Страница:
— Пока мы подготовим таких людей, этот чертов жаргон уже изменится, — ответил Спенглер.
Макарис кивнул невыразительно. Он повернул голову, затем снова посмотрел на Спенглера.
— Начинают поступать результаты из постоянного обзора Внешнего мира. Было сделано немногим более ста вызовов с использованием факса, а процент завершенных звонков близок к двадцати трем.
— Проведите компьютерный тест, — сказал Спенглер.
— Уже сделан, господин уполномоченный. Корреляция с собранием в складе пятьдесят один процент плюс-минус три. Это означает…
— Это означает, что в складе уже собралось несколько сотен жителей Внешнего мира. Как могли события зайти так далеко, и при этом мы не получили о них ни намека, ни слухов, ни подозрений?
Макарис не ответил.
— Что говорит компьютер о цели собрания?
— Пока еще недостаточно данных. Восстание — пятнадцать процентов плюс-минус восемь процентов. Саботаж — одиннадцать процентов плюс-минус семь процентов. Взаимосвязь с активностью ритиан — семь процентов…
— Хорошо. Макарис, я приказываю выдвинуть хорошо вооруженные штурмовые части и военные отряды в районы выходов метро вокруг этого места. Как насчет глаз-шпионов?
— Используя вентиляционные входы, пролетая под дверями и так далее, в здание проникло двадцать штук, господин уполномоченный. Однако ни одно из насекомых не смогло проникнуть в нужную секцию склада. Топочные дверцы закрыты, они не могут проникнуть внутрь.
— А как насчет вентиляционных шахт?
— Архивная память все еще производит поиск планов здания. Возможно, удастся отыскать маршрут путем проб и ошибок, но пока результатов нет. Спенглер выругался и повернулся к центральному экрану, так как его глаз уловил какое-то движение. Кряжистая пара в ярких узорчатых одеждах подходила к двери склада. Каждый вел за руку ребенка шести или семи лет.
— И дети тоже! — сказал Спенглер. — Вот этого я не могу понять, Макарис. Неужели они так деградировали…
Зажегся четвертый экран и Спенглер увидел, как дверь склада расширяется и становится гигантской по мере открытия. Он уловил мелькнувшую человеческую голову в тот момент, когда глаз-шпион прошмыгнул через дверной проем, затем наступил период замешательства и темноты, а потом изображение стало устойчивым. Маленький человечек с лицом ласки шел навстречу вновь прибывшим.
— Arro, Manel, Deli. Como greu su miyo!
— Mesi, Udo. Mi Frank ay ja set ano!
На трансляционном экране стали появляться слова, Спенглер наблюдал за ними вполглаза.
— ПРИВЕТ, МАНЕЛЬ, ДЕЛИ. КАК ВЫРОСЛИ ВАШИ ДЕТИ!
— СПАСИБО, УДО. НАШЕМУ ФРАНКУ УЖЕ СЕМЬ ЛЕТ.
Спенглер напрягся. Группа у двери стала расти в размерах по мере того, как глаз-шпион приближался к ней. Дверь открылась, стала огромной — глаз-шпион прошмыгнул в нее.
Коридор, дверной проем, затем вспышка молочного света и пустота. Экран потемнел.
— Опять! — воскликнул Спенглер и ударил по консоли кулаком.
В отдельной комнате в глубине склада на упаковочных ящиках сидели Пембан и седой мужчина с грустными глазами, лет шестидесяти, держа в руках тонкие маленькие рюмочки с ароматным спиртным напитком.
— Ну, Анри? — произнес Пембан, поднимая рюмку.
Анри Родриз ответил ему грустной, ласковой улыбкой и тоже поднял свою рюмку.
— За мир, — сказал Пембан.
— За мир.
Они выпили и причмокнули губами.
— Хорошо ударило, сказал Пембан.
— Это самый прекрасный напиток, старик. На Земле не делают такого коньяка, и их наполовину безмозглые законы запрещают импортировать его. Можно привозить только для себя. Скажи мне, почему правительство должно диктовать людям, что они могут пить, а что нет?
— Давай поговорим о чем-нибудь более приятном, — предложил Пембан. Это может быть наш последний шанс подняться всем вместе, Анри. Я, как всегда, энергичен, но если честно, то ты не становишься моложе.
Коричневые глаза Родриза вспыхнули притворным гневом.
— Как ты можешь говорить мне такое в лицо? Ты уже забыл то время, когда я поднял тебя за лодыжку одной рукой — о Господи! — и кинул в тележку с навозом?
Пембан серьезно покачал головой.
— Это правда, Анри. Когда я вылез оттуда, то благоухал точно так же, как и ты.
Родриз улыбнулся.
— Какой острый язык у такого маленького человечка.
— Острый, как хвост скорпиона, которого твоя маленькая сестрица спрятала в моем полотенце.
Родриз изобразил на лице смятение.
— Ай-яй-яй, каким ребенком она была, — сказал он меланхолически, потирая крестец своей огромной рукой. — Знаешь ли ты, что у нее уже три внука?
Пембан покачал головой.
— Для меня она все еще такая маленькая, что может пройти свободно под ослом. Я даже не могу себе представить, как она выглядит, Анри, потому что сколько я ее помню, она всегда показывала мне язык.
— Дети, — произнес Родриз. — Иногда я думаю, что теперь они плохие, но мы были еще хуже. — Он поднял с пола бутылку с тонким горлышком и наполнил обе рюмки.
— За детей, — произнес Пембан.
— Да, за детей.
Они выпили и опять почмокали губами.
— Если бы мы опять все могли оказаться в горах Комбе, — сентиментально вздохнул Родриз. — Но человек делает то, что он обязан делать.
— И некоторые дела менее приятны, чем другие, — подхватил Пембан. Они оба посмотрели на длинный бережно склеенный картонный ящик, который лежал на двух упакованных чемоданах под стеной.
— Совершенно верно, мой старый друг. Когда я думаю о часах труда, которые пошли хотя бы только на это, то не вспоминаю о другом. Планирование, сохранение тайны, все делалось только по ночам — в течении недель и месяцев!
— Однако тебе ведь не придется надевать это. Ты мог бы сделать это несколько лет назад, когда я был далеко отсюда, в безопасности.
— Тогда у нас не было достаточного количества людей здесь. Мы были слишком разбросаны. Но это будет не последний раз, Джой, поверь мне.
— Это может оказаться последний раз для меня.
— Мужайся, — сказал Родриз, опять наполняя рюмки до краев. — Выпей, друг, ты бледен, ты нуждаешься в этом.
Раздался негромкий стук в дверь. Вспотевший молодой человек зашел в комнату, закрыл дверь и прислонился к ней.
— Во имя Господа Бога, когда вы будете готовы? Я не могу больше поддерживать спокойствие.
Родриз грузно повернулся, чтобы посмотреть на него. — Спокойно, спокойно, — произнес он. — Где твое соображение? Человек не может делать подобные вещи так же легко, как снять шляпу. Это дело требует моральной подготовки. Когда он подготовится, он будет готов, понятно? Они ждали этого события так долго, что могут подождать еще минутку-другую.
— Вы бы не говорили так, если бы вы находились там, — остро ответил молодой человек. Он перевел взгляд с одного мужчины на другого, открыл рот опять, затем закрыл его с покорностью и вышел.
— Нетерпение, — с горечью произнес Родриз. — Это главная проблема каждого в наши дни.
— И все же он прав, — ответил Пембан. — Если я просижу здесь еще немного, Анри, я думаю, что я начну нервничать. Я не могу сказать, что я готов, но черт побери! Давай начинать.
— Сначала еще по одной рюмочке, — ответил Родриз, глядя на Пембана тревожным взглядом. Он наполнил рюмки. — Пожелаем доброжелательности всем людям.
Они выпили. Пембан аккуратно поставил рюмку и встал.
— Хорошо. Открывай и дай мне взглянуть на эту чертову штуку.
Родриз достал из кармана маленький электроклинок и начал открывать длинный картонный ящик. Он отбросил крышку. Внутри лежала сложенная одежда, сделанная из тяжелой ткани с матовым отливом. Пембан с отсутствующим видом перебирал ее пальцами; затем оба мужчины вынули одеяние и расправили его. Родриз держал его, пока Пембан производил осмотр. Одеяние напоминало пустую кожу большой птицы. Огромные крылья свисали до пола, фантастическая голова с клювом и гребнем наклонилась так, будто шея птицы была сломана.
Пембан придирчиво осмотрел одеяние, затем сел на один из ящиков и начал снимать туфли. Родриз ожидал в сочувственном молчании, пока Пембан снимал верхнюю одежду; затем он открыл переднюю часть серого одеяния и стал расправлять ноги птицы, помогая Пембану натянуть их на себя. Ступни птицы были когтистыми, просто чудовищными.
Пембан просунул руки в рукава и вытянул их; серые крылья с оперением расправились с шелестом. Родриз застегнул застежку вокруг выпуклого живота Пембана и разрез впереди исчез.
— Постой спокойно минутку, — пробормотал он. — Он обошел Пембана, поднял голову птицы и аккуратно опустил ее на голову Пембана. Затем он вновь зашел вперед и застегнул молнию до самого подбородка.
Там, где стоял Пембан, гигантская серая птица с большим гребнем свирепо уставилась на Родриза, направив на него угрожающе желтый клюв.
— Ну, как я выгляжу? — раздался приглушенный голос Пембана. Великолепно, — ответил Родриз, его лицо засветилось от восторга. — Tes pelloke gri!
Яркий луч от ручного фонарика качался перед Лангтри, когда он пробирался через подвальное помещение. Чем глубже он спускался, тем больше ощущал кожу спины и шеи, которая покалывала от дурного предчувствия или страха. Его ладони и лоб стали влажными.
Лангтри не любил темноту и замкнутое пространство. Это было его единственным ограничением и тянулось из какого-то неприятного детского опыта, который его психика не могла похоронить и перебороть. Он с холодностью осознавал это и никогда не позволял этому чувству влиять на решения, которые он принимал при выполнении заданий. Но, независимо от его сознания, нервозность Лангтри усиливалась по мере того, как он проникал все дальше в этот лабиринт подвальных переходов под старым складом. Он слишком сильно ощущал, как темнота давит на него со всех сторон; ему приходилось прикладывать все большее усилие, чтобы удержать себя от постоянного прокручивания луча вокруг себя.
В помещении стояла полнейшая тишина, не раздавалось ни звука, слышались только те, которые он издавал он сам. Он знал, что ничего не было в темноте, уставившейся на него безглазо… Не было ничего особенного, чего бы ему надо было бы бояться, только одна темнота… Темнота, и это ощущение подземелья. Если фонарик вдруг потухнет…
Рука Лангтри судорожно сжала фонарик. Свет на должен погаснуть. Фонарик питается от атомной батарейки, годность которой рассчитана на столетие непрерывной работы. В любом случае все, что он должен сделать, так это найти лестницу, которая приведет его к тыльной части склада. И вот, кажется, она уже здесь, блеснула в луче света от фонарика: пыльные серые ступени с круглым ограждением, упирающиеся в массивную пожарную дверь.
Лангтри легко взбежал по ступеням, затем остановился в тревоге. Дверь была забита двумя тяжелыми стальными прутьями, концы которых с двух сторон были приварены к дверному проему.
— Докладывайте, — пропищал слабый голосок у него за ухом, — в чем затруднение, Лангтри?
Лангтри постарался сделать все, чтобы его голос звучал ровно и спокойно.
— Без автогена через эту дверь не пройти, — сказал он.
Последовала пауза, затем:
— Плохо, Лангтри. Поищите другой вход.
— Будет сделано, — кратко ответил Лангтри. Он повернулся, спустился по ступенькам вниз и опять стал пробираться вглубь подвала.
Скачущий круг света от фонарика продвигался впереди него; темнота вокруг, казалось, сгущалась. Он представил себе мысленно карту подвалов. Сейчас он должен был находиться как раз под той частью склада, в которую он хотел проникнуть. Здесь была другая лестница, другой пожарный вход… И он был забит, так же, как и первый. Он покрутил фонариком вокруг себя. Огромное пространство было совершенно пустым, только у дальней стены вырисовывались какие-то куполообразные металлические сооружения.
Он прошел дальше и нашел третью лестницу. Она была заблокирована так же, как и первые две.
Темнота, казалось, мягко кружила вокруг него, касаясь его спины как будто холодными лягушачьими лапками. У него промелькнула мысль, что он может просто доложить о том, что здесь практически нет выходов, и это будет означать только, что выполнение задания немного задержится; никто ничего не узнает. Не будет никакой пометки, компрометирующей его, в личном досье… Но он должен осмотреть все, что положено осмотреть. Он вернулся назад, двигаясь под углом по направлению к мусоросборнику. Спуск в мусоросборнике все еще существовал, это была металлическая труба, квадратная в поперечном сечении, около ста двадцати сантиметров шириной, которая проходила от потолка до оболочки мусоросборника.
Он покрутил фонариком внутри оболочки и увидел черную квадратную дыру, заканчивающуюся брешью в куполе. Его челюсти крепко сжались; он сделал усилие над собой, чтобы расслабиться.
— Поднимаюсь, — произнес Лангтри.
На консоли Спенглера большой экран представлял теперь переданный компьютером план, состоящий из точек и пересекающихся линий. Красные точки представляли постоянно проживающих в городе людей из Внешнего мира, которых нельзя было вызвать по видеофону; черными точками были отмечены те, кто ответил на звонок. Линии между ними представляли известные службе безопасности связи между ними. Было очевидно, даже наглядно, что многие красные точки и несколько черных формируются в различные сети, которые связаны между собой несколькими связями.
— Отчет по результатам компьютерных вычислений, — доложил Макарис. Его лицо было суровым. — Было сделано 507 звонков; процент завершения упал до цифры 9, 5. Корреляция с собранием в складе восемьдесят семь процентов, плюс-минус три.
— Цель собрания?
— Восстание — тридцать один процент плюс-минус два процента. Саботаж — двадцать шесть процентов плюс-минус два процента. Попытка без разрешения покинуть Землю — восемнадцать процентов плюс-минус четыре. Взаимосвязь с активностью ритиан все еще низкая, но имеет тенденцию к росту — одиннадцать процентов плюс-минус три.
— Хорошо, этого достаточно, — сказал Спенглер. Он посмотрел на мнемокс, который лежал открытым у него на столе. — План H-103, тревога наивысшей степени.
— Будет сделано, — ответил Макарис.
Этому человеку никогда ничего не надо было говорить дважды и никакой приказ, казалось, не мог удивить его. Он был хорошим подчиненным — пожалуй, даже слишком хорошим. Причина была все в том же, что занимало мысли Спенглера и раньше. В будущем, по крайней мере, Макарис не представлял для него опасности. При определенных обстоятельствах Спенглер мог допустить, что Макарис займет пост уполномоченного…
Если например, он, Спенглер, переместится на позицию, занимаемую теперь Кейт-Ингремом. План H-103 был еще одним детальным, тщательно разработанным планом, который пролежал неиспользованным в архивах департамента безопасности больше столетия. Он разрабатывался для задержания с целью защиты при максимальной секретности до десяти тысяч иностранцев, проживающих в городе. Сейчас приказы начнут передаваться и активизируются центры задержания, приписанный к ним персонал, а также оборудование для управления операцией и выполнения ее.
На волне возбуждения Спенглер почувствовал кратковременное презрение к противникам. Это напоминало игру в шахматы: намерения каждой из сторон были неизвестны другой стороне, они могли быть только вычислены по перемещениям на доске. Но Спенглер мог ввести в игру любое количество фигур, мощных фигур, и не ограничиваться какими-либо правилами, — бронированных королев, слонов, ощетинившихся автоматами…
Один из маленьких экранов консоли все еще показывал внешнюю часть склада; дверь была закрыта. Еще четыре экрана демонстрировали Спенглеру вооруженные группы в штурмовых костюмах, сосредоточенных на крышах, прилегающих к складу домов; шестой, седьмой, восьмой экраны показывали группы военных частей, располагающихся в подземных транспортных туннелях вокруг этого места, уже освобожденных от гражданского транспорта. На девятом, десятом и одиннадцатом экранах были представлены разнообразные варианты одного и того же вида — интерьера прихожей, которая располагалась за закрытыми дверями склада.
Спенглер мысленно опять проанализировал все, что он сделал в данной ситуации и не обнаружил упущений или ошибок со своей стороны. Он проводит зондирование места мятежного собрания методами, которые пока еще не спугнули жителей Внешнего мира. Каждая стадия подкреплена другой, и все мероприятия вместе позволят сломить вооруженное восстание.
Спенглер сопротивлялся искушению провести задержание людей из Внешнего мира на подходах к их месту встречи. Такова была доктрина — держать сеть открытой, чтобы захватить всю рыбку сразу. Но оставалось какое-то чувство неудовлетворенности. Что он мог пропустить в своих наблюдениях?
Какое-то движение привлекло внимание Спенглера. На экране, показывающем внешний вид склада появилось еще две фигуры — толстой женщины и неуклюжего юноши. Дверь открылась, они вошли.
На трех экранах с видом прихожей разыгралась уже знакомая сцена. Вышел маленький человечек, он улыбался.
— Ben, ben, a von ora-pesh!
— No so tarde?
— No, no, a von ora.
На трансляционном экране появился перевод:
ПРОХОДИТЕ.
ПРОХОДИТЕ В ХОРОШЕЕ ВРЕМЯ ПОСПЕШИТЕ МЫ НЕ ОПОЗДАЛИ НЕТ НЕТ…
Спенглер напрягся. По мере того, как женщина и мальчик проходили внутреннюю дверь, дверной проем, казалось, заполнил все три экрана. Три глаза-шпиона все вместе старались проникнуть внутрь помещения.
Головы женщины и мальчика разрослись и закрыли весь вид. И вновь на всех трех экранах возникло какое-то движение, затем внезапная вспышка света. Но на одном из трех экранов Спенглер заметил поднятый кулак, в котором был зажат яркий пластмассовый цилиндр, а за ним виднелось сосредоточенное темное лицо.
— Уворачивайся, — резко вскричал Спенглер.
После минутной задержки, большой экран вспыхнул. Глаз-шпион двигался в замедленном темпе. Он развернулся, в поле зрения вновь попало лицо и рука с поднятым цилиндром. Облако распыляемых частиц вырвалось из верхушки цилиндра и стало медленно расширяться.
Спенглер почувствовал, как его кулак ударился о поверхность стола. Он ощутил как поднимающаяся волна раздражения захлестнула его и чуть не задушила.
— О Господи, да это же жидкость для опрыскивания насекомых!
Лангтри карабкался в темноте по узкому крутому подъему мусоросборника, поднимаясь вверх фут за футом, как скалолаз в скалистой расщелине. Фонарик освещал крутой подъем над ним жарким жестко-белым сиянием, но темнота смыкалась сразу за ним, давя на него безжалостно и упорно. Мускулы его спины и ног уже дрожали от напряжения, хотя он прополз всего несколько метров. Где-то над ним был свет и воздух. Когда-нибудь он доберется туда, и тогда сможет завершить свое задание. Но теперь вокруг была только темнота, и до одури давящая крутизна подъема, и медленные, отдающие болью движения, которые проталкивали его тело вперед.
Далеко впереди свет фонаря выхватил из тьмы нечто необычное, темную тонкую линию, пересекающую стену. Лангтри уставился на нее, неуклюже наклонив тело. Слабые звуки доносились до него — неразличимое бормотание голосов, какие-то возгласы. Все эти звуки были отдаленными и приглушенными. Это была его цель. Все, что он должен был сделать, — это преодолеть себя и продолжить продвижение вперед, пока он не достигнет ее. Он выпрямил ноги, чувствуя как неровности стены царапают ему спину. Он поднялся на фут, затем еще на один. Лангтри чувствовал, как пот стекал тонкими струйками по ребрам. Его туника была мокрой от пота и прилипла к телу. Лангтри опять подтянул ноги: еще одно бесконечно малое завоевание и еще одна пауза для отдыха. Он опять подтянулся, его мускулы подергивались и дрожали. Темная линия над ним стала немного ближе. Звуки становились громче.
Жители Внешнего мира — как он ненавидел их! Уродливые, неотесанные с наглыми коричневыми лицами… Эта мысль дала ему силы для последующего продвижения вперед. Давящая темнота крепко зажала его в этом узком ящике, как кулак, сдавив его грудь так, что он с трудом дышал… Лангтри сомкнул челюсти и стал подниматься опять.
Становясь громче, звуки омывали Лангтри по мере того, как он дюйм за дюймом приближался к темной линии. Теперь, когда он убрал фонарик, он мог увидеть тонкую полосу желтого света, которая контуром очерчивала три стороны квадрата. Это был люк, выход из мусоросборника. Он был почти у цели.
Шум перерос в неясный рев. Стараясь восстановить дыхание, сотрясаясь всем телом, Лангтри прополз последний метр, потом прочно упер ногу в квадратный люк. Теперь рев превратился в сильный шум, от которого мусоросборник вибрировал и гудел вокруг него, сжимая его еще крепче, не давая ему возможности сосредоточиться и подумать. Собрав последние силы, Лангтри поднял ногу и ударил ею по люку. Люк поддался. Отброшенная крышка все еще продолжала колебаться, но проход был открыт, пропуская оглушающий поток звуков и ослепляющий свет. Лангтри почувствовал, что скользит вниз. Он отчаянно схватился за верхний край люка, крепко сжал руки и выбросил свое тело прямо в смятение цветов и шума.
Нечто огромное и невероятное плыло по воздуху в его направлении…
Крылья, свирепые глаза… Затем, когда он попытался восстановить равновесие на своих ставших резиновыми ногах, кто-то схватил его сзади. Что-то темное и удушающее опустилось ему на лицо. Нечто коснулось его ладони — пальцы инстинктивно сомкнулись вокруг чего-то длинного и тяжелого… Дубинка, оружие! Все случилось слишком быстро, он даже не успел ни о чем подумать, восстановить равновесие… Сильный толчок сзади — он закружился в темноте возле чего-то невероятного.
Его обе руки сжались вокруг дубинки, он повернул ее со всей силой, которую придала ему паника. Последовал толчок, который отдался в его плечах, затем раздался грохот чего-то упавшего, потом послышались крики, визг вокруг него. Лангтри закричал тонко, слюна брызнула у него изо рта, но он не расслышал своего собственного голоса. Дубинка исчезла, он пытался стащить ткань, которой была закрыта его голова. Наконец яростно сорвал ее и дико заморгал, ослепленный внезапно прорвавшимся светом.
Над его головой на подвешенной к потолку тележке раскачивалась в воздухе огромная серая птица с расправленными крыльями и желтыми глазами свирепо смотрела по сторонам. Под ее огромными когтистыми лапами висело еще что-то, кружась и вертясь на конце тонкой веревки, а под этим, как раз вокруг Лангтри, двигались, казалось, сотни орущих детей; они ползали, боролись, карабкались, чтобы добраться до кучи ярких предметов, которые лежали под серой птицей.
Жизнерадостная маленькая девочка выпрямилась, держа что-то обеими руками. Ее темные косички, торчащие по обеим сторонам головы, были украшены огромными розовыми бантами. А то, что она держала в руках, оказалось куклой — яркой куклой с широко открытыми глазами. Мальчик в растрепанной белой тунике прокладывал себе дорогу сквозь толпу, стараясь добраться к красному вагончику…
То, что лежало на полу, оказалось игрушками и блестящими пластиковыми коробочками с леденцами. Лангтри никак не мог уяснить, в чем дело. Его разум оцепенел от неожиданности, шума и криков. То, что кружилось и вертелось под когтями серой птицы, было коричневым, наполовину разбитым огромным глиняным кувшином. Он был ярко разрисован, на нем были звезды и молнии красного, голубого и желтого цветов, он был украшен блестками, сделанными из серебряной бумаги.
Изумленный Лангтри увидел, что полые куски кувшина лежали среди уменьшающихся гор игрушек. Это была вещь, которую он разбил, здесь же на полу лежала деревянная дубинка, которой он это сделал.
Лангтри осознал, что мужчины и женщины в ярких костюмах стягиваются вокруг него. Кто-то положил ладонь на его руку, говоря при этом что-то неразборчиво. Резким движением он отступил назад и зацепился за холодный металл мусоросборника. Его рука нащупала на поясе пистолет, он выхватил его.
— Всем оставаться на местах! — закричал он охрипшим голосом. — Вы все арестованы!
Лангтри пригнулся, каждый мускул его напрягся. Он был готов открыть огонь при первом же малейшем движении в его сторону. Однако в то же самое время с чувством обреченности он начал осознавать, что происходит какая-то ужасающая ошибка.
Огромная комната была вся увешана праздничными флажками и побрякушками, сделанными из цветной бумаги. Шум вокруг него стал понемногу затихать, все лица повернулись к нему. В комнате было несколько сотен жителей Внешнего мира, все они были одеты в яркие плотные туники и разноцветные платья, и кругом были дети, сотни детей, все до боли чистенькие, с блестящими, красиво причесанными волосами.
Как в ночном кошмаре, Лангтри увидел, что большая серая птица сгибает одно крыло и поднимает его к голове, увидел, как страшный клюв откидывается и под ним появляется человеческое лицо. Лицо было широким, коричневым и смотрело на него с выражением удивления и тревоги.
— Пау! — закричал кое-кто. — Пау! Пау! — шум голосов стал стихать быстрее.
— Я знаю вас, — сказал, задыхаясь, Лангтри. — Вы Пембан с Менхевена. Не делайте ни одного движения, ни один из вас. Я — сержант Лангтри из службы безопасности. Я хочу знать, что здесь происходит.
Макарис кивнул невыразительно. Он повернул голову, затем снова посмотрел на Спенглера.
— Начинают поступать результаты из постоянного обзора Внешнего мира. Было сделано немногим более ста вызовов с использованием факса, а процент завершенных звонков близок к двадцати трем.
— Проведите компьютерный тест, — сказал Спенглер.
— Уже сделан, господин уполномоченный. Корреляция с собранием в складе пятьдесят один процент плюс-минус три. Это означает…
— Это означает, что в складе уже собралось несколько сотен жителей Внешнего мира. Как могли события зайти так далеко, и при этом мы не получили о них ни намека, ни слухов, ни подозрений?
Макарис не ответил.
— Что говорит компьютер о цели собрания?
— Пока еще недостаточно данных. Восстание — пятнадцать процентов плюс-минус восемь процентов. Саботаж — одиннадцать процентов плюс-минус семь процентов. Взаимосвязь с активностью ритиан — семь процентов…
— Хорошо. Макарис, я приказываю выдвинуть хорошо вооруженные штурмовые части и военные отряды в районы выходов метро вокруг этого места. Как насчет глаз-шпионов?
— Используя вентиляционные входы, пролетая под дверями и так далее, в здание проникло двадцать штук, господин уполномоченный. Однако ни одно из насекомых не смогло проникнуть в нужную секцию склада. Топочные дверцы закрыты, они не могут проникнуть внутрь.
— А как насчет вентиляционных шахт?
— Архивная память все еще производит поиск планов здания. Возможно, удастся отыскать маршрут путем проб и ошибок, но пока результатов нет. Спенглер выругался и повернулся к центральному экрану, так как его глаз уловил какое-то движение. Кряжистая пара в ярких узорчатых одеждах подходила к двери склада. Каждый вел за руку ребенка шести или семи лет.
— И дети тоже! — сказал Спенглер. — Вот этого я не могу понять, Макарис. Неужели они так деградировали…
Зажегся четвертый экран и Спенглер увидел, как дверь склада расширяется и становится гигантской по мере открытия. Он уловил мелькнувшую человеческую голову в тот момент, когда глаз-шпион прошмыгнул через дверной проем, затем наступил период замешательства и темноты, а потом изображение стало устойчивым. Маленький человечек с лицом ласки шел навстречу вновь прибывшим.
— Arro, Manel, Deli. Como greu su miyo!
— Mesi, Udo. Mi Frank ay ja set ano!
На трансляционном экране стали появляться слова, Спенглер наблюдал за ними вполглаза.
— ПРИВЕТ, МАНЕЛЬ, ДЕЛИ. КАК ВЫРОСЛИ ВАШИ ДЕТИ!
— СПАСИБО, УДО. НАШЕМУ ФРАНКУ УЖЕ СЕМЬ ЛЕТ.
Спенглер напрягся. Группа у двери стала расти в размерах по мере того, как глаз-шпион приближался к ней. Дверь открылась, стала огромной — глаз-шпион прошмыгнул в нее.
Коридор, дверной проем, затем вспышка молочного света и пустота. Экран потемнел.
— Опять! — воскликнул Спенглер и ударил по консоли кулаком.
В отдельной комнате в глубине склада на упаковочных ящиках сидели Пембан и седой мужчина с грустными глазами, лет шестидесяти, держа в руках тонкие маленькие рюмочки с ароматным спиртным напитком.
— Ну, Анри? — произнес Пембан, поднимая рюмку.
Анри Родриз ответил ему грустной, ласковой улыбкой и тоже поднял свою рюмку.
— За мир, — сказал Пембан.
— За мир.
Они выпили и причмокнули губами.
— Хорошо ударило, сказал Пембан.
— Это самый прекрасный напиток, старик. На Земле не делают такого коньяка, и их наполовину безмозглые законы запрещают импортировать его. Можно привозить только для себя. Скажи мне, почему правительство должно диктовать людям, что они могут пить, а что нет?
— Давай поговорим о чем-нибудь более приятном, — предложил Пембан. Это может быть наш последний шанс подняться всем вместе, Анри. Я, как всегда, энергичен, но если честно, то ты не становишься моложе.
Коричневые глаза Родриза вспыхнули притворным гневом.
— Как ты можешь говорить мне такое в лицо? Ты уже забыл то время, когда я поднял тебя за лодыжку одной рукой — о Господи! — и кинул в тележку с навозом?
Пембан серьезно покачал головой.
— Это правда, Анри. Когда я вылез оттуда, то благоухал точно так же, как и ты.
Родриз улыбнулся.
— Какой острый язык у такого маленького человечка.
— Острый, как хвост скорпиона, которого твоя маленькая сестрица спрятала в моем полотенце.
Родриз изобразил на лице смятение.
— Ай-яй-яй, каким ребенком она была, — сказал он меланхолически, потирая крестец своей огромной рукой. — Знаешь ли ты, что у нее уже три внука?
Пембан покачал головой.
— Для меня она все еще такая маленькая, что может пройти свободно под ослом. Я даже не могу себе представить, как она выглядит, Анри, потому что сколько я ее помню, она всегда показывала мне язык.
— Дети, — произнес Родриз. — Иногда я думаю, что теперь они плохие, но мы были еще хуже. — Он поднял с пола бутылку с тонким горлышком и наполнил обе рюмки.
— За детей, — произнес Пембан.
— Да, за детей.
Они выпили и опять почмокали губами.
— Если бы мы опять все могли оказаться в горах Комбе, — сентиментально вздохнул Родриз. — Но человек делает то, что он обязан делать.
— И некоторые дела менее приятны, чем другие, — подхватил Пембан. Они оба посмотрели на длинный бережно склеенный картонный ящик, который лежал на двух упакованных чемоданах под стеной.
— Совершенно верно, мой старый друг. Когда я думаю о часах труда, которые пошли хотя бы только на это, то не вспоминаю о другом. Планирование, сохранение тайны, все делалось только по ночам — в течении недель и месяцев!
— Однако тебе ведь не придется надевать это. Ты мог бы сделать это несколько лет назад, когда я был далеко отсюда, в безопасности.
— Тогда у нас не было достаточного количества людей здесь. Мы были слишком разбросаны. Но это будет не последний раз, Джой, поверь мне.
— Это может оказаться последний раз для меня.
— Мужайся, — сказал Родриз, опять наполняя рюмки до краев. — Выпей, друг, ты бледен, ты нуждаешься в этом.
Раздался негромкий стук в дверь. Вспотевший молодой человек зашел в комнату, закрыл дверь и прислонился к ней.
— Во имя Господа Бога, когда вы будете готовы? Я не могу больше поддерживать спокойствие.
Родриз грузно повернулся, чтобы посмотреть на него. — Спокойно, спокойно, — произнес он. — Где твое соображение? Человек не может делать подобные вещи так же легко, как снять шляпу. Это дело требует моральной подготовки. Когда он подготовится, он будет готов, понятно? Они ждали этого события так долго, что могут подождать еще минутку-другую.
— Вы бы не говорили так, если бы вы находились там, — остро ответил молодой человек. Он перевел взгляд с одного мужчины на другого, открыл рот опять, затем закрыл его с покорностью и вышел.
— Нетерпение, — с горечью произнес Родриз. — Это главная проблема каждого в наши дни.
— И все же он прав, — ответил Пембан. — Если я просижу здесь еще немного, Анри, я думаю, что я начну нервничать. Я не могу сказать, что я готов, но черт побери! Давай начинать.
— Сначала еще по одной рюмочке, — ответил Родриз, глядя на Пембана тревожным взглядом. Он наполнил рюмки. — Пожелаем доброжелательности всем людям.
Они выпили. Пембан аккуратно поставил рюмку и встал.
— Хорошо. Открывай и дай мне взглянуть на эту чертову штуку.
Родриз достал из кармана маленький электроклинок и начал открывать длинный картонный ящик. Он отбросил крышку. Внутри лежала сложенная одежда, сделанная из тяжелой ткани с матовым отливом. Пембан с отсутствующим видом перебирал ее пальцами; затем оба мужчины вынули одеяние и расправили его. Родриз держал его, пока Пембан производил осмотр. Одеяние напоминало пустую кожу большой птицы. Огромные крылья свисали до пола, фантастическая голова с клювом и гребнем наклонилась так, будто шея птицы была сломана.
Пембан придирчиво осмотрел одеяние, затем сел на один из ящиков и начал снимать туфли. Родриз ожидал в сочувственном молчании, пока Пембан снимал верхнюю одежду; затем он открыл переднюю часть серого одеяния и стал расправлять ноги птицы, помогая Пембану натянуть их на себя. Ступни птицы были когтистыми, просто чудовищными.
Пембан просунул руки в рукава и вытянул их; серые крылья с оперением расправились с шелестом. Родриз застегнул застежку вокруг выпуклого живота Пембана и разрез впереди исчез.
— Постой спокойно минутку, — пробормотал он. — Он обошел Пембана, поднял голову птицы и аккуратно опустил ее на голову Пембана. Затем он вновь зашел вперед и застегнул молнию до самого подбородка.
Там, где стоял Пембан, гигантская серая птица с большим гребнем свирепо уставилась на Родриза, направив на него угрожающе желтый клюв.
— Ну, как я выгляжу? — раздался приглушенный голос Пембана. Великолепно, — ответил Родриз, его лицо засветилось от восторга. — Tes pelloke gri!
Яркий луч от ручного фонарика качался перед Лангтри, когда он пробирался через подвальное помещение. Чем глубже он спускался, тем больше ощущал кожу спины и шеи, которая покалывала от дурного предчувствия или страха. Его ладони и лоб стали влажными.
Лангтри не любил темноту и замкнутое пространство. Это было его единственным ограничением и тянулось из какого-то неприятного детского опыта, который его психика не могла похоронить и перебороть. Он с холодностью осознавал это и никогда не позволял этому чувству влиять на решения, которые он принимал при выполнении заданий. Но, независимо от его сознания, нервозность Лангтри усиливалась по мере того, как он проникал все дальше в этот лабиринт подвальных переходов под старым складом. Он слишком сильно ощущал, как темнота давит на него со всех сторон; ему приходилось прикладывать все большее усилие, чтобы удержать себя от постоянного прокручивания луча вокруг себя.
В помещении стояла полнейшая тишина, не раздавалось ни звука, слышались только те, которые он издавал он сам. Он знал, что ничего не было в темноте, уставившейся на него безглазо… Не было ничего особенного, чего бы ему надо было бы бояться, только одна темнота… Темнота, и это ощущение подземелья. Если фонарик вдруг потухнет…
Рука Лангтри судорожно сжала фонарик. Свет на должен погаснуть. Фонарик питается от атомной батарейки, годность которой рассчитана на столетие непрерывной работы. В любом случае все, что он должен сделать, так это найти лестницу, которая приведет его к тыльной части склада. И вот, кажется, она уже здесь, блеснула в луче света от фонарика: пыльные серые ступени с круглым ограждением, упирающиеся в массивную пожарную дверь.
Лангтри легко взбежал по ступеням, затем остановился в тревоге. Дверь была забита двумя тяжелыми стальными прутьями, концы которых с двух сторон были приварены к дверному проему.
— Докладывайте, — пропищал слабый голосок у него за ухом, — в чем затруднение, Лангтри?
Лангтри постарался сделать все, чтобы его голос звучал ровно и спокойно.
— Без автогена через эту дверь не пройти, — сказал он.
Последовала пауза, затем:
— Плохо, Лангтри. Поищите другой вход.
— Будет сделано, — кратко ответил Лангтри. Он повернулся, спустился по ступенькам вниз и опять стал пробираться вглубь подвала.
Скачущий круг света от фонарика продвигался впереди него; темнота вокруг, казалось, сгущалась. Он представил себе мысленно карту подвалов. Сейчас он должен был находиться как раз под той частью склада, в которую он хотел проникнуть. Здесь была другая лестница, другой пожарный вход… И он был забит, так же, как и первый. Он покрутил фонариком вокруг себя. Огромное пространство было совершенно пустым, только у дальней стены вырисовывались какие-то куполообразные металлические сооружения.
Он прошел дальше и нашел третью лестницу. Она была заблокирована так же, как и первые две.
Темнота, казалось, мягко кружила вокруг него, касаясь его спины как будто холодными лягушачьими лапками. У него промелькнула мысль, что он может просто доложить о том, что здесь практически нет выходов, и это будет означать только, что выполнение задания немного задержится; никто ничего не узнает. Не будет никакой пометки, компрометирующей его, в личном досье… Но он должен осмотреть все, что положено осмотреть. Он вернулся назад, двигаясь под углом по направлению к мусоросборнику. Спуск в мусоросборнике все еще существовал, это была металлическая труба, квадратная в поперечном сечении, около ста двадцати сантиметров шириной, которая проходила от потолка до оболочки мусоросборника.
Он покрутил фонариком внутри оболочки и увидел черную квадратную дыру, заканчивающуюся брешью в куполе. Его челюсти крепко сжались; он сделал усилие над собой, чтобы расслабиться.
— Поднимаюсь, — произнес Лангтри.
На консоли Спенглера большой экран представлял теперь переданный компьютером план, состоящий из точек и пересекающихся линий. Красные точки представляли постоянно проживающих в городе людей из Внешнего мира, которых нельзя было вызвать по видеофону; черными точками были отмечены те, кто ответил на звонок. Линии между ними представляли известные службе безопасности связи между ними. Было очевидно, даже наглядно, что многие красные точки и несколько черных формируются в различные сети, которые связаны между собой несколькими связями.
— Отчет по результатам компьютерных вычислений, — доложил Макарис. Его лицо было суровым. — Было сделано 507 звонков; процент завершения упал до цифры 9, 5. Корреляция с собранием в складе восемьдесят семь процентов, плюс-минус три.
— Цель собрания?
— Восстание — тридцать один процент плюс-минус два процента. Саботаж — двадцать шесть процентов плюс-минус два процента. Попытка без разрешения покинуть Землю — восемнадцать процентов плюс-минус четыре. Взаимосвязь с активностью ритиан все еще низкая, но имеет тенденцию к росту — одиннадцать процентов плюс-минус три.
— Хорошо, этого достаточно, — сказал Спенглер. Он посмотрел на мнемокс, который лежал открытым у него на столе. — План H-103, тревога наивысшей степени.
— Будет сделано, — ответил Макарис.
Этому человеку никогда ничего не надо было говорить дважды и никакой приказ, казалось, не мог удивить его. Он был хорошим подчиненным — пожалуй, даже слишком хорошим. Причина была все в том же, что занимало мысли Спенглера и раньше. В будущем, по крайней мере, Макарис не представлял для него опасности. При определенных обстоятельствах Спенглер мог допустить, что Макарис займет пост уполномоченного…
Если например, он, Спенглер, переместится на позицию, занимаемую теперь Кейт-Ингремом. План H-103 был еще одним детальным, тщательно разработанным планом, который пролежал неиспользованным в архивах департамента безопасности больше столетия. Он разрабатывался для задержания с целью защиты при максимальной секретности до десяти тысяч иностранцев, проживающих в городе. Сейчас приказы начнут передаваться и активизируются центры задержания, приписанный к ним персонал, а также оборудование для управления операцией и выполнения ее.
На волне возбуждения Спенглер почувствовал кратковременное презрение к противникам. Это напоминало игру в шахматы: намерения каждой из сторон были неизвестны другой стороне, они могли быть только вычислены по перемещениям на доске. Но Спенглер мог ввести в игру любое количество фигур, мощных фигур, и не ограничиваться какими-либо правилами, — бронированных королев, слонов, ощетинившихся автоматами…
Один из маленьких экранов консоли все еще показывал внешнюю часть склада; дверь была закрыта. Еще четыре экрана демонстрировали Спенглеру вооруженные группы в штурмовых костюмах, сосредоточенных на крышах, прилегающих к складу домов; шестой, седьмой, восьмой экраны показывали группы военных частей, располагающихся в подземных транспортных туннелях вокруг этого места, уже освобожденных от гражданского транспорта. На девятом, десятом и одиннадцатом экранах были представлены разнообразные варианты одного и того же вида — интерьера прихожей, которая располагалась за закрытыми дверями склада.
Спенглер мысленно опять проанализировал все, что он сделал в данной ситуации и не обнаружил упущений или ошибок со своей стороны. Он проводит зондирование места мятежного собрания методами, которые пока еще не спугнули жителей Внешнего мира. Каждая стадия подкреплена другой, и все мероприятия вместе позволят сломить вооруженное восстание.
Спенглер сопротивлялся искушению провести задержание людей из Внешнего мира на подходах к их месту встречи. Такова была доктрина — держать сеть открытой, чтобы захватить всю рыбку сразу. Но оставалось какое-то чувство неудовлетворенности. Что он мог пропустить в своих наблюдениях?
Какое-то движение привлекло внимание Спенглера. На экране, показывающем внешний вид склада появилось еще две фигуры — толстой женщины и неуклюжего юноши. Дверь открылась, они вошли.
На трех экранах с видом прихожей разыгралась уже знакомая сцена. Вышел маленький человечек, он улыбался.
— Ben, ben, a von ora-pesh!
— No so tarde?
— No, no, a von ora.
На трансляционном экране появился перевод:
ПРОХОДИТЕ.
ПРОХОДИТЕ В ХОРОШЕЕ ВРЕМЯ ПОСПЕШИТЕ МЫ НЕ ОПОЗДАЛИ НЕТ НЕТ…
Спенглер напрягся. По мере того, как женщина и мальчик проходили внутреннюю дверь, дверной проем, казалось, заполнил все три экрана. Три глаза-шпиона все вместе старались проникнуть внутрь помещения.
Головы женщины и мальчика разрослись и закрыли весь вид. И вновь на всех трех экранах возникло какое-то движение, затем внезапная вспышка света. Но на одном из трех экранов Спенглер заметил поднятый кулак, в котором был зажат яркий пластмассовый цилиндр, а за ним виднелось сосредоточенное темное лицо.
— Уворачивайся, — резко вскричал Спенглер.
После минутной задержки, большой экран вспыхнул. Глаз-шпион двигался в замедленном темпе. Он развернулся, в поле зрения вновь попало лицо и рука с поднятым цилиндром. Облако распыляемых частиц вырвалось из верхушки цилиндра и стало медленно расширяться.
Спенглер почувствовал, как его кулак ударился о поверхность стола. Он ощутил как поднимающаяся волна раздражения захлестнула его и чуть не задушила.
— О Господи, да это же жидкость для опрыскивания насекомых!
Лангтри карабкался в темноте по узкому крутому подъему мусоросборника, поднимаясь вверх фут за футом, как скалолаз в скалистой расщелине. Фонарик освещал крутой подъем над ним жарким жестко-белым сиянием, но темнота смыкалась сразу за ним, давя на него безжалостно и упорно. Мускулы его спины и ног уже дрожали от напряжения, хотя он прополз всего несколько метров. Где-то над ним был свет и воздух. Когда-нибудь он доберется туда, и тогда сможет завершить свое задание. Но теперь вокруг была только темнота, и до одури давящая крутизна подъема, и медленные, отдающие болью движения, которые проталкивали его тело вперед.
Далеко впереди свет фонаря выхватил из тьмы нечто необычное, темную тонкую линию, пересекающую стену. Лангтри уставился на нее, неуклюже наклонив тело. Слабые звуки доносились до него — неразличимое бормотание голосов, какие-то возгласы. Все эти звуки были отдаленными и приглушенными. Это была его цель. Все, что он должен был сделать, — это преодолеть себя и продолжить продвижение вперед, пока он не достигнет ее. Он выпрямил ноги, чувствуя как неровности стены царапают ему спину. Он поднялся на фут, затем еще на один. Лангтри чувствовал, как пот стекал тонкими струйками по ребрам. Его туника была мокрой от пота и прилипла к телу. Лангтри опять подтянул ноги: еще одно бесконечно малое завоевание и еще одна пауза для отдыха. Он опять подтянулся, его мускулы подергивались и дрожали. Темная линия над ним стала немного ближе. Звуки становились громче.
Жители Внешнего мира — как он ненавидел их! Уродливые, неотесанные с наглыми коричневыми лицами… Эта мысль дала ему силы для последующего продвижения вперед. Давящая темнота крепко зажала его в этом узком ящике, как кулак, сдавив его грудь так, что он с трудом дышал… Лангтри сомкнул челюсти и стал подниматься опять.
Становясь громче, звуки омывали Лангтри по мере того, как он дюйм за дюймом приближался к темной линии. Теперь, когда он убрал фонарик, он мог увидеть тонкую полосу желтого света, которая контуром очерчивала три стороны квадрата. Это был люк, выход из мусоросборника. Он был почти у цели.
Шум перерос в неясный рев. Стараясь восстановить дыхание, сотрясаясь всем телом, Лангтри прополз последний метр, потом прочно упер ногу в квадратный люк. Теперь рев превратился в сильный шум, от которого мусоросборник вибрировал и гудел вокруг него, сжимая его еще крепче, не давая ему возможности сосредоточиться и подумать. Собрав последние силы, Лангтри поднял ногу и ударил ею по люку. Люк поддался. Отброшенная крышка все еще продолжала колебаться, но проход был открыт, пропуская оглушающий поток звуков и ослепляющий свет. Лангтри почувствовал, что скользит вниз. Он отчаянно схватился за верхний край люка, крепко сжал руки и выбросил свое тело прямо в смятение цветов и шума.
Нечто огромное и невероятное плыло по воздуху в его направлении…
Крылья, свирепые глаза… Затем, когда он попытался восстановить равновесие на своих ставших резиновыми ногах, кто-то схватил его сзади. Что-то темное и удушающее опустилось ему на лицо. Нечто коснулось его ладони — пальцы инстинктивно сомкнулись вокруг чего-то длинного и тяжелого… Дубинка, оружие! Все случилось слишком быстро, он даже не успел ни о чем подумать, восстановить равновесие… Сильный толчок сзади — он закружился в темноте возле чего-то невероятного.
Его обе руки сжались вокруг дубинки, он повернул ее со всей силой, которую придала ему паника. Последовал толчок, который отдался в его плечах, затем раздался грохот чего-то упавшего, потом послышались крики, визг вокруг него. Лангтри закричал тонко, слюна брызнула у него изо рта, но он не расслышал своего собственного голоса. Дубинка исчезла, он пытался стащить ткань, которой была закрыта его голова. Наконец яростно сорвал ее и дико заморгал, ослепленный внезапно прорвавшимся светом.
Над его головой на подвешенной к потолку тележке раскачивалась в воздухе огромная серая птица с расправленными крыльями и желтыми глазами свирепо смотрела по сторонам. Под ее огромными когтистыми лапами висело еще что-то, кружась и вертясь на конце тонкой веревки, а под этим, как раз вокруг Лангтри, двигались, казалось, сотни орущих детей; они ползали, боролись, карабкались, чтобы добраться до кучи ярких предметов, которые лежали под серой птицей.
Жизнерадостная маленькая девочка выпрямилась, держа что-то обеими руками. Ее темные косички, торчащие по обеим сторонам головы, были украшены огромными розовыми бантами. А то, что она держала в руках, оказалось куклой — яркой куклой с широко открытыми глазами. Мальчик в растрепанной белой тунике прокладывал себе дорогу сквозь толпу, стараясь добраться к красному вагончику…
То, что лежало на полу, оказалось игрушками и блестящими пластиковыми коробочками с леденцами. Лангтри никак не мог уяснить, в чем дело. Его разум оцепенел от неожиданности, шума и криков. То, что кружилось и вертелось под когтями серой птицы, было коричневым, наполовину разбитым огромным глиняным кувшином. Он был ярко разрисован, на нем были звезды и молнии красного, голубого и желтого цветов, он был украшен блестками, сделанными из серебряной бумаги.
Изумленный Лангтри увидел, что полые куски кувшина лежали среди уменьшающихся гор игрушек. Это была вещь, которую он разбил, здесь же на полу лежала деревянная дубинка, которой он это сделал.
Лангтри осознал, что мужчины и женщины в ярких костюмах стягиваются вокруг него. Кто-то положил ладонь на его руку, говоря при этом что-то неразборчиво. Резким движением он отступил назад и зацепился за холодный металл мусоросборника. Его рука нащупала на поясе пистолет, он выхватил его.
— Всем оставаться на местах! — закричал он охрипшим голосом. — Вы все арестованы!
Лангтри пригнулся, каждый мускул его напрягся. Он был готов открыть огонь при первом же малейшем движении в его сторону. Однако в то же самое время с чувством обреченности он начал осознавать, что происходит какая-то ужасающая ошибка.
Огромная комната была вся увешана праздничными флажками и побрякушками, сделанными из цветной бумаги. Шум вокруг него стал понемногу затихать, все лица повернулись к нему. В комнате было несколько сотен жителей Внешнего мира, все они были одеты в яркие плотные туники и разноцветные платья, и кругом были дети, сотни детей, все до боли чистенькие, с блестящими, красиво причесанными волосами.
Как в ночном кошмаре, Лангтри увидел, что большая серая птица сгибает одно крыло и поднимает его к голове, увидел, как страшный клюв откидывается и под ним появляется человеческое лицо. Лицо было широким, коричневым и смотрело на него с выражением удивления и тревоги.
— Пау! — закричал кое-кто. — Пау! Пау! — шум голосов стал стихать быстрее.
— Я знаю вас, — сказал, задыхаясь, Лангтри. — Вы Пембан с Менхевена. Не делайте ни одного движения, ни один из вас. Я — сержант Лангтри из службы безопасности. Я хочу знать, что здесь происходит.