Страница:
В 1816 году в доме Карамзина Пушкин познакомился с другим знаменитым царскоселом, сыгравшим исключительно важную роль в формировании мировоззрения поэта. Это был Петр Яковлевич Чаадаев, или «Прекрасный Чаадаев», как называли его в литературных салонах обеих столиц. В Царском Селе после возвращения из Франции квартировал лейб-гвардии гусарский полк, где он служил. В конце 1820 года Чаадаев, которому все без исключения прочили самое блестящее будущее, вплоть до звания личного адъютанта Александра I, неожиданно подал в отставку. Столь же неожиданно отставка была принята. По этому поводу в Петербурге ходило бесчисленное количество легенд, согласно которым Чаадаев поплатился за то, что, будучи человеком непомерно тщеславным и торопя свою служебную карьеру, начал интриговать против своих сослуживцев. После известного солдатского бунта в Семеновском полку он якобы сам напросился поехать с докладом об этом к императору Александру I, который находился в то время на конгрессе в Троппау. Но опоздал, и глава австрийского правительства Меттерних узнал о солдатском бунте раньше, чем русский царь. С особой издевкой в голосе говорили о том, что опоздал из-за особого отношения к своему внешнему виду. Ради безупречности туалета будто бы подолгу задерживался на каждой станции.
Так это или нет, сказать трудно, но, когда он прибыл в Троппау, разгневанный Александр I якобы «запер его в каком-то чулане на ключ, а затем выгнал». Честолюбивый Чаадаев не на шутку обиделся и тут же написал просьбу об отставке.
После выхода в отставку Чаадаев совершил длительное путешествие по Европе, результатом которого стали знаменитые «Философические письма», в них он весьма критически отозвался о духовном выборе России. «Мы живем одним настоящим в самых тесных его пределах, без прошедшего и будущего, среди мертвого застоя», – писал он. В 1836 году, за публикацию одного из своих писем, Чаадаева официально объявили сумасшедшим.
Позиция Пушкина в этом вопросе была прямо противоположной взглядам Чаадаева. Он относился к прошлому и будущему России с искренней любовью. В этой связи любопытна легенда о том, что в драматической судьбе Чаадаева поэт будто бы принял самое непосредственное и не очень благородное участие. Если верить фольклору, Николай I, встретив однажды Пушкина, сказал ему: «А каков приятель-то твой Чаадаев? Что он наделал! Ведь просто с ума спятил!» А Пушкин, будто бы шутя, ответил, что действительно «Чаадаев начитался иностранных книг, и в голове у него что-то неладно». Это будто бы и подало мысль Николаю I подвергнуть сочинителя «Философических писем» медицинскому осмотру и надзору.
1812-й год
Исключительно важным событием для формирования мировоззрения Пушкина стала Отечественная война 1812 года. О войне говорили задолго до ее фактического начала. Слухи подогревались рассказами «очевидцев» о появлении в небе зловещей кометы. Правдоподобность этих рассказов подчеркивалась тем, что сама императрица запросила о комете столичных астрономов. Те будто бы подтвердили, что да, такие кометы и раньше появлялись накануне важных общественных событий, и особенно войн. Рассказы доходили до лицеистов, тревожили и волновали их горячие юные сердца. Поэтому, когда война началась, они были, что называется, к ней готовы.
Спустя двадцать лет в обращении к товарищам по случаю одной из лицейских годовщин Пушкин писал:
Война началась с перехода французской армией русской границы в районе Смоленска 12 июня 1812 года и закончилась сражением при реке Березине и изгнанием разгромленных остатков наполеоновской армии за пределы России в декабре того же года. Затем были знаменитые Заграничные походы, освобождение Европы от французской оккупации, завершившиеся в марте 1814 года вступлением объединенных союзных войск во главе с русским императором Александром I в столицу побежденной Франции. К тому времени волна всеобщей любви к русскому императору докатилась и до Европы. Там его называли не иначе как «Коронованный Гамлет» и «Блестящий метеор Севера». Иногда это обожание принимало самые экзотические формы. Например, немецкие дамы ввели в моду так называемые «Александровские букеты», состоявшие из цветов и растений, начальные буквы названий которых должны были составить имя русского императора: Alexander (Anemone – анемон; Lilie – лилия; Eicheln – желуди; Xeranthenum – амарант; Accazie – акация; Nelke – гвоздика; Dreifaltigkeitsblume – анютины глазки; Ephju – плющ; Rose – роза).
Александр I
Все эти события происходили буквально на глазах воспитанников Лицея. Они живо обсуждали каждую неудачу и всякий успех России в войне. С уст лицеистов не сходили славные имена Витгенштейна, Багратиона, Барклая де Толли, Кутузова, Давыдова, Милорадовича, Платова и других военачальников. Многие из них были хорошими знакомыми и добрыми приятелями их родителей, а некоторые из лицеистов приходились им даже родственниками. Так, Вильгельм Кюхельбекер был, хоть и в дальнем, но все-таки кровном родстве с Михаилом Богдановичем Барклаем де Толли, а родственником Модеста Корфа был известный генерал-адъютант барон Корф. О некоторых из героев Двенадцатого года, отмеченных городским фольклором, который, как нам кажется, был хорошо известен лицеистам, мы расскажем сейчас. К именам других обратимся позже, в соответствующих главах.
Трагедия Москвы в Отечественной войне, сдача ее на милость Наполеона и последовавший затем пожар древней столицы, приведший к бегству неприятеля из России, в людской исторической памяти отодвинули все прочие события войны на второй план. Между тем следует напомнить, что изначально в планах Наполеона на первом месте было взятие вовсе не Москвы, а Петербурга. В июле 1812 года эту операцию поручили маршалу Удино, чьи дивизии состояли из самого отборного войска, оставшегося в истории под именем «дикие легионы». Маршалу ставилась задача изолировать Петербург от России, отрезать от него русские войска и прижать к Рижскому заливу, где их гибель казалась в то время неизбежной. Удино был так уверен в победе, что, говорят, расставаясь с Наполеоном, сказал: «Прощайте, Ваше Величество, но извините, если я прежде вас буду в Петербурге».
Угроза вторжения войск Наполеона в северную столицу достаточно серьезно воспринималась и в самом Петербурге. Готовилась даже эвакуация художественных ценностей в глубь страны. Предполагалось даже вывезти в Вологду памятник Петру I. Об этом мы еще поговорим в связи с поэмой Пушкина «Медный всадник». Гораздо менее известно то, что к эвакуации всерьез готовились все военно-учебные заведения Петербурга, в том числе и Царскосельский лицей. Лицей должен был переехать или в эстонский Ревель, или в финский Або (современные Таллин и Турку). Сохранились отчеты о закупке специальных контейнеров для имущества и теплой одежды для воспитанников. С переездом торопили. Казалось, медлил один Энгельгардт. Директору хотелось отметить годовщину открытия лицея в Царском Селе. Дотянули до 19 октября. А на следующий день появились сообщения, что 19 октября Наполеон покинул Москву. Такая вот мистика…
Но мы отвлеклись. Вернемся на три месяца назад, когда в правительстве разрабатывались не только планы по переезду в безопасное место учебных заведений и государственных учреждений, но и готовились спешные мероприятия по защите и обороне самого Петербурга.
К счастью, все планы Наполеона нарушил командующий корпусом на петербургском направлении генерал-фельдмаршал, светлейший князь Петр Христофорович Витгенштейн. В битве при белорусском селе Клястицы, под Полоцком, Витгенштейн нанес армии Удино сокрушительное поражение, оно напрочь отбило у французов всякое желание разворачивать наступление на Петербург.
Петербуржцы по достоинству оценили подвиг Витгенштейна. В историю городского фольклора он вошел под именем «Спаситель Петербурга».
П.И. Багратион
He оставила равнодушными сердца лицеистов и трагическая судьба другого выдающегося полководца – Петра Ивановича Багратиона. Потомок древнейшего и знаменитейшего грузинского царского рода, князь Петр Иванович начал службу в русской армии в 1782 году сержантом. В 1785 году, находясь в составе Кавказского мушкетерского полка, Багратион участвовал в сражении, в котором был тяжело ранен и захвачен в плен. Однако, если верить преданию, горцы сохранили ему жизнь, «возвратив без выкупа на русские аванпосты». Багратион участвовал почти во всех военных операциях под командованием А.В. Суворова, в том числе в его знаменитом Итальянском походе и переходе суворовских богатырей через Альпы.
В Отечественную войну 1812 года генерал от инфантерии Багратион командовал 2-й армией. Судьба не дала ему возможности увидеть торжество русского оружия и победу над Наполеоном. Вплоть до Бородино ему пришлось отступать. А в Бородинском сражении Багратион получил ранение осколком гранаты в ногу. Считается, что оно оказалось смертельным. Но специалисты утверждают, что на самом деле рана вовсе не была опасной. Как рассказывали очевидцы, узнав о падении Москвы, Багратион «впал в состояние аффекта и стал в ярости срывать с себя бинты»; это будто бы и привело к заражению крови и последовавшей затем смерти полководца.
Народ по достоинству оценил полководческий талант Багратиона. В Петербурге фамилию князя Петра Ивановича с гордостью произносили: «Бог рати он».
Еще одним полководцем, военная судьба которого волновала впечатлительных и неравнодушных к судьбе родины лицеистов, был генерал-фельдмаршал, князь Михаил Богданович Барклай де Толли. Он происходил из древнего шотландского рода. В XVII веке предки полководца, будучи ревностными сторонниками Стюартов, подвергаясь жестоким преследованиям на родине, были вынуждены эмигрировать в Лифляндию. Известно, что дед Барклая стал бургомистром Риги, а отец начинал воинскую службу поручиком русской армии.
Самому Барклаю уже в детстве предсказывали славное будущее. Сохранилась легенда о том, как однажды родная тетка трехлетнего Миши прогуливалась с ним по Петербургу в карете. Мальчик прижался к дверце кареты, которая неожиданно распахнулась. Барклай выпал. В это время мимо проезжал граф Потемкин. Он остановился, вышел из экипажа, поднял мальчика и, «найдя его совершенно невредимым», передал испуганной тетке, будто бы сказав при этом: «Этот ребенок будет великим мужем».
М.Б. Барклай де Толли
В 1810 году Барклай де Толли занял должность военного министра. В июле 1812 года на него возложили обязанности главнокомандующего всеми действующими русскими армиями, противостоящими французскому нашествию. План военных действий, предложенный Барклаем де Толли, состоял в том, чтобы, «завлекши неприятеля в недра самого Отечества, заставить его ценою крови приобретать каждый шаг… и истощив силы его с меньшим пролитием своей крови, нанести ему удар решительнейший», однако не был понят. В Петербурге не уставали говорить о медлительности полководца в военных действиях и о сомнительной с точки зрения обывателя «отступательной тактике и завлекательном маневре». Раздавались даже прямые обвинения в измене. Это привело к замене его на должности главнокомандующего М.И. Кутузовым.
В этом и состояла личная драма Барклая де Толли, чьим фамильным девизом было: «Верность и терпение». Хранимый судьбой на полях сражений, а известно, что в боях погибли почти все его адъютанты и пали пять лошадей под ним самим, он не смог уберечься от интриг, беспощадно его преследовавших. Русское общество, потрясенное вторжением Наполеона в Россию, именно на него взвалило всю ответственность за отступление армии под натиском наполеоновских войск, а благодаря стараниям салонных остроумцев благородная шотландская фамилия Михаила Богдановича, представители которой с XVII века верой и правдой служили России, превратилась в оскорбительное прозвище: «Болтай-да-и-только».
Однако, как мы знаем, история по достоинству оценила личный вклад Барклая де Толли в разгром Наполеона. В 1837 году, к двадцатилетнему юбилею изгнания французской армии из России, на площади перед Казанским собором одновременно с памятником Кутузову был воздвигнут парный монумент генерал-фельдмаршалу Барклаю де Толли. Но еще более важно, что к тому времени изменилось и отношение петербургского общества к полководцу. Это предвидел и сам Барклай. Однажды он провидчески написал сам о себе: «Я надеюсь, что беспристрастное потомство произнесет суд с бульшей справедливостью».
Пушкину не довелось дожить до открытия монументов всего несколько месяцев. Но памятники он все-таки успел увидеть, посетив мастерскую скульптора Орловского. И не случайно в написанных вслед за этим стихах он выбирает самый торжественный поэтический размер – эпический древнегреческий гекзаметр:
Генерал-фельдмаршал, светлейший князь Кутузов ведет свою родословную от некоего Гартуша из Пруссии, который в 1263 году, после принятия православия, стал зваться Гавриилом. (Из-за чего иногда его путают со знаменитым дружинником Александра Невского, Гаврилой Олексичем, но, как утверждают историки, это не более чем легенда. Этого просто не может быть уже потому, что события, связанные с Невской битвой, происходили в 1240 году, задолго до прибытия Гартуша на Русь).
Военную карьеру Михаил Илларионович начал рано, сразу после окончания Соединенной артиллерийской и инженерной дворянской школы в 1759 году. Служил под началом Суворова и не раз бывал им отмечен. Известно характерное для Суворова образное высказывание о Кутузове: «Он был у меня на левом фланге, но был моей правой рукой». Дважды Кутузов был серьезно ранен в висок – оба его ранения расценивались современниками как дерзкий вызов, брошенный будущим полководцем судьбе.
Внутренний мир Кутузова, под стать его бурной и деятельной жизни, был сложным и противоречивым. Во всяком случае, если верить преданиям, поиски «сил для борьбы со страстями», терзающими будущего полководца, однажды привели его в масонскую ложу. При посвящении в таинства ложи ему вручили девиз: «Победами себя прославит». Это было задолго до нашествия Наполеона на Россию, до Бородино и сокрушительного поражения французов. Поэтому можно сказать, что девиз оказался пророческим. «Пришел Кутузов бить французов», – говорили в Петербурге сразу после назначения его командующим русскими войсками. Позже так стали говорить вообще о всех, на кого возлагали большие надежды и ожидания. В одной старинной солдатской песне всеобщие надежды на Кутузова приобрели еще и рифмованную форму:
М.И. Кутузов
В последующие восемь лет произошло вторжение Наполеона в Россию. Отступление русских войск. Бородинское сражение. Пожар Москвы. Бегство Наполеона. Освобождение Европы.
Особенно прославился полководец уникальной тактикой, состоявшей в том, чтобы заманить противника в глубь страны и вымотать его, не прибегая к решающему сражению. «Старый лис Севера», или «Северный лис», называли Кутузова в Европе. Тактика оказалась безошибочной. Она привела к окончательному поражению, а затем и полному изгнанию Наполеона из пределов России.
16 апреля 1813 года Кутузов неожиданно скончался на одной из военных дорог в Силезии. Тело полководца набальзамировали и перевезли в Петербург, а часть останков, извлеченных при бальзамировании, запаяли в цинковый гробик и захоронили в трех километрах от Бунцлау на местном кладбище Тиллендорф. Впоследствии на этом месте установили памятник. Вероятно, тогда и родилась легенда, которая вот уже около двух столетий поддерживается довольно солидными источниками. Согласно ей, в Петербурге, в Казанском соборе, покоится только тело великого полководца, а сердце, во исполнение последней воли фельдмаршала, осталось с его солдатами и захоронено на кладбище Тиллендорф. «Дабы видели солдаты – сыны Родины, что сердцем остался с ними», – будто бы сказал, умирая, Кутузов. Легенда со временем приобрела статус исторического факта и даже попала на страницы Большой советской энциклопедии. Не вызывает сомнений тот факт, что лицеистам эта легенда была известна. Разговоры о смерти и похоронах великого полководца летом 1813 года занимали весь Петербург.
Понятно, лицеисты пушкинского набора не могли даже предположить, что пройдет более ста лет и в 1933 году будет назначена специальная комиссия для проверки достоверности легенды. Комиссия произвела вскрытие могилы Кутузова в Казанском соборе. Был составлен акт, где сказано, что «вскрыт склеп, в котором захоронен Кутузов… слева в головах обнаружена серебряная банка, в которой находится набальзамированное сердце».
Тогда появилась еще одна легенда. Да, утверждала она, сердце Кутузова действительно захоронено в Бунцлау, но церковь отказалась хоронить тело без сердца, и по повелению Александра I сердце полководца извлекли из могилы в Силезии и перевезли в Петербург.
Похороны полководца состоялись 13 июня 1813 года. Лицеисты внимательно следили за любым откликом на это печальное событие. По свидетельству газетных сообщений того времени, в Петербурге «все дороги и улицы усыпаны были зеленью, а по иным местам и цветами». Рассказывали, что при въезде в город, у Нарвской заставы, народ будто бы выпряг лошадей и сам вез траурную колесницу до Казанского собора.
Со временем имя Кутузова стало нарицательным. В Большом словаре русского жаргона, изданном в 2000 году петербургским издательством «Норинт», зафиксировано исключительно интересное с точки зрения городского фольклора понятие «Кутузов». Согласно словарю, это человек, который всех обхитрил, проделав казавшийся невыгодным маневр.
Говоря о Кутузове, нельзя забывать и того, что дочь фельдмаршала Елизавета Михайловна Хитрово и его внучка Дарья Федоровна Фикельмон были одними из самых верных и преданных друзей Пушкина, их гостеприимный дом поэт неоднократно посещал. Об их дружбе мы еще не раз упомянем далее на страницах книги.
Восторгались лицеисты и подвигами донского атамана Платова, командовавшего в Отечественную войну всеми казачьими полками, в том числе и Петербургским Казачьим полком, который вел свою историю с 1775 года. Тогда для охраны Екатерины II были учреждены так называемые казачьи придворные команды. Вероятно, в подражание им, наследник престола Павел Петрович в 1793 году в Гатчине основал свой Казачий полк. По восшествии на престол Павел I объединил эти два подразделения, переформировав их в единый лейб-гвардии Гусарский Казачий полк. Первоначально казаки размещались по частным квартирам. Затем им были предоставлены казармы вблизи Шлиссельбургского тракта, в районе современной улицы Бехтерева. До 1957 года она так и называлась – Казачья.
Казачий полк прославился во время Отечественной войны 1812 года. Во Франции до сих пор из уст в уста передают легенду о том, как воины атамана Платова вошли в Париж в 1814 году. Будто бы боясь, что во время форсирования Сены может попортиться форменная одежда, в которой они собирались поразить парижанок, они разделись донага, переплыли Сену и в таком виде предстали перед изумленной толпой горожан, собравшихся встречать русских воинов на набережной.
Во Франции живет и другая легенда, связанная с русскими казаками. Будто бы благодаря им появилось широко известное название небольших ресторанчиков – «бистро». Якобы это казаки, забегая в парижские уличные кафе, торопливо выкрикивали русское: «Быстро, быстро!». В конце концов русское «быстро» трансформировалось во французское «бистро».
В 1990-х годах французское название популярных предприятий быстрого питания вернулось на свою историческую родину. Многочисленные «бистро» появились и в Петербурге.
В устной поэме «Журавель» с тех пор за казаками закрепилась репутация славных и бесстрашных воинов: «А кто первые вояки? – То лейб-гвардии казаки». Полковым маршем Казачьего полка был свадебный марш Мендельсона, и петербуржцы, гордясь своими лейб-казаками, говорили, что те идут «в бой, как на свадьбу». Казаки хранят легенду о войсковом атамане генерале Платове, тот будто бы дал клятву «отдать любимую дочь Марию тому казаку, который принесет голову маленького Бони». Так среди казаков называли Наполеона Бонапарта. Правда, ни пленить, ни убить Бонапарта им не удалось, но красивая легенда грела преданные сердца казаков на протяжении целого столетия.
Героем петербургского фольклора стал и сам император французов Наполеон. При этом надо помнить, что еще совсем недавно, вплоть до вступления французских войск на территорию русского государства, Наполеон в глазах передовых людей считался символом вольнодумства и свободомыслия. Он был моден. Его графические, живописные и скульптурные изображения – обязательная принадлежность аристократических интерьеров. Даже на время русско-французского военного противостояния эта мода полностью не исчезла и по окончании войны вновь возродилась. Сходством с Наполеоном гордились. Так, о Пестеле единодушно говорили, что «лицом он очень походил на Наполеона». «Необычайное сходство с Наполеоном I» многие отмечали и у Сергея Муравьева-Апостола. Пушкин в «Пиковой даме» говорит о Германне: «У него профиль Наполеона, а душа Мефистофеля». И у Гоголя в «Мертвых душах»: «Не есть ли Чичиков переодетый Наполеон… может быть и выпустили его с острова Елены, и вот он теперь и пробирается в Россию».
Цитата из Гоголя нам особенно важна. Из воспоминаний одного из двойников Наполеона, некоего Рабо, стало известно, что у французского императора имелось четыре двойника, он лично выбирал их из восьми кандидатур. Эти люди, как утверждает Рабо, «исправно оказывали суверену услуги экстренных подмен». Однако после падения императора судьба почти всех «дублеров» сложилась трагически. Один, принятый в 1815 году за императора, получил «коварный удар в спину», другого взорвали вместе с каретой подложенной в нее адской смесью.
Спустя двадцать лет в обращении к товарищам по случаю одной из лицейских годовщин Пушкин писал:
Это мягко сказано: «с досадой». На самом деле, как впоследствии вспоминал сын директора лицея, лицеист пушкинского набора Иван Малиновский, после проводов гвардейских полков они «до того воодушевлялись патриотизмом», что забрасывали под лавки учебники по французской грамматике. Полки проходили на виду воспитанников по дороге, пролегавшей прямо под остекленной галереей лицея, и воспитанники не отходили от окон, пока последний солдат не исчезал за поворотом дороги на Софию. Почти сразу после окончания войны, в 1817 году, по инициативе императора Александра I на этом месте установили чугунные триумфальные ворота, на антаблементе которых золотом было написано: «Любезным моим сослуживцам». Их воздвигли по проекту В.П. Стасова, того самого архитектора, что перестраивал Фрейлинский корпус Екатерининского дворца для нужд лицея. Первоначально ворота стояли в ограде парка напротив павильона Адмиралтейство, но затем их перенесли на новое место. В XIX веке в гвардейской офицерской среде их называли «Любезные ворота».
Вы помните: текла за ратью рать,
Со старшими мы братьями прощались
И в сень наук с досадой возвращались,
Завидуя тому, кто умирать
Шел мимо нас…
Война началась с перехода французской армией русской границы в районе Смоленска 12 июня 1812 года и закончилась сражением при реке Березине и изгнанием разгромленных остатков наполеоновской армии за пределы России в декабре того же года. Затем были знаменитые Заграничные походы, освобождение Европы от французской оккупации, завершившиеся в марте 1814 года вступлением объединенных союзных войск во главе с русским императором Александром I в столицу побежденной Франции. К тому времени волна всеобщей любви к русскому императору докатилась и до Европы. Там его называли не иначе как «Коронованный Гамлет» и «Блестящий метеор Севера». Иногда это обожание принимало самые экзотические формы. Например, немецкие дамы ввели в моду так называемые «Александровские букеты», состоявшие из цветов и растений, начальные буквы названий которых должны были составить имя русского императора: Alexander (Anemone – анемон; Lilie – лилия; Eicheln – желуди; Xeranthenum – амарант; Accazie – акация; Nelke – гвоздика; Dreifaltigkeitsblume – анютины глазки; Ephju – плющ; Rose – роза).
Все эти события происходили буквально на глазах воспитанников Лицея. Они живо обсуждали каждую неудачу и всякий успех России в войне. С уст лицеистов не сходили славные имена Витгенштейна, Багратиона, Барклая де Толли, Кутузова, Давыдова, Милорадовича, Платова и других военачальников. Многие из них были хорошими знакомыми и добрыми приятелями их родителей, а некоторые из лицеистов приходились им даже родственниками. Так, Вильгельм Кюхельбекер был, хоть и в дальнем, но все-таки кровном родстве с Михаилом Богдановичем Барклаем де Толли, а родственником Модеста Корфа был известный генерал-адъютант барон Корф. О некоторых из героев Двенадцатого года, отмеченных городским фольклором, который, как нам кажется, был хорошо известен лицеистам, мы расскажем сейчас. К именам других обратимся позже, в соответствующих главах.
Трагедия Москвы в Отечественной войне, сдача ее на милость Наполеона и последовавший затем пожар древней столицы, приведший к бегству неприятеля из России, в людской исторической памяти отодвинули все прочие события войны на второй план. Между тем следует напомнить, что изначально в планах Наполеона на первом месте было взятие вовсе не Москвы, а Петербурга. В июле 1812 года эту операцию поручили маршалу Удино, чьи дивизии состояли из самого отборного войска, оставшегося в истории под именем «дикие легионы». Маршалу ставилась задача изолировать Петербург от России, отрезать от него русские войска и прижать к Рижскому заливу, где их гибель казалась в то время неизбежной. Удино был так уверен в победе, что, говорят, расставаясь с Наполеоном, сказал: «Прощайте, Ваше Величество, но извините, если я прежде вас буду в Петербурге».
Угроза вторжения войск Наполеона в северную столицу достаточно серьезно воспринималась и в самом Петербурге. Готовилась даже эвакуация художественных ценностей в глубь страны. Предполагалось даже вывезти в Вологду памятник Петру I. Об этом мы еще поговорим в связи с поэмой Пушкина «Медный всадник». Гораздо менее известно то, что к эвакуации всерьез готовились все военно-учебные заведения Петербурга, в том числе и Царскосельский лицей. Лицей должен был переехать или в эстонский Ревель, или в финский Або (современные Таллин и Турку). Сохранились отчеты о закупке специальных контейнеров для имущества и теплой одежды для воспитанников. С переездом торопили. Казалось, медлил один Энгельгардт. Директору хотелось отметить годовщину открытия лицея в Царском Селе. Дотянули до 19 октября. А на следующий день появились сообщения, что 19 октября Наполеон покинул Москву. Такая вот мистика…
Но мы отвлеклись. Вернемся на три месяца назад, когда в правительстве разрабатывались не только планы по переезду в безопасное место учебных заведений и государственных учреждений, но и готовились спешные мероприятия по защите и обороне самого Петербурга.
К счастью, все планы Наполеона нарушил командующий корпусом на петербургском направлении генерал-фельдмаршал, светлейший князь Петр Христофорович Витгенштейн. В битве при белорусском селе Клястицы, под Полоцком, Витгенштейн нанес армии Удино сокрушительное поражение, оно напрочь отбило у французов всякое желание разворачивать наступление на Петербург.
Петербуржцы по достоинству оценили подвиг Витгенштейна. В историю городского фольклора он вошел под именем «Спаситель Петербурга».
He оставила равнодушными сердца лицеистов и трагическая судьба другого выдающегося полководца – Петра Ивановича Багратиона. Потомок древнейшего и знаменитейшего грузинского царского рода, князь Петр Иванович начал службу в русской армии в 1782 году сержантом. В 1785 году, находясь в составе Кавказского мушкетерского полка, Багратион участвовал в сражении, в котором был тяжело ранен и захвачен в плен. Однако, если верить преданию, горцы сохранили ему жизнь, «возвратив без выкупа на русские аванпосты». Багратион участвовал почти во всех военных операциях под командованием А.В. Суворова, в том числе в его знаменитом Итальянском походе и переходе суворовских богатырей через Альпы.
В Отечественную войну 1812 года генерал от инфантерии Багратион командовал 2-й армией. Судьба не дала ему возможности увидеть торжество русского оружия и победу над Наполеоном. Вплоть до Бородино ему пришлось отступать. А в Бородинском сражении Багратион получил ранение осколком гранаты в ногу. Считается, что оно оказалось смертельным. Но специалисты утверждают, что на самом деле рана вовсе не была опасной. Как рассказывали очевидцы, узнав о падении Москвы, Багратион «впал в состояние аффекта и стал в ярости срывать с себя бинты»; это будто бы и привело к заражению крови и последовавшей затем смерти полководца.
Народ по достоинству оценил полководческий талант Багратиона. В Петербурге фамилию князя Петра Ивановича с гордостью произносили: «Бог рати он».
Еще одним полководцем, военная судьба которого волновала впечатлительных и неравнодушных к судьбе родины лицеистов, был генерал-фельдмаршал, князь Михаил Богданович Барклай де Толли. Он происходил из древнего шотландского рода. В XVII веке предки полководца, будучи ревностными сторонниками Стюартов, подвергаясь жестоким преследованиям на родине, были вынуждены эмигрировать в Лифляндию. Известно, что дед Барклая стал бургомистром Риги, а отец начинал воинскую службу поручиком русской армии.
Самому Барклаю уже в детстве предсказывали славное будущее. Сохранилась легенда о том, как однажды родная тетка трехлетнего Миши прогуливалась с ним по Петербургу в карете. Мальчик прижался к дверце кареты, которая неожиданно распахнулась. Барклай выпал. В это время мимо проезжал граф Потемкин. Он остановился, вышел из экипажа, поднял мальчика и, «найдя его совершенно невредимым», передал испуганной тетке, будто бы сказав при этом: «Этот ребенок будет великим мужем».
В 1810 году Барклай де Толли занял должность военного министра. В июле 1812 года на него возложили обязанности главнокомандующего всеми действующими русскими армиями, противостоящими французскому нашествию. План военных действий, предложенный Барклаем де Толли, состоял в том, чтобы, «завлекши неприятеля в недра самого Отечества, заставить его ценою крови приобретать каждый шаг… и истощив силы его с меньшим пролитием своей крови, нанести ему удар решительнейший», однако не был понят. В Петербурге не уставали говорить о медлительности полководца в военных действиях и о сомнительной с точки зрения обывателя «отступательной тактике и завлекательном маневре». Раздавались даже прямые обвинения в измене. Это привело к замене его на должности главнокомандующего М.И. Кутузовым.
В этом и состояла личная драма Барклая де Толли, чьим фамильным девизом было: «Верность и терпение». Хранимый судьбой на полях сражений, а известно, что в боях погибли почти все его адъютанты и пали пять лошадей под ним самим, он не смог уберечься от интриг, беспощадно его преследовавших. Русское общество, потрясенное вторжением Наполеона в Россию, именно на него взвалило всю ответственность за отступление армии под натиском наполеоновских войск, а благодаря стараниям салонных остроумцев благородная шотландская фамилия Михаила Богдановича, представители которой с XVII века верой и правдой служили России, превратилась в оскорбительное прозвище: «Болтай-да-и-только».
Однако, как мы знаем, история по достоинству оценила личный вклад Барклая де Толли в разгром Наполеона. В 1837 году, к двадцатилетнему юбилею изгнания французской армии из России, на площади перед Казанским собором одновременно с памятником Кутузову был воздвигнут парный монумент генерал-фельдмаршалу Барклаю де Толли. Но еще более важно, что к тому времени изменилось и отношение петербургского общества к полководцу. Это предвидел и сам Барклай. Однажды он провидчески написал сам о себе: «Я надеюсь, что беспристрастное потомство произнесет суд с бульшей справедливостью».
Пушкину не довелось дожить до открытия монументов всего несколько месяцев. Но памятники он все-таки успел увидеть, посетив мастерскую скульптора Орловского. И не случайно в написанных вслед за этим стихах он выбирает самый торжественный поэтический размер – эпический древнегреческий гекзаметр:
Столь восторженное упоминание Пушкиным имени славного Барклая не было единственным. После посещения Военной галереи Зимнего дворца Пушкин пишет стихотворение «Полководец», в котором еще раз обращает внимание современников на подлинное значение полководческой деятельности этого истинного героя Отечественной войны 1812 года:
Грустен и весел вхожу, ваятель, в твою мастерскую:
Гипсу ты мысли даешь, мрамор послушен тебе:
Сколько богов, и богинь, и героев!..
…………………………………………
Вот зачинатель Барклай и вот совершитель Кутузов.
Михаил Илларионович Кутузов, сменивший Барклая де Толли на посту главнокомандующего русской армии, в глазах лицеистов, несомненно, представал одним из величайших русских полководцев.
Жрецы минутного, поклонники успеха!
Как часто мимо вас проходит человек,
Над кем ругается слепой и буйный век,
Но чей высокий лик в грядущем поколенье
Поэта приведет в восторг и умиленье!
Генерал-фельдмаршал, светлейший князь Кутузов ведет свою родословную от некоего Гартуша из Пруссии, который в 1263 году, после принятия православия, стал зваться Гавриилом. (Из-за чего иногда его путают со знаменитым дружинником Александра Невского, Гаврилой Олексичем, но, как утверждают историки, это не более чем легенда. Этого просто не может быть уже потому, что события, связанные с Невской битвой, происходили в 1240 году, задолго до прибытия Гартуша на Русь).
Военную карьеру Михаил Илларионович начал рано, сразу после окончания Соединенной артиллерийской и инженерной дворянской школы в 1759 году. Служил под началом Суворова и не раз бывал им отмечен. Известно характерное для Суворова образное высказывание о Кутузове: «Он был у меня на левом фланге, но был моей правой рукой». Дважды Кутузов был серьезно ранен в висок – оба его ранения расценивались современниками как дерзкий вызов, брошенный будущим полководцем судьбе.
Внутренний мир Кутузова, под стать его бурной и деятельной жизни, был сложным и противоречивым. Во всяком случае, если верить преданиям, поиски «сил для борьбы со страстями», терзающими будущего полководца, однажды привели его в масонскую ложу. При посвящении в таинства ложи ему вручили девиз: «Победами себя прославит». Это было задолго до нашествия Наполеона на Россию, до Бородино и сокрушительного поражения французов. Поэтому можно сказать, что девиз оказался пророческим. «Пришел Кутузов бить французов», – говорили в Петербурге сразу после назначения его командующим русскими войсками. Позже так стали говорить вообще о всех, на кого возлагали большие надежды и ожидания. В одной старинной солдатской песне всеобщие надежды на Кутузова приобрели еще и рифмованную форму:
Впервые Кутузов столкнулся с Наполеоном в качестве командующего русско-австрийскими войсками под Аустерлицем. Вынужденный действовать, как сказано в советских энциклопедиях, «по одобренному Александром I неудачному плану австрийского генерала Ф. Вейротена», Кутузов потерпел поражение. В одной из исторических легенд того времени об этом рассказывается так. Когда на поле Аустерлица союзные войска только начали разворачиваться, император Александр I нетерпеливо спросил Кутузова, не пора ли идти вперед. Командующий ответил, что для этого надо дождаться, когда соберутся все войска. «Но вы же не на Царицыном лугу, где не начинают парад, пока не придут все полки», – возразил император. «Поэтому я и не начинаю, что мы не на Царицыном лугу, – парировал Кутузов, – но если вы прикажете…» Александр I приказал. И сражение было проиграно.
Град Москва в руках французов.
Это, право, не беда:
Наш фельдмаршал князь Кутузов
Отплатить готов всегда.
В последующие восемь лет произошло вторжение Наполеона в Россию. Отступление русских войск. Бородинское сражение. Пожар Москвы. Бегство Наполеона. Освобождение Европы.
Особенно прославился полководец уникальной тактикой, состоявшей в том, чтобы заманить противника в глубь страны и вымотать его, не прибегая к решающему сражению. «Старый лис Севера», или «Северный лис», называли Кутузова в Европе. Тактика оказалась безошибочной. Она привела к окончательному поражению, а затем и полному изгнанию Наполеона из пределов России.
16 апреля 1813 года Кутузов неожиданно скончался на одной из военных дорог в Силезии. Тело полководца набальзамировали и перевезли в Петербург, а часть останков, извлеченных при бальзамировании, запаяли в цинковый гробик и захоронили в трех километрах от Бунцлау на местном кладбище Тиллендорф. Впоследствии на этом месте установили памятник. Вероятно, тогда и родилась легенда, которая вот уже около двух столетий поддерживается довольно солидными источниками. Согласно ей, в Петербурге, в Казанском соборе, покоится только тело великого полководца, а сердце, во исполнение последней воли фельдмаршала, осталось с его солдатами и захоронено на кладбище Тиллендорф. «Дабы видели солдаты – сыны Родины, что сердцем остался с ними», – будто бы сказал, умирая, Кутузов. Легенда со временем приобрела статус исторического факта и даже попала на страницы Большой советской энциклопедии. Не вызывает сомнений тот факт, что лицеистам эта легенда была известна. Разговоры о смерти и похоронах великого полководца летом 1813 года занимали весь Петербург.
Понятно, лицеисты пушкинского набора не могли даже предположить, что пройдет более ста лет и в 1933 году будет назначена специальная комиссия для проверки достоверности легенды. Комиссия произвела вскрытие могилы Кутузова в Казанском соборе. Был составлен акт, где сказано, что «вскрыт склеп, в котором захоронен Кутузов… слева в головах обнаружена серебряная банка, в которой находится набальзамированное сердце».
Тогда появилась еще одна легенда. Да, утверждала она, сердце Кутузова действительно захоронено в Бунцлау, но церковь отказалась хоронить тело без сердца, и по повелению Александра I сердце полководца извлекли из могилы в Силезии и перевезли в Петербург.
Похороны полководца состоялись 13 июня 1813 года. Лицеисты внимательно следили за любым откликом на это печальное событие. По свидетельству газетных сообщений того времени, в Петербурге «все дороги и улицы усыпаны были зеленью, а по иным местам и цветами». Рассказывали, что при въезде в город, у Нарвской заставы, народ будто бы выпряг лошадей и сам вез траурную колесницу до Казанского собора.
Со временем имя Кутузова стало нарицательным. В Большом словаре русского жаргона, изданном в 2000 году петербургским издательством «Норинт», зафиксировано исключительно интересное с точки зрения городского фольклора понятие «Кутузов». Согласно словарю, это человек, который всех обхитрил, проделав казавшийся невыгодным маневр.
Говоря о Кутузове, нельзя забывать и того, что дочь фельдмаршала Елизавета Михайловна Хитрово и его внучка Дарья Федоровна Фикельмон были одними из самых верных и преданных друзей Пушкина, их гостеприимный дом поэт неоднократно посещал. Об их дружбе мы еще не раз упомянем далее на страницах книги.
Восторгались лицеисты и подвигами донского атамана Платова, командовавшего в Отечественную войну всеми казачьими полками, в том числе и Петербургским Казачьим полком, который вел свою историю с 1775 года. Тогда для охраны Екатерины II были учреждены так называемые казачьи придворные команды. Вероятно, в подражание им, наследник престола Павел Петрович в 1793 году в Гатчине основал свой Казачий полк. По восшествии на престол Павел I объединил эти два подразделения, переформировав их в единый лейб-гвардии Гусарский Казачий полк. Первоначально казаки размещались по частным квартирам. Затем им были предоставлены казармы вблизи Шлиссельбургского тракта, в районе современной улицы Бехтерева. До 1957 года она так и называлась – Казачья.
Казачий полк прославился во время Отечественной войны 1812 года. Во Франции до сих пор из уст в уста передают легенду о том, как воины атамана Платова вошли в Париж в 1814 году. Будто бы боясь, что во время форсирования Сены может попортиться форменная одежда, в которой они собирались поразить парижанок, они разделись донага, переплыли Сену и в таком виде предстали перед изумленной толпой горожан, собравшихся встречать русских воинов на набережной.
Во Франции живет и другая легенда, связанная с русскими казаками. Будто бы благодаря им появилось широко известное название небольших ресторанчиков – «бистро». Якобы это казаки, забегая в парижские уличные кафе, торопливо выкрикивали русское: «Быстро, быстро!». В конце концов русское «быстро» трансформировалось во французское «бистро».
В 1990-х годах французское название популярных предприятий быстрого питания вернулось на свою историческую родину. Многочисленные «бистро» появились и в Петербурге.
В устной поэме «Журавель» с тех пор за казаками закрепилась репутация славных и бесстрашных воинов: «А кто первые вояки? – То лейб-гвардии казаки». Полковым маршем Казачьего полка был свадебный марш Мендельсона, и петербуржцы, гордясь своими лейб-казаками, говорили, что те идут «в бой, как на свадьбу». Казаки хранят легенду о войсковом атамане генерале Платове, тот будто бы дал клятву «отдать любимую дочь Марию тому казаку, который принесет голову маленького Бони». Так среди казаков называли Наполеона Бонапарта. Правда, ни пленить, ни убить Бонапарта им не удалось, но красивая легенда грела преданные сердца казаков на протяжении целого столетия.
Героем петербургского фольклора стал и сам император французов Наполеон. При этом надо помнить, что еще совсем недавно, вплоть до вступления французских войск на территорию русского государства, Наполеон в глазах передовых людей считался символом вольнодумства и свободомыслия. Он был моден. Его графические, живописные и скульптурные изображения – обязательная принадлежность аристократических интерьеров. Даже на время русско-французского военного противостояния эта мода полностью не исчезла и по окончании войны вновь возродилась. Сходством с Наполеоном гордились. Так, о Пестеле единодушно говорили, что «лицом он очень походил на Наполеона». «Необычайное сходство с Наполеоном I» многие отмечали и у Сергея Муравьева-Апостола. Пушкин в «Пиковой даме» говорит о Германне: «У него профиль Наполеона, а душа Мефистофеля». И у Гоголя в «Мертвых душах»: «Не есть ли Чичиков переодетый Наполеон… может быть и выпустили его с острова Елены, и вот он теперь и пробирается в Россию».
Цитата из Гоголя нам особенно важна. Из воспоминаний одного из двойников Наполеона, некоего Рабо, стало известно, что у французского императора имелось четыре двойника, он лично выбирал их из восьми кандидатур. Эти люди, как утверждает Рабо, «исправно оказывали суверену услуги экстренных подмен». Однако после падения императора судьба почти всех «дублеров» сложилась трагически. Один, принятый в 1815 году за императора, получил «коварный удар в спину», другого взорвали вместе с каретой подложенной в нее адской смесью.