Страница:
В этой группе немало и слов, образованных от имен собственных (ср.: Отин Е. С. Словарь коннотативных собственных имен. – М.; Донецк, 2006):
Дантесы – о людях, очерняющих талант или поднимающих на него руку; ЗИНОВЬЕВ – расшифровывается, как ответ Троцкому в связи с ленинской телеграммой: Зачем Исчезать. Нужно Ограбить Все, Если Возможно; КУТУЗОВ – о человеке, который всех обхитрил, проделав казавшийся невыгодным маневр. От фамилии фельдмаршала М. И. Кутузова, который, умело отступая, заманил французскую армию Наполеона вглубь России и тем самым погубил ее; достаёвщина – навязывание собственных рефлексий (контаминация глагола доставать и фамилии Достоевский; достаевщинка — разговор по душам до потери пульса) и т. п.
Предлагая читателю столь разнообразный и яркий языковой материал, Н. А. Синдаловский неутомимо ищет и образную подоплёку описываемых слов и выражений. Для многих из них такое объяснение превращается в развёрнутый рассказ об истории того или иного петербургского фольклоризма. Таковы, например, истории выражений адмиральский час пробил, пора водку пить, лезть в бутылку, ломать итальянку и под. При этом автор не скрывает возможностей различного прочтения такой истории. Вот типичный пример, почерпнутый автором из двухтомного собрания М. И. Михельсона «Русская мысль и речь», изданного в 1903 году:
КРОНШТАДТ ВИДЕН – о прозрачном слабом чае. Ср. нем, Blumchen thee – цветочек на блюдечке (сквозь стакан виден). По одной из версий, это выражение восходит к появлению в обиходе чайных блюдечек с изображением видов Кронштадта. Когда на такое блюдечко ставили стакан со слабозаваренным чаем, изображение легко просматривалось сквозь прозрачную жидкость. Но петербургский фольклор связывает происхождение этого выражения с иными обстоятельствами. Рассказывали, что чай, предлагаемый пассажирам во время морского путешествия из Петербурга в Кронштадт, заваривался всего один раз, еще до отплытия, на столичной пристани, а во время двухчасового плавания в него подливали воду, отчего по мере приближения к острову чай становился все бледнее и бледнее, пока не превращался в слегка желтоватую жидкость, сквозь которую и в самом деле можно было увидеть Кронштадт (Михелъсон, т. 1, с. 475; т. 2, с. 490).
Понимая, что довольно часто фольклорная история, связанная с тем или иным словом или выражением, может оказаться не истинно этимологической, научной, а народно-этимологической, «легендарной», Н. А. Синдаловский не отбрасывает такого материала, но добросовестно пересказывает его, ссылаясь на конкретный источник. Такого рода материал для нас, лингвистов, представляет особую ценность, ибо побуждает к поискам подлинно научной, доказуемой интерпретации. Вот несколько историко-этимологических версий такого рода.
«ПОД ГРЕБЕНКУ – строить быстро и много, так, как это делает архитектор Н. П. Гребенка, который построил многоэтажный доходный дом на углу Садовой и Гороховой ул. всего за два месяца».
Сопоставление с другими языками убедительно опровергает такое народно-этимологическое объяснение. Русскому стричь / постричь всех под одну гребёнку, «подгонять всех под один уровень «соответствуют немецкое alles uher einen Kamm scheren; шведское skara alla over en kam (стричь всех под одну гребёнку); датское skære alle over en kam, французское tondre qn sur le peigne. которые известны задолго до строительства петербургским архитектором Н. П. Гребенкой многоэтажного доходного дома на углу Садовой и Гороховой. В нашем словаре (Бирих А. К., Мокиенко В. М., Степанова Л. И. Русская фразеология. Историко-этимологический словарь. Около 6000 фразеологизмов / СПбГУ: Межкафедральный словарный кабинет им. Б. А. Ларина. – Под ред. В. М. Мокиенко. – 3-е изд., испр. и доп. – М.: Астрель: ACT: Люкс, 2005. С. 164) мы доказываем, что это выражение – старый европеизм, известный и славянским языкам – например, бел. стрыч (падстрыгацъ) пад адну грабёнку, укр. стригти nid одну гребiнку, стригти niд один гребiнецъ и т. д.
Столь же «легендарна» и связь всем известного шутливого оборота под мухой с петербургским училищем имени Мухиной, излагаемая в словаре Н. А. Синдаловского:
«ПОД МУХОЙ – быть в легком подпитии; в переносном смысле: учиться в Художественно-промышленном училище им. Мухиной и быть под ее покровительством. По эскизам Мухиной будто бы изготавливались ходовые в советское время граненые стаканы и полулитровые пивные кружки».
Уже давно известный языковед академик В. В. Виноградов объяснил происхождение оборота под мухой на основе древнего мифологического представления о том, что мухи и другие насекомые, забравшись в рот зевающему человеку или спящему в нос или ухо, могут вызвать сумасшествие, в том числе и «сумасшествие добровольное» – опьянение. Языковые факты, изложенные нами в уже упомянутом словаре (С. 456) убедительно подтверждают такую трактовку. На этом фоне связь с петербургской «Мухой» – училищем имени Мухиной, конечно же, выглядит каламбуром или историческим анекдотом.
Не менее анекдотично и возведение русского выражения – восклицания Ёлки-палки!. к переносу празднования Нового года с 1 сентября на 1 января Петром I и его повелением украшать дома хвойными ветками, или атрибуция нашего бранного оборота Японский городовой! к эпизоду нападения японского городового на наследника престола Николая Александровича, будущего императора Николая II во время его посещения Японии в апреле 1891 г. Легко лингвистически доказать, что эти выражения – не что иное, как шутливые эвфемизмы известных русских ругательств. Такого же рода и народные этимологии выражений метр с шапкой, почем фунт лиха? Всеволожские коты, пословиц Далеко кулику до Петрова дня или слов типа слоняться – бродить без дела, таскаться, шляться (якобы образованного от названия Слоновой улицы), воспроизведённые Н. А. Синдаловским в словаре.
Признавая их псевдоэтимологичность, нельзя тем не менее отказать им в креативности, т. е. творческом потенциале, характерном вообще для любого жанра фольклора. Автор словаря бережно воспроизводит их именно как отражение духа народного творчества. Творчества петербуржцев, способного даже общенародное или общеевропейское языковое наследие ассоциативно увязать с родным и любимым городом. Н. А. Синдаловский, бережно и любовно собравший фольклорное богатство нашего Петербурга, может по праву называться Нестором его изустной истории.
Предисловие автора к I-му изданию
Предисловие автора
Часть I. Петербургское слово
Неофициальные названия
А
Дантесы – о людях, очерняющих талант или поднимающих на него руку; ЗИНОВЬЕВ – расшифровывается, как ответ Троцкому в связи с ленинской телеграммой: Зачем Исчезать. Нужно Ограбить Все, Если Возможно; КУТУЗОВ – о человеке, который всех обхитрил, проделав казавшийся невыгодным маневр. От фамилии фельдмаршала М. И. Кутузова, который, умело отступая, заманил французскую армию Наполеона вглубь России и тем самым погубил ее; достаёвщина – навязывание собственных рефлексий (контаминация глагола доставать и фамилии Достоевский; достаевщинка — разговор по душам до потери пульса) и т. п.
Предлагая читателю столь разнообразный и яркий языковой материал, Н. А. Синдаловский неутомимо ищет и образную подоплёку описываемых слов и выражений. Для многих из них такое объяснение превращается в развёрнутый рассказ об истории того или иного петербургского фольклоризма. Таковы, например, истории выражений адмиральский час пробил, пора водку пить, лезть в бутылку, ломать итальянку и под. При этом автор не скрывает возможностей различного прочтения такой истории. Вот типичный пример, почерпнутый автором из двухтомного собрания М. И. Михельсона «Русская мысль и речь», изданного в 1903 году:
КРОНШТАДТ ВИДЕН – о прозрачном слабом чае. Ср. нем, Blumchen thee – цветочек на блюдечке (сквозь стакан виден). По одной из версий, это выражение восходит к появлению в обиходе чайных блюдечек с изображением видов Кронштадта. Когда на такое блюдечко ставили стакан со слабозаваренным чаем, изображение легко просматривалось сквозь прозрачную жидкость. Но петербургский фольклор связывает происхождение этого выражения с иными обстоятельствами. Рассказывали, что чай, предлагаемый пассажирам во время морского путешествия из Петербурга в Кронштадт, заваривался всего один раз, еще до отплытия, на столичной пристани, а во время двухчасового плавания в него подливали воду, отчего по мере приближения к острову чай становился все бледнее и бледнее, пока не превращался в слегка желтоватую жидкость, сквозь которую и в самом деле можно было увидеть Кронштадт (Михелъсон, т. 1, с. 475; т. 2, с. 490).
Понимая, что довольно часто фольклорная история, связанная с тем или иным словом или выражением, может оказаться не истинно этимологической, научной, а народно-этимологической, «легендарной», Н. А. Синдаловский не отбрасывает такого материала, но добросовестно пересказывает его, ссылаясь на конкретный источник. Такого рода материал для нас, лингвистов, представляет особую ценность, ибо побуждает к поискам подлинно научной, доказуемой интерпретации. Вот несколько историко-этимологических версий такого рода.
«ПОД ГРЕБЕНКУ – строить быстро и много, так, как это делает архитектор Н. П. Гребенка, который построил многоэтажный доходный дом на углу Садовой и Гороховой ул. всего за два месяца».
Сопоставление с другими языками убедительно опровергает такое народно-этимологическое объяснение. Русскому стричь / постричь всех под одну гребёнку, «подгонять всех под один уровень «соответствуют немецкое alles uher einen Kamm scheren; шведское skara alla over en kam (стричь всех под одну гребёнку); датское skære alle over en kam, французское tondre qn sur le peigne. которые известны задолго до строительства петербургским архитектором Н. П. Гребенкой многоэтажного доходного дома на углу Садовой и Гороховой. В нашем словаре (Бирих А. К., Мокиенко В. М., Степанова Л. И. Русская фразеология. Историко-этимологический словарь. Около 6000 фразеологизмов / СПбГУ: Межкафедральный словарный кабинет им. Б. А. Ларина. – Под ред. В. М. Мокиенко. – 3-е изд., испр. и доп. – М.: Астрель: ACT: Люкс, 2005. С. 164) мы доказываем, что это выражение – старый европеизм, известный и славянским языкам – например, бел. стрыч (падстрыгацъ) пад адну грабёнку, укр. стригти nid одну гребiнку, стригти niд один гребiнецъ и т. д.
Столь же «легендарна» и связь всем известного шутливого оборота под мухой с петербургским училищем имени Мухиной, излагаемая в словаре Н. А. Синдаловского:
«ПОД МУХОЙ – быть в легком подпитии; в переносном смысле: учиться в Художественно-промышленном училище им. Мухиной и быть под ее покровительством. По эскизам Мухиной будто бы изготавливались ходовые в советское время граненые стаканы и полулитровые пивные кружки».
Уже давно известный языковед академик В. В. Виноградов объяснил происхождение оборота под мухой на основе древнего мифологического представления о том, что мухи и другие насекомые, забравшись в рот зевающему человеку или спящему в нос или ухо, могут вызвать сумасшествие, в том числе и «сумасшествие добровольное» – опьянение. Языковые факты, изложенные нами в уже упомянутом словаре (С. 456) убедительно подтверждают такую трактовку. На этом фоне связь с петербургской «Мухой» – училищем имени Мухиной, конечно же, выглядит каламбуром или историческим анекдотом.
Не менее анекдотично и возведение русского выражения – восклицания Ёлки-палки!. к переносу празднования Нового года с 1 сентября на 1 января Петром I и его повелением украшать дома хвойными ветками, или атрибуция нашего бранного оборота Японский городовой! к эпизоду нападения японского городового на наследника престола Николая Александровича, будущего императора Николая II во время его посещения Японии в апреле 1891 г. Легко лингвистически доказать, что эти выражения – не что иное, как шутливые эвфемизмы известных русских ругательств. Такого же рода и народные этимологии выражений метр с шапкой, почем фунт лиха? Всеволожские коты, пословиц Далеко кулику до Петрова дня или слов типа слоняться – бродить без дела, таскаться, шляться (якобы образованного от названия Слоновой улицы), воспроизведённые Н. А. Синдаловским в словаре.
Признавая их псевдоэтимологичность, нельзя тем не менее отказать им в креативности, т. е. творческом потенциале, характерном вообще для любого жанра фольклора. Автор словаря бережно воспроизводит их именно как отражение духа народного творчества. Творчества петербуржцев, способного даже общенародное или общеевропейское языковое наследие ассоциативно увязать с родным и любимым городом. Н. А. Синдаловский, бережно и любовно собравший фольклорное богатство нашего Петербурга, может по праву называться Нестором его изустной истории.
В. М. Мокиенко, доктор филологических наук профессор кафедры славянской филологии СПбГУ почётный профессор Грайфсвалъдского (Германия), и Оломоуцкого (Чехия) университетов, председатель фразеологической комиссии при Международном Комитете славистов
Предисловие автора к I-му изданию
Предлагаемое вниманию читателей издание является, по сути, первым словарем жаргонных слов и выражений, широко используемых петербуржцами в повседневной разговорной речи. Большая часть словаря состоит из неофициальных названий и имен, которые петербуржцы на протяжении трех веков давали городским объектам, персонажам и реалиям.
До недавнего времени такой языковой материал никем и никогда в Петербурге не собирался и не систематизировался. Прежде чем появилась идея создания этого словаря, автор больше двух десятилетий занимался поисками собственно петербургских жаргонных слов и выражений в дневниковых, мемуарных, бытописательских и других литературных источниках, просмотрел сотни подшивок газет и журналов. Много ценной информации удалось получить из передач радио и телевидения, а также из письменных и устных сообщений самих горожан, имена которых с благодарностью перечислены в конце словаря. В результате этой многолетней работы автор смог создать систематизированную картотеку городского фольклора, которая на сегодняшний день насчитывает больше 8000 единиц. Весь этот материал отличается одной особенностью: каждая его единица имеет точный архитектурный, топонимический, географический, исторический или иной петербургский адрес.
Словарь состоит из двух частей. В первую (алфавитную) часть вошли более 3100 неофициальных названий и наименований. Во вторую (тематическую) часть включены пословицы, поговорки, идиомы, крылатые слова и выражения и т. п. Словарные статьи, кроме толкования, содержат целый спектр вариантов наименований одного и того же объекта. По возможности в словарных статьях указаны происхождение того или иного названия или прозвища, а также время, а в некоторых случаях и место его употребления. Отсутствие временной пометы означает, что меткое слово или выражение живет и по сей день.
Словарь ни по форме, ни по своей сути не претендует на академичность. Ни автор, ни издательство такой задачи перед собой не ставили. Более того, нам хотелось, чтобы краткие комментарии к основному материалу, представляющему собой разговорную речь петербуржцев, по возможности также были живыми и красочными.
Долгое время официальная власть отказывала жаргонным словам и выражениям в праве на существование, пытаясь даже заменить общепринятый культурологический термин «низовая культура» уничижительным «низкая культура». Однако общественный интерес к городскому фольклору вообще и к народной микротопонимике в частности преодолел косность официального мышления. В наше время актуальность темы городского фольклора, кажется, уже ни у кого не вызывает сомнений. В связи с этим автор надеется, что предлагаемый словарь будет интересен не только узким специалистам, но и самому широкому кругу петербуржцев.
Опыт работы над таким словарем для автора оказался первым. Трудности, с которыми он столкнулся, могли показаться непреодолимыми, если бы не помощь издательского коллектива и особенно редактора словаря Светланы Алексеевны Прохватиловой, которая благодаря своим знаниям, опыту и терпению сделала все возможное, чтобы словарь принял свой нынешний вид.
Автор надеется, что это издание вызовет неподдельный интерес читателей, которые помогут в дальнейшей работе по дополнению, расширению и уточнению словаря.
До недавнего времени такой языковой материал никем и никогда в Петербурге не собирался и не систематизировался. Прежде чем появилась идея создания этого словаря, автор больше двух десятилетий занимался поисками собственно петербургских жаргонных слов и выражений в дневниковых, мемуарных, бытописательских и других литературных источниках, просмотрел сотни подшивок газет и журналов. Много ценной информации удалось получить из передач радио и телевидения, а также из письменных и устных сообщений самих горожан, имена которых с благодарностью перечислены в конце словаря. В результате этой многолетней работы автор смог создать систематизированную картотеку городского фольклора, которая на сегодняшний день насчитывает больше 8000 единиц. Весь этот материал отличается одной особенностью: каждая его единица имеет точный архитектурный, топонимический, географический, исторический или иной петербургский адрес.
Словарь состоит из двух частей. В первую (алфавитную) часть вошли более 3100 неофициальных названий и наименований. Во вторую (тематическую) часть включены пословицы, поговорки, идиомы, крылатые слова и выражения и т. п. Словарные статьи, кроме толкования, содержат целый спектр вариантов наименований одного и того же объекта. По возможности в словарных статьях указаны происхождение того или иного названия или прозвища, а также время, а в некоторых случаях и место его употребления. Отсутствие временной пометы означает, что меткое слово или выражение живет и по сей день.
Словарь ни по форме, ни по своей сути не претендует на академичность. Ни автор, ни издательство такой задачи перед собой не ставили. Более того, нам хотелось, чтобы краткие комментарии к основному материалу, представляющему собой разговорную речь петербуржцев, по возможности также были живыми и красочными.
Долгое время официальная власть отказывала жаргонным словам и выражениям в праве на существование, пытаясь даже заменить общепринятый культурологический термин «низовая культура» уничижительным «низкая культура». Однако общественный интерес к городскому фольклору вообще и к народной микротопонимике в частности преодолел косность официального мышления. В наше время актуальность темы городского фольклора, кажется, уже ни у кого не вызывает сомнений. В связи с этим автор надеется, что предлагаемый словарь будет интересен не только узким специалистам, но и самому широкому кругу петербуржцев.
Опыт работы над таким словарем для автора оказался первым. Трудности, с которыми он столкнулся, могли показаться непреодолимыми, если бы не помощь издательского коллектива и особенно редактора словаря Светланы Алексеевны Прохватиловой, которая благодаря своим знаниям, опыту и терпению сделала все возможное, чтобы словарь принял свой нынешний вид.
Автор надеется, что это издание вызовет неподдельный интерес читателей, которые помогут в дальнейшей работе по дополнению, расширению и уточнению словаря.
Предисловие автора
Прошло более десяти лет со времени выхода в свет первого издания «Словаря петербуржца». Его два тиража давно исчезли с прилавков книжных магазинов, а о следующих тиражах не могло быть и речи, так как к тому времени издательство прекратило свое существование.
Между тем собрание петербургского фольклора постоянно пополнялось и за прошедшее десятилетие увеличилось чуть ли вдвое, составив на сегодняшний день картотеку, приближающуюся к 12 000 единиц. Значительную часть собрания составила петербургская фразеология. Понятно, что в сложившейся ситуации тиражировать издание словаря десятилетней давности не имело смысла. Пора было задуматься о новом, значительно расширенном и переработанном издании.
Особенно остро этот вопрос встал перед автором после появления в печати «Неформальной карты Питера», составленной Алексеем Ерофеевым и Владимиром Валдиным. Несмотря на исключительно уважительное отношение к составителям «Карты» и тот неподдельный интерес, который она вызвала у автора словаря, на который, кстати, они ссылаются в своей статье, надо признать, что эта работа вызывает сложные и неоднозначные чувства. Дело в том, что составители карты представили неформальную микротопонимику Петербурга не как часть мощного самоценного культурного пласта, к которому надо внимательно прислушиваться и изучать как свидетельство истории, а как некий лингвистический курьез, над которым можно снисходительно посмеяться в минуты отдыха или безделья. Этому ощущению предпослано даже соответствующее художественное оформление «Карты», выдержанное в желтоватом стиле легкого газетно-журнального трамвайного чтива. Конечно, и смеховой элемент культуры имеет право на существование, но, право, не как единственный. Ведь даже развлекательная культура предполагает такие противоположности, как серьезный юмор Аркадия Райкина и пошлый анекдот на последней странице воскресного выпуска желтой газеты. Составителям «Карты», похоже, ближе вторая часть этого единства. Такой подход, как нам кажется, обиден для города высокой культуры, составной частью которой является городской фольклор.
В предлагаемом читателю втором издании «Словаря петербуржца» представлено 5325 единиц, в том числе 3714 неофициальных названий и наименований, 478 бытующих в городском фольклоре прозвищ и кличек хорошо известных и менее известных петербуржцев, а также 1133 единицы пословиц, поговорок, идиом, аббревиатур, крылатых выражений, мнемонических правил и других фразеологических конструкций.
Все это вместе взятое представляет собой уникальный региональный язык Петербурга. Как всякий язык, он требует толкования, а зачастую и перевода на язык общепринятый. Кроме того, этимология фольклорного языка не всегда прозрачна и ясна для понимания. Иногда она требует тщательного выяснения, осмысления и разъяснения. И даже если эта этимология, согласно строгой классификации, вульгарная, то есть ненаучная, фольклорная, она все равно представляет бесспорную научную ценность, так как содержит в себе немалое количество исторической информации.
Нельзя сбрасывать со счета и то немаловажное обстоятельство, что богатство любого языка определяется не только количеством слов национального словаря, но и длиной синонимического ряда едва ли не каждой словарной единицы. Пожалуй, только синонимические ряды дают представление о красоте, яркости и выразительности языка. В этом смысле фольклор оказывает языку неоценимую услугу, поскольку, как правило, фольклорная лексика метафорична, а метафора украшает язык и расширяет его возможности.
С особой осторожностью и вниманием автор отнесся к составлению раздела «Прозвища и клички». Это и понятно. Среди героев и персонажей современного городского фольклора немало лиц, ныне живущих и активно действующих на общественном, политическом или художественном поприще. То, что о них говорят в народе, не всегда приятно им или их ближайшим родственникам. Иногда это обижает, иногда злит. На этот счет у автора есть богатый опыт общения со своими читателями по поводу ныне здравствующих персонажей его книг. В абсолютном большинстве случаев автор находит у читателей поддержку своей точки зрения. Она состоит в том, что фольклор избирателен и далеко не всякий удостаивается чести быть им замеченным. И уж если это происходит, то таким вниманием следует гордиться. Фольклор выбирает людей цельных, творчески активных, ярких и неординарных. А главное, фольклор существует вне зависимости от того, будет он опубликован или нет. Кроме того, у петербургского фольклора есть одно немаловажное качество: он не агрессивен, не злобен и не уничижителен.
Огромная заслуга в появлении словаря принадлежит пользователям первого издания. На доброжелательную помощь читателей автор, как оказалось, рассчитывал небезосновательно, обращаясь к ним в предисловии к первому изданию.
В отличие от первого издания, в предлагаемом словаре изменена внутренняя структура. Отдельными разделами представлены неофициальные названия и прозвища. Выделена в самостоятельный раздел петербургская фразеология. Словарь сопровождается значительным по объему справочным разделом, который предоставляет читателю довольно легкий и удобный способ пользования материалом. Кроме того, в справочном разделе дан словарь самых необходимых сведений обо всех упоминаемых в фольклоре и комментариях к нему лиц, как петербуржцев, так и жителей иных городов, стран и эпох. Справочный раздел содержит подробный перечень литературы, откуда автор извлек образцы городского фольклора, а также перечень фамилий петербуржцев – носителей этого фольклора.
В формировании внутренней структуры словаря принимали активное участие известный петербургский филолог, доктор филологических наук, профессор Санкт-Петербургского государственного университета Валерий Михайлович Мокиенко и члены его семинара, за что автор словаря выражает им свою самую искреннюю и неподдельную благодарность. Их профессиональные советы не только укрепили автора в необходимости второго издания словаря, но и оказали столь необходимую моральную поддержку в кропотливой и непростой работе над ним.
Между тем собрание петербургского фольклора постоянно пополнялось и за прошедшее десятилетие увеличилось чуть ли вдвое, составив на сегодняшний день картотеку, приближающуюся к 12 000 единиц. Значительную часть собрания составила петербургская фразеология. Понятно, что в сложившейся ситуации тиражировать издание словаря десятилетней давности не имело смысла. Пора было задуматься о новом, значительно расширенном и переработанном издании.
Особенно остро этот вопрос встал перед автором после появления в печати «Неформальной карты Питера», составленной Алексеем Ерофеевым и Владимиром Валдиным. Несмотря на исключительно уважительное отношение к составителям «Карты» и тот неподдельный интерес, который она вызвала у автора словаря, на который, кстати, они ссылаются в своей статье, надо признать, что эта работа вызывает сложные и неоднозначные чувства. Дело в том, что составители карты представили неформальную микротопонимику Петербурга не как часть мощного самоценного культурного пласта, к которому надо внимательно прислушиваться и изучать как свидетельство истории, а как некий лингвистический курьез, над которым можно снисходительно посмеяться в минуты отдыха или безделья. Этому ощущению предпослано даже соответствующее художественное оформление «Карты», выдержанное в желтоватом стиле легкого газетно-журнального трамвайного чтива. Конечно, и смеховой элемент культуры имеет право на существование, но, право, не как единственный. Ведь даже развлекательная культура предполагает такие противоположности, как серьезный юмор Аркадия Райкина и пошлый анекдот на последней странице воскресного выпуска желтой газеты. Составителям «Карты», похоже, ближе вторая часть этого единства. Такой подход, как нам кажется, обиден для города высокой культуры, составной частью которой является городской фольклор.
В предлагаемом читателю втором издании «Словаря петербуржца» представлено 5325 единиц, в том числе 3714 неофициальных названий и наименований, 478 бытующих в городском фольклоре прозвищ и кличек хорошо известных и менее известных петербуржцев, а также 1133 единицы пословиц, поговорок, идиом, аббревиатур, крылатых выражений, мнемонических правил и других фразеологических конструкций.
Все это вместе взятое представляет собой уникальный региональный язык Петербурга. Как всякий язык, он требует толкования, а зачастую и перевода на язык общепринятый. Кроме того, этимология фольклорного языка не всегда прозрачна и ясна для понимания. Иногда она требует тщательного выяснения, осмысления и разъяснения. И даже если эта этимология, согласно строгой классификации, вульгарная, то есть ненаучная, фольклорная, она все равно представляет бесспорную научную ценность, так как содержит в себе немалое количество исторической информации.
Нельзя сбрасывать со счета и то немаловажное обстоятельство, что богатство любого языка определяется не только количеством слов национального словаря, но и длиной синонимического ряда едва ли не каждой словарной единицы. Пожалуй, только синонимические ряды дают представление о красоте, яркости и выразительности языка. В этом смысле фольклор оказывает языку неоценимую услугу, поскольку, как правило, фольклорная лексика метафорична, а метафора украшает язык и расширяет его возможности.
С особой осторожностью и вниманием автор отнесся к составлению раздела «Прозвища и клички». Это и понятно. Среди героев и персонажей современного городского фольклора немало лиц, ныне живущих и активно действующих на общественном, политическом или художественном поприще. То, что о них говорят в народе, не всегда приятно им или их ближайшим родственникам. Иногда это обижает, иногда злит. На этот счет у автора есть богатый опыт общения со своими читателями по поводу ныне здравствующих персонажей его книг. В абсолютном большинстве случаев автор находит у читателей поддержку своей точки зрения. Она состоит в том, что фольклор избирателен и далеко не всякий удостаивается чести быть им замеченным. И уж если это происходит, то таким вниманием следует гордиться. Фольклор выбирает людей цельных, творчески активных, ярких и неординарных. А главное, фольклор существует вне зависимости от того, будет он опубликован или нет. Кроме того, у петербургского фольклора есть одно немаловажное качество: он не агрессивен, не злобен и не уничижителен.
Огромная заслуга в появлении словаря принадлежит пользователям первого издания. На доброжелательную помощь читателей автор, как оказалось, рассчитывал небезосновательно, обращаясь к ним в предисловии к первому изданию.
В отличие от первого издания, в предлагаемом словаре изменена внутренняя структура. Отдельными разделами представлены неофициальные названия и прозвища. Выделена в самостоятельный раздел петербургская фразеология. Словарь сопровождается значительным по объему справочным разделом, который предоставляет читателю довольно легкий и удобный способ пользования материалом. Кроме того, в справочном разделе дан словарь самых необходимых сведений обо всех упоминаемых в фольклоре и комментариях к нему лиц, как петербуржцев, так и жителей иных городов, стран и эпох. Справочный раздел содержит подробный перечень литературы, откуда автор извлек образцы городского фольклора, а также перечень фамилий петербуржцев – носителей этого фольклора.
В формировании внутренней структуры словаря принимали активное участие известный петербургский филолог, доктор филологических наук, профессор Санкт-Петербургского государственного университета Валерий Михайлович Мокиенко и члены его семинара, за что автор словаря выражает им свою самую искреннюю и неподдельную благодарность. Их профессиональные советы не только укрепили автора в необходимости второго издания словаря, но и оказали столь необходимую моральную поддержку в кропотливой и непростой работе над ним.
Часть I. Петербургское слово
Неофициальные названия
А
ААНИИ – Научно-исследовательский институт Арктики и Антарктики (НИИАА), располагавшийся во дворце Шереметевых на Фонтанке, в народе переименовали в ААНИИ (Анны Ахматовой НИИ): в 1920-х гг. в одном из флигелей дворца жила Анна Ахматова (Интеллектуальный капитал, 2000, № 4). См. также: Фонтанный дом.
АБОРТАРИЙ – гинекологический стационар, В. О., 12-я линия, 39 (Милъяненков).
АВАРИЯ У «МЫСА ДОБРОЙ НАДЕЖДЫ». В Кронштадте до революции существовал трактир «Мыс Доброй Надежды». Тайком заходили туда и матросы. Бывали случаи, что и подерутся, получат синяк под глазом. На вопрос, где его так разделали, отвечали: «Потерпел аварию у мыса Доброй Надежды». См. также: Мыска.
АВРОРОВСКИЙ КАМЕНЬ – гранитная стела «Стоянка „Авроры“» на Английской наб., возле которой крейсер «Аврора» находился 25 октября 1917 г. и откуда произвел холостой выстрел по Зимнему дворцу, ставший сигналом к его штурму (ВП, 1992, № 124).
АВТОБАЗА БЛЮДОЛИЗОВ – спецгараж партноменклатуры, Захарьевская ул., д. 8 (Тюр. – лаг.). См. также: Автохапснаб; Горбушка; Конюшня; Черствяк.
АВТОДОМ ПОД МОСТОМ – магазин «Автодом», расположенный внутри левого пандуса моста Александра Невского.
АВТОПОИЛКА – пивной зал автоматов, Боровая ул., 23 (Милъяненков).
АВТОХАПСНАБ – станция техобслуживания ЛПО «Автотехобслуживание», Большой пр. П. С, 88 (Тюр. – лаг.) См. также: Автобаза блюдолизов.
АГРАБАТЫ (XIX в.) – грабители, жулики, промышлявшие по дороге от Петербурга до Петергофа. Контаминация слов «акробат» и «грабить» (Булич, т. 1, с. 1–2).
АДАМ – каменная голова в Старом Петергофе (Ендолъцев, с. 214). См. также: Голова. Старик.
АДАМ И ЕВА – так в Петербурге называют статуи у подножия Ростральных колонн (АиФ, 2000, № 31). См. также: Василий и Василиса.
«АДМИРАЛ» – 1) бар «Висла» на Гороховой ул., 17 (1960–1970 гг.) (Файн, с. 172);
– 2) Ленинградское Адмиралтейское объединение, ныне – производственное объединение «Адмиралтейские верфи» (Огонек, 1989, № 7, с. 1). См. также: Судоферма-свиноверфь; Ленинградское алкогольное объединение;
– 3) ресторан «Адмиралтейский» в Екатерининском парке г. Пушкина (Милъяненков).
АДМИРАЛТЕЙСКАЯ АРХИТЕКТУРА – промышленные постройки из неоштукатуренного кирпича, восходящие к творчеству архитекторов основанной Петром I Адмиралтейств-коллегии (Штиглиц, с. 54).
АДМИРАЛТЕЙСКАЯ ИГЛА – так, с легкой руки А. С. Пушкина, после появления в печати поэмы «Медный всадник» петербуржцы стали называть шпиль Адмиралтейства (Курбатов, с. 308).
АДМИРАЛТЕЙСКАЯ СТЕПЬ – адмиралтейская площадь в XIX в., до разбивки на ней Александровского сада (Михайлов М., 1992, № 4, с. 38). См. также: Адмиралтейский сад.
АДМИРАЛТЕЙСКИЕ ЛУЧИ – так петербуржцы называют Невский и Вознесенский пр. и Гороховую ул., под равными углами расходящиеся от Адмиралтейства. Все вместе они образуют так называемый Адмиралтейский трезубец. См. также: Адмиралтейский трезубец; Лучи; Петербургский трезубец.
АДМИРАЛТЕЙСКИЙ ПРОМЕНАД – в XIX в. так называли бульвар, устроенный вдоль фасада Адмиралтейства на месте срытых земляных валов (Томашевский, с. 303).
АДМИРАЛТЕЙСКИЙ САД – Александровский сад у Адмиралтейства. В советское время – Сад трудящихся им. Горького. См. также: Адмиралтейская степь; Аликзадик; Зеленое поле; Невский треугольник; Петербургская Сахара; Потник; Сашкин сад; Треугольник (2).
АДМИРАЛТЕЙСКИЙ СОБОР – собор Святого Спиридона Тримифунтского в западном крыле Адмиралтейства (Храмы, № 270).
АДМИРАЛТЕЙСКИЙ ТРЕЗУБЕЦ – Адмиралтейство с лучами расходящихся от него Вознесенского и Невского пр. и Гороховой ул. См. также: Адмиралтейские лучи.
АДМИРАЛЬСКИЙ ДОМ – дом № 32–34 по ул. Салтыкова-Щедрина (ныне – Кирочная), предназначавшийся для расселения высших чинов военно-морского флота. См. также: Бирюзовый; Дом с аркой (2).
АДМИРАЛЬСКИЙ ЧАС – традиционный послеобеденный сон на кораблях военно-морского флота (Коровушкин, с. 29).
АДМИРАЛЬША – выпускник Нахимовского училища-гомосексуалист (БСРЖ). См. также: Питоны.
АЗЕРКИ – станция метро «Озерки» (НКП). От прозвища азербайджанцев.
АКАДЕМИЧЕСКИЕ ВЕДОМОСТИ – так в XIX в. называли газету «Санкт-Петербургские ведомости», издававшуюся с 1724 по 1874 г. в Академии наук. Затем газета была передана в ведение Министерства просвещения (Шерих 2009, с. 116).
АКАДЕМИЧЕСКИЕ ПОЗЫ – так говорят об искусственно-изысканных позах. Намек на позы натурщиков в Петербургской Академии художеств (Михелъсон, с. 10).
АКАДЕМИЧЕСКАЯ ПЛОЩАДКА – площадь перед зданием Библиотеки Академии наук и северным торцом здания Университета. Ныне – площадь А. Д. Сахарова (Невское время, 1995, № 83).
АКАДЕМИЧКА – столовая № 23, Таможенный пер., 1/3. По обыкновению ее пользуются сотрудники академических институтов, расположенных на Стрелке Васильевского острова (Пчела, 1998, № 12, с. 79).
АКАДЕМИЯ – следственная тюрьма на Арсенальной наб., 7 (Тюр. – лаг.). См. также: Кресты (2).
АКАДЕМИЯ УБОЖЕСТВ – Академия художеств.
АКАДЕМОС – станция метро «Академическая» (НКП). См. также: Жестянка.
АКВАРИУМ – 1) бар «Камея» на ул. Фурманова, 32. Согласно легенде, название появилось из-за постоянно грязных окон пивного зала, который располагался здесь до открытия бара;
– 2) кассовый вестибюль Театра комедии, насквозь просматриваемый со стороны Елисеевского магазина и с Невского пр. (Савицкий, с. 224). См. также: Театр в Гастрономе;
– 3) вечерний ресторан, Московский пр., 126 (Милъяненков);
– 4) трамвай со стеклянной крышей (ПД, 2009, № 41);
– 5) застекленный пивной павильон.
АКУЛЫ – букинисты, скупавшие целые библиотеки и устанавливавшие высокие цены на книги (СПб. панорама, 1992, № 11, с. 38).
АЛАРЧИН МОСТ – мост через канал Грибоедова в створе Английского пр. Название является просторечным вариантом фамилии корабельного мастера Аладчанина, дом которого находился напротив моста. Со временем искаженный вариант закрепился в официальной топонимике.
АЛЕКСАНДР – Александро-Невская лавра. См. также: Невская лавра.
АЛЕКСАНДР-III – популярный напиток алкоголиков, представляющий собой смесь одеколона «Саша» с одеколоном «Тройной». В названии слышится отзвук популярных в свое время легенд об алкоголизме императора Александра III (Смена, 1994, № 15).
АЛЕКСАНДРИНА – лесопарк Александрино на пр. Ветеранов (Сегодня, 1993, № 73). См. также: Лес; Поле дураков (6); Поле чудес (5); Проспект ветеринаров; Проспект престарелых.
АЛЕКСАНДРИНКА – Александринский драматический театр, по имени жены императора Николая I Александры Федоровны. В советское время – Академический театр драмы им. Пушкина (Горнфелъд, с. 198).
АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ СТОЛП – Александровская колонна (Курбатов, с. 400), по аналогии с Александрийским (Фаросским) маяком – одним из семи чудес света, построенным в III в. до н. э. в египетском г. Александрия. См. также: Колонна победы; Столб столба столбу.
АЛЕКСАНДРОВ ХРАМ – Александро-Невская лавра (Литературные памятные места Ленинграда, с. 29). См. также: Невская лавра.
АЛЕКСАНДРОВКА (нач. XX в.) – толкучка на Александровском рынке. Рынок располагался на углу Садовой ул. и Вознесенского пр. и простирался вплоть до Фонтанки (Медерский, с. 43). См. также: Толкун.
АЛЕКСАНДРО-НЕВСК (сер. XIX в.) – одно из предложений по переименованию Петербурга. Эта идея возникала время от времени в XIX в., в периоды всплеска славянофильских настроений (СПб. вед., 2003, № 26). См. также: Невск; Новая Москва; Петр.
АЛЕКСАШКА – Александро-Невская лавра. См. также: Невская лавра.
АЛЕКСЕЕВСКИЙ САДИК – садик на ул. Писарева, бывшей Алексеевской, вблизи особняка великого князя Алексея Александровича.
АЛЁША – улица Писарева, бывшая Алексеевская.
АЛИКЗАДИК – Александровский сад, место встреч питерских гомосексуалистов (БСРЖ). См. также: Адмиралтейский сад.
АЛЛЕИ ВЗДОХОВ, ПОЦЕЛУЕВ И СВИДАНИЙ – так называют три старинные аллеи в Лахте, ведущие к морю (Богданов 2005, с. 87).
АЛЛЕЙКА – Тележная улица. Посреди улицы высажена аллея (Милъяненков).
АЛЛЕЯ ЛЮБВИ – 1) яблоневая аллея в Коломягах;
– 2) аллея вдоль Московской железной дороги в микрорайоне Октябрьской ул. в Колпине (Милъяненков).
АЛЛЕЯ ПАРТИЙНЫХ ПАХАНОВ – в советские времена так называли аллею, ведущую к центральному входу в Смольный. За ее состоянием особенно следили, так как по ней ежедневно проезжали высшие партийные руководители Ленинграда. См. также: Тропа Гидаспова; Тупик коммунизма; Тупик КПСС.
АЛМАЗНЫЙ ВЕНЕЦ ТОВСТОНОГОВА – так называли созвездие актеров, которых воспитал и с которыми работал Товстоногов. В алмазный венец входили: Смоктуновский, Луспекаев, Копелян, Юрский, Лавров, Доронина, Лебедев, Борисов и др. См. также: Георгиевские кавалеры всех степеней.
АБОРТАРИЙ – гинекологический стационар, В. О., 12-я линия, 39 (Милъяненков).
АВАРИЯ У «МЫСА ДОБРОЙ НАДЕЖДЫ». В Кронштадте до революции существовал трактир «Мыс Доброй Надежды». Тайком заходили туда и матросы. Бывали случаи, что и подерутся, получат синяк под глазом. На вопрос, где его так разделали, отвечали: «Потерпел аварию у мыса Доброй Надежды». См. также: Мыска.
АВРОРОВСКИЙ КАМЕНЬ – гранитная стела «Стоянка „Авроры“» на Английской наб., возле которой крейсер «Аврора» находился 25 октября 1917 г. и откуда произвел холостой выстрел по Зимнему дворцу, ставший сигналом к его штурму (ВП, 1992, № 124).
АВТОБАЗА БЛЮДОЛИЗОВ – спецгараж партноменклатуры, Захарьевская ул., д. 8 (Тюр. – лаг.). См. также: Автохапснаб; Горбушка; Конюшня; Черствяк.
АВТОДОМ ПОД МОСТОМ – магазин «Автодом», расположенный внутри левого пандуса моста Александра Невского.
АВТОПОИЛКА – пивной зал автоматов, Боровая ул., 23 (Милъяненков).
АВТОХАПСНАБ – станция техобслуживания ЛПО «Автотехобслуживание», Большой пр. П. С, 88 (Тюр. – лаг.) См. также: Автобаза блюдолизов.
АГРАБАТЫ (XIX в.) – грабители, жулики, промышлявшие по дороге от Петербурга до Петергофа. Контаминация слов «акробат» и «грабить» (Булич, т. 1, с. 1–2).
АДАМ – каменная голова в Старом Петергофе (Ендолъцев, с. 214). См. также: Голова. Старик.
АДАМ И ЕВА – так в Петербурге называют статуи у подножия Ростральных колонн (АиФ, 2000, № 31). См. также: Василий и Василиса.
«АДМИРАЛ» – 1) бар «Висла» на Гороховой ул., 17 (1960–1970 гг.) (Файн, с. 172);
– 2) Ленинградское Адмиралтейское объединение, ныне – производственное объединение «Адмиралтейские верфи» (Огонек, 1989, № 7, с. 1). См. также: Судоферма-свиноверфь; Ленинградское алкогольное объединение;
– 3) ресторан «Адмиралтейский» в Екатерининском парке г. Пушкина (Милъяненков).
АДМИРАЛТЕЙСКАЯ АРХИТЕКТУРА – промышленные постройки из неоштукатуренного кирпича, восходящие к творчеству архитекторов основанной Петром I Адмиралтейств-коллегии (Штиглиц, с. 54).
АДМИРАЛТЕЙСКАЯ ИГЛА – так, с легкой руки А. С. Пушкина, после появления в печати поэмы «Медный всадник» петербуржцы стали называть шпиль Адмиралтейства (Курбатов, с. 308).
АДМИРАЛТЕЙСКАЯ СТЕПЬ – адмиралтейская площадь в XIX в., до разбивки на ней Александровского сада (Михайлов М., 1992, № 4, с. 38). См. также: Адмиралтейский сад.
АДМИРАЛТЕЙСКИЕ ЛУЧИ – так петербуржцы называют Невский и Вознесенский пр. и Гороховую ул., под равными углами расходящиеся от Адмиралтейства. Все вместе они образуют так называемый Адмиралтейский трезубец. См. также: Адмиралтейский трезубец; Лучи; Петербургский трезубец.
АДМИРАЛТЕЙСКИЙ ПРОМЕНАД – в XIX в. так называли бульвар, устроенный вдоль фасада Адмиралтейства на месте срытых земляных валов (Томашевский, с. 303).
АДМИРАЛТЕЙСКИЙ САД – Александровский сад у Адмиралтейства. В советское время – Сад трудящихся им. Горького. См. также: Адмиралтейская степь; Аликзадик; Зеленое поле; Невский треугольник; Петербургская Сахара; Потник; Сашкин сад; Треугольник (2).
АДМИРАЛТЕЙСКИЙ СОБОР – собор Святого Спиридона Тримифунтского в западном крыле Адмиралтейства (Храмы, № 270).
АДМИРАЛТЕЙСКИЙ ТРЕЗУБЕЦ – Адмиралтейство с лучами расходящихся от него Вознесенского и Невского пр. и Гороховой ул. См. также: Адмиралтейские лучи.
АДМИРАЛЬСКИЙ ДОМ – дом № 32–34 по ул. Салтыкова-Щедрина (ныне – Кирочная), предназначавшийся для расселения высших чинов военно-морского флота. См. также: Бирюзовый; Дом с аркой (2).
АДМИРАЛЬСКИЙ ЧАС – традиционный послеобеденный сон на кораблях военно-морского флота (Коровушкин, с. 29).
АДМИРАЛЬША – выпускник Нахимовского училища-гомосексуалист (БСРЖ). См. также: Питоны.
АЗЕРКИ – станция метро «Озерки» (НКП). От прозвища азербайджанцев.
АКАДЕМИЧЕСКИЕ ВЕДОМОСТИ – так в XIX в. называли газету «Санкт-Петербургские ведомости», издававшуюся с 1724 по 1874 г. в Академии наук. Затем газета была передана в ведение Министерства просвещения (Шерих 2009, с. 116).
АКАДЕМИЧЕСКИЕ ПОЗЫ – так говорят об искусственно-изысканных позах. Намек на позы натурщиков в Петербургской Академии художеств (Михелъсон, с. 10).
АКАДЕМИЧЕСКАЯ ПЛОЩАДКА – площадь перед зданием Библиотеки Академии наук и северным торцом здания Университета. Ныне – площадь А. Д. Сахарова (Невское время, 1995, № 83).
АКАДЕМИЧКА – столовая № 23, Таможенный пер., 1/3. По обыкновению ее пользуются сотрудники академических институтов, расположенных на Стрелке Васильевского острова (Пчела, 1998, № 12, с. 79).
АКАДЕМИЯ – следственная тюрьма на Арсенальной наб., 7 (Тюр. – лаг.). См. также: Кресты (2).
АКАДЕМИЯ УБОЖЕСТВ – Академия художеств.
АКАДЕМОС – станция метро «Академическая» (НКП). См. также: Жестянка.
АКВАРИУМ – 1) бар «Камея» на ул. Фурманова, 32. Согласно легенде, название появилось из-за постоянно грязных окон пивного зала, который располагался здесь до открытия бара;
– 2) кассовый вестибюль Театра комедии, насквозь просматриваемый со стороны Елисеевского магазина и с Невского пр. (Савицкий, с. 224). См. также: Театр в Гастрономе;
– 3) вечерний ресторан, Московский пр., 126 (Милъяненков);
– 4) трамвай со стеклянной крышей (ПД, 2009, № 41);
– 5) застекленный пивной павильон.
АКУЛЫ – букинисты, скупавшие целые библиотеки и устанавливавшие высокие цены на книги (СПб. панорама, 1992, № 11, с. 38).
АЛАРЧИН МОСТ – мост через канал Грибоедова в створе Английского пр. Название является просторечным вариантом фамилии корабельного мастера Аладчанина, дом которого находился напротив моста. Со временем искаженный вариант закрепился в официальной топонимике.
АЛЕКСАНДР – Александро-Невская лавра. См. также: Невская лавра.
АЛЕКСАНДР-III – популярный напиток алкоголиков, представляющий собой смесь одеколона «Саша» с одеколоном «Тройной». В названии слышится отзвук популярных в свое время легенд об алкоголизме императора Александра III (Смена, 1994, № 15).
АЛЕКСАНДРИНА – лесопарк Александрино на пр. Ветеранов (Сегодня, 1993, № 73). См. также: Лес; Поле дураков (6); Поле чудес (5); Проспект ветеринаров; Проспект престарелых.
АЛЕКСАНДРИНКА – Александринский драматический театр, по имени жены императора Николая I Александры Федоровны. В советское время – Академический театр драмы им. Пушкина (Горнфелъд, с. 198).
АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ СТОЛП – Александровская колонна (Курбатов, с. 400), по аналогии с Александрийским (Фаросским) маяком – одним из семи чудес света, построенным в III в. до н. э. в египетском г. Александрия. См. также: Колонна победы; Столб столба столбу.
АЛЕКСАНДРОВ ХРАМ – Александро-Невская лавра (Литературные памятные места Ленинграда, с. 29). См. также: Невская лавра.
АЛЕКСАНДРОВКА (нач. XX в.) – толкучка на Александровском рынке. Рынок располагался на углу Садовой ул. и Вознесенского пр. и простирался вплоть до Фонтанки (Медерский, с. 43). См. также: Толкун.
АЛЕКСАНДРО-НЕВСК (сер. XIX в.) – одно из предложений по переименованию Петербурга. Эта идея возникала время от времени в XIX в., в периоды всплеска славянофильских настроений (СПб. вед., 2003, № 26). См. также: Невск; Новая Москва; Петр.
АЛЕКСАШКА – Александро-Невская лавра. См. также: Невская лавра.
АЛЕКСЕЕВСКИЙ САДИК – садик на ул. Писарева, бывшей Алексеевской, вблизи особняка великого князя Алексея Александровича.
АЛЁША – улица Писарева, бывшая Алексеевская.
АЛИКЗАДИК – Александровский сад, место встреч питерских гомосексуалистов (БСРЖ). См. также: Адмиралтейский сад.
АЛЛЕИ ВЗДОХОВ, ПОЦЕЛУЕВ И СВИДАНИЙ – так называют три старинные аллеи в Лахте, ведущие к морю (Богданов 2005, с. 87).
АЛЛЕЙКА – Тележная улица. Посреди улицы высажена аллея (Милъяненков).
АЛЛЕЯ ЛЮБВИ – 1) яблоневая аллея в Коломягах;
– 2) аллея вдоль Московской железной дороги в микрорайоне Октябрьской ул. в Колпине (Милъяненков).
АЛЛЕЯ ПАРТИЙНЫХ ПАХАНОВ – в советские времена так называли аллею, ведущую к центральному входу в Смольный. За ее состоянием особенно следили, так как по ней ежедневно проезжали высшие партийные руководители Ленинграда. См. также: Тропа Гидаспова; Тупик коммунизма; Тупик КПСС.
АЛМАЗНЫЙ ВЕНЕЦ ТОВСТОНОГОВА – так называли созвездие актеров, которых воспитал и с которыми работал Товстоногов. В алмазный венец входили: Смоктуновский, Луспекаев, Копелян, Юрский, Лавров, Доронина, Лебедев, Борисов и др. См. также: Георгиевские кавалеры всех степеней.