерина Медичи посмеивалась над сыном, но только до тех пор, пока ее прежде послушный Карл не попал под сильное влияние девицы. Дело в том, что девушка была протестанткой, и как бы терпимо ни относилась королева-мать к верованиям своих придворных, допустить, чтобы ее сыну-королю диктовала волю не она, а любовница, пусть и со слов адмирала Колиньи, не могла.
Просто прогнать из дворца, из спальни и из сердца Карла Марию Туше невозможно, это понимала и Екатерина Медичи, а потому поспешила его женить. Елизавета Карлу понравилась и сама в него влюбилась, но с любовницей король не расстался, хотя та и была изгнана в Орлеан с глаз долой от молодой королевы.
Екатерина с сожалением поняла, что завладеть сердцем мужа Елизавете не удалось, а вот Мария Туше и Колиньи продолжали оказывать на Карла сильное влияние. Все, что удалось королеве-матери, – отправить любовницу старшего сына в Амбуаз под предлогом того, что истинный мужчина не станет держать любовницу рядом с супругой, чтобы не расстраивать законную жену.
И вот теперь в Амбуазе у Карла жила любовница, в Лувре жена, а он периодически развлекался с дамами легкого поведения вместе с братом Генрихом Анжу. Но сестре Маргарите любовника иметь не позволял.
Стараниями Екатерины Медичи Жанна д’Альбре все же согласилась на брак между своим сыном и Маргаритой де Валуа. Вообще-то Маргарита имела куда более высокое положение, чем ее будущий супруг, к тому же была красива и образованна, но королева Наварры решила выторговать все, что только возможно, и чрезвычайно в этом преуспела. Задавшись целью таким браком примирить католиков и гугенотов страны, Екатерина Медичи пошла на откровенные уступки. И вот, наконец, будущая свекровь Маргариты прибыла в Блуа, где в то время находился двор.
Жанна д’Альбре казалась полной противоположностью самой Маргарите. Насколько та выглядела здоровой и цветущей, насколько была подвижна и жива, насколько любила все яркое и блестящее, настолько Жанна д’Альбре была бледна, измучена, строга в поведении и одежде. Казалось, монастырская наставница приглядывалась к будущей послушнице. Сначала Маргарита даже ужаснулась, но по требованию матери постаралась произвести на гостью как можно лучшее впечатление.
Хитрая девушка решила действительно произвести лучшее впечатление, но одновременно такое, чтобы у матери Генриха появилось одно желание: не женить сына на красотке!
Королева-мать не могла придраться к поведению дочери. Маргарита умна, образованна и очень красива, она всячески выказывала будущей свекрови свое уважение, но Жанна д’Альбре все равно недовольна невесткой. Уж слишком вольна в рассуждениях принцесса Маргарита. Нет, строгому нраву королевы Наварры не по вкусу свобода нравов французского двора. Одна надежда, что после замужества молодая пара уедет в Беарн и там юной королеве придется присмиреть. Жанна даже надеялась, что ей удастся сделать из Маргариты хорошую протестантку.
Когда такой разговор зашел с королевой-матерью, Екатерина Медичи забыла все свои манеры и едва не накричала на родственницу. Нет, нет и нет! Маргарита никогда не станет гугеноткой! Пусть лучше Генрих Наваррский, подобно своему отцу, поменяет веру и вернется в католичество, в котором, кстати, крещен.
Это был очень серьезный вопрос, но королева-мать вовремя опомнилась и снова принялась убеждать королеву Наварры, что в браке гугенота и католички нет ничего страшного, тем паче папа римский разрешит… Не разрешил? Это только пока. Не может же понтифик срочно отвечать на такие обращения, но скоро, совсем скоро разрешение будет.
Жанне д’Альбре очень хотелось заполучить в качестве невестки принцессу Валуа, но она все равно предпочитала торговаться и пока вести разговоры с самой Маргаритой, в том числе и… о любви, вернее, о лирической поэзии.
– Ах, Ваше Величество! Мой отец король Генрих когда-то разрешил Луизе Шарли-Лабе издавать свои стихи безо всякого надзора. Но кто был бы вправе надзирать, если все ее стихи о любви. Она воспевала любовь так, как может воспевать только страстная и много любившая женщина.
– Вы меня пугаете, мадам. В столь юном возрасте рассуждать о любви так, словно вы познали все в жизни…
– Все? О нет! Но послушайте, разве она не права?
– Вы так хорошо знаете произведения мадам Лабе?
Какой броней ни укрепляйте грудь,
Любовь ее пронзит когда-нибудь,
И чем враждебней к ней вы были вчуже,
Тем в рабстве у нее вам будет хуже.
Не осуждайте строго бедных жен,
Которых поражает Купидон.
И те, что выше нас неизмеримо,
Оказывались так же уязвимы:
Гордыня, красота, происхожденье
Их не спасали от порабощенья
Любви; и ей доступнее всего
Над лучшими из лучших торжество.
– Да, хотя не только ее.
– И все о любви?
Маргарита изумленно посмотрела на будущую свекровь:
– Нет, нет. Но стихи Лабе я люблю очень.
Жанна подумала, что Маргарите будет трудно с Генрихом, а самому грубоватому Генриху с утонченной супругой. Но жаль при этом Жанне д’Альбре будущую невестку не стало, напротив, пожалела сына, ведь ему придется сдерживаться.
Сама невеста вовсе не была о женихе хорошего мнения, она знала Генриха с детства, с того времени, когда при дворе еще жил его отец Антуан де Бурбон. Генрих действительно грубый мальчишка, весьма неряшливый и не слишком разборчивый в своих связях. То, что Маргарита услышала о своем женихе, подтверждало: за годы отсутствия при французском дворе ни чистоплотней, ни элегантней Генрих не стал. По-прежнему его любимое блюдо – яичница с чесноком, а под ногтями полоски грязи.
Оставалась одна надежда, что папа римский попросту не даст разрешения на этот брак. Либо затянет так надолго, что разговоры о свадьбе сами собой сойдут на нет.
– Мадам, вы случайно не падали в последнее время?
Голос у акушерки неуверенный, но встревоженный. Маргарита, которая попросила ее посмотреть из-за непрекращающихся болей внизу живота, закусила губу, пытаясь для себя решить, можно ли откровенно говорить об избиении. Решила, что нет, просто кивнула: