А здесь мне показывал мужик, у которого дыхалка вовсе не сбилась, и я все сделала верно, отправив стрелу если не в десятку, то уж в восьмерку точно.
Уже наступила настоящая золотая осень. Лес стоял роскошный – то кроваво-красный, то золотисто-желтый, то темно-зеленый из-за елей, то просто зеленый со стволами янтарно-коричневых стволов сосен. Красотища…
Мужчины быстро ставили новый дом для одного из жителей веси взамен недавно сгоревшего. Когда умелых рук много, все получается быстро и ловко.
После новоселья мы уехали в следующую весь. Она тоже была глубоко в лесу.
– У эрзя есть города?
– Как у русских с большими домами? Нет, нам не нужно. Если построить такой город, люди не будут из домов видеть лес.
Но город все же оказался, до него мы добрались уже в середине осени. Я даже отдаленно не представляла, где мы находимся, вокруг лес, лес и еще раз лес. Наверное, если влезть на самую высокую сосну, то ничего, кроме стены деревьев, не увидишь…
«А вокруг голубая… голубая тайга…»
– Что?
– Да так, песенку какую-то вспомнила. Где мы находимся, не знаешь?
– Вроде Саровское городище… Речки Сатис и Саровка…
Так, уже легче. Саров – это Арзамас-16. Чтоб мне это о чем-то сказало! Где у нас Арзамас да еще и 16? Точно! Где-то там, в лесах.
Нет, я пространственным кретинизмом не страдала, но кто из нас, живущих в Москве двадцать первого века, сможет с лету вспомнить взаимное расположение небольших городов матушки-России? Да еще и тех, в которых ни разу в жизни не был.
Где Саров, который Арзамас-16, каюсь, так и не вспомнила. Пусть простят мне этакое безобразное отношение к их любимому городу жители Сарова… Зато, если вернусь, непременно расскажу, как выглядел их город в умопомрачительной древности. Меня вдруг осенило: я вообще должна все запоминать, запоминать и еще раз запоминать! Иначе командировочка пройдет зря.
Так, начинаем запоминать! В речку Сатис под острым углом впадает речка Саров. На образованном ими остроугольном мысу стоит город. Конечно, он не похож ни на Козельск, ни тем паче на Рязань. Никаких луковок соборов, никаких колоколен, крепкие стены ограждают деревянные постройки, правда, часто в два этажа.
Все из таких толстенных бревен, что я просто не понимала, как вот этакое можно срубить топором, не говоря уже о необходимости притащить из леса и поднять на высоту второго этажа. Вокруг люди как люди, рослые, конечно, крепкие, особенно женщины по сравнению со мной (я против них пигалица). Красивые, сероглазые, светловолосые… очень стройные, у всех прямые плечи без малейшего намека на сутулость.
Отвлеклась, про самих эрзя потом, сейчас о городе. В нескольких метрах от основной стены в землю, как и в тех весях, что мы проходили, врыты колья из целых стволов с наклоном наружу. Колья, как и все остальное, огромные. Хитро, потому что, перебравшись через них, штурмующий попадал в пространство, которое прекрасно простреливалось со стены, и на некоторое время поневоле застревал. Не говоря уже об осадных машинах, которые через эти колья просто не перетащишь. Хотя какие осадные машины, если мы на лошадях цепочкой-то по лесу с трудом пробирались!
Сюда Батый точно не дойдет, Пургазу можно не беспокоиться. И чего он аж на реку Воронеж вылез?
В первый же миг, попав внутрь стены и оказавшись ближе к мысу, я испытала нечто. Нет, оно не было связано ни с увиденным, ни с происходившим вокруг. Просто ощущение столба, открывавшегося вверх в немыслимую высоту и даже глубину космоса…
– Вятич, что это?!
– Что ты чувствуешь?
– Столб… энергетический столб…
Он крепко взял меня за руку.
– Тебе плохо?
– Нет, и даже не страшно, просто потрясающе.
Но вокруг нас люди, долго стоять триумфальной колонной посреди небольшой площади между домами не дали.
А вот здесь к нам отнеслись более настороженно, чем в лесных весях. Почему? Так во всех городах или мы чем-то не понравились? Быстро поняли: не понравилось, что мы русские. Чем это им русские досадили? Боялись бы лучше вон монголов.
Объяснил приставленный к нам эрзя Тёкшонь. Он очень гордился своим «княжеским» именем, Текшей звали славного инязора эрзян, и именем действительно можно было гордиться. Но требовалось оправдать…
Парень рассказал, что русских не любят за то, что десять лет назад с ними крепко воевали. Русские князья захватили эрзянские земли, поставили на них города, инязор Пургаз даже воевал Нижний Новгород, только неудачно.
Так… Нижний Новгород – это уже легче, это на Волге, и я даже помнила, в каком ее месте. На вопрос, в какой стороне этот самый Нижний, Тёкшонь махнул рукой на север:
– Там.
Я развела руками:
– Но мы не князья и совсем из других мест. Русь большая, мы не можем отвечать за всех русских.
Очень хотелось добавить, что я вообще здесь ни при чем…
– Эрзя тяжело, со всех сторон те, кто хочет взять наши земли.
Зря он беспокоится, взять их земли слишком трудно, весь от веси через бурелом и волчьи ямы, кто сюда доберется?
– С одной стороны русские пришли и стали ставить города, с другой булгары и буртасы…
Он явно чего-то недоговорил.
– А что с мокшей, почему не дружите?
Я явно наступила на любимый мозоль, парень аж взвился:
– Мокша – предатели!
Вот те раз! Интересно, в чем это выражается?
– Они договорились с русским князем Юрием Всеволодовичем и напали на нас ему в угоду! А инязор Пургас в ответ договорился с Булгарией. Только те тоже предали эрзя, не стали помогать нам воевать Нижний Новгород.
Понятно, в семье гражданская война, брат на брата и соседей на помощь. Самое, между прочим, поганое дело – бить брата при помощи соседа…
Кажется, я высказала это вслух, потому что Тёкшонь внимательно на меня посмотрел и согласно кивнул:
– Только не все русские так думают.
– Все не могут думать одинаково, – это Вятич. – А про Юрия Всеволодовича можешь своим сородичам сказать, что он не только эрзя обижает… обижал, но и русских тоже. Рязань сжег хуже любых степняков, а людей в плен увел.
Я не стерпела:
– Ты не видел сожженной Батыем Рязани.
– Во-первых, видел, во-вторых, твой отец чуть не погиб именно там, когда горела Рязань от руки великого князя Юрия Всеволодовича, а потом вместе с твоей бабушкой и Анеей был угнан в полон в Переяславль. Оттуда дед выкупил из плена.
Хотелось заорать, что князь сволочь, но Вятич сжал мое запястье, и я промолчала. Зато рассказ о страданиях моих предков от руки князя Юрия Всеволодовича явно произвел впечатление на Тёкшоня, к товарищам по несчастью отношение иное. Видно, он рассказал остальным, и мы стали почти героями былых сражений. А когда выяснилось, что я вообще можно сказать боевой офицер, прошедший немало сражений, стали куда приветливей. Дети с раскрытыми ладошками следом не ходили, но на улице все приветствовали с поклоном.
Меня поражали эрзянские женщины. Они были крепкими, сильными, но главное – их ноги – у всех даже не полные, а просто толстые. Короткие юбки (не мини, конечно, но не до пят), несомненно, чтобы именно эта полнота и была видна. А еще походка – тоже откровенная демонстрация силы.
Вятич, как и все наши парни, девушкам понравился. Тут я испытала немало неприятных минут. С одной стороны, хотелось сказать, что иначе быть не может, потому как плохих не держим, с другой – они глазели на моего Вятича. Привыкла к тому, что сотник мой и только со мной, но никогда не задумывалась, что он мужчина, мужчина привлекательный, даже очень привлекательный, что на него могут заглядываться женщины.
В Сарове, как мы стали звать город, нас расселили по разным домам, это нормально, иначе никак, но Вятич оказался от меня довольно далеко. Просто меня пристроили в дом к вдове, которая немного владела русским, а сотник с тремя парнями оказался в доме самого Пургаза. Почему меня не поселили там же, не понимаю, видно, чтобы не стесняла мужиков. Во всяком случае, вокруг Пургазова двора с утра до позднего вечера крутилось немало девиц и молодок.
Теперь я, кажется, поняла, зачем хитрый Пургаз потащил нас так глубоко в лес в свои веси. Вдов после разных сражений у эрзя, как и у остальных, осталось много, всем нужны мужчины, к соседу под бок опасно, жена может круто возразить, а тут пришлые, сильные, крепкие, к тому же свежая кровь… И им приятно, и роду вроде как прибыльно, и женщины довольны.
Я была не против, чтобы мои парни спали с молодками, но только не Вятич. Они что же, и сотника решили захомутать?! Вокруг Вятича постоянно отиралось несколько таких вот крепконогих. И что делать? Как-то возражать – глупо, это его право, но и наблюдать за тем, как на моего наставника пялятся, стараясь зажечь и его, рослые девицы, тоже не в кайф.
А девушки были действительно красивые, все как на подбор блондинки с длинными волосами (вот когда я пожалела о своей косе, оставшейся валяться на Николином дворе в Рязани!), сероглазые, стройные… Против них я пигалица, да еще и ощипанная, как курчонок. А боевое прошлое… ох, боюсь, оно необязательно для того, чтобы затащить парня на сеновал или задурить голову даже такому, как Вятич.
По поводу ног я быстро выяснила хитрость эрзянских девушек – они просто наматывали на ноги полоску за полоской тонкую белую ткань, чтобы ноги действительно выглядели толще! С позиций девушки двадцать первого века это казалось полным бредом, но кто его знает, как отнесутся мои ратники к таким завлекалочкам? А если они вообще решат остаться в этих благословенных лесах? Уеду одна!
Я настолько привыкла, что Вятич с утра до вечера возится со мной, что простить ему внимание еще к кому-то не могла. И даже внимание кого-то к нему тоже. Уколы ревности? Наверное. Но это такое вредное чувство, которое никакими разумными размышлениями не истребить, сколько ни старайся.
Не удержалась, чтобы не съязвить по поводу особой стройности ножек:
– Вятич, замучаешься у такой красотки тряпки с ножек разматывать, чтобы в постель затащить!
Он внимательно посмотрел на меня и поинтересовался:
– Ты здесь кому-нибудь об этом говорила?
– Нет, зачем? Это их мода, если нравится, пусть мотают.
Сотник удовлетворенно кивнул:
– Советую не критиковать, это действительно их мода и их дело. – И вдруг наклонился к моему уху: – А женщину в постель можно затащить и не разматывая и даже не раздевая. Тебе это никогда в голову не приходило?
Выпрямился и пошел по своим делам, а я осталась, как дура, переваривать. Нет, сообразила я сразу, но ответить не смогла. Конечно, он прав, только эта правота была сродни пощечине. Да чтоб я еще хоть слово сказала! Пусть хоть со всем Саровом переспит! Пожалуй, только вон с Салуней не нужно, это будет совсем у меня на виду.
Я ненавидела законы природы, заставлявшие моих ратников глазеть на девушек, и наоборот. Но поделать против этих законов ничего не могла.
Мне было грустно и скучно. Шла вторая неделя пребывания в Сарове, Вятич с местными без конца на охоте, носили и носили птицу, которая уже потянулась стаями на юг. Женщины щиплют и складывают про запас. Хозяйка знала русский ровно в объеме «есть будешь» и «спать пора», что я вполне могла бы понять и без перевода. Доить козу я не умела, да и вредное животное к себе никого, кроме хозяйки, не подпускало, Салуня, у которой я жила, взялась за веретено, что мне тоже недоступно, было скучно.
Большую часть дня я тренировала руку, пуская и пуская стрелы в цель. Сначала это привлекло местных мальчишек, они висели на нашем плетне гроздьями, едва не свалив его, через пару дней пообвыкли, и я занималась уже без любопытствующих. Убедившись, что моя скромная персона больше никого, кроме меня самой, не интересует, я принялась упражняться с мечом.
Салуня вдруг сказала, что завтра пойдет за ягодой на болото.
– Я тоже.
– Хорошо.
Вот и все общение. Вятич что, хочет, чтобы я разучилась разговаривать вообще? Или ему теперь наплевать на меня?
Мы вышли не рано, чтобы не мочить зря ноги, на болоте и в летний сухой день-то влажно, а уж осенью тем более. Но болото было не такое, в каком я чуть не утонула, пытаясь спасти поросенка, здесь не чавкало под ногами, только пока входили, пришлось перескакивать с кочки на кочку, а потом пошла сушь, сплошь усыпанная красным. Клюква…
Эта ягода ленивая, лежит себе на листиках, грея один бок на солнышке, так и спеет с одной стороны. Зато когда созреет вся… Вообще-то, я любительница сладких ягод и фруктов, но клюкву обожаю, хотя она и кислая.
Салуня показала рукой на россыпи, мол, это все наше. Понятно, тут ее столько, что больше никуда ходить не нужно, кочка – туесок, кочка – второй… Я жительница сугубо городская, в деревенской жизни не смыслю ничегошеньки, репу от редьки, даже вытащенную из земли, вряд ли отличу, но ягоды собирать люблю и умею. Просто, когда руки снимают одну ягодку за другой, что с куста малины, что черники, что вот клюквы, голове хорошо и свободно думается.
Руки замелькали, туески стали быстро наполняться. Определить время мне было сложно, я не ориентируюсь по солнцу, а мобильника в кармане как на грех не было, пришлось оглядываться на Салуню. Та, видно, решила, что я боюсь потеряться, успокоила, мол, без тебя не уйду.
Тоже хороший вопрос, я довольно легко ориентируюсь в пространстве, и в какой стороне город, представляла. Но остаться одной на болоте в лесах на месте будущего Сарова в одиночестве… это уже был бы перебор. Именно поэтому я не рвалась ходить с женщинами за грибами. Они вокруг каждый кустик знают, а я? Или грибы собирай, или за ними смотри, чтобы не аукать потом до посинения. Здесь проще, на болотце местность легко проглядывалась, Салуню видно, долго искать глазами не приходилось.
Вот обе мои корзины и полны… Я подошла к Салуне:
– Я все.
Та вскинула глаза, ахнула:
– Быстрая! Подожди немного.
Но ждать пришлось не мне, а ей. На краю сухой части болотца, где мы собирали ягоды, вдруг появилась фигура старика с посохом. Он явно сделал мне знак, чтобы подошла.
– Салуня…
Женщина смотрела туда же, но страха в ее глазах я не заметила. Значит, знает, кто это.
– Он зовет меня?
– Тебя.
– Кто это?
– Не знаю.
Ну ни фига себе! Ее гостью зовет к краю болота какой-то мужик, а она спокойна, как мамонт! Ну и нервы у этих эрзянок…
– Настя, не бойся, подойди.
Голос негромкий, но слышно хорошо. Он знал мое имя…
Я переступала через кочки, усыпанные ягодами, и думала, что просто свихнулась – иду навстречу незнакомому человеку, который может просто заманить меня в болото и погубить. Но страшно почему-то все равно не было. Интересно, что бы сказал по этому поводу Вятич?
– Вятич сказал бы: «Иди».
Я была уже рядом со стариком, остановившись как вкопанная.
– Откуда вы знаете, о чем я думаю?
– Я не буду заманивать тебя в болото, не для того проделал такой долгий путь.
– Откуда?
– Присядем, устал…
Он со вздохом присел на поваленное дерево, жестом приглашая присоединиться. Вообще-то я тоже устала сидеть на корточках, но долго рассиживаться посреди болота с незнакомым человеком не собиралась.
– Так откуда?
Он вскинул на меня глаза, и я увидела, что он очень похож на Ворона, стало даже не по себе. Старик скупо улыбнулся, сделал успокаивающий жест:
– Я не Ворон. Что тебе он во всех мерещится?
Присела.
– Настя, тебе пора обратно. Вятич все тянет и тянет…
– Два вопроса. Почему пора? Я еще не убила Батыя. И почему тянет Вятич? Вообще зачем он меня сюда притащил?
– Почему тянет и зачем притащил, это ты у него спроси. А пора, потому что у Батыя появилась слишком сильная помощница. Если она встанет против тебя, может случиться беда.
– Что за помощница?
– Шаманка. Она сумела привлечь в помощь всех духов погибших монголов и еще много что. Пока ты сидишь спокойно, она тебе не страшна, но как только начнешь воевать против Батыя, столкнешься с ней.
Ну дела…
– И что делать? Сидеть, бояться?
– Ты можешь остаться жить здесь. Спокойно, тихо… Монголы сюда не скоро доберутся.
– Или?
– Или отправиться домой, в Москву.
Взыграла вся строптивость разом:
– Вы забыли третье «или»: одолеть шаманку!
Глаза старика стали темными.
– Ты уверена, что это тебе под силу?
– Мне нет, а с вашей помощью?
– Ты даже не представляешь, о чем просишь. Это не монгольских коней волчьим воем пугать… Здесь платой может стать душа.
Обнадежил называется.
– Меня часто называли бездушной.
Старик вдруг поднялся:
– Ты запомнила это болото? Найдешь сюда дорогу сама?
Прийти сюда одной? Зачем? Удовольствие не слишком… Я даже на всякий случай оглянулась, чтобы убедиться, что Салуня не ушла, бросив меня болтать со стариком.
– Найдешь, – решил он за меня. – Завтра в середине дня приведешь Вятича. Вон там, – жилистая рука показала на тот край болота, откуда пришел он сам, – мы подождем. Больше никому не говори. Вятичу скажешь, что Славен пришел.
– А Салуня?
– Она не будет помнить.
Так, эти штучки мы у Ворона уже видели.
– Это не штучки, иногда надо!
Ясно, и мысли читаем, как Ворон.
Дед в ответ рассмеялся на удивление молодым для седых волос и глубоких морщин смехом.
– Ты удивляешься самым простым вещам, а хочешь сразиться с сильной шаманкой. Иди, тебе пора.
Когда я подошла к Салуне, та зачем-то поинтересовалась:
– Нашла?
– Что?
– Ну, ты за туеском, который там оставила, ходила. Нашла?
Туесок спокойно лежал рядом с одной из моих корзин. Я кивнула:
– Чего его искать, лежал на видном месте.
Оглянулась на тот край поляны, старика, конечно, не было.
Салуня уже тоже добрала свои корзины, мы старательно их завязали, чтобы не рассыпать ягоды, и тронулись в обратный путь. Ни единого вопроса о том, с кем это я разговаривала на краю болотца, не было. Она и впрямь ничего не помнила.
А я? Вдруг я также много чего не помню? Сначала разговаривают, а потом на раз, два, три стирают все к чертовой матери из памяти, и ладно.
Я старалась не думать о том, что услышала. Просто боялась, что не удержусь и проговорюсь или переживания будут заметны на лице. Все же меня предупредили, чтобы не будила лихо, пока оно тихо. А вот если разбужу, то буду иметь дело с такими силами, с которыми самой не справиться.
Нечего сказать, спокойный у меня уик-энд! Снова мелькнула мысль: что скажет Вятич.
Вятича я обнаружила в обществе двух своих ратников и трех девиц, каждая из которых старалась привлечь внимание именно к себе. Гнусно, понимающе хмыкнула и позвала:
– Извините, что помешала приятному времяпрепровождению. Мне нужно тебе что-то сказать.
Сотник спокойно встал и вышел за мной.
– Что случилось?
– Я понимаю, что отрываю от приятной беседы, – ехидство из меня так и перло, – но завтра тебе нужно быть на болоте.
– Где?
– Завтра ты пойдешь со мной на болото, где мы сегодня брали клюкву!
Оставалось только добавить, что это приказ и обсуждению не подлежит.
Я разозлилась, он совершенно меня забыл, забросил, и больше ничего неверному наставнику объяснять не собиралась! Все мужики сво… сериал прав, даже те, которые на первый взгляд кажутся порядочными. И на десятый тоже. Нутро у всех с гнильцой, даже у Вятичей. Вот!
Меня захлестнула обида на весь мужской род вообще и его представителя Вятича в частности. Пусть идет к своим фифам, я больше уговаривать не стану, а завтра пойду и договорюсь со стариком сама! И с Батыем буду воевать сама безо всяких там наставников, которые…
Вслед моей спине с крыльца раздался насмешливый вопрос:
– А если я завтра с тобой не пойду?
Я на миг замерла, не оборачиваясь, потом спокойно пожала плечами:
– Я и без тебя дорогу к Славену найду.
Вятич вмиг слетел с крыльца и оказался передо мной:
– Где ты его видела?!
– Ну не в обнимку же с девицами?
– Славен здесь?
– А чего ты испугался? Здесь, просил завтра прийти.
– Когда?
– Днем.
– Я сам пойду.
– Ну уж нет!
И снова он увидел мою удаляющуюся спину.
– Настя…
Я не разговариваю с предателями, променявшими общее дело на толстые ноги прелестниц!
На следующее утро, выйдя во двор, я обнаружила там Вятича, сидящего на колоде для колки дров и вырезающего что-то ножиком. Недовольно буркнув приветствие, проследовала к бочке с дождевой водой, разогнала в ней зелень, плеснула в лицо и отправилась обратно в дом.
Уже наступила настоящая золотая осень. Лес стоял роскошный – то кроваво-красный, то золотисто-желтый, то темно-зеленый из-за елей, то просто зеленый со стволами янтарно-коричневых стволов сосен. Красотища…
Мужчины быстро ставили новый дом для одного из жителей веси взамен недавно сгоревшего. Когда умелых рук много, все получается быстро и ловко.
После новоселья мы уехали в следующую весь. Она тоже была глубоко в лесу.
– У эрзя есть города?
– Как у русских с большими домами? Нет, нам не нужно. Если построить такой город, люди не будут из домов видеть лес.
Но город все же оказался, до него мы добрались уже в середине осени. Я даже отдаленно не представляла, где мы находимся, вокруг лес, лес и еще раз лес. Наверное, если влезть на самую высокую сосну, то ничего, кроме стены деревьев, не увидишь…
«А вокруг голубая… голубая тайга…»
– Что?
– Да так, песенку какую-то вспомнила. Где мы находимся, не знаешь?
– Вроде Саровское городище… Речки Сатис и Саровка…
Так, уже легче. Саров – это Арзамас-16. Чтоб мне это о чем-то сказало! Где у нас Арзамас да еще и 16? Точно! Где-то там, в лесах.
Нет, я пространственным кретинизмом не страдала, но кто из нас, живущих в Москве двадцать первого века, сможет с лету вспомнить взаимное расположение небольших городов матушки-России? Да еще и тех, в которых ни разу в жизни не был.
Где Саров, который Арзамас-16, каюсь, так и не вспомнила. Пусть простят мне этакое безобразное отношение к их любимому городу жители Сарова… Зато, если вернусь, непременно расскажу, как выглядел их город в умопомрачительной древности. Меня вдруг осенило: я вообще должна все запоминать, запоминать и еще раз запоминать! Иначе командировочка пройдет зря.
Так, начинаем запоминать! В речку Сатис под острым углом впадает речка Саров. На образованном ими остроугольном мысу стоит город. Конечно, он не похож ни на Козельск, ни тем паче на Рязань. Никаких луковок соборов, никаких колоколен, крепкие стены ограждают деревянные постройки, правда, часто в два этажа.
Все из таких толстенных бревен, что я просто не понимала, как вот этакое можно срубить топором, не говоря уже о необходимости притащить из леса и поднять на высоту второго этажа. Вокруг люди как люди, рослые, конечно, крепкие, особенно женщины по сравнению со мной (я против них пигалица). Красивые, сероглазые, светловолосые… очень стройные, у всех прямые плечи без малейшего намека на сутулость.
Отвлеклась, про самих эрзя потом, сейчас о городе. В нескольких метрах от основной стены в землю, как и в тех весях, что мы проходили, врыты колья из целых стволов с наклоном наружу. Колья, как и все остальное, огромные. Хитро, потому что, перебравшись через них, штурмующий попадал в пространство, которое прекрасно простреливалось со стены, и на некоторое время поневоле застревал. Не говоря уже об осадных машинах, которые через эти колья просто не перетащишь. Хотя какие осадные машины, если мы на лошадях цепочкой-то по лесу с трудом пробирались!
Сюда Батый точно не дойдет, Пургазу можно не беспокоиться. И чего он аж на реку Воронеж вылез?
В первый же миг, попав внутрь стены и оказавшись ближе к мысу, я испытала нечто. Нет, оно не было связано ни с увиденным, ни с происходившим вокруг. Просто ощущение столба, открывавшегося вверх в немыслимую высоту и даже глубину космоса…
– Вятич, что это?!
– Что ты чувствуешь?
– Столб… энергетический столб…
Он крепко взял меня за руку.
– Тебе плохо?
– Нет, и даже не страшно, просто потрясающе.
Но вокруг нас люди, долго стоять триумфальной колонной посреди небольшой площади между домами не дали.
А вот здесь к нам отнеслись более настороженно, чем в лесных весях. Почему? Так во всех городах или мы чем-то не понравились? Быстро поняли: не понравилось, что мы русские. Чем это им русские досадили? Боялись бы лучше вон монголов.
Объяснил приставленный к нам эрзя Тёкшонь. Он очень гордился своим «княжеским» именем, Текшей звали славного инязора эрзян, и именем действительно можно было гордиться. Но требовалось оправдать…
Парень рассказал, что русских не любят за то, что десять лет назад с ними крепко воевали. Русские князья захватили эрзянские земли, поставили на них города, инязор Пургаз даже воевал Нижний Новгород, только неудачно.
Так… Нижний Новгород – это уже легче, это на Волге, и я даже помнила, в каком ее месте. На вопрос, в какой стороне этот самый Нижний, Тёкшонь махнул рукой на север:
– Там.
Я развела руками:
– Но мы не князья и совсем из других мест. Русь большая, мы не можем отвечать за всех русских.
Очень хотелось добавить, что я вообще здесь ни при чем…
– Эрзя тяжело, со всех сторон те, кто хочет взять наши земли.
Зря он беспокоится, взять их земли слишком трудно, весь от веси через бурелом и волчьи ямы, кто сюда доберется?
– С одной стороны русские пришли и стали ставить города, с другой булгары и буртасы…
Он явно чего-то недоговорил.
– А что с мокшей, почему не дружите?
Я явно наступила на любимый мозоль, парень аж взвился:
– Мокша – предатели!
Вот те раз! Интересно, в чем это выражается?
– Они договорились с русским князем Юрием Всеволодовичем и напали на нас ему в угоду! А инязор Пургас в ответ договорился с Булгарией. Только те тоже предали эрзя, не стали помогать нам воевать Нижний Новгород.
Понятно, в семье гражданская война, брат на брата и соседей на помощь. Самое, между прочим, поганое дело – бить брата при помощи соседа…
Кажется, я высказала это вслух, потому что Тёкшонь внимательно на меня посмотрел и согласно кивнул:
– Только не все русские так думают.
– Все не могут думать одинаково, – это Вятич. – А про Юрия Всеволодовича можешь своим сородичам сказать, что он не только эрзя обижает… обижал, но и русских тоже. Рязань сжег хуже любых степняков, а людей в плен увел.
Я не стерпела:
– Ты не видел сожженной Батыем Рязани.
– Во-первых, видел, во-вторых, твой отец чуть не погиб именно там, когда горела Рязань от руки великого князя Юрия Всеволодовича, а потом вместе с твоей бабушкой и Анеей был угнан в полон в Переяславль. Оттуда дед выкупил из плена.
Хотелось заорать, что князь сволочь, но Вятич сжал мое запястье, и я промолчала. Зато рассказ о страданиях моих предков от руки князя Юрия Всеволодовича явно произвел впечатление на Тёкшоня, к товарищам по несчастью отношение иное. Видно, он рассказал остальным, и мы стали почти героями былых сражений. А когда выяснилось, что я вообще можно сказать боевой офицер, прошедший немало сражений, стали куда приветливей. Дети с раскрытыми ладошками следом не ходили, но на улице все приветствовали с поклоном.
Меня поражали эрзянские женщины. Они были крепкими, сильными, но главное – их ноги – у всех даже не полные, а просто толстые. Короткие юбки (не мини, конечно, но не до пят), несомненно, чтобы именно эта полнота и была видна. А еще походка – тоже откровенная демонстрация силы.
Вятич, как и все наши парни, девушкам понравился. Тут я испытала немало неприятных минут. С одной стороны, хотелось сказать, что иначе быть не может, потому как плохих не держим, с другой – они глазели на моего Вятича. Привыкла к тому, что сотник мой и только со мной, но никогда не задумывалась, что он мужчина, мужчина привлекательный, даже очень привлекательный, что на него могут заглядываться женщины.
В Сарове, как мы стали звать город, нас расселили по разным домам, это нормально, иначе никак, но Вятич оказался от меня довольно далеко. Просто меня пристроили в дом к вдове, которая немного владела русским, а сотник с тремя парнями оказался в доме самого Пургаза. Почему меня не поселили там же, не понимаю, видно, чтобы не стесняла мужиков. Во всяком случае, вокруг Пургазова двора с утра до позднего вечера крутилось немало девиц и молодок.
Теперь я, кажется, поняла, зачем хитрый Пургаз потащил нас так глубоко в лес в свои веси. Вдов после разных сражений у эрзя, как и у остальных, осталось много, всем нужны мужчины, к соседу под бок опасно, жена может круто возразить, а тут пришлые, сильные, крепкие, к тому же свежая кровь… И им приятно, и роду вроде как прибыльно, и женщины довольны.
Я была не против, чтобы мои парни спали с молодками, но только не Вятич. Они что же, и сотника решили захомутать?! Вокруг Вятича постоянно отиралось несколько таких вот крепконогих. И что делать? Как-то возражать – глупо, это его право, но и наблюдать за тем, как на моего наставника пялятся, стараясь зажечь и его, рослые девицы, тоже не в кайф.
А девушки были действительно красивые, все как на подбор блондинки с длинными волосами (вот когда я пожалела о своей косе, оставшейся валяться на Николином дворе в Рязани!), сероглазые, стройные… Против них я пигалица, да еще и ощипанная, как курчонок. А боевое прошлое… ох, боюсь, оно необязательно для того, чтобы затащить парня на сеновал или задурить голову даже такому, как Вятич.
По поводу ног я быстро выяснила хитрость эрзянских девушек – они просто наматывали на ноги полоску за полоской тонкую белую ткань, чтобы ноги действительно выглядели толще! С позиций девушки двадцать первого века это казалось полным бредом, но кто его знает, как отнесутся мои ратники к таким завлекалочкам? А если они вообще решат остаться в этих благословенных лесах? Уеду одна!
Я настолько привыкла, что Вятич с утра до вечера возится со мной, что простить ему внимание еще к кому-то не могла. И даже внимание кого-то к нему тоже. Уколы ревности? Наверное. Но это такое вредное чувство, которое никакими разумными размышлениями не истребить, сколько ни старайся.
Не удержалась, чтобы не съязвить по поводу особой стройности ножек:
– Вятич, замучаешься у такой красотки тряпки с ножек разматывать, чтобы в постель затащить!
Он внимательно посмотрел на меня и поинтересовался:
– Ты здесь кому-нибудь об этом говорила?
– Нет, зачем? Это их мода, если нравится, пусть мотают.
Сотник удовлетворенно кивнул:
– Советую не критиковать, это действительно их мода и их дело. – И вдруг наклонился к моему уху: – А женщину в постель можно затащить и не разматывая и даже не раздевая. Тебе это никогда в голову не приходило?
Выпрямился и пошел по своим делам, а я осталась, как дура, переваривать. Нет, сообразила я сразу, но ответить не смогла. Конечно, он прав, только эта правота была сродни пощечине. Да чтоб я еще хоть слово сказала! Пусть хоть со всем Саровом переспит! Пожалуй, только вон с Салуней не нужно, это будет совсем у меня на виду.
Я ненавидела законы природы, заставлявшие моих ратников глазеть на девушек, и наоборот. Но поделать против этих законов ничего не могла.
Мне было грустно и скучно. Шла вторая неделя пребывания в Сарове, Вятич с местными без конца на охоте, носили и носили птицу, которая уже потянулась стаями на юг. Женщины щиплют и складывают про запас. Хозяйка знала русский ровно в объеме «есть будешь» и «спать пора», что я вполне могла бы понять и без перевода. Доить козу я не умела, да и вредное животное к себе никого, кроме хозяйки, не подпускало, Салуня, у которой я жила, взялась за веретено, что мне тоже недоступно, было скучно.
Большую часть дня я тренировала руку, пуская и пуская стрелы в цель. Сначала это привлекло местных мальчишек, они висели на нашем плетне гроздьями, едва не свалив его, через пару дней пообвыкли, и я занималась уже без любопытствующих. Убедившись, что моя скромная персона больше никого, кроме меня самой, не интересует, я принялась упражняться с мечом.
Салуня вдруг сказала, что завтра пойдет за ягодой на болото.
– Я тоже.
– Хорошо.
Вот и все общение. Вятич что, хочет, чтобы я разучилась разговаривать вообще? Или ему теперь наплевать на меня?
Мы вышли не рано, чтобы не мочить зря ноги, на болоте и в летний сухой день-то влажно, а уж осенью тем более. Но болото было не такое, в каком я чуть не утонула, пытаясь спасти поросенка, здесь не чавкало под ногами, только пока входили, пришлось перескакивать с кочки на кочку, а потом пошла сушь, сплошь усыпанная красным. Клюква…
Эта ягода ленивая, лежит себе на листиках, грея один бок на солнышке, так и спеет с одной стороны. Зато когда созреет вся… Вообще-то, я любительница сладких ягод и фруктов, но клюкву обожаю, хотя она и кислая.
Салуня показала рукой на россыпи, мол, это все наше. Понятно, тут ее столько, что больше никуда ходить не нужно, кочка – туесок, кочка – второй… Я жительница сугубо городская, в деревенской жизни не смыслю ничегошеньки, репу от редьки, даже вытащенную из земли, вряд ли отличу, но ягоды собирать люблю и умею. Просто, когда руки снимают одну ягодку за другой, что с куста малины, что черники, что вот клюквы, голове хорошо и свободно думается.
Руки замелькали, туески стали быстро наполняться. Определить время мне было сложно, я не ориентируюсь по солнцу, а мобильника в кармане как на грех не было, пришлось оглядываться на Салуню. Та, видно, решила, что я боюсь потеряться, успокоила, мол, без тебя не уйду.
Тоже хороший вопрос, я довольно легко ориентируюсь в пространстве, и в какой стороне город, представляла. Но остаться одной на болоте в лесах на месте будущего Сарова в одиночестве… это уже был бы перебор. Именно поэтому я не рвалась ходить с женщинами за грибами. Они вокруг каждый кустик знают, а я? Или грибы собирай, или за ними смотри, чтобы не аукать потом до посинения. Здесь проще, на болотце местность легко проглядывалась, Салуню видно, долго искать глазами не приходилось.
Вот обе мои корзины и полны… Я подошла к Салуне:
– Я все.
Та вскинула глаза, ахнула:
– Быстрая! Подожди немного.
Но ждать пришлось не мне, а ей. На краю сухой части болотца, где мы собирали ягоды, вдруг появилась фигура старика с посохом. Он явно сделал мне знак, чтобы подошла.
– Салуня…
Женщина смотрела туда же, но страха в ее глазах я не заметила. Значит, знает, кто это.
– Он зовет меня?
– Тебя.
– Кто это?
– Не знаю.
Ну ни фига себе! Ее гостью зовет к краю болота какой-то мужик, а она спокойна, как мамонт! Ну и нервы у этих эрзянок…
– Настя, не бойся, подойди.
Голос негромкий, но слышно хорошо. Он знал мое имя…
Я переступала через кочки, усыпанные ягодами, и думала, что просто свихнулась – иду навстречу незнакомому человеку, который может просто заманить меня в болото и погубить. Но страшно почему-то все равно не было. Интересно, что бы сказал по этому поводу Вятич?
– Вятич сказал бы: «Иди».
Я была уже рядом со стариком, остановившись как вкопанная.
– Откуда вы знаете, о чем я думаю?
– Я не буду заманивать тебя в болото, не для того проделал такой долгий путь.
– Откуда?
– Присядем, устал…
Он со вздохом присел на поваленное дерево, жестом приглашая присоединиться. Вообще-то я тоже устала сидеть на корточках, но долго рассиживаться посреди болота с незнакомым человеком не собиралась.
– Так откуда?
Он вскинул на меня глаза, и я увидела, что он очень похож на Ворона, стало даже не по себе. Старик скупо улыбнулся, сделал успокаивающий жест:
– Я не Ворон. Что тебе он во всех мерещится?
Присела.
– Настя, тебе пора обратно. Вятич все тянет и тянет…
– Два вопроса. Почему пора? Я еще не убила Батыя. И почему тянет Вятич? Вообще зачем он меня сюда притащил?
– Почему тянет и зачем притащил, это ты у него спроси. А пора, потому что у Батыя появилась слишком сильная помощница. Если она встанет против тебя, может случиться беда.
– Что за помощница?
– Шаманка. Она сумела привлечь в помощь всех духов погибших монголов и еще много что. Пока ты сидишь спокойно, она тебе не страшна, но как только начнешь воевать против Батыя, столкнешься с ней.
Ну дела…
– И что делать? Сидеть, бояться?
– Ты можешь остаться жить здесь. Спокойно, тихо… Монголы сюда не скоро доберутся.
– Или?
– Или отправиться домой, в Москву.
Взыграла вся строптивость разом:
– Вы забыли третье «или»: одолеть шаманку!
Глаза старика стали темными.
– Ты уверена, что это тебе под силу?
– Мне нет, а с вашей помощью?
– Ты даже не представляешь, о чем просишь. Это не монгольских коней волчьим воем пугать… Здесь платой может стать душа.
Обнадежил называется.
– Меня часто называли бездушной.
Старик вдруг поднялся:
– Ты запомнила это болото? Найдешь сюда дорогу сама?
Прийти сюда одной? Зачем? Удовольствие не слишком… Я даже на всякий случай оглянулась, чтобы убедиться, что Салуня не ушла, бросив меня болтать со стариком.
– Найдешь, – решил он за меня. – Завтра в середине дня приведешь Вятича. Вон там, – жилистая рука показала на тот край болота, откуда пришел он сам, – мы подождем. Больше никому не говори. Вятичу скажешь, что Славен пришел.
– А Салуня?
– Она не будет помнить.
Так, эти штучки мы у Ворона уже видели.
– Это не штучки, иногда надо!
Ясно, и мысли читаем, как Ворон.
Дед в ответ рассмеялся на удивление молодым для седых волос и глубоких морщин смехом.
– Ты удивляешься самым простым вещам, а хочешь сразиться с сильной шаманкой. Иди, тебе пора.
Когда я подошла к Салуне, та зачем-то поинтересовалась:
– Нашла?
– Что?
– Ну, ты за туеском, который там оставила, ходила. Нашла?
Туесок спокойно лежал рядом с одной из моих корзин. Я кивнула:
– Чего его искать, лежал на видном месте.
Оглянулась на тот край поляны, старика, конечно, не было.
Салуня уже тоже добрала свои корзины, мы старательно их завязали, чтобы не рассыпать ягоды, и тронулись в обратный путь. Ни единого вопроса о том, с кем это я разговаривала на краю болотца, не было. Она и впрямь ничего не помнила.
А я? Вдруг я также много чего не помню? Сначала разговаривают, а потом на раз, два, три стирают все к чертовой матери из памяти, и ладно.
Я старалась не думать о том, что услышала. Просто боялась, что не удержусь и проговорюсь или переживания будут заметны на лице. Все же меня предупредили, чтобы не будила лихо, пока оно тихо. А вот если разбужу, то буду иметь дело с такими силами, с которыми самой не справиться.
Нечего сказать, спокойный у меня уик-энд! Снова мелькнула мысль: что скажет Вятич.
Вятича я обнаружила в обществе двух своих ратников и трех девиц, каждая из которых старалась привлечь внимание именно к себе. Гнусно, понимающе хмыкнула и позвала:
– Извините, что помешала приятному времяпрепровождению. Мне нужно тебе что-то сказать.
Сотник спокойно встал и вышел за мной.
– Что случилось?
– Я понимаю, что отрываю от приятной беседы, – ехидство из меня так и перло, – но завтра тебе нужно быть на болоте.
– Где?
– Завтра ты пойдешь со мной на болото, где мы сегодня брали клюкву!
Оставалось только добавить, что это приказ и обсуждению не подлежит.
Я разозлилась, он совершенно меня забыл, забросил, и больше ничего неверному наставнику объяснять не собиралась! Все мужики сво… сериал прав, даже те, которые на первый взгляд кажутся порядочными. И на десятый тоже. Нутро у всех с гнильцой, даже у Вятичей. Вот!
Меня захлестнула обида на весь мужской род вообще и его представителя Вятича в частности. Пусть идет к своим фифам, я больше уговаривать не стану, а завтра пойду и договорюсь со стариком сама! И с Батыем буду воевать сама безо всяких там наставников, которые…
Вслед моей спине с крыльца раздался насмешливый вопрос:
– А если я завтра с тобой не пойду?
Я на миг замерла, не оборачиваясь, потом спокойно пожала плечами:
– Я и без тебя дорогу к Славену найду.
Вятич вмиг слетел с крыльца и оказался передо мной:
– Где ты его видела?!
– Ну не в обнимку же с девицами?
– Славен здесь?
– А чего ты испугался? Здесь, просил завтра прийти.
– Когда?
– Днем.
– Я сам пойду.
– Ну уж нет!
И снова он увидел мою удаляющуюся спину.
– Настя…
Я не разговариваю с предателями, променявшими общее дело на толстые ноги прелестниц!
На следующее утро, выйдя во двор, я обнаружила там Вятича, сидящего на колоде для колки дров и вырезающего что-то ножиком. Недовольно буркнув приветствие, проследовала к бочке с дождевой водой, разогнала в ней зелень, плеснула в лицо и отправилась обратно в дом.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента