Страница:
Найденов Александр
Мой венок
Александр Найденов
Мой венок
рассказ
Виталий Юлианович Соколов - необычный человек. Он ясновидящий. Мы с ним познакомились четыре года назад при весьма трагических обстоятельствах. Я вел следствие одного загадочного преступления, по всей видимости - убийства, совершенного в парке имени Маяковского в городе Екатеринбург. Материалов у нас не было никаких и расследование, по существу, топталось на одном месте. Так продолжалось несколько месяцев, когда неожиданно мне стало известно, что некий гражданин Соколов, утверждающий, что он имеет паронормальные способности, на одном из своих показательных сеансов, сообщил по нашему делу некоторые сведения. Не хочу распространяться, что это было за дело потому что: во-первых, оно все еще не закончено, во-вторых, напрямую к рассказу о необыкновенных возможностях Виталия Юлиановича, как оказалось, оно не относится.
Итак, я стоял на площадке третьего этажа типового панельного дома в середине октября вечером и звонил в дверь к Соколову. Никакого ответа на мои звонки в квартире не было слышно, но по мельканию света в дверном глазке я заметил, что за мной наблюдают.
- Кто там?- наконец спросил из-за двери мужской голос.
- Следователь по особо важным делам Н.Н. - сказал я.- Могу я видеть товарища Соколова Виталия Юлиановича?
Внимательный читатель, если он посмотрел на фамилию автора, указанную в заглавии, пусть меня извинит - это псевдоним, а не мое настоящее имя.
Еще настороженно поинтересовавшись о чем-то, человек за дверью наверное решил, что я не преступник и открыл замок. Отворив дверь, он растерялся, подался в сторону и в глазах его я увидел испуг. Вообще, люди часто меня пугаются, так как мужчина я, что называется - двухметроворостый и с каждого бока у меня подвешено по пудовому кулаку. Однако, его испуг мне не понравился, показался подозрительным, так сказать. Хозяин же квартиры был мал ростом, лыс, на носу его были надеты очки с черезвычайно толстыми стеклами, а вокруг его рыхлого тела был обернут короткий халат, почему-то очень похожий на женский. Шлепанцы были обуты на босу ногу.
Я достал из кармана служебное удостоверение и протянул его Соколову, чтобы он успокоился.
- Чем я могу вам помочь?- спросил он, ознакомившись с удостоверением и вернув его мне обратно.
- Хочу задать вам несколько вопросов, касающихся вашего выступления в двадцатой школе на прошлой неделе,- сказал я.
- А что такое?
- Можно мы с вами об этом поговорим в квартире?
- Да, конечно. Проходите, пожалуйста.
Соколов отступил от двери и я вошел. В прихожей я снял плащ, ботинки, втиснул кое-как ноги в предложенные мне хозяином тапочки и был им проведен в комнату. Убранство этой комнаты заслуживает того, чтобы о нем сказать несколько слов. Прежде всего - чего не было в ней и что есть почти у всех: не было мебельной стенки, в которой за стеклом были бы выставлены посуда и книги, не было телевизора, не было столика и тумбочек, не было какой-либо кровати или дивана, а было то, чего я раньше ни у кого не видел. На стене висел разукрашенный идол, узкий и длинный, с лицом толстогубым и широконосым, дающим право предполагать, что он вырезан в Африке, налево от входа стоял какой-то топчан, застеленный байковым одеялом и, как я заметил без простыни. Подушки на нем тоже не было. На полу в углах комнаты столбиками лежали книги, на подоконнике в большом деревянном ящике с землей росли помидоры, над ними для подсветки горела лампа дневного света, подвешенная на проволоке. Возле помидор в углу на стене висели православные иконы, под иконостасом курилась ладанка. Пахло каким-то зельем.
В последнее время я ужасно не любил разных оригиналов - у меня были к этому основания,- так что квартирка также очень мне не понравилась.
Мой помощник сегодня побывал в ЖКХ и принес мне оттуда на Виталия Юлиановича следующие сведения. Ему - сорок пять лет, холост, имеет однокомнатную квартиру полезной площадью 19,5 квадратных метра, работает инженером в институте Метрологии, задолженности по квартплате за ним не числится, жалоб от соседей на него не было. Интересоваться Соколовым на его работе пока я не стал: там всегда могут найтись сострадательные личности, чтобы предупредить человека, что им занимается милиция, мне же хотелось увидеть неподготовленную реакцию на мое появление.
- Присаживайтесь,- сказал Соколов, подставляя мне табурет. Я сел. Он также уселся на свой топчан. - Чем я могу вам служить?- спросил он.
- Я должен опросить вас в качестве свидетеля по делу об исчезновении Анны Кондратьевой.
- Пожалуйста, опрашивайте,- сказал он, поправляя очки,- но только я не знаю, о ком идет речь.
- Вы не знаете. Посмотрите на фотографию. Вам знакомо это лицо?- я ему подал карточку.
Он поглядел на нее и сказал: - Да, да- я вспомнил. И что вы хотите у меня узнать?
- Прежде всего - откуда вам стало известно об ее смерти?
- Простите, я об ее смерти ничего не знаю.
- Виталий Юлианович, объясните, будьте добры: то вы говорите, что ее нет в живых, то утверждаете, что ничего об этом не знаете -как вас понять?
Соколов стал нервничать и завозился на своей кушетке.
- Как я вам объясню?- сказал он.- У меня просто есть такое предчувствие, что эта девочка умерла, но что с ней случилось конкретно, я не знаю, да и не хочу знать - это уже видимо сфера интересов милиции, а не моя.
- Милиция этим и занимается,- сказал я.- Постарайтесь все же объяснить, Виталий Юлианович, откуда вдруг такое странное предчувствие? Как оно у вас появилось?
- Я говорю вам - я не знаю. Ребятишки в школе разложили передо мной какие-то фотографии, я лишь только посмотрел на одну из них, сразу решил, что этого человека нет на свете.
- Фотография отличалась чем-то от других?
- Да, она отличалась: она была холодной.
- Другие, значит, были теплыми?
- У живых людей всегда теплые фотографии. Если вы настаиваете, то мы можем проверить еще раз.
Соколов попросил у меня мое удостоверение, развернул его и положил на постель рядом с собой фотокарточкой кверху, возле него разместил снимок Кондратьевой и выставил над ними свои ладони.
- Девочка холодная,- подтвердил он.
- А мой снимок - теплый ?
- Да.
- Виталий Юлианович, кроме того, что вы сказали, вы больше ничего не можете добавить по этому делу?
- Нет, ничего.
- Тогда, Виталий Юлианович, у меня к вам - последний вопрос. Расскажите мне, пожалуйста, в чем заключаются ваши показательные сеансы, что вы на них делаете?
- У меня есть все нужные разрешения,- сказал Соколов,- Я закончил курсы экстрасенсов в Киеве...
- Я вас спросил не для того, чтобы вас контролировать, это не моя обязанность - просто я хочу немного для себя уяснить, что это такое ясновидение,- перебил я его.
- Ну, я могу предсказать человеку что-нибудь из его будущего, или узнать о его прошлом, могу определить, в какой части тела у человека развивается болезнь, чтобы он вовремя обратился к врачу. У самого у меня нет медицинского образования, поэтому собственно диагнозов я не ставлю...
- Да, но по нашему делу, честно говоря, вы узнали немного,- отметил я.
- Если бы еще были какие-нибудь вещи,- сказал Соколов, задетый, кажется за живое,- А так...Это ведь не от меня зависит.- Он развел руками.
- Виталий Юлианович, еще одно: не можете ли вы вспомнить, что вы делали 23 июня этого года днем? Это было во вторник.- задал я свой главный вопрос.
Соколов так вдохнул в грудь воздух, что я подумал, он будет сейчас возмущаться. Очевидно, он передумал, перевел дух и спросил: - На каком основании вы меня подозреваете?
- Я не подозреваю вас, просто такой порядок ведения следствия в сложных делах. Подумав, Соколов сказал: - Я, конечно, не могу вспомнить про именно этот день, но с 15 июня по 8 июля в этом году я отдыхал в Анапе, в санатории "Судак".
- Отлично. Вы туда ездили по путевке?
- Да.
Записав все сказанное Соколовым за время беседы в протокол, я его попросил внимательно прочитать и если не будет замечаний, в конце поставить: "с моих слов записано верно", расписаться и указать фамилию. Виталий Юлианович все это исполнил. Роспись оказалась у него витиеватая и большая.
- Интересно,- подумал я,- у него всегда был такой росчерк, или он его придумал себе после курсов, в ожидании известности и автографов?
Перед тем, как покинуть подозрительную квартиру, я договорился с хозяином, что через два дня он придет ко мне в кабинет к девяти часам утра, чтобы осмотреть кое-какие дополнительные материалы по следствию о Кондратьевой, а заодно - сделать свои замечания по некоторым другим делам, которые я веду. Соколов согласился на эту просьбу удивительно охотно.
На следующий день мой помощник Петренко уже был в Анапе и докладывал мне оттуда по телефону: действительно, Соколов в тот заезд, о котором он мне сказал, отдыхал в санатории по путевке, купленной через турбюро "Спутник", он запомнился всему персоналу санатория его выступлениями по ясновидению, которые он давал каждый вечер: общие показательные сеансы - бесплатно, а индивидуальные - по 10 рублей с человека, причем, по мнению некоторых лиц из персонала, он из Анапы не отлучался, по крайней мере - надолго. До 8 июля он билетов в Аэрофлоте не покупал, вылетел вместе со всей группой домой восьмого числа.
Итак, последняя паутинка в деле несчастной девочки также оборвалась. Сначала я не хотел сообщать, что это было за преступление, но сейчас все-таки думаю это сделать. И вот почему. Хотя дело еще не закончено, но я больше в этом следствии не участвую, и мне кажется, оно, к моему сожалению, скорее всего так и не будет завершено никогда, кроме того, и правда, мой рассказ может быть, кого-то предупредит.
Я начну по порядку.
В июне 91 года в двадцатой школе действовал летний оздоровительный лагерь. В лагере этом днем отдыхало 86 детей, они были разделены на четыре отряда; в каждом работала вожатая и воспитатель - педагоги этой же школы. Возраст детей был различный - от 7 до 13 лет. Они приходили в школу к 9 утра, завтракали, между завтраком и обедом устраивались экскурсии в театры и в музеи, либо какие-нибудь конкурсы; после обеда - до 2 часов был "тихий час", потом - полдник, снова - игры, и с пяти часов школьники начинали расходиться домой. Некоторых часов в шесть забирали из лагеря сами родители.
23 Июня в отряде со странным названием "Буммеры" в половине пятого осталось только двое детей: Светлана Петухова, 9 лет и Анна Кондратьева. Тогда никто, впрочем, не называл ее Анной, а просто - Аней, также как теперь почему-то она на всех бумагах значится только Анной. Этой Анне было в том году 10 лет. Вот что мы выписали из ее медицинской карточки: рост 1 м 20 см, вес - 38 кг, телосложение среднее, физических и психических патологий не имеет. Кроме того, мы выяснили из опроса знакомых и ее родных, что волосы у девочки русые, остриженные до плеч, глаза карие, особых примет не имела, была одета в тот день в сарафан, сандалии и гольфы. Родители Анны: мать служащая, отец - шофер; брак их зарегистрирован, живут вместе. Анну обычно забирала из лагеря ее мать. С детьми осталась воспитатель - учитель истории Серафима Яковлевна Журавель, педагог с большим стажем не замужем, сын служит в армии. Вожатую она отпустила.
День был солнечный, очень теплый и учитель с девочками надумали сходить в парк Маяковского. Двадцатая школа хотя и построена в центральном районе города, но от нее до парка - пять минут неспешной ходьбы. Дойдя до конца улицы Щорса, учитель и дети перешли по мостику речку и вошли в парк.
Может быть, кто-то не знает, что это за парк? Я поясню. Это сосновый лес, стоящий на холмах по левому берегу мелкой речки Исеть, протянувшийся в длину вдоль этой речки на пять километров и на два - в ширину. От центрального входа в парк и от того входа, которым вошли девочки с Журавель, в лесу проведены асфальтовые дорожки, пересекающиеся возле аттракционов. Этих аттракционов примерно два десятка. Около них над парком возвышаются колоссальные два "чертовых" колеса, - одно из которых сломано, другое работает. Придя к аттракционам, учитель купила на свои деньги детям билеты на карусель и качели, и села на скамейку, с которой ей было видно девчонок. Все было благополучно. Через полчаса они собрались возвращаться. Однако, решили перед этим сходить в туалет.
Женский туалет в парке Маяковского кирпичный, размером три на пять метров, без закрывающихся кабин. От аттракционов он удален метров на двести по одной из аллей.
Аня в туалет не хотела, и ее оставили возле него на дорожке одну. Когда учитель и Света Петухова вернулись, Аня дожидалась их на прежнем месте. Неожиданно она заявила, что ей тоже захотелось сходить. В туалете никого не было, поэтому Серафима Яковлевна не стала ее провожать. Прошло примерно пятнадцать минут, девочка не возвращалась - и Журавель решила узнать, в чем дело. Войдя туда, она не нашла там Аню. Помещение было пусто. На стене, противоположной от входа виднелась полоса мокрой крови.
Дальнейшие действия Серафимы Яковлевны были такие: она выбежала из туалета, закричала: "Аня!", забежала за его заднюю стену, смотрела в лес, но никого между соснами не увидела, затем она обежала здание и, крича имя девочки, вбежала в мужской туалет - он пристроен к женскому с общей глухой стеной между ними. Этот туалет был тоже пуст. Выскочив из него, крича и рыдая, она побежала к аттракционам, где были люди. Света Петухова в ужасе бежала следом за ней и визжала.
Спустя короткое время, возле туалетов собралась толпа, пришел дежурный милиционер, сообщил о случившемся в дежурную часть.
Через полчаса в парк прибыла оперативная следственная группа, в состав которой входил кинолог с собакой-ищейкой. Было проведено обследование места происшествия и прочесывание с собакой окрестной территории леса. Девочку не нашли. В выгребной яме обнаружили безымянный отрезанный палец детской руки.
Нас подключили к проведению следствия на другой день. Вещественных улик в этом деле было лишь две - кровь на стене и отрезанный палец. В обоих случаях группа крови совпадала с группой крови Анны Кондратьевой. Кроме этого не было больше ничего, были одни лишь вопросы. Прежде всего, если это сделал маньяк, то где он скрывался? Совершенно исключено, чтобы Журавель и Петухова его не заметили: комнатка слишком мала. Кто-то мог туда зайти после того, как учитель и девочка вышли и перед тем, как туда вошла Аня. Однако, зачем было так делать? Предположим, бандит не напал на взрослую женщину с ребенком, потому что побоялся, что это не обойдется без шума, его, наверное, больше устраивала одиночная жертва. Быть может, после того, как Журавель вышли и до того, как они дошли до Анны - это приблизительно 25 метров, преступник успел забежать в туалет и стал там ждать. Но опять ведь могла придти взрослая женщина, и не одна. Что туда сейчас отправится Кондратьева, он конечно, не знал. Как бы он поступил, если б сразу вошло несколько женщин? Может быть, он стал бы разыгрывать из себя пьяного, притворился бы, что он ничего не понимает - и вышел.
Мы опросили всех работников парка, не было ли за последние месяцы слышно о таких случаях? Выяснили, что - нет.
Войти туда после Ани никто так же не мог, потому что Журавель постоянно поглядывала на дверь и никуда не уходила. Тем более никто не мог бы незаметно из туалета вынести девочку.
Прорабатывались и другие версии проникновения: через форточку и через выгребную яму. То, что бандит мог пролезть через форточку нам показалось совершенно невозможно: эти форточки хотя и без стекол, однако не настолько велики, чтобы через них можно было быстро залезть, вынести кого-то и еще успеть скрыться; главное же - форточки женского отделения смотрят на ту тропинку, где были женщины, и они просто не могли не заметить, если бы началось какое-нибудь движение возле них. Оставалось считать, что преступник проник в женский туалет через отверстие из сливной ямы: эти отверстия какой-то продолговатой формы и через них можно, в принципе, пролезть мужчине хилого телосложения. Сливная яма в обоих туалетах общая. Предположим, что этот тип оглушил или убил девочку, опустил ее через отверстие в яму, слез туда сам, вылез с другой стороны, вытащил девочку и скрылся с ней в лес. Это не кажется невероятным - невероятно другое: на полу в туалетах после этого должно было остаться огромное количество следов, но их не было.
Предположим еще, что этому сукину сыну удалось как-то проделать все это без следов - но тогда приходится также предположить, что все это преступление было рассчитано на то, что бандиту попадет в руки именно ребенок или молодая женщина, потому что женщину совсем не каждой комплекции можно было протащить через эти люки. Если так, то откуда он мог узнать, что зашел ребенок и что он один? Ведь это не так часто бывает. Может быть, такой случай мог представиться раз в неделю, или и того реже. Если же это было дьявольское стечение обстоятельств, и некоему бешеному уголовнику только что пришло случайно в голову попасть к женщинам, его заметила Аня, и он, чтобы она не закричала, ее убил, чтобы самому скрыться - тогда зачем ему было брать на себя такие затруднения - ее уносить? И куда он так быстро мог ее спрятать?
Мы прочесали с собакой весь парк, но ничего не нашли. Что если ее из парка вывезли на машине? Но бомжи и подобные им личности, как правило, на машинах не ездят, тем более - по парку. Кроме того, в этом плане есть одна существенная деталь - во
время его выполнения в мужском туалете тоже никого не должно было быть, что от бандитов никак не зависело.
Что, если у преступника еще был сообщник? Но это тоже ничего не объясняет. Словом, спустя четыре месяца, мы знали о том, что стало с бедным ребенком и что означает отрезанный палец в яме не больше, чем в июне. Среди прочих версий мы отработали и возможную месть девочке со стороны учительницы по какой-нибудь невероятной причине - и тоже безрезультатно. Были еще версии, о которых мне даже не хочется говорить.
Наконец, пришлось признать, что наше расследование попало в тупик. Мы по два раза опрашивали всех, кто знал Аню, или хотя бы когда-нибудь с ней общался, в надежде получить хоть какую-то зацепку - бесполезно.
Помню свой разговор с директором двадцатой школы в сентябре месяце. Я нечаянно пришел в школу в перемену, когда в ней царила что называется свистопляска, то есть - крики, беготня, визг молодежи обоего пола всех возрастов и размеров. По лестнице и по всем четырем этажам толпы людей - мне до пояса - куда-то во все лопатки неслись. К моему настроению больше бы подошли задумчивые, грустные лица, тишина, сменный караул возле портрета Кондратьевой. Я, конечно, понимал, что здесь - дети, и что печали надолго тут быть не может, однако обстановка эта меня шокировала.
Лидия Сергеевна, директор школы, была в том возрасте, который далеко уже перевалил за бальзаковский, тем не менее, одно из общих мнений учителей и даже родителей про нее было - Лидия Сергеевна - очень увлекательная женщина. Второе общее мнение состояло в том, что Лидия Сергеевна любит до восторга свой предмет - русский язык и литературу,- так что я затруднялся понять, как она при такой тяге к предмету, соглашалась еще урывать от него время для директорства, а директорствовала она, как я знал, уже довольно давно.
В кабинете директора, на лице Лидии Сергеевны, я нашел то, чего хотела моя душа: задумчивость и печаль.
- Это ужасно! Ужасно!- произнесла Лидия Сергеевна, когда я объяснил, кто я, и почему я пришел.- Так погибнуть среди бела дня! Я слышала, что там даже были расчлененные останки?! Какое чудовищное, нечеловеческое злодейство! Ведь это же надо, какие есть еще выродки - напасть на ребенка! Конечно, раньше случалось, что у нас иногда гибли школьники: несколько случаев, что дети попадали на улице под машину, два наших выпускника погибли в Афганистане, но чтобы - такое!..
Я задал ей заранее приготовленные мною вопросы про Аню, про Свету Петухову, про Серафиму Яковлевну Журавель. Лидия Сергеевна подробно ответила и затем предложила: - Вы знаете, я подумала, что было бы неплохо, если бы вы или кто-нибудь из ваших сотрудников провели среди наших детей небольшую беседу о правилах поведения на улице и вот в таких опасных местах, как этот парк - может быть, это кого-то обережет от неосторожного шага.
- Никакое место в нашем городе само по себе не является ни опасным, ни безопасным. Какие им дать инструкции? Чтобы они не ходили в туалет?
- Может быть, такая беседа будет все же полезной. Столько развелось разных бандитов. Вы меня извините, но такое впечатление - что милиция совсем их не ловит.- Она на меня посмотрела так, как будто я по ее понятиям был должен сейчас выбежать на улицу, и хватать этих преступников слева, справа.
- Вы знаете, Лидия Сергеевна, меня всегда очень смущает мысль, что все бандиты когда-то ими не были... Хорошо. Я к вам пришлю лейтенанта Петренко: он у нас большой мастер читать лекции.
- Спасибо... Признаться, в этом деле угнетает еще и то, что даже венки на могилу девочки не знаем куда положить.- Вздохнула директор.
- Скажите, Лидия Сергеевна,- машинально спросил я,- это по вашей специальности: слово "венок" происходит случайно не от слова- "вина"?
Лидия Сергеевна энергично встала из-за директорского стола, вынула с книжной полки справочник, поглядела в него и сказала: - Вы знаете, в словаре Даля, оказывается, вообще нет этого слова, но я думаю, что это происходит от слова "венчик", "венец".- Она задумалась и произнесла: - Вы только послушайте, как это красиво звучит: подвенечное...
Виталий Юлианович не заставил два раза себя приглашать: через два дня ровно в девять часов он сидел у нас в кабинете. Он был рад, что органы правопорядка наконец-то обратились к нему, потому что способствовать обществу очистить себя от преступников - есть святая обязанность каждого гражданина, тем более такого, кому от бога вручен какой-либо талант - это все не мои фразы, а господина Соколова.
- Очень доволен, Виталий Юлианович, что мы сразу нашли с вами взаимопонимание,- сказал я,- У нас иногда бывают моменты, в которые заговоришь не то что с ясновидящим, а хочется сказать несколько слов напрямую богу. Надеюсь, что ваши способности нам помогут в наших проблемах. Если вы не будете против, давайте проведем эксперимент: я ознакомлю вас с материалами из наших дел, а вы выскажите по ним ваши заключения. Мой помощник Петренко будет вести протокол.
Конечно, Соколов был не против. Я с него взял слово, что он кое-какие происшествия, о которых узнает у нас, не станет нигде упоминать, в свою очередь он у нас попросил: -...Я прошу у вас разрешения использовать результаты тех опытов, которые вы мне разрешите разгласить,- в качестве примеров на моих сеансах, и прошу вас сделать для меня выборку таких опытов из этого протокола, подписанную вами и Петренко.
Нечего было возразить - и я согласился. Таким образом, расставив все точки над "и", мы приступили к нашим испытаниям. Я достал из сейфа и разложил перед Соколовым на столе полиэтиленовые пакетики с вещественными уликами по одному, уже раскрытому мною делу. В первом пакете была заколка для волос и "невидимки", в другом - кухонный нож, в третьем был помятый окурок со следами губной помады на нем. Виталий Юлианович вынул из кармана свои огромные очки, одел их и предупредив, чтобы мы не мешали ему минут пять, начал не отрываясь смотреть на эти пакеты. Он сидел неподвижно, выглядел чрезвычайно сосредоточенным и я заметил, что он не моргает. Мой помощник склонился над протоколом, пока не записывал ничего, и, набычившись, ухмылялся.
Я приготовил для показа экстрасенсу вещи по четырем делам, нарочно чередуя завершенные с теми, по которым еще шла работа, в расчете на то, что Соколов нас быть может - а чем черт не шутит - наведет на какую-нибудь мысль, по раскрытым же делам можно будет сразу оценить, насколько стоит доверять его сведениям.
Прошло между тем уже не пять минут, а все десять, я позволил себе ясновидящего прервать: - Виталий Юлианович,- сказал я,- может быть, пока хватит? Если вы что-то узнали, давайте это запишем.
Соколов очнулся, посмотрел на меня, как будто не сразу соображая, где он находится, и пробормотал: Да, да.
- Что вы нам можете об этом сказать?- спросил я у него.
- Кажется, эти предметы связаны с каким-то убийством,- сказал Соколов,- я видел на ноже кровь, вернее - он валялся в луже крови, на полу и пол был покрыт линолеумом, рядом с лужей лежал человек, мужчина примерно 25 лет, черноволосый. Я видел очень отчетливо, какое у него лицо, вся эта кровь вытекла из него...
- Так, дальше,- поторопил я.
- Когда я посмотрел на заколку, я увидел, как к волосам женщины тянутся мужские руки, хватают за волосы, и даже я почувствовал боль, но лицо женщины я не разглядел - вы меня отвлекли, и того, кто ее обидел я тоже не видел.
- Это - все?
- Да... Что вы на это мне скажете?
- Ну что ж, не так плохо. Вы не смогли бы теперь посмотреть, что там произошло: кто схватил кого, кто был зачинщиком и кто ударил этого человека ножем?
- Товарищ следователь, вы немного меня недопоняли,- сказал Виталий Юлианович,- ведь я смотрю не в окно - я считываю информацию, которая записана на этих вещах, и от меня нисколько не зависит, что на них запечатлено, а что - нет: это как бы магнитный оттиск биополя людей, которое они излучали. Очень сильные эмоции обычно записываются на окружающие предметы - страх, боль,- я их могу считать более или менее подробно, но дополнить, к сожалению - не могу.
- Хорошо,- сказал я,- теперь можете послушать, что там случилось.
Я открыл папку с уголовным делом и прочитал Соколову: - Первого мая на некой квартире собрались, чтобы отметить праздник две пары, не важно как именно их зовут, назовем их, скажем: А, В, С и Д,- все четверо не замужем и не женаты. После распития спиртных напитков, дамы А и В между собой поссорились и у них началась драка, гражданин С, по его словам, пытался сцепившихся дам разнять,- вы это, наверно, и видели; после чего молодые люди также между собой подрались. Наконец, одна пара, рассердившись на негостеприимных хозяев, ушла. По дороге они подумали, что надо вернуться, чтобы забрать не выпитую водку, которую они к началу застолья с собой приносили. Женщина осталась на улице, мужчина зашел в квартиру, потребовал свою водку, хозяин стал его выталкивать обратно, опять началась потасовка, из кухни выбежала сожительница хозяина квартиры - дама А,- с кухонным ножом в руке, которым она, как она утверждает, на кухне резала хлеб. Гость, заметив этот нож, решил, что она бежит его убивать, ему удалось выбить нож ногой из рук женщины, после чего он сам овладел им и ударил этим ножом хозяина - гражданина Д. Вот что у них там произошло.
Мой венок
рассказ
Виталий Юлианович Соколов - необычный человек. Он ясновидящий. Мы с ним познакомились четыре года назад при весьма трагических обстоятельствах. Я вел следствие одного загадочного преступления, по всей видимости - убийства, совершенного в парке имени Маяковского в городе Екатеринбург. Материалов у нас не было никаких и расследование, по существу, топталось на одном месте. Так продолжалось несколько месяцев, когда неожиданно мне стало известно, что некий гражданин Соколов, утверждающий, что он имеет паронормальные способности, на одном из своих показательных сеансов, сообщил по нашему делу некоторые сведения. Не хочу распространяться, что это было за дело потому что: во-первых, оно все еще не закончено, во-вторых, напрямую к рассказу о необыкновенных возможностях Виталия Юлиановича, как оказалось, оно не относится.
Итак, я стоял на площадке третьего этажа типового панельного дома в середине октября вечером и звонил в дверь к Соколову. Никакого ответа на мои звонки в квартире не было слышно, но по мельканию света в дверном глазке я заметил, что за мной наблюдают.
- Кто там?- наконец спросил из-за двери мужской голос.
- Следователь по особо важным делам Н.Н. - сказал я.- Могу я видеть товарища Соколова Виталия Юлиановича?
Внимательный читатель, если он посмотрел на фамилию автора, указанную в заглавии, пусть меня извинит - это псевдоним, а не мое настоящее имя.
Еще настороженно поинтересовавшись о чем-то, человек за дверью наверное решил, что я не преступник и открыл замок. Отворив дверь, он растерялся, подался в сторону и в глазах его я увидел испуг. Вообще, люди часто меня пугаются, так как мужчина я, что называется - двухметроворостый и с каждого бока у меня подвешено по пудовому кулаку. Однако, его испуг мне не понравился, показался подозрительным, так сказать. Хозяин же квартиры был мал ростом, лыс, на носу его были надеты очки с черезвычайно толстыми стеклами, а вокруг его рыхлого тела был обернут короткий халат, почему-то очень похожий на женский. Шлепанцы были обуты на босу ногу.
Я достал из кармана служебное удостоверение и протянул его Соколову, чтобы он успокоился.
- Чем я могу вам помочь?- спросил он, ознакомившись с удостоверением и вернув его мне обратно.
- Хочу задать вам несколько вопросов, касающихся вашего выступления в двадцатой школе на прошлой неделе,- сказал я.
- А что такое?
- Можно мы с вами об этом поговорим в квартире?
- Да, конечно. Проходите, пожалуйста.
Соколов отступил от двери и я вошел. В прихожей я снял плащ, ботинки, втиснул кое-как ноги в предложенные мне хозяином тапочки и был им проведен в комнату. Убранство этой комнаты заслуживает того, чтобы о нем сказать несколько слов. Прежде всего - чего не было в ней и что есть почти у всех: не было мебельной стенки, в которой за стеклом были бы выставлены посуда и книги, не было телевизора, не было столика и тумбочек, не было какой-либо кровати или дивана, а было то, чего я раньше ни у кого не видел. На стене висел разукрашенный идол, узкий и длинный, с лицом толстогубым и широконосым, дающим право предполагать, что он вырезан в Африке, налево от входа стоял какой-то топчан, застеленный байковым одеялом и, как я заметил без простыни. Подушки на нем тоже не было. На полу в углах комнаты столбиками лежали книги, на подоконнике в большом деревянном ящике с землей росли помидоры, над ними для подсветки горела лампа дневного света, подвешенная на проволоке. Возле помидор в углу на стене висели православные иконы, под иконостасом курилась ладанка. Пахло каким-то зельем.
В последнее время я ужасно не любил разных оригиналов - у меня были к этому основания,- так что квартирка также очень мне не понравилась.
Мой помощник сегодня побывал в ЖКХ и принес мне оттуда на Виталия Юлиановича следующие сведения. Ему - сорок пять лет, холост, имеет однокомнатную квартиру полезной площадью 19,5 квадратных метра, работает инженером в институте Метрологии, задолженности по квартплате за ним не числится, жалоб от соседей на него не было. Интересоваться Соколовым на его работе пока я не стал: там всегда могут найтись сострадательные личности, чтобы предупредить человека, что им занимается милиция, мне же хотелось увидеть неподготовленную реакцию на мое появление.
- Присаживайтесь,- сказал Соколов, подставляя мне табурет. Я сел. Он также уселся на свой топчан. - Чем я могу вам служить?- спросил он.
- Я должен опросить вас в качестве свидетеля по делу об исчезновении Анны Кондратьевой.
- Пожалуйста, опрашивайте,- сказал он, поправляя очки,- но только я не знаю, о ком идет речь.
- Вы не знаете. Посмотрите на фотографию. Вам знакомо это лицо?- я ему подал карточку.
Он поглядел на нее и сказал: - Да, да- я вспомнил. И что вы хотите у меня узнать?
- Прежде всего - откуда вам стало известно об ее смерти?
- Простите, я об ее смерти ничего не знаю.
- Виталий Юлианович, объясните, будьте добры: то вы говорите, что ее нет в живых, то утверждаете, что ничего об этом не знаете -как вас понять?
Соколов стал нервничать и завозился на своей кушетке.
- Как я вам объясню?- сказал он.- У меня просто есть такое предчувствие, что эта девочка умерла, но что с ней случилось конкретно, я не знаю, да и не хочу знать - это уже видимо сфера интересов милиции, а не моя.
- Милиция этим и занимается,- сказал я.- Постарайтесь все же объяснить, Виталий Юлианович, откуда вдруг такое странное предчувствие? Как оно у вас появилось?
- Я говорю вам - я не знаю. Ребятишки в школе разложили передо мной какие-то фотографии, я лишь только посмотрел на одну из них, сразу решил, что этого человека нет на свете.
- Фотография отличалась чем-то от других?
- Да, она отличалась: она была холодной.
- Другие, значит, были теплыми?
- У живых людей всегда теплые фотографии. Если вы настаиваете, то мы можем проверить еще раз.
Соколов попросил у меня мое удостоверение, развернул его и положил на постель рядом с собой фотокарточкой кверху, возле него разместил снимок Кондратьевой и выставил над ними свои ладони.
- Девочка холодная,- подтвердил он.
- А мой снимок - теплый ?
- Да.
- Виталий Юлианович, кроме того, что вы сказали, вы больше ничего не можете добавить по этому делу?
- Нет, ничего.
- Тогда, Виталий Юлианович, у меня к вам - последний вопрос. Расскажите мне, пожалуйста, в чем заключаются ваши показательные сеансы, что вы на них делаете?
- У меня есть все нужные разрешения,- сказал Соколов,- Я закончил курсы экстрасенсов в Киеве...
- Я вас спросил не для того, чтобы вас контролировать, это не моя обязанность - просто я хочу немного для себя уяснить, что это такое ясновидение,- перебил я его.
- Ну, я могу предсказать человеку что-нибудь из его будущего, или узнать о его прошлом, могу определить, в какой части тела у человека развивается болезнь, чтобы он вовремя обратился к врачу. У самого у меня нет медицинского образования, поэтому собственно диагнозов я не ставлю...
- Да, но по нашему делу, честно говоря, вы узнали немного,- отметил я.
- Если бы еще были какие-нибудь вещи,- сказал Соколов, задетый, кажется за живое,- А так...Это ведь не от меня зависит.- Он развел руками.
- Виталий Юлианович, еще одно: не можете ли вы вспомнить, что вы делали 23 июня этого года днем? Это было во вторник.- задал я свой главный вопрос.
Соколов так вдохнул в грудь воздух, что я подумал, он будет сейчас возмущаться. Очевидно, он передумал, перевел дух и спросил: - На каком основании вы меня подозреваете?
- Я не подозреваю вас, просто такой порядок ведения следствия в сложных делах. Подумав, Соколов сказал: - Я, конечно, не могу вспомнить про именно этот день, но с 15 июня по 8 июля в этом году я отдыхал в Анапе, в санатории "Судак".
- Отлично. Вы туда ездили по путевке?
- Да.
Записав все сказанное Соколовым за время беседы в протокол, я его попросил внимательно прочитать и если не будет замечаний, в конце поставить: "с моих слов записано верно", расписаться и указать фамилию. Виталий Юлианович все это исполнил. Роспись оказалась у него витиеватая и большая.
- Интересно,- подумал я,- у него всегда был такой росчерк, или он его придумал себе после курсов, в ожидании известности и автографов?
Перед тем, как покинуть подозрительную квартиру, я договорился с хозяином, что через два дня он придет ко мне в кабинет к девяти часам утра, чтобы осмотреть кое-какие дополнительные материалы по следствию о Кондратьевой, а заодно - сделать свои замечания по некоторым другим делам, которые я веду. Соколов согласился на эту просьбу удивительно охотно.
На следующий день мой помощник Петренко уже был в Анапе и докладывал мне оттуда по телефону: действительно, Соколов в тот заезд, о котором он мне сказал, отдыхал в санатории по путевке, купленной через турбюро "Спутник", он запомнился всему персоналу санатория его выступлениями по ясновидению, которые он давал каждый вечер: общие показательные сеансы - бесплатно, а индивидуальные - по 10 рублей с человека, причем, по мнению некоторых лиц из персонала, он из Анапы не отлучался, по крайней мере - надолго. До 8 июля он билетов в Аэрофлоте не покупал, вылетел вместе со всей группой домой восьмого числа.
Итак, последняя паутинка в деле несчастной девочки также оборвалась. Сначала я не хотел сообщать, что это было за преступление, но сейчас все-таки думаю это сделать. И вот почему. Хотя дело еще не закончено, но я больше в этом следствии не участвую, и мне кажется, оно, к моему сожалению, скорее всего так и не будет завершено никогда, кроме того, и правда, мой рассказ может быть, кого-то предупредит.
Я начну по порядку.
В июне 91 года в двадцатой школе действовал летний оздоровительный лагерь. В лагере этом днем отдыхало 86 детей, они были разделены на четыре отряда; в каждом работала вожатая и воспитатель - педагоги этой же школы. Возраст детей был различный - от 7 до 13 лет. Они приходили в школу к 9 утра, завтракали, между завтраком и обедом устраивались экскурсии в театры и в музеи, либо какие-нибудь конкурсы; после обеда - до 2 часов был "тихий час", потом - полдник, снова - игры, и с пяти часов школьники начинали расходиться домой. Некоторых часов в шесть забирали из лагеря сами родители.
23 Июня в отряде со странным названием "Буммеры" в половине пятого осталось только двое детей: Светлана Петухова, 9 лет и Анна Кондратьева. Тогда никто, впрочем, не называл ее Анной, а просто - Аней, также как теперь почему-то она на всех бумагах значится только Анной. Этой Анне было в том году 10 лет. Вот что мы выписали из ее медицинской карточки: рост 1 м 20 см, вес - 38 кг, телосложение среднее, физических и психических патологий не имеет. Кроме того, мы выяснили из опроса знакомых и ее родных, что волосы у девочки русые, остриженные до плеч, глаза карие, особых примет не имела, была одета в тот день в сарафан, сандалии и гольфы. Родители Анны: мать служащая, отец - шофер; брак их зарегистрирован, живут вместе. Анну обычно забирала из лагеря ее мать. С детьми осталась воспитатель - учитель истории Серафима Яковлевна Журавель, педагог с большим стажем не замужем, сын служит в армии. Вожатую она отпустила.
День был солнечный, очень теплый и учитель с девочками надумали сходить в парк Маяковского. Двадцатая школа хотя и построена в центральном районе города, но от нее до парка - пять минут неспешной ходьбы. Дойдя до конца улицы Щорса, учитель и дети перешли по мостику речку и вошли в парк.
Может быть, кто-то не знает, что это за парк? Я поясню. Это сосновый лес, стоящий на холмах по левому берегу мелкой речки Исеть, протянувшийся в длину вдоль этой речки на пять километров и на два - в ширину. От центрального входа в парк и от того входа, которым вошли девочки с Журавель, в лесу проведены асфальтовые дорожки, пересекающиеся возле аттракционов. Этих аттракционов примерно два десятка. Около них над парком возвышаются колоссальные два "чертовых" колеса, - одно из которых сломано, другое работает. Придя к аттракционам, учитель купила на свои деньги детям билеты на карусель и качели, и села на скамейку, с которой ей было видно девчонок. Все было благополучно. Через полчаса они собрались возвращаться. Однако, решили перед этим сходить в туалет.
Женский туалет в парке Маяковского кирпичный, размером три на пять метров, без закрывающихся кабин. От аттракционов он удален метров на двести по одной из аллей.
Аня в туалет не хотела, и ее оставили возле него на дорожке одну. Когда учитель и Света Петухова вернулись, Аня дожидалась их на прежнем месте. Неожиданно она заявила, что ей тоже захотелось сходить. В туалете никого не было, поэтому Серафима Яковлевна не стала ее провожать. Прошло примерно пятнадцать минут, девочка не возвращалась - и Журавель решила узнать, в чем дело. Войдя туда, она не нашла там Аню. Помещение было пусто. На стене, противоположной от входа виднелась полоса мокрой крови.
Дальнейшие действия Серафимы Яковлевны были такие: она выбежала из туалета, закричала: "Аня!", забежала за его заднюю стену, смотрела в лес, но никого между соснами не увидела, затем она обежала здание и, крича имя девочки, вбежала в мужской туалет - он пристроен к женскому с общей глухой стеной между ними. Этот туалет был тоже пуст. Выскочив из него, крича и рыдая, она побежала к аттракционам, где были люди. Света Петухова в ужасе бежала следом за ней и визжала.
Спустя короткое время, возле туалетов собралась толпа, пришел дежурный милиционер, сообщил о случившемся в дежурную часть.
Через полчаса в парк прибыла оперативная следственная группа, в состав которой входил кинолог с собакой-ищейкой. Было проведено обследование места происшествия и прочесывание с собакой окрестной территории леса. Девочку не нашли. В выгребной яме обнаружили безымянный отрезанный палец детской руки.
Нас подключили к проведению следствия на другой день. Вещественных улик в этом деле было лишь две - кровь на стене и отрезанный палец. В обоих случаях группа крови совпадала с группой крови Анны Кондратьевой. Кроме этого не было больше ничего, были одни лишь вопросы. Прежде всего, если это сделал маньяк, то где он скрывался? Совершенно исключено, чтобы Журавель и Петухова его не заметили: комнатка слишком мала. Кто-то мог туда зайти после того, как учитель и девочка вышли и перед тем, как туда вошла Аня. Однако, зачем было так делать? Предположим, бандит не напал на взрослую женщину с ребенком, потому что побоялся, что это не обойдется без шума, его, наверное, больше устраивала одиночная жертва. Быть может, после того, как Журавель вышли и до того, как они дошли до Анны - это приблизительно 25 метров, преступник успел забежать в туалет и стал там ждать. Но опять ведь могла придти взрослая женщина, и не одна. Что туда сейчас отправится Кондратьева, он конечно, не знал. Как бы он поступил, если б сразу вошло несколько женщин? Может быть, он стал бы разыгрывать из себя пьяного, притворился бы, что он ничего не понимает - и вышел.
Мы опросили всех работников парка, не было ли за последние месяцы слышно о таких случаях? Выяснили, что - нет.
Войти туда после Ани никто так же не мог, потому что Журавель постоянно поглядывала на дверь и никуда не уходила. Тем более никто не мог бы незаметно из туалета вынести девочку.
Прорабатывались и другие версии проникновения: через форточку и через выгребную яму. То, что бандит мог пролезть через форточку нам показалось совершенно невозможно: эти форточки хотя и без стекол, однако не настолько велики, чтобы через них можно было быстро залезть, вынести кого-то и еще успеть скрыться; главное же - форточки женского отделения смотрят на ту тропинку, где были женщины, и они просто не могли не заметить, если бы началось какое-нибудь движение возле них. Оставалось считать, что преступник проник в женский туалет через отверстие из сливной ямы: эти отверстия какой-то продолговатой формы и через них можно, в принципе, пролезть мужчине хилого телосложения. Сливная яма в обоих туалетах общая. Предположим, что этот тип оглушил или убил девочку, опустил ее через отверстие в яму, слез туда сам, вылез с другой стороны, вытащил девочку и скрылся с ней в лес. Это не кажется невероятным - невероятно другое: на полу в туалетах после этого должно было остаться огромное количество следов, но их не было.
Предположим еще, что этому сукину сыну удалось как-то проделать все это без следов - но тогда приходится также предположить, что все это преступление было рассчитано на то, что бандиту попадет в руки именно ребенок или молодая женщина, потому что женщину совсем не каждой комплекции можно было протащить через эти люки. Если так, то откуда он мог узнать, что зашел ребенок и что он один? Ведь это не так часто бывает. Может быть, такой случай мог представиться раз в неделю, или и того реже. Если же это было дьявольское стечение обстоятельств, и некоему бешеному уголовнику только что пришло случайно в голову попасть к женщинам, его заметила Аня, и он, чтобы она не закричала, ее убил, чтобы самому скрыться - тогда зачем ему было брать на себя такие затруднения - ее уносить? И куда он так быстро мог ее спрятать?
Мы прочесали с собакой весь парк, но ничего не нашли. Что если ее из парка вывезли на машине? Но бомжи и подобные им личности, как правило, на машинах не ездят, тем более - по парку. Кроме того, в этом плане есть одна существенная деталь - во
время его выполнения в мужском туалете тоже никого не должно было быть, что от бандитов никак не зависело.
Что, если у преступника еще был сообщник? Но это тоже ничего не объясняет. Словом, спустя четыре месяца, мы знали о том, что стало с бедным ребенком и что означает отрезанный палец в яме не больше, чем в июне. Среди прочих версий мы отработали и возможную месть девочке со стороны учительницы по какой-нибудь невероятной причине - и тоже безрезультатно. Были еще версии, о которых мне даже не хочется говорить.
Наконец, пришлось признать, что наше расследование попало в тупик. Мы по два раза опрашивали всех, кто знал Аню, или хотя бы когда-нибудь с ней общался, в надежде получить хоть какую-то зацепку - бесполезно.
Помню свой разговор с директором двадцатой школы в сентябре месяце. Я нечаянно пришел в школу в перемену, когда в ней царила что называется свистопляска, то есть - крики, беготня, визг молодежи обоего пола всех возрастов и размеров. По лестнице и по всем четырем этажам толпы людей - мне до пояса - куда-то во все лопатки неслись. К моему настроению больше бы подошли задумчивые, грустные лица, тишина, сменный караул возле портрета Кондратьевой. Я, конечно, понимал, что здесь - дети, и что печали надолго тут быть не может, однако обстановка эта меня шокировала.
Лидия Сергеевна, директор школы, была в том возрасте, который далеко уже перевалил за бальзаковский, тем не менее, одно из общих мнений учителей и даже родителей про нее было - Лидия Сергеевна - очень увлекательная женщина. Второе общее мнение состояло в том, что Лидия Сергеевна любит до восторга свой предмет - русский язык и литературу,- так что я затруднялся понять, как она при такой тяге к предмету, соглашалась еще урывать от него время для директорства, а директорствовала она, как я знал, уже довольно давно.
В кабинете директора, на лице Лидии Сергеевны, я нашел то, чего хотела моя душа: задумчивость и печаль.
- Это ужасно! Ужасно!- произнесла Лидия Сергеевна, когда я объяснил, кто я, и почему я пришел.- Так погибнуть среди бела дня! Я слышала, что там даже были расчлененные останки?! Какое чудовищное, нечеловеческое злодейство! Ведь это же надо, какие есть еще выродки - напасть на ребенка! Конечно, раньше случалось, что у нас иногда гибли школьники: несколько случаев, что дети попадали на улице под машину, два наших выпускника погибли в Афганистане, но чтобы - такое!..
Я задал ей заранее приготовленные мною вопросы про Аню, про Свету Петухову, про Серафиму Яковлевну Журавель. Лидия Сергеевна подробно ответила и затем предложила: - Вы знаете, я подумала, что было бы неплохо, если бы вы или кто-нибудь из ваших сотрудников провели среди наших детей небольшую беседу о правилах поведения на улице и вот в таких опасных местах, как этот парк - может быть, это кого-то обережет от неосторожного шага.
- Никакое место в нашем городе само по себе не является ни опасным, ни безопасным. Какие им дать инструкции? Чтобы они не ходили в туалет?
- Может быть, такая беседа будет все же полезной. Столько развелось разных бандитов. Вы меня извините, но такое впечатление - что милиция совсем их не ловит.- Она на меня посмотрела так, как будто я по ее понятиям был должен сейчас выбежать на улицу, и хватать этих преступников слева, справа.
- Вы знаете, Лидия Сергеевна, меня всегда очень смущает мысль, что все бандиты когда-то ими не были... Хорошо. Я к вам пришлю лейтенанта Петренко: он у нас большой мастер читать лекции.
- Спасибо... Признаться, в этом деле угнетает еще и то, что даже венки на могилу девочки не знаем куда положить.- Вздохнула директор.
- Скажите, Лидия Сергеевна,- машинально спросил я,- это по вашей специальности: слово "венок" происходит случайно не от слова- "вина"?
Лидия Сергеевна энергично встала из-за директорского стола, вынула с книжной полки справочник, поглядела в него и сказала: - Вы знаете, в словаре Даля, оказывается, вообще нет этого слова, но я думаю, что это происходит от слова "венчик", "венец".- Она задумалась и произнесла: - Вы только послушайте, как это красиво звучит: подвенечное...
Виталий Юлианович не заставил два раза себя приглашать: через два дня ровно в девять часов он сидел у нас в кабинете. Он был рад, что органы правопорядка наконец-то обратились к нему, потому что способствовать обществу очистить себя от преступников - есть святая обязанность каждого гражданина, тем более такого, кому от бога вручен какой-либо талант - это все не мои фразы, а господина Соколова.
- Очень доволен, Виталий Юлианович, что мы сразу нашли с вами взаимопонимание,- сказал я,- У нас иногда бывают моменты, в которые заговоришь не то что с ясновидящим, а хочется сказать несколько слов напрямую богу. Надеюсь, что ваши способности нам помогут в наших проблемах. Если вы не будете против, давайте проведем эксперимент: я ознакомлю вас с материалами из наших дел, а вы выскажите по ним ваши заключения. Мой помощник Петренко будет вести протокол.
Конечно, Соколов был не против. Я с него взял слово, что он кое-какие происшествия, о которых узнает у нас, не станет нигде упоминать, в свою очередь он у нас попросил: -...Я прошу у вас разрешения использовать результаты тех опытов, которые вы мне разрешите разгласить,- в качестве примеров на моих сеансах, и прошу вас сделать для меня выборку таких опытов из этого протокола, подписанную вами и Петренко.
Нечего было возразить - и я согласился. Таким образом, расставив все точки над "и", мы приступили к нашим испытаниям. Я достал из сейфа и разложил перед Соколовым на столе полиэтиленовые пакетики с вещественными уликами по одному, уже раскрытому мною делу. В первом пакете была заколка для волос и "невидимки", в другом - кухонный нож, в третьем был помятый окурок со следами губной помады на нем. Виталий Юлианович вынул из кармана свои огромные очки, одел их и предупредив, чтобы мы не мешали ему минут пять, начал не отрываясь смотреть на эти пакеты. Он сидел неподвижно, выглядел чрезвычайно сосредоточенным и я заметил, что он не моргает. Мой помощник склонился над протоколом, пока не записывал ничего, и, набычившись, ухмылялся.
Я приготовил для показа экстрасенсу вещи по четырем делам, нарочно чередуя завершенные с теми, по которым еще шла работа, в расчете на то, что Соколов нас быть может - а чем черт не шутит - наведет на какую-нибудь мысль, по раскрытым же делам можно будет сразу оценить, насколько стоит доверять его сведениям.
Прошло между тем уже не пять минут, а все десять, я позволил себе ясновидящего прервать: - Виталий Юлианович,- сказал я,- может быть, пока хватит? Если вы что-то узнали, давайте это запишем.
Соколов очнулся, посмотрел на меня, как будто не сразу соображая, где он находится, и пробормотал: Да, да.
- Что вы нам можете об этом сказать?- спросил я у него.
- Кажется, эти предметы связаны с каким-то убийством,- сказал Соколов,- я видел на ноже кровь, вернее - он валялся в луже крови, на полу и пол был покрыт линолеумом, рядом с лужей лежал человек, мужчина примерно 25 лет, черноволосый. Я видел очень отчетливо, какое у него лицо, вся эта кровь вытекла из него...
- Так, дальше,- поторопил я.
- Когда я посмотрел на заколку, я увидел, как к волосам женщины тянутся мужские руки, хватают за волосы, и даже я почувствовал боль, но лицо женщины я не разглядел - вы меня отвлекли, и того, кто ее обидел я тоже не видел.
- Это - все?
- Да... Что вы на это мне скажете?
- Ну что ж, не так плохо. Вы не смогли бы теперь посмотреть, что там произошло: кто схватил кого, кто был зачинщиком и кто ударил этого человека ножем?
- Товарищ следователь, вы немного меня недопоняли,- сказал Виталий Юлианович,- ведь я смотрю не в окно - я считываю информацию, которая записана на этих вещах, и от меня нисколько не зависит, что на них запечатлено, а что - нет: это как бы магнитный оттиск биополя людей, которое они излучали. Очень сильные эмоции обычно записываются на окружающие предметы - страх, боль,- я их могу считать более или менее подробно, но дополнить, к сожалению - не могу.
- Хорошо,- сказал я,- теперь можете послушать, что там случилось.
Я открыл папку с уголовным делом и прочитал Соколову: - Первого мая на некой квартире собрались, чтобы отметить праздник две пары, не важно как именно их зовут, назовем их, скажем: А, В, С и Д,- все четверо не замужем и не женаты. После распития спиртных напитков, дамы А и В между собой поссорились и у них началась драка, гражданин С, по его словам, пытался сцепившихся дам разнять,- вы это, наверно, и видели; после чего молодые люди также между собой подрались. Наконец, одна пара, рассердившись на негостеприимных хозяев, ушла. По дороге они подумали, что надо вернуться, чтобы забрать не выпитую водку, которую они к началу застолья с собой приносили. Женщина осталась на улице, мужчина зашел в квартиру, потребовал свою водку, хозяин стал его выталкивать обратно, опять началась потасовка, из кухни выбежала сожительница хозяина квартиры - дама А,- с кухонным ножом в руке, которым она, как она утверждает, на кухне резала хлеб. Гость, заметив этот нож, решил, что она бежит его убивать, ему удалось выбить нож ногой из рук женщины, после чего он сам овладел им и ударил этим ножом хозяина - гражданина Д. Вот что у них там произошло.