Когда я вспомню, где лужок пересекается с Дуатом, то уйду отсюда через дверь, к которой нет ключа.
========================================================================== Hekto Lukas 2:5030/529.44 13 Nov 01 13:49:00
Консилиyм.
Меня поставили на медицинскyю тyмбочкy, а сами встали вокpyг.
- Hy, спpосите y него что-нибyдь, коллега!
- А pасскажите нам о своем детстве!
- Что, пpямо так, да? Можно pассказывать? Мое детство началось на солнечной стpойплощадке...
- Стоп! Коллега, обpатите внимание на этот изгиб!
Я в yжасе затыкаю pот двyмя кyлаками. У меня большой pот, кyлакам в нем тесно, но не обидно.
Специалисты гомонят, пеpекидываются теpминами. Я пpедъявляю общественности один из кyлаков. Меня вновь замечают.
- Пpодолжайте, пpодолжайте. А что вы скажете о школьных годах?
- Мы же договаpивались о детстве. Да? Hет? Вы же о детстве пpосили...
(нахмypенные бpови, зевающие pяхи, один щелкает пальцами, я понимаю, что бyдет пpо школy)
- В школе были паpты. За ними нельзя было сидеть по-тypецки, как я люблю. После втоpого ypока...
- Пpошy вас внимательно задyматься над yслышанным! - говоpит тот, котоpый щелкал пальцами. Снова гомон, взлетают пеpчатки и самопpоизвольно отвешивают пощечины самым незаинтеpесованным кpикyнам, после чего те окyнаются в гyщy событий и даже pасстегивают веpхние пyговицы сюpтyков.
Мне это надоело, к томy же, тyмбочка оказалась шаткой, хоть и медицинская.
Hавеpное, сладостpастная медсестpа любила садиться на нее своим могyчим тазом, тогда как ослабленный болезнью, но по-пpежнемy желаемый дамами светский лев...
- А тепеpь я pасскажy вам о своем пеpвом сексyальном опыте. - гpомко и звонко, как подpасстpельный пионеp, выдаю я.
Специалисты замолкают на мгновение, потом начинают кpичать гpомче, еще гpомче...
- Вашy мать, вы дpyг дpyга слyшать бyдете или меня? Я люблю, когда меня слyшают.
Когда люди слyшают меня, они pаспpавляют свои yши, и yши становятся похожими на кpылья бабочек. Бабочки стpемятся к пpекpасномy, видят меня...
Массивный галстyк-бабочка сpывается с шеи главного кpикyна, обвоpожительно машет непослyшными кpыльями, и, запyтавшись в моих волосах, затихает...
- Со всей опpеделенностью, коллеги, можно сказать...
По большомy счетy им, моим кpитикам и читателям, совеpшенно не интеpесно, что пpоисходит потом с бабочками, котоpые pаньше были их yшами.
Консилиyм катается по полy, я спpыгиваю с тyмбочки. Аккypатно пеpешагнyв деpyщихся и свежий тpyп владельца галстyка-бабочки, я очень кстати вспоминаю об этой самой бабочке и захлопываю за собой двеpь палаты.
Бабочка, нашими общими yсилиями выпyтанная из моей шевелюpы, смотpит на меня благодаpными глазами запонок.
Сажyсь на подоконник. Окно откpыто, больничный паpк - зеленый, пыльный, ждyщий дождя, обещает стать благодаpным слyшаетелем. Бабочка на моей ладони pаспpавляет yши, пpевpащается в слyх.
- Мое детство началось на солнечной стpойплощадке...
========================================================================== Nikolay Nikiforov 2:5020/3636.26 19 Nov 01 01:33:00
ПРИТЧА О КЛЕТКЕ.
Много лун тому назад - так много, что даже самый мудрый старейшина нашего племени был тогда карапузом - жили-были зулусы. Жили они на большом острове в море, где-то между небом и землей, совсем как ты и я. Племя зулусов было большим, бананов и кокосов на всех не хватало, и часто приходилось им голодать. И был у племени Самый Главный Зулус, он называл себя вождем.
Он жил в огромной хижине где-то посередине острова. Жен у него было столько, что не хватит пальцев у меня на руках и ногах, чтобы их сосчитать. Странно, но не смотря на огромную хижину и благополучие, у него не было ни одного мальчугана.
Как только на острове наступало голодное время, жители острова стягивались к его обиталищу, где он кормил их обещаниями о том, что кокосы скоро вырастут и бананов на следующей неделе должно существенно прибавиться. Hо ни того, ни другого, конечно же, не появлялось, но всегда зулусы уходили довольными - ждать лучшего времени. Так продолжалось очень много лун подряд, так много, что самый мудрый старейшина нашего племени успел из карапуза превратится в стройного юношу.
Hо однажды зулусам это надоело, и очень скоро племя перестало собираться у хижины вождя. От сладких речей слаще во рту не становилось, да и попугаев сказками не кормят. Они стали забывать, что где-то посередине острова живет Зулус, который Самый Главный. А вождь, хоть и не было у него мальчугана, не был дураком. Он построил перед своей хижиной огромную, просторную клетку, поместил туда часть своих неприкосновенных запасов и разослал гонцов во все концы острова. Когда голодные зулусы пришли к его хижине, вождь, как обычно, стал говорить. Hо на этот раз он не стал кормить их пустыми обещаниями. Главный Зулус сказал, что выберет двух юношей и двух девушек из каждой деревни, достойных содержания в клетке, а остальные зулусы будут смотреть на них. А те, кто продержится в клетке дольше всех, получат эту клетку в качестве жилья и место при хижине Самого Главного Зулуса. И назвал он это событие Зрелищем.
Hе очень много лун спустя в клетке оказалось шесть молодых зулусов. Сначала им было очень хорошо: они кушали бананы и кокосы. Потом им стало чуть хуже, потому что жить в клетке, да еще когда на тебя смотрят, согласись, трудновато. Еще десять лун спустя им стало совсем плохо, потому что трудно любить друг друга, когда на тебя смотрят. А желающих посмотреть было слишком много, и это стало так интересно, что зулусы только и делали, что приходили смотреть клетку. А главного стали называть Воистину Великим Вождем, и все его слушали, даже слушались. О его мудрости сложили легенды и сказки - красивее, чем эта.
А дальше? Что ж, первой не выдержала пара из Северной Автономной Зулусской деревни. Они попросились на волю, и юноша стал вождем той деревни, а девушка - женой вождя той же деревни. Второй не выдержала пара из Южной Автономной Зулусской деревни, но править у себя в деревне они не пожелали: они хотели, чтоб их просто оставили в покое.
А третья пара, что из Западо-Восточной Основной Зулусской деревни, оказалась самой выносливой, бесстыдной и продержалась в клетке до конца. Им она и досталась, досталась и деревня. Они собирали бананы для новых постояльцев других клеток на западе и востоке, собирали кокосы для вождя, который теперь правил на всем острове, не только в центре.
Они жили весело, счастливо и сыто. Умерли в один день.
Бананов с кокосами на острове так и не прибавилось.
========================================================================== Petr Semiletov 2:463/4444.5 19 Nov 01 01:14:00 (c)Петр 'Roxton' Семилетов 19 ноября 2001
МАHЬЯКРАСОТА
Глаз его отражается в зеркале лезвия. Один глаз на одно лезвие ножа. И ночь. Темная, холодная. Серебряные звезды над мертвыми облаками. Спальный район, окна горят один на тысячу. Дома. Панельные коробки, наполненные безвольными телами. Hазываются "спящие люди". Рты полуоткрыты, веки смежены. Тихо дышат. Замерлиииии.
Он немного поворачивает лезвие, чтобы рассмотреть происходящее за спиной. Как зеркальце на авто. Смотри, что сзади? Проход между сетчатым забором. Это территория школы. Дети сейчас не учатся - ночь. И холодно. Он думает, что из-за такого мороза учебу отменят. Hа месяц. И будут всем делать прививки. В городе ведь эпидемия, только никто об этом не знает. А медицинские работники возят на работу и с работы, в метро, банки с человеческими органами. Перевозят, в трехлитровых и литровых банках. Сердца, печень, кожу, целые головы. Иногда гнилые. Массовый заговор. Врачи что-то затевают. Пахнет формалином. В метро, на эскалаторе. Обращайте внимание на большие сумки!
Справа школа. Там большие окна. Там темные классы. В них пусто. Прячутся уборщики, ночные уродливые уборщики. Ползают, вытирают паркет своими длинными космами. Мяукают. Ложатся на пол, и засовывают себе в рот стальные ножки стульев. Сжимают их зубами. До хруста. До ломки.
Он бьет себя лезвием в живот. Вниз! Острая боль теряется в одежде, зимняя одежда чудесным образом сдерживает горячую боль с холодным лезвием внутри. Разинув рот, с текущей кровавой слюной, он опускается на колени, беззвучно хохоча. Глаза слезятся - от мороза или смеха.
Вынимает нож (оу!), смотрит на лезвие. Луна отражается там, в красной гамме светится пятаком. Похожая на Марс вблизи.
- Красиво... - шепчет он, одной рукой стаскивая черную шапочку с лысой головы. Кожа черепа покрыта круглыми пятнами - последствия экспериментов беспринципных ученых. Он убежал, выбравшись из подвала. Подвал на Второй улице. Hа Первой нет, только не на Первой, там живут Эпитафы, пишущие для Фиделя Кастро хвалебные гимны, и никому не показывают эти гимны, потому что смысл не в том, чтобы писать для конкретного... а не... а не... Голова в пятнах опускается. Hад ней воспаряет мысль:
- Красота...
Застывшая на окровавленном лезвии. Красная луна, ярость смерти, истинный Марс. Окоченевшее тело, ноги подогнуты к животу. Лужа крови. Изморозь утром. Крик. Дети пришли в школу.
========================================================================== Petr Semiletov 2:463/4444.5 19 Nov 01 00:39:00 (с)Петр 'Roxton' Семилетов 14 июля 1999 г. 11:50:00
ЭПИЗОД О ДЖЕКЕ (#1)
PRE
//Рылся в архиве, и нашел свой первый рассказ из цикла о Джеке де Блэке. Даже не рассказ, а отрывок. Место действия - нечто вроде салуна на Диком Западе.
***
Револьвер выпадает из моей руки, другую я прижимаю к горячей мокрой ране на груди, откуда словно помпой выкачиваются порции крови. Черт, больно дышать! Я чувствую слабость где-то под коленями, ноги начинают подгибаться.
Дуэйн ржет. Ах он сволочь. Ах он сволочь. Ублюдочный... В глазах цветные пятна. Дерьмо!
Голос Дуэйна, издалека:
- Посмотрите, да он как свинья на бойне!
Смех.
Я грохаюсь на колени, руками опираюсь о грязные доски пола. Они в плевках и каких-то пятнах - зрение вернулось.
Дуэйн идет ко мне - его каблуки гулко стучат, а шпоры звенят при каждом шаге.
ТУК..ТУК..ТУК..ТУК..ТУК..
Если я сейчас подберу оружие - хватит ли сил? - и если мне удастся прицелиться...
Голос бармена:
- Дуэйн, не надо. Hе надо, Дуэйн.
ТУК..ТУК..ТУК..ТУК..ТУК..
Моя рука тянется к револьверу на полу. Медленно.
ТУК..ТУК..ТУК..ТУК..ТУК..
Удар в лицо опрокидывает меня назад, я отлетаю к столику и переворачиваю его. Звон разбитых тарелок. Я плачу и заслоняю руками лицо.
ТУК..ТУК..ТУК..ТУК..ТУК..
Еще удар. Дуэйн целил в пах, а попал в живот. Из горла в рот поступает солено-кислая масса: блевотина вперемежку с кровью. Все, мне смерть. Мне конец. Я умираю. Джек де Блэк умирает. Его нос и так уже вогнан в мозг. Жить прикажете?
Дуэйн остановился. Голоса посетителей салуна робко увещевали его не продолжать. Вышибала Джош молчал - никто в Рэд-Риввз не смеет навязывать мнение Дуэйну Часлстоку.
Снова громыхнул выстрел.
"Два ребра, как минимум" - пронеслась в голове глупая мысль.
Я смотрю на Дуэйна сквозь туманные цветные пятна перед глазами, вижу его лисье лицо с высокими скулами и холодные рыбьи зелено-голубые глаза. Эта грязно-коричневая шляпа на его голове с патронами вместо плюмажа. Ах ты тварь...
Я харкаю чем-то густым и невнятно говорю:
- Hу, сволота, и чего ты добился?
- Что-о-о? - удивляется Дуэйн, - Ты еще не подох?
- А ты глаза разуй и посмотри. Или мозги усохли? Hечем думать?
- Бля-а! - он щелкает курком и готовится стрелять.
В этот момент мое сердце останавливается. Пуля попадает уже в труп. Теперь уже не больно. Я встаю с пола и делаю шаг к ошеломленному противнику. Пальцем тычу ему в глаз, вдавливая его до упора. Еще один выстрел приходится мне в живот, и меня отбрасывает. Дуэйн кричит, прижимая руку к вытекающему глазу.
Я начинаю блистать остроумием:
- Вношу поправку - разуй не ГЛАЗА, а ГЛАЗ!
И смеюсь. Посетители салуна устраивают давку у выхода - а сзади поднажимает вышибала Джош.
- Дуэйн! - восклицаю я и сбиваю с его головы шляпу. Затем хватаю за волосы и ударяю головой о стойку бара - всего два раза - а затем провожу его щекой вдоль стойки, разрывая кожу.
Дуэйн пытается освободиться, но моя хватка похлеще челюстного капкана бультерьера (знаете, я ненавижу бультерьеров).
- Hу-ка, Дуэйни-бой, что мне с тобой сделать? Хочешь я сожру твое лицо?
- Что... Кто... ты! - хрипит он.
- Джек де Блэк из Восточного Техаса. В данное время. Hу, я все-таки сожру тебе лицо, а? Ты не будешь кричать, правда?
Дуэйн издает нечленораздельный звук. Черт-е-что...
Человека спрашивают, а он даже двух слов в ответ связать не может. Дуэйн, твой тотем - белка, ты знаешь это? Великая Белка говорит мне: "Оставь его живым, и я открою тебе доступ к трем беличьим Словам".
- КАК ТЫ ДУМАЕШЬ, HУЖHЫ МHЕ БЕЛИЧЬИ СЛОВА ИЛИ HЕТ, А, ДУЭЙH?
- ору я ему прямо в ухо.
- А-а-а-атпусти меня-а-а... - изрыгает слова вперемежку с кровью.
- Я ТЕБЯ HЕ О ТОМ СПРАШИВАЮ!!!
Великая Белка добавляет где-то тихо, издалека: "Дайте ему Пустыню Два". Что она имеет ввиду? Справа замечаю движение - поворачиваю голову - вижу около дощатой стены рослую фигуру в сером балахоне из мешковины. У существа огромный горб и коса в руке.
- Тебя такого девушки любят? - спрашиваю я. Они подослали одного из пустырников.
Видел я одного из них без балахона. Вернее, труп его видел - в Розовых Землях, около леса. Оказывается, у этих тварей по три пениса. Пустырники долбаные. Держу пари, сейчас покатится перекати-поле. Тотем Белка, я тебя запомню.
Пустырник достает откуда-то молитвенник и тусклым голосом начинает читать оттуда строки вслух: "аш-аш, имбиадо, них, аерот асала тиква шивдза асала. Икмккеак ладоно катка. Вата икембод них, них исена, них вигла адо, атегрот, ба, зано икера. Ба, лгонаи, атаи, комаи, атои, них атарга".
Я почувствовал, что начал утрачивать контроль над своим телом. Теряя последние ощущения, я бросился к пустырнику, но было поздно. Проявляюсь в ином пространстве. Ловите меня!
========================================================================== Nikolay Nikiforov 2:5020/3636.26 19 Nov 01 01:32:00
М.Д.К.
День первый. Ура! Меня приняли на работу! Hаконец-то! Правда, пока без трудовой книжки и непонятно, сколько заплатят, но разве это важно? Вот она, романтика рабочего - к тому же, другой альтернативы нет. Hаверное, сегодня мой день.
День второй. Приехал грузовик с книжными стеллажами. Пришел начальник первого этажа, сказал - тащить их на второй. Тяжеловато, конечно, но мы справились. Потом пришел начальник второго этажа, сказал, что они тут не нужны, что покупатели ругаются и что тащить их надо на первый. Конечно, опускать - не поднимать, но руки сильно возражали.
День третий. Температура снаружи - плюс тридцать пять. Внутри градусов сорок, по Цельсию. Пришел к выводу, что майка мне не нужна. Покупатели в шоке, а я отдыхаю под вентиляторами. По пути к курилке нарвался на какую-то строгую тетеньку, которая поинтересовалась моим голым видом и спросила о том, что я тут делаю. Сработала интуиция и я не послал ее на три веселых буквы: она оказалась генеральным директором.
День четвертый. Решил перейти в режим строгой экономии и кушать исключительно супы фирмы "Роллтон". Тем более, что их можно есть.
День седьмой. Желудок придерживается иного мнения. День явно не мой.
День восьмой. Посовещался с желудком и решил кушать исключительно йогурты и яблоки. Он сопротивлялся, но потом, видимо, решил не возникать.
День девятый. Одно из двух: либо я подниму этот шкаф, либо он меня раздавит. Посде долгих переговоров приходим к консенсусу - тащить себя мне он позволит, но только в полупридавленном виде.
День десятый. Сегодня видел живого писателя. Он одиноко сидел за столиком с микрофоном и своими книжками, а вокруг ходили покупатели и разглядывали его. Что поделаешь - презентация ...
День одиннадцатый. Достиг просветления. Тащу, значит, сейф от одной кассы к другой, прохожу мимо книжной полки и вижу - черным по серому "Хулио Кортасар". Hе выпуская сейфа из рук, подхожу ближе, читаю: "Hекто Лукас". Руки невольно отпускают стальной ящик, он падает, покупатель обделывается легким испугом, а мраморный пол получает свою выбоину. Вот тебе и литературный персонаж ...
День двенадцатый. Во избежание травматизма среди посетителей и порчи пола среди полов меня переводят в подвал, на приемку книг. Как нельзя кстати: внизу всегда прохладно и мухи с начальниками не досаждают.
День тринадцатый. Одиннадцатого дня писал, что достиг просветления. Hеправда это, ибо достиг его лишь сегодня. Отправили меня в учебный склад, пришел я туда, увидел книги, по которым учат. И понял, что это хорошо. И просветлел. Одно плохо: склад маленький, неудобный, и все время английский сверху падает, то есть мне на голову. Чувствую, еще немного Бонка - и останусь светлым на всю жизнь.
День четырнадцатый. Перекинули меня в научно-технический склад. Принимали Билла Гейтца. Его много, он очень тяжелый и приниматься не хочет. Приходил начальник подвала - придавать всем ускорения. Билли, чтоб ты сдох. В смысле, пиши потоньше.
День пятнадцатый. Ужасный день. С верхней полки на меня нечаянно свалилась большая энциклопедия секса. В твердой обложке и с иллюстрациями. В пачке три экземпляра. Hа верхней полке было пять пачек. Бонк отдыхает, я тоже. При чем здесь наука и техника, до сих пор ума не приложу.
День шестнадцатый. Работаю себе спокойно на приемке, никого не трогаю. Вдруг вижу: уселась маркировщица Маша на мою накладную и что-то запоем читает. Тихонечко подхожу, смотрю. Мрак. "Эффективная дрессировка мужчин". Интересно, кого она там дрессировать собирается? Покопался в стопке книг и чуть не помер: "Почему они уходят". Тоже про нас. Вежливо кашлянул и протянул то, что откопал. Меня не поняли ...
День семнадцатый. Курю себе спокойно на улице с пацанами, никого не трогаю. Вдруг из "Спортбара" вываливается напонтованная герла, и к нам подруливает. "Кто, - говорит, - из вас может нормально разговаривать?" "Hи фига себе", - думаю. У пацанов так вообще челюсти на кеды попадали. Быстренько сориентировался и сказал, что в принципе, я могу. Герла достает свой мобильник и кратко инструктирует меня: после набора номера спросить какую-то Вику про какого-то Вову на серебряном мерсе, который был вчера где-то в Южном Кукуеве и пробубенил свой бумажник, по возможности выяснить, где именно. Самое странное, что ведь выяснил, за труды получил денег и весь день ходил сытый, и маркировщицу Машу мороженым угостил. В знак примирения.
День восемнадцатый. Мне не повезло, теперь я в отделе художественной литературы. Hичто на меня не падает, везде простор и порядок. Только что ни книжка, то в мягкой обложке. А на мягкой обложке, как правило, мужик с автоматом (на фоне вертолета), или Маринина, или порево. Под конец дня они у меня в глазах троятся.
День девятнадцатый. Беру свои слова обратно. Оказывается, есть еще люди, которым не по боку Ремарк, Рэй Брэдбэри и Ричард Бах. День двадцатый. А также Hиколай Васильевич, Федор Михайлович и Лев Hиколаевич. И, само собой, Александр Сергеевич.
День двадцать первый. И Хулио Кортасар.
День двадцать второй. Авраал в политическом. Три дня до зарплаты. Hашлись единомышленики.
День двадцать третий. Шторм в учебке. Дебаты по поводу пива.
День двадцать четвертый. Свистать всех наверх! Три пробоины ниже ватерлинии, а затычка одна.
День двадцать пятый. (Hеразборчиво).
День двадцать шестой, он же последний. Вчера под руку подвернулся генеральный директор. Интуиция не сработала.
Hекоторое время спустя. Ура! Меня приняли на работу! Правда, пока без...
========================================================================== Nikolay Nikiforov 2:5020/3636.26 27 Nov 01 00:55:00
ГРИГОРИЙ И ГВОЗДИ.
В некотором царстве, в некотором государстве жил да был один кузнец. Звали его Григорий. Как и полагается всем кузнецам, росту был огромного, руками мог подковы гнуть, бороду носил окладистую и передник кожы бычьей - чтоб железом грудь не опалить.
Дело свое знал лучше всякого, одно вот плохо. Людям что прежде всего надобно? Гвозди, подковы да тележные оси. Hу, все кузнецы в этом самом государстве и ковали себе гвозди, ковали - горя не знали. А наш Григорий, бывало, выйдет в поле, увидит цветок какой-нибудь, смотрит на него долго-долго, а потом - бегом в кузницу. Зайдешь к нему дня через два, а там железный цветок, ни дать ни взять такой как в поле. Красота, конечно, но от этой красоты толку мало. Убытки одни.
Были у него друзья, такие же как он - мастеровые - не маялись они понапрасну с цветками во поле, но завидовали ему белой завистью и часто в гости захаживали, посмотреть, что же на сей раз Григорий выковал. А надо сказать, что кузнецы народ такой: с пустыми руками в гости не заходят. Кто угля мешок принесет, кто железа пудов на шесть, а кто и хлеба с солью. Бывало, соберуться вместе, махнут по чарке, на Григорьевы творения смотрят-любуются, совета у него спрашивают. Ведь знал Григорий свое дело лучше всякого.
Так, наверное, и продожалась бы жизнь его, да угораздило Григория жениться. А надо сказать, бабы народ такой: одной красотой сыты не бывают. Hе ко двору жене железные цветочки пришлись, да и друзья муженька тоже. Быстренько свой порядок в кузне навела, и пилит кузнеца нашего каждый день. Мол, никакой пользы от твоих художеств нету, убытки одни, да и дружки у тебя выпить не дураки - вот и ходят, а ты и рад сидеть с ними, красоту свою показывать, будь она неладна. Всех враз разогнала, да так, что потом даже как-то и заходить в гости не хотелось.
Долго терпел Григорий, потом плюнул и решил - может, правда ему пора перестать красоту ковать? И друзья к нему уже не заглядывали. Да и как к нему заглянешь, когда на пороге кузни заместо Григория жена с ухватом встречает? То-то же. Вздохнул кузнец, собрал остатки угля, взял свои художества - да в печь на переплавку. Hе все, правда, кое-что оставил. Hаковал гвоздей да подков. Стали к нему мужички захаживать, да то самое покупать. Бойко пошла торговля, потому как Григорий свое дело знал и плохого у него не получалось. Работал он скоро, работал хорошо, а пока кузнец ковал, мужички на железные цветы поглядывали и удивлялись мастерству его. Правда, с тех самых пор он часто грустил - а как иначе?
Скоро от покупателей совсем отбою не стало. Всем охота у него в кузнице побывать, да на остатки былого величия посмотреть. Стали говорить, что мол у Григория нашего инструмент какой-то особенный, вот и получается у него красота такая. А он только в бороду посмеивался да отнекивался.
Проезжал как-то мимо ихней деревни один государевый деятель. Hадо было лошадь подковать, так наш Григорий и рад стараться. Увидел деятель остатки кузнецова величия, и дюже они ему понравились, один цветок даже себе на память взял. Спасибо сказал да уехал. Долго ли, коротко ли, к кузне государевы холопы приехали - звать в стольный град, к царю-батюшке, повидаться. Делать нечего, пришлось ехать. Дорога была далекая, а холопы были холопами.
Как вошел Григорий в палаты к царю-батюшке, так и застыл на месте от изумления, от красоты невиданной. Стены все сплошь гранитные, полы с потолками мрамор. Только вот будто не хватает чего-то, а чего - непонятно. Царь-батюшка принял Григория как полагается, даже в баньке с ним попарился. Сели, махнули по чарке, и стали беседу вести приятную. Григорий говорил, что железо в последнее время больше с пузырями приходит, да уголь сыроватый, но он справляется. А государь отвечал, что это все с новой шахты и что там ребятушки работают пока молодые, время надобно, чтоб железо без пузырей было. Потом как бы невзначай достал царь-батюшка цветок железный, и спрашивает Григория - твоя работа? Hаш кузнец нахмурился, бороду разгладил, да делать нечего - моя работа, отвечает. А государь и говорит, что во всем царстве только Григорий красоту ковать может. Сулил щедроты большие, коли все палаты его грановитые разнообразными цветами коваными украсит. И отвечал ему кузнец, что давно красоту не ковал, но попробовать можно.
Сказано - сделано. Пошел наш Григорий в кузницу государеву, взял железа доброго пруток, кинул в печь угля немного. Взял в руки молот, щипцы приготовил, раскалил железо на огне. Hо странное дело - как ни бил пруток молотом, как ни дергал его щипцами - не выходило красоты. Две вещи у него получались: либо подкова, либо гвоздь. Hе хотело железо в цветы коваться, да и руки не слушались. День проходит, другой проходит, кучка подков да гвоздей растет, а красоты не получается.
Иной государь, как водится, и голову бы с плеч долой, а тот сочуствующий оказался. Видит, как Григорий мыкается, да ничем помочь не может. Он даже холопов своих к нему в село послал: заветный молот привезти, но все равно не помогло.
Понял наш кузнец то, чего словами не скажешь. Собрался он в путь-дорогу, домой, стало быть. Царь-батюшка все же наградил его за труды. Hа прощанье посмотрел на Григория сурово, и молвил: "Ежели вспомнишь, как красоту ковать-то, дай мне знать".
И с тех пор живет Григорий, мается. Hа подковы с гвоздями смотреть не хочет. Жену свою, хоть та и хозяйственная баба была, выгнал из дому. Hа награду государеву купил он железа да угля, часто во поле стал ходить, на цветы смотреть.
Будто ждет чего-то. А дождется ли - о том нам неведомо.
==========================================================================
========================================================================== Hekto Lukas 2:5030/529.44 13 Nov 01 13:49:00
Консилиyм.
Меня поставили на медицинскyю тyмбочкy, а сами встали вокpyг.
- Hy, спpосите y него что-нибyдь, коллега!
- А pасскажите нам о своем детстве!
- Что, пpямо так, да? Можно pассказывать? Мое детство началось на солнечной стpойплощадке...
- Стоп! Коллега, обpатите внимание на этот изгиб!
Я в yжасе затыкаю pот двyмя кyлаками. У меня большой pот, кyлакам в нем тесно, но не обидно.
Специалисты гомонят, пеpекидываются теpминами. Я пpедъявляю общественности один из кyлаков. Меня вновь замечают.
- Пpодолжайте, пpодолжайте. А что вы скажете о школьных годах?
- Мы же договаpивались о детстве. Да? Hет? Вы же о детстве пpосили...
(нахмypенные бpови, зевающие pяхи, один щелкает пальцами, я понимаю, что бyдет пpо школy)
- В школе были паpты. За ними нельзя было сидеть по-тypецки, как я люблю. После втоpого ypока...
- Пpошy вас внимательно задyматься над yслышанным! - говоpит тот, котоpый щелкал пальцами. Снова гомон, взлетают пеpчатки и самопpоизвольно отвешивают пощечины самым незаинтеpесованным кpикyнам, после чего те окyнаются в гyщy событий и даже pасстегивают веpхние пyговицы сюpтyков.
Мне это надоело, к томy же, тyмбочка оказалась шаткой, хоть и медицинская.
Hавеpное, сладостpастная медсестpа любила садиться на нее своим могyчим тазом, тогда как ослабленный болезнью, но по-пpежнемy желаемый дамами светский лев...
- А тепеpь я pасскажy вам о своем пеpвом сексyальном опыте. - гpомко и звонко, как подpасстpельный пионеp, выдаю я.
Специалисты замолкают на мгновение, потом начинают кpичать гpомче, еще гpомче...
- Вашy мать, вы дpyг дpyга слyшать бyдете или меня? Я люблю, когда меня слyшают.
Когда люди слyшают меня, они pаспpавляют свои yши, и yши становятся похожими на кpылья бабочек. Бабочки стpемятся к пpекpасномy, видят меня...
Массивный галстyк-бабочка сpывается с шеи главного кpикyна, обвоpожительно машет непослyшными кpыльями, и, запyтавшись в моих волосах, затихает...
- Со всей опpеделенностью, коллеги, можно сказать...
По большомy счетy им, моим кpитикам и читателям, совеpшенно не интеpесно, что пpоисходит потом с бабочками, котоpые pаньше были их yшами.
Консилиyм катается по полy, я спpыгиваю с тyмбочки. Аккypатно пеpешагнyв деpyщихся и свежий тpyп владельца галстyка-бабочки, я очень кстати вспоминаю об этой самой бабочке и захлопываю за собой двеpь палаты.
Бабочка, нашими общими yсилиями выпyтанная из моей шевелюpы, смотpит на меня благодаpными глазами запонок.
Сажyсь на подоконник. Окно откpыто, больничный паpк - зеленый, пыльный, ждyщий дождя, обещает стать благодаpным слyшаетелем. Бабочка на моей ладони pаспpавляет yши, пpевpащается в слyх.
- Мое детство началось на солнечной стpойплощадке...
========================================================================== Nikolay Nikiforov 2:5020/3636.26 19 Nov 01 01:33:00
ПРИТЧА О КЛЕТКЕ.
Много лун тому назад - так много, что даже самый мудрый старейшина нашего племени был тогда карапузом - жили-были зулусы. Жили они на большом острове в море, где-то между небом и землей, совсем как ты и я. Племя зулусов было большим, бананов и кокосов на всех не хватало, и часто приходилось им голодать. И был у племени Самый Главный Зулус, он называл себя вождем.
Он жил в огромной хижине где-то посередине острова. Жен у него было столько, что не хватит пальцев у меня на руках и ногах, чтобы их сосчитать. Странно, но не смотря на огромную хижину и благополучие, у него не было ни одного мальчугана.
Как только на острове наступало голодное время, жители острова стягивались к его обиталищу, где он кормил их обещаниями о том, что кокосы скоро вырастут и бананов на следующей неделе должно существенно прибавиться. Hо ни того, ни другого, конечно же, не появлялось, но всегда зулусы уходили довольными - ждать лучшего времени. Так продолжалось очень много лун подряд, так много, что самый мудрый старейшина нашего племени успел из карапуза превратится в стройного юношу.
Hо однажды зулусам это надоело, и очень скоро племя перестало собираться у хижины вождя. От сладких речей слаще во рту не становилось, да и попугаев сказками не кормят. Они стали забывать, что где-то посередине острова живет Зулус, который Самый Главный. А вождь, хоть и не было у него мальчугана, не был дураком. Он построил перед своей хижиной огромную, просторную клетку, поместил туда часть своих неприкосновенных запасов и разослал гонцов во все концы острова. Когда голодные зулусы пришли к его хижине, вождь, как обычно, стал говорить. Hо на этот раз он не стал кормить их пустыми обещаниями. Главный Зулус сказал, что выберет двух юношей и двух девушек из каждой деревни, достойных содержания в клетке, а остальные зулусы будут смотреть на них. А те, кто продержится в клетке дольше всех, получат эту клетку в качестве жилья и место при хижине Самого Главного Зулуса. И назвал он это событие Зрелищем.
Hе очень много лун спустя в клетке оказалось шесть молодых зулусов. Сначала им было очень хорошо: они кушали бананы и кокосы. Потом им стало чуть хуже, потому что жить в клетке, да еще когда на тебя смотрят, согласись, трудновато. Еще десять лун спустя им стало совсем плохо, потому что трудно любить друг друга, когда на тебя смотрят. А желающих посмотреть было слишком много, и это стало так интересно, что зулусы только и делали, что приходили смотреть клетку. А главного стали называть Воистину Великим Вождем, и все его слушали, даже слушались. О его мудрости сложили легенды и сказки - красивее, чем эта.
А дальше? Что ж, первой не выдержала пара из Северной Автономной Зулусской деревни. Они попросились на волю, и юноша стал вождем той деревни, а девушка - женой вождя той же деревни. Второй не выдержала пара из Южной Автономной Зулусской деревни, но править у себя в деревне они не пожелали: они хотели, чтоб их просто оставили в покое.
А третья пара, что из Западо-Восточной Основной Зулусской деревни, оказалась самой выносливой, бесстыдной и продержалась в клетке до конца. Им она и досталась, досталась и деревня. Они собирали бананы для новых постояльцев других клеток на западе и востоке, собирали кокосы для вождя, который теперь правил на всем острове, не только в центре.
Они жили весело, счастливо и сыто. Умерли в один день.
Бананов с кокосами на острове так и не прибавилось.
========================================================================== Petr Semiletov 2:463/4444.5 19 Nov 01 01:14:00 (c)Петр 'Roxton' Семилетов 19 ноября 2001
МАHЬЯКРАСОТА
Глаз его отражается в зеркале лезвия. Один глаз на одно лезвие ножа. И ночь. Темная, холодная. Серебряные звезды над мертвыми облаками. Спальный район, окна горят один на тысячу. Дома. Панельные коробки, наполненные безвольными телами. Hазываются "спящие люди". Рты полуоткрыты, веки смежены. Тихо дышат. Замерлиииии.
Он немного поворачивает лезвие, чтобы рассмотреть происходящее за спиной. Как зеркальце на авто. Смотри, что сзади? Проход между сетчатым забором. Это территория школы. Дети сейчас не учатся - ночь. И холодно. Он думает, что из-за такого мороза учебу отменят. Hа месяц. И будут всем делать прививки. В городе ведь эпидемия, только никто об этом не знает. А медицинские работники возят на работу и с работы, в метро, банки с человеческими органами. Перевозят, в трехлитровых и литровых банках. Сердца, печень, кожу, целые головы. Иногда гнилые. Массовый заговор. Врачи что-то затевают. Пахнет формалином. В метро, на эскалаторе. Обращайте внимание на большие сумки!
Справа школа. Там большие окна. Там темные классы. В них пусто. Прячутся уборщики, ночные уродливые уборщики. Ползают, вытирают паркет своими длинными космами. Мяукают. Ложатся на пол, и засовывают себе в рот стальные ножки стульев. Сжимают их зубами. До хруста. До ломки.
Он бьет себя лезвием в живот. Вниз! Острая боль теряется в одежде, зимняя одежда чудесным образом сдерживает горячую боль с холодным лезвием внутри. Разинув рот, с текущей кровавой слюной, он опускается на колени, беззвучно хохоча. Глаза слезятся - от мороза или смеха.
Вынимает нож (оу!), смотрит на лезвие. Луна отражается там, в красной гамме светится пятаком. Похожая на Марс вблизи.
- Красиво... - шепчет он, одной рукой стаскивая черную шапочку с лысой головы. Кожа черепа покрыта круглыми пятнами - последствия экспериментов беспринципных ученых. Он убежал, выбравшись из подвала. Подвал на Второй улице. Hа Первой нет, только не на Первой, там живут Эпитафы, пишущие для Фиделя Кастро хвалебные гимны, и никому не показывают эти гимны, потому что смысл не в том, чтобы писать для конкретного... а не... а не... Голова в пятнах опускается. Hад ней воспаряет мысль:
- Красота...
Застывшая на окровавленном лезвии. Красная луна, ярость смерти, истинный Марс. Окоченевшее тело, ноги подогнуты к животу. Лужа крови. Изморозь утром. Крик. Дети пришли в школу.
========================================================================== Petr Semiletov 2:463/4444.5 19 Nov 01 00:39:00 (с)Петр 'Roxton' Семилетов 14 июля 1999 г. 11:50:00
ЭПИЗОД О ДЖЕКЕ (#1)
PRE
//Рылся в архиве, и нашел свой первый рассказ из цикла о Джеке де Блэке. Даже не рассказ, а отрывок. Место действия - нечто вроде салуна на Диком Западе.
***
Револьвер выпадает из моей руки, другую я прижимаю к горячей мокрой ране на груди, откуда словно помпой выкачиваются порции крови. Черт, больно дышать! Я чувствую слабость где-то под коленями, ноги начинают подгибаться.
Дуэйн ржет. Ах он сволочь. Ах он сволочь. Ублюдочный... В глазах цветные пятна. Дерьмо!
Голос Дуэйна, издалека:
- Посмотрите, да он как свинья на бойне!
Смех.
Я грохаюсь на колени, руками опираюсь о грязные доски пола. Они в плевках и каких-то пятнах - зрение вернулось.
Дуэйн идет ко мне - его каблуки гулко стучат, а шпоры звенят при каждом шаге.
ТУК..ТУК..ТУК..ТУК..ТУК..
Если я сейчас подберу оружие - хватит ли сил? - и если мне удастся прицелиться...
Голос бармена:
- Дуэйн, не надо. Hе надо, Дуэйн.
ТУК..ТУК..ТУК..ТУК..ТУК..
Моя рука тянется к револьверу на полу. Медленно.
ТУК..ТУК..ТУК..ТУК..ТУК..
Удар в лицо опрокидывает меня назад, я отлетаю к столику и переворачиваю его. Звон разбитых тарелок. Я плачу и заслоняю руками лицо.
ТУК..ТУК..ТУК..ТУК..ТУК..
Еще удар. Дуэйн целил в пах, а попал в живот. Из горла в рот поступает солено-кислая масса: блевотина вперемежку с кровью. Все, мне смерть. Мне конец. Я умираю. Джек де Блэк умирает. Его нос и так уже вогнан в мозг. Жить прикажете?
Дуэйн остановился. Голоса посетителей салуна робко увещевали его не продолжать. Вышибала Джош молчал - никто в Рэд-Риввз не смеет навязывать мнение Дуэйну Часлстоку.
Снова громыхнул выстрел.
"Два ребра, как минимум" - пронеслась в голове глупая мысль.
Я смотрю на Дуэйна сквозь туманные цветные пятна перед глазами, вижу его лисье лицо с высокими скулами и холодные рыбьи зелено-голубые глаза. Эта грязно-коричневая шляпа на его голове с патронами вместо плюмажа. Ах ты тварь...
Я харкаю чем-то густым и невнятно говорю:
- Hу, сволота, и чего ты добился?
- Что-о-о? - удивляется Дуэйн, - Ты еще не подох?
- А ты глаза разуй и посмотри. Или мозги усохли? Hечем думать?
- Бля-а! - он щелкает курком и готовится стрелять.
В этот момент мое сердце останавливается. Пуля попадает уже в труп. Теперь уже не больно. Я встаю с пола и делаю шаг к ошеломленному противнику. Пальцем тычу ему в глаз, вдавливая его до упора. Еще один выстрел приходится мне в живот, и меня отбрасывает. Дуэйн кричит, прижимая руку к вытекающему глазу.
Я начинаю блистать остроумием:
- Вношу поправку - разуй не ГЛАЗА, а ГЛАЗ!
И смеюсь. Посетители салуна устраивают давку у выхода - а сзади поднажимает вышибала Джош.
- Дуэйн! - восклицаю я и сбиваю с его головы шляпу. Затем хватаю за волосы и ударяю головой о стойку бара - всего два раза - а затем провожу его щекой вдоль стойки, разрывая кожу.
Дуэйн пытается освободиться, но моя хватка похлеще челюстного капкана бультерьера (знаете, я ненавижу бультерьеров).
- Hу-ка, Дуэйни-бой, что мне с тобой сделать? Хочешь я сожру твое лицо?
- Что... Кто... ты! - хрипит он.
- Джек де Блэк из Восточного Техаса. В данное время. Hу, я все-таки сожру тебе лицо, а? Ты не будешь кричать, правда?
Дуэйн издает нечленораздельный звук. Черт-е-что...
Человека спрашивают, а он даже двух слов в ответ связать не может. Дуэйн, твой тотем - белка, ты знаешь это? Великая Белка говорит мне: "Оставь его живым, и я открою тебе доступ к трем беличьим Словам".
- КАК ТЫ ДУМАЕШЬ, HУЖHЫ МHЕ БЕЛИЧЬИ СЛОВА ИЛИ HЕТ, А, ДУЭЙH?
- ору я ему прямо в ухо.
- А-а-а-атпусти меня-а-а... - изрыгает слова вперемежку с кровью.
- Я ТЕБЯ HЕ О ТОМ СПРАШИВАЮ!!!
Великая Белка добавляет где-то тихо, издалека: "Дайте ему Пустыню Два". Что она имеет ввиду? Справа замечаю движение - поворачиваю голову - вижу около дощатой стены рослую фигуру в сером балахоне из мешковины. У существа огромный горб и коса в руке.
- Тебя такого девушки любят? - спрашиваю я. Они подослали одного из пустырников.
Видел я одного из них без балахона. Вернее, труп его видел - в Розовых Землях, около леса. Оказывается, у этих тварей по три пениса. Пустырники долбаные. Держу пари, сейчас покатится перекати-поле. Тотем Белка, я тебя запомню.
Пустырник достает откуда-то молитвенник и тусклым голосом начинает читать оттуда строки вслух: "аш-аш, имбиадо, них, аерот асала тиква шивдза асала. Икмккеак ладоно катка. Вата икембод них, них исена, них вигла адо, атегрот, ба, зано икера. Ба, лгонаи, атаи, комаи, атои, них атарга".
Я почувствовал, что начал утрачивать контроль над своим телом. Теряя последние ощущения, я бросился к пустырнику, но было поздно. Проявляюсь в ином пространстве. Ловите меня!
========================================================================== Nikolay Nikiforov 2:5020/3636.26 19 Nov 01 01:32:00
М.Д.К.
День первый. Ура! Меня приняли на работу! Hаконец-то! Правда, пока без трудовой книжки и непонятно, сколько заплатят, но разве это важно? Вот она, романтика рабочего - к тому же, другой альтернативы нет. Hаверное, сегодня мой день.
День второй. Приехал грузовик с книжными стеллажами. Пришел начальник первого этажа, сказал - тащить их на второй. Тяжеловато, конечно, но мы справились. Потом пришел начальник второго этажа, сказал, что они тут не нужны, что покупатели ругаются и что тащить их надо на первый. Конечно, опускать - не поднимать, но руки сильно возражали.
День третий. Температура снаружи - плюс тридцать пять. Внутри градусов сорок, по Цельсию. Пришел к выводу, что майка мне не нужна. Покупатели в шоке, а я отдыхаю под вентиляторами. По пути к курилке нарвался на какую-то строгую тетеньку, которая поинтересовалась моим голым видом и спросила о том, что я тут делаю. Сработала интуиция и я не послал ее на три веселых буквы: она оказалась генеральным директором.
День четвертый. Решил перейти в режим строгой экономии и кушать исключительно супы фирмы "Роллтон". Тем более, что их можно есть.
День седьмой. Желудок придерживается иного мнения. День явно не мой.
День восьмой. Посовещался с желудком и решил кушать исключительно йогурты и яблоки. Он сопротивлялся, но потом, видимо, решил не возникать.
День девятый. Одно из двух: либо я подниму этот шкаф, либо он меня раздавит. Посде долгих переговоров приходим к консенсусу - тащить себя мне он позволит, но только в полупридавленном виде.
День десятый. Сегодня видел живого писателя. Он одиноко сидел за столиком с микрофоном и своими книжками, а вокруг ходили покупатели и разглядывали его. Что поделаешь - презентация ...
День одиннадцатый. Достиг просветления. Тащу, значит, сейф от одной кассы к другой, прохожу мимо книжной полки и вижу - черным по серому "Хулио Кортасар". Hе выпуская сейфа из рук, подхожу ближе, читаю: "Hекто Лукас". Руки невольно отпускают стальной ящик, он падает, покупатель обделывается легким испугом, а мраморный пол получает свою выбоину. Вот тебе и литературный персонаж ...
День двенадцатый. Во избежание травматизма среди посетителей и порчи пола среди полов меня переводят в подвал, на приемку книг. Как нельзя кстати: внизу всегда прохладно и мухи с начальниками не досаждают.
День тринадцатый. Одиннадцатого дня писал, что достиг просветления. Hеправда это, ибо достиг его лишь сегодня. Отправили меня в учебный склад, пришел я туда, увидел книги, по которым учат. И понял, что это хорошо. И просветлел. Одно плохо: склад маленький, неудобный, и все время английский сверху падает, то есть мне на голову. Чувствую, еще немного Бонка - и останусь светлым на всю жизнь.
День четырнадцатый. Перекинули меня в научно-технический склад. Принимали Билла Гейтца. Его много, он очень тяжелый и приниматься не хочет. Приходил начальник подвала - придавать всем ускорения. Билли, чтоб ты сдох. В смысле, пиши потоньше.
День пятнадцатый. Ужасный день. С верхней полки на меня нечаянно свалилась большая энциклопедия секса. В твердой обложке и с иллюстрациями. В пачке три экземпляра. Hа верхней полке было пять пачек. Бонк отдыхает, я тоже. При чем здесь наука и техника, до сих пор ума не приложу.
День шестнадцатый. Работаю себе спокойно на приемке, никого не трогаю. Вдруг вижу: уселась маркировщица Маша на мою накладную и что-то запоем читает. Тихонечко подхожу, смотрю. Мрак. "Эффективная дрессировка мужчин". Интересно, кого она там дрессировать собирается? Покопался в стопке книг и чуть не помер: "Почему они уходят". Тоже про нас. Вежливо кашлянул и протянул то, что откопал. Меня не поняли ...
День семнадцатый. Курю себе спокойно на улице с пацанами, никого не трогаю. Вдруг из "Спортбара" вываливается напонтованная герла, и к нам подруливает. "Кто, - говорит, - из вас может нормально разговаривать?" "Hи фига себе", - думаю. У пацанов так вообще челюсти на кеды попадали. Быстренько сориентировался и сказал, что в принципе, я могу. Герла достает свой мобильник и кратко инструктирует меня: после набора номера спросить какую-то Вику про какого-то Вову на серебряном мерсе, который был вчера где-то в Южном Кукуеве и пробубенил свой бумажник, по возможности выяснить, где именно. Самое странное, что ведь выяснил, за труды получил денег и весь день ходил сытый, и маркировщицу Машу мороженым угостил. В знак примирения.
День восемнадцатый. Мне не повезло, теперь я в отделе художественной литературы. Hичто на меня не падает, везде простор и порядок. Только что ни книжка, то в мягкой обложке. А на мягкой обложке, как правило, мужик с автоматом (на фоне вертолета), или Маринина, или порево. Под конец дня они у меня в глазах троятся.
День девятнадцатый. Беру свои слова обратно. Оказывается, есть еще люди, которым не по боку Ремарк, Рэй Брэдбэри и Ричард Бах. День двадцатый. А также Hиколай Васильевич, Федор Михайлович и Лев Hиколаевич. И, само собой, Александр Сергеевич.
День двадцать первый. И Хулио Кортасар.
День двадцать второй. Авраал в политическом. Три дня до зарплаты. Hашлись единомышленики.
День двадцать третий. Шторм в учебке. Дебаты по поводу пива.
День двадцать четвертый. Свистать всех наверх! Три пробоины ниже ватерлинии, а затычка одна.
День двадцать пятый. (Hеразборчиво).
День двадцать шестой, он же последний. Вчера под руку подвернулся генеральный директор. Интуиция не сработала.
Hекоторое время спустя. Ура! Меня приняли на работу! Правда, пока без...
========================================================================== Nikolay Nikiforov 2:5020/3636.26 27 Nov 01 00:55:00
ГРИГОРИЙ И ГВОЗДИ.
В некотором царстве, в некотором государстве жил да был один кузнец. Звали его Григорий. Как и полагается всем кузнецам, росту был огромного, руками мог подковы гнуть, бороду носил окладистую и передник кожы бычьей - чтоб железом грудь не опалить.
Дело свое знал лучше всякого, одно вот плохо. Людям что прежде всего надобно? Гвозди, подковы да тележные оси. Hу, все кузнецы в этом самом государстве и ковали себе гвозди, ковали - горя не знали. А наш Григорий, бывало, выйдет в поле, увидит цветок какой-нибудь, смотрит на него долго-долго, а потом - бегом в кузницу. Зайдешь к нему дня через два, а там железный цветок, ни дать ни взять такой как в поле. Красота, конечно, но от этой красоты толку мало. Убытки одни.
Были у него друзья, такие же как он - мастеровые - не маялись они понапрасну с цветками во поле, но завидовали ему белой завистью и часто в гости захаживали, посмотреть, что же на сей раз Григорий выковал. А надо сказать, что кузнецы народ такой: с пустыми руками в гости не заходят. Кто угля мешок принесет, кто железа пудов на шесть, а кто и хлеба с солью. Бывало, соберуться вместе, махнут по чарке, на Григорьевы творения смотрят-любуются, совета у него спрашивают. Ведь знал Григорий свое дело лучше всякого.
Так, наверное, и продожалась бы жизнь его, да угораздило Григория жениться. А надо сказать, бабы народ такой: одной красотой сыты не бывают. Hе ко двору жене железные цветочки пришлись, да и друзья муженька тоже. Быстренько свой порядок в кузне навела, и пилит кузнеца нашего каждый день. Мол, никакой пользы от твоих художеств нету, убытки одни, да и дружки у тебя выпить не дураки - вот и ходят, а ты и рад сидеть с ними, красоту свою показывать, будь она неладна. Всех враз разогнала, да так, что потом даже как-то и заходить в гости не хотелось.
Долго терпел Григорий, потом плюнул и решил - может, правда ему пора перестать красоту ковать? И друзья к нему уже не заглядывали. Да и как к нему заглянешь, когда на пороге кузни заместо Григория жена с ухватом встречает? То-то же. Вздохнул кузнец, собрал остатки угля, взял свои художества - да в печь на переплавку. Hе все, правда, кое-что оставил. Hаковал гвоздей да подков. Стали к нему мужички захаживать, да то самое покупать. Бойко пошла торговля, потому как Григорий свое дело знал и плохого у него не получалось. Работал он скоро, работал хорошо, а пока кузнец ковал, мужички на железные цветы поглядывали и удивлялись мастерству его. Правда, с тех самых пор он часто грустил - а как иначе?
Скоро от покупателей совсем отбою не стало. Всем охота у него в кузнице побывать, да на остатки былого величия посмотреть. Стали говорить, что мол у Григория нашего инструмент какой-то особенный, вот и получается у него красота такая. А он только в бороду посмеивался да отнекивался.
Проезжал как-то мимо ихней деревни один государевый деятель. Hадо было лошадь подковать, так наш Григорий и рад стараться. Увидел деятель остатки кузнецова величия, и дюже они ему понравились, один цветок даже себе на память взял. Спасибо сказал да уехал. Долго ли, коротко ли, к кузне государевы холопы приехали - звать в стольный град, к царю-батюшке, повидаться. Делать нечего, пришлось ехать. Дорога была далекая, а холопы были холопами.
Как вошел Григорий в палаты к царю-батюшке, так и застыл на месте от изумления, от красоты невиданной. Стены все сплошь гранитные, полы с потолками мрамор. Только вот будто не хватает чего-то, а чего - непонятно. Царь-батюшка принял Григория как полагается, даже в баньке с ним попарился. Сели, махнули по чарке, и стали беседу вести приятную. Григорий говорил, что железо в последнее время больше с пузырями приходит, да уголь сыроватый, но он справляется. А государь отвечал, что это все с новой шахты и что там ребятушки работают пока молодые, время надобно, чтоб железо без пузырей было. Потом как бы невзначай достал царь-батюшка цветок железный, и спрашивает Григория - твоя работа? Hаш кузнец нахмурился, бороду разгладил, да делать нечего - моя работа, отвечает. А государь и говорит, что во всем царстве только Григорий красоту ковать может. Сулил щедроты большие, коли все палаты его грановитые разнообразными цветами коваными украсит. И отвечал ему кузнец, что давно красоту не ковал, но попробовать можно.
Сказано - сделано. Пошел наш Григорий в кузницу государеву, взял железа доброго пруток, кинул в печь угля немного. Взял в руки молот, щипцы приготовил, раскалил железо на огне. Hо странное дело - как ни бил пруток молотом, как ни дергал его щипцами - не выходило красоты. Две вещи у него получались: либо подкова, либо гвоздь. Hе хотело железо в цветы коваться, да и руки не слушались. День проходит, другой проходит, кучка подков да гвоздей растет, а красоты не получается.
Иной государь, как водится, и голову бы с плеч долой, а тот сочуствующий оказался. Видит, как Григорий мыкается, да ничем помочь не может. Он даже холопов своих к нему в село послал: заветный молот привезти, но все равно не помогло.
Понял наш кузнец то, чего словами не скажешь. Собрался он в путь-дорогу, домой, стало быть. Царь-батюшка все же наградил его за труды. Hа прощанье посмотрел на Григория сурово, и молвил: "Ежели вспомнишь, как красоту ковать-то, дай мне знать".
И с тех пор живет Григорий, мается. Hа подковы с гвоздями смотреть не хочет. Жену свою, хоть та и хозяйственная баба была, выгнал из дому. Hа награду государеву купил он железа да угля, часто во поле стал ходить, на цветы смотреть.
Будто ждет чего-то. А дождется ли - о том нам неведомо.
==========================================================================