Страница:
Последним, о чем она подумала, было, что Бакетамон тоже молодец, не побоялась испачкаться и устать… Малышку Неф сморил сон. Снился ей стук молотков и почему-то Хапи, протягивающий папирус со словами:
– Пора вставать!
Конечно, сказал это не бог реки, а ее рабыня, пришедшая будить юную хозяйку утром, чтобы та не опоздала на очередной урок.
– Ну, куда ты пойдешь еще? – поинтересовалась утром Тиу.
– Не знаю, куда нас поведет учитель.
Эйе покачал головой:
– Боюсь, что после того, как царевна отбила себе руки и испачкалась в клее, ему вряд ли разрешат вас куда-то водить.
Но Эйе ошибся, Бакетамон тоже была в восторге от своих трудовых подвигов, а пер-аа в тот вечер оказался в настроении выслушивать ее рассказ, потому учителя не только не наказали, а, напротив, похвалили. Царевна и остальные должны знать, как живет народ Кемет. Конечно, не весь народ, это ни к чему, но хотя бы мастера… Старшая царевна Ситамон в ответ на восторженные рассказы младшей сестры презрительно дернула плечиком:
– Для этого есть советники, это они должны знать, как живут рома.
– Послушайте, что я прочитаю вам о Маат. Это написал Аменемопе, но так мог бы сказать каждый мудрец нашей любимой Та-Кем:
«Маат живет в сердце человека и в жизни, и после смерти. Маат – вездесущая. Без Маат люди теряют смысл жизни и Путь, ведущий в Бессмертие. Следовать законам Маат не просто обязательно, это потребность сердца. Это долг чести и образ жизни. Маат приходит для того, чтобы быть рядом с тобою. Маат присутствует везде, где ты находишься, и сопровождает тебя, куда бы ты ни шел, так что ты переполнен ею… Одежда, укрывающая твое тело, – Маат… Вдох и выдох твоих ноздрей – Маат… Хлеб, который ты принимаешь в пищу, – Маат… Пиво, которое ты пьешь, – Маат… Говори в согласии с Маат, действуй в согласии с Маат, ибо она Великая, Сильная и Постоянная… Маат остается с тобой до Вечности. Она сопровождает того, кто следует ее законам, до Царства умерших. Его помещают в саркофаг, и его погребают вместе с нею; Его Имя не будет стерто с этой Земли».
Неф задумалась, но не о Маат, а об учителе Несебе. Какой же он умный! Сколько нужно читать, чтобы знать обо всем на свете?! Ей никогда столько не прочесть…
– Неф, повтори мои последние слова.
Бакетамон толкнула в бок задумавшуюся подружку. Та очнулась, но сказала вовсе не то, что нужно:
– Учитель, а Вы знаете все на свете?
Несеб замер. Он должен бы сердиться на то, что Неф не слушала, но девочка столь искренне поинтересовалась, что наказывать малышку у него не поворачивался язык. Учитель повернулся к остальным:
– Послушайте меня, и ты, Неф, тоже. Наш народ живет уже многие тысячи лет, кажется, с тех пор, как Великий Хапи стал нести свои воды к Зеленому морю. Рома не просто жили, пасли скот, пахали землю, рожали детей и молились богам, но и учились. Они старались подмечать, когда вырастает зерно, брошенное в землю, когда разливает свои воды Великий Хапи, на что похожи звезды на небе… И боги, радуясь такому, стали давать людям нужные знания. Но этих знаний так много, что один человек просто не способен запомнить их все. Тогда бог Тот помог людям, дав им письменность…
– А расскажите про Тота! – Это уже Бакетамон.
Несеб, мысленно усмехнувшись: с кем поведешься… кивнул:
– Я хотел сегодня посвятить урок другому, но раз вы спросили, расскажу.
Еще через день учитель вместо того, чтобы начать урок, вдруг попросил встать Бакетамон и Неф. Подружки поднялись, тревожно оглядываясь, – вроде ничего не натворили, почему вдруг их так выделяют?
– Вы очень постарались в мастерской по изготовлению папирусов. Конечно, сделать все не могли, на это нужно слишком много времени. Но вот этот папирус ваш! – Несеб протянул девочкам по тонюсенькому свитку. – Именно его вы так старательно выравнивали молотками. Мастера закончили вашу работу и просили передать результат.
У Неф даже дыхание перехватило от гордости. Как же им завидовали в тот момент все мальчишки! С каким восхищением смотрели! И только губы царевны Ситамон презрительно искривились: фи, радоваться таким глупостям могут только эти две дурочки! Но Неф и Бакетамон не обратили на презрение старшей царевны никакого внимания, не до нее!
Немного погодя сторонников Неф прибавилось, Эйе и Тиу решили, что их собственной дочери Мутноджемет тоже пора начинать учиться, и девочка присоединилась к сестре. Сообразительная и живая Мутноджемет, конечно, сильно отставала от остальных, учившихся уже не первый год, но схватывала все быстро, а помощницы у нее были хорошие.
Теперь Неф могла бы смотреть на зазнайку Ситамон с насмешкой, но как раз в это время сама царевна прекратила ходить на занятия, она уже стала достаточно взрослой, чтобы заниматься совсем другим. Ходили слухи, что ее решил взять в гарем сам пер-аа!
Неф совершенно не понимала, зачем это Ситамон нужно в гарем, что ей, и без того в Малькатте плохо? И к чему пер-аа столько жен? Вон у Эйе есть одна Тиу, и все прекрасно. А когда много жен, пожалуй, можно и запутаться…
– Неф, не отставай!
– Ага, – отозвалась девочка, но, сделав шаг, снова замерла.
Царевне Бакетамон пришлось вернуться и потянуть подружку за руку:
– Ну, Неф, ты что, этих рыбок не видела?!
Конечно, она видела рыбок, и не раз, но девочка не могла просто пробежать по малому тронному залу, не полюбовавшись росписью на полу. Где еще увидишь такую красоту?
Дворец фараона в Малькатте действительно украшен великолепно. Эйе говорил, что такого не было при прежних фараонах. На полу пруд с лилиями, лотосами, множеством рыбок, с зарослями камыша по берегам, в которых огромное количество птиц… Все изображено настолько искусно, что у многих руки сами тянулись к луку со стрелами.
Неф не собиралась охотиться на птиц даже мысленно, ей очень нравились рыбки, плавающие прямо под ногами среди водорослей. А еще вон та уточка с выводком своих малышей – желтеньких пушистых комочков, торопящихся за матерью. А еще летящие наверху птицы… Тоже хороши, даром что нарисованы. Только в нарисованных кустах прятался противный охотник, которому так хотелось выбить глаз, чтобы не смог попасть в уточку!
Но Бакетатон никогда не давала подолгу рассматривать этакую красоту, вечно ей некогда! И Неф мечтала, что, когда вырастет, обязательно после какого-нибудь пира или приема у пер-аа спрячется и все хорошенько рассмотрит, когда остальные уйдут.
Царевне пришлось тащить подружку поскорее, потому что в зал направлялся сам фараон. Бакетамон хотя и дочь, но ей не все позволено, да и не хотелось лишний раз привлекать внимание пер-аа.
Но уйти они не успели, заметив девочек, Аменхотеп сделал знак, чтобы те остановились. Бакетамон осталась стоять, только поприветствовав отца низким поклоном, а Неф, как положено, упала ниц. Аменхотеп кивнул, чтобы поднялась. И тут же на него уставились любопытные глазенки, Неф ничего не могла с собой поделать, понимала, что так нельзя, что Эйе и Тиу будут ругать, но смотрела и смотрела. Она впервые видела пер-аа так близко и не в парадной одежде. Девочка была потрясена до глубины души – фараон оказался внешне обычным человеком, совсем не страшным и красивым, несмотря на болезненный вид. А еще почему-то непреодолимо захотелось подойти и взять его за руку. Мало того, Неф была уверена, что пер-аа не стал бы возражать!
А сам фараон тоже замер, глядя на малышку Неф. Потом обернулся к чади:
– Кто это?
Тот согнулся ниже некуда, девочке, тем более чужой, негоже находиться в тронном зале, когда туда может войти пер-аа.
– Это приемная дочь Эйе.
Что поразило Аменхотепа в девочке, не понял никто, но пер-аа еще несколько мгновений задумчиво смотрел на Неф, а та, совершенно не смущаясь, также глядела на фараона. Наконец Аменхотеп махнул рукой:
– Идите!
Опомнилась и сама Неф. Им с Бакетамон не понадобилось уползать, как другим придворным, но царевна постаралась спрятать подругу поскорее.
– Чего это он на тебя так смотрел? – зашипела она, когда фараон с сопровождающими скрылся с глаз.
– Не знаю! – Глаза у Неф готовы вылезти из орбит от изумления. – А он не такой страшный…
– Кто страшный?
– Ну, пер-аа…
– С чего ты взяла, что он страшный? Он очень даже веселый и красивый! – Бакетамон задело то, что подружка не слишком вежливо отозвалась о ее отце. Все же для царевны Аменхотеп был не только фараоном.
– Красивый. И добрый.
Такой отзыв примирил Бакетамон с Неф, она согласно кивнула и потянула подружку в свою комнату смотреть новый стульчик, который ей сделали в подарок. Уже через несколько минут девочки занялись своими делами, но Неф не могла забыть взгляд фараона, устремленный на нее. Даже ночью приснилось!
И про самого пер-аа, и про множество жен у него очень хотелось расспросить Эйе или Тиу, но первого не было в Фивах, уехал по делам, а кормилица на эту тему разговаривать категорически не желала!
– Ты задаешь слишком много вопросов, тем более таких, на которые я не могу ответить.
– Почему?
– Ну вот еще один. Потому что ты еще мала, потому что не все можно говорить девочке…
Неф сокрушенно вздохнула:
– Скорей бы стать взрослой, и мужчиной к тому же!
Тиу невольно рассмеялась:
– Ну, взрослой-то ты станешь, но почему мужчиной?
– А… а потому что они ездят на колесницах, стреляют из лука и вообще могут делать все, что захотят!
– Вот это ты зря, никто не может делать только то, что хочет!
– Даже пер-аа?
– Даже он.
– Почему?
– Потому что он послушен богам, жив он вечно, вековечно.
– Значит, надо быть богиней?
– Неф, ты утомила меня вопросами. Живи своей жизнью и не завидуй чужим!
Девочка вздохнула:
– Все равно я завидую царице Хатшепсут… она могла делать то, что хочет. Как бы я хотела быть на нее похожей!
Все знали, что у маленькой Неф есть страстная мечта – быть похожей на Хатшепсут. Пока эта мечта никому не мешала, скорее забавляла взрослых, и девочке не пеняли на нелепые мысли. Но придет время, она сама станет взрослой, как бы тогда пристрастие к памяти Великой царицы не сыграло с ней злую шутку.
У Неф новое увлечение. Эйе назначили Хранителем лошади фараона, то есть ответственным за все колесницы и лошадей пер-аа, он много времени проводил, наблюдая за тренировками и выезжая некоторые пары сам. Стоило приемной дочери однажды напроситься с отцом, как отбоя от нее не стало совсем! Ловкая и сильная девочка быстрее мальчиков поняла, как надо держать поводья, как упираться ногами, чтобы сохранять равновесие, как отдавать команды животным.
Настал момент, когда ей удалось уговорить отца разрешить проехать рядом с возницей. С этого времени вытащить Неф из колесницы можно было только под угрозой больше вообще не пускать на площадку! С одной стороны, Эйе ужасал такой интерес приемной дочери, с другой – восхищал. У Неф получалось управлять лошадьми куда лучше, чем у большинства мальчиков. Конечно, им никто не позволял ездить самостоятельно, слишком малы, но и рядом с возницей все вели себя по-разному.
Присутствие девочки, да еще и острой на язычок, сильно повлияло на мальчишек, рядом с бесстрашной Неф трусить было уж совсем стыдно. Глядя на стоявшую перед возницей девочку с развевающимся детским локоном и восторженно блестевшими глазами, Эйе думал, что Неф и правда похожа на царицу Хатшепсут. Он понимал фараона Тутмоса, назвавшего царевичем короны не слабосильного сына, а такую же дерзкую и строптивую дочь – царевну Хатшепсут.
Конечно, стремление Неф научиться самой править колесницей понимали не все. Даже Бакетамон с изумлением смотрела на подружку:
– Хатшепсут была царевичем крови, потому и вела себя как юноша. Тебе-то это зачем?
А Неф и сама не знала, только глубоко внутри зрела твердая уверенность, что это обязательно пригодится.
Поняв, что вразумительного ответа от подруги не дождется, царевна примирительно рассмеялась:
– Ну и чему ты там научилась?
Неф словно подменили, ее глаза заблестели, ноздри точеного носика возбужденно расширились, она даже принялась размахивать руками, рассказывая:
– Бакет, я уже правлю колесницей лучше Джедхора! Это не так уж трудно, нужно только потренировать руки и ничего не бояться! И дротик я метнула тоже лучше большинства мальчиков!
– Неф, ты думаешь, что когда-нибудь сможешь ездить на охоту, как мужчина? Или поражать врагов настоящим оружием?
Девочка задумалась, потом серьезно кивнула:
– Да, думаю, что смогу.
– А я думаю, что немного погодя тебя выдадут замуж и ты попросту забудешь все свои воинские умения.
Неф неожиданно вскинула кулак правой руки к левому плечу, как это делали воины:
– Клянусь, что не забуду!
Бакетамон с недоверчивым изумлением уставилась на подружку, а потом вдруг прыснула, подавившись смехом.
Неф растерянно смотрела на нее:
– Ты не веришь?
– Прости, я не хотела тебя обидеть. Просто это так смешно, когда ты клянешься, как грубый воин, загоревший на солнце до черноты.
Маленький кулачок девочки, прижатый к плечу, действительно смотрелся комично. Если бы рассмеялась не Бакетамон, а кто-то другой, Неф обиделась бы не на шутку, но долго дуться на подругу, снова залившуюся заразительным смехом, она не могла и тоже принялась хохотать.
Эту картину застала Мутноджемет, она удивленно переводила взгляд с царевны на сестру, пытаясь понять, что их так развеселило.
– Вы чего?
– А вот посмотри! – Неф повторила свой прием, к тому же гордо вскинув головку, локон при этом подпрыгнул и повис на ее носу.
Это выглядело действительно очень комично, и Мутноджемет, даже не разобравшись толком, в чем дело, тоже залилась смехом.
Три хохочущие до слез подружки не подозревали, что наступит время – и Нефертити действительно придется показать свое умение править не только колесницей, но и целой страной, крепко держа поводья своей маленькой ручкой. Но до этого было еще очень далеко…
Вот этого больше всего и боялась Тийе. Она прекрасно знала нрав своей дочери и понимала, что ждет тогда ее саму. Ситамон не потерпит еще одной царицы рядом!
Тийе сидела в кресле на берегу пруда, уставившись на его гладь, и размышляла. Ей вспомнилась первая встреча с будущим мужем, тогда еще просто наследным царевичем Аменхотепом.
Глаза царевича прищурились, он и сам не смог бы объяснить, почему вдруг задержался возле юной дочери жреца. Она не была ни красивой, ни даже особо привлекательной. По-детски угловатая, с торчащими из-под коротенькой юбочки коленками, острыми локтями, длинной тонкой шеей и пухлыми губами, девочка пока была гадким птенчиком. Правда, вот из таких потом вырастают красавцы-лебеди, но к чему Аменхотепу ждать, для него есть уже выросшие и ко всему готовые красавицы…
И все же один мгновенный взгляд девочки заставил его остановиться. Будущий фараон скептически осмотрел ее фигурку. Грудь едва наметилась, шея длинна и тонка, ножки стройные…
Ей полагалось пасть ниц и лежать в пыли, пока он не соизволит разрешить встать, а уж смотреть на наследника правителя Кемет было даже не дерзостью, а самоубийством. А она смотрела! Вскинула свои огромные, чуть косящие глаза и смотрела не отрываясь! И глаз не отвела, даже когда он в ответ впился взглядом в ее темные зрачки. У Аменхотепа в тот день было хорошее настроение, и почему-то не разозлила дерзость девчонки, за которую несчастную следовало отправить на съедение крокодилам немедленно!
Отец девчонки зашипел сзади на непослушную, но Аменхотеп сделал знак, чтобы тот замолчал. Губы будущего фараона изогнулись в насмешливой улыбке:
– Ты кто?
– Тийе, – спокойно, все так же не отводя глаз, ответила девочка.
– Хочешь стать царицей Кемет?
– Да.
Слышавшие такие речи ахнули, не понимая голов от пыли под его ногами, Аменхотеп вспомнил, что до сих пор не позволил окружению встать с колен, все так и лежали ниц. Кроме этой зеленоглазой…
– Ты хочешь править Кемет или мной?
Если бы она ответила «тобой», он с усмешкой пошел бы дальше. Никому Аменхотеп не позволял собой управлять! Но девочка произнесла:
– Кемет.
Следующие мгновения показались бесконечными всем: и лежавшим ниц приближенным, и царевичу, и тем более Тийе.
– Ты будешь править!
Она не успела опомниться, как Аменхотеп отправился дальше, сделав знак советникам следовать за собой. Опомнившийся отец резко дернул дочь за руку, шипя что-то страшное. Жрец хорошо понимал, что может последовать за такой выходкой Тийи.
Видно, услышав его шипение, Аменхотеп обернулся и повелел:
– Ее во дворец!
Тийе никогда не вспоминала тот день, почему-то старалась гнать от себя любые мысли о нем. А сейчас вдруг отчетливо вспомнила…
Тогда решилось все, да не все. Аменхотеп стал фараоном, а она попала к нему в гарем, став одной из многочисленных жен. А ведь там были только царские дочери со всех концов известных ей земель! Только Тийе не отличалась родовитостью. Дочь пусть и не последнего жреца, но без капли царской крови, она была к тому же совсем юной (только сбрила детский локон и надела девичье платье) и некрасивой!
Что толку от прозябания в царском гареме среди тех, кто не считает тебя равной? Двенадцатилетняя девочка смогла стать нужной Аменхотепу. Он не слишком интересовался ее еще не оформившимися статями, для этого хватало других, более пышнотелых и опытных. А вот поговорить с умной и рассудительной юной женой любил.
Аменхотепу был нужен наследник, но Тийе родила дочь. Потом еще одну дочь, потом еще дочь и только потом Аменхотепа. У пер-аа был любимец – старший сын и наследник Тутмос. Царевич и впрямь подходил на роль правителя Та-Кем. Он был крепок, ловок, силен, прекрасно владел воинскими навыками, а что до образованности, то для этого есть множество жрецов и писцов, пер-аа не должен сам писать папирусы, да и прочитать их тоже может другой. Конечно, Тутмос хорошо владел грамотой, но упорства в учении с писчим прибором в руках не проявлял.
И вдруг беда: именно пристрастие к гонкам на колесницах погубило царевича. Он не удержался и выпал из собственной колесницы прямо под ее колеса. Никто даже не успел понять, как, собственно, все произошло. Похоронив любимого сына, Аменхотеп сначала надолго впал в мрачное настроение, а потом, напротив, стал предаваться радостям жизни с немыслимым азартом.
Тийе не знала, скорбеть ей вместе со всеми или тайно радоваться, ведь единственным сыном пер-аа теперь был ее Аменхотеп. Старалась не радоваться, она уже поняла, насколько непредсказуема жизнь, совсем недавно Тутмос, живой и веселый, надменно поглядывал на всех, чувствуя себя хозяином в этом мире, и вот его нет…
Царица оказалась права. Что увидел в своих гаданиях оракул Аменхотеп, сын Хапу, пер-аа не сказал никому, но, видно, что-то страшное, потому что отец едва не приказал убить сына! Тийе целовала ноги мужа, напоминая, что маленький Аменхотеп – его собственная плоть и никакой угрозы отцу кроха нести не может!
Отвести беду от малыша матери удалось, но пер-аа относился к маленькому царевичу очень настороженно. Царевич учился вместе с детьми Эйе и других царедворцев, ничем не выделяясь.
Нет, конечно, Тийе лгала сама себе, ее сын всегда выделялся среди всех, и много чем, но скидок на его царскую кровь мальчику действительно не делали.
Тийе нужен был еще один сын, во что бы то ни стало нужен! И тогда она совершила то, о чем старалась не думать всю оставшуюся жизнь…
Следующий сын пер-аа был слишком слабеньким, чтобы прожить долго. Единственным наследником оставался Аменхотеп-младший.
А потом вдруг страшный выбор: если она хочет быть Главной царицей и действительно править Та-Кем, то должна удалить Аменхотепа-младшего довольно далеко!
– Почему?! Он твой сын!
Взгляд фараона остановился. Тийе выдержала этот напор его черных зрачков, не отвела своих глаз. Она прекрасно знала, что если единожды уступит в этом поединке взоров, то потеряет все, не только возможность стать Главной царицей! Это по ночам на ложе она могла казаться слабой женщиной, а в такой «игре в гляделки» проиграть нельзя.
– Я хорошо знаю, что бывает с отцами, которые долго засиживаются на троне, имея сыновей.
– Но… – все же растерялась Тийе, – Аменхотеп еще совсем мал! Он не угроза тебе! И никогда не будет, клянусь Амоном!
Почему-то фараон отвернулся, возможно, чтобы скрыть легкое смущение. Но решения не изменил: сын должен жить далеко, воспитываясь в храме. Когда придет время, фараон сам вызовет его в Фивы!
– Или когда ты родишь мне еще одного наследника! – Глаза Аменхотепа насмешливо блеснули.
Несколько лет душа матери рвалась к жившему вдали от нее сыну. Она стала не просто Главной царицей, Тийе действительно правила страной. Аменхотеп все больше перекладывал дела на плечи внешне хрупкой и все такой же некрасивой жены. Она умела угодить ему во всем: прекрасно справлялась с государственными делами, была отличным собеседником, законодательницей моды и вкуса для всех женщин Та-Кем, а еще была отменной любовницей фараона. Никто из его красавиц-жен или наложниц не умел так угодить капризному Аменхотепу, как она!
И никто не знал, чем подпитывались эти умения и чего стоило Тийе быть всегда лучшей и самой желанной. Особенно когда подросли дочери, взяв у матери большие темные глаза и не взяв те резкие черты лица, от которых ей так хотелось бы избавиться.
Конкурировать с собственными дочерьми очень тяжело, но она смогла и это! Даже красавице Ситамон фараон иногда предпочитал свою «старушку» Тийю, как он говорил. Все годы Тийе потакала слабостям Аменхотепа, которых было в избытке. Фараон жил, не задумываясь о том, что разрушает себя сам. Он неумеренно ел, пил, любил женщин и мальчиков, постепенно раздавался вширь, теряя стройность. У Аменхотепа шатались зубы, повисли мешки под глазами, кололо в боку, стало зловонным дыхание… И никакие лекари не были способны восстановить здоровье фараона.
Аменхотеп не вечен, что будет с его бывшей любимицей при новом правителе? Обычно удел бывших жен не бывал завидным, самых молодых и красивых из гарема брал себе новый фараон, а остальные тихо доживали свои дни вдали от шумного двора. Большинство жен вполне устраивало такое положение. Других, но не Тийе, ей было мало богатства и почестей, она желала править!
Сделать это возможно, только если остаться на положении царицы-матери, только если ее сын, а не сын Ситамон станет фараоном Кемет.
Царица чуть устало вздохнула. Уже много лет положение Главной царицы Кемет позволяло ей держать в руках всех женщин царства. Фараон Аменхотеп давно и с удовольствием отдал жене бразды правления, это было удобно, давало возможность заниматься любимыми делами – ничегонеделаньем, чревоугодием, питьем вина и любовью.
Аменхотеп III очень умен, он видел все потуги Тийе занять его место и не раз посмеивался: пусть занимает, пока он жив, пусть Тийе возится с этими надоедливыми советниками, принимает скучных послов, решает, кого и куда отправить по делам, слушает отчеты о сборе налогов… Пусть следит за работой слуг, за жизнью всего города и даже царства… Конечно, Тийе это делала не сама, для всего есть советники, но она ежедневно встречалась с этими советниками, подолгу обсуждала текущие дела, распоряжалась. Фараону оставалось только подписывать подготовленные указания.
Аменхотеп не сомневался, что разумная Тийе сделает все как нельзя лучше. Не потому, что так любит своего ленивого супруга, а потому, что надеется, что он назовет наследником ее сына. Пусть надеется, фараон прекрасно знал, что Тийе родила очередную дочку, а ему тут же показали сына. Чей это мальчик? Какая разница… А куда девалась девочка? И это мало волновало фараона.
Но потом было предсказание оракула, и предсказание не из лучших. Наследник фараона погубит все! Аменхотеп принял предсказание на свой счет. Наследник погубит самого Аменхотепа? Этому не бывать!
Главная царица Тийе привычно спешила вечером к своему мужу пер-аа. Фараон выслушивал доклад о делах в Та-Кем не от чади или жрецов, а от собственной супруги. Выслушивал, если было настроение, а если его не было, то либо звал жену на ложе, либо отсылал спать, беря себе кого-то другого.
Глашатай, объявляя о приближении супруги пер-аа, старался кричать не слишком громко. В гареме десятки ненужных ушей, и если царице придется быстро возвращаться обратно, то среди завистниц сразу поползут слухи, что либо Тийе уже нехороша для пер-аа, либо сам Единственный мало интересуется женщинами на ложе. И то и другое плохо.
У фараона душно, он большой любитель благовоний, несколько жаровен, дымок от которых поднимался вверх, стояли даже во внешней комнате. Тийе чуть кашлянула, в горле першило от сильного запаха. Хорошо, что посланец царицы вышел из покоев пер-аа быстро, Единственный призывал жену к себе.
В комнате тоже душно и полутемно, Аменхотеп уже не выносил яркого света, кроме того, он был без краски на лице, а в таком виде его не должна лицезреть даже Тийе, хотя она видела мужа всяким…
– Пора вставать!
Конечно, сказал это не бог реки, а ее рабыня, пришедшая будить юную хозяйку утром, чтобы та не опоздала на очередной урок.
– Ну, куда ты пойдешь еще? – поинтересовалась утром Тиу.
– Не знаю, куда нас поведет учитель.
Эйе покачал головой:
– Боюсь, что после того, как царевна отбила себе руки и испачкалась в клее, ему вряд ли разрешат вас куда-то водить.
Но Эйе ошибся, Бакетамон тоже была в восторге от своих трудовых подвигов, а пер-аа в тот вечер оказался в настроении выслушивать ее рассказ, потому учителя не только не наказали, а, напротив, похвалили. Царевна и остальные должны знать, как живет народ Кемет. Конечно, не весь народ, это ни к чему, но хотя бы мастера… Старшая царевна Ситамон в ответ на восторженные рассказы младшей сестры презрительно дернула плечиком:
– Для этого есть советники, это они должны знать, как живут рома.
– Послушайте, что я прочитаю вам о Маат. Это написал Аменемопе, но так мог бы сказать каждый мудрец нашей любимой Та-Кем:
«Маат живет в сердце человека и в жизни, и после смерти. Маат – вездесущая. Без Маат люди теряют смысл жизни и Путь, ведущий в Бессмертие. Следовать законам Маат не просто обязательно, это потребность сердца. Это долг чести и образ жизни. Маат приходит для того, чтобы быть рядом с тобою. Маат присутствует везде, где ты находишься, и сопровождает тебя, куда бы ты ни шел, так что ты переполнен ею… Одежда, укрывающая твое тело, – Маат… Вдох и выдох твоих ноздрей – Маат… Хлеб, который ты принимаешь в пищу, – Маат… Пиво, которое ты пьешь, – Маат… Говори в согласии с Маат, действуй в согласии с Маат, ибо она Великая, Сильная и Постоянная… Маат остается с тобой до Вечности. Она сопровождает того, кто следует ее законам, до Царства умерших. Его помещают в саркофаг, и его погребают вместе с нею; Его Имя не будет стерто с этой Земли».
Неф задумалась, но не о Маат, а об учителе Несебе. Какой же он умный! Сколько нужно читать, чтобы знать обо всем на свете?! Ей никогда столько не прочесть…
– Неф, повтори мои последние слова.
Бакетамон толкнула в бок задумавшуюся подружку. Та очнулась, но сказала вовсе не то, что нужно:
– Учитель, а Вы знаете все на свете?
Несеб замер. Он должен бы сердиться на то, что Неф не слушала, но девочка столь искренне поинтересовалась, что наказывать малышку у него не поворачивался язык. Учитель повернулся к остальным:
– Послушайте меня, и ты, Неф, тоже. Наш народ живет уже многие тысячи лет, кажется, с тех пор, как Великий Хапи стал нести свои воды к Зеленому морю. Рома не просто жили, пасли скот, пахали землю, рожали детей и молились богам, но и учились. Они старались подмечать, когда вырастает зерно, брошенное в землю, когда разливает свои воды Великий Хапи, на что похожи звезды на небе… И боги, радуясь такому, стали давать людям нужные знания. Но этих знаний так много, что один человек просто не способен запомнить их все. Тогда бог Тот помог людям, дав им письменность…
– А расскажите про Тота! – Это уже Бакетамон.
Несеб, мысленно усмехнувшись: с кем поведешься… кивнул:
– Я хотел сегодня посвятить урок другому, но раз вы спросили, расскажу.
Еще через день учитель вместо того, чтобы начать урок, вдруг попросил встать Бакетамон и Неф. Подружки поднялись, тревожно оглядываясь, – вроде ничего не натворили, почему вдруг их так выделяют?
– Вы очень постарались в мастерской по изготовлению папирусов. Конечно, сделать все не могли, на это нужно слишком много времени. Но вот этот папирус ваш! – Несеб протянул девочкам по тонюсенькому свитку. – Именно его вы так старательно выравнивали молотками. Мастера закончили вашу работу и просили передать результат.
У Неф даже дыхание перехватило от гордости. Как же им завидовали в тот момент все мальчишки! С каким восхищением смотрели! И только губы царевны Ситамон презрительно искривились: фи, радоваться таким глупостям могут только эти две дурочки! Но Неф и Бакетамон не обратили на презрение старшей царевны никакого внимания, не до нее!
Немного погодя сторонников Неф прибавилось, Эйе и Тиу решили, что их собственной дочери Мутноджемет тоже пора начинать учиться, и девочка присоединилась к сестре. Сообразительная и живая Мутноджемет, конечно, сильно отставала от остальных, учившихся уже не первый год, но схватывала все быстро, а помощницы у нее были хорошие.
Теперь Неф могла бы смотреть на зазнайку Ситамон с насмешкой, но как раз в это время сама царевна прекратила ходить на занятия, она уже стала достаточно взрослой, чтобы заниматься совсем другим. Ходили слухи, что ее решил взять в гарем сам пер-аа!
Неф совершенно не понимала, зачем это Ситамон нужно в гарем, что ей, и без того в Малькатте плохо? И к чему пер-аа столько жен? Вон у Эйе есть одна Тиу, и все прекрасно. А когда много жен, пожалуй, можно и запутаться…
– Неф, не отставай!
– Ага, – отозвалась девочка, но, сделав шаг, снова замерла.
Царевне Бакетамон пришлось вернуться и потянуть подружку за руку:
– Ну, Неф, ты что, этих рыбок не видела?!
Конечно, она видела рыбок, и не раз, но девочка не могла просто пробежать по малому тронному залу, не полюбовавшись росписью на полу. Где еще увидишь такую красоту?
Дворец фараона в Малькатте действительно украшен великолепно. Эйе говорил, что такого не было при прежних фараонах. На полу пруд с лилиями, лотосами, множеством рыбок, с зарослями камыша по берегам, в которых огромное количество птиц… Все изображено настолько искусно, что у многих руки сами тянулись к луку со стрелами.
Неф не собиралась охотиться на птиц даже мысленно, ей очень нравились рыбки, плавающие прямо под ногами среди водорослей. А еще вон та уточка с выводком своих малышей – желтеньких пушистых комочков, торопящихся за матерью. А еще летящие наверху птицы… Тоже хороши, даром что нарисованы. Только в нарисованных кустах прятался противный охотник, которому так хотелось выбить глаз, чтобы не смог попасть в уточку!
Но Бакетатон никогда не давала подолгу рассматривать этакую красоту, вечно ей некогда! И Неф мечтала, что, когда вырастет, обязательно после какого-нибудь пира или приема у пер-аа спрячется и все хорошенько рассмотрит, когда остальные уйдут.
Царевне пришлось тащить подружку поскорее, потому что в зал направлялся сам фараон. Бакетамон хотя и дочь, но ей не все позволено, да и не хотелось лишний раз привлекать внимание пер-аа.
Но уйти они не успели, заметив девочек, Аменхотеп сделал знак, чтобы те остановились. Бакетамон осталась стоять, только поприветствовав отца низким поклоном, а Неф, как положено, упала ниц. Аменхотеп кивнул, чтобы поднялась. И тут же на него уставились любопытные глазенки, Неф ничего не могла с собой поделать, понимала, что так нельзя, что Эйе и Тиу будут ругать, но смотрела и смотрела. Она впервые видела пер-аа так близко и не в парадной одежде. Девочка была потрясена до глубины души – фараон оказался внешне обычным человеком, совсем не страшным и красивым, несмотря на болезненный вид. А еще почему-то непреодолимо захотелось подойти и взять его за руку. Мало того, Неф была уверена, что пер-аа не стал бы возражать!
А сам фараон тоже замер, глядя на малышку Неф. Потом обернулся к чади:
– Кто это?
Тот согнулся ниже некуда, девочке, тем более чужой, негоже находиться в тронном зале, когда туда может войти пер-аа.
– Это приемная дочь Эйе.
Что поразило Аменхотепа в девочке, не понял никто, но пер-аа еще несколько мгновений задумчиво смотрел на Неф, а та, совершенно не смущаясь, также глядела на фараона. Наконец Аменхотеп махнул рукой:
– Идите!
Опомнилась и сама Неф. Им с Бакетамон не понадобилось уползать, как другим придворным, но царевна постаралась спрятать подругу поскорее.
– Чего это он на тебя так смотрел? – зашипела она, когда фараон с сопровождающими скрылся с глаз.
– Не знаю! – Глаза у Неф готовы вылезти из орбит от изумления. – А он не такой страшный…
– Кто страшный?
– Ну, пер-аа…
– С чего ты взяла, что он страшный? Он очень даже веселый и красивый! – Бакетамон задело то, что подружка не слишком вежливо отозвалась о ее отце. Все же для царевны Аменхотеп был не только фараоном.
– Красивый. И добрый.
Такой отзыв примирил Бакетамон с Неф, она согласно кивнула и потянула подружку в свою комнату смотреть новый стульчик, который ей сделали в подарок. Уже через несколько минут девочки занялись своими делами, но Неф не могла забыть взгляд фараона, устремленный на нее. Даже ночью приснилось!
И про самого пер-аа, и про множество жен у него очень хотелось расспросить Эйе или Тиу, но первого не было в Фивах, уехал по делам, а кормилица на эту тему разговаривать категорически не желала!
– Ты задаешь слишком много вопросов, тем более таких, на которые я не могу ответить.
– Почему?
– Ну вот еще один. Потому что ты еще мала, потому что не все можно говорить девочке…
Неф сокрушенно вздохнула:
– Скорей бы стать взрослой, и мужчиной к тому же!
Тиу невольно рассмеялась:
– Ну, взрослой-то ты станешь, но почему мужчиной?
– А… а потому что они ездят на колесницах, стреляют из лука и вообще могут делать все, что захотят!
– Вот это ты зря, никто не может делать только то, что хочет!
– Даже пер-аа?
– Даже он.
– Почему?
– Потому что он послушен богам, жив он вечно, вековечно.
– Значит, надо быть богиней?
– Неф, ты утомила меня вопросами. Живи своей жизнью и не завидуй чужим!
Девочка вздохнула:
– Все равно я завидую царице Хатшепсут… она могла делать то, что хочет. Как бы я хотела быть на нее похожей!
Все знали, что у маленькой Неф есть страстная мечта – быть похожей на Хатшепсут. Пока эта мечта никому не мешала, скорее забавляла взрослых, и девочке не пеняли на нелепые мысли. Но придет время, она сама станет взрослой, как бы тогда пристрастие к памяти Великой царицы не сыграло с ней злую шутку.
У Неф новое увлечение. Эйе назначили Хранителем лошади фараона, то есть ответственным за все колесницы и лошадей пер-аа, он много времени проводил, наблюдая за тренировками и выезжая некоторые пары сам. Стоило приемной дочери однажды напроситься с отцом, как отбоя от нее не стало совсем! Ловкая и сильная девочка быстрее мальчиков поняла, как надо держать поводья, как упираться ногами, чтобы сохранять равновесие, как отдавать команды животным.
Настал момент, когда ей удалось уговорить отца разрешить проехать рядом с возницей. С этого времени вытащить Неф из колесницы можно было только под угрозой больше вообще не пускать на площадку! С одной стороны, Эйе ужасал такой интерес приемной дочери, с другой – восхищал. У Неф получалось управлять лошадьми куда лучше, чем у большинства мальчиков. Конечно, им никто не позволял ездить самостоятельно, слишком малы, но и рядом с возницей все вели себя по-разному.
Присутствие девочки, да еще и острой на язычок, сильно повлияло на мальчишек, рядом с бесстрашной Неф трусить было уж совсем стыдно. Глядя на стоявшую перед возницей девочку с развевающимся детским локоном и восторженно блестевшими глазами, Эйе думал, что Неф и правда похожа на царицу Хатшепсут. Он понимал фараона Тутмоса, назвавшего царевичем короны не слабосильного сына, а такую же дерзкую и строптивую дочь – царевну Хатшепсут.
Конечно, стремление Неф научиться самой править колесницей понимали не все. Даже Бакетамон с изумлением смотрела на подружку:
– Хатшепсут была царевичем крови, потому и вела себя как юноша. Тебе-то это зачем?
А Неф и сама не знала, только глубоко внутри зрела твердая уверенность, что это обязательно пригодится.
Поняв, что вразумительного ответа от подруги не дождется, царевна примирительно рассмеялась:
– Ну и чему ты там научилась?
Неф словно подменили, ее глаза заблестели, ноздри точеного носика возбужденно расширились, она даже принялась размахивать руками, рассказывая:
– Бакет, я уже правлю колесницей лучше Джедхора! Это не так уж трудно, нужно только потренировать руки и ничего не бояться! И дротик я метнула тоже лучше большинства мальчиков!
– Неф, ты думаешь, что когда-нибудь сможешь ездить на охоту, как мужчина? Или поражать врагов настоящим оружием?
Девочка задумалась, потом серьезно кивнула:
– Да, думаю, что смогу.
– А я думаю, что немного погодя тебя выдадут замуж и ты попросту забудешь все свои воинские умения.
Неф неожиданно вскинула кулак правой руки к левому плечу, как это делали воины:
– Клянусь, что не забуду!
Бакетамон с недоверчивым изумлением уставилась на подружку, а потом вдруг прыснула, подавившись смехом.
Неф растерянно смотрела на нее:
– Ты не веришь?
– Прости, я не хотела тебя обидеть. Просто это так смешно, когда ты клянешься, как грубый воин, загоревший на солнце до черноты.
Маленький кулачок девочки, прижатый к плечу, действительно смотрелся комично. Если бы рассмеялась не Бакетамон, а кто-то другой, Неф обиделась бы не на шутку, но долго дуться на подругу, снова залившуюся заразительным смехом, она не могла и тоже принялась хохотать.
Эту картину застала Мутноджемет, она удивленно переводила взгляд с царевны на сестру, пытаясь понять, что их так развеселило.
– Вы чего?
– А вот посмотри! – Неф повторила свой прием, к тому же гордо вскинув головку, локон при этом подпрыгнул и повис на ее носу.
Это выглядело действительно очень комично, и Мутноджемет, даже не разобравшись толком, в чем дело, тоже залилась смехом.
Три хохочущие до слез подружки не подозревали, что наступит время – и Нефертити действительно придется показать свое умение править не только колесницей, но и целой страной, крепко держа поводья своей маленькой ручкой. Но до этого было еще очень далеко…
* * *
Царевна Ситамон гордо носила свой большой уже живот. Все знали, что она должна родить сына. Это сразу поднимало царевну на недосягаемую высоту, старший сын пер-аа погиб во время гонок на колесницах, второго сына, брата самой Ситамон, Аменхотепа, фараон отправил далеко на север, в район Дельты. Родись теперь еще один сын, и кто знает, возможно, именно он станет наследником пер-аа, а его мать Ситамон не просто царицей, а царицей-матерью?Вот этого больше всего и боялась Тийе. Она прекрасно знала нрав своей дочери и понимала, что ждет тогда ее саму. Ситамон не потерпит еще одной царицы рядом!
Тийе сидела в кресле на берегу пруда, уставившись на его гладь, и размышляла. Ей вспомнилась первая встреча с будущим мужем, тогда еще просто наследным царевичем Аменхотепом.
Глаза царевича прищурились, он и сам не смог бы объяснить, почему вдруг задержался возле юной дочери жреца. Она не была ни красивой, ни даже особо привлекательной. По-детски угловатая, с торчащими из-под коротенькой юбочки коленками, острыми локтями, длинной тонкой шеей и пухлыми губами, девочка пока была гадким птенчиком. Правда, вот из таких потом вырастают красавцы-лебеди, но к чему Аменхотепу ждать, для него есть уже выросшие и ко всему готовые красавицы…
И все же один мгновенный взгляд девочки заставил его остановиться. Будущий фараон скептически осмотрел ее фигурку. Грудь едва наметилась, шея длинна и тонка, ножки стройные…
Ей полагалось пасть ниц и лежать в пыли, пока он не соизволит разрешить встать, а уж смотреть на наследника правителя Кемет было даже не дерзостью, а самоубийством. А она смотрела! Вскинула свои огромные, чуть косящие глаза и смотрела не отрываясь! И глаз не отвела, даже когда он в ответ впился взглядом в ее темные зрачки. У Аменхотепа в тот день было хорошее настроение, и почему-то не разозлила дерзость девчонки, за которую несчастную следовало отправить на съедение крокодилам немедленно!
Отец девчонки зашипел сзади на непослушную, но Аменхотеп сделал знак, чтобы тот замолчал. Губы будущего фараона изогнулись в насмешливой улыбке:
– Ты кто?
– Тийе, – спокойно, все так же не отводя глаз, ответила девочка.
– Хочешь стать царицей Кемет?
– Да.
Слышавшие такие речи ахнули, не понимая голов от пыли под его ногами, Аменхотеп вспомнил, что до сих пор не позволил окружению встать с колен, все так и лежали ниц. Кроме этой зеленоглазой…
– Ты хочешь править Кемет или мной?
Если бы она ответила «тобой», он с усмешкой пошел бы дальше. Никому Аменхотеп не позволял собой управлять! Но девочка произнесла:
– Кемет.
Следующие мгновения показались бесконечными всем: и лежавшим ниц приближенным, и царевичу, и тем более Тийе.
– Ты будешь править!
Она не успела опомниться, как Аменхотеп отправился дальше, сделав знак советникам следовать за собой. Опомнившийся отец резко дернул дочь за руку, шипя что-то страшное. Жрец хорошо понимал, что может последовать за такой выходкой Тийи.
Видно, услышав его шипение, Аменхотеп обернулся и повелел:
– Ее во дворец!
Тийе никогда не вспоминала тот день, почему-то старалась гнать от себя любые мысли о нем. А сейчас вдруг отчетливо вспомнила…
Тогда решилось все, да не все. Аменхотеп стал фараоном, а она попала к нему в гарем, став одной из многочисленных жен. А ведь там были только царские дочери со всех концов известных ей земель! Только Тийе не отличалась родовитостью. Дочь пусть и не последнего жреца, но без капли царской крови, она была к тому же совсем юной (только сбрила детский локон и надела девичье платье) и некрасивой!
Что толку от прозябания в царском гареме среди тех, кто не считает тебя равной? Двенадцатилетняя девочка смогла стать нужной Аменхотепу. Он не слишком интересовался ее еще не оформившимися статями, для этого хватало других, более пышнотелых и опытных. А вот поговорить с умной и рассудительной юной женой любил.
Аменхотепу был нужен наследник, но Тийе родила дочь. Потом еще одну дочь, потом еще дочь и только потом Аменхотепа. У пер-аа был любимец – старший сын и наследник Тутмос. Царевич и впрямь подходил на роль правителя Та-Кем. Он был крепок, ловок, силен, прекрасно владел воинскими навыками, а что до образованности, то для этого есть множество жрецов и писцов, пер-аа не должен сам писать папирусы, да и прочитать их тоже может другой. Конечно, Тутмос хорошо владел грамотой, но упорства в учении с писчим прибором в руках не проявлял.
И вдруг беда: именно пристрастие к гонкам на колесницах погубило царевича. Он не удержался и выпал из собственной колесницы прямо под ее колеса. Никто даже не успел понять, как, собственно, все произошло. Похоронив любимого сына, Аменхотеп сначала надолго впал в мрачное настроение, а потом, напротив, стал предаваться радостям жизни с немыслимым азартом.
Тийе не знала, скорбеть ей вместе со всеми или тайно радоваться, ведь единственным сыном пер-аа теперь был ее Аменхотеп. Старалась не радоваться, она уже поняла, насколько непредсказуема жизнь, совсем недавно Тутмос, живой и веселый, надменно поглядывал на всех, чувствуя себя хозяином в этом мире, и вот его нет…
Царица оказалась права. Что увидел в своих гаданиях оракул Аменхотеп, сын Хапу, пер-аа не сказал никому, но, видно, что-то страшное, потому что отец едва не приказал убить сына! Тийе целовала ноги мужа, напоминая, что маленький Аменхотеп – его собственная плоть и никакой угрозы отцу кроха нести не может!
Отвести беду от малыша матери удалось, но пер-аа относился к маленькому царевичу очень настороженно. Царевич учился вместе с детьми Эйе и других царедворцев, ничем не выделяясь.
Нет, конечно, Тийе лгала сама себе, ее сын всегда выделялся среди всех, и много чем, но скидок на его царскую кровь мальчику действительно не делали.
Тийе нужен был еще один сын, во что бы то ни стало нужен! И тогда она совершила то, о чем старалась не думать всю оставшуюся жизнь…
Следующий сын пер-аа был слишком слабеньким, чтобы прожить долго. Единственным наследником оставался Аменхотеп-младший.
А потом вдруг страшный выбор: если она хочет быть Главной царицей и действительно править Та-Кем, то должна удалить Аменхотепа-младшего довольно далеко!
– Почему?! Он твой сын!
Взгляд фараона остановился. Тийе выдержала этот напор его черных зрачков, не отвела своих глаз. Она прекрасно знала, что если единожды уступит в этом поединке взоров, то потеряет все, не только возможность стать Главной царицей! Это по ночам на ложе она могла казаться слабой женщиной, а в такой «игре в гляделки» проиграть нельзя.
– Я хорошо знаю, что бывает с отцами, которые долго засиживаются на троне, имея сыновей.
– Но… – все же растерялась Тийе, – Аменхотеп еще совсем мал! Он не угроза тебе! И никогда не будет, клянусь Амоном!
Почему-то фараон отвернулся, возможно, чтобы скрыть легкое смущение. Но решения не изменил: сын должен жить далеко, воспитываясь в храме. Когда придет время, фараон сам вызовет его в Фивы!
– Или когда ты родишь мне еще одного наследника! – Глаза Аменхотепа насмешливо блеснули.
Несколько лет душа матери рвалась к жившему вдали от нее сыну. Она стала не просто Главной царицей, Тийе действительно правила страной. Аменхотеп все больше перекладывал дела на плечи внешне хрупкой и все такой же некрасивой жены. Она умела угодить ему во всем: прекрасно справлялась с государственными делами, была отличным собеседником, законодательницей моды и вкуса для всех женщин Та-Кем, а еще была отменной любовницей фараона. Никто из его красавиц-жен или наложниц не умел так угодить капризному Аменхотепу, как она!
И никто не знал, чем подпитывались эти умения и чего стоило Тийе быть всегда лучшей и самой желанной. Особенно когда подросли дочери, взяв у матери большие темные глаза и не взяв те резкие черты лица, от которых ей так хотелось бы избавиться.
Конкурировать с собственными дочерьми очень тяжело, но она смогла и это! Даже красавице Ситамон фараон иногда предпочитал свою «старушку» Тийю, как он говорил. Все годы Тийе потакала слабостям Аменхотепа, которых было в избытке. Фараон жил, не задумываясь о том, что разрушает себя сам. Он неумеренно ел, пил, любил женщин и мальчиков, постепенно раздавался вширь, теряя стройность. У Аменхотепа шатались зубы, повисли мешки под глазами, кололо в боку, стало зловонным дыхание… И никакие лекари не были способны восстановить здоровье фараона.
Аменхотеп не вечен, что будет с его бывшей любимицей при новом правителе? Обычно удел бывших жен не бывал завидным, самых молодых и красивых из гарема брал себе новый фараон, а остальные тихо доживали свои дни вдали от шумного двора. Большинство жен вполне устраивало такое положение. Других, но не Тийе, ей было мало богатства и почестей, она желала править!
Сделать это возможно, только если остаться на положении царицы-матери, только если ее сын, а не сын Ситамон станет фараоном Кемет.
Царица чуть устало вздохнула. Уже много лет положение Главной царицы Кемет позволяло ей держать в руках всех женщин царства. Фараон Аменхотеп давно и с удовольствием отдал жене бразды правления, это было удобно, давало возможность заниматься любимыми делами – ничегонеделаньем, чревоугодием, питьем вина и любовью.
Аменхотеп III очень умен, он видел все потуги Тийе занять его место и не раз посмеивался: пусть занимает, пока он жив, пусть Тийе возится с этими надоедливыми советниками, принимает скучных послов, решает, кого и куда отправить по делам, слушает отчеты о сборе налогов… Пусть следит за работой слуг, за жизнью всего города и даже царства… Конечно, Тийе это делала не сама, для всего есть советники, но она ежедневно встречалась с этими советниками, подолгу обсуждала текущие дела, распоряжалась. Фараону оставалось только подписывать подготовленные указания.
Аменхотеп не сомневался, что разумная Тийе сделает все как нельзя лучше. Не потому, что так любит своего ленивого супруга, а потому, что надеется, что он назовет наследником ее сына. Пусть надеется, фараон прекрасно знал, что Тийе родила очередную дочку, а ему тут же показали сына. Чей это мальчик? Какая разница… А куда девалась девочка? И это мало волновало фараона.
Но потом было предсказание оракула, и предсказание не из лучших. Наследник фараона погубит все! Аменхотеп принял предсказание на свой счет. Наследник погубит самого Аменхотепа? Этому не бывать!
Главная царица Тийе привычно спешила вечером к своему мужу пер-аа. Фараон выслушивал доклад о делах в Та-Кем не от чади или жрецов, а от собственной супруги. Выслушивал, если было настроение, а если его не было, то либо звал жену на ложе, либо отсылал спать, беря себе кого-то другого.
Глашатай, объявляя о приближении супруги пер-аа, старался кричать не слишком громко. В гареме десятки ненужных ушей, и если царице придется быстро возвращаться обратно, то среди завистниц сразу поползут слухи, что либо Тийе уже нехороша для пер-аа, либо сам Единственный мало интересуется женщинами на ложе. И то и другое плохо.
У фараона душно, он большой любитель благовоний, несколько жаровен, дымок от которых поднимался вверх, стояли даже во внешней комнате. Тийе чуть кашлянула, в горле першило от сильного запаха. Хорошо, что посланец царицы вышел из покоев пер-аа быстро, Единственный призывал жену к себе.
В комнате тоже душно и полутемно, Аменхотеп уже не выносил яркого света, кроме того, он был без краски на лице, а в таком виде его не должна лицезреть даже Тийе, хотя она видела мужа всяким…