Страница:
– Догадываюсь, что было дальше.
– Во-во… Только догадываться и можно. Мне тогда эти пионерские костры в собственной жопе дорого обошлись. Но и догорели окончательно. Такой фуйни я больше никогда не делал…
– Че, серьезно думал их достать? С такого расстояния? Да еще себя обнаружил.
– То-то и оно. Придурок – одним словом…
Ему бы тогда уйти по-тихому. Следы запутать и уйти. Так поступил бы любой мало-мальски опытный разведчик. В горах три часа форы – это шанс выжить, 50 на 50, а может, и больше.
Зелен был Игорек, молод и зелен. Да еще наслушался баек про то, что спецназ никогда не отступает. Дуралей…
Когда задание выполнено, а на карте стоят жизни солдат, еще как отступает! Тут уж не до красивых слов – жизнь пацанов важнее личных амбиций. Не знал Медведь этого, не мог знать, да и не понял бы никого, скажи ему в тот момент, что нужно использовать такой редкий на войне шанс и валить во все лопатки… Его друзья были в бою, а он удирал? Ну уж нет! …После неудачных очередей Игорь припустил вниз, нисколько не заботясь о том, чтобы смотреть под ноги. Вперед и вниз! Склон был очень длинным, не менее километра, редко усыпан небольшими камнями, но что самое главное – вел на юго-запад, а значит, к шоссе. Правда, на пути была горка, не меньшая, чем та, с которой он стрелял, но теперь сержант уверовал в свои силы и, главное, в свою удачу…
«Йо-хо-хо! Мы красные кавалеристы и про нас! Йя-ха! На холмик заберусь, еще раз шугану "душариков", а там и до наших всего ничего. И-и-я-ха! Пошел, ретивый! Ч-ча-ча! Или на пулеметы их вытащу! Ах-ха, е-е! Ушел я, уш-ш… Гы-ы-гых!..»
Это случилось уже в самом конце этого сумасшедшего спуска.
На небольшой кочке нога подвернулась…
Всем своим немалым весом Игорь рухнул на руку. Раздался противный хруст, а сзади по затылку его ударил болтавшийся на спине «РПК». И сознание не сдюжило, отключив окружающий мир… И слава богу, что эта голова знала крепкие удары на ринге, а ее владелец все же умел держать удар. Опыт, он и в Африке опыт…
Может, пяти минут, а может, и меньше хватило Игорю, чтобы прийти в себя. Он сел и стал оценивать свое плачевное теперь уже состояние.
«Кисть сломана – без вопросов! – Он осторожно ощупывал левую руку. – И с ногой что-то, твою мать! Дебил, придурок, бля! Размечтался о кренделях небесных, мудило! И что теперь? Как?!»
Тяжело припадая на ногу, Медведь поковылял дальше…
Это падение стоило ему многого… О левой руке можно было забыть – она стремительно опухала, наливалась синевой и била в голову нестерпимой болью. Но была еще и нога. Нога, которая отказывалась идти. Скорее всего, это был вывих, тяжелый, сложный вывих. А впереди была гора, длиннейший подъем, на вершине которого, может быть, и лежало спасение…
Игорь с тоской смотрел вверх и проклинал себя.
«Теперь все, кранты. Догонят однозначно. Не уйти. Не уйти теперь. Идиот ты, Игорь, ах какой идиот! Теперь только залечь на вершине остается. Давай, боксер, вперед…»
Уже и солнце перевалило далеко за полдень, а он только-только сумел добраться до вершины. Пот катил градом, боль темной шторой застилала глаза, и Медведь рухнул на камни. Сколько он так пролежал, неизвестно, но, немного отдышавшись и придя в себя, взглянул вниз и понял, что дальше идти некуда. Погоня уже подбиралась к тому месту, где все и случилось… Фора во времени была потеряна. Еще час, ну, может, немного больше, и «духи» взойдут на склон, а там… Только оттягивать агонию да себя мучить… А можно и по-другому. Именно так и поступил молодой сержант. Не позволила ему гордость сделать иначе… …В 15.30 на радиоузел соседствующего с бригадой полка штурмовых вертолетов пришло сообщение от одного из экипажей, патрулирующего окрестности шоссе в районе перевала Саланг:
– Вижу бой. Малая группа «духов» осаждает горку. Наверное, отловили кого-то. Могу поддержать огнем.
Счастье Медведя было в том, что только-только вернувшиеся из этого рейда потрепанные роты разведбата находились в бригаде, а Дзюба после жестокого разноса начальства за немалые потери сидел у своего старого друга, подполковника ВВС, командира вертолетного полка.
– Передай экипажу, – вяло отреагировал комполка, обращаясь к своему лейтенанту-связисту. – Пусть пройдутся разок, пригладят НУРСами и возвращаются к патрулированию. Может, сами афганцы чего-то не поделили…
– А в каком районе, говоришь? – подал голос Дзюба.
Лейтенант взглянул вопросительно на своего командира и, получив немой кивок согласия, ответил:
– Квадрат 14-32.
– Да это же…
– Ты че вскинулся-то, от того места, где ты «духов» лущил, это километров 20 по горам, не меньше.
– Это мой сержант!..
– Ты в своем уме, Сергей? За неполные полтора суток пройти столько, да по горам? Не поверю. Никогда не поверю!
– Это он. Дай «вертушку» – я сниму его оттуда.
– Брось, майор.
– Дашь?!
– Не дам! Это армия, а не «хочу – не хочу». Не дам!
– Сука ты, подпол, сука! Этот мальчик, без опыта, решился потянуть на себя погоню, чтобы его подчиненные, из которых один полуживой, вернулись. Ему всего-то 19 лет, Гриша!
– Но как же без приказа? Не могу!
– Наплюй!
– А голову снимать с кого будут? С тебя?!
– С меня, Гриша! На себя все возьму, из армии уйду, но этого пацана нужно спасти. Или сам возьму пару «вертушек», силой. Ты меня знаешь!
– Ладно, «спец», хер с тобой!..
Нет, не был сухарем летчик, да и была тому причина – его сын служил свою срочную службу в ВДВ, в Кандагаре… Кому как не отцу понимать?
– Сержант! Комэска второй ко мне, срочно! – крикнул он через дверь. – Иди, Серега, бери с собой кого там хочешь. Через пятнадцать минут вылетишь двумя машинами за своим сержантом…
– Сочтемся, Гриша…
– Вали отсюда, майор…
– Ну, в общем, сняли меня с той горки, Андрюха.
– Тяжко было?
– Не знаю. Мне тогда было все по фигу. С жизнью попрощаться успел…
– Тоже мне спецназ ВДВ.
– Злой ты…
– Да ладно. Не понимаешь, что ли?
– Все понимаю, командир. Чего там…
– Ну и…
– Я тогда кое-как соорудил себе гнездышко и залег за «РПК»… Сам понимаешь, рука – это еще полбеды, но вывих был такой, что и шагу не ступить. Как я на ту гору влез, до сих пор не понимаю… Вот такие-то дела. А духи шли медленно. Так что отстреливаться я начал примерно минут за десять до того, первого вертолета. А еще минут через сорок два «крокодила» проутюжили склон и меня сняли. Сам Дзюба прилетел!
– Повезло…
– В нашем деле без этого никак, сам знаешь, командир.
– Знаю-знаю…
– Потом госпиталь в Ташкенте… Какие там медсестрички, братишка-а! Это просто что-то!
– Казанова хренов.
– Каза или нова, но попасся я там всласть. Есть что вспомнить…
Часть II
…И опять они сидели с сигаретками в зубах на этой много слышавшей лавочке около казармы родного взвода. Взвода капитана Проценко, или просто Филина…
Буйствовала весна 90-го…
Они (в смысле группа) только-только встретили своего Филина из внеочередного отпуска после добровольного плена и ранения [28]. Они только успели «обмыть» в офицерской столовке его вторую Красную Звезду и досрочное (опять досрочное, как и «старший лейтенант») капитанское звание, в его-то 22 года от роду, и теперь отправились в расположение РДГ – ночь на носу. Кому, как не им, было знать, что спать необходимо при первой возможности – кто знает, что случится через час? Служба такая – спать ложишься в родном кубрике, а проснуться можешь за несколько тысяч километров, где-нибудь над Душанбе или Благовещенском, когда начнет реветь сирена «Ильюшина», подгоняющая к открытой аппарели. На высоте 2000 метров… И хорошо, если это будет день… Бойцы отдыхали, а их командиры беседовали неспешно, сидя не скамеечке. -…Ты, Игорек, так и не рассказал мне толком про свою «срочную», да прапором…
– Так а че там рассказывать? Служил себе…
– Просто так себе служил, не напрягаясь, что успел заработать «За службу…», две Красных Звезды, две МЗО и две МЗБЗ?!!
– «Звездочки» и «За боевые…» – это уже в отряде. Бате спасибо… Вторые «Отвага…» и МЗБЗ – уже при тебе – за Хайзуллу и за Фергану. Сам знаешь…
– А за Речкой?.. Расскажи, а?
– Да нечего особенно и рассказывать…
– Давай, «замок», че тя уламывать-то надо? Не первый год замужем…
– Ворошить не хочется… За те годы стольких пацанов классных потерял – до этого времени ком в горле стоит…
– Расскажи, Игорек…
…Переломы и разорванные связки заживали не быстро и не медленно, а ровно столько, сколько положено молодому, крепкому организму.
За тот месяц, что Игорь провел на койке ташкентского госпиталя, ему пришлось пережить несколько событий, после которых к нему наведался подполковник-психиатр. И вердикт его был тверд и однозначен – этот паренек, молоденький сержант спецназа ВДВ, настолько психически здоров, что вряд ли его сможет что-то потрясти настолько, чтобы стать его, психиатра, пациентом. Просто свои душевные боли он носит глубоко в себе. Мальчишка отключается от всего мира и живет там, глубоко в своей душе. Нет, он, конечно же, все понимает и исполнит любой приказ, но делать это будет на полном автоматизме. Короче говоря, сержант Барзов абсолютно здоров психически, просто свои горести переживает один, видимо, поражения в спорте научили…
Первым и, наверное, самым тяжелым ударом была встреча с Виталиком Крюченковым. С его Крюком. Через две недели его ничегонеделания в госпитале… …Игорь, как всегда, сопровождаемый медсестричкой Гилей, жгучей азиатской красавицей, направлялся на медосмотр к завотделением травматологии на своей хромированной колеснице. Гиля нежно поправляла на крутых Медведевых плечах пижамную куртку и с любовью поглядывала на мощный стриженый затылок, плавно переходящий в огромные плечи – шеи там не было, скрывали бугры мышц. Она, девушка Востока, неожиданно для себя по уши влюбилась в этого огромного нескладного парня, который был, по слухам, неробкого десятка, да и вообще… Излучал силу и надежность, несмотря на беспомощное состояние… Да и Игорю нравилась эта неприступная, гордая казашка. И он был совсем даже не прочь… Так и случилось. На третьей или четвертой перевязке. Гиля тогда шепотом просила его молчать – Восток дело тонкое, как известно, а уж родственники на Востоке… Только вот сама Гиля не могла скрывать свои чувства к Игорю. Ее горячая азиатская душа кричала и пела от любви к кяфиру [29]. Ну и что же оставалось Медведю? Если она сама говорит об этом всем и вся, то и его совесть, природного молчуна, будет, наверное, чиста. Наверное… Как-то там еще посмотрит на все это ее огромная семья? А особенно ее мужская половина – отец, дядья, братья. А их там, если собрать всех двоюродных, около сотни могло набраться – семьи-то большие.
В общем, Игорь наслаждался жаркой неистовой ненасытностью Гили и ждал последствий. Женят или башку отрежут – с них станется… Хотя, чего скрывать, Игорю нравилась Галя (это он ее так называл – Гиля уж очень непривычно для слуха), и он был не прочь связать с ней свою жизнь… Узлы, узелочки… Сколько их потом еще заплетется в скитаниях по госпитальным койкам?.. …Гиля подталкивала коляску Медведя, стараясь разминуться с такой же коляской, которую вывела из кабинета полковника ее лучшая подруга Лейла.
– Стой! Стой, говорю! – рявкнул внезапно Игорь.
Во встречной коляске сидел Крюк. Да, это был он…
– Крюча!..
– «Замок»!..
– Виталя…
– А Малыша я доволок. Тебе спасибо…
Медведь смотрел на пустой рукав его пижамы, и такая тоска рванула в сердце, что…
– Санек тоже тут. Мне говорили… Сам оклемался дня два назад. Вот видишь, клешню отрезали… – Виталий смотрел на своего бывшего «замка», на его слезы. – Ты это, Бурый… Ты завязывай это мокрое дело, братишка. Подумаешь, руку потерял! Башка-то цела…
– Моя вина!
– Ты на себя лишнего-то не грузи, братишка. Малого я доволок, хоть и тяжел кабанище, и взводному все доложил. А потом и Дзюбе… Ты свое дело отпахал – что надо…
– Бежал как заяц…
– Неважно. Дело сделал!.. А Орлика мы потеряли, братишка. Уже потом… Хороший пацан был, настоящий, хоть и офицер…
И это был второй удар…
Игорь замкнулся в себе на несколько дней, практически не реагируя ни на кого. Только пил чай немерено да катал огромные желваки на скулах. Даже когда приехал комбриг и привез заработанные Медведем, Крюком и Малышом награды, Игорь едва заметно улыбнулся на миг, самыми уголками рта, повисшей на пижамной куртке медали… …Потом был отпуск домой. В плакавшую октябрьским дождем Одессу…
И было возвращение в родную бригаду… -…Ну, здравствуй, Медведь!
– Здравия желаю, товарищ майор! – прогорланил посвежевший Игорь, приветствуя своего комбата. – Сержант Барзов прибыл для дальнейшего прохождения службы!
– Старший, старший сержант! – Дзюба похлопывал по плечу своего «крестника». – Как здоровье?
– Порядок!
– Тебе, знаю, предлагали в Пскове дослужить. Почему вернулся?
– Да так… Я там никого не знаю…
– Ты не крути, Игорь, мне еще понять нужно, на какую должность тебя определить. Так я повторяю свой вопрос: «Зачем вернулся, старший сержант Барзов?»
– У меня, товарищ майор, свои резоны появились. Хочу реванш взять за Крюка, за взводного, за пацанов – я ж «замок» как-никак…
– Уже нет – должность занята… – Комбат задумался. – Отомстить, значит, решил?
– А хоть бы и так! Я же спортсмен! Не привык я просто так, за здорово живешь, проигрывать…
– Дежурный! – крикнул Дзюба через дверь незнакомому Игорю сержанту. – Капитана Баланчука ко мне.
Через десять минут Баланчук, на правах старого друга, вошел в кабинет без разрешения и доклада – не до таких тонкостей на войне.
– Барзов! – Ротный обнял Игоря как старого, проверенного товарища.
– Вот, Чукча, вернулся сержант, рвется в бой. Что с ним делать – ума не приложу, – хитро улыбнулся Дзюба.
– Пристроим! Какие вопросы, Гора? Такие проверенные кадры мне нужны…
– А должность где ты ему возьмешь? Старший сержант да с медалью – это тебе не зеленый салабон, а?
– Ну-у, свободным сержантом пока…
– Может, старшиной? [30]Твой-то сколько уже, как домой поехал?
– Месяц… А что! Можно! Если ты «добро» дашь. Ты как, Медведь, пойдешь старшиной? Или в «свободные» хочешь, пока должность освободится?
– Че, из каптерки портянки выдавать и в баню водить?!
– Вот ты, сержант, уже не первый день в армии, медаль заработать успел, а почти ничего не понял в службе… – начал было комбат, но его перебил Чукча:
– Дуралей ты, Барзов! Старшина роты – это же практически второй ротный. Зря, что ли, должность для «куска»? Кто такой взводный лейтенант? Почти такой же пацан, как и все остальные, только с образованием. Но без опыта, как правило. Да хоть нового в твоем взводе взять… А прапора – могут и поправить, и помочь при случае, потому что опыт… Понимаешь? Старшина – это скрытый резерв. Да и зарплата побольше, чем у комвзвода. А не захочешь в казарме сидеть, так тебя с собой любой лейтенант в рейд возьмет. За счастье посчитает…
– А твой ротный прав, Барзов.
– Ну, не знаю… Я другого хотел… – Но, увидев посуровевший взгляд Дзюбы, решился: – А-а! Ладно! Товарищ майор, товарищ капитан! Только я в рейды наравне со всеми. Дело тут у меня…
– Понял я твое дело, Медведь, – грустно произнес Дзюба. – И вот еще что, старшина… С этого момента ко мне и к ротному обращаться Гора и Чукча, никаких «майоров» и «капитанов». Ясно?
– Тебе ясно, Медведь? – улыбнулся, одобряя решение командира и друга, ротный.
– Так точно, товарищ…
– Уже успел солдафоном стать, а… – улыбнулся комбат. – Ничего, еще привыкнешь за год…
– Ну вот. Так и остался я, Андрюха, старшиной на год, а потом еще на два «взводным Ванькой»…
– Номера-а…
– А нечему удивляться. Свой год срочной дослужил. Не стыдно вспомнить. В каптерке не прятался, из рейдов не вылазил – я же вернулся в бригаду уже в Кандагар. В Кабуле нас сменила Тульская дивизия…
– А как же обязанности старшины?
– Да-а! Были там у меня в подчинении два гаврика каптерщиками, они все и делали…
– А че так не весело, Игорь?
– Хорошие пацаны. Были! По медали у каждого, по МЗО… Но, видно, что-то с головой случилось, не знаю. Война… Она, сука, таких людей ломает…
– Так что было-то?
– Ничего хорошего!.. На наркоту присели… Там, знаешь, какая конопля росла? Я до верхушки дотянуться не мог! За два с половиной метра кусты росли!
– И что?
– А то! Понемногу покуривать начали, втихаря. Я-то замечал, но думал, балуются пацаны, главное, чтобы службе не мешало… Сидят они сейчас, командир.
– За что?
– Наркота совсем мозги отобрала. Кто-то их под себя подобрал, когда кооперативы разрешили в 85-м. Они к тому времени уже совсем плохие стали.
– Земляки, что ли?
– Из Минска оба. Только один детдомовский… Ну и стали бомбить кооператоров по поручению. «Долги» собирали… За дозу…
– Жизнь…
– Какая это на хрен жизнь?! Они, придурки, честно работали за эту «зарплату». Сотни тысяч брали в руки и носили «хозяину», а сами клянчили дозу – честь, понимаешь ли, афганца не позволяла взять чужого. Ну и сели по 102-й… Наскочили на кого-то, а там охрана. А пацаны войну прошли – им лупануть кого, при вооруженном сопротивлении… По 12 лет дали… Сидят.
– Слабаки.
– Да уж. Наркота сильнее оказалась. Хотя ребята были – что надо…
– Ну а сам-то?
– А что сам? Дослужил срочную. Комбриг предложил в «учебку» на прапорщика. А я подумал себе: «Че там, на гражданке? На заводе пахать где-то или еще чего? Учиться, время тратить, а потом? На 120 рэ пахать – и это в лучшем случае!» А я их и без звания уже получал. А прапором – 390! Да плюс выслуга, да боевые… Короче, согласился я…
– Вот так Вооруженные Силы СССР приобрели прапорщика Барзова, он же Медведь, он же спец, какого поискать, орденоносец и так далее…
– А знаешь… Я не жалею. Я на своем месте и другого не хочу, командир…
– А я не хочу себе другого «замка»…
…Окрестности Кандагара – туда перевели бригаду Медведя, и именно туда он возвращался два раза, во второй раз уже новоиспеченным прапорщиком – навевали на новичка нерадостные мысли. Не на Игоря, конечно. Он уже был тертым и бывалым, отслужившим свою срочную здесь, за Речкой. Без малого два года… А еще новичка удивляло отношение к новоприбывшему молоденькому прапорщику комбата Дзюбы и всех ротных капитанов. Особенно это раздражало «свеженьких» лейтенантов, прибывших на должности по выпуску из РВВДКУ (Рязанское училище было единственным, готовившим офицеров ВДВ), они-то еще не успели подзабыть, что такое Устав…
– Товарищ прапорщик! – петушился новый безусый командир его, Игоря, первого взвода. – Что вы себе позволяете?! Устав забыли, субординацию!
Его, неплохого, как потом оказалось, парня и надежного офицера, шокировало обращение Медведя к комбату.
Дзюба недоуменно посмотрел на своего прапорщика и задал справедливый вопрос:
– А вы-то кто такой, лейтенант? Доложите по форме!
– Лейтенант Лещенко! Прибыл для прохождения службы!
– Не Лев, случаем, Лещенко?
– Никак нет! Николай, товарищ майор, и не родственник, просто однофамилец.
– Это хорошо, что не родственник. Не люблю я протеже. И не терплю… Здесь разведка спецназа – мне люди надежные нужны… Вот как Медведь, к примеру. Он, кстати, твой взвод принимает. – Уже к Игорю: – Присмотришь там за ним, чтоб дров не наломал поначалу.
– Присмотрю, Гора, не впервой.
– А ты, лейтенант Лещенко, который не родственник, прислушивайся к Медведю – он здесь со мной с самого начала, уже два года, и должность старшины тоже его – он эту роту год срочной на себе протащил. Это понимать надо, лейтенант. И теперь потащит, а придется, то и тебе поможет, и хорошо, если только советом… Ну, да там видно будет…
– Извините, товарищ майор, не знал. Непривычно как-то – медведи, чукчи, горы…
– Тебя-то самого как друзья называли? Кличка-то была?
– Лещ…
– Не пойдет – мы не на флоте.
– А может, Лев? Ну, потому что…
Лейтенант остро взглянул на Игоря, и тот понял, что парень не размазня и постоять за себя сумеет при случае. Такие были нужны…
– Лев? Лев… А что, старшина? Подойдет… Слышал, взводный? Теперь твой позывной Лев. А Медведь, стало быть, твой «крестный». И не дуйся! Лев – он царь зверей, – все лучше, чем Заяц, а тем более Лещ… …Потекли дни и месяцы службы.
Как там в наших народных сказках? Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается…
А дело было на всех одно – война…
И доставалось всем поровну, и прожженным воякам, и салажатам. Всем доставалось, на всю оставшуюся…
Свою новую ипостась прапорщика Игорь не ощущал, а потому и вспышек «звездной болезни» за ним не знали. Служил себе парень на должности, потом уехал на несколько месяцев, приподнялся в звании, да и вернулся на свое старое место. Только ощутимо возросший оклад приятно согревал душу и придавал уверенности в правильности выбранного им пути…
Рейды глубинные сменялись другими, по более близким тылам не тылам, окрестностям, так точнее. Это была их, спецназа, привилегия – лезть к черту в зубы. Ну а кому еще? В Кандагаре стояли еще артиллеристы – два полка средних гаубиц «Д-30», танкисты – полк «Т-64», и общевойсковики – два полка обычной «пехтуры». Ну и всякие службы – объединенный штаб, полевой госпиталь и т. д. Какие из них, на хрен, разведчики? И самые «веселые» прогулки, то ли в горы, то ли в пески, а Регистан был вот тут, у самых стен, и дышал иногда своим знойным дыханием, доставались мальчишкам Дзюбы… …Они сошлись постепенно, Медведь и его новый, формально взводный, Лев… Николай был настоящим русаком из Тулы. Точнее, из этого города он поехал поступать в училище в Рязань. И еще там жили его родители и более старшие родственники. А родился Николай в Германии, а потом учился по всему Союзу. Николай был из семьи офицеров. Причем офицеров-десантников! Его дед начинал еще в конце 20-х годов в ОМСБОНе и совершил в ее составе первый показательный прыжок с парашютом 2 августа 1930 года [31]. Прошел всю войну и закончил службу полковником. Отец Льва тоже послужил всласть. Мотался с молодой женой по шарику, потому и родился Николай поздним ребенком, когда его отец надел майорские погоны и стал отсчитывать последние годы до своего сорокалетия… Коля не был сыном Большого папы – его шестидесятилетний отец был уже больше десяти лет на пенсии. Простой подполковник-пенсионер, бывший комполка Тульской дивизии ВДВ…
Но семейная традиция есть традиция. Николай был офицером-десантником в третьем поколении – и это вызывало уважение. Хотя сам по себе он был веселым парнем, не ханжа и не задавака. Что с подчиненными, что с командирами держался ровно, чувствуя за собой силу и зная себе цену…
А еще он был Дон Жуан плюс Казанова. Два в одном флаконе!..
К встрече Нового 1982 года Лев сумел приложить свою руку…
Когда офицеры и прапорщики разведбата Дзюбы только-только собрались сесть за праздничный стол и разлить по первой привычного «шила» за военную удачу, дверь, открытая явно сапогом, с грохотом ударила в стену, и на пороге возник Лев.
– Товарищи офицеры! – проорал лейтенант, и все присутствующие вскочили, повинуясь команде [32]. – Вольно! Попрошу расслабиться и приятно встретить Новый год!
Галантно наклонившись, он сделал жест, и в офицерскую столовую стали вплывать дамы…
Тут были и связистки, и кадровички из строевой части, и медсестры, и врачи, и еще какие-то женщины в возрасте 20-30… На встречу этого Нового года лейтенант собрал почти всех прекрасных «солдаток» из всего гарнизона… Около тридцати молодых, красивых и непонятно что делающих в Афгане, а потому соскучившихся по настоящим, сильным мужикам женщин…
Встретили год весело и к всеобщему удовольствию… Правда, через десять минут, когда улеглось первое возбуждение и удивление, Медведь услышал тихий разговор комбата и взводного:
– На «губу» готовься, Лев, когда из Афгана домой вернемся. Это какой же нужно быть сволочью, чтобы лишить весь гарнизон бабской компании, да еще на такой праздник?! Запомни, лейтенант, за тобой десять суток ареста. За разбой на большой дороге…
– Есть десять суток ареста, товарищ майор!
– Ладно… Так кто это к нам тут забрел на огонек?
– А знаете…
– Гора и на «ты».
– Кх-хмы… Там одна мамзель, новоприбывшая лейтенант-хирург, очень уж суровым майором заинтересовалась. Тобой, кх-хм-м, Гора, значит…
– Ты тут не пырхай, бля, сказал же уже!.. Так какая, говоришь?
– Во-он та, русявая такая. Симпатяшка-а!.. …В самом конце января Лев со своим взводом получил приказ готовиться в очередной разведрейд.
На инструктаже у Дзюбы по традиции присутствовал и Медведь…
Комбат к удивлению всех был сух и официален:
– Так, товарищи командиры, пришел приказ провести разведку трассы на Кабул на предмет чистоты «зеленки». До пятидесяти километров в сторону города Калат.
– Во-во… Только догадываться и можно. Мне тогда эти пионерские костры в собственной жопе дорого обошлись. Но и догорели окончательно. Такой фуйни я больше никогда не делал…
– Че, серьезно думал их достать? С такого расстояния? Да еще себя обнаружил.
– То-то и оно. Придурок – одним словом…
* * *
Ему бы тогда уйти по-тихому. Следы запутать и уйти. Так поступил бы любой мало-мальски опытный разведчик. В горах три часа форы – это шанс выжить, 50 на 50, а может, и больше.
Зелен был Игорек, молод и зелен. Да еще наслушался баек про то, что спецназ никогда не отступает. Дуралей…
Когда задание выполнено, а на карте стоят жизни солдат, еще как отступает! Тут уж не до красивых слов – жизнь пацанов важнее личных амбиций. Не знал Медведь этого, не мог знать, да и не понял бы никого, скажи ему в тот момент, что нужно использовать такой редкий на войне шанс и валить во все лопатки… Его друзья были в бою, а он удирал? Ну уж нет! …После неудачных очередей Игорь припустил вниз, нисколько не заботясь о том, чтобы смотреть под ноги. Вперед и вниз! Склон был очень длинным, не менее километра, редко усыпан небольшими камнями, но что самое главное – вел на юго-запад, а значит, к шоссе. Правда, на пути была горка, не меньшая, чем та, с которой он стрелял, но теперь сержант уверовал в свои силы и, главное, в свою удачу…
«Йо-хо-хо! Мы красные кавалеристы и про нас! Йя-ха! На холмик заберусь, еще раз шугану "душариков", а там и до наших всего ничего. И-и-я-ха! Пошел, ретивый! Ч-ча-ча! Или на пулеметы их вытащу! Ах-ха, е-е! Ушел я, уш-ш… Гы-ы-гых!..»
Это случилось уже в самом конце этого сумасшедшего спуска.
На небольшой кочке нога подвернулась…
Всем своим немалым весом Игорь рухнул на руку. Раздался противный хруст, а сзади по затылку его ударил болтавшийся на спине «РПК». И сознание не сдюжило, отключив окружающий мир… И слава богу, что эта голова знала крепкие удары на ринге, а ее владелец все же умел держать удар. Опыт, он и в Африке опыт…
Может, пяти минут, а может, и меньше хватило Игорю, чтобы прийти в себя. Он сел и стал оценивать свое плачевное теперь уже состояние.
«Кисть сломана – без вопросов! – Он осторожно ощупывал левую руку. – И с ногой что-то, твою мать! Дебил, придурок, бля! Размечтался о кренделях небесных, мудило! И что теперь? Как?!»
Тяжело припадая на ногу, Медведь поковылял дальше…
Это падение стоило ему многого… О левой руке можно было забыть – она стремительно опухала, наливалась синевой и била в голову нестерпимой болью. Но была еще и нога. Нога, которая отказывалась идти. Скорее всего, это был вывих, тяжелый, сложный вывих. А впереди была гора, длиннейший подъем, на вершине которого, может быть, и лежало спасение…
Игорь с тоской смотрел вверх и проклинал себя.
«Теперь все, кранты. Догонят однозначно. Не уйти. Не уйти теперь. Идиот ты, Игорь, ах какой идиот! Теперь только залечь на вершине остается. Давай, боксер, вперед…»
Уже и солнце перевалило далеко за полдень, а он только-только сумел добраться до вершины. Пот катил градом, боль темной шторой застилала глаза, и Медведь рухнул на камни. Сколько он так пролежал, неизвестно, но, немного отдышавшись и придя в себя, взглянул вниз и понял, что дальше идти некуда. Погоня уже подбиралась к тому месту, где все и случилось… Фора во времени была потеряна. Еще час, ну, может, немного больше, и «духи» взойдут на склон, а там… Только оттягивать агонию да себя мучить… А можно и по-другому. Именно так и поступил молодой сержант. Не позволила ему гордость сделать иначе… …В 15.30 на радиоузел соседствующего с бригадой полка штурмовых вертолетов пришло сообщение от одного из экипажей, патрулирующего окрестности шоссе в районе перевала Саланг:
– Вижу бой. Малая группа «духов» осаждает горку. Наверное, отловили кого-то. Могу поддержать огнем.
Счастье Медведя было в том, что только-только вернувшиеся из этого рейда потрепанные роты разведбата находились в бригаде, а Дзюба после жестокого разноса начальства за немалые потери сидел у своего старого друга, подполковника ВВС, командира вертолетного полка.
– Передай экипажу, – вяло отреагировал комполка, обращаясь к своему лейтенанту-связисту. – Пусть пройдутся разок, пригладят НУРСами и возвращаются к патрулированию. Может, сами афганцы чего-то не поделили…
– А в каком районе, говоришь? – подал голос Дзюба.
Лейтенант взглянул вопросительно на своего командира и, получив немой кивок согласия, ответил:
– Квадрат 14-32.
– Да это же…
– Ты че вскинулся-то, от того места, где ты «духов» лущил, это километров 20 по горам, не меньше.
– Это мой сержант!..
– Ты в своем уме, Сергей? За неполные полтора суток пройти столько, да по горам? Не поверю. Никогда не поверю!
– Это он. Дай «вертушку» – я сниму его оттуда.
– Брось, майор.
– Дашь?!
– Не дам! Это армия, а не «хочу – не хочу». Не дам!
– Сука ты, подпол, сука! Этот мальчик, без опыта, решился потянуть на себя погоню, чтобы его подчиненные, из которых один полуживой, вернулись. Ему всего-то 19 лет, Гриша!
– Но как же без приказа? Не могу!
– Наплюй!
– А голову снимать с кого будут? С тебя?!
– С меня, Гриша! На себя все возьму, из армии уйду, но этого пацана нужно спасти. Или сам возьму пару «вертушек», силой. Ты меня знаешь!
– Ладно, «спец», хер с тобой!..
Нет, не был сухарем летчик, да и была тому причина – его сын служил свою срочную службу в ВДВ, в Кандагаре… Кому как не отцу понимать?
– Сержант! Комэска второй ко мне, срочно! – крикнул он через дверь. – Иди, Серега, бери с собой кого там хочешь. Через пятнадцать минут вылетишь двумя машинами за своим сержантом…
– Сочтемся, Гриша…
– Вали отсюда, майор…
* * *
– Ну, в общем, сняли меня с той горки, Андрюха.
– Тяжко было?
– Не знаю. Мне тогда было все по фигу. С жизнью попрощаться успел…
– Тоже мне спецназ ВДВ.
– Злой ты…
– Да ладно. Не понимаешь, что ли?
– Все понимаю, командир. Чего там…
– Ну и…
– Я тогда кое-как соорудил себе гнездышко и залег за «РПК»… Сам понимаешь, рука – это еще полбеды, но вывих был такой, что и шагу не ступить. Как я на ту гору влез, до сих пор не понимаю… Вот такие-то дела. А духи шли медленно. Так что отстреливаться я начал примерно минут за десять до того, первого вертолета. А еще минут через сорок два «крокодила» проутюжили склон и меня сняли. Сам Дзюба прилетел!
– Повезло…
– В нашем деле без этого никак, сам знаешь, командир.
– Знаю-знаю…
– Потом госпиталь в Ташкенте… Какие там медсестрички, братишка-а! Это просто что-то!
– Казанова хренов.
– Каза или нова, но попасся я там всласть. Есть что вспомнить…
Часть II
Схватка Титанов
Нам не хватало воздуха
На горных перевалах,
Мечтали о воде мы
В пустыне Регистан.
Кричали мы от боли
На койках медсанбатов,
И все-таки по-доброму
Мы помним наш Афган…
Январь 1982 г.
Комвзвода
…И опять они сидели с сигаретками в зубах на этой много слышавшей лавочке около казармы родного взвода. Взвода капитана Проценко, или просто Филина…
Буйствовала весна 90-го…
Они (в смысле группа) только-только встретили своего Филина из внеочередного отпуска после добровольного плена и ранения [28]. Они только успели «обмыть» в офицерской столовке его вторую Красную Звезду и досрочное (опять досрочное, как и «старший лейтенант») капитанское звание, в его-то 22 года от роду, и теперь отправились в расположение РДГ – ночь на носу. Кому, как не им, было знать, что спать необходимо при первой возможности – кто знает, что случится через час? Служба такая – спать ложишься в родном кубрике, а проснуться можешь за несколько тысяч километров, где-нибудь над Душанбе или Благовещенском, когда начнет реветь сирена «Ильюшина», подгоняющая к открытой аппарели. На высоте 2000 метров… И хорошо, если это будет день… Бойцы отдыхали, а их командиры беседовали неспешно, сидя не скамеечке. -…Ты, Игорек, так и не рассказал мне толком про свою «срочную», да прапором…
– Так а че там рассказывать? Служил себе…
– Просто так себе служил, не напрягаясь, что успел заработать «За службу…», две Красных Звезды, две МЗО и две МЗБЗ?!!
– «Звездочки» и «За боевые…» – это уже в отряде. Бате спасибо… Вторые «Отвага…» и МЗБЗ – уже при тебе – за Хайзуллу и за Фергану. Сам знаешь…
– А за Речкой?.. Расскажи, а?
– Да нечего особенно и рассказывать…
– Давай, «замок», че тя уламывать-то надо? Не первый год замужем…
– Ворошить не хочется… За те годы стольких пацанов классных потерял – до этого времени ком в горле стоит…
– Расскажи, Игорек…
* * *
…Переломы и разорванные связки заживали не быстро и не медленно, а ровно столько, сколько положено молодому, крепкому организму.
За тот месяц, что Игорь провел на койке ташкентского госпиталя, ему пришлось пережить несколько событий, после которых к нему наведался подполковник-психиатр. И вердикт его был тверд и однозначен – этот паренек, молоденький сержант спецназа ВДВ, настолько психически здоров, что вряд ли его сможет что-то потрясти настолько, чтобы стать его, психиатра, пациентом. Просто свои душевные боли он носит глубоко в себе. Мальчишка отключается от всего мира и живет там, глубоко в своей душе. Нет, он, конечно же, все понимает и исполнит любой приказ, но делать это будет на полном автоматизме. Короче говоря, сержант Барзов абсолютно здоров психически, просто свои горести переживает один, видимо, поражения в спорте научили…
Первым и, наверное, самым тяжелым ударом была встреча с Виталиком Крюченковым. С его Крюком. Через две недели его ничегонеделания в госпитале… …Игорь, как всегда, сопровождаемый медсестричкой Гилей, жгучей азиатской красавицей, направлялся на медосмотр к завотделением травматологии на своей хромированной колеснице. Гиля нежно поправляла на крутых Медведевых плечах пижамную куртку и с любовью поглядывала на мощный стриженый затылок, плавно переходящий в огромные плечи – шеи там не было, скрывали бугры мышц. Она, девушка Востока, неожиданно для себя по уши влюбилась в этого огромного нескладного парня, который был, по слухам, неробкого десятка, да и вообще… Излучал силу и надежность, несмотря на беспомощное состояние… Да и Игорю нравилась эта неприступная, гордая казашка. И он был совсем даже не прочь… Так и случилось. На третьей или четвертой перевязке. Гиля тогда шепотом просила его молчать – Восток дело тонкое, как известно, а уж родственники на Востоке… Только вот сама Гиля не могла скрывать свои чувства к Игорю. Ее горячая азиатская душа кричала и пела от любви к кяфиру [29]. Ну и что же оставалось Медведю? Если она сама говорит об этом всем и вся, то и его совесть, природного молчуна, будет, наверное, чиста. Наверное… Как-то там еще посмотрит на все это ее огромная семья? А особенно ее мужская половина – отец, дядья, братья. А их там, если собрать всех двоюродных, около сотни могло набраться – семьи-то большие.
В общем, Игорь наслаждался жаркой неистовой ненасытностью Гили и ждал последствий. Женят или башку отрежут – с них станется… Хотя, чего скрывать, Игорю нравилась Галя (это он ее так называл – Гиля уж очень непривычно для слуха), и он был не прочь связать с ней свою жизнь… Узлы, узелочки… Сколько их потом еще заплетется в скитаниях по госпитальным койкам?.. …Гиля подталкивала коляску Медведя, стараясь разминуться с такой же коляской, которую вывела из кабинета полковника ее лучшая подруга Лейла.
– Стой! Стой, говорю! – рявкнул внезапно Игорь.
Во встречной коляске сидел Крюк. Да, это был он…
– Крюча!..
– «Замок»!..
– Виталя…
– А Малыша я доволок. Тебе спасибо…
Медведь смотрел на пустой рукав его пижамы, и такая тоска рванула в сердце, что…
– Санек тоже тут. Мне говорили… Сам оклемался дня два назад. Вот видишь, клешню отрезали… – Виталий смотрел на своего бывшего «замка», на его слезы. – Ты это, Бурый… Ты завязывай это мокрое дело, братишка. Подумаешь, руку потерял! Башка-то цела…
– Моя вина!
– Ты на себя лишнего-то не грузи, братишка. Малого я доволок, хоть и тяжел кабанище, и взводному все доложил. А потом и Дзюбе… Ты свое дело отпахал – что надо…
– Бежал как заяц…
– Неважно. Дело сделал!.. А Орлика мы потеряли, братишка. Уже потом… Хороший пацан был, настоящий, хоть и офицер…
И это был второй удар…
Игорь замкнулся в себе на несколько дней, практически не реагируя ни на кого. Только пил чай немерено да катал огромные желваки на скулах. Даже когда приехал комбриг и привез заработанные Медведем, Крюком и Малышом награды, Игорь едва заметно улыбнулся на миг, самыми уголками рта, повисшей на пижамной куртке медали… …Потом был отпуск домой. В плакавшую октябрьским дождем Одессу…
И было возвращение в родную бригаду… -…Ну, здравствуй, Медведь!
– Здравия желаю, товарищ майор! – прогорланил посвежевший Игорь, приветствуя своего комбата. – Сержант Барзов прибыл для дальнейшего прохождения службы!
– Старший, старший сержант! – Дзюба похлопывал по плечу своего «крестника». – Как здоровье?
– Порядок!
– Тебе, знаю, предлагали в Пскове дослужить. Почему вернулся?
– Да так… Я там никого не знаю…
– Ты не крути, Игорь, мне еще понять нужно, на какую должность тебя определить. Так я повторяю свой вопрос: «Зачем вернулся, старший сержант Барзов?»
– У меня, товарищ майор, свои резоны появились. Хочу реванш взять за Крюка, за взводного, за пацанов – я ж «замок» как-никак…
– Уже нет – должность занята… – Комбат задумался. – Отомстить, значит, решил?
– А хоть бы и так! Я же спортсмен! Не привык я просто так, за здорово живешь, проигрывать…
– Дежурный! – крикнул Дзюба через дверь незнакомому Игорю сержанту. – Капитана Баланчука ко мне.
Через десять минут Баланчук, на правах старого друга, вошел в кабинет без разрешения и доклада – не до таких тонкостей на войне.
– Барзов! – Ротный обнял Игоря как старого, проверенного товарища.
– Вот, Чукча, вернулся сержант, рвется в бой. Что с ним делать – ума не приложу, – хитро улыбнулся Дзюба.
– Пристроим! Какие вопросы, Гора? Такие проверенные кадры мне нужны…
– А должность где ты ему возьмешь? Старший сержант да с медалью – это тебе не зеленый салабон, а?
– Ну-у, свободным сержантом пока…
– Может, старшиной? [30]Твой-то сколько уже, как домой поехал?
– Месяц… А что! Можно! Если ты «добро» дашь. Ты как, Медведь, пойдешь старшиной? Или в «свободные» хочешь, пока должность освободится?
– Че, из каптерки портянки выдавать и в баню водить?!
– Вот ты, сержант, уже не первый день в армии, медаль заработать успел, а почти ничего не понял в службе… – начал было комбат, но его перебил Чукча:
– Дуралей ты, Барзов! Старшина роты – это же практически второй ротный. Зря, что ли, должность для «куска»? Кто такой взводный лейтенант? Почти такой же пацан, как и все остальные, только с образованием. Но без опыта, как правило. Да хоть нового в твоем взводе взять… А прапора – могут и поправить, и помочь при случае, потому что опыт… Понимаешь? Старшина – это скрытый резерв. Да и зарплата побольше, чем у комвзвода. А не захочешь в казарме сидеть, так тебя с собой любой лейтенант в рейд возьмет. За счастье посчитает…
– А твой ротный прав, Барзов.
– Ну, не знаю… Я другого хотел… – Но, увидев посуровевший взгляд Дзюбы, решился: – А-а! Ладно! Товарищ майор, товарищ капитан! Только я в рейды наравне со всеми. Дело тут у меня…
– Понял я твое дело, Медведь, – грустно произнес Дзюба. – И вот еще что, старшина… С этого момента ко мне и к ротному обращаться Гора и Чукча, никаких «майоров» и «капитанов». Ясно?
– Тебе ясно, Медведь? – улыбнулся, одобряя решение командира и друга, ротный.
– Так точно, товарищ…
– Уже успел солдафоном стать, а… – улыбнулся комбат. – Ничего, еще привыкнешь за год…
* * *
– Ну вот. Так и остался я, Андрюха, старшиной на год, а потом еще на два «взводным Ванькой»…
– Номера-а…
– А нечему удивляться. Свой год срочной дослужил. Не стыдно вспомнить. В каптерке не прятался, из рейдов не вылазил – я же вернулся в бригаду уже в Кандагар. В Кабуле нас сменила Тульская дивизия…
– А как же обязанности старшины?
– Да-а! Были там у меня в подчинении два гаврика каптерщиками, они все и делали…
– А че так не весело, Игорь?
– Хорошие пацаны. Были! По медали у каждого, по МЗО… Но, видно, что-то с головой случилось, не знаю. Война… Она, сука, таких людей ломает…
– Так что было-то?
– Ничего хорошего!.. На наркоту присели… Там, знаешь, какая конопля росла? Я до верхушки дотянуться не мог! За два с половиной метра кусты росли!
– И что?
– А то! Понемногу покуривать начали, втихаря. Я-то замечал, но думал, балуются пацаны, главное, чтобы службе не мешало… Сидят они сейчас, командир.
– За что?
– Наркота совсем мозги отобрала. Кто-то их под себя подобрал, когда кооперативы разрешили в 85-м. Они к тому времени уже совсем плохие стали.
– Земляки, что ли?
– Из Минска оба. Только один детдомовский… Ну и стали бомбить кооператоров по поручению. «Долги» собирали… За дозу…
– Жизнь…
– Какая это на хрен жизнь?! Они, придурки, честно работали за эту «зарплату». Сотни тысяч брали в руки и носили «хозяину», а сами клянчили дозу – честь, понимаешь ли, афганца не позволяла взять чужого. Ну и сели по 102-й… Наскочили на кого-то, а там охрана. А пацаны войну прошли – им лупануть кого, при вооруженном сопротивлении… По 12 лет дали… Сидят.
– Слабаки.
– Да уж. Наркота сильнее оказалась. Хотя ребята были – что надо…
– Ну а сам-то?
– А что сам? Дослужил срочную. Комбриг предложил в «учебку» на прапорщика. А я подумал себе: «Че там, на гражданке? На заводе пахать где-то или еще чего? Учиться, время тратить, а потом? На 120 рэ пахать – и это в лучшем случае!» А я их и без звания уже получал. А прапором – 390! Да плюс выслуга, да боевые… Короче, согласился я…
– Вот так Вооруженные Силы СССР приобрели прапорщика Барзова, он же Медведь, он же спец, какого поискать, орденоносец и так далее…
– А знаешь… Я не жалею. Я на своем месте и другого не хочу, командир…
– А я не хочу себе другого «замка»…
* * *
…Окрестности Кандагара – туда перевели бригаду Медведя, и именно туда он возвращался два раза, во второй раз уже новоиспеченным прапорщиком – навевали на новичка нерадостные мысли. Не на Игоря, конечно. Он уже был тертым и бывалым, отслужившим свою срочную здесь, за Речкой. Без малого два года… А еще новичка удивляло отношение к новоприбывшему молоденькому прапорщику комбата Дзюбы и всех ротных капитанов. Особенно это раздражало «свеженьких» лейтенантов, прибывших на должности по выпуску из РВВДКУ (Рязанское училище было единственным, готовившим офицеров ВДВ), они-то еще не успели подзабыть, что такое Устав…
– Товарищ прапорщик! – петушился новый безусый командир его, Игоря, первого взвода. – Что вы себе позволяете?! Устав забыли, субординацию!
Его, неплохого, как потом оказалось, парня и надежного офицера, шокировало обращение Медведя к комбату.
Дзюба недоуменно посмотрел на своего прапорщика и задал справедливый вопрос:
– А вы-то кто такой, лейтенант? Доложите по форме!
– Лейтенант Лещенко! Прибыл для прохождения службы!
– Не Лев, случаем, Лещенко?
– Никак нет! Николай, товарищ майор, и не родственник, просто однофамилец.
– Это хорошо, что не родственник. Не люблю я протеже. И не терплю… Здесь разведка спецназа – мне люди надежные нужны… Вот как Медведь, к примеру. Он, кстати, твой взвод принимает. – Уже к Игорю: – Присмотришь там за ним, чтоб дров не наломал поначалу.
– Присмотрю, Гора, не впервой.
– А ты, лейтенант Лещенко, который не родственник, прислушивайся к Медведю – он здесь со мной с самого начала, уже два года, и должность старшины тоже его – он эту роту год срочной на себе протащил. Это понимать надо, лейтенант. И теперь потащит, а придется, то и тебе поможет, и хорошо, если только советом… Ну, да там видно будет…
– Извините, товарищ майор, не знал. Непривычно как-то – медведи, чукчи, горы…
– Тебя-то самого как друзья называли? Кличка-то была?
– Лещ…
– Не пойдет – мы не на флоте.
– А может, Лев? Ну, потому что…
Лейтенант остро взглянул на Игоря, и тот понял, что парень не размазня и постоять за себя сумеет при случае. Такие были нужны…
– Лев? Лев… А что, старшина? Подойдет… Слышал, взводный? Теперь твой позывной Лев. А Медведь, стало быть, твой «крестный». И не дуйся! Лев – он царь зверей, – все лучше, чем Заяц, а тем более Лещ… …Потекли дни и месяцы службы.
Как там в наших народных сказках? Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается…
А дело было на всех одно – война…
И доставалось всем поровну, и прожженным воякам, и салажатам. Всем доставалось, на всю оставшуюся…
Свою новую ипостась прапорщика Игорь не ощущал, а потому и вспышек «звездной болезни» за ним не знали. Служил себе парень на должности, потом уехал на несколько месяцев, приподнялся в звании, да и вернулся на свое старое место. Только ощутимо возросший оклад приятно согревал душу и придавал уверенности в правильности выбранного им пути…
Рейды глубинные сменялись другими, по более близким тылам не тылам, окрестностям, так точнее. Это была их, спецназа, привилегия – лезть к черту в зубы. Ну а кому еще? В Кандагаре стояли еще артиллеристы – два полка средних гаубиц «Д-30», танкисты – полк «Т-64», и общевойсковики – два полка обычной «пехтуры». Ну и всякие службы – объединенный штаб, полевой госпиталь и т. д. Какие из них, на хрен, разведчики? И самые «веселые» прогулки, то ли в горы, то ли в пески, а Регистан был вот тут, у самых стен, и дышал иногда своим знойным дыханием, доставались мальчишкам Дзюбы… …Они сошлись постепенно, Медведь и его новый, формально взводный, Лев… Николай был настоящим русаком из Тулы. Точнее, из этого города он поехал поступать в училище в Рязань. И еще там жили его родители и более старшие родственники. А родился Николай в Германии, а потом учился по всему Союзу. Николай был из семьи офицеров. Причем офицеров-десантников! Его дед начинал еще в конце 20-х годов в ОМСБОНе и совершил в ее составе первый показательный прыжок с парашютом 2 августа 1930 года [31]. Прошел всю войну и закончил службу полковником. Отец Льва тоже послужил всласть. Мотался с молодой женой по шарику, потому и родился Николай поздним ребенком, когда его отец надел майорские погоны и стал отсчитывать последние годы до своего сорокалетия… Коля не был сыном Большого папы – его шестидесятилетний отец был уже больше десяти лет на пенсии. Простой подполковник-пенсионер, бывший комполка Тульской дивизии ВДВ…
Но семейная традиция есть традиция. Николай был офицером-десантником в третьем поколении – и это вызывало уважение. Хотя сам по себе он был веселым парнем, не ханжа и не задавака. Что с подчиненными, что с командирами держался ровно, чувствуя за собой силу и зная себе цену…
А еще он был Дон Жуан плюс Казанова. Два в одном флаконе!..
К встрече Нового 1982 года Лев сумел приложить свою руку…
Когда офицеры и прапорщики разведбата Дзюбы только-только собрались сесть за праздничный стол и разлить по первой привычного «шила» за военную удачу, дверь, открытая явно сапогом, с грохотом ударила в стену, и на пороге возник Лев.
– Товарищи офицеры! – проорал лейтенант, и все присутствующие вскочили, повинуясь команде [32]. – Вольно! Попрошу расслабиться и приятно встретить Новый год!
Галантно наклонившись, он сделал жест, и в офицерскую столовую стали вплывать дамы…
Тут были и связистки, и кадровички из строевой части, и медсестры, и врачи, и еще какие-то женщины в возрасте 20-30… На встречу этого Нового года лейтенант собрал почти всех прекрасных «солдаток» из всего гарнизона… Около тридцати молодых, красивых и непонятно что делающих в Афгане, а потому соскучившихся по настоящим, сильным мужикам женщин…
Встретили год весело и к всеобщему удовольствию… Правда, через десять минут, когда улеглось первое возбуждение и удивление, Медведь услышал тихий разговор комбата и взводного:
– На «губу» готовься, Лев, когда из Афгана домой вернемся. Это какой же нужно быть сволочью, чтобы лишить весь гарнизон бабской компании, да еще на такой праздник?! Запомни, лейтенант, за тобой десять суток ареста. За разбой на большой дороге…
– Есть десять суток ареста, товарищ майор!
– Ладно… Так кто это к нам тут забрел на огонек?
– А знаете…
– Гора и на «ты».
– Кх-хмы… Там одна мамзель, новоприбывшая лейтенант-хирург, очень уж суровым майором заинтересовалась. Тобой, кх-хм-м, Гора, значит…
– Ты тут не пырхай, бля, сказал же уже!.. Так какая, говоришь?
– Во-он та, русявая такая. Симпатяшка-а!.. …В самом конце января Лев со своим взводом получил приказ готовиться в очередной разведрейд.
На инструктаже у Дзюбы по традиции присутствовал и Медведь…
Комбат к удивлению всех был сух и официален:
– Так, товарищи командиры, пришел приказ провести разведку трассы на Кабул на предмет чистоты «зеленки». До пятидесяти километров в сторону города Калат.