Страница:
Половина сослуживцев к восьми утра были пьяны.
На автопилоте Кушко прошагал вместе с командиром и будущими подчиненными. Загрузились в тягач и покатили по звонкой бетонке.
Спустя неделю Сергею стало казаться, что он отслужил два месяца. Спустя месяц ему почудилось, что прошло пять лет. Каждое утро, стуча зубами от сырости и холода, он выезжал на громадном тягаче-«катафалке» в сторону пятой площадки. Под брезентом дремала межконтинентальная смерть. Лейтенант произносил нужные слова, открывал ворота, строил и пересчитывал своих бойцов.
Заполнял тетради.
Проводил профилактику систем.
Докладывал по спецсвязи.
Командовал учебный запуск.
Изо дня в день…
Очень скоро Сергей понял, что пьяных лучше не замечать. Если они не падают в строю. Потому что служить на трезвую голову было практически невозможно. На трезвую голову можно было легко сойти с ума. Естественно, это касалось солдат. Офицеры служили сознательно, особенно то поколение, что пришло в армию на десять лет раньше Сергея. Впрочем, они тоже глушили себя водкой.
Не прошло и месяца, как новоиспеченного начальника расчета снова вызвали в штаб. На сей раз кадровик был развязен и сам слегка под мухой.
– Как тебе у нас?
– Нормально.
– Мне сказали – ты даже на дежурстве учебники листаешь? Намерен дальше учиться?
– Так точно.
– Это хорошо… А ты ведь спортивный парень, – издалека зашел кадровик. – Не пьешь. Табаком не балуешься, гирьки тягаешь, да? Однако я смотрю, в ресторан зачастил? На дискотеку? Девчонки за тобой бегают?
– Ума не приложу, – поделился Сергей, – откуда они только…
– А здесь все о тебе заранее известно, – хохотнул кадровик. – Ты еще в Академии, а личное дело уже тут. Всем, кому надо, доложено – прибудет холостой, высокий, красивый… Ты – преступник, лейтенант.
Сергей насторожился. Вдруг подумалось, что у товарища подполковника есть рябая толстая дочка и его выбрали в женихи. Но товарищ подполковник толкнул другую идею. От которой лейтенант на несколько минут лишился дара речи.
– Почему это я – преступник?
– Я слышал, ты за девушкой симпатичной приударил? Валерия, да? Да, дочка сам знаешь кого. Да, красивая, и тебя с ней на танцах видели. Кажется, ты даже дрался из-за нее, да? Ну-ну, не скромничай. Иногда за женщин надо драться. Они ведь существа такие… бестолковые. Их надо направлять, верно? – хихикнул подполковник. – Но это твои личные дела. Надумаешь жениться – поможем, чем можем. Квартиры сейчас неплохие стоят, и с очередью на мебель пособим!
– Спа… спасибо… – Кушко растерялся. Валерка ему действительно нравилась. Пожалуй, она могла претендовать на звание «мисс» военного городка. И драться за нее пришлось уже дважды. Но жениться…
– Иначе ты тут в петлю попадешь, – доверительно склонился к нему кадровик. – Тут старшие товарищи кое о чем хотели с тобой поговорить. Ты парень видный, на тебя глаз уже кое-кто положил.
– Кто?!
Одними губами он назвал имя.
– Тебе как она?
– Мне?! Так это же… жена генерала… фигня какая!
– Заткни рот! – жестко обрезал кадровик. – К тебе еще подкатят, не сомневайся. И отказаться не получится. Испортят жизнь. Думаешь, неизвестно, чем тут все вы заняты после службы? Ты Галину на озеро возил? Жену зампотылу? А прапорщиц обеих со связи? А с контрактницами кто бардак в общежитии устроил? Что уставился, как баран?! Я тебя сразу предупредил – мы живем тесно, это тебе не Ленинград. Здесь как одна семья большая. Хочешь жить в мире – не пакости, где не надо! Ну-ну, не бледней, это все ерунда. А вот то, что я тебе сказал, – не ерунда.
– Но меня ведь не могут заставить?… – пискнул Сергей.
– Еще как могут, – отрубил подполковник. – Прикажут – будешь трахать всех жен высшего состава. Генералам не до того, их самих… во все места имеют. Ты же не дурак, видишь, что творится. Зарплаты нет, в военторге пусто, снабжение никакое.
– Но всех жен ведь не смогу, тут генералов штук шесть… – Сергей сделал попытку пошутить, но наткнулся на ледяной, совершенно трезвый взгляд начальника.
– Прикажут – сможешь, – отчеканил тот. – Для части спокойный нервный климат важнее, чем твои амбиции! Или ты думаешь – ты первый такой?! Преступник… И потом… – Кадровик притих. – Ты же в генералы сам метишь? Надеешься успешно сдать? А там конкурс страшный, тяжко тебе придется…
От вкрадчивого тона лейтенанту стало совсем неуютно.
– А вы-то мне что советуете?
Наверное, это был самый бестолковый вопрос, который он мог задать.
– Женись. Эта девушка… Валера, – кадровик назвал фамилию, – она для тебя – хорошая жена будет. Не вертихвостка какая-то. Я с ее родителем долго служил, отличная семья. Иначе пропадешь. Я же вижу, ты непьющий. Но азартный. Женись. И становись генералом.
– И тогда?…
– Тогда тебя не тронут. Обстановка хреновая, прямо скажем. Моральный климат падает. Кто-то должен, ты пойми…
– А вдруг она? Там у нее парень есть, старлей один…
– Она никуда не денется. Пойдет за тебя. Отобьешь.
– Ладно, – вздохнул Сергей. – Женюсь.
Глава 6 ДЕВОЧКА НА ШАРЕ
Глава 7 ЖЕНИХ
Глава 8 СУДЬБА
На автопилоте Кушко прошагал вместе с командиром и будущими подчиненными. Загрузились в тягач и покатили по звонкой бетонке.
Спустя неделю Сергею стало казаться, что он отслужил два месяца. Спустя месяц ему почудилось, что прошло пять лет. Каждое утро, стуча зубами от сырости и холода, он выезжал на громадном тягаче-«катафалке» в сторону пятой площадки. Под брезентом дремала межконтинентальная смерть. Лейтенант произносил нужные слова, открывал ворота, строил и пересчитывал своих бойцов.
Заполнял тетради.
Проводил профилактику систем.
Докладывал по спецсвязи.
Командовал учебный запуск.
Изо дня в день…
Очень скоро Сергей понял, что пьяных лучше не замечать. Если они не падают в строю. Потому что служить на трезвую голову было практически невозможно. На трезвую голову можно было легко сойти с ума. Естественно, это касалось солдат. Офицеры служили сознательно, особенно то поколение, что пришло в армию на десять лет раньше Сергея. Впрочем, они тоже глушили себя водкой.
Не прошло и месяца, как новоиспеченного начальника расчета снова вызвали в штаб. На сей раз кадровик был развязен и сам слегка под мухой.
– Как тебе у нас?
– Нормально.
– Мне сказали – ты даже на дежурстве учебники листаешь? Намерен дальше учиться?
– Так точно.
– Это хорошо… А ты ведь спортивный парень, – издалека зашел кадровик. – Не пьешь. Табаком не балуешься, гирьки тягаешь, да? Однако я смотрю, в ресторан зачастил? На дискотеку? Девчонки за тобой бегают?
– Ума не приложу, – поделился Сергей, – откуда они только…
– А здесь все о тебе заранее известно, – хохотнул кадровик. – Ты еще в Академии, а личное дело уже тут. Всем, кому надо, доложено – прибудет холостой, высокий, красивый… Ты – преступник, лейтенант.
Сергей насторожился. Вдруг подумалось, что у товарища подполковника есть рябая толстая дочка и его выбрали в женихи. Но товарищ подполковник толкнул другую идею. От которой лейтенант на несколько минут лишился дара речи.
– Почему это я – преступник?
– Я слышал, ты за девушкой симпатичной приударил? Валерия, да? Да, дочка сам знаешь кого. Да, красивая, и тебя с ней на танцах видели. Кажется, ты даже дрался из-за нее, да? Ну-ну, не скромничай. Иногда за женщин надо драться. Они ведь существа такие… бестолковые. Их надо направлять, верно? – хихикнул подполковник. – Но это твои личные дела. Надумаешь жениться – поможем, чем можем. Квартиры сейчас неплохие стоят, и с очередью на мебель пособим!
– Спа… спасибо… – Кушко растерялся. Валерка ему действительно нравилась. Пожалуй, она могла претендовать на звание «мисс» военного городка. И драться за нее пришлось уже дважды. Но жениться…
– Иначе ты тут в петлю попадешь, – доверительно склонился к нему кадровик. – Тут старшие товарищи кое о чем хотели с тобой поговорить. Ты парень видный, на тебя глаз уже кое-кто положил.
– Кто?!
Одними губами он назвал имя.
– Тебе как она?
– Мне?! Так это же… жена генерала… фигня какая!
– Заткни рот! – жестко обрезал кадровик. – К тебе еще подкатят, не сомневайся. И отказаться не получится. Испортят жизнь. Думаешь, неизвестно, чем тут все вы заняты после службы? Ты Галину на озеро возил? Жену зампотылу? А прапорщиц обеих со связи? А с контрактницами кто бардак в общежитии устроил? Что уставился, как баран?! Я тебя сразу предупредил – мы живем тесно, это тебе не Ленинград. Здесь как одна семья большая. Хочешь жить в мире – не пакости, где не надо! Ну-ну, не бледней, это все ерунда. А вот то, что я тебе сказал, – не ерунда.
– Но меня ведь не могут заставить?… – пискнул Сергей.
– Еще как могут, – отрубил подполковник. – Прикажут – будешь трахать всех жен высшего состава. Генералам не до того, их самих… во все места имеют. Ты же не дурак, видишь, что творится. Зарплаты нет, в военторге пусто, снабжение никакое.
– Но всех жен ведь не смогу, тут генералов штук шесть… – Сергей сделал попытку пошутить, но наткнулся на ледяной, совершенно трезвый взгляд начальника.
– Прикажут – сможешь, – отчеканил тот. – Для части спокойный нервный климат важнее, чем твои амбиции! Или ты думаешь – ты первый такой?! Преступник… И потом… – Кадровик притих. – Ты же в генералы сам метишь? Надеешься успешно сдать? А там конкурс страшный, тяжко тебе придется…
От вкрадчивого тона лейтенанту стало совсем неуютно.
– А вы-то мне что советуете?
Наверное, это был самый бестолковый вопрос, который он мог задать.
– Женись. Эта девушка… Валера, – кадровик назвал фамилию, – она для тебя – хорошая жена будет. Не вертихвостка какая-то. Я с ее родителем долго служил, отличная семья. Иначе пропадешь. Я же вижу, ты непьющий. Но азартный. Женись. И становись генералом.
– И тогда?…
– Тогда тебя не тронут. Обстановка хреновая, прямо скажем. Моральный климат падает. Кто-то должен, ты пойми…
– А вдруг она? Там у нее парень есть, старлей один…
– Она никуда не денется. Пойдет за тебя. Отобьешь.
– Ладно, – вздохнул Сергей. – Женюсь.
Глава 6 ДЕВОЧКА НА ШАРЕ
– Порываева, – сказал кто-то.
– Порываева, – повторили на разный лад.
Шансы были почти никакие. Но в силу ее врожденного авантюрного оптимизма выезд в Ялту состоялся. Ослепительно белая набережная, шаткие кроны пальм, пьянящий воздух и грохочущий оркестр цикад. Почти вертикальные улочки, запруженные счастливыми бездельниками, иглы кипарисов, колоннады роскошных дач и волны, волны, волны…
И море голов, повернутых в одну сторону, к тебе.
Масса почти черных и сметанно-белых тел, прижатых животами к ограждению. Растяжки с трепещущими вымпелами. Грандиозный теплоход «Иван Франко», искрящийся многопалубный плавучий город. Очень Важные Гости на трибунах, их имена произносятся с благоговейным шепотом. Это люди… из настоящих цирков. Это недосягаемые артисты из Москвы…
И загорелый стройный мальчик в первом ряду, изумленно вскинувший брови. Усаживаясь в седло, Настя внезапно увидела себя его глазами. Несуразная девочка, в дурацкой декадентской шляпке, в развевающихся ленточках и блеске бижутерии, на холке горбатого самодельного зверя…
– Порываева, – простонали в третий раз. Тогда только до дебютантки дошло, что выкликают ее фамилию.
Это еще ничего не значило. Регистрация. Перекличка. Обязательные формальности. У девчонок рядом – дрожь в коленках, мальчики беззвучно шепчут мантры, напряженно перемигиваются с родителями. Их неровный радостный ужас должен был передаться и ей, но…
Пожалуй, все эмоции заслоняло солнце.
Солнечное ощущение счастья.
Хриплый рев динамиков, вспугнувший свору чаек.
– Наш фестиваль самодеятельных цирковых коллективов открывает группа силовых акробатов из…
– Настя, приготовились, после тех мальчишек наше выступление… Настя, ты меня слышишь?! Куда эти чертовы кегли подевались?!
Непросто услышать, когда вокруг тебя происходит столько сказочных вещей одновременно. Когда полощутся на ветру яркие полотнища, и как раз напротив, на одном из них нарисована девочка на шаре, чем-то неуловимо похожая на тебя. Девочка стоит на цыпочках, гибко тянется куда-то вверх и всей своей позой словно говорит – бояться не надо, надо так же стремиться к успеху…
– Настя, вон тот, на трибуне, слева… Он из Киевского эстрадно-циркового, всегда приезжает…
Под истерическим нажимом родных юная эквилибристка отказалась от самоубийственной затеи с канатом. То есть канат натянули, но низко, над самой землей. Зато артистке предоставили карт-бланш на прочие дикие выкрутасы…
– Дорогие друзья! Такого вы еще не видели! Настя Порываева покажет вам…
Спустя много лет она приблизилась к верной формулировке, о которой не могла и догадываться милая девочка, оседлавшая страшное колесо. Не надо ненавидеть соперников, это чувство разъедает тебя изнутри и душит твой талант. Не надо бояться зрителя и не надо заискивать перед ним. Человек зубрит свою роль, сотни раз творит мирок перед зеркалом, а затем теряет семьдесят процентов кпд только потому, что в зале кто-то встал и вышел.
Правило только одно. Надо всецело отдаваться делу, которое любишь. Нет ничего важнее, чем талант, подаренный тебе Богом. И подарен он тебе с единственной целью – чтобы ты делилась им, непрерывно и щедро, насколько хватает сил. И тогда совсем неважно, пьют они вино, болтают о своем, ныряют в море или вяло хлопают. Те, кому предназначен твой дар, непременно найдут тебя.
– Ну, Настенька, ни пуха тебе…
Девочка толкнулась, вырвалась под оглушительный звон и понеслась, набирая обороты, навстречу крымским горам. Кажется, люди захлопали, засмеялись и обрадовались. Кажется, они подсаживали на плечи детей и показывали пальцем.
– Дякую тоби, Боже… – Кажется, это хором произнесли любимые тетки.
Настя делилась с ними тем, что постигала год.
– Тыц-бумм! Тыц-буммм! – забухал барабан.
Наверняка она очень старалась. И волшебное скрипучее творение дяди Миши не подвело. Велосипед стал поразительно послушен, он откликался на команды каждой гаечкой, каждым сантиметром своего мощного горбатого туловища. Кегли с блестками, клоунские шапочки, игрушечные факелы взлетали в воздух и возвращались обратно в ладони, как преданные голуби с домашней голубятни. Великий полководец оказался прав – многомесячные кошмарные тренировки обернулись тремя минутами света.
– Тыц-бумм! Аааа… – И треск. Оглушительный треск, природу которого юная циркачка не сразу поняла.
Аплодисменты.
Они обволакивали девочку громадным теплым облаком.
– Настенька, что ты, что ты? Ты плачешь?
– Доню, все хорошо! Подумаешь, всего одну уронила…
– Ой, мы так испугались, когда ты на руле крутилась! Думали, он как завалится, а внизу – асфальт…
Аплодисменты. Тысячи ладошек бьются друг о дружку, и это все для тебя!
– Сейчас результаты объявят!
Артистку мяли, теребили и тащили одновременно в разные стороны. Как же она их всех жутко обожала в тот момент, но, давясь от смеха и глупых слез, никак не могла сообщить им главное…
– Настя Порываева… – зашуршал динамик. – Мы видели оригинальную программу на старинном велосипеде… очень необычный подход… жюри единодушно… такая симпатичная девушка…
– Это хреново, – в сердцах сплюнул их цирковой тренер. – Коли симпатичной обозвали, приза точно не дадут. Это они вечно так, утешают…
– Настюха, ты все равно самая красивая была! – закричали из «группы поддержки». – Настя, болеем за тебя!!
Да и бог с ними, с призами и результатами! Насте почему-то гораздо интереснее было смотреть не на гостевую трибуну, не на респектабельных господ из жюри, а на разогретую, скачущую вокруг сетки детвору.
– По общему решению жюри… по многочисленным просьбам зрителей… учреждается приз зрительских симпатий. Вот эту замечательную статуэтку… – В руках ведущей блеснула бронзовая девочка на шаре. – Этот приз мы вручаем… вру-уча-аем…
– Анастасии По-ры-ва-е-вой!!
– Иди, иди! Это тебя!
– Настя, это тебя зовут!
Вблизи жюри выглядело совсем нестрашно, они поочередно, по-мужски пожимали руку, говорили ободряющие слова, и кажется, опасались, что девочка заплачет. Но Настя не заплакала, несмотря на то, что на ее бронзовой девочке не стояли цифры первого, второго или какого-то еще места.
Как можно плакать, когда все так здорово?!
А где же тот высокий, худенький и очень загорелый мальчик, с такими ясными, восторженными глазами? Наверняка он случайно угодил в первый ряд. Скорее всего, они гуляли вместе с отцом, это отец привез сына с далекого военного севера в Ялту и бродил с ним повсюду, щедро растрачивая офицерские отпускные. Отец там тоже был, по крайней мере, его рука лежала у сына на плече. И все это продолжалось пару секунд, не больше, точно чудом сохранившийся обрывок старого семейного фильма – пронзительное солнце, бархатные склоны гор, блеск хрома, мелькание спиц, тугое кряканье валторны, чернильные глазки фотоаппаратов в вытянутых руках, распахнутые в предвкушении рты…
Мальчик.
Спустя пятнадцать лет они будут спорить, кто из них первый кого разглядел в этом безумном мире. Ее мальчик.
– Порываева, – повторили на разный лад.
Шансы были почти никакие. Но в силу ее врожденного авантюрного оптимизма выезд в Ялту состоялся. Ослепительно белая набережная, шаткие кроны пальм, пьянящий воздух и грохочущий оркестр цикад. Почти вертикальные улочки, запруженные счастливыми бездельниками, иглы кипарисов, колоннады роскошных дач и волны, волны, волны…
И море голов, повернутых в одну сторону, к тебе.
Масса почти черных и сметанно-белых тел, прижатых животами к ограждению. Растяжки с трепещущими вымпелами. Грандиозный теплоход «Иван Франко», искрящийся многопалубный плавучий город. Очень Важные Гости на трибунах, их имена произносятся с благоговейным шепотом. Это люди… из настоящих цирков. Это недосягаемые артисты из Москвы…
И загорелый стройный мальчик в первом ряду, изумленно вскинувший брови. Усаживаясь в седло, Настя внезапно увидела себя его глазами. Несуразная девочка, в дурацкой декадентской шляпке, в развевающихся ленточках и блеске бижутерии, на холке горбатого самодельного зверя…
– Порываева, – простонали в третий раз. Тогда только до дебютантки дошло, что выкликают ее фамилию.
Это еще ничего не значило. Регистрация. Перекличка. Обязательные формальности. У девчонок рядом – дрожь в коленках, мальчики беззвучно шепчут мантры, напряженно перемигиваются с родителями. Их неровный радостный ужас должен был передаться и ей, но…
Пожалуй, все эмоции заслоняло солнце.
Солнечное ощущение счастья.
Хриплый рев динамиков, вспугнувший свору чаек.
– Наш фестиваль самодеятельных цирковых коллективов открывает группа силовых акробатов из…
– Настя, приготовились, после тех мальчишек наше выступление… Настя, ты меня слышишь?! Куда эти чертовы кегли подевались?!
Непросто услышать, когда вокруг тебя происходит столько сказочных вещей одновременно. Когда полощутся на ветру яркие полотнища, и как раз напротив, на одном из них нарисована девочка на шаре, чем-то неуловимо похожая на тебя. Девочка стоит на цыпочках, гибко тянется куда-то вверх и всей своей позой словно говорит – бояться не надо, надо так же стремиться к успеху…
– Настя, вон тот, на трибуне, слева… Он из Киевского эстрадно-циркового, всегда приезжает…
Под истерическим нажимом родных юная эквилибристка отказалась от самоубийственной затеи с канатом. То есть канат натянули, но низко, над самой землей. Зато артистке предоставили карт-бланш на прочие дикие выкрутасы…
– Дорогие друзья! Такого вы еще не видели! Настя Порываева покажет вам…
Спустя много лет она приблизилась к верной формулировке, о которой не могла и догадываться милая девочка, оседлавшая страшное колесо. Не надо ненавидеть соперников, это чувство разъедает тебя изнутри и душит твой талант. Не надо бояться зрителя и не надо заискивать перед ним. Человек зубрит свою роль, сотни раз творит мирок перед зеркалом, а затем теряет семьдесят процентов кпд только потому, что в зале кто-то встал и вышел.
Правило только одно. Надо всецело отдаваться делу, которое любишь. Нет ничего важнее, чем талант, подаренный тебе Богом. И подарен он тебе с единственной целью – чтобы ты делилась им, непрерывно и щедро, насколько хватает сил. И тогда совсем неважно, пьют они вино, болтают о своем, ныряют в море или вяло хлопают. Те, кому предназначен твой дар, непременно найдут тебя.
– Ну, Настенька, ни пуха тебе…
Девочка толкнулась, вырвалась под оглушительный звон и понеслась, набирая обороты, навстречу крымским горам. Кажется, люди захлопали, засмеялись и обрадовались. Кажется, они подсаживали на плечи детей и показывали пальцем.
– Дякую тоби, Боже… – Кажется, это хором произнесли любимые тетки.
Настя делилась с ними тем, что постигала год.
– Тыц-бумм! Тыц-буммм! – забухал барабан.
Наверняка она очень старалась. И волшебное скрипучее творение дяди Миши не подвело. Велосипед стал поразительно послушен, он откликался на команды каждой гаечкой, каждым сантиметром своего мощного горбатого туловища. Кегли с блестками, клоунские шапочки, игрушечные факелы взлетали в воздух и возвращались обратно в ладони, как преданные голуби с домашней голубятни. Великий полководец оказался прав – многомесячные кошмарные тренировки обернулись тремя минутами света.
– Тыц-бумм! Аааа… – И треск. Оглушительный треск, природу которого юная циркачка не сразу поняла.
Аплодисменты.
Они обволакивали девочку громадным теплым облаком.
– Настенька, что ты, что ты? Ты плачешь?
– Доню, все хорошо! Подумаешь, всего одну уронила…
– Ой, мы так испугались, когда ты на руле крутилась! Думали, он как завалится, а внизу – асфальт…
Аплодисменты. Тысячи ладошек бьются друг о дружку, и это все для тебя!
– Сейчас результаты объявят!
Артистку мяли, теребили и тащили одновременно в разные стороны. Как же она их всех жутко обожала в тот момент, но, давясь от смеха и глупых слез, никак не могла сообщить им главное…
– Настя Порываева… – зашуршал динамик. – Мы видели оригинальную программу на старинном велосипеде… очень необычный подход… жюри единодушно… такая симпатичная девушка…
– Это хреново, – в сердцах сплюнул их цирковой тренер. – Коли симпатичной обозвали, приза точно не дадут. Это они вечно так, утешают…
– Настюха, ты все равно самая красивая была! – закричали из «группы поддержки». – Настя, болеем за тебя!!
Да и бог с ними, с призами и результатами! Насте почему-то гораздо интереснее было смотреть не на гостевую трибуну, не на респектабельных господ из жюри, а на разогретую, скачущую вокруг сетки детвору.
– По общему решению жюри… по многочисленным просьбам зрителей… учреждается приз зрительских симпатий. Вот эту замечательную статуэтку… – В руках ведущей блеснула бронзовая девочка на шаре. – Этот приз мы вручаем… вру-уча-аем…
– Анастасии По-ры-ва-е-вой!!
– Иди, иди! Это тебя!
– Настя, это тебя зовут!
Вблизи жюри выглядело совсем нестрашно, они поочередно, по-мужски пожимали руку, говорили ободряющие слова, и кажется, опасались, что девочка заплачет. Но Настя не заплакала, несмотря на то, что на ее бронзовой девочке не стояли цифры первого, второго или какого-то еще места.
Как можно плакать, когда все так здорово?!
А где же тот высокий, худенький и очень загорелый мальчик, с такими ясными, восторженными глазами? Наверняка он случайно угодил в первый ряд. Скорее всего, они гуляли вместе с отцом, это отец привез сына с далекого военного севера в Ялту и бродил с ним повсюду, щедро растрачивая офицерские отпускные. Отец там тоже был, по крайней мере, его рука лежала у сына на плече. И все это продолжалось пару секунд, не больше, точно чудом сохранившийся обрывок старого семейного фильма – пронзительное солнце, бархатные склоны гор, блеск хрома, мелькание спиц, тугое кряканье валторны, чернильные глазки фотоаппаратов в вытянутых руках, распахнутые в предвкушении рты…
Мальчик.
Спустя пятнадцать лет они будут спорить, кто из них первый кого разглядел в этом безумном мире. Ее мальчик.
Глава 7 ЖЕНИХ
Старшего лейтенанта Сергей отбрил со второй попытки. На самом деле дрался не с ним, а с незнакомыми промышленниками. Гражданские спецы тоже приходили на дискотеку, именно там рождались маленькие трагедии, рушились планы и надолго ссорились друзья. Потому что женщин на всех не хватало…
Успокаивало то, что большинство офицеров ходили на боевое дежурство по трех– или четырехсменке. Таким образом, четверть голодных холостых самцов находилась на позиции, еще столько же отсыпались после суток, а другие готовились к заступлению. Иначе говоря – запасались чтивом и алкоголем. При таком раскладе доступных девушек-промышленниц более-менее хватало, а среди «порядочных» офицерских дочек даже возникало подобие конкуренции. Но в самый разгар дискотеки могла ввалиться компания летчиков из соседней части, человек тридцать, и тогда…
Тогда становилось тесно.
Советоваться с родителями не имело смысла. Отец все сильнее мрачнел, слушая сводки политических новостей, мама ужасалась ценникам в магазинах.
– Папа, я, наверное, женюсь.
– Наверное? Ты не уверен в себе или в ней?
– Папа, а ты всегда был уверен?
– Женитьба – дело серьезное. Мы не относились к этому, как ваше клоунское поколение. Мы отвечали за свои решения. И страна жила нормально…
– Вот как? Вы отчитывались перед замполитом? И невесты тоже?
– Не паясничай! Достаточно, что мне из училища о тебе докладывали!
– Папа, отчего ты не спросишь, люблю ли я? Разве не это главное, а?…
Вечером Сергей брел между пятиэтажек-близнецов и считал окна. Он загадал, что если до Дома культуры освещенных окон окажется четное количество – сделает Валере предложение. Фонари с жалобным скрипом раскачивались на ветру. Мрачные лица членов Политбюро следили за лейтенантом с облупившихся плакатов. Ветер швырял под ноги пачки газет. Это была «Красная Звезда», которую последние десять лет никто не читал.
На крыльце очага культуры вяло блевали. Тут же угощали самогоном.
Сергея передернуло, точно от рюмки плохого коньяка. Вдруг представилось, как проживет в городке еще двадцать лет, на танцы ходить будет стремно, охотиться он не любит, в карты не играет…
Станет полковником. Или даже генералом. Будет сидеть в пустой квартире и выть на тайгу.
– Давай поженимся?
– Что? – Лера взглянула искоса, еще горячая, влажная, не отошедшая от круговерти диско. – Что ты сказал?!
– Я сказал, что ты очень красивая.
– Врешь. Ты сказал другое.
– Я сказал, что нам надо кое-что обсудить. Уйдем отсюда?
Они вышли в сырость, в осень, в темень. Внезапно Сергею пришло в голову, что среди казенных «хрущевок» нету даже приличного романтического места, чтобы сделать девушке предложение.
– Ты к Людке ходишь…
– Это так, ерунда. Только ты мне нужна.
– А девчонки, прапорщицы? Тоже ерунда?
– Просто был у друзей день рождения. У меня много друзей…
– Ты так решил, потому что один, да? Потому что папа с мамой заели?
Она выгнулась длинной теплой спиной. Лейтенанту стало жарко. Неожиданно он сложил дважды два. Это ведь самая красивая девушка в Мирном, подумал он. Это самая красивая и самая желанная невеста.
– Я так решил, потому что… люблю тебя.
– Ты пьяный?!
– Нет.
Она задумалась. Бережно провела ему узкой ладошкой по лицу. Позже Сергей спрашивал себя – в тот момент ее мозг функционировал, как мощный компьютер? Или она его тоже… тоже чувствовала к нему нечто?
– Ты подрался из-за меня с Черепановым? Бедненький…
– Ты что-то обещала Черепанову? – насупился Сергей.
– Теперь неважно. – Она улыбнулась в темноте. И вдруг прильнула к нему сбоку, хрупкая, нежная и очень уютная. – Черепанов рапорт подал. Я его послала… Я не пойду замуж за человека, который хочет свалить в никуда. В тары-тарары… – Она подставила губы для поцелуя, позже так же ровно закончила фразу: – Он несерьезный. Он собрался продавать машины из Германии, бред какой-то! Отец сказал, что предателя родины не пустит на порог. Между прочим, отцу ты нравишься…
Ее теплая коленка как-то невзначай очутилась у парня между ног.
– Да, да… – Теряя нить беседы, он положил ей руку на бедро. – Твой отец – кремень…
Свадьбу сыграли скромно. Благодаря талончику из ЗАГСа, удалось раздобыть шампанское и водку. Бате по блату выделили икры. Мамина сестра прислала целый ящик импортных консервов и сервиз. Родители невесты подарили телевизор. Начальник отдела кадров не обманул – благодаря его заступничеству командир части вручил ключи от квартиры. По иронии судьбы, ее прежние хозяева только-только свалили в Москву.
Валера принялась хлопотать по хозяйству, и первые два месяца пролетели, как во сне. Сергей не задавал себе глупых вопросов про любовь. Возвращаясь с суток, шел в душ, валился за стол, наворачивал тарелку борща, котлеты, пироги, отупело слушал женское воркование. В ящике громили Вильнюс, Баку, демократов, пацифистов, диссидентов, чекистов, путчистов. В военном городке время буксовало. После ужина Сергей доставал конспекты, остервенело чертил, сочинял рефераты, решал задачи по тактике, посылал решения в Москву…
Все катилось как положено. В колее.
В шесть утра, не разлепляя глаз, нащупывал будильник. Бегом бежал в ванную, бегом – на промерзшую кухню. Жена вскакивала следом, обгоняла на пути к кастрюлькам и чайникам, смешно целовала на пороге, пухлыми сонными губами… Храня на губах ее вкус, скакал через пять ступенек, и вприпрыжку, пожимая на ходу руки – туда, где зарево прожекторов освещало стартовые площадки, к оркестру, к своему взводу и своему многоосному «катафалку» с ракетой…
Так и надо. Суровая мужская работа, повторял он себе. Нравится или нет, но кто-то должен это делать. Лязгая зубами на разводе, Сергей представлял, как жена спит, уткнувшись носом в его подушку. И сразу становилось теплее.
Начальство мрачнело, жалованье задерживали по три месяца. Иногда не успевали подвезти горючее для тягачей. Раза три за зиму и впервые за двадцать лет отключали ток. К счастью, моментально сработали резервные дизели. А солдатики не просыхали, расходуя материнские переводы и скудные казенные рубли на самогон…
– Я так не могу, – однажды призналась Лера. – Мне надо искать работу. Мы не можем ничего купить. Смотри, вторая комната так и стоит пустая. Я думала, там детскую…
– Что я могу поделать?
– У тебя скоро отпуск, а мы никуда не можем съездить… Там все так подорожало…
«Там» – это на Большой земле, там, где цивилизация. Терра-инкогнита, пугающая своей непредсказуемой буйностью. Страшный Питер, дикая Москва.
– Может, мне тоже подать рапорт? – брякнул Сергей. – Плюнуть на учебу, на все планы, на карьеру, а?
Валера моментально напряглась, но не отстранилась.
– Как… рапорт? Чем же ты займешься?
– Переедем куда-нибудь, – не слишком соображая, фантазировал он. – Устроюсь в охрану. Или в спортивный клуб. Или вон… куртки поеду продавать… Что ты так смотришь? Шучу я, шучу…
– А пенсия? А выслуга? Ты сдурел? Как я в глаза родителям буду смотреть? А если дети?…
– Хорошо, хорошо. – Сергей пошел на попятный. И тут до него докатило. Жена уже второй раз прозрачно намекала, а он, боров эдакий, откровенно тупил. – Ребенок? Ты сказала?… Ты беременная?!
Она потупилась и покраснела. Словно съела чужое варенье. Много позже Сергей вспоминал – какая же Лерка была красивая в тот момент! И какие на самом деле они были счастливые…
– Давно уже? Почему ты молчала? – Он усадил жену к себе на колени, обхватил, закутал.
– Я тебя не обвиняю. – Она обвила мужу шею руками, зашептала в ухо. – Просто… ты не заметил? Мы почти не разговариваем. Твоих денег хватает только-только. Раньше было не так. Раньше можно было в кредит, в рассрочку, мне мама говорила. У нас элементарных вещей нет. А я… я думала, мы ребеночка заведем, и…
И станет лучше?
Так он подумал. Но вслух сказал другое.
– Куда ты пойдешь работать? – бестолково отозвался Сергей. – Ты учитель, а учителя в нашей школе не нужны. Скоро учить некого будет. Народ разъезжается…
Зазвонил телефон. Это была одна из редких привилегий: аппараты ставились в квартиры оперативным дежурным, командирам, замам и особо ценным спецам.
– Лерка, мне надо бежать. Просят подменить, там кто-то болен на четвертой площадке.
– Беги, конечно! – Она мгновенно вытерла слезы, засуетилась с бутербродами, принесла чистые носки. Настоящая боевая подруга! Где сейчас таких найдешь?…
Воскресным утром, пока Сергей был на подмене, Лерку увезли в больницу.
Хорошо еще, что Лера достучалась до соседей, ведь телефон давно отключили. После смены, честно отслужив со сжатыми челюстями, лейтенант бежал до больницы бегом. Он пробежал без остановки шесть километров, от автобусной станции до городка. Потому что умер бы, дожидаясь казенную развозку.
– Родная моя, ничего… Мы попробуем еще раз… Его дочь умерла, не дожив три месяца до собственного рождения.
Успокаивало то, что большинство офицеров ходили на боевое дежурство по трех– или четырехсменке. Таким образом, четверть голодных холостых самцов находилась на позиции, еще столько же отсыпались после суток, а другие готовились к заступлению. Иначе говоря – запасались чтивом и алкоголем. При таком раскладе доступных девушек-промышленниц более-менее хватало, а среди «порядочных» офицерских дочек даже возникало подобие конкуренции. Но в самый разгар дискотеки могла ввалиться компания летчиков из соседней части, человек тридцать, и тогда…
Тогда становилось тесно.
Советоваться с родителями не имело смысла. Отец все сильнее мрачнел, слушая сводки политических новостей, мама ужасалась ценникам в магазинах.
– Папа, я, наверное, женюсь.
– Наверное? Ты не уверен в себе или в ней?
– Папа, а ты всегда был уверен?
– Женитьба – дело серьезное. Мы не относились к этому, как ваше клоунское поколение. Мы отвечали за свои решения. И страна жила нормально…
– Вот как? Вы отчитывались перед замполитом? И невесты тоже?
– Не паясничай! Достаточно, что мне из училища о тебе докладывали!
– Папа, отчего ты не спросишь, люблю ли я? Разве не это главное, а?…
Вечером Сергей брел между пятиэтажек-близнецов и считал окна. Он загадал, что если до Дома культуры освещенных окон окажется четное количество – сделает Валере предложение. Фонари с жалобным скрипом раскачивались на ветру. Мрачные лица членов Политбюро следили за лейтенантом с облупившихся плакатов. Ветер швырял под ноги пачки газет. Это была «Красная Звезда», которую последние десять лет никто не читал.
На крыльце очага культуры вяло блевали. Тут же угощали самогоном.
Сергея передернуло, точно от рюмки плохого коньяка. Вдруг представилось, как проживет в городке еще двадцать лет, на танцы ходить будет стремно, охотиться он не любит, в карты не играет…
Станет полковником. Или даже генералом. Будет сидеть в пустой квартире и выть на тайгу.
– Давай поженимся?
– Что? – Лера взглянула искоса, еще горячая, влажная, не отошедшая от круговерти диско. – Что ты сказал?!
– Я сказал, что ты очень красивая.
– Врешь. Ты сказал другое.
– Я сказал, что нам надо кое-что обсудить. Уйдем отсюда?
Они вышли в сырость, в осень, в темень. Внезапно Сергею пришло в голову, что среди казенных «хрущевок» нету даже приличного романтического места, чтобы сделать девушке предложение.
– Ты к Людке ходишь…
– Это так, ерунда. Только ты мне нужна.
– А девчонки, прапорщицы? Тоже ерунда?
– Просто был у друзей день рождения. У меня много друзей…
– Ты так решил, потому что один, да? Потому что папа с мамой заели?
Она выгнулась длинной теплой спиной. Лейтенанту стало жарко. Неожиданно он сложил дважды два. Это ведь самая красивая девушка в Мирном, подумал он. Это самая красивая и самая желанная невеста.
– Я так решил, потому что… люблю тебя.
– Ты пьяный?!
– Нет.
Она задумалась. Бережно провела ему узкой ладошкой по лицу. Позже Сергей спрашивал себя – в тот момент ее мозг функционировал, как мощный компьютер? Или она его тоже… тоже чувствовала к нему нечто?
– Ты подрался из-за меня с Черепановым? Бедненький…
– Ты что-то обещала Черепанову? – насупился Сергей.
– Теперь неважно. – Она улыбнулась в темноте. И вдруг прильнула к нему сбоку, хрупкая, нежная и очень уютная. – Черепанов рапорт подал. Я его послала… Я не пойду замуж за человека, который хочет свалить в никуда. В тары-тарары… – Она подставила губы для поцелуя, позже так же ровно закончила фразу: – Он несерьезный. Он собрался продавать машины из Германии, бред какой-то! Отец сказал, что предателя родины не пустит на порог. Между прочим, отцу ты нравишься…
Ее теплая коленка как-то невзначай очутилась у парня между ног.
– Да, да… – Теряя нить беседы, он положил ей руку на бедро. – Твой отец – кремень…
Свадьбу сыграли скромно. Благодаря талончику из ЗАГСа, удалось раздобыть шампанское и водку. Бате по блату выделили икры. Мамина сестра прислала целый ящик импортных консервов и сервиз. Родители невесты подарили телевизор. Начальник отдела кадров не обманул – благодаря его заступничеству командир части вручил ключи от квартиры. По иронии судьбы, ее прежние хозяева только-только свалили в Москву.
Валера принялась хлопотать по хозяйству, и первые два месяца пролетели, как во сне. Сергей не задавал себе глупых вопросов про любовь. Возвращаясь с суток, шел в душ, валился за стол, наворачивал тарелку борща, котлеты, пироги, отупело слушал женское воркование. В ящике громили Вильнюс, Баку, демократов, пацифистов, диссидентов, чекистов, путчистов. В военном городке время буксовало. После ужина Сергей доставал конспекты, остервенело чертил, сочинял рефераты, решал задачи по тактике, посылал решения в Москву…
Все катилось как положено. В колее.
В шесть утра, не разлепляя глаз, нащупывал будильник. Бегом бежал в ванную, бегом – на промерзшую кухню. Жена вскакивала следом, обгоняла на пути к кастрюлькам и чайникам, смешно целовала на пороге, пухлыми сонными губами… Храня на губах ее вкус, скакал через пять ступенек, и вприпрыжку, пожимая на ходу руки – туда, где зарево прожекторов освещало стартовые площадки, к оркестру, к своему взводу и своему многоосному «катафалку» с ракетой…
Так и надо. Суровая мужская работа, повторял он себе. Нравится или нет, но кто-то должен это делать. Лязгая зубами на разводе, Сергей представлял, как жена спит, уткнувшись носом в его подушку. И сразу становилось теплее.
Начальство мрачнело, жалованье задерживали по три месяца. Иногда не успевали подвезти горючее для тягачей. Раза три за зиму и впервые за двадцать лет отключали ток. К счастью, моментально сработали резервные дизели. А солдатики не просыхали, расходуя материнские переводы и скудные казенные рубли на самогон…
– Я так не могу, – однажды призналась Лера. – Мне надо искать работу. Мы не можем ничего купить. Смотри, вторая комната так и стоит пустая. Я думала, там детскую…
– Что я могу поделать?
– У тебя скоро отпуск, а мы никуда не можем съездить… Там все так подорожало…
«Там» – это на Большой земле, там, где цивилизация. Терра-инкогнита, пугающая своей непредсказуемой буйностью. Страшный Питер, дикая Москва.
– Может, мне тоже подать рапорт? – брякнул Сергей. – Плюнуть на учебу, на все планы, на карьеру, а?
Валера моментально напряглась, но не отстранилась.
– Как… рапорт? Чем же ты займешься?
– Переедем куда-нибудь, – не слишком соображая, фантазировал он. – Устроюсь в охрану. Или в спортивный клуб. Или вон… куртки поеду продавать… Что ты так смотришь? Шучу я, шучу…
– А пенсия? А выслуга? Ты сдурел? Как я в глаза родителям буду смотреть? А если дети?…
– Хорошо, хорошо. – Сергей пошел на попятный. И тут до него докатило. Жена уже второй раз прозрачно намекала, а он, боров эдакий, откровенно тупил. – Ребенок? Ты сказала?… Ты беременная?!
Она потупилась и покраснела. Словно съела чужое варенье. Много позже Сергей вспоминал – какая же Лерка была красивая в тот момент! И какие на самом деле они были счастливые…
– Давно уже? Почему ты молчала? – Он усадил жену к себе на колени, обхватил, закутал.
– Я тебя не обвиняю. – Она обвила мужу шею руками, зашептала в ухо. – Просто… ты не заметил? Мы почти не разговариваем. Твоих денег хватает только-только. Раньше было не так. Раньше можно было в кредит, в рассрочку, мне мама говорила. У нас элементарных вещей нет. А я… я думала, мы ребеночка заведем, и…
И станет лучше?
Так он подумал. Но вслух сказал другое.
– Куда ты пойдешь работать? – бестолково отозвался Сергей. – Ты учитель, а учителя в нашей школе не нужны. Скоро учить некого будет. Народ разъезжается…
Зазвонил телефон. Это была одна из редких привилегий: аппараты ставились в квартиры оперативным дежурным, командирам, замам и особо ценным спецам.
– Лерка, мне надо бежать. Просят подменить, там кто-то болен на четвертой площадке.
– Беги, конечно! – Она мгновенно вытерла слезы, засуетилась с бутербродами, принесла чистые носки. Настоящая боевая подруга! Где сейчас таких найдешь?…
Воскресным утром, пока Сергей был на подмене, Лерку увезли в больницу.
Хорошо еще, что Лера достучалась до соседей, ведь телефон давно отключили. После смены, честно отслужив со сжатыми челюстями, лейтенант бежал до больницы бегом. Он пробежал без остановки шесть километров, от автобусной станции до городка. Потому что умер бы, дожидаясь казенную развозку.
– Родная моя, ничего… Мы попробуем еще раз… Его дочь умерла, не дожив три месяца до собственного рождения.
Глава 8 СУДЬБА
На обветренной кирпичной стенке красовалась самая прекрасная, самая восхитительная табличка на свете! И буквы на ней, золоченые, слегка облезлые, звучали дивной музыкой.
«ЭСТРАДНО-ЦИРКОВОЕ УЧИЛИЩЕ».
Под табличкой змеилась гигантская очередь на подачу документов. Собственно, очередей было несколько, но никто в точности не смог бы сказать, куда и зачем следует занимать. Сотни абитуриентов страдательно и ревниво следили друг за другом, обсуждали взлеты, провалы и кошмарный характер преподавателей.
– Шантрапа, – закусив папироску, победно высказалась тетя Ксана. – Нашей красавице тут никто в подметки не годен.
– Их подозрительно много… – пробормотала интеллигентная тетя Галя. – Может, здесь набор на целину?
Восторженная племянница глазела исключительно на обветренный цирковой купол. Больше ничего в тот момент она не замечала. Училище располагалось в левом флигеле старого цирка, и, как назло, именно тем летом его руководство решило закрыться на реставрацию. Лестницы и переходы были забиты абитуриентами, точно банки с пассерованными шпротами. Тем солнечным летом казалось – вся молодежь бывшего Советского Союза бредила ареной. Эстрадно-цирковых на гигантской карте СССР имелось три – в Москве, Киеве и Тбилиси. В приближении ситуация выглядела так: отделение вокала – восемьдесят человек на место, цирковое – зашкаливало за сто. Нервным шепотом передавали друг другу кошмарные новости.
– На эквилибр возьмут всего двоих…
– Я третий год пытаюсь…
– На жонгляж одно место, и то – неточно…
– В столице еще хуже…
– А клоуны им вообще не нужны?
– Проходной балл подняли…
К великому счастью, Настя Порываева понятия не имела о творящемся безумии. Но, встретившись лицом к лицу с отпрысками славных династий, мгновенно ощутила, что шансы стремятся к нулю. Здесь томились в очереди люди, с двух лет ползавшие в опилках арены, а с четырех лет умевшие висеть на трапеции. В пятилетнем возрасте родители отдавали их на специальные курсы, дабы ребенок привыкал к бешеным нагрузкам, осваивал актерские навыки, пластику и заранее выбрал профиль профессии. Кто-то шел на акробатику, в коверную буффонаду, кто-то – в партерные или воздушные гимнасты, а на соседнем отделении муштровали эстрадников. Тем тоже приходилось несладко – хореография, степ, техника речи…
Одним словом, девчонке, выигравшей когда-то в Ялте приз симпатий, не светило ничего.
Но иногда в наши самые пессимистические планы вторгается нечто. Люди верующие называют это ангелом-хранителем, другие твердят о силе духа, которая все перетрет, или разводят руками – судьба…
Судьба.
– Главное – не опозориться на первом туре! – убеждали друг друга будущие коллеги. – Если рожа им не понравится, зарубят на фиг!
– У него рентген показал слабое искривление позвоночника. Не взяли, хотя отец двадцать лет на кольцах крутился…
– Врачиха нарочно шепчет еле слышно, фиг цифру угадаешь…
– И вовсе дело не в лице. Зритель твоего лица не видит, главное – фигура…
На лестничном пролете почти не осталось кислорода для дыхания, но покинуть очередь – означало потерять слабый след надежды. Держались друг за друга так плотно, словно готовились пережить землетрясение. Сверху вываливались поодиночке, с перекошенными физиономиями, корчили страшные гримасы.
– А на втором туре? – пискнул кто-то.
– На втором – еще хуже! – авторитетно заявил долговязый очкарик. – На втором – дадут банку консервную и, к примеру, шнурок – и изображай даму с собачкой!
Но почему-то всех пугал именно первый тур, а не экзамен по актерскому мастерству. Начитавшись и наслушавшись, все примерно представляли, как вести себя с банкой и шнурком. Зато собственная внешность вызывала у каждого второго ненависть к себе.
…Приемная комиссия смотрела на пятнадцатилетнюю девочку, как многоголовый дракон. Достаточно хищный, но наевшийся и потому флегматичный дракон.
«ЭСТРАДНО-ЦИРКОВОЕ УЧИЛИЩЕ».
Под табличкой змеилась гигантская очередь на подачу документов. Собственно, очередей было несколько, но никто в точности не смог бы сказать, куда и зачем следует занимать. Сотни абитуриентов страдательно и ревниво следили друг за другом, обсуждали взлеты, провалы и кошмарный характер преподавателей.
– Шантрапа, – закусив папироску, победно высказалась тетя Ксана. – Нашей красавице тут никто в подметки не годен.
– Их подозрительно много… – пробормотала интеллигентная тетя Галя. – Может, здесь набор на целину?
Восторженная племянница глазела исключительно на обветренный цирковой купол. Больше ничего в тот момент она не замечала. Училище располагалось в левом флигеле старого цирка, и, как назло, именно тем летом его руководство решило закрыться на реставрацию. Лестницы и переходы были забиты абитуриентами, точно банки с пассерованными шпротами. Тем солнечным летом казалось – вся молодежь бывшего Советского Союза бредила ареной. Эстрадно-цирковых на гигантской карте СССР имелось три – в Москве, Киеве и Тбилиси. В приближении ситуация выглядела так: отделение вокала – восемьдесят человек на место, цирковое – зашкаливало за сто. Нервным шепотом передавали друг другу кошмарные новости.
– На эквилибр возьмут всего двоих…
– Я третий год пытаюсь…
– На жонгляж одно место, и то – неточно…
– В столице еще хуже…
– А клоуны им вообще не нужны?
– Проходной балл подняли…
К великому счастью, Настя Порываева понятия не имела о творящемся безумии. Но, встретившись лицом к лицу с отпрысками славных династий, мгновенно ощутила, что шансы стремятся к нулю. Здесь томились в очереди люди, с двух лет ползавшие в опилках арены, а с четырех лет умевшие висеть на трапеции. В пятилетнем возрасте родители отдавали их на специальные курсы, дабы ребенок привыкал к бешеным нагрузкам, осваивал актерские навыки, пластику и заранее выбрал профиль профессии. Кто-то шел на акробатику, в коверную буффонаду, кто-то – в партерные или воздушные гимнасты, а на соседнем отделении муштровали эстрадников. Тем тоже приходилось несладко – хореография, степ, техника речи…
Одним словом, девчонке, выигравшей когда-то в Ялте приз симпатий, не светило ничего.
Но иногда в наши самые пессимистические планы вторгается нечто. Люди верующие называют это ангелом-хранителем, другие твердят о силе духа, которая все перетрет, или разводят руками – судьба…
Судьба.
– Главное – не опозориться на первом туре! – убеждали друг друга будущие коллеги. – Если рожа им не понравится, зарубят на фиг!
– У него рентген показал слабое искривление позвоночника. Не взяли, хотя отец двадцать лет на кольцах крутился…
– Врачиха нарочно шепчет еле слышно, фиг цифру угадаешь…
– И вовсе дело не в лице. Зритель твоего лица не видит, главное – фигура…
На лестничном пролете почти не осталось кислорода для дыхания, но покинуть очередь – означало потерять слабый след надежды. Держались друг за друга так плотно, словно готовились пережить землетрясение. Сверху вываливались поодиночке, с перекошенными физиономиями, корчили страшные гримасы.
– А на втором туре? – пискнул кто-то.
– На втором – еще хуже! – авторитетно заявил долговязый очкарик. – На втором – дадут банку консервную и, к примеру, шнурок – и изображай даму с собачкой!
Но почему-то всех пугал именно первый тур, а не экзамен по актерскому мастерству. Начитавшись и наслушавшись, все примерно представляли, как вести себя с банкой и шнурком. Зато собственная внешность вызывала у каждого второго ненависть к себе.
…Приемная комиссия смотрела на пятнадцатилетнюю девочку, как многоголовый дракон. Достаточно хищный, но наевшийся и потому флегматичный дракон.