Страница:
— Поздравляю вас с победой. И от себя лично, и от имени Совета. И особо — от Штейнкопфа. Он просил.
— Спасибо. Передайте Штейнкопфу, что я… я не знаю, что полагается говорить в таких случаях…
Микаэлян слегка раздвинул в улыбке толстые губы.
— В таких случаях, дорогой, лучше ничего не говорить… Но я вам позвонил, сами понимаете, не ради поздравлений. Дело в том… Сейчас только кончилось срочное заседание Совета. Из-за помех в менгограмме Медведева много неясного. Ясно только, что на «Прометее» происходит что-то из ряда вон выходящее. Медведев настаивает на немедленной организации постоянной биостанции. В принципе вопрос решен. Где-то через неделю, не позже, мы пошлем на «Прометей» оборудование, монтажников и дополнительную группу биологов. Послезавтра после полудня… то есть для вас уже завтра состоится отбор конкретных кандидатур. Кстати, что может значить — «озеро начало функционировать»?
— Понятия не имею. Сам все время думаю… Был у нас с Медведевым один разговор… Но это слишком невероятно.
— Да, задачка… Так вы прилетите завтра в Москву?
— Простите, но зачем?..
— Я же сказал: будет отбор конкретных кандидатур. Или вы охладели к «Прометею»? Да, ведь у вас сын… Конечно, конечно…
— Я не о том, — очень тихо сказал Андрей. — Ведь решение Совета…
— Вах! — Микаэлян сразу ожил, просиял. — Конечно, дорогой, решение Совета остается в силе! Но ведь, кроме космонавтов, на звездолетах бывают и пассажиры!
Андрей смотрел на погасший экран и думал, думал, обхватив руками плечи. Часы негромко выщелкивали торопливые секунды, медленные минуты…
В кают-компании тонко пахло сиренью. Традиционная веточка сирени последний подарок Земли — за полгода превратился в целый сиреневый куст. И неожиданно зацвела…
Андрей обернулся.
Сзади стояла Нина.
От нее пахло сиренью, и Андрей не сразу сообразил, что это духи.
Он шагнул к жене, взял ее за руки.
— Нина, милая…
— Не надо. Я все слышала. Я все понимаю. Ты там нужен…
СИЛАЙСКОЕ ЯБЛОКО
1. ВСТУПЛЕНИЕ
Несостоявшийся математик Оксиген Аш стал Кормчим случайно и совершенно неожиданно для себя. В один из летних дней, прокаленных белым солнцем и оглушенных звоном ситар, двери колледжа захлопнулись за ним навсегда, и Окси оказался лицом к лицу со своей судьбой. Ничто не предвещало ее величья, а потому Окси, следуя древнему завету «Возьми свое, а потом чужое», набил полные карманы узкими синими яблоками-скороспелками в маленьком садике и вышел через ворота на центральную площадь столицы.
Площадь, обычно пустынная в полуденный час, на этот раз была многолюдна. Планета Свира переживала очередные потрясения, и все, кого не обременяли неотложные труды, принимали в событиях деятельное участие. У бочек с красным силайским пивом толпились мужчины, обвешанные оружием. Женщины в белых косынках медсестер предпочитали ледяной сливочный коктейль с мятными хлебцами. По мостовой в разные стороны проносились бронетранспортеры с повстанцами и служителями порядка. Мальчики-лоточники сновали среди прохожих, предлагая новейшие образцы бесшумных пистолетов и пуленепробиваемых жилетов. Голубые девушки из Уличного страхования жизни бойко заключали блицдоговоры. Кто-то где-то стрелял, кто-то кого-то ругал, кто-то за кем-то гнался, кто-то что-то кричал — все это было красочно, захватывающе и волновало.
Но Оксиген шел среди толпы задумчивый и печальный. Исключение из колледжа было для него тяжкой обидой. Ведь он совсем не был глуп — не глупей других, во всяком случае, — но ему отчаянно претила теория. Он чудесно обходился без нее. Он любил яблоки, не испытывая потребности узнать, как и зачем они растут. Он любил мастерить забавные штучки из разнородных деталей, но никогда не ведал наперед, что у него получится. Историки называют это качество духовным аскетизмом гения. Преподавателям оно казалось ограниченностью.
Меланхолично жуя яблоко, Окси дошел до Дворца Свободы. Под полуразрушенной аркой главного входа застрял танк, и полицейские гвардейцы вместе с повстанцами пытались его вытащить. Аш поглазел на дружную, но бесплодную работу и от нечего делать вошел в правительственный сад. Парк был весь изрыт окопами и затянут маскировочными сетями, из кустов ежевики торчали стволы скорострельных орудий. Представители враждующих сторон дремали на своих боевых постах. Два пулеметчика лениво ругались из-за места под деревом: оба были толстые, оба обливались потом, и оба в равной мере не хотели занимать позицию на солнцепеке.
В саду пахло бензиновой гарью, порохом и потом, и Оксиген Аш беспрепятственно прошел мимо двух зевающих охранников в приемный зал к Кормчему Свиры. Здесь было прохладнее и спокойнее. Работал буфет, музыкальный автомат наигрывал медленную шору, отравители-профессионалы пили шипучий билу со льдом и делились вполголоса новыми рецептами.
На Аша никто не обращал внимания. Даже когда он заглянул в секретный блок-кабинет Кормчего, ему крикнули только, чтобы он прикрыл за собой дверь и не устраивал сквозняка. Сквозняка боялись все.
В кабинете Кормчего не было ни души, и это обрадовало Оксигена. Ему хотелось посидеть одному, наедине со своими невеселыми думами. И поскольку другой мебели в кабинете не было, Окси направился к единственному креслу — Великому Креслу, запятнанному кровью десятков правителей, продырявленному сотнями пуль, обугленному огнеметами и лазерами, забрызганному всевозможными ядами и кислотами.
Он сел в кресло, не ведая, что творит, и вой сирен, включенных датчиками от сиденья, уведомил планету Свиру о приходе нового диктатора. У дверей мгновенно выросла охрана из гвардейцев.
Первую минуту Оксиген Аш усидел с перепугу — он был уверен, что его схватят и накажут за необдуманный поступок. Мало-помалу до него дошло, что, сидя в Великом Кресле, он сам может наказать кого угодно. Для пробы он приказал высечь всенародно математика из колледжа, поставившего ему «неуд». Правда, он забыл назвать свой колледж, а потому все математики всех колледжей Свиры были через час нещадно биты бамбуковыми палками на городских площадях. У нового Правителя была крепкая рука.
Первую неделю Аш продержался благодаря обилию соперничавших групп на Свире и жестокой конкуренции между ними — каждая боролась за возможность укокошить диктатора и поднять свой авторитет. Они торопились и мешали друг другу. Трое злоумышленников заложили под Дворец Свободы термитную бомбу. Все трое оказались некурящими, а прохожих не было видно. В это время во Дворце шла церемония вручения Кормчему памятной зажигалки. В зажигалку была вмонтирована адская машина. Кормчий принял дар и уже поднес его к сигарете, собираясь опробовать, когда террорист-одиночка с крыши соседнего дома выстрелил в него и едва не попал. Кормчий, стоявший у окна, выронил зажигалку, и коварный дар упал прямо к ногам некурящих злоумышленников. Злоумышленники возликовали и через минуту взорвались. Термитную бомбу нашли мальчишки и заложили ее под старый фургон, в котором скрывалась ракетная установка, нацеленная на бронеавтомобиль Кормчего. В итоге этого дня Оксиген только порезал себе пальцы. Бинты спасли его на следующий день при подписании какой-то декларации, страницы которой были пропитаны ядом, действующим через кожу. Яд впитался в бинты, и личный доктор Кормчего, делая перевязку, умер в страшных муках, так и не успев сделать своему высокому пациенту укол цианистого калия.
Словом, к исходу первой недели своего правления Оксиген Аш почувствовал некоторую усталость и желание разделить с кем-нибудь бремя власти. Он объявил о создании Союза Особо Преданных Кормчему. К его великому удивлению, на призыв откликнулись весьма охотно. Ряды бунтарей заметно поредели — многие явно и тайно спешили приобщиться к новому союзу. Начался раскол. Недовольные махнули рукой на Кормчего и стали охотиться друг за другом. Теперь стрельба гремела по всей Свире, а в правительственном саду мирно паслись ручные силайские козы с кудрявой розовой шерстью.
В пятницу в одной из комнат Оксиген Аш нашел мятый клочок бумаги с кривыми строчками:
Никто никогда не узнает, какие великие мысли пронеслись в голове Кормчего.
Он аккуратно свернул клочок бумаги и положил в тайный карман, где еще полмесяца назад носил шпаргалки. Конец второй недели Оксиген Аш ознаменовал указом, потрясшим всю Свиру. Он протянул руку своим противникам. Человек по натуре отходчивый, он собрал остатки недовольных в Прайд Исключительно Преданных Кормчему. На такой шаг еще не отважился ни один из многочисленных предтеч Аша.
Перед Дворцом собралась ликующая толпа. Женщины и мужчины, старики и дети размахивали свежими выпусками газет и скандировали: «Аш наш! Аш наш! Аш наш!» Полицейские гвардейцы, привычно сомкнув защитное кольцо вокруг главных ворот, пыхтели и всхлипывали от желания присоединиться к напирающей массе.
Какой-то верзила, оседлав крестовину фонарного столба, завопил: «Отец родной! Аш — наш отец родной!» И когда толпа смолкла нестройно, и уже набрали побольше воздуха груди, чтобы грянуть новый клич снизу пискнуло невидимое: «Врешь, рыжая скотина! Отец отцов! Великий Кормчий!»
»Кормчий!!!» — взревела толпа, и это было имя высшей судьбы…
К началу четвертой недели с неурядицами было покончено. Благосклонная мудрость и воля Кормчего стали прочной основой и гарантией всеобщего счастья и довольства. А столь необходимые и дорогие мятежным сердцам свирян «пики» с успехом заменили ежегодные многодневные карнавалы, где разрешалось использовать не только шутихи и устраивать не только фейерверки. Свободная торговля оружием и боевым снаряжением вплоть до гаубиц и реактивных минометов во время карнавалов помогала развеяться после годичных трудов, а заодно и разрешать всякие мелкие бытовые проблемы. Полицейские гвардейцы следили только, чтобы стволы смотрели в сторону, противоположную Дворцу Кормчего.
Но Оксиген Аш не был бы настоящим правителем, если бы остановился на достигнутом. Он постепенно освободил свой народ от тяжкого ярма принятия решений — он все решал сам.
Правда, некоторые утверждают, что он по-прежнему получал таинственные советы на мятой бумаге, но истина скрыта за бронированными дверями с электронными запорами.
Зато доподлинно известно, что уже в первом своем основополагающем труде «Указания по палеонтологии, психологии и филологии» Кормчий провозгласил, что проницательность во времена Всеобщего Благоденствия является фикцией, а проницательные люди — фиктивными людьми, в связи с чем необходимо вышеназванное слово, на языке свирян, изъять, а всех проницательных — ликвидировать. По требованию общественности день публикации «Указаний» был объявлен Днем спасения. Зримой гарантией вечного процветания Свиры стали «Указания по производству и растениеводству», где Правитель установил законы новой экономики. Он доказал, что причиной всех прошлых бед планеты было ядовитое растение чернук. Его выращивание приравнивалось отныне к экономической диверсии, а употребление в пищу каралось конфискацией имущества и изгнанием.
Свыше двухсот фундаментальных трудов создал Кормчий в считанные годы. Этой титанической работой он заложил краеугольные камни всеобщего процветания и спокойствия. Конечно, такая работа требовала больших усилий, ломки старых, отживших понятий. Но цель оправдывала средства. В поэтичных, полных философских откровений «Указаниях по нужным чувствам и полезным искусствам» Кормчий писал: «Чтобы иметь, надо сначала не иметь». Народ Свиры получил возможность денно и нощно цитировать эти (и другие) мудрые выражения, размноженные в миллионах экземплярах.
И все-таки Кормчий окончательно осчастливил Свиру только на десятом году своего служения согражданам. Именно тогда было начато строительство Великого Стального Кокона, который должен был навеки упрятать всю планету в броневую скорлупу. Строительство тянулось двадцать лет, и получился он с изрядными прорехами. Но и здесь цель оправдала средства — духовному здоровью свирян теперь не грозили никакие залетные инфекции.
Шли годы. Космос вокруг обживался. Далекая Земля слала своим поселенцам тяжелые транспорты и материнские наставления. Строительные отряды буравили пустоту, соединяя окрестные планеты невидимыми туннелями автоматических трасс. Населенные миры словно протягивали друг другу руки, чтобы вместе противостоять убийственному равнодушию космического проcтранства.
Но ни один транспорт не всплывал из минус-времени около планеты, опутанной стальной паутиной, ни одного отзыва не получали гостевые шлюпы, приглашающие соседей на новоселье, ни одному скитальцу, терпящему бедствие, не распахнула своего неба Свира…
2. ЗАГАДКА СВИРЫ
— Спасибо. Передайте Штейнкопфу, что я… я не знаю, что полагается говорить в таких случаях…
Микаэлян слегка раздвинул в улыбке толстые губы.
— В таких случаях, дорогой, лучше ничего не говорить… Но я вам позвонил, сами понимаете, не ради поздравлений. Дело в том… Сейчас только кончилось срочное заседание Совета. Из-за помех в менгограмме Медведева много неясного. Ясно только, что на «Прометее» происходит что-то из ряда вон выходящее. Медведев настаивает на немедленной организации постоянной биостанции. В принципе вопрос решен. Где-то через неделю, не позже, мы пошлем на «Прометей» оборудование, монтажников и дополнительную группу биологов. Послезавтра после полудня… то есть для вас уже завтра состоится отбор конкретных кандидатур. Кстати, что может значить — «озеро начало функционировать»?
— Понятия не имею. Сам все время думаю… Был у нас с Медведевым один разговор… Но это слишком невероятно.
— Да, задачка… Так вы прилетите завтра в Москву?
— Простите, но зачем?..
— Я же сказал: будет отбор конкретных кандидатур. Или вы охладели к «Прометею»? Да, ведь у вас сын… Конечно, конечно…
— Я не о том, — очень тихо сказал Андрей. — Ведь решение Совета…
— Вах! — Микаэлян сразу ожил, просиял. — Конечно, дорогой, решение Совета остается в силе! Но ведь, кроме космонавтов, на звездолетах бывают и пассажиры!
Андрей смотрел на погасший экран и думал, думал, обхватив руками плечи. Часы негромко выщелкивали торопливые секунды, медленные минуты…
В кают-компании тонко пахло сиренью. Традиционная веточка сирени последний подарок Земли — за полгода превратился в целый сиреневый куст. И неожиданно зацвела…
Андрей обернулся.
Сзади стояла Нина.
От нее пахло сиренью, и Андрей не сразу сообразил, что это духи.
Он шагнул к жене, взял ее за руки.
— Нина, милая…
— Не надо. Я все слышала. Я все понимаю. Ты там нужен…
СИЛАЙСКОЕ ЯБЛОКО
1. ВСТУПЛЕНИЕ
Несостоявшийся математик Оксиген Аш стал Кормчим случайно и совершенно неожиданно для себя. В один из летних дней, прокаленных белым солнцем и оглушенных звоном ситар, двери колледжа захлопнулись за ним навсегда, и Окси оказался лицом к лицу со своей судьбой. Ничто не предвещало ее величья, а потому Окси, следуя древнему завету «Возьми свое, а потом чужое», набил полные карманы узкими синими яблоками-скороспелками в маленьком садике и вышел через ворота на центральную площадь столицы.
Площадь, обычно пустынная в полуденный час, на этот раз была многолюдна. Планета Свира переживала очередные потрясения, и все, кого не обременяли неотложные труды, принимали в событиях деятельное участие. У бочек с красным силайским пивом толпились мужчины, обвешанные оружием. Женщины в белых косынках медсестер предпочитали ледяной сливочный коктейль с мятными хлебцами. По мостовой в разные стороны проносились бронетранспортеры с повстанцами и служителями порядка. Мальчики-лоточники сновали среди прохожих, предлагая новейшие образцы бесшумных пистолетов и пуленепробиваемых жилетов. Голубые девушки из Уличного страхования жизни бойко заключали блицдоговоры. Кто-то где-то стрелял, кто-то кого-то ругал, кто-то за кем-то гнался, кто-то что-то кричал — все это было красочно, захватывающе и волновало.
Но Оксиген шел среди толпы задумчивый и печальный. Исключение из колледжа было для него тяжкой обидой. Ведь он совсем не был глуп — не глупей других, во всяком случае, — но ему отчаянно претила теория. Он чудесно обходился без нее. Он любил яблоки, не испытывая потребности узнать, как и зачем они растут. Он любил мастерить забавные штучки из разнородных деталей, но никогда не ведал наперед, что у него получится. Историки называют это качество духовным аскетизмом гения. Преподавателям оно казалось ограниченностью.
Меланхолично жуя яблоко, Окси дошел до Дворца Свободы. Под полуразрушенной аркой главного входа застрял танк, и полицейские гвардейцы вместе с повстанцами пытались его вытащить. Аш поглазел на дружную, но бесплодную работу и от нечего делать вошел в правительственный сад. Парк был весь изрыт окопами и затянут маскировочными сетями, из кустов ежевики торчали стволы скорострельных орудий. Представители враждующих сторон дремали на своих боевых постах. Два пулеметчика лениво ругались из-за места под деревом: оба были толстые, оба обливались потом, и оба в равной мере не хотели занимать позицию на солнцепеке.
В саду пахло бензиновой гарью, порохом и потом, и Оксиген Аш беспрепятственно прошел мимо двух зевающих охранников в приемный зал к Кормчему Свиры. Здесь было прохладнее и спокойнее. Работал буфет, музыкальный автомат наигрывал медленную шору, отравители-профессионалы пили шипучий билу со льдом и делились вполголоса новыми рецептами.
На Аша никто не обращал внимания. Даже когда он заглянул в секретный блок-кабинет Кормчего, ему крикнули только, чтобы он прикрыл за собой дверь и не устраивал сквозняка. Сквозняка боялись все.
В кабинете Кормчего не было ни души, и это обрадовало Оксигена. Ему хотелось посидеть одному, наедине со своими невеселыми думами. И поскольку другой мебели в кабинете не было, Окси направился к единственному креслу — Великому Креслу, запятнанному кровью десятков правителей, продырявленному сотнями пуль, обугленному огнеметами и лазерами, забрызганному всевозможными ядами и кислотами.
Он сел в кресло, не ведая, что творит, и вой сирен, включенных датчиками от сиденья, уведомил планету Свиру о приходе нового диктатора. У дверей мгновенно выросла охрана из гвардейцев.
Первую минуту Оксиген Аш усидел с перепугу — он был уверен, что его схватят и накажут за необдуманный поступок. Мало-помалу до него дошло, что, сидя в Великом Кресле, он сам может наказать кого угодно. Для пробы он приказал высечь всенародно математика из колледжа, поставившего ему «неуд». Правда, он забыл назвать свой колледж, а потому все математики всех колледжей Свиры были через час нещадно биты бамбуковыми палками на городских площадях. У нового Правителя была крепкая рука.
Первую неделю Аш продержался благодаря обилию соперничавших групп на Свире и жестокой конкуренции между ними — каждая боролась за возможность укокошить диктатора и поднять свой авторитет. Они торопились и мешали друг другу. Трое злоумышленников заложили под Дворец Свободы термитную бомбу. Все трое оказались некурящими, а прохожих не было видно. В это время во Дворце шла церемония вручения Кормчему памятной зажигалки. В зажигалку была вмонтирована адская машина. Кормчий принял дар и уже поднес его к сигарете, собираясь опробовать, когда террорист-одиночка с крыши соседнего дома выстрелил в него и едва не попал. Кормчий, стоявший у окна, выронил зажигалку, и коварный дар упал прямо к ногам некурящих злоумышленников. Злоумышленники возликовали и через минуту взорвались. Термитную бомбу нашли мальчишки и заложили ее под старый фургон, в котором скрывалась ракетная установка, нацеленная на бронеавтомобиль Кормчего. В итоге этого дня Оксиген только порезал себе пальцы. Бинты спасли его на следующий день при подписании какой-то декларации, страницы которой были пропитаны ядом, действующим через кожу. Яд впитался в бинты, и личный доктор Кормчего, делая перевязку, умер в страшных муках, так и не успев сделать своему высокому пациенту укол цианистого калия.
Словом, к исходу первой недели своего правления Оксиген Аш почувствовал некоторую усталость и желание разделить с кем-нибудь бремя власти. Он объявил о создании Союза Особо Преданных Кормчему. К его великому удивлению, на призыв откликнулись весьма охотно. Ряды бунтарей заметно поредели — многие явно и тайно спешили приобщиться к новому союзу. Начался раскол. Недовольные махнули рукой на Кормчего и стали охотиться друг за другом. Теперь стрельба гремела по всей Свире, а в правительственном саду мирно паслись ручные силайские козы с кудрявой розовой шерстью.
В пятницу в одной из комнат Оксиген Аш нашел мятый клочок бумаги с кривыми строчками:
»Дорогой Окси! Ты имеешь крепкий лоб, и мы имеем выгоду с тобой дружить. Твой процент — кресло с высокой спинкой, общий восторг и долгая жизнь. Мы тихие люди и не переносим шума.Кормчий дважды прочел записку и внимательно ее обнюхал.
Проницательные»
Никто никогда не узнает, какие великие мысли пронеслись в голове Кормчего.
Он аккуратно свернул клочок бумаги и положил в тайный карман, где еще полмесяца назад носил шпаргалки. Конец второй недели Оксиген Аш ознаменовал указом, потрясшим всю Свиру. Он протянул руку своим противникам. Человек по натуре отходчивый, он собрал остатки недовольных в Прайд Исключительно Преданных Кормчему. На такой шаг еще не отважился ни один из многочисленных предтеч Аша.
Перед Дворцом собралась ликующая толпа. Женщины и мужчины, старики и дети размахивали свежими выпусками газет и скандировали: «Аш наш! Аш наш! Аш наш!» Полицейские гвардейцы, привычно сомкнув защитное кольцо вокруг главных ворот, пыхтели и всхлипывали от желания присоединиться к напирающей массе.
Какой-то верзила, оседлав крестовину фонарного столба, завопил: «Отец родной! Аш — наш отец родной!» И когда толпа смолкла нестройно, и уже набрали побольше воздуха груди, чтобы грянуть новый клич снизу пискнуло невидимое: «Врешь, рыжая скотина! Отец отцов! Великий Кормчий!»
»Кормчий!!!» — взревела толпа, и это было имя высшей судьбы…
К началу четвертой недели с неурядицами было покончено. Благосклонная мудрость и воля Кормчего стали прочной основой и гарантией всеобщего счастья и довольства. А столь необходимые и дорогие мятежным сердцам свирян «пики» с успехом заменили ежегодные многодневные карнавалы, где разрешалось использовать не только шутихи и устраивать не только фейерверки. Свободная торговля оружием и боевым снаряжением вплоть до гаубиц и реактивных минометов во время карнавалов помогала развеяться после годичных трудов, а заодно и разрешать всякие мелкие бытовые проблемы. Полицейские гвардейцы следили только, чтобы стволы смотрели в сторону, противоположную Дворцу Кормчего.
Но Оксиген Аш не был бы настоящим правителем, если бы остановился на достигнутом. Он постепенно освободил свой народ от тяжкого ярма принятия решений — он все решал сам.
Правда, некоторые утверждают, что он по-прежнему получал таинственные советы на мятой бумаге, но истина скрыта за бронированными дверями с электронными запорами.
Зато доподлинно известно, что уже в первом своем основополагающем труде «Указания по палеонтологии, психологии и филологии» Кормчий провозгласил, что проницательность во времена Всеобщего Благоденствия является фикцией, а проницательные люди — фиктивными людьми, в связи с чем необходимо вышеназванное слово, на языке свирян, изъять, а всех проницательных — ликвидировать. По требованию общественности день публикации «Указаний» был объявлен Днем спасения. Зримой гарантией вечного процветания Свиры стали «Указания по производству и растениеводству», где Правитель установил законы новой экономики. Он доказал, что причиной всех прошлых бед планеты было ядовитое растение чернук. Его выращивание приравнивалось отныне к экономической диверсии, а употребление в пищу каралось конфискацией имущества и изгнанием.
Свыше двухсот фундаментальных трудов создал Кормчий в считанные годы. Этой титанической работой он заложил краеугольные камни всеобщего процветания и спокойствия. Конечно, такая работа требовала больших усилий, ломки старых, отживших понятий. Но цель оправдывала средства. В поэтичных, полных философских откровений «Указаниях по нужным чувствам и полезным искусствам» Кормчий писал: «Чтобы иметь, надо сначала не иметь». Народ Свиры получил возможность денно и нощно цитировать эти (и другие) мудрые выражения, размноженные в миллионах экземплярах.
И все-таки Кормчий окончательно осчастливил Свиру только на десятом году своего служения согражданам. Именно тогда было начато строительство Великого Стального Кокона, который должен был навеки упрятать всю планету в броневую скорлупу. Строительство тянулось двадцать лет, и получился он с изрядными прорехами. Но и здесь цель оправдала средства — духовному здоровью свирян теперь не грозили никакие залетные инфекции.
Шли годы. Космос вокруг обживался. Далекая Земля слала своим поселенцам тяжелые транспорты и материнские наставления. Строительные отряды буравили пустоту, соединяя окрестные планеты невидимыми туннелями автоматических трасс. Населенные миры словно протягивали друг другу руки, чтобы вместе противостоять убийственному равнодушию космического проcтранства.
Но ни один транспорт не всплывал из минус-времени около планеты, опутанной стальной паутиной, ни одного отзыва не получали гостевые шлюпы, приглашающие соседей на новоселье, ни одному скитальцу, терпящему бедствие, не распахнула своего неба Свира…
2. ЗАГАДКА СВИРЫ
— Занятно, крайне занятно. — Инспектор с нежностью погладил свежевыбритую щеку. — Но кто же сейчас хозяин Свиры?
— Великий Кормчий.
— Простите… Полтораста… Двадцать… Десять… Да еще лет двадцать, не меньше… Что-то около двухсот получается. Сколько же лет правителю?
— Двести четыре с хвостиком.
— Ах вот как…
Инспектор Службы Безопасности 8-го Галактического района Иннокентий Шанин искренне старался заинтересоваться разговором, но мысли его вопреки желанию убегали прочь — туда, к трем бессонным неделям погони за контейнерами с активированным лютением, которые разлетались по всему району после странной аварии грузового поезда. Шанин уже много раз ставил перед МСК [1]вопрос о запрещении провоза лютения. Ему обещали и ничего не делали. И вот результат… Все контейнеры удалось своевременно выловить. А что было бы, попади один такой ящичек в гравитационное поле любой из окрестных звезд? Грузовая трасса в его районе — легкомыслие на грани преступления. Теперь это должны понять даже замшелые крабы из МСК…
— Вы не слушаете, Инспектор.
— Слушаю, товарищ Главный. Но я не понимаю, при чем тут я. Свира не входит в наш район, никаких сведений о возможных контактах с нашими у меня нет, я вообще ни одного свирянина в глаза не видел…
— Увидите. Мы в Координационном центре обсуждали много кандидатур, но выбор пал на вас. Это, Инспектор, директива, а не просьба.
— Выбор? Директива?
— Именно так.
— Какой выбор и на что директива?
— Именно так.
— Какой выбор и на что директива? Я битый час слушаю, но до меня никак не доходит, в чем дело. Что случилось на Свире?
— В том-то и дело, что ничего не случилось. За последние сто пятьдесят лет на Свире не произошло ничего существенного. Доходит или нет еще?
— Нет.
Главный сердито фыркнул.
— Простите, товарищ Главный, но Инспектор Шанин имеет право на подобные вопросы, — вступил в разговор сидевший справа от Главного. — Ситуация, прямо скажем, необычная, и мне хотелось бы, чтобы все уяснили ее исключительность…
— Арнольд Тесман, директор сектора социальных проблем СДН [2], — представил Главный своего спутника.
Шанин присмотрелся к высокому гостю внимательнее. Тесман ему понравился: немолод, но спортивен, лицо моряка, глаза упрямые и добрые, с легкой вызывающей смешинкой. С таким можно договориться, отвертеться от нежданной и непонятной директивы — разве мало у каждого своих забот, своих проблем, ждущих немедленного решения? А Главный тоже хорош: мало того что приберегает для своего помощника самые головоломные задания — так теперь решил, видно, сдавать его в аренду в другие ведомства…
— Послушайте, товарищ Тесман, у меня есть контрпредложение. Давайте пока оставим Свиру. Жила она в своем коконе полтораста лет — потерпит еще пару месяцев. А вы поживите у нас. Вы скандинав, судя по всему. Для акклиматизации могу предложить Ибсен-2 или Григ-8.
— Спасибо за приглашение, но…
— Нет, нет, подождите. Не отказывайтесь сразу. Ведь наш район — уникальный уголок. Звездный Монмартр, так сказать. Основное население — люди творческие. Живут в буквальном смысле в атмосфере своих творений, на земле своих предтеч и кумиров. Несколько миллионов профессионалов, остальные любители. На любой планете — полная свобода творческой фантазии… Ничего от вас не требую и не берусь ничего доказывать. Просто полетим вместе, посмотрим, что, где и как. И ручаюсь головой — через месяц Свира с ее причудами покажется вам самым ординарным цирком.
Тесман посмеивался, глядя в потолок, в полупрозрачной толще которого плыли разноцветные пузатые солнца и вилась вокруг них серебристая мошкара планет. Даже на этой сугубо деловой карте угадывалось невероятное пространство — расстояния, покоренные человеком во имя жизни.
— Да, Иннокентий Павлович, теперь мы живем просторно и можем себе кое-что позволить. Сейчас на Земле около шестидесяти миллионов человек, и это втрое превосходит экологическую норму для планет третьего класса. Земле сделано исключение, но уже сейчас многие считают, что такое положение устарело. А ведь к концу двадцатого века на Земле жило чуть ли не шесть миллиардов человек! Я даже представить себе не могу, как это возможно физически — ежедневно видеть толпы людей, и совершенно незнакомых людей! Каждый день разные лица… Непостижимо!
Шанин энергично кивнул — у него появилась надежда. Но когда Тесман опустил глаза, в них не было улыбки.
— Однако Свира не цирк и не порождение фантазии неумелого новартиста-любителя. Она существует и процветает.
— Ну и пусть себе процветает на здоровье! Разве это плохо?
— Иногда плохо… Материальная обеспеченность плюс духовная нищета — страшная смесь… История дала немало примеров тому, чем кончается такое «процветание»… Мы не можем допустить самоуничтожения целой планеты. Но официальное вмешательство — крайняя мера. Чтобы пойти на него, мы должны иметь конкретные и веские доказательства недееспособности правителя. Иначе в глазах народа Свиры мы будем агрессорами и вместо спасения только ускорим трагические события.
— Но, быть может… быть может, рано еще бить тревогу? Может быть, свиряне еще сами дойдут до сути? Ведь наших прапрадедов в России в начале двадцатого века никто не спасал. Сами разобрались.
— Вы вправе гордиться своими предками. Но как раз история русской революции, история строительства социализма научила человечество братской солидарности. Вы начали первыми и могли первыми наслаждаться коммунистическими благами, так сказать, за своим столом. Но ваши прапрадеды ограничивали себя во всем, помогая другим народам преодолеть трудности переходного периода, оберегая их от врагов. Не так ли?
— Сдаюсь, товарищ Тесман, сдаюсь. Я хотел только сказать — возможно, на Свире уже есть силы, решающие сегодня те же вопросы, что и мы? И надо им просто помочь?
— Возможно. Возможно, хотя сомнительно. Но тогда тем более на Свире нужен наш человек, способный установить связь революционного подполья с Внешним миром.
Шанин задумался. Главный, считая, видимо, свою миссию законченной, подчеркнуто внимательно просматривал бортовые журналы. А Тесман говорил, то ли объясняя собеседнику, то ли думая вслух.
— Правитель… Оксиген Аш начинал весьма традиционно, и весь его тернистый путь вплоть до строительства Стального Кокона прямо-таки шаг в шаг повторял бурную деятельность всех больших и малых монархов прошлого. Все они доводили свои народы до нищеты… Свира после Стального Кокона была на грани экономического краха… Только жесточайшим террором Оксигену Ашу удалось удержаться… После целого ряда отчаянно смелых, но безрезультатных покушений он вообще перестал показываться народу… И вот с этого момента начинается непонятное. Правитель доводит свои полномочия до абсурдных границ. Он решает все сам, правда, ничего не предлагает, но все, что происходит или будет происходить на планете, включая даже такую мелочь, как время включения ночных фонарей, зависит от его согласия или несогласия. Ему подают проект, он говорит, вернее, пишет: «да», «нет», «отложить».
— Но ведь даже прочесть такую массу бумаг невозможно! Не говоря уже о большем… Может быть, он заменил себя машиной?
— Исключено. Машина может хранить огромный объем информации и оперировать им в пределах программы, но все ее могущество — на уровне прошлого человеческого опыта. Она способна самообучаться и самопрограммироваться, но она не способна изменить свой принцип подхода к материалу, что ли, свою позицию, свою логику. Она не способна думать творчески… Точнее, не способна ошибаться… Я что-то сам запутался, но сошлюсь на авторитеты: наши специалисты, анализируя поисходящее, заявили твердо, что логика решений Оксигена Аша исключает вмешательство электронного компьютера… Но, с другой стороны, это и не человеческая логика…
— Простите, что вы сказали?
— Я сказал, что специалисты по логическим структурам в один голос утверждают, что «Слова Кормчего», определяющие каждый день существования Свиры, не могут принадлежать ни машине, ни человеку.
— Час от часу не легче…
— Практически это выглядит так — каждый день газеты Свиры открываются рубрикой «Слово Кормчего», где перечисляется все одобренное правителем накануне. Думать над перечнем небезопасно, да и бесполезно — его надо немедленно выполнять, о чем заботятся соответствующие органы. Так вот, на первый взгляд «Слово» — электрический казус, экономическая и социальная бессмыслица. Найти какой-то ключ, какой-то принцип, какой-то стимул этих законодательных «Слов» невозможно… Есть и еще одна особенность, Свира отрезана от мира. Это аквариум. И потребности свирян тоже движутся по кругу. Остановившаяся культура. Отсутствие новых идей — для них нет пищи, и к тому же они жестоко преследуются. Технический и научный уровень Свиры крайне низок — все открытия и новинки ограничиваются сферой потребления. «Иметь» — любимое слово свирян. Неважно что, неважно зачем, неважно откуда, но «иметь». «Иметь» больше, чем другой…
— Но ведь там же люди живут, а не рыбы! Должно быть какое-то несогласие. Я не знаю, что еще… Как будто другим веком повеяло…
— Действительно, другой век. Буквально. Планета с остановившимся временем. Конечно, там есть недовольные. Некоторым удается бежать. От них — крупицы сведений, которыми мы располагаем.
— Бежать в космос?
— Невероятно трудно, но возможно. На Свире почти легально существует контрабанда. Правитель и его «королевская рать» смотрят на нее сквозь пальцы, ибо пользуются негласным каналом связи для своих личных нужд. Полицейская гвардия следит только за тем, чтобы с «внешним» товаром не проникли на Свиру «внешние» мысли…
— Да, рисковая профессия… Но, видимо, игра стоит свеч — ведь их собственное производство отстало лет на сто… Какие же блага Внешнего мира интересуют свирян больше всего? Или они хватают все подряд?
— Не сказал бы… В основном их интересует чернук.
— Чернук?
— Да, Они увозят на Свиру огромное количество чернука. И еще лекарства. Особую популярность имеют разного рода тонизирующие и геронтологические средства. Еще — всякая бытовая мелочь и украшения. И это, пожалуй, все.
— Ясно… Вернее, совсем ничего не ясно. Какова моя роль?
— Вы должны, Иннокентий Павлович, превратиться в разведчика. Профессия давно позабытая, но, как говорят, окруженная в былые времена ореолом романтики. Скажу откровенно — лично я вам не завидую. Я был против такого варианта, но мои коллеги убедили меня, что иного выхода нет. СДН должен обладать полной и достоверной информацией о подлинной жизни Свиры и, насколько возможно, об Оксигене Аше. Или о том, кто за этим именем скрывается…
— Неужели вы всерьез верите, что Кормчий не человек?
— Верить, не верить… Свиряне, к примеру, бесповоротно уверовали в то, что ими правит некое высшее существо. Вероятно, такая уверенность исподволь насаждается сверху, но согласитесь — при желании можно привести массу доказательств. И поразительное долголетие, и необъяснимая догадливость, порой даже меня наводящая на мысль, что правителю ведомы случайные зигзаги будущих событий, и нечеловеческая способность к обработке огромных масс информации, и мгновенность решений, недоступная нашему мозгу, и, в конце концов, эта самая злополучная логика — логика, отличная и от человеческого, и от машинного мышления… Разгадать правителя — значит разгадать Свиру. Но мы не ставим перед вами такой задачи. Пока она, видимо, выше наших возможностей. Ваша задача — узнать о Свире и о правителе все, что в силах ваших. Никакого вмешательства, никаких действий и противодействий. Только смотреть и запоминать.
— А вы уверены, что я смогу проникнуть дальше первой балки Великого Стального Кокона?
— Уверен. Вся операция продумана до мелочей и гарантирована от опасных последствий. С вами полетит настоящий свирянин, всего несколько лет бежавший оттуда. Он пытался организовать покушение на правителя. Он знает все ходы и выходы и поможет вам освоиться на месте. Его надо только держать под наблюдением: с Кормчим у него свои счеты. Вы высадитесь в Силае. На первое время, видимо, Силай будет вашей базой, и вам легче, чем кому-либо, будет освоиться и ориентироваться в суровой и дикой местности… Неужели остыла кровь пращуров-первопроходцев? Ваш начальник рассказывал о вас другое…
— Великий Кормчий.
— Простите… Полтораста… Двадцать… Десять… Да еще лет двадцать, не меньше… Что-то около двухсот получается. Сколько же лет правителю?
— Двести четыре с хвостиком.
— Ах вот как…
Инспектор Службы Безопасности 8-го Галактического района Иннокентий Шанин искренне старался заинтересоваться разговором, но мысли его вопреки желанию убегали прочь — туда, к трем бессонным неделям погони за контейнерами с активированным лютением, которые разлетались по всему району после странной аварии грузового поезда. Шанин уже много раз ставил перед МСК [1]вопрос о запрещении провоза лютения. Ему обещали и ничего не делали. И вот результат… Все контейнеры удалось своевременно выловить. А что было бы, попади один такой ящичек в гравитационное поле любой из окрестных звезд? Грузовая трасса в его районе — легкомыслие на грани преступления. Теперь это должны понять даже замшелые крабы из МСК…
— Вы не слушаете, Инспектор.
— Слушаю, товарищ Главный. Но я не понимаю, при чем тут я. Свира не входит в наш район, никаких сведений о возможных контактах с нашими у меня нет, я вообще ни одного свирянина в глаза не видел…
— Увидите. Мы в Координационном центре обсуждали много кандидатур, но выбор пал на вас. Это, Инспектор, директива, а не просьба.
— Выбор? Директива?
— Именно так.
— Какой выбор и на что директива?
— Именно так.
— Какой выбор и на что директива? Я битый час слушаю, но до меня никак не доходит, в чем дело. Что случилось на Свире?
— В том-то и дело, что ничего не случилось. За последние сто пятьдесят лет на Свире не произошло ничего существенного. Доходит или нет еще?
— Нет.
Главный сердито фыркнул.
— Простите, товарищ Главный, но Инспектор Шанин имеет право на подобные вопросы, — вступил в разговор сидевший справа от Главного. — Ситуация, прямо скажем, необычная, и мне хотелось бы, чтобы все уяснили ее исключительность…
— Арнольд Тесман, директор сектора социальных проблем СДН [2], — представил Главный своего спутника.
Шанин присмотрелся к высокому гостю внимательнее. Тесман ему понравился: немолод, но спортивен, лицо моряка, глаза упрямые и добрые, с легкой вызывающей смешинкой. С таким можно договориться, отвертеться от нежданной и непонятной директивы — разве мало у каждого своих забот, своих проблем, ждущих немедленного решения? А Главный тоже хорош: мало того что приберегает для своего помощника самые головоломные задания — так теперь решил, видно, сдавать его в аренду в другие ведомства…
— Послушайте, товарищ Тесман, у меня есть контрпредложение. Давайте пока оставим Свиру. Жила она в своем коконе полтораста лет — потерпит еще пару месяцев. А вы поживите у нас. Вы скандинав, судя по всему. Для акклиматизации могу предложить Ибсен-2 или Григ-8.
— Спасибо за приглашение, но…
— Нет, нет, подождите. Не отказывайтесь сразу. Ведь наш район — уникальный уголок. Звездный Монмартр, так сказать. Основное население — люди творческие. Живут в буквальном смысле в атмосфере своих творений, на земле своих предтеч и кумиров. Несколько миллионов профессионалов, остальные любители. На любой планете — полная свобода творческой фантазии… Ничего от вас не требую и не берусь ничего доказывать. Просто полетим вместе, посмотрим, что, где и как. И ручаюсь головой — через месяц Свира с ее причудами покажется вам самым ординарным цирком.
Тесман посмеивался, глядя в потолок, в полупрозрачной толще которого плыли разноцветные пузатые солнца и вилась вокруг них серебристая мошкара планет. Даже на этой сугубо деловой карте угадывалось невероятное пространство — расстояния, покоренные человеком во имя жизни.
— Да, Иннокентий Павлович, теперь мы живем просторно и можем себе кое-что позволить. Сейчас на Земле около шестидесяти миллионов человек, и это втрое превосходит экологическую норму для планет третьего класса. Земле сделано исключение, но уже сейчас многие считают, что такое положение устарело. А ведь к концу двадцатого века на Земле жило чуть ли не шесть миллиардов человек! Я даже представить себе не могу, как это возможно физически — ежедневно видеть толпы людей, и совершенно незнакомых людей! Каждый день разные лица… Непостижимо!
Шанин энергично кивнул — у него появилась надежда. Но когда Тесман опустил глаза, в них не было улыбки.
— Однако Свира не цирк и не порождение фантазии неумелого новартиста-любителя. Она существует и процветает.
— Ну и пусть себе процветает на здоровье! Разве это плохо?
— Иногда плохо… Материальная обеспеченность плюс духовная нищета — страшная смесь… История дала немало примеров тому, чем кончается такое «процветание»… Мы не можем допустить самоуничтожения целой планеты. Но официальное вмешательство — крайняя мера. Чтобы пойти на него, мы должны иметь конкретные и веские доказательства недееспособности правителя. Иначе в глазах народа Свиры мы будем агрессорами и вместо спасения только ускорим трагические события.
— Но, быть может… быть может, рано еще бить тревогу? Может быть, свиряне еще сами дойдут до сути? Ведь наших прапрадедов в России в начале двадцатого века никто не спасал. Сами разобрались.
— Вы вправе гордиться своими предками. Но как раз история русской революции, история строительства социализма научила человечество братской солидарности. Вы начали первыми и могли первыми наслаждаться коммунистическими благами, так сказать, за своим столом. Но ваши прапрадеды ограничивали себя во всем, помогая другим народам преодолеть трудности переходного периода, оберегая их от врагов. Не так ли?
— Сдаюсь, товарищ Тесман, сдаюсь. Я хотел только сказать — возможно, на Свире уже есть силы, решающие сегодня те же вопросы, что и мы? И надо им просто помочь?
— Возможно. Возможно, хотя сомнительно. Но тогда тем более на Свире нужен наш человек, способный установить связь революционного подполья с Внешним миром.
Шанин задумался. Главный, считая, видимо, свою миссию законченной, подчеркнуто внимательно просматривал бортовые журналы. А Тесман говорил, то ли объясняя собеседнику, то ли думая вслух.
— Правитель… Оксиген Аш начинал весьма традиционно, и весь его тернистый путь вплоть до строительства Стального Кокона прямо-таки шаг в шаг повторял бурную деятельность всех больших и малых монархов прошлого. Все они доводили свои народы до нищеты… Свира после Стального Кокона была на грани экономического краха… Только жесточайшим террором Оксигену Ашу удалось удержаться… После целого ряда отчаянно смелых, но безрезультатных покушений он вообще перестал показываться народу… И вот с этого момента начинается непонятное. Правитель доводит свои полномочия до абсурдных границ. Он решает все сам, правда, ничего не предлагает, но все, что происходит или будет происходить на планете, включая даже такую мелочь, как время включения ночных фонарей, зависит от его согласия или несогласия. Ему подают проект, он говорит, вернее, пишет: «да», «нет», «отложить».
— Но ведь даже прочесть такую массу бумаг невозможно! Не говоря уже о большем… Может быть, он заменил себя машиной?
— Исключено. Машина может хранить огромный объем информации и оперировать им в пределах программы, но все ее могущество — на уровне прошлого человеческого опыта. Она способна самообучаться и самопрограммироваться, но она не способна изменить свой принцип подхода к материалу, что ли, свою позицию, свою логику. Она не способна думать творчески… Точнее, не способна ошибаться… Я что-то сам запутался, но сошлюсь на авторитеты: наши специалисты, анализируя поисходящее, заявили твердо, что логика решений Оксигена Аша исключает вмешательство электронного компьютера… Но, с другой стороны, это и не человеческая логика…
— Простите, что вы сказали?
— Я сказал, что специалисты по логическим структурам в один голос утверждают, что «Слова Кормчего», определяющие каждый день существования Свиры, не могут принадлежать ни машине, ни человеку.
— Час от часу не легче…
— Практически это выглядит так — каждый день газеты Свиры открываются рубрикой «Слово Кормчего», где перечисляется все одобренное правителем накануне. Думать над перечнем небезопасно, да и бесполезно — его надо немедленно выполнять, о чем заботятся соответствующие органы. Так вот, на первый взгляд «Слово» — электрический казус, экономическая и социальная бессмыслица. Найти какой-то ключ, какой-то принцип, какой-то стимул этих законодательных «Слов» невозможно… Есть и еще одна особенность, Свира отрезана от мира. Это аквариум. И потребности свирян тоже движутся по кругу. Остановившаяся культура. Отсутствие новых идей — для них нет пищи, и к тому же они жестоко преследуются. Технический и научный уровень Свиры крайне низок — все открытия и новинки ограничиваются сферой потребления. «Иметь» — любимое слово свирян. Неважно что, неважно зачем, неважно откуда, но «иметь». «Иметь» больше, чем другой…
— Но ведь там же люди живут, а не рыбы! Должно быть какое-то несогласие. Я не знаю, что еще… Как будто другим веком повеяло…
— Действительно, другой век. Буквально. Планета с остановившимся временем. Конечно, там есть недовольные. Некоторым удается бежать. От них — крупицы сведений, которыми мы располагаем.
— Бежать в космос?
— Невероятно трудно, но возможно. На Свире почти легально существует контрабанда. Правитель и его «королевская рать» смотрят на нее сквозь пальцы, ибо пользуются негласным каналом связи для своих личных нужд. Полицейская гвардия следит только за тем, чтобы с «внешним» товаром не проникли на Свиру «внешние» мысли…
— Да, рисковая профессия… Но, видимо, игра стоит свеч — ведь их собственное производство отстало лет на сто… Какие же блага Внешнего мира интересуют свирян больше всего? Или они хватают все подряд?
— Не сказал бы… В основном их интересует чернук.
— Чернук?
— Да, Они увозят на Свиру огромное количество чернука. И еще лекарства. Особую популярность имеют разного рода тонизирующие и геронтологические средства. Еще — всякая бытовая мелочь и украшения. И это, пожалуй, все.
— Ясно… Вернее, совсем ничего не ясно. Какова моя роль?
— Вы должны, Иннокентий Павлович, превратиться в разведчика. Профессия давно позабытая, но, как говорят, окруженная в былые времена ореолом романтики. Скажу откровенно — лично я вам не завидую. Я был против такого варианта, но мои коллеги убедили меня, что иного выхода нет. СДН должен обладать полной и достоверной информацией о подлинной жизни Свиры и, насколько возможно, об Оксигене Аше. Или о том, кто за этим именем скрывается…
— Неужели вы всерьез верите, что Кормчий не человек?
— Верить, не верить… Свиряне, к примеру, бесповоротно уверовали в то, что ими правит некое высшее существо. Вероятно, такая уверенность исподволь насаждается сверху, но согласитесь — при желании можно привести массу доказательств. И поразительное долголетие, и необъяснимая догадливость, порой даже меня наводящая на мысль, что правителю ведомы случайные зигзаги будущих событий, и нечеловеческая способность к обработке огромных масс информации, и мгновенность решений, недоступная нашему мозгу, и, в конце концов, эта самая злополучная логика — логика, отличная и от человеческого, и от машинного мышления… Разгадать правителя — значит разгадать Свиру. Но мы не ставим перед вами такой задачи. Пока она, видимо, выше наших возможностей. Ваша задача — узнать о Свире и о правителе все, что в силах ваших. Никакого вмешательства, никаких действий и противодействий. Только смотреть и запоминать.
— А вы уверены, что я смогу проникнуть дальше первой балки Великого Стального Кокона?
— Уверен. Вся операция продумана до мелочей и гарантирована от опасных последствий. С вами полетит настоящий свирянин, всего несколько лет бежавший оттуда. Он пытался организовать покушение на правителя. Он знает все ходы и выходы и поможет вам освоиться на месте. Его надо только держать под наблюдением: с Кормчим у него свои счеты. Вы высадитесь в Силае. На первое время, видимо, Силай будет вашей базой, и вам легче, чем кому-либо, будет освоиться и ориентироваться в суровой и дикой местности… Неужели остыла кровь пращуров-первопроходцев? Ваш начальник рассказывал о вас другое…