А кстати, как вы выглядите, а?
   Уж если вам понравились стихи
   Прошу в Москву, на наши вечера.
   Они порой бывают неплохи.
   3. Ее письмо
   Вот это да. Вот это пироги.
   Так это был совсем не маньерист?
   В Москве моей не будет и ноги.
   И вы, небось, такой же аферист.
   Работала буфетчицей себе,
   Стишков я не читала ни хрена,
   И вдруг - такой прокол в моей судьбе
   Да ну..., прощайте. Валя Мошкина.
   Заключение автора
   Товарищи! Я что хочу сказать: Есть у меня двойник теперь, подлец. Но в общем, если здраво рассуждать, Валюшу ведь он смог околдовать, А чем? Стихами. Все же молодец, На этом-же истории - конец.
   ТЫ ЗАБОЛЕЛА, КАТЯ
   Ты заболела - пульс остановился,
   Лечил тебя какой-то коновал,
   Я под твоими окнами молился,
   Чтоб кризис поскорее миновал.
   Зима блистала царственным нарядом,
   Был город в эти дни похож на торт,
   А я не мог побыть с тобою рядом
   Я был студент, я беден был и горд.
   Мне не забыть, как вечером однажды
   Ты подвела меня к своей маман:
   "Вот юноша моей духовной жажды,
   Все остальное - розовый туман!"
   Мамаша отвела тебя в сторонку
   И по-французски стала укорять.
   Тут я ушел. Ты кинула вдогонку
   Пленительное:"Милый, завтра в пять..."
   Да, ты хотела легкого скандала,
   Тебя, наверно, выпорол отец...
   Но на катке ты вскоре вновь сияла,
   И звездный над тобой сиял венец.
   О, как ты в поцелуе трепетала!
   Как нравилось тебе изнемогать!
   Ты к тайне тайн меня не подпускала,
   Но позволяла грудь поцеловать.
   И нежные девические груди
   Пред зеркалом ты гладила потом...
   И вдруг слегла в стремительной простуде
   И разделил нас черный водоем.
   Вот вышел доктор. Вот остановился.
   Вот снял пенсне. Неужто плачет он?
   "Что с Катей,доктор?"-он перекрестился
   И молча протянул мне медальон.
   Что это?"- "Если вас она любила,
   Вам лучше знать... Молитесь за нее."
   "Вы врете, доктор!"-"Юноша!мой милый,
   Мужайтесь! и - какое тут вранье..."
   Хотите слышать мненье человека,
   Который знает суть добра и зла?
   Пусть правда умерла в начале века,
   Но Красота - сегодня умерла! "
   Сказал и растворился в полумраке...
   Я выслушал с усмешкой этот вздор
   И подмигнул случайному зеваке,
   Который наш подслушал разговор.
   Смутился и ушел ночной прохожий,
   А я сверкнул железным коготком,
   И в книжечке, обшитой черной кожей,
   Поставил крест на имени твоем.
   Довольный неожиданным успехом,
   Нарисовал в цветах и лентах гроб,
   И прежде чем уйти, швырнул, со смехом
   Твой медальон в серебряный сугроб.
   Люби свое тело
   "...люди могут обходиться без тел... но все же время от времени я беру напрокат тело в местном телохранилище и брожу по родному городку..." Курт Воннегут, рассказ "Виток эволюции"
   Смотришь ты на себя - две руки, две ноги, почему-то всего лишь одна голова... Смотришь в зеркало ты, и твои же мозги заставляют шептать тебя эти слова: "Почему я такой? почему без хвоста? Крыльев нет почему, бивней, как у слона? Мне дано это тело, дано неспроста, почему ж недоволен я им ни хрена? Ограничен движений и жестов набор, я на тело смотрю с непонятной тоской, поселенный в него - кем, зачем? о, позор! почему я такой? почему я такой?" Человек, ты неправ. Своим телом гордись! Я могу рассказать тебе случай один только больше не хмурься, давай улыбнись в общем жил в Подмосковье один гражданин, гражданин был банкиром; он был одинок; жил в шикарной квартире лет десять уже; накопить за всю жизнь кучу золота смог но не знал, что как раз на его этаже по халатности чьей-то в стене есть плита, от которой к нему радиация шла. Он не знал ничего, он брал на дом счета, все сидел - облучался и пел "тра-ла-ла". Если б Гейгера счетчик в квартиру его поместить, то зашкалило б счетчик тогда. Но бедняга - банкир ведь не знал ничего, продолжал облучаться - и так шли года. И однажды мутантом проснулся, увы, сел в кровати и чувствует - что-то не так... Он ощупал себя по краям головы, тут же бросился к зеркалу с возгласом "фак!" Там, где ушки его красовались всегда два огромнейших уха слоновьих торчат, вместо носа свисает до пола байда длинный хобот; над ним - обезумевший взгляд. Хвост внезапно отрос; вместо рук - два крыла; пингвинячее тельце и ласты внизу... Потрясенный банкир наш дополз до стола, стал в истерике биться, пуская слезу. А потом стал по комнатам бегать, трубя, молотя свою мебель тигриным хвостом, избегая при этом смотреть на себя, быстро уши мотались; он думал о том, как теперь ему быть? как на службу идти? все, карьере конец! засмеют, засмеют! как бы хоботом в банке родном не трясти, все ж другие банкиры его не поймут. Боже мой! а сегодня Лариса придет! Если уши слоновьи увидит она, явно в обморок тут же она упадет, не захочет любить человека - слона. Да, а чем он, к примеру, ее б стал любить? там, где раньше красивый стоял великан, нынче - гладкое место. О, как дальше жить? тут банкир наш увидел бутылку, стакан, и решил: "Буду пить. Буду хоботом пить." Налакался "мартини", чего-то поел, обезумел совсем, начал стекла лупить, вскоре ласты разъехались - он захрапел. Через день или два, дверь стальную взломав, к человеку - слону из ОМОНа пришли, и поймали его, и снотворного дав, в неизвестную дальнюю даль увезли. ... Я надеюсь, тебя впечатлил мой рассказ? Человек, не ропщи, своим телом гордись, все мы - люди, и тело такое у нас, и ведь классное тело - ну что ты, смирись, вот у женщин красивые очень тела, в подавляющей массе они хороши; у мужчин есть Шварцнеггер. И все-то дела ты пойми, нам природа немало дала, твое тело - приют твоей вечной души.
   Гимн сладострастию (гекзаметр)
   Вот, развалившись комфортно с подругой на мягких подушках, я сигаретку беру и видак свой включаю с пульта. Вижу прелестную даму, пришедшую в порно сниматься, я на экране, невольно подумав: "Хороший фильмец". Ух ты, смотри - неприступная с виду прелестная дама, видимо вспомнив о том, для чего к этим людям пришла, неторопливо, весьма грациозно снимает одежду... Вот на постель возлегла, не снимая ажурных чулок. Тут появляются голых два парня, в постель к ней ложатся, и уступает покорно она бурным ласкам парней. Больше того, позволят обоим войти в ее тело встал один сзади, другой же ее заставляет мычать. Как говорится, в натуре, дает эта дамочка жизни... Вот уже позу сменила и двое, став сзади нее, вырвали крик из груди ее полной, войдя в нее вместе. Видно приятно красавице - стонет уже, не кричит. Я, восхищенный картиной такою, подругу ласкаю, часть из того, что увидели мы, мы сейчас повторим. Что же, да здравствует жизнь, и любовь, и да здравствует порно! Глянь, как мой стержень огромный раздулся и сладко набух.
   Похмельный синдром - 2
   (Посвящаю музыкантам группы "Лосьон") "Эх ты, служба! смотри, как надо!" Он налил в стакан водки и опрокинул в рот, словно выплеснул в воронку, только кадык дернулся. "А мне тоже завтра на работу. И плевать!" - пьяно прокричал он Рындину в ухо. "Гога прав, - мило улыбнулась Наташа. - Выпей, Вася. Что с тобой случится? Ради меня..." И она так взглянула на лейтенанта, что у него сладко кольнуло в сердце. Рындин храбро выпил." "Сын приблизился к матери. Она предложила ему хлеб с маслом, но он отрицательно покачал головой, оттопырил губы и издал горловой звук, напоминающий крик молодого осла. Опьяневшие гости засмеялись, кто-то похлопал в ладоши. Поощренный вниманием, мальчик самодовольно улыбнулся и потребовал еще вина. Отец снова налил неполную рюмочку... Неудивительно, что в 16 лет этот мальчик побывал не раз в вытрезвителе." Отрывки из книги опытного клинициста-психиатра Лидии Богданович "О вреде алкоголя". Весь год - поэзовечера, я так когда-нибудь помру. Опять напился я вчера, опять мне стыдно поутру. Зарядку сделать не могу и это мучает меня, лежу - сплошной туман в мозгу при свете беспощадном дня. Жена кричит: "Вот прохиндей! вернулся ночью, в доску пьян!" Я возражаю вяло ей: "Зато же я - не наркоман, я - не убийца и не вор, не педофил, не некрофил. Мне тяжко слушать этот вздор, да, выпил я, а кто не пил? Есенин пил, Добрынин пьет, Высоцкий квасил за троих, и даже Ельцин поддает ничем не лучше остальных. Ты не кричи. Нельзя же так, когда уже идут войной американцы на Ирак; когда в стране твоей родной подделок водочных полно, и всюду ложь обильная... Я пью - ведь мне не все равно, переживаю сильно я. Пойми, пойми - я твой кумир, а ты - ты тоже мой кумир. Пойми, пойми - нам нужен мир! Единый, нерушимый мир!" жена ушла, задумавшись. Пусть, пусть попробует понять что я наплел про эту жизнь... А я стал дальше вспоминать: Да, мощно я вчера поддал... Своим же собственным друзьям зачем-то закатил скандал зачем, уже не помню сам. Друзья простят, друзья поймут. Я вроде всем им говорил, что я - звезда, я очень крут, - и в грудь себя при этом бил. Ох, стыдно, стыдно... а почто под звуки песни "Бибигуль" я чье-то поджигал пальто, и чьей-то шубки каракуль? Зачем с дурацким смехом я по попке девушек лупил? я сам не выношу хамья а вел себя, ну как дебил. Все это было как во сне, а вспоминать мучительно. Как морду не набили мне? Вот это удивительно. Я при девчонках - о, позор! описал всю уборную, молол про секс какой-то вздор, чушь архитошнотворную. Держа пивко в одной руке, в другой держа "Столичную", я на казахском языке пел песню неприличную. Потом упал в костюме я И так с улыбкою лежал... О, пьяное безумие! потом я с криком убежал, Поймал такси, помчался вдаль, сто баксов кинул, мол, вези! - теперь мне этих денег жаль... Очнулся где-то я в грязи, без денег, с мутной головой, без паспорта домой пришел и рухнул спать, как неживой о, как же мне нехорошо... Но я - по прежнему поэт. Эй! Пьянство - все-таки беда. Друзья, скажите водке - "нет!" а солнечному миру - "да!"
   А. Добрынину на день рождения
   В доме престарелых - скоро отбой, в полутемном зале - поэт-ветеран, седой Андрей Добрынин, тряся головой, сидит у телевизора, смотрит в экран. На нем - халат и тапки; сегодня ему исполнилось - о ужас! - ровно сто лет. Поэт он знаменитый - и лишь потому нянечки ворчат, но не выключают свет. Он - Нобелевской премии лауреат, ему разрешено телевизор смотреть. Нянечки со швабрами идут вдоль палат, бормочут: "Не дай Бог вот так помереть". Вдруг седой Добрынин, тряся головой, окошко открывает и лезет в сад, а там - над ним мерцает созвездий рой, перед ним поэты - друзья стоят. Шампанское открыли, раздался смех, юные богини окружили его, влекут его на ложе любовных утех, и вот в саду вершится любви торжество. Нянечки поэта утром найдут, лежащего с улыбкой на мокром песке. Кулак закоченевший ему разожмут сережка золотая блеснет в кулаке.
   Стихи Константэна Григорьева о группе "Лосьон"
   Красотка - девчонка
   на свете жила,
   За группу "Лосьон"
   жизнь она отдала.
   Стрелял на концерте
   враг в группу "Лосьон"
   Стрелял вроде метко,
   прицелившись, он.
   Но наша девчонка
   пошла на ружье,
   Все пули попали,
   ребята, в нее.
   Убийца был пойман
   и в рог получил
   Старик ненормальный,
   что "панк" не любил.
   Девчонка лежала
   безвольно, как труп,
   И лишь струйка крови
   стекала из губ.
   Вдруг приподнялася
   и крикнуть смогла:
   "Я счастлива, что
   за панк-рок умерла!"
   И весь стадион
   зарыдал в этот миг...
   Был жутко отпизжен
   убийца - старик.
   И вот музыканты
   за гробом идут.
   Красотке - девчонке
   от панков салют!
   Недаром жила,
   музыкантов спасла.
   За русский панк-рок
   свою жизнь отдала.
   Всем известная красавица Аннет
   Вместе с Жориком пришла на стадион.
   Вдруг раздался грохот, вырубили свет,
   Заорала вся толпа: "Давай "Лосьон"!
   И на сцену с воплем выскочил Грачев.
   Тут рубилово такое началось,
   Что остался бедный Жорик без очков,
   Заметался, словно неуклюжий лось.
   И затоптан был гигантскою толпой.
   Громко взвизгнула красавица Аннет,
   Потому что сзади, пьяный и тупой,
   Лапать стал ее какой-то мелкий шкет.
   Но Сафонов к ней на помощь подскочил,
   Сделав сальто к ней со сцены прилетел,
   Бас-гитарой негодяя замочил
   И обратно, сделав сальто, улетел.
   И Аннет, конечно, вытерла слезу,
   Стала прыгать, веселиться и орать,
   Подсмотрев, как делать пальцами "козу",
   Затряслась и стала хаером махать.
   Не на шутку наша разошлась Аннет
   Лифчик сдернула, на сцену зашвырнув,
   И когда к ней вновь полез сопливый шкет,
   Кулаком ему всадила прямо в клюв.
   А потом совсем разделась догола,
   Прыг на сцену и давай там танцевать,
   С ходу стойку микрофонную смела,
   К музыкантам стала гнусно приставать.
   ...Ах, Аннет когда-то скромницей была,
   что за странный случай с ней произошел?
   Вроде водку в этот вечер не пила...
   Виноват во всем, конечно, рок-н-ролл.
   Раньше рэйв и диско слушала Аннет,
   И не слушала совсем тяжелый рок,
   А теперь прозрела в 19 лет,
   Ведь "Лосьон" ее ударил, словно ток.
   У нее теперь улыбка до ушей,
   Разноцветный ирокез на голове,
   И косуха ломовейшая на ней.
   Рок-н-ролльной она нравится братве.
   Вся Аннет в татуировках и цепях,
   Для себя открыла множество кайфов
   Банка пива у нее всегда в руках,
   А на пальцах- перстни в виде черепов.
   Жорик послан ей давно ко всем чертям,
   И забыта рэйв-тусня, как страшный сон.
   А Аннет на все концерты ходит к нам,
   Громче всех она кричит:"Давай Лосьон"!
   Послание коту моему Катрюшке. "Я так бессмысленно чудесен, что Смысл склонился предо мной!" (Игорь Северянин, "Интродукция", 1918 год)
   С утра я хмур, пью крепкий кофий, А котик на меня глядит. Кошачий взгляд - он как магнит, Он выше всяких философий. Взгляд не бессмысленный, о нет, Но взгляд бессмысленно - чудесный, Слова людские - вздор и бред Пред этой тварью бессловесной. По разуменью моему, Мой котик не подвержен сплину. "Ну что глядишь?" - скажу ему, а он зевнет и выгнет спину. Я много книжек прочитал, Сам написал стихов немало, И что - счастливей, что ли, стал? Что, жизнь осмысленнее стала? А котик не читает книг, В депрессию он не впадает, Увидит муху - прыгнет вмиг, И счастлив. Он ведь не страдает. Поесть, поспать и поиграть, И самочку покрыть весною Вот смысл жизни. Меньше знать. А больше жизнью жить самою. И мы для этого живем, В нас гедонизм - первооснова, Все прочее есть ржавый лом, Конструкция ума больного. Я улыбнусь, допив свой кофий, Тебя я, котик, видеть рад, Воистину, твой, котик, взгляд Превыше всяких философий.
   ххх
   Я послан в этот мир, как многие, Работу сделать и уйти, Напасти, беды и тревоги я Встречаю на своем пути. Иду как будто независимо, До срока слеп, до срока глух, Но выполняю свою миссию Спокойно формирую дух. За мною - чудища ужасные (всех прочих чудищ разорвут), а с неба ангелы прекрасные советы часто мне дают. Зачем свою работу делаю, Мне вряд ли суждено узнать, Но речью слабой и несмелой Уж приближаю благодать. Помру, и к ангелам: "Поверьте мне, Товарищи, вот мой отчет, А вот и пропуск мой в бессмертие... Секундочку... а, вот он, вот".
   Бардодым Александр Викторович
   Родился в 1966 г. в Москве.
   Поступил в Литературный институт на факультет художественного
   перевода (абхазская группа). Учеба была прервана службой в армии.
   В 1991 г. окончил институт, работал спецкором "Курантов".
   Имеются публикации стихов в центральной прессе.
   В сентябре 1992 года убит в Абхазии.
   Автор сборника стихов "Прорваться за грань" (1993, посмертно).
   Черный Гранд-Коннетабль ОКМ.
   Мой Image
   Очарует рифм розарий
   Куртизанку и святую.
   В Петербурге я гусарю,
   На Кавказе джигитую.
   Грациозным иностранцем,
   Ветреным до обалденья,
   Бейбе с трепетным румянцем
   Я наполню сновиденья.
   Миг - и сон ее украден.
   Даже при случайной встрече
   Сексуально беспощаден
   И блистательно беспечен.
   Бойтесь, барышни, джигита!
   Словно ветра дуновенье,
   Налетит, и жизнь разбита
   От его прикосновенья.
   Дерзкий вызов
   Допивая искристое кьянти
   На приеме у герцога N .,
   В этом Богом забытом Брабанте
   Я увидел графиню Мадлен.
   Я сразил ее огненным взглядом.
   "Mon amour!" - сорвалось с ее губ.
   Бледный муж, находившийся рядом,
   Был, естественно, гадок и глуп.
   С грациозностью раненой птицы
   Протянула мне розу Мадлен,
   И она заалела в петлице
   Сюртука от маэстро Карден.
   Муж безумно глядел через столик
   И, естественно, приревновал.
   Он с презреньем сказал: "Алкоголик!"
   Я с усмешкой наполнил бокал.
   В окруженье принцесс и маркизов
   Я одернул манжет, а затем
   Графу бросил перчатку и вызов,
   А графине - букет хризантем.
   Я сказал: "Есть большая поляна
   За заброшенной виллой в саду...
   Для тебя этот день, обезьяна,
   Станет черным, как ночь в Катманду!
   Ты расплатишься, словно в сберкассе,
   Алой кровью за гнусный поклеп,
   А тяжелая пуля расквасит
   Твой набитый опилками лоб.
   А когда за заброшенной виллой
   Ты умрешь, как паршивый шакал,
   Над твоей одинокой могилой
   Я наполню шампанским бокал!"
   Полковнику никто не пишет
   Полковнику никто не пишет,
   А в чем причина - он не знает.
   Он ждет. Зимой на стекла дышит
   И смотрит вдаль. Не помогает.
   Но нет, не пишут! Это странно...
   А впрочем, было бы не слабо,
   Когда с курьером утром рано
   Пришла б депеша из генштаба
   Или любовная записка,
   Пусть небольшая - пара строчек,
   А в ней какая-нибудь киска
   В углу поставит вензелечек.
   Полковник смотрит вдаль упрямо.
   Пусть Розалинда или Маша
   Пришлют с вокзала телеграмму:
   "Встречайте. Я навеки ваша".
   А вдруг письмо придет под вечер
   С эскортом черных бэтээров,
   И в нем укажут место встречи
   Однополчан-легионеров.
   Он вспомнит старые делишки,
   Его медали забренчат,
   Ему герл-скауты - малышки
   Розаны свежие вручат...
   Все тщетно. Ночь прохладой дышит.
   Окно. Бинокль. Чистый лист.
   Полковнику никто не пишет,
   Но он, однако, оптимист.