Наумов Иван. Мальчик с саблей (сборник)

   Видимо, он так глубоко ушёл в свои мысли, что это отразилось на лице. Эльза положила ладонь ему на локоть и тихонько сжала. Ну вот, Эрик, взбодрись, что ли, а то тебя уже жалеют женщины!
   Высокий эфиоп, назвавшийся Иеремией, – интересно, они выдумывают себе имена или его и взаправду так зовут? – рассказывал о своей личной виртуальной войне.
   – Файрволл – ну, вы знаете, это по-английски «пожарная стена», брандмауэр, такие программы только и сдерживают Тигунгу. У него мириады глаз, не убежать и не скрыться, и он смотрит, смотрит, смотрит на нас Оттуда. Только файрволлы не позволяют ему вырваться из межмирья целиком, во весь рост. Миллион программистов сражаются с ним, даже не понимая, кто их враг. Они говорят о программных кодах, о вирусах, троянах, вредоносных макросах – но это же всё детища Тигунги! Они видят детей его, но не узнают в них черты отца!
   – Тоже новенький? – шёпотом спросил Эрик.
   – Почему? – Эльза удивилась. – Это наш старожил. Говорят, уже одиннадцать лет здесь.
   – …в образах надкушенного райского яблока, перекошенного окна в царствие небесное, под именем фальшивого оракула и поддельного светила – Тигунга приучает нас к своему явлению в мир. Только файрволлы…
   Отличное место, горько подумал Эрик. Нужно спросить, каковы членские сборы. Если торговля мебелью не идёт, это же не повод опускать руки, а?
   Тут вмешалась Таня:
   – Иеремия, мы все помним, как ведёт себя Тигунга, и бдим вместе с тобой. Но ты отключал на этой неделе свой файрволл? Ты смотрел, как умирает твой компьютер? Вспомни, ты пообещал нам, что будешь следить за детьми Тигунги и пойдёшь по их следу.
   Матерь Божья, как всё запущено!
   Эфиоп заплакал.
   – Я боюсь, – сказал он и в поисках поддержки посмотрел прямо в глаза Эрику. – Эта тварь не знает жалости, у неё нет ни сердца ни совести, одна только жажда выбраться из своего межмирья. Пять моих компьютеров сгорело за этот год, а я узнал так мало! У меня есть что сказать Тигунге, и я знаю, где искать его, но хочу немножко набраться сил.
   – Интересно, кто он в жизни, – прошептал Эрик.
   – Удивишься – программист, – ответила Эльза.
   – Отличная тут у вас анонимность.
   – Точнее, руководитель службы компьютерной безопасности нашей атомной станции.
   Таня подошла к эфиопу и обняла его. Это выглядело довольно комично.
   – Спасибо, Иеремия, – сказала она. – У тебя обязательно получится. Не оставляй усилий. Узнай о Тигунге больше и пока не давай ему как наживку ещё один компьютер. Ловушка обязательно захлопнется чуть позже, когда ты будешь готов. Тигунге не уйти от тебя.
   Под дружные аплодисменты Иеремия вернулся в свой угол. Эрик всё ещё сидел с приоткрытым ртом.
   Таня обвела взглядом присутствующих:
   – Кто-нибудь хочет вкратце поделиться новостями?
   Эльза первой подняла руку:
   – За эту неделю я смогла не угнать ни одной тачки!
   Все рассмеялись и зааплодировали, но Эрику было невдомёк, какая пропорция правды и вымысла содержалась в этом утверждении. Кто их знает, они же тут все чокнутые.

VIII

   – Факт первый, – сказала Таня. – Ваш диагноз – трусливая отписка.
   Теперь она больше напоминала не учительницу, а скорее директора школы. Для трудных подростков. Или начальницу исправительной колонии. Или «цесарку», тьфу-тьфу-тьфу.
   Они сидели за столом втроём – Таня, Дирк и Эрик. Анонимные сумасшедшие разъехались по своим реальностям, сражаться с компьютерными богами и трикотажными пресмыкающимися. Эрик был подавлен, потому что после всего, что Дирк рассказал ему ночью, была надежда на что-то серьёзное в этих «Креслах Тани Т.».
   – Вы психиатр? – не скрывая вызова в голосе, уточнил Эрик. – Психотерапевт? Гипнотизёр?
   Таня вдруг улыбнулась:
   – Последнее, возможно, больше относится к вам, чем ко мне. Идеи из вашей головы всё легче выбираются наружу, так?
   – Не играйте словами, Таня. Я чётко спросил, какие у вас есть основания для оценки моего диагноза?
   – Да очень простые, – она скрестила руки на груди и откинулась на спинку кресла. – Нет никакого диагноза. Ни у вашего доктора Даймонда, ни у ЦСР, ни у кого. Что там вам вписали в историю болезни? МДП? Обсессивно-компульсивное расстройство? Рассказывали про навязчивые состояния, проводили терапию по Шварцу? Помогло?
   Эрик отрицательно помотал головой.
   – Мы не рассматриваем сталкеризм как проявление синдрома навязчивых состояний, хотя многие признаки сходятся как по учебнику. Задача ЦСР – ухаживать за ветеранами и инвалидами, но они как мухи крутятся вокруг вас – почему? Давайте, вы же думали об этом, здесь стесняться некого! Почему «цесарки» пришли за вами? Куда бы они вас увели? Ну! Расскажите мне свою страшилку про ЦСР. Я жду!
   Эрик отодвинулся от стола, встал, прошёлся туда-сюда.
   – Я думаю… – слова опять давались с трудом. Как засохшая паста из тюбика. – Я думаю, им интереснее узнать, что со мной происходит, чем как меня вылечить.
   – Разумно, – Таня, не мигая, смотрела на него. Словно та круглолицая «цесарка» под дверью. – Ещё?
   Эрик откашлялся. Он удивлялся своей скованности. Что сложного в том, чтобы пересказать свои мысли? Долгие, тёмные мысли. Идущие по кругу, вьющиеся по спирали, как какие-нибудь магнитные завихрения, циклоны над океанами, и приводящие назад, всегда назад, к полной беззащитности, к тухлому смраду, подстерегающему за каждым углом, к чему-то пострашнее смерти. Мысли – длинные, тонкие, сухие как солома – их можно было собирать целыми пучками, и подстелить бы такой соломки, когда рухнешь, провалишься, когда станет хуже, чем может быть, – мол, ты же знал, да? Ты же знал, что так и будет, что выхода нет, что впереди только она – Тухлая Тень!
   – Они бы вынули её из меня, – сказал он. – Разобрали бы меня по винтикам, только чтобы понять, я ли её создаю, и можно ли её создать без меня. Помимо меня.
   – И что, – спросила Таня очень серьёзно, – весь ЦСР такой? Все такие?
   – Какие? – переспросил Эрик.
   – Беспощадные.
   – Да нет… наверное, – он сел и взъерошил волосы. – Только те, кто там принимает решения, наверное. Это же всегда так бывает.
   Теперь уже поднялась Таня.
   – Центр создавался для помощи, – сказала она и плотно сжала губы, словно удерживая ругательство. – Для распределения пособий. Для трудоустройства ограниченно подвижных, слабо видящих и слышащих, для ухода за стариками-ветеранами. И всё это есть, понимаете?
   Дирк хмыкнул, глядя куда-то в сторону.
   – Но для вас ЦСР – это объективное зло, – продолжила Таня. – Почти такое же, как ваша Гнилая Тень.
   Эрик не стал поправлять.
   – И если ничего не делать, то вас утянет – или в белую палату Центра, или я даже не знаю куда.
   Эрик знал, куда, но не был готов рассказать.
   – Поэтому есть «Каста». Вы же не сомневаетесь в том, что эта ваша Тень – угроза? Так не отказывайте и остальным в их страхах! Поверьте, их доводы не менее веские. Даже если для непосвящённых истории сталкеров звучат как бред или дурной анекдот.
   – То есть вы верите в Тигунгу? – уточнил Эрик.
   Он совсем запутался в своих ощущениях. Как игрушка-трансформер – из собаки превращается в робота, из робота в машинку, из машинки в дом, из дома… Не факт, что в собаку.
   – А мне не надо верить в Тигунгу, – тихо сказала Таня. – Когда Тигунга начнёт выходить из межмирья, достаточно будет того, что в него верит Иеремия. Вы же видели огонь между кусочками мозаики – разве это ваш огонь? Это огонь Дирка, ведь Дирк – один из нас. Сталкер уведёт вас за собой в такие дали, что не найти пути назад. Он создаст в вашем таком обычном мире очень странные вещи – силой ли своего сознания, раздвоив ли мир пополам, никто не знает – и за этим охотится Центр, за знанием, ничего более! А поскольку вы сами – сталкер, то ваша Тень только и ждёт, чтобы вы выпустили её наружу. Она всегда будет рядом с вами. В ожидании, что вы настолько ослабнете, что дальше она справится и без вас.
   – Что же с нами такими делать? – как сквозь вату спросил Эрик.
   Дирк повернул к нему обожжённое лицо и кивнул утвердительно:
   – Убивать.
   Близилась полночь, но было не до мыслей о поздней дороге и тёмных закутках.
   – Что же с нами такими делать? – спросил Эрик.
   – С вами – ничего, – ответила Таня. – Не придумали ещё. И не придумают, я надеюсь. Что должны делать вы – вот настоящий вопрос.
   Эрик молчал.
   – Нужно бороться, Эрик. Не отступать, не бежать, не прятаться – это всё равно бесполезно. Только вперёд. Шаг за шагом. На чужую территорию. Вы же солдат, вам просто положено это делать. До победы. До полной и окончательной, бесповоротной победы. А она не так далеко, как вам сейчас может казаться.
   – Откуда вы можете это знать, Таня?! – Эрик чувствовал, как разогнался, пошёл вскачь пульс, как закипела в крови эта проклятая вездесущая надежда. – Откуда у вас берётся такая уверенность?!
   Таня только кивнула, прикрыв глаза:
   – Знаю.

IX

   Целый год промелькнул как одна неделя.
   Эрику пришлось съехать от Дирка – Таня настаивала, что произошедший рецидив, когда сущности, проецируемые ими, вошли в резонанс и усилили друг друга, мог быть не последним и далеко не самым серьёзным – а рисковать охоты не было.
   Несмотря на запрет подолгу находиться рядом, а может быть, как раз вопреки этому ограничению, Эрик и Дирк незаметно стали друзьями. Для дружбы ведь надо не так уж и много – возможность раз в неделю перекинуться парой слов или просто помолчать вместе, но чувствовать заботу и соучастие другого всё время и вне зависимости от разделяющего расстояния.
   Работы в порту не убывало. Дела мастерской вдруг резко пошли в гору, и Эрик всё чаще засиживался на работе до ночи. Он никуда не торопился вечерами – дожидаясь времени тени, хотела того Тень или нет.
   Выходя с верфи, Эрик отправлялся домой каждый раз новой дорогой. Щёлк-щёлк. Взрослый человек балуется с лазерной указкой. То заглянет под мостки у причала, то подсветит проём моста. Перегнётся через перила набережной, запустит лучик в штрек водослива. Пошарит красным копьём под стрехами крыш. Щёлк-щёлк.
   Он никогда не чувствовал взгляда Тухлой Тени, когда находил её. Там, где неосвещённый участок оказывался достаточно велик, она походила на отвернувшегося толстяка, поднявшего воротник и замершего в темноте. В узких лазейках – просто клубилась и колыхалась бесформенной массой.
   На подробной карте города он метил все места, где Тухлая Тень хотя бы однажды высовывала свои щупальца. Теперь не она искала его, а он наблюдал за ней. Это было хорошее, понятное солдатское задание – найти и уничтожить. Найти сейчас, уничтожить – когда станет понятно, что на это хватит умения и сил.
   По утрам Эрик тренировался в бое с Тенью. В новой квартирке с длинным пеналом комнаты, подслеповатым окном и не слишком удобной кухней, где ванна соседствовала с плитой, а туалет находился на общей лестнице и к его двери имелся отдельный ключ, Эрик завёл себе домашнюю Тухлую Тень, заманив её под ножки высокого дивана, купленного со скидкой у Таниных мебельных знакомых. Тень, конечно, не могла не покуситься на такое лакомое местечко поближе к своему человеку – и стала экспонатом зоопарка.
   Ежедневно после жёсткой утренней разминки, которую Эрик не пропускал ни при каких обстоятельствах, он ложился на пол перед диваном и понемногу запускал руку в «вольер». Иногда Тухлая Тень мешкала, иногда вцеплялась в ладонь в тот же миг.
   Терпеть и сопротивляться – это почти как «найти и уничтожить». Терпеть можно было и раньше и сейчас, а вот чтобы научиться противостоять тому, что кто-то или что-то отнимает у тебя контроль над твоим же телом, пришлось потратить не один месяц. И терпеть, терпеть, терпеть. Сначала по пальцы, потом по запястье, по локоть, вот уже по плечо забирался Эрик в поддиванную тьму и сражался со своим порождением. Однажды рука вырвалась и едва не придушила его, неделю пришлось ходить в водолазке с высоким горлом, чтобы избежать лишних вопросов. Но постепенно начинало получаться. Тухлая Тень исторгалась из вывернутой в судороге руки и носилась бешеным хорьком по остаткам темноты.
   Эрик заметил, что стал понемногу седеть, – белёсые волосы пробились на висках и в щетине, но как-то не связывал это с экспериментами над Тухлой Тенью. Наверное, просто возраст.
   Иногда он пытался привести к какой-то системе богатый и несуразный набор проецируемых сталкерами сущностей. Так, между делом, исключительно в виде хобби.
   Два брата-араба из местного отделения Гринписа ждали прихода беды из океана. Один звал её Принцессой Мёртвой Воды, другой – Богиней Пустого Моря, из-за чего они зло, но изобретательно ругались чуть ли не на каждом собрании.
   Дама Треф – собственность эксцентричной продавщицы косметики, вполне в соответствии с профессиональными наклонностями своей хозяйки грозила спонтанным старением тем, кого выбирала, но критерии выбора уже долгие годы оставались неразгаданной тайной.
   Тухлая Тень и вездесущий Тигунга вполне подходили к этой категории зловещих существ.
   Встречались и зловредные твари помельче, вроде джинсовой змеи и тюлевых пауков несчастного счетовода Петера – вполне можно было понять его нарастающую до истерики тканебоязнь.
   Старичка Оскара одолевали прозрачные термиты. Неуёмные существа норовили построить жилище у Оскара в спине, незаметно проникая под одеждой в жировую прослойку. Его жена Норма – совсем не сталкер, что явствовало даже из имени, – третий десяток лет терпеливо убивала термитов, находя их в спине мужа на ощупь и протыкая насквозь золотой иглой. После чего втирала ядовитое средство для защиты древесины от насекомых в дряблую кожу Оскара, отчего, вопреки любой медицине, тому становилось легче.
   Но у многих сталкеров проекция проявлялась не в виде существ, а по-другому: свойством, явлением, умением, и не всегда было понятно, стоит ли бояться самотворных чудес.
   Эльза, по её словам, оживляла механизмы. Любую железку, любой пучок проводов она чувствовала как-то иначе, сердцем, а не разумом. Машины, телевизоры, бытовые приборы, электронные замки подчинялись ей восторженно, разве что не мурлыкая и не подставляясь для ласки. С такими способностями она быстро соскользнула в криминальное болото, и теперь медленно, шаг за шагом, поперёк привычек и пристрастий выбиралась назад – крепко вцепившись в надёжную руку «Касты».
   У Дирка вообще проекцией было определённое место. Любая трещина, щель, стык, угол, любая линия, произвольным образом разделяющая две плоскости, могла без всяких «сезамов» разойтись расползающимся швом и утянуть бывшего взрывника на минное поле в заброшенном африканском посёлке, где бочонок напалма с привязанной под днище гранатой взорвался практически ему в лицо. Бесконечный огонь бушевал под тонким льдом реанимированного сапёрского мира. Дирк помнил в цвете и жаре каждый язык неумирающего пламени.
   Эрик научился допускать чудеса. Не верить в них, не признавать их, а именно отстранённо допускать право на существование всей той нелепицы, что без остатка занимала каждого из анонимных сталкеров. Они боялись себя, собственных возможностей, новых проявлений своих проекций, но в «Креслах Тани Т.» находили несколько часов покоя в неделю и уходили оттуда, унося частичку уверенности в благополучном исходе. Неизвестно каком и неизвестно когда.
   Если раньше любое упоминание Центра вызывало безотчётный страх, то теперь Эрик испытывал лишь раздражение. Он занимался важным и нужным делом, был поглощён с головой. Мысль о том, что какая-то бессмысленная и неумная сила может помешать ему – и остальным сталкерам – приблизиться к задуманному, выводила Эрика из себя.
   Встречи «Касты» проходили всегда в одно и то же время. Сталкеры не обменивались номерами мобильников и адресами, в «Кресле» даже не было телефона. Хотя Центр не проявлял особой активности по периферии, в основном сосредоточившись на столице, Таня довольно часто повторяла, что от разумной конспирации ещё никому хуже не было.
   Кроме того, Таня приносила вести о делах Центра. Каким-то образом ей удавалось собирать разрозненную информацию из местных новостей, жёлтых газет, бюллетеней министерства здравоохранения. Да и круг её общения явно не ограничивался «Креслами» и «Кастой».
   По дороге домой из шапито пропал иллюзионист. Из детского дома для умственно отсталых перевели трёх подростков в специальное заведение для лучшего ухода. Престарелую актрису родственнички упекли в сумасшедший дом. Сами по себе подобные «новости» ничего не означали, но вкупе с другими сведениями складывались в паззл покруче ван-гоговской репродукции – и неусыпный огонь ЦСР подсвечивал стыки.
   Часы не остановились, Эрик. Скоро, скоро прокричит цесарка. Всё ближе время Тени.

X

   Освободившись в благостный апрельский четверг непривычно рано, вскоре после обеда, Эрик с лёгким сердцем выдвинулся в сторону «Кресел Тани Т.». Времени хватало на любой маршрут, и он с удовольствием отправился пешком в неблизкий путь на другой край залива.
   Ему всё больше нравился этот новый город, живой, суетливый, продуваемый сквозняками, умытый каналами, крутящий флюгерами, зевающий гудками теплоходов, взъерошивающий непричёсанные бульвары, нравилась беззаботная ратуша и строгие куранты кафедральной колокольни, кое-как выложенная брусчатка под ногами, местный говор с мягким приграничным пришепётыванием, душистое пиво в маленьких пузатых колбах, смешное провинциальное телевидение, нарочито строго и празднично одетые дикторы, рекламные заставки, нарисованные на картоне… И ресторанчики с рукописным меню, и лесные дали за восточной окраиной, и почтмейстеры на чёрных с бронзой старинных велосипедах, и здешний пресный, но вкусный хлеб, и то, что среди сталкеров каждый четверг появлялась лохматая смешливая девушка верхом на механическом звере.
   Он думал об Эльзе всё чаще. Потому что хотелось. Потому что нельзя. Потому что нельзя даже хотеть, а это так сладко – просто мечтать, что однажды он сможет залезть под диван целиком, и ничего, ровным счётом ничего не случится, и даже не будет запаха тухлятины, а только старой доброй пыли, чихай не хочу! – и тогда он, наверное, всё-таки рискнёт спросить эту очаровательную преступницу, твёрдо вставшую на путь исправления: а не прокатишь ли ты меня на своём мустанге. Да, слегка нетипично, ведь это коню прекрасного принца положено вытаптывать лужайку под окнами прекрасной дамы, а тут всё наоборот – это неудобно, словно усесться девушке на колени, но куда деваться, если она приручила своё двухколёсное бензиновое чудовище, а он для романтической прогулки предпочёл бы вертолёт…
   Всё упиралось в это «однажды», и так было даже лучше, потому что кроме цели как таковой всё-таки здорово иметь ещё и приз, бонус, дополнительный стимул, ради которого не жалко ни времени, ни сил, ни самого себя.
   Эрик взбежал на пригорок, с которого открывался вид на уходящую к дальней бухте улицу, кубик «Кресел Тани Т.», островерхие, плоские, покатые, надломленные, закруглённые крыши окрестных домов, тоненькую серебряную нитку открытого моря у горизонта.
   Под полосатые навесы над окнами небольшого кафе впервые после весенних поздних заморозков выползли круглые кривоногие столики. До начала собрания «Касты» оставалось чуть менее часа. Эрик выбрал место с наилучшим обзором, подставил щёку солнцу, заказал кружку эля и блюдо фирменных колбасок.
   Казалось, что все невзгоды произошли в таком далёком-далеке, век назад, в тумане, почти развеянном ретивым апрельским солнышком.
   "Кресла Тани Т.» условно работали до шести, и Эрик отвлечённо подумал, а бывают ли там вообще посетители. Он давно уяснил, что торговля мебелью интересует Таню не более, чем удобное прикрытие для содержания места встречи сталкеров. Если помещение в собственности, то расходов минимум – только на зарплату «Сюда, позалуста» да небольшой годовой налог на недвижимость. Трудно заниматься одним, когда голова занята другим.
   Он сделал большой и вкусный глоток, а когда опустил кружку, то увидел, что дверь «Кресел» приоткрылась. Несколько секунд ничего не происходило, а потом из магазина вышли две женщины. Обе рослые и широкоскулые, с одинаковыми аккуратными причёсками. Не торопясь, перешли улицу и скрылись из глаз за деревьями.
   С такого расстояния Эрик не мог их разглядеть, но это и не требовалось. Достаточно было увидеть цветовую гамму их одеяний: серый-чёрный-розовый. И шляпки, конечно. Элегантные, словно у стюардесс международных линий.
   Цык. Цык. Цык. Цык. Невидимые шестерёнки, ограниченные в свободе расстоянием одного крошечного шага, проворачивают время. Проворачивают, как мясо в фарш. То, что впереди, ещё кажется цельным и структурированным, скреплённым жилами логики, плёнками причин и следствий, костями мироосновы, а прошлое расплывается бесформенной массой: «вчера» неотличимо от «век назад», потому что и то и другое уже произошло, безвозвратно, безальтернативно произошло. Лепи, что хочешь.
   Нужно было попросить счёт, но Эрик словно стёк по стулу, врос холодцом в каждую выемку и щель и не мог даже поднять руку, чтоб подозвать официанта.
   Зачем? Господи, Таня, зачем?! Почему так сложно? Для чего городить весь этот огород, дарить людям надежду, выдёргивать их из зыбкого ступора отчаяния? Чтобы потом вот так, разом? Почему сегодня? А не неделю назад или неделей позже?
   На мгновение ему удалось успокоиться, а точнее, вытолкнуть прочь раздувающие голову до состояния парового котла мысли. Обрывки мыслей, свободные радикалы, вот-вот рванёт.
   Если «цесарки» были здесь сейчас, то кто может быть уверенным, что они не заглядывали и раньше? Месяц назад? В январе? Ещё раньше? До его, Эрика, здесь появления?!
   Что же скрывается в квадратной призме торгового склада «Кресел Тани Т.»: подпольная явка «Касты» – или инкубатор, рассадник, предметное стекло, на котором так удобно наблюдать, как дёргаются, устремляются, достигают им одним понятных вершин крошечные человечки, убогие шизофреники, до того убедительно научившиеся врать самим себе, что их сталкерское враньё стало заразным и для других?
   С глухим стрёкотом подъехала Эльза. Эрик мог поклясться, что различает под обводами бензобака и в хромированных поршнях стоек поджарые тренированные мышцы дикого животного.
   Из застонавшего тормозами автобуса вышел чему-то улыбающийся Дирк. Внимательно глядя под ноги, чтоб не наступить на какую-нибудь трещину в асфальте или на край тротуарной плитки, перешёл улицу. В дверях мелькнуло круглое личико китаянки, и друг исчез в пасти склада.
   Вдалеке блеснули линзы очков. Петер шёл под несуразным девчачьим зонтиком, сделанным из прозрачной плёнки. Он старательно отходил к обочине, проходя мимо каждого из стоящих у дороги домиков, – как назло, у многих окна были приоткрыты, и жадные хищные занавески норовили выпростаться и схватить счетовода в свои тканые объятия.
   Что же ты сидишь, Эрик! Беги же, кричи, маши руками, останови хоть кого-нибудь! Ты же предаёшь их своим бездействием, что за клейстер, что за паучий сок впаял тебя в этот пластмассовый стул?
   Он вырвался из паутины бездействия, ворвался в кафе и непослушными пальцами выудил крупную купюру. Не дождавшись хозяйки, что-то поправлявшей на кондитерской витрине, показал ей, что деньги на кассе, и выбежал вон.
   За минуту, что ему потребовалась на дорогу до дверей склада, туда вошли Иеремия и непривычно одинокая Норма.
   – Доблий вецер, – улыбнулась китаянка. – Плоходите, позалуста.
   Интересно, а что знаешь ты, подумал Эрик. Какова твоя роль в этом поганом маскараде? Не в твои ли функции входит в условный час набрать выученный наизусть номер и сказать короткое: «Все в сболе»?
   Ха! Даже она знает его, Эрика, новую фамилию. Трамп. Ловушка. Отличная фамилия, как раз по ситуации. Минуту назад можно было бы поступить по-другому. Ведь у человека должно быть право на вторую попытку, а? Рюкзак всегда собран и лежит за дверью. Алло-алло! Трамп зашёл домой! Мизерный шанс, что у них ещё нет приказа брать его сразу, как появится, но всё же это шанс. Затеряться в порту, подойти к рыбакам. По старой дружбе и с хорошей компенсацией попросить подбросить…
   А куда подбросить, Трамп? Да ты с ума сошёл, Трамп! Окончательно, а не так, как до этого, когда не всякий консилиум разобрался бы в твоих обсессиях и компульсиях. Дирк – там, Эльза – там, так куда же тебя ещё подбросить-то, а?
   Длинный, неказистый, но привычный коридор. Календарь от местной пожарной части. Цементная стяжка на месте недостающих плиток. Наверное, Дирк настоял. А то провалился бы как-нибудь под пол прямо тут. Зелёная ёлочка в вентиляционной решётке давно выцвела до серой. Серый – цвет дня.
   Задержав дыхание как перед прыжком в воду, Эрик обеими руками толкнул двустворчатую дверь.

XI

   – …я проглаживаю их с обеих сторон! – собрание уже началось, и Петер делился опытом борьбы со специфической текстильной фауной. – Знаете, горячая обработка крайне, крайне позитивно влияет на безопасность ткани. Там просто как пустыня получается. Никто не живёт практически…
   Эрик прошёл по центральному проходу и присел на подлокотник тугого, прямо сейчас лопнет, раскидистого кресла, туго-претуго обтянутого телячьей кожей.