Страница:
– Он в милиции работает, то ли участковым, то ли следователем, но в форме не ходит. Не семейный. То ли вдовый, то ли разведенный – точно не знаю. Вроде бездетный, а может, и есть кто. Но в доме живет один, в однокомнатной квартере, на третьем этаже. А может, и не один, но во дворе завсегда один!
Правда, эти знания ей абсолютно ничего не дали. Михал Иваныч, которого она назвала для простоты и удобства Мишаней, все так же был далек и не проявлял никакой заинтересованности в ее соседской персоне. А может, и проявлял, да не показывал. Хотя она бы непременно почувствовала, если б проявлял...
Она даже думала провернуть такую штуку: придумать повод да и постучаться к нему в его холостяцкую нору. Вот только повода она никак не могла найти. Подруга Сашка усмехнулась и сказала:
– Вот тоже мне проблема! Иди и попроси его дырку в стенке просверлить! А потом, когда он просверлит, ты ему кофе предложи, ну в знак благодарности. Не деньги же давать соседу!
Дырку в стенке – это круто! Правда, все дырки в стенках у Марины давным-давно просверлены: сынок-то хоть и оболтус, но руки у него из того места, из какого надо, растут, и маманину квартирку он до ума давно довел. Правда, можно бы прикупить какую-нибудь картинку на стенку и под нее провертеть дырочку, но...
Но как-то все это было не так. А ну как окажется этот Михал Иваныч букой милицейским, у которого, кроме протоколов, в голове ничего нет? Или не умеет он совсем дырки в стенках вертеть? Или просто спросит, какого рожна она к нему-то приперлась? Что тогда говорить? Нет. Все это не катило. Искусственно как-то было. И страшно. А ну как сорвется? Второй раз она уж точно не посмеет к нему обратиться ни с чем, даже если ей будет нужен его совет как специалиста из правоохранительных органов. Нет, надо сочинить что-то более симпатичное. А что – она так и не могла придумать.
«Если бы я была мужчиной, а вы – женщиной, то я давно бы с вами познакомилась. Но поскольку все наоборот, то мне приходится, как в XIX веке, краснея и бледнея, высунув кончик языка, гусиным пером царапать бумагу, выписывая старые пушкинские строчки: «Я к вам пишу, чего же боле...» И если мне удалось вас заинтересовать – звоните».
И номер телефона мобильного своего тоже написала. Потом выдрала листок из тетрадки, свернула вдвое и, уходя из дому, воровато опустила его в ящик. Щеки у нее пылали, как у тургеневской барышни, а в голове стучала кровь. Было страшно и стыдно, как будто что-то украла. Но она решила так: получит Мишаня письмо, прочитает. Наверняка заинтересуется и, скорее всего, позвонит. И тогда по тону, по разговору она поймет, стоит ли ей раскрываться. Не услышит в голосе приветливости и заинтересованности, так можно и не рассекречиваться. А если эта милицейская душа как-то узнает, кому номер телефона принадлежит, так можно в дурочку сыграть: мол, подшутил кто-то. «Я?! Что вы! Как я могу?!» В общем, есть варианты отступления.
Итак, долгие проводы – лишние слезы. Маме – поцелуй, ребенку – второй. До свидания, родные! До скорого!
– Не заблудись там! – чуть не плача, пропищала напоследок мама.
– Не заблудится! Она ж с навигатором! – слишком бодро возразил сынок, и за этой его показной бодростью Марина уловила, что детеныш переживает за свою «маман» и испытывает чувство неудобства за то, что так прокатил ее с компанией.
Марина на него глянула строго. Хорошо было б уши ему надрать за то, что подвел с отпуском. А с другой стороны – так-то оно еще интереснее. Не пропадет! Не из такого вылезала...
Даже с навигатором ее иногда заносило, что называется, не в ту степь. Хотя приборчик Марине Андреевой достался на редкость умненький и грамотный. Карты России он читал отлично. Они в нем были уже загружены. А «глобус Украины» ей по ее просьбе за отдельную, не очень большую, плату закачали при покупке прибора прямо в магазине. Этот самый «глобус» прописан был латиницей, и оттого при пробной настройке навигатора Марина едва ногти не обломала, безрезультатно вводя название столицы Украины. Слово из четырех букв по «не нашей мове» пишется весьма замысловато, как и все прочее.
А еще на территории Украины навигатор опаздывал на несколько метров, в результате чего она благополучно проскакивала нужный поворот, после чего электронная девушка Маша – так в инструкции значилось, Машей звали ту, что пряталась за картами навигатора, – голосом без эмоций выдавала «изменение маршрута» и посылала наивную Марину в обход, в объезд и на сотню километров вперед. А Марина посылала эту нерасторопную электронную Машу так далеко, что, если б ее в этот момент слышал Мужчина ее мечты, то... Словом, лучше б ему этого не слышать.
Местами на территории Украины навигатор просто отказывался читать карту или безбожно врал, путая путешественницу так, что она чуть не наизусть выучила некоторые населенные пункты и могла уже с закрытыми глазами проехать по городам ДонецЬк – именно так, не иначе как с мягким знаком, – Мариуполь и Симферополь. Но об этом «пизднийше», то есть «попозже», если перевести с украинского. Пока что до той Украины еще надо было доехать.
Ближе к Пскову мандраж прошел. К тому же нудный питерский дождик за Лугой внезапно закончился, и выглянуло осеннее, еще теплое, солнышко. Выезжать в путешествие в дождь – на счастье, но вот ехать лучше без дождя. И позитивные изменения прогноза погоды ее очень радовали.
Зато рассматривала еще одну дорогу, которая из Пскова уводила в Беларусь, проходила через эту бывшую братскую республику Союза, далее огибала Киев и вниз по карте до Одессы, откуда берегом моря шла прямехонько в Крым.
Была мысль у Марины проехать этим маршрутом, погулять по киевскому «Хрещатику», но тогда она никак не попадала в гости к своей подруге Наташке Стрелковой, которая с нетерпением ждала ее в Донецке. Так что, исходя из этих условий, путь оставался один – через Псков на Смоленск.
Еще до отъезда Марина перелопатила Интернет и нашла немало сообщений автолюбителей, которые опробовали этот маршрут. Был он хоть и более протяженный, но зато вдали от Кремлевской стены и столичных дорог, которых она боялась как огня. Потому и вырулила из Питера не по Московскому шоссе, а по Киевскому и через несколько часов добралась до первого большого пункта маршрута – Пскова.
План первого дня пути – засветло добраться до Смоленска – Марина наметила еще дома. Поэтому, чтобы уложиться в световой день, она давила на педаль газа и без остановки пролетала маленькие поселки и города. Псков – Остров – Опочка – Пустошка – Невель – Усвяты – Велиж – Демидов – Смоленск. Когда дома прокладывала маршрут, эти среднерусские названия нагоняли на нее тоску и мысль страшная не отпускала. Мысль была о том, что по таким местам не может проходить нормальная дорога.
Оказалось, она ошибалась. Дорога как дорога, видали и хуже. В одном месте, кстати, даже платное шоссе встретилось, о чем свидетельствовал указатель на обочине. Правда, Марина так и не поняла, чем тот участок дороги оказался лучше остальных?! Никакой логики! Если уж в конце участка берут деньги за проезд, то должен же он как-то отличаться от всей остальной дороги в лучшую сторону?!
Должен-то он должен, наверное, но... он не отличался. Ничем! Правда, и стоило это не так дорого, каких-то две сотни рублей. В конце этого платного участка дороги красовались полосатый шлагбаум и будочка.
Марина долго ждала, а шлагбаум все не поднимался. Наконец из будки вышел пацан, лениво подошел к машине и промычал невразумительно:
– Тут типа выйти надо и оплатить дорогу...
– Молодой человек! Вы шлагбаум откройте, я до кассы доеду и расплачусь. Что зря-то топтаться?! Не убегу же я... – Марина и в самом деле не видела причины в такой строгости.
– Вообще-то не положено... – Парень покосился на машину, просчитывая в уме, рванет водитель за шлагбаумом мимо кассы или честно остановится и оплатит проезд.
Марина по лицу его видела, как борется в нем желание пропустить тетеньку и сомнение в ее порядочности.
Наконец она оборвала его сомнения:
– Молодой человек! Ну неужели вы думаете, что я сбегу, не заплатив?
Марина мило улыбнулась. Парень тоже улыбнулся ей и лениво отчалил открывать шлагбаум. «Ну вот, кто там в сказке отражению в воде-то улыбался? Не много надо, чтобы тебе поверили». – Марина мягко затормозила возле будки.
Из окошечка высунулась строгая девица, накрашенная куда больше, чем нужно для скромной должности кассира. Или она была директором пропускного пункта?! Ну, в общем, парня она отчитала по полной программе, указав ему на то, что правила для всех одинаковы, и для него в том числе, если он, конечно, работать хочет, а не хочет вылететь ко всем чертям.
Парень беззлобно огрызнулся в ответ. А Марина, не выходя из машины, передала ему плату за проезд и квитанции дожидаться не стала, поехала.
Да еще у Мотьки был один дефект: малыш от рождения был подслеповат, в том смысле что фары у него какие-то не такие. Марина видела, как другие машины освещают перед собой дорогу, и завидовала: Мотька так не мог. При этом она, будучи вежливым водителем, видя вдалеке фары, переключала свет с дальнего на ближний, а сама слепла от проезжающих мимо. И материла их в полный рост – не переключают, гады! Так, во всяком случае, ей казалось!
Одного – в темноте не очень поняла кого – Марина решила проучить и показала ему, что он ее ослепляет: включила на секунду дальний свет. Он все понял. И так засветил ей в ответ, что она чуть с дороги не слетела. Это у него, оказывается, ближний был такой ослепительный. Вот это светит так светит! С таким светом можно в любой тьме двигаться как днем, не то что с Мотькиным! Поэтому ни о какой ночной езде и речи быть не могло. Да и невозможно одному водителю быть в пути двадцать четыре часа в сутки! Поэтому великая путешественница заранее определилась: ехать только в светлое время, а на ночь останавливаться на ночлег.
Вот и упирались они с Мотькой изо всех лошадиных и человеческих сил, чтобы засветло попасть в Смоленск, но не успели до захода солнца. По ее подсчетам, еще было километров семьдесят до города, когда ночь навалилась чернее черного, и она ехала уже практически на ощупь, но при этом со скоростью не менее ста километров в час.
Подбежал парень:
– Девушка!
Здорово-то как! Все еще «девушка»!!!
– Девушка! Обсохли! Дотащите полтора километра до заправки?!
Ну, братцы мои! Какое «дотащите»?! Мы же есть маленький Мотька! Мы так не можем! А вот бензинчику плеснем!
– А у вас можно это?.. Оттуда? – Парень показал на бензобак.
– Оттуда – нельзя, а вот канистра полная имеется.
– А воронка?
– И воронка.
Парень радостно заорал, чтобы «Генка тащил бутылку», и тут Марина поняла, что на дороге не мужчина и женщина, а два мужика ей повстречались. Поджилки слегка дрогнули и затряслись. Потом уже думала, чего ж она так испугалась-то? Ну не изнасилования – это точно. Чай не барышня кисейная, не испугаешь. Да и не девица на выданье, а солидная тетя. Какое уж тут изнасилование, м-да...
Наверное, боялась разбойников, которые ведь запросто могут без кошелька оставить. А она еще, как дура, все яйца в одной корзине держать привыкла. В смысле, все деньги в одном месте...
В общем, наливают они бензин из канистры в пластиковую бутылку, лясы точат радостно, а «девушка» Марина Валерьевна Андреева зубами танец с саблями выстукивает, ждет, когда кошелек отнимать начнут.
Тут еще, как назло, в голову ей фраза Маргадона из любимого кино лезет: «Я все понял, Жакоб, все пришельцы в Россию будут гибнуть под Смоленском...» Тьфу, провались ты, товарисч Маргадон, куда подальше!
– Куда это вы одна едете? – спросил вдруг парень, что бутылку под носиком канистры держал.
Ей бы соврать чего-нибудь типа «Да не одна я, муж – спецназовец-мент-бандит-боец невидимого фронта в одном флаконе щаз сюда подъедет», чтоб парни мыслей каких дурных в головах не держали, а она проблеяла, как честная овца:
– В Крым...
– В Крым? Одна? На «матизе»??? Ну, вы отчаянная женщина...
– Не на роликах же! – пискнула Марина в ответ, чтобы показать: шучу, значит, ни хрена не боюсь, но получилось неубедительно.
– А мы уже час прыгаем тут, и машины даже с мужиками не останавливаются. Боятся все. А вы – смелая такая!
«Ага, смелая! – подумала она про себя. – Жаль, памперса нет у этой смелой! В самую бы пору пригодился!» А вслух сказала:
– Да я вас тоже боюсь, но увидела, что бедствие терпите, – как не остановиться...
Утром оказалось, что спала она с открытой в номер дверью. Ну что за беспечность?!
«... – Маргадон, почему открыта дверь?
– Excuse me, магистр!
– Что «excuse me»?
– Варварский обычай: ключи раздают, а замков нет...»
А потом был завтрак с яичницей и кофе с молоком, и, настроив навигатор на следующий пункт назначения – город Рославль, Марина Андреева двинулась в путь.
На самом деле все было просто. Сразу за Псковом пошли по трассе грибные места. Да такие, что торговцы почти друг на друге вдоль дороги сидели, кучки грибов продавали. И видели б вы те «кучки»! Тут другое слово уместно – кучи! И грибы все как на подбор. Упругие, словно резиновые, – белые, суховатые ярко-красные – подберезовики, барашки желтые кудрявые – лисички, бахромистые в ниточку по краю – розовые пятачки волнушек, длинноногие подберезовики и черноголовики. И еще какие-то совершенно незнакомые ей псковские валуи – хрусткие кругляши, тут же и свинухи с гарькухами, которые она всегда за поганки принимала.
Марина трижды останавливалась полюбоваться грибами. Соблазн велик был купить для дядьки севастопольского – как гостинец с севера. Дядька Маринин северянином был от роду, до армии жил на севере, потом на флот попал, на Северный. А потом как-то угораздило его в Севастополе служить, и так влюбился он в этот город белокаменный, что на севера свои любимые больше не вернулся. Только в гости заезжал.
Живя на Черном море, он скучал по другому морю, холодному. А еще больше – по лесам архангельским, плесецко-каргопольским, в которых росли в изобилии грибы-ягоды. В Крыму таких было не найти. И год пустым считал дядька, если прошел он без вкуса гриба соленого. Поэтому каждое лето Марина с маманей и сыном шастала по питерским лесам, собирая грибы. Потом их солили, мариновали, морозили по рецептам бабушки. Получалось все равно не так, как на севере. Там у бабки, кроме рецепта, был еще какой-то секрет. Будто слово специальное знала, благодаря которому грибок получался хрусткий и нежный. Если уж волнушки, то в прозрачно-желтом желе, а грузди белые становились голубоватыми, с колючими иголочками в центре шляпки. Бабка вытаскивала их из банки большой ложкой, буквально отковыривая друг от друга, – так сцеплялись они в засолке. Она их еще сопливыми называла, но в этом слове не было ничего противного, а лишь умиление – точнее не скажешь! В желе прозрачном, густом груздь архангельский зимует.
Зимой их хранили в кадушке в холодном сарае. И если хотелось «посолиться», то бабушка откалывала грибы топором. Приносила в дом большую грибную ледяную глыбу, размораживала. Процесс этот сопровождался медленным заполнением кухни удивительным грибным духом...
Да... О таких грибах в Питере можно было только мечтать. На севере, если уж шли в лес, то целенаправленно. За белыми, например, или за груздями. Это значило, что в этот день ничего другого и не брали. Зачем? К каждому грибу подход свой. Белый на жареху шел, на маринад и на сушку. К нему примешать какой другой гриб значило все испортить. А соляники – это совсем другой процесс. Их вымачивать долго надо. В бочке.
Бочка уже с начала сезона заготовлена – у колонки на улице поселковой стоит, наполненная водой. Сначала, как ее прикатывают из сарая к водопроводной колонке и заливают водой, она начинает плакать: из всех щелей льется вода. Только заливай по новой.
Что интересно: у колонки бочек много. У кого-то еще плачет, у кого-то – уже отплакалась. Но любой, кто приходил за водой, считал своим долгом шланг направить во все бочки, чтоб не пустовали, а разбухали от воды, готовились к использованию. Глядишь, за неделю бочка дойдет до нужной кондиции, вот тут и за груздями или волнушками пора отправляться.
Замачивали грибы там же, у колонки. Чистили их еще в лесу, чтоб грязь домой не носить лишним весом. Ножки отрезали, шляпки мелкие целиком отправляют в засол, крупные – пополам резали или на четыре части. В корзине в итоге приносили только то, что шло в дело. Не заходя домой, шли прямо к колонке с водой, где мыли грибы в корзине, словно в решете. Потом засыпали их в бочку, свежей водой заливали и оставляли там же. И не надо было переживать, что кто-то у кого-то грузди украдет или волнушки. Никто этим не промышлял.
Как-то в сезон Марина с маманей залезли в незнакомый лес. Сразу не повезло. Мало того, что было пусто в нем, так еще и начал кто-то неведомый их водить кругами. Вроде идут по прямой, а три раза прошли мимо одного и того же пня. Решили от пня резко свернуть направо. Свернули. Через двадцать метров выбрались на пригорок, под которым протекала речка – вонючая и грязная. Сточные воды, видать, откуда-то. Через речку легкий мосточек из бревнышек и веток перекинут.
– Ну что, рискнем?
– Рискнем...
Рискнули.
Маманя провалилась сразу же, одной ногой, но по самое не могу. Вытягивая ее из мутной чачи, Марина умирала от хохота. Вонища на всю округу стояла такая, что словами не описать. Только вытянула, как маманя на ноге этой скользкой не удержалась и завалилась на мостике, а падая, сломала ноготь на указательном пальце. Кровищи – как барана зарезали! Слезы из глаз и рыдания на весь лес.
С горем пополам вылезли на пригорок. Палец с изуродованным ногтем Марина матери кое-как перевязала носовым платком, а вот с ногой намаялись. Штаны пришлось снимать и колготки, все это отжимать и снова напяливать на окоченевшую конечность. Вместо носка натянули на ногу полиэтиленовый мешок – для тепла. Потом посмеялись, отдохнули и попросили у лесного батюшки, чтоб за страдания грибов послал.
– Не может быть, чтоб тут не было! – Мамаша Андреева была полна оптимизма. – Думается мне, что таких дураков, как мы, – лезть за эту речку-говнотечку, – не так много, стало быть, и грибы тут все наши. Ну, двинули!
И они двинули. Поднялись на косогор и обомлели. Нет, грибов не увидели. Увидели, что находятся они на острове. Крошечном, как пятачок, а вокруг та самая речка-вонючка, и с другой стороны она еще шире, чем с той, с которой они пришли. Стало быть, и выход один – там же, где и вход.
Когда готовились переходить шаткий мостик в обратном направлении, Марина наставляла мать:
– Ты не торопись. Прежде чем тяжесть всю перенести на бревнышко, опробуй его как следует, потрогай ногой. Я вперед пойду, ты – за мной. Ну, с Богом!
Но это был явно не их день. Сначала матушка Маринина шла аккуратно, пробуя ногой каждую опору. Берег был уже близок, когда она сделала шажок шире, чем надо было, затопталась, как курица, на одном месте и ступила ногой в жижу. Другой ногой.
На берегу они хохотали во весь голос, так как процесс раздевания до трусов пришлось повторить. Снова отжимали жутко пахнущие скользкие штаны, натягивали на ногу полиэтиленовый пакет, сырой сапог...
– Ну что, домой?
В корзинках перекатывалось по десятку мелких грибов – не то съедобных, не то поганок. Вот такие порой были грибные вылазки у них в Питере.
– Не думайте, красавица! Берите грибочки! Почти даром! И самые свежие. Час, как из лесу...
Продавец хвастался перед покупательницей боровиками, которые были словно игрушечные: ровненькие все, как один, крепкие, с небольшими, еще толком не развернувшимися шляпками, шариками насаженными на плотную желтоватую ножку.
– Да я б с радостью, но...
– Боишься, что не довезешь, красавица? Тебе куда ехать-то?
– В Крым.
– В Крым?! Далековато... Но есть секрет. Ты вон крапивы на поляне нарви, ведерко ею выстели – и грибы в крапиву. Мы так мясо без холодильника сохраняем, не то что грибы!
Всю дорогу она любовалась этой красотой лесной, на ночь в Смоленске оставила грибы в машине, чтоб им похолоднее было. А утром призадумалась. Да и грибы малость призадумались – по ним было видно, что до Севастополя им не доехать, тем более с заездом в Донецк.
– Мне, пожалуйста, нож, большую тарелку, две бутылки питьевой воды, пачку крупной соли, перец и лаврушку! – выпалила она продавщице.
* * *
Ох уж эти тетки-соседки – слышат звон, да не знают, где он! Вокруг да около, а толком – ничего. У тетки все было «то ли – то ли», а не точно. Но две главные вещи Марина все же узнала – имя и место работы. Приятно было думать, что Мужчина ее мечты наконец-то обрел имя, тоже на букву «М», кстати, как и у нее! И работа его Марине Андреевой весьма пришлась по душе. Нравились ей мужчины с такими мужскими профессиями.Правда, эти знания ей абсолютно ничего не дали. Михал Иваныч, которого она назвала для простоты и удобства Мишаней, все так же был далек и не проявлял никакой заинтересованности в ее соседской персоне. А может, и проявлял, да не показывал. Хотя она бы непременно почувствовала, если б проявлял...
* * *
Вот тут-то Марина Валерьевна и задумалась в первый раз над тем, почему же так несправедливо все?! Потому что, будь она мужчиной, она бы давно уже с ним познакомилась.Она даже думала провернуть такую штуку: придумать повод да и постучаться к нему в его холостяцкую нору. Вот только повода она никак не могла найти. Подруга Сашка усмехнулась и сказала:
– Вот тоже мне проблема! Иди и попроси его дырку в стенке просверлить! А потом, когда он просверлит, ты ему кофе предложи, ну в знак благодарности. Не деньги же давать соседу!
Дырку в стенке – это круто! Правда, все дырки в стенках у Марины давным-давно просверлены: сынок-то хоть и оболтус, но руки у него из того места, из какого надо, растут, и маманину квартирку он до ума давно довел. Правда, можно бы прикупить какую-нибудь картинку на стенку и под нее провертеть дырочку, но...
Но как-то все это было не так. А ну как окажется этот Михал Иваныч букой милицейским, у которого, кроме протоколов, в голове ничего нет? Или не умеет он совсем дырки в стенках вертеть? Или просто спросит, какого рожна она к нему-то приперлась? Что тогда говорить? Нет. Все это не катило. Искусственно как-то было. И страшно. А ну как сорвется? Второй раз она уж точно не посмеет к нему обратиться ни с чем, даже если ей будет нужен его совет как специалиста из правоохранительных органов. Нет, надо сочинить что-то более симпатичное. А что – она так и не могла придумать.
* * *
А в день отъезда в Крым ей в голову пришла совершенно шальная мысль – написать ему письмо и бросить в почтовый ящик, что она и сделала.«Если бы я была мужчиной, а вы – женщиной, то я давно бы с вами познакомилась. Но поскольку все наоборот, то мне приходится, как в XIX веке, краснея и бледнея, высунув кончик языка, гусиным пером царапать бумагу, выписывая старые пушкинские строчки: «Я к вам пишу, чего же боле...» И если мне удалось вас заинтересовать – звоните».
И номер телефона мобильного своего тоже написала. Потом выдрала листок из тетрадки, свернула вдвое и, уходя из дому, воровато опустила его в ящик. Щеки у нее пылали, как у тургеневской барышни, а в голове стучала кровь. Было страшно и стыдно, как будто что-то украла. Но она решила так: получит Мишаня письмо, прочитает. Наверняка заинтересуется и, скорее всего, позвонит. И тогда по тону, по разговору она поймет, стоит ли ей раскрываться. Не услышит в голосе приветливости и заинтересованности, так можно и не рассекречиваться. А если эта милицейская душа как-то узнает, кому номер телефона принадлежит, так можно в дурочку сыграть: мол, подшутил кто-то. «Я?! Что вы! Как я могу?!» В общем, есть варианты отступления.
Итак, долгие проводы – лишние слезы. Маме – поцелуй, ребенку – второй. До свидания, родные! До скорого!
– Не заблудись там! – чуть не плача, пропищала напоследок мама.
– Не заблудится! Она ж с навигатором! – слишком бодро возразил сынок, и за этой его показной бодростью Марина уловила, что детеныш переживает за свою «маман» и испытывает чувство неудобства за то, что так прокатил ее с компанией.
Марина на него глянула строго. Хорошо было б уши ему надрать за то, что подвел с отпуском. А с другой стороны – так-то оно еще интереснее. Не пропадет! Не из такого вылезала...
* * *
Навигатор Марине присоветовал купить незнакомец Дима из Инета, с коим она разговорилась на предмет предстоящего путешествия. «Спасибо Вам огромное, Дима! Без навигатора я вернулась бы в родные края в лучшем случае к Новому году, выкатав по просторам необъятной родины и сопредельных государств немыслимое количество денежных знаков в топливном эквиваленте!»Даже с навигатором ее иногда заносило, что называется, не в ту степь. Хотя приборчик Марине Андреевой достался на редкость умненький и грамотный. Карты России он читал отлично. Они в нем были уже загружены. А «глобус Украины» ей по ее просьбе за отдельную, не очень большую, плату закачали при покупке прибора прямо в магазине. Этот самый «глобус» прописан был латиницей, и оттого при пробной настройке навигатора Марина едва ногти не обломала, безрезультатно вводя название столицы Украины. Слово из четырех букв по «не нашей мове» пишется весьма замысловато, как и все прочее.
А еще на территории Украины навигатор опаздывал на несколько метров, в результате чего она благополучно проскакивала нужный поворот, после чего электронная девушка Маша – так в инструкции значилось, Машей звали ту, что пряталась за картами навигатора, – голосом без эмоций выдавала «изменение маршрута» и посылала наивную Марину в обход, в объезд и на сотню километров вперед. А Марина посылала эту нерасторопную электронную Машу так далеко, что, если б ее в этот момент слышал Мужчина ее мечты, то... Словом, лучше б ему этого не слышать.
Местами на территории Украины навигатор просто отказывался читать карту или безбожно врал, путая путешественницу так, что она чуть не наизусть выучила некоторые населенные пункты и могла уже с закрытыми глазами проехать по городам ДонецЬк – именно так, не иначе как с мягким знаком, – Мариуполь и Симферополь. Но об этом «пизднийше», то есть «попозже», если перевести с украинского. Пока что до той Украины еще надо было доехать.
* * *
Почему-то несколько первых десятков километров Марина испытывала жуткий мандраж, даже руки тряслись, отчего она вцеплялась ими в руль, как дрессированная обезьяна. Если учесть, что за плечами у нее было уже пять лет водительского стажа и опыт, приобретенный на дорогах огромного мегаполиса, то это было странновато.Ближе к Пскову мандраж прошел. К тому же нудный питерский дождик за Лугой внезапно закончился, и выглянуло осеннее, еще теплое, солнышко. Выезжать в путешествие в дождь – на счастье, но вот ехать лучше без дождя. И позитивные изменения прогноза погоды ее очень радовали.
* * *
Через Псков Марину понесло неспроста, а от большой трусости. Оптимальный маршрут в Крым из Петербурга, разумеется, проложен был через Москву. Кусочек по МКАДу со съездом на трассу М-2 – Симферопольское шоссе, по европейской классификации Е-105. Но она так боялась этого МКАДа и Москвы, что вариант этот даже не рассматривала.Зато рассматривала еще одну дорогу, которая из Пскова уводила в Беларусь, проходила через эту бывшую братскую республику Союза, далее огибала Киев и вниз по карте до Одессы, откуда берегом моря шла прямехонько в Крым.
Была мысль у Марины проехать этим маршрутом, погулять по киевскому «Хрещатику», но тогда она никак не попадала в гости к своей подруге Наташке Стрелковой, которая с нетерпением ждала ее в Донецке. Так что, исходя из этих условий, путь оставался один – через Псков на Смоленск.
Еще до отъезда Марина перелопатила Интернет и нашла немало сообщений автолюбителей, которые опробовали этот маршрут. Был он хоть и более протяженный, но зато вдали от Кремлевской стены и столичных дорог, которых она боялась как огня. Потому и вырулила из Питера не по Московскому шоссе, а по Киевскому и через несколько часов добралась до первого большого пункта маршрута – Пскова.
План первого дня пути – засветло добраться до Смоленска – Марина наметила еще дома. Поэтому, чтобы уложиться в световой день, она давила на педаль газа и без остановки пролетала маленькие поселки и города. Псков – Остров – Опочка – Пустошка – Невель – Усвяты – Велиж – Демидов – Смоленск. Когда дома прокладывала маршрут, эти среднерусские названия нагоняли на нее тоску и мысль страшная не отпускала. Мысль была о том, что по таким местам не может проходить нормальная дорога.
Оказалось, она ошибалась. Дорога как дорога, видали и хуже. В одном месте, кстати, даже платное шоссе встретилось, о чем свидетельствовал указатель на обочине. Правда, Марина так и не поняла, чем тот участок дороги оказался лучше остальных?! Никакой логики! Если уж в конце участка берут деньги за проезд, то должен же он как-то отличаться от всей остальной дороги в лучшую сторону?!
Должен-то он должен, наверное, но... он не отличался. Ничем! Правда, и стоило это не так дорого, каких-то две сотни рублей. В конце этого платного участка дороги красовались полосатый шлагбаум и будочка.
Марина долго ждала, а шлагбаум все не поднимался. Наконец из будки вышел пацан, лениво подошел к машине и промычал невразумительно:
– Тут типа выйти надо и оплатить дорогу...
– Молодой человек! Вы шлагбаум откройте, я до кассы доеду и расплачусь. Что зря-то топтаться?! Не убегу же я... – Марина и в самом деле не видела причины в такой строгости.
– Вообще-то не положено... – Парень покосился на машину, просчитывая в уме, рванет водитель за шлагбаумом мимо кассы или честно остановится и оплатит проезд.
Марина по лицу его видела, как борется в нем желание пропустить тетеньку и сомнение в ее порядочности.
Наконец она оборвала его сомнения:
– Молодой человек! Ну неужели вы думаете, что я сбегу, не заплатив?
Марина мило улыбнулась. Парень тоже улыбнулся ей и лениво отчалил открывать шлагбаум. «Ну вот, кто там в сказке отражению в воде-то улыбался? Не много надо, чтобы тебе поверили». – Марина мягко затормозила возле будки.
Из окошечка высунулась строгая девица, накрашенная куда больше, чем нужно для скромной должности кассира. Или она была директором пропускного пункта?! Ну, в общем, парня она отчитала по полной программе, указав ему на то, что правила для всех одинаковы, и для него в том числе, если он, конечно, работать хочет, а не хочет вылететь ко всем чертям.
Парень беззлобно огрызнулся в ответ. А Марина, не выходя из машины, передала ему плату за проезд и квитанции дожидаться не стала, поехала.
* * *
Машин на этой малооживленной трассе было не так много. Кое-где приходилось подолгу ехать в гордом одиночестве: никто не обгонял и никто не попадался навстречу. Ей даже тревожно было. Но навигатор четко показывал маршрут и его крайнюю точку – Смоленск, и указатели на обочине дороги тоже нет-нет да и выдавали информацию, говорящую о том, что она на правильном пути.* * *
Но, как ни рассчитывала время, к Смоленску Марина подъезжала все-таки в кромешной темноте. Есть водители, которые предпочитают ночную езду дневной. Она в это число не входила, так как с наступлением сумерек испытывала страшный дискомфорт. Это состояние Марина называла куриной слепотой. Обочин практически не видела и могла переть напролом, заскребая колесами бордюр на дороге.Да еще у Мотьки был один дефект: малыш от рождения был подслеповат, в том смысле что фары у него какие-то не такие. Марина видела, как другие машины освещают перед собой дорогу, и завидовала: Мотька так не мог. При этом она, будучи вежливым водителем, видя вдалеке фары, переключала свет с дальнего на ближний, а сама слепла от проезжающих мимо. И материла их в полный рост – не переключают, гады! Так, во всяком случае, ей казалось!
Одного – в темноте не очень поняла кого – Марина решила проучить и показала ему, что он ее ослепляет: включила на секунду дальний свет. Он все понял. И так засветил ей в ответ, что она чуть с дороги не слетела. Это у него, оказывается, ближний был такой ослепительный. Вот это светит так светит! С таким светом можно в любой тьме двигаться как днем, не то что с Мотькиным! Поэтому ни о какой ночной езде и речи быть не могло. Да и невозможно одному водителю быть в пути двадцать четыре часа в сутки! Поэтому великая путешественница заранее определилась: ехать только в светлое время, а на ночь останавливаться на ночлег.
Вот и упирались они с Мотькой изо всех лошадиных и человеческих сил, чтобы засветло попасть в Смоленск, но не успели до захода солнца. По ее подсчетам, еще было километров семьдесят до города, когда ночь навалилась чернее черного, и она ехала уже практически на ощупь, но при этом со скоростью не менее ста километров в час.
* * *
...Автомобиль с поднятым капотом и открытым багажником Марина увидела издалека и голосующих тоже. Показалось, что отчаянно машут ей мужчина и женщина. Слегка проскочила и стала тормозить. В тот момент она даже не думала о том, что в темноте, на пустой дороге это может быть опасно. Просто в голове было одно: у людей проблемы, им нужна помощь, а тут она, такая вот вся из себя миротворец, потому и тормознула.Подбежал парень:
– Девушка!
Здорово-то как! Все еще «девушка»!!!
– Девушка! Обсохли! Дотащите полтора километра до заправки?!
Ну, братцы мои! Какое «дотащите»?! Мы же есть маленький Мотька! Мы так не можем! А вот бензинчику плеснем!
– А у вас можно это?.. Оттуда? – Парень показал на бензобак.
– Оттуда – нельзя, а вот канистра полная имеется.
– А воронка?
– И воронка.
Парень радостно заорал, чтобы «Генка тащил бутылку», и тут Марина поняла, что на дороге не мужчина и женщина, а два мужика ей повстречались. Поджилки слегка дрогнули и затряслись. Потом уже думала, чего ж она так испугалась-то? Ну не изнасилования – это точно. Чай не барышня кисейная, не испугаешь. Да и не девица на выданье, а солидная тетя. Какое уж тут изнасилование, м-да...
Наверное, боялась разбойников, которые ведь запросто могут без кошелька оставить. А она еще, как дура, все яйца в одной корзине держать привыкла. В смысле, все деньги в одном месте...
В общем, наливают они бензин из канистры в пластиковую бутылку, лясы точат радостно, а «девушка» Марина Валерьевна Андреева зубами танец с саблями выстукивает, ждет, когда кошелек отнимать начнут.
Тут еще, как назло, в голову ей фраза Маргадона из любимого кино лезет: «Я все понял, Жакоб, все пришельцы в Россию будут гибнуть под Смоленском...» Тьфу, провались ты, товарисч Маргадон, куда подальше!
– Куда это вы одна едете? – спросил вдруг парень, что бутылку под носиком канистры держал.
Ей бы соврать чего-нибудь типа «Да не одна я, муж – спецназовец-мент-бандит-боец невидимого фронта в одном флаконе щаз сюда подъедет», чтоб парни мыслей каких дурных в головах не держали, а она проблеяла, как честная овца:
– В Крым...
– В Крым? Одна? На «матизе»??? Ну, вы отчаянная женщина...
– Не на роликах же! – пискнула Марина в ответ, чтобы показать: шучу, значит, ни хрена не боюсь, но получилось неубедительно.
– А мы уже час прыгаем тут, и машины даже с мужиками не останавливаются. Боятся все. А вы – смелая такая!
«Ага, смелая! – подумала она про себя. – Жаль, памперса нет у этой смелой! В самую бы пору пригодился!» А вслух сказала:
– Да я вас тоже боюсь, но увидела, что бедствие терпите, – как не остановиться...
* * *
И это правда. Это искренне. А искренность, как известно, подкупает. В общем, и кошелек при ней остался, и такая эйфория на нее навалилась из-за проявленной доброты да щедрости пополам со смелостью, что Марина не помнила как, но дорулила легко до Смоленска и где-то на окраине города нашла мотель «Интурист», номер в котором с завтраком стоил тысячу двести рублей. И был душ с горячей водой, и телевизор, который пробубнил до утра, так как она вырубилась моментально, и руки, скрюченные усталостью, как курьи лапы из морозилки, – это тоже как раз там и было.Утром оказалось, что спала она с открытой в номер дверью. Ну что за беспечность?!
«... – Маргадон, почему открыта дверь?
– Excuse me, магистр!
– Что «excuse me»?
– Варварский обычай: ключи раздают, а замков нет...»
* * *
Замок был, и ключ она в него вставила, а вот провернуть – или не получилось лапами куриными, или забыла...А потом был завтрак с яичницей и кофе с молоком, и, настроив навигатор на следующий пункт назначения – город Рославль, Марина Андреева двинулась в путь.
* * *
«Если когда-нибудь в палате лордов мне зададут вопрос: «Зачем, принц, вы столько времени торчали под Смоленском?» – я не буду знать, что ответить». Это очередная цитата тут как нельзя к месту. Потому что объяснить кому-то, как во время путешествия в Крым Марина под Смоленском солила грибы, достаточно трудно.На самом деле все было просто. Сразу за Псковом пошли по трассе грибные места. Да такие, что торговцы почти друг на друге вдоль дороги сидели, кучки грибов продавали. И видели б вы те «кучки»! Тут другое слово уместно – кучи! И грибы все как на подбор. Упругие, словно резиновые, – белые, суховатые ярко-красные – подберезовики, барашки желтые кудрявые – лисички, бахромистые в ниточку по краю – розовые пятачки волнушек, длинноногие подберезовики и черноголовики. И еще какие-то совершенно незнакомые ей псковские валуи – хрусткие кругляши, тут же и свинухи с гарькухами, которые она всегда за поганки принимала.
Марина трижды останавливалась полюбоваться грибами. Соблазн велик был купить для дядьки севастопольского – как гостинец с севера. Дядька Маринин северянином был от роду, до армии жил на севере, потом на флот попал, на Северный. А потом как-то угораздило его в Севастополе служить, и так влюбился он в этот город белокаменный, что на севера свои любимые больше не вернулся. Только в гости заезжал.
Живя на Черном море, он скучал по другому морю, холодному. А еще больше – по лесам архангельским, плесецко-каргопольским, в которых росли в изобилии грибы-ягоды. В Крыму таких было не найти. И год пустым считал дядька, если прошел он без вкуса гриба соленого. Поэтому каждое лето Марина с маманей и сыном шастала по питерским лесам, собирая грибы. Потом их солили, мариновали, морозили по рецептам бабушки. Получалось все равно не так, как на севере. Там у бабки, кроме рецепта, был еще какой-то секрет. Будто слово специальное знала, благодаря которому грибок получался хрусткий и нежный. Если уж волнушки, то в прозрачно-желтом желе, а грузди белые становились голубоватыми, с колючими иголочками в центре шляпки. Бабка вытаскивала их из банки большой ложкой, буквально отковыривая друг от друга, – так сцеплялись они в засолке. Она их еще сопливыми называла, но в этом слове не было ничего противного, а лишь умиление – точнее не скажешь! В желе прозрачном, густом груздь архангельский зимует.
Зимой их хранили в кадушке в холодном сарае. И если хотелось «посолиться», то бабушка откалывала грибы топором. Приносила в дом большую грибную ледяную глыбу, размораживала. Процесс этот сопровождался медленным заполнением кухни удивительным грибным духом...
Да... О таких грибах в Питере можно было только мечтать. На севере, если уж шли в лес, то целенаправленно. За белыми, например, или за груздями. Это значило, что в этот день ничего другого и не брали. Зачем? К каждому грибу подход свой. Белый на жареху шел, на маринад и на сушку. К нему примешать какой другой гриб значило все испортить. А соляники – это совсем другой процесс. Их вымачивать долго надо. В бочке.
Бочка уже с начала сезона заготовлена – у колонки на улице поселковой стоит, наполненная водой. Сначала, как ее прикатывают из сарая к водопроводной колонке и заливают водой, она начинает плакать: из всех щелей льется вода. Только заливай по новой.
Что интересно: у колонки бочек много. У кого-то еще плачет, у кого-то – уже отплакалась. Но любой, кто приходил за водой, считал своим долгом шланг направить во все бочки, чтоб не пустовали, а разбухали от воды, готовились к использованию. Глядишь, за неделю бочка дойдет до нужной кондиции, вот тут и за груздями или волнушками пора отправляться.
Замачивали грибы там же, у колонки. Чистили их еще в лесу, чтоб грязь домой не носить лишним весом. Ножки отрезали, шляпки мелкие целиком отправляют в засол, крупные – пополам резали или на четыре части. В корзине в итоге приносили только то, что шло в дело. Не заходя домой, шли прямо к колонке с водой, где мыли грибы в корзине, словно в решете. Потом засыпали их в бочку, свежей водой заливали и оставляли там же. И не надо было переживать, что кто-то у кого-то грузди украдет или волнушки. Никто этим не промышлял.
* * *
В городе Петербурге тихая грибная охота на деревенскую не похожа. Во-первых, надо было уезжать к черту на рога, чтобы хоть что-то насобирать. И то не факт. Иной раз случалось уехать за сотню километров, в места, где поблизости никакого жилья не было, а лес был полон шустрых старушек, которые шуршали палочками по кустам уже с рассвета, и Марине, прикатившей чуть не к обеду, приходилось гулять по обобрышам, надеясь на случайный трофей. Посему питерский гриб дорого стоил.Как-то в сезон Марина с маманей залезли в незнакомый лес. Сразу не повезло. Мало того, что было пусто в нем, так еще и начал кто-то неведомый их водить кругами. Вроде идут по прямой, а три раза прошли мимо одного и того же пня. Решили от пня резко свернуть направо. Свернули. Через двадцать метров выбрались на пригорок, под которым протекала речка – вонючая и грязная. Сточные воды, видать, откуда-то. Через речку легкий мосточек из бревнышек и веток перекинут.
– Ну что, рискнем?
– Рискнем...
Рискнули.
Маманя провалилась сразу же, одной ногой, но по самое не могу. Вытягивая ее из мутной чачи, Марина умирала от хохота. Вонища на всю округу стояла такая, что словами не описать. Только вытянула, как маманя на ноге этой скользкой не удержалась и завалилась на мостике, а падая, сломала ноготь на указательном пальце. Кровищи – как барана зарезали! Слезы из глаз и рыдания на весь лес.
С горем пополам вылезли на пригорок. Палец с изуродованным ногтем Марина матери кое-как перевязала носовым платком, а вот с ногой намаялись. Штаны пришлось снимать и колготки, все это отжимать и снова напяливать на окоченевшую конечность. Вместо носка натянули на ногу полиэтиленовый мешок – для тепла. Потом посмеялись, отдохнули и попросили у лесного батюшки, чтоб за страдания грибов послал.
– Не может быть, чтоб тут не было! – Мамаша Андреева была полна оптимизма. – Думается мне, что таких дураков, как мы, – лезть за эту речку-говнотечку, – не так много, стало быть, и грибы тут все наши. Ну, двинули!
И они двинули. Поднялись на косогор и обомлели. Нет, грибов не увидели. Увидели, что находятся они на острове. Крошечном, как пятачок, а вокруг та самая речка-вонючка, и с другой стороны она еще шире, чем с той, с которой они пришли. Стало быть, и выход один – там же, где и вход.
Когда готовились переходить шаткий мостик в обратном направлении, Марина наставляла мать:
– Ты не торопись. Прежде чем тяжесть всю перенести на бревнышко, опробуй его как следует, потрогай ногой. Я вперед пойду, ты – за мной. Ну, с Богом!
Но это был явно не их день. Сначала матушка Маринина шла аккуратно, пробуя ногой каждую опору. Берег был уже близок, когда она сделала шажок шире, чем надо было, затопталась, как курица, на одном месте и ступила ногой в жижу. Другой ногой.
На берегу они хохотали во весь голос, так как процесс раздевания до трусов пришлось повторить. Снова отжимали жутко пахнущие скользкие штаны, натягивали на ногу полиэтиленовый пакет, сырой сапог...
– Ну что, домой?
В корзинках перекатывалось по десятку мелких грибов – не то съедобных, не то поганок. Вот такие порой были грибные вылазки у них в Питере.
* * *
Поэтому от псковского изобилия у Марины дух перехватило. Вот бы дядьке довезти такую красоту! Но как?!– Не думайте, красавица! Берите грибочки! Почти даром! И самые свежие. Час, как из лесу...
Продавец хвастался перед покупательницей боровиками, которые были словно игрушечные: ровненькие все, как один, крепкие, с небольшими, еще толком не развернувшимися шляпками, шариками насаженными на плотную желтоватую ножку.
– Да я б с радостью, но...
– Боишься, что не довезешь, красавица? Тебе куда ехать-то?
– В Крым.
– В Крым?! Далековато... Но есть секрет. Ты вон крапивы на поляне нарви, ведерко ею выстели – и грибы в крапиву. Мы так мясо без холодильника сохраняем, не то что грибы!
* * *
В общем, не удержалась, соблазнилась. Крапивы надрала, в ведро ее, а сверху грибы. Все удовольствие сто рублей. Дешевле – только даром. Другие продавцы увидели, что она покупку сделала, стали к своим корзинкам заманивать. Она б и рада была увезти все, да по такой цене, но не в деньгах дело. Надо ведь продукт довезти.Всю дорогу она любовалась этой красотой лесной, на ночь в Смоленске оставила грибы в машине, чтоб им похолоднее было. А утром призадумалась. Да и грибы малость призадумались – по ним было видно, что до Севастополя им не доехать, тем более с заездом в Донецк.
* * *
Выехав из Смоленска на нужную трассу, Марина в первой же деревне тормознула возле сельмага.– Мне, пожалуйста, нож, большую тарелку, две бутылки питьевой воды, пачку крупной соли, перец и лаврушку! – выпалила она продавщице.