Страница:
* * *
Между тем в 1789 году Александр де Богарне был избран депутатом Генеральных штатов, этого высшего сословно-представительского органа, созывавшегося обычно по инициативе королевской власти в критические моменты для оказания помощи правительству. До этого они не собирались аж с 1614 года. А уже 17 июня 1789 года депутаты от Третьего сословия, то есть от податного населения (буржуа, купцов, ремесленников и т. д.), объявили себя Национальным собранием, то есть нижней палатой Парламента. Несмотря на свое дворянское происхождение, Александр де Богарне поддержал депутатов от Третьего сословия. Он вошел в состав Национального собрания и занял пост его секретаря. Там он ратовал за отмену привилегий, за допуск всех граждан к государственным должностям и за равенство всех перед судом.9 июля Национальное собрание провозгласило себя Учредительным собранием, ставшим высшим представительным и законодательным органом революционной Франции.
Когда 21 июня 1791 года в Париже стало известно о бегстве короля, Александр де Богарне своим благоразумием удержал депутатов от принятия опрометчивых репрессивных мер.
Как видим, когда Жозефина возвратилась в Париж в 1790 году, революция была в самом разгаре, а ее заблудший муж Александр был уже достаточно известным человеком.
Хаотическое состояние дел в стране помогло бывшим мужу и жене в какой-то степени уладить личные разногласия и стать почти друзьями в своих взаимоотношениях.
Историк Виллиан Слоон пишет:
«Жозефина со своими детьми вернулась во Францию, надо полагать, по просьбе мужа, так как немедленно приехала к нему в поместье, где они и жили «как брат и сестра» до тех пор, пока гражданина Богарне не назначили главнокомандующим Рейнской армии».
В это время Франсуа де Богарне, брат Александра, был вынужден эмигрировать. Это позволило ему прожить почти 90 лет и спокойно умереть естественной смертью. К сожалению, сам Александр не последовал его примеру. Когда же царствующие дворы Европы объявили Французской республике войну, он поспешно отправился на фронт.
Сначала он сражался в рядах Северной армии, отличился в нескольких сражениях против пруссаков и австрийцев и был произведен в бригадные генералы. 8 марта 1793 года он уже был дивизионным генералом, а 23 мая того же года – главнокомандующим Рейнской армии.
Не прошло и месяца, как ему предложили пост военного министра, но Александр де Богарне отказался, а после принятия якобинским Конвентом закона о запрещении дворянам служить в армии немедленно подал в отставку.
* * *
Во время якобинского террора Александру де Богарне было приказано уехать в провинцию, и он поселился в своем поместье Ля Ферте-Богарне. Но прожить там тихо и спокойно ему не удалось. Вскоре его доставили в Париж. Поводом послужил донос на его действия на посту главнокомандующего. Генерала обвинили в том, что своими действиями, а вернее их отсутствием, он способствовал сдаче Майнца неприятелю, что было равносильно измене.Далее все было банально просто: его бросили в тюрьму, потом вызвали в трибунал, скорый суд приговорил его к смерти, и на следующий день приговор привели в исполнение.
Так, 23 июля 1794 года Александра де Богарне не стало.
* * *
Смерть на гильотине означала, что смертельная опасность нависла и над всеми родными и близкими генерала. И она не заставила себя долго ждать, тем более что реакция Жозефины на арест бывшего мужа оказалась типичной для женщин ее типа. Вместо того чтобы не высовываться и не навлекать на себя неприятности, она перевернула все вверх дном и поставила всех на ноги ради того, чтобы попытаться вызволить экс-супруга. В результате какой-то «доброжелатель» отправил в Комитет Общественного Спасения анонимку, в которой предостерегал власти, призывал «опасаться бывшей виконтессы де Богарне, у которой полно знакомств в кабинетах самых важных министров».Неминуемым результатом стало то, что в том же 1794 году Жозефина тоже оказалась за решеткой: ее отправили на улицу Вожирар, где находилась ужасная тюрьма Ле-Карм, находившаяся в здании бывшего Кармелитского монастыря. И она, несомненно, тоже сложила бы свою голову на гильотине, если бы не подоспел переворот 9-го термидора (27 июля 1794 года), сваливший вождей якобинцев Робеспьера и Сен-Жюста.
Рональд Делдерфилд рассказывает:
«Страшась своей собственной неминуемой гибели, группа негодяев арестовала Робеспьера и его окружение и гильотинировала их всех менее чем за двадцать четыре часа. Эта группа абсолютно не собиралась прекращать террор. Ее члены пошли на такой шаг ради спасения своих собственных шкур. Однако теперь парижане с лихвой получили кровопускание. Его уже давно можно было бы остановить, если бы жертвы не выказывали на плахе такого мужества, а вопили бы и рыдали, как это делала Жозефина в Ле-Карме. А термидорианцы вдруг с недоумением обнаружили, что огромное большинство сограждан принимают их за спасителей и освободителей от тирании.
Они сделали то, чего в сложившихся обстоятельствах могли от них ждать. Они приняли полученную в кредит благодарность, приукрасили свой фасад, сформировали Директорию и арестовали прежних своих сообщников <…> Тюрьмы быстро опустели, и среди первых узников, освещенных лучами солнца, оказалась Жозефина».
* * *
6 августа 1794 года в коридоре возле камеры Жозефины раздался громкий крик надсмотрщика:– Вдова Богарне, вы – свободны!
От счастья Жозефина потеряла сознание…
Придя в себя, она тут же отправилась на поиски своих детей, скрывавшихся в это время у надежных друзей, имена которых не дошли до нас. Выяснилось, что после гибели отца и заключения в тюрьму матери, согласно определению правительства о том, что дети дворян были обязаны изучать какое-нибудь ремесло, Эжен был отдан в подмастерья к столяру, а его сестра Гортензия стала обучаться у портнихи в парижской модной лавке.
Надо было как-то и на что-то жить, и Жозефина недолго думала, как ей поступить. В тюрьме она перенесла страшные испытания, научившие ее очень многому, а посему она немедленно начала подыскивать себе покровителя. Для начала она возобновила свои прежние связи. Однако денег по-прежнему не было, зато были малолетние дети на руках, и их надо было кормить…
К этому времени Жозефина уже не была той испуганной провинциалкой, какой она предстала перед своим бывшим мужем пятнадцать лет назад. Перспектива смерти чудесным образом отпала, и теперь ей хотелось расслабиться, вновь надевать красивые наряды, ходить на приемы, сплетничать и поскорее забыть свое отвратительное прошлое.
Десмонд Сьюард в своей книге «Семья Наполеона» пишет:
«Креолка по происхождению, она превратилась в истинную парижанку, с присущей ей тонкостью, шиком и фривольностью, которых требует светская жизнь. Новая эпоха как нельзя лучше подходила для этой искательницы приключений. То было время, когда благодаря любовникам можно было добиться богатства и положения в обществе. Если дама была недурна собой и готова продаваться, так перед ней тотчас открывались самые блестящие перспективы».
Понимая, что теперь ей предстоит беспокойная жизнь куртизанки, Жозефина сняла недорогую квартирку, где открыла салон и принимала в нем богатых клиентов: банкиров, крупных дельцов, политиков, стоявших у власти. Но денег, полученных за продажную любовь, все равно не хватало – ее новая профессия требовала больших затрат. Тогда Жозефина принялась обхаживать более крупную дичь, одного из руководителей термидорианцев «кабана» Поля Барраса, ставшего к этому времени одним из самых могущественных людей во Франции.
* * *
Новый вождь республики с сочувствием отнесся к молодой вдове, пострадавшей от якобинского террора. По-видимому, она увлекла его, и, вероятно, он был для нее больше, чем просто покровитель. Во всяком случае, он поместил Жозефину и ее детей в роскошный дом и принялся исполнять все ее прихоти. Жозефина, не отличавшаяся строгостью поведения, была окружена золотой молодежью, кутилами и прожигателями жизни, добивавшимися ее благосклонности. В салоне ее всегда было весело и шумно и легко забывались все заботы и кровавые дни террора. Немного поблекшая красавица, которой уже было тогда тридцать два года, она умела все же искусно скрывать следы времени на своей наружности. Она была грациозна, мила, кокетлива и умела прекрасно одеваться.Целых девять месяцев Жозефина пребывала на вершине блаженства.
Но потом Поль Баррас стал тяготиться своей любовницей, лишавшей его прежней беззаботности и свободы, и все чаще подумывал, кому бы ее половчее спихнуть, но пока не находил вокруг достойных кандидатов.
* * *
Историк Рональд Делдерфилд описывает Жозефину де Богарне следующим образом:«Она была, скорее, статной, нежели красивой, грациозной, нежели пленительной. Обладала хорошей фигурой, приятным голосом, правильными чертами лица и на редкость плохими зубами. Настолько плохими, что она научилась смеяться, не показывая их. Она знала все, что необходимо знать, чтобы в самом выгодном свете демонстрировать свои привлекательные стороны. Бог наделил ее изысканным вкусом, никогда не позволявшим ей надевать вещи, которые ей не шли».
У Десмонда Сьюарда читаем:
«В ее тридцать два года Жозефину трудно было назвать даже хорошенькой: с неправильными чертами и отвратительными зубами (ей даже пришлось приучиться улыбаться, не показывая их), она была далеко не красавицей. И тем не менее она обладала особой притягательностью <…> и знала, как извлекать наибольшую выгоду из своих достоинств, к числу которых относились роскошные шелковистые волосы каштанового цвета и темно-голубые глаза с удивительно длинными ресницами <…> Вообще в ней было нечто экзотическое, во Франции восемнадцатого столетия она была наиболее близка к тому, что принято именовать южной красоткой. Одевалась она безукоризненно, умело и с шиком носила драгоценности и постоянно окружала себя цветами, морем цветов. Более того, эта аристократическая гражданка была до мозга костей аморальна и с таким опытом в постельных утехах, который и не снился молодому генералу Буонапарте».
Глава 3. Гражданка Бонапарт
Хотя Жозефина и была по уши в долгах, тем не менее она всячески «пускала пыль в глаза», стараясь создать в глазах окружающих эффект полного благополучия и богатства. На некоторых ей удавалось произвести впечатление, но большинство понимало, что она – всего лишь содержанка Поля Барраса с двумя малолетними детьми на руках. А вот последнему, как мы уже знаем, она изрядно поднадоела, и он принялся искать для нее достойную партию.
Подходящим кандидатом оказался Наполеон Бонапарт, в услугах которого нуждался Баррас, и он счел, что чары Жозефины лучше всего помогут ему в подчинении молодого талантливого генерала, назначенного в 1795 году командующим Внутренней армией.
С другой стороны, Жозефина де Богарне принадлежала одновременно к обществу старого и нового режимов. Брак с ней мог создать Наполеону тот прочный фундамент в обществе, которого ему так недоставало. Он мог заставить французов забыть про его собственное скромное корсиканское происхождение.
Итак, в октябре 1795 года случай свел виконтессу де Богарне с Бонапартом, и имя этого «случая» – Поль Баррас. Именно он познакомил Наполеона с Жозефиной, та произвела на него впечатление, и стоило ей немного поощрить малоопытного в подобных делах генерала, как в его сердце запылала страсть. То, что репутация Жозефины была далеко не безупречна, для него не имело значения.
Что же касается Барраса, то ему был очень выгоден роман Наполеона с Жозефиной, и он всячески поддерживал генерала в стремлении сойтись с ней поближе.
Как только Жозефине начали поступать подарки от Наполеона, она поняла, что этот весьма перспективный человек, можно сказать, уже у ее ног. Но она доверительно заметила Баррасу, что этот коротышка мало что для нее значит, ведь происходит он из «заурядной семейки» и не имеет ни гроша за душой.
– Я подумала, что поступлю мудро, – сказала она, – если не стану рассказывать ему о моем кошмарно затруднительном положении, ведь генерал наивно полагает, будто я не испытываю недостатка в средствах. Умоляю вас, только не говорите ему, что это не так, а иначе вы все испортите.
Поль Баррас лишь одобрительно кивал и многозначительно улыбался…
Жозефина овладела Наполеоном всецело и вскоре уже стала казаться ему идеалом женщины. Ее же смущало лишь одно: ей было уже, как говорится, «за тридцать». Конечно же, она умела искусно скрывать это, но терять время было нельзя. После казни мужа Жозефина осталась одна с двумя детьми на руках, и влюбленный генерал Бонапарт виделся ей весьма перспективной партией. Неважно, что он был маловат ростом, а его мундир был изношен до неприличия. Жозефина с первого дня знакомства смогла разглядеть в нем человека, для которого не существует ничего невозможного. Короче говоря, ей нужен был мужчина, на которого можно было опереться, и Наполеон был именно таким мужчиной.
Самого же Наполеона влекла к Жозефине только любовь, безумная любовь впечатлительного южанина, закомплексованного и истосковавшегося по женскому вниманию. Он, как мы знаем, находился в состоянии поиска и испытывал душевные страдания из-за отсутствия любимого человека, кровь его кипела, желания захлестывали разум, а посему прошлое Жозефины его не волновало, и союз с виконтессой де Богарне представлялся ему вершиной счастья.
Понятно, что для Жозефины это был «брак по расчету», но это не хорошо и не плохо. Ведь важен не сам факт расчета, а то, что удастся из всего этого создать. Кстати, многие люди бывают вполне довольны таким браком, а многие – несчастливы. Так что все зависит от конкретного человека.
А вот Наполеон, естественно, женился по большой любви. Но не только, ведь кроме любви (или влюбленности) существует еще очень много причин для вступления в брак. Но, поскольку любовь заслоняет собой все, на первом этапе эти причины даже не осознаются. Например, в случае с Наполеоном явно имел место так называемый «корсиканский фактор», ибо на Корсике семья – это традиционно был показатель успешности и социальной реализованности. Мужчина без семьи там считался пустым местом, неудачником, горем луковым…
Накануне у нотариуса Рагидо был составлен брачный договор. В нем жених не заявил никакого имущества, кроме шпаги и мундира, но каким-то одному ему известным образом гарантировал жене на случай своей смерти пожизненную пенсию в 1500 франков ежемесячно. В этом документе имелся и еще ряд неточностей (о них более подробно будет рассказано ниже), на которые нотариус, скажем так, «не обратил внимания».
Следует отметить также, что на поспешно организованной регистрации брака помимо самих Бонапарта и Жозефины присутствовало всего пять человек. Из адъютантов Бонапарт взял с собой первого попавшегося под руку Лемаруа, который оказался настолько юным, что не имел официального права быть свидетелем. Но могло ли это юридическое несоответствие остановить человека, чье имя позднее стал носить Гражданский Кодекс?
В парижских салонах потом еще долго посмеивались над этим поспешным браком корсиканца с любовницей Барраса, которая к тому же была старше его и имела двоих детей. А вот генерал Гош, также в свое время пользовавшийся вниманием Жозефины, отозвался об этом браке по-солдатски резко:
– Совершенно естественно взять шлюху в любовницы, но это не значит, что ее следует делать законной женой.
Всего лишь один день, 10 марта 1796 года, Наполеон и Жозефина смогли позволить себе провести в счет медового месяца, а уже 11 марта Наполеон отбыл к новому месту своего назначения (за неделю до этого он был утвержден Директорией главнокомандующим армии, стоявшей на юге страны, на самой границе с Италией).
Многими историками отмечается тот факт, что страстное корсиканское сердце Наполеона, впервые полюбившее истинной любовью, невыносимо страдало в то время в разлуке с Жозефиной. Он слал ей в Париж письмо за письмом и практически в каждом умолял приехать к нему в Италию, чтобы разделить с ним славу и счастье.
Например, 3 апреля 1796 года он писал:
«Моя единственная Жозефина, вдали от тебя весь мир кажется мне пустыней, в которой я один <…> Ты овладела больше чем всей моей душой. Ты – единственный мой помысел; когда мне опостылевают докучные существа, называемые людьми, когда я готов проклясть жизнь, тогда опускаю я руку на сердце: там покоится твое изображение; я смотрю на него, любовь для меня абсолютное счастье <…> Какими чарами сумела ты подчинить все мои способности и свести всю мою душевную жизнь к тебе одной? Жить для Жозефины! Вот история моей жизни…»
Посылая Жюно в Париж, Наполеон в очередной раз написал Жозефине. Вот это письмо от 24 апреля 1796 года:
«Ты должна приехать с ним, слышишь? Если, на мое несчастье, он вернется один, то я буду безутешен. Он увидит тебя, мой обожаемый друг, он будет дышать с тобой одним воздухом! Может быть, ты удостоишь его единственной, бесценной милости поцеловать твою щеку!»
Приезд Жюно в Париж стал своего рода праздником, днем патриотических восторгов, пушечной пальбы и колокольных звонов, возвещавших ликующему городу торжество Победы.
После торжественной передачи знамен Жюно тут же произвели в полковники, а потом в Люксембургском дворце был дан пышный бал. Жозефина была царицей этого бала. Стоявшая вокруг дворца огромная толпа парижан скандировала: «Да здравствует генерал Бонапарт! Да здравствует гражданка Бонапарт!»
Однако самое трудное в миссии Жюно было впереди. Как убедить Жозефину отправиться к мужу? В Париже ей жилось привольно, о ее победоносном муже все только и говорили, а суровость походной жизни и тяготы войны – все это ее лишь отпугивало. Как следствие, она всячески откладывала отъезд, используя для этого различные предлоги. То она сказывалась больной, то вдруг объявила о том, что беременна…
Но Наполеон был неумолим, проявляя в своей настойчивости все больше нетерпения.
Вот, например, его письмо от 17 июля 1796 года:
«С тех пор, как мы расстались, я все время печален. Мое счастье – быть возле тебя. Непрестанно думаю о твоих поцелуях, о твоих слезах, о твоей обворожительной ревнивости, и прелести несравненной Жозефины непрестанно воспламеняют мое все еще пылающее сердце и разум. Когда освобожусь я от всех тревог, всех дел, чтобы проводить с тобой все минуты моей жизни; когда моим единственным занятием будет любить тебя и думать о счастье, говорить тебе и доказывать это? Я пошлю тебе твою лошадь; все же надеюсь, что ты скоро сможешь ко мне приехать <…>
Ах, молю тебя, открой мне какие-нибудь твои недостатки! Будь менее прекрасна, менее любезна, менее нежна, и прежде всего – менее добра! Никогда не ревнуй и не плачь; твои слезы лишают меня разума, жгут меня. Верь мне, что теперь у меня не может быть ни одной мысли, ни одного события, которые не принадлежали бы тебе.
Поправляйся, отдыхай, скорей восстанови свое здоровье. Приезжай ко мне, дабы мы, по крайней мере, могли сказать раньше, чем придет смерть: «У нас было столько счастливых дней!»
Миллион поцелуев…»
Но время шло, и в практически ежедневных посланиях Наполеона Жозефине среди множества прекрасных слов любви и нежности все чаще и чаще начало проскальзывать раздражение:
«Я больше тебя не люблю… Наоборот, я тебя ненавижу. Ты – гадкая, глупая, нелепая женщина. Ты мне совсем не пишешь, ты не любишь своего мужа. Ты знаешь, сколько радости доставляют ему твои письма, и не можешь написать даже шести беглых строк.
Однако чем вы занимаетесь целый день, мадам? Какие важные дела отнимают у вас время, мешают вам написать вашему возлюбленному? Что заслоняет вашу нежную и стойкую любовь, которой вы так ему хвастались? Кто этот новый соблазнитель, новый возлюбленный, который претендует на все ваше время, мешая вам заниматься вашим супругом? Жозефина, берегись, а не то однажды ночью твои двери будут взломаны, и я предстану пред тобой.
В самом деле, моя дорогая, меня тревожит то, что я не получаю от тебя известий, напиши мне тотчас четыре страницы и только о тех милых вещах, которые наполнят мне сердце радостью и умилением.
Надеюсь скоро заключить тебя в свои объятия и осыпать миллионом поцелуев…»
В конечном итоге Жозефине не осталось ничего, как уступить просьбам и мольбам Наполеона. Отметим, что в этом решении ее еще более укрепила взбучка, которую ей устроил всесильный в то время Баррас, к которому накануне в полном отчаянии прибежал военный министр Карно и объявил, что если Жозефина тотчас не отправится в Италию, то генерал Бонапарт грозится бросить Итальянскую армию и возвратиться в Париж.
Ехала Жозефина с большой неохотой и вся в слезах. Конечно же, ей совершенно не хотелось покидать ее милый и веселый Париж. Но среди ее спутников тут же нашелся тот, кто сумел развеять ее печальное настроение. Этим человеком оказался молодой гусарский офицер Ипполит Шарль – адъютант генерала Леклерка. Как-то незаметно он сначала оказался в одной карете с Жозефиной, а вскоре полностью завладел ее вниманием.
Этот все более и более явный флирт Жозефины с красавцем гусаром происходил на глазах Жюно и всех остальных. И вообще с самого первого вечера эта поездка стала походить на свадебное путешествие Жозефины и ее нового приятеля. По сути, не обращая внимания на окружающих, на каждой стоянке они спешили в приготовленную для них комнату и предавались удовольствиям.
Из Милана Жозефина, разлученная со своим любовником, переехала сначала в Брешию, а затем в Верону…
Наконец, они встретились, и Наполеон был счастлив. А вскоре Жозефина объявила, что возвращается в Париж. И там ее приезд стал триумфом. Толпы народа с восторгом приветствовали «спутницу жизни великого героя, чьи подвиги были достойны победителей античных времен». Повсюду стреляли из пушек, трубили в трубы, дети кидали в воздух цветы, поэты читали стихи. Креолка принимала все эти почести, но сама думала совершенно о другом: она торопилась найти своего дорогого Ипполита Шарля.
Он, кстати, тоже в это время уже вернулся в Париж.
В Париже он тут же поехал на улицу Шантрен, специально переименованную в улицу Победы, чтобы обнять свою жену. Но дом, понятное дело, оказался пустым. Пробежав по комнатам, Наполеон встретил слугу и спросил:
– А где же мадам?
Когда он узнал, что Жозефины вообще нет в Париже, глаза ревнивого корсиканца налились кровью. В тот день он написал своему брату Жозефу:
«Я страдаю от личного горя. Наконец пелена спала с моих глаз…»
Лишь 2 января 1798 года Жозефина прибыла в Париж, такая красивая, такая волнующая и кокетливая, и она, как всегда, нашла тысячу оправданий своему отсутствию, а Наполеон, как всегда, сам не заметил, как оказался у ее ног и все ей простил. Правильно говорят, что страсть сильнее ревности. А любовь – она как горячка. Она делает глупыми даже самых умных людей, а слабыми – даже самых сильных.
Подходящим кандидатом оказался Наполеон Бонапарт, в услугах которого нуждался Баррас, и он счел, что чары Жозефины лучше всего помогут ему в подчинении молодого талантливого генерала, назначенного в 1795 году командующим Внутренней армией.
С другой стороны, Жозефина де Богарне принадлежала одновременно к обществу старого и нового режимов. Брак с ней мог создать Наполеону тот прочный фундамент в обществе, которого ему так недоставало. Он мог заставить французов забыть про его собственное скромное корсиканское происхождение.
Итак, в октябре 1795 года случай свел виконтессу де Богарне с Бонапартом, и имя этого «случая» – Поль Баррас. Именно он познакомил Наполеона с Жозефиной, та произвела на него впечатление, и стоило ей немного поощрить малоопытного в подобных делах генерала, как в его сердце запылала страсть. То, что репутация Жозефины была далеко не безупречна, для него не имело значения.
Что же касается Барраса, то ему был очень выгоден роман Наполеона с Жозефиной, и он всячески поддерживал генерала в стремлении сойтись с ней поближе.
Как только Жозефине начали поступать подарки от Наполеона, она поняла, что этот весьма перспективный человек, можно сказать, уже у ее ног. Но она доверительно заметила Баррасу, что этот коротышка мало что для нее значит, ведь происходит он из «заурядной семейки» и не имеет ни гроша за душой.
– Я подумала, что поступлю мудро, – сказала она, – если не стану рассказывать ему о моем кошмарно затруднительном положении, ведь генерал наивно полагает, будто я не испытываю недостатка в средствах. Умоляю вас, только не говорите ему, что это не так, а иначе вы все испортите.
Поль Баррас лишь одобрительно кивал и многозначительно улыбался…
* * *
Как мы понимаем, грациозная креолка сразу поразила воображение 26-летнего генерала Бонапарта, и он принялся испепелять ее горящим взглядом. Храбрый на поле битвы, Наполеон, однако, был весьма робок в отношениях с женщинами, вниманием которых он не был избалован. Несколько дней ему потребовалось на то, чтобы решиться первый раз заговорить с Жозефиной. Она же, будучи женщиной опытной, ободрила его, с восторгом отозвавшись о его военных подвигах. По признанию самого Наполеона, эти похвалы буквально опьянили его. После этого он не мог говорить ни с кем другим и не отходил от нее ни на шаг. Совершенно очевидно, что это была любовь с первого взгляда.Жозефина овладела Наполеоном всецело и вскоре уже стала казаться ему идеалом женщины. Ее же смущало лишь одно: ей было уже, как говорится, «за тридцать». Конечно же, она умела искусно скрывать это, но терять время было нельзя. После казни мужа Жозефина осталась одна с двумя детьми на руках, и влюбленный генерал Бонапарт виделся ей весьма перспективной партией. Неважно, что он был маловат ростом, а его мундир был изношен до неприличия. Жозефина с первого дня знакомства смогла разглядеть в нем человека, для которого не существует ничего невозможного. Короче говоря, ей нужен был мужчина, на которого можно было опереться, и Наполеон был именно таким мужчиной.
Самого же Наполеона влекла к Жозефине только любовь, безумная любовь впечатлительного южанина, закомплексованного и истосковавшегося по женскому вниманию. Он, как мы знаем, находился в состоянии поиска и испытывал душевные страдания из-за отсутствия любимого человека, кровь его кипела, желания захлестывали разум, а посему прошлое Жозефины его не волновало, и союз с виконтессой де Богарне представлялся ему вершиной счастья.
* * *
А 9 марта 1796 года, спустя всего пять месяцев после их первой встречи, Наполеон и Жозефина сочетались гражданским браком.Понятно, что для Жозефины это был «брак по расчету», но это не хорошо и не плохо. Ведь важен не сам факт расчета, а то, что удастся из всего этого создать. Кстати, многие люди бывают вполне довольны таким браком, а многие – несчастливы. Так что все зависит от конкретного человека.
А вот Наполеон, естественно, женился по большой любви. Но не только, ведь кроме любви (или влюбленности) существует еще очень много причин для вступления в брак. Но, поскольку любовь заслоняет собой все, на первом этапе эти причины даже не осознаются. Например, в случае с Наполеоном явно имел место так называемый «корсиканский фактор», ибо на Корсике семья – это традиционно был показатель успешности и социальной реализованности. Мужчина без семьи там считался пустым местом, неудачником, горем луковым…
Накануне у нотариуса Рагидо был составлен брачный договор. В нем жених не заявил никакого имущества, кроме шпаги и мундира, но каким-то одному ему известным образом гарантировал жене на случай своей смерти пожизненную пенсию в 1500 франков ежемесячно. В этом документе имелся и еще ряд неточностей (о них более подробно будет рассказано ниже), на которые нотариус, скажем так, «не обратил внимания».
Следует отметить также, что на поспешно организованной регистрации брака помимо самих Бонапарта и Жозефины присутствовало всего пять человек. Из адъютантов Бонапарт взял с собой первого попавшегося под руку Лемаруа, который оказался настолько юным, что не имел официального права быть свидетелем. Но могло ли это юридическое несоответствие остановить человека, чье имя позднее стал носить Гражданский Кодекс?
В парижских салонах потом еще долго посмеивались над этим поспешным браком корсиканца с любовницей Барраса, которая к тому же была старше его и имела двоих детей. А вот генерал Гош, также в свое время пользовавшийся вниманием Жозефины, отозвался об этом браке по-солдатски резко:
– Совершенно естественно взять шлюху в любовницы, но это не значит, что ее следует делать законной женой.
Всего лишь один день, 10 марта 1796 года, Наполеон и Жозефина смогли позволить себе провести в счет медового месяца, а уже 11 марта Наполеон отбыл к новому месту своего назначения (за неделю до этого он был утвержден Директорией главнокомандующим армии, стоявшей на юге страны, на самой границе с Италией).
* * *
А потом была война и блестящие победы Наполеона при Монтенотте и при Лоди. После очередного победоносного сражения при Миллезимо Наполеон отправил своего адъютанта Жюно в Париж для представления Директории неприятельских трофеев, добытых в результате этих побед. Этой официальной миссии Жюно, однако, сопутствовало и личное поручение главнокомандующего, связанное с Жозефиной.Многими историками отмечается тот факт, что страстное корсиканское сердце Наполеона, впервые полюбившее истинной любовью, невыносимо страдало в то время в разлуке с Жозефиной. Он слал ей в Париж письмо за письмом и практически в каждом умолял приехать к нему в Италию, чтобы разделить с ним славу и счастье.
Например, 3 апреля 1796 года он писал:
«Моя единственная Жозефина, вдали от тебя весь мир кажется мне пустыней, в которой я один <…> Ты овладела больше чем всей моей душой. Ты – единственный мой помысел; когда мне опостылевают докучные существа, называемые людьми, когда я готов проклясть жизнь, тогда опускаю я руку на сердце: там покоится твое изображение; я смотрю на него, любовь для меня абсолютное счастье <…> Какими чарами сумела ты подчинить все мои способности и свести всю мою душевную жизнь к тебе одной? Жить для Жозефины! Вот история моей жизни…»
Посылая Жюно в Париж, Наполеон в очередной раз написал Жозефине. Вот это письмо от 24 апреля 1796 года:
«Ты должна приехать с ним, слышишь? Если, на мое несчастье, он вернется один, то я буду безутешен. Он увидит тебя, мой обожаемый друг, он будет дышать с тобой одним воздухом! Может быть, ты удостоишь его единственной, бесценной милости поцеловать твою щеку!»
Приезд Жюно в Париж стал своего рода праздником, днем патриотических восторгов, пушечной пальбы и колокольных звонов, возвещавших ликующему городу торжество Победы.
После торжественной передачи знамен Жюно тут же произвели в полковники, а потом в Люксембургском дворце был дан пышный бал. Жозефина была царицей этого бала. Стоявшая вокруг дворца огромная толпа парижан скандировала: «Да здравствует генерал Бонапарт! Да здравствует гражданка Бонапарт!»
Однако самое трудное в миссии Жюно было впереди. Как убедить Жозефину отправиться к мужу? В Париже ей жилось привольно, о ее победоносном муже все только и говорили, а суровость походной жизни и тяготы войны – все это ее лишь отпугивало. Как следствие, она всячески откладывала отъезд, используя для этого различные предлоги. То она сказывалась больной, то вдруг объявила о том, что беременна…
Но Наполеон был неумолим, проявляя в своей настойчивости все больше нетерпения.
Вот, например, его письмо от 17 июля 1796 года:
«С тех пор, как мы расстались, я все время печален. Мое счастье – быть возле тебя. Непрестанно думаю о твоих поцелуях, о твоих слезах, о твоей обворожительной ревнивости, и прелести несравненной Жозефины непрестанно воспламеняют мое все еще пылающее сердце и разум. Когда освобожусь я от всех тревог, всех дел, чтобы проводить с тобой все минуты моей жизни; когда моим единственным занятием будет любить тебя и думать о счастье, говорить тебе и доказывать это? Я пошлю тебе твою лошадь; все же надеюсь, что ты скоро сможешь ко мне приехать <…>
Ах, молю тебя, открой мне какие-нибудь твои недостатки! Будь менее прекрасна, менее любезна, менее нежна, и прежде всего – менее добра! Никогда не ревнуй и не плачь; твои слезы лишают меня разума, жгут меня. Верь мне, что теперь у меня не может быть ни одной мысли, ни одного события, которые не принадлежали бы тебе.
Поправляйся, отдыхай, скорей восстанови свое здоровье. Приезжай ко мне, дабы мы, по крайней мере, могли сказать раньше, чем придет смерть: «У нас было столько счастливых дней!»
Миллион поцелуев…»
Но время шло, и в практически ежедневных посланиях Наполеона Жозефине среди множества прекрасных слов любви и нежности все чаще и чаще начало проскальзывать раздражение:
«Я больше тебя не люблю… Наоборот, я тебя ненавижу. Ты – гадкая, глупая, нелепая женщина. Ты мне совсем не пишешь, ты не любишь своего мужа. Ты знаешь, сколько радости доставляют ему твои письма, и не можешь написать даже шести беглых строк.
Однако чем вы занимаетесь целый день, мадам? Какие важные дела отнимают у вас время, мешают вам написать вашему возлюбленному? Что заслоняет вашу нежную и стойкую любовь, которой вы так ему хвастались? Кто этот новый соблазнитель, новый возлюбленный, который претендует на все ваше время, мешая вам заниматься вашим супругом? Жозефина, берегись, а не то однажды ночью твои двери будут взломаны, и я предстану пред тобой.
В самом деле, моя дорогая, меня тревожит то, что я не получаю от тебя известий, напиши мне тотчас четыре страницы и только о тех милых вещах, которые наполнят мне сердце радостью и умилением.
Надеюсь скоро заключить тебя в свои объятия и осыпать миллионом поцелуев…»
В конечном итоге Жозефине не осталось ничего, как уступить просьбам и мольбам Наполеона. Отметим, что в этом решении ее еще более укрепила взбучка, которую ей устроил всесильный в то время Баррас, к которому накануне в полном отчаянии прибежал военный министр Карно и объявил, что если Жозефина тотчас не отправится в Италию, то генерал Бонапарт грозится бросить Итальянскую армию и возвратиться в Париж.
* * *
В результате после обеда с Баррасом в Люксембургском дворце Жозефина все же села в экипаж, чтобы отправиться наконец к своему мужу. Она выехала из Парижа в сопровождении целой группы людей, которая включала Жюно и брата Наполеона, Жозефа Бонапарта.Ехала Жозефина с большой неохотой и вся в слезах. Конечно же, ей совершенно не хотелось покидать ее милый и веселый Париж. Но среди ее спутников тут же нашелся тот, кто сумел развеять ее печальное настроение. Этим человеком оказался молодой гусарский офицер Ипполит Шарль – адъютант генерала Леклерка. Как-то незаметно он сначала оказался в одной карете с Жозефиной, а вскоре полностью завладел ее вниманием.
Этот все более и более явный флирт Жозефины с красавцем гусаром происходил на глазах Жюно и всех остальных. И вообще с самого первого вечера эта поездка стала походить на свадебное путешествие Жозефины и ее нового приятеля. По сути, не обращая внимания на окружающих, на каждой стоянке они спешили в приготовленную для них комнату и предавались удовольствиям.
* * *
Таким вот образом Жозефина прибыла в Милан. Но Наполеона в Милане не оказалось: все-таки шли военные действия, и они задержали его в Вероне.Из Милана Жозефина, разлученная со своим любовником, переехала сначала в Брешию, а затем в Верону…
Наконец, они встретились, и Наполеон был счастлив. А вскоре Жозефина объявила, что возвращается в Париж. И там ее приезд стал триумфом. Толпы народа с восторгом приветствовали «спутницу жизни великого героя, чьи подвиги были достойны победителей античных времен». Повсюду стреляли из пушек, трубили в трубы, дети кидали в воздух цветы, поэты читали стихи. Креолка принимала все эти почести, но сама думала совершенно о другом: она торопилась найти своего дорогого Ипполита Шарля.
Он, кстати, тоже в это время уже вернулся в Париж.
* * *
А затем генерал Бонапарт, окончательно сокрушив австрийцев, подписал с ними мир в Кампо-Формио и 5 декабря 1797 года тоже вернулся в Париж.В Париже он тут же поехал на улицу Шантрен, специально переименованную в улицу Победы, чтобы обнять свою жену. Но дом, понятное дело, оказался пустым. Пробежав по комнатам, Наполеон встретил слугу и спросил:
– А где же мадам?
Когда он узнал, что Жозефины вообще нет в Париже, глаза ревнивого корсиканца налились кровью. В тот день он написал своему брату Жозефу:
«Я страдаю от личного горя. Наконец пелена спала с моих глаз…»
Лишь 2 января 1798 года Жозефина прибыла в Париж, такая красивая, такая волнующая и кокетливая, и она, как всегда, нашла тысячу оправданий своему отсутствию, а Наполеон, как всегда, сам не заметил, как оказался у ее ног и все ей простил. Правильно говорят, что страсть сильнее ревности. А любовь – она как горячка. Она делает глупыми даже самых умных людей, а слабыми – даже самых сильных.