Некрасов Виктор Платонович. Девятое мая

   В зоопарк, так в зоопарк! И они окончательно расстались, помахав на прощание ручкой. А Карташов, взглянув на часы - без двадцати десять - сел на трамвай и поехал в центр - надо всё же какое-то представление о городе иметь.
   Встречей, выпивкой остался, в общем, доволен. Конечно, это не то, что раздавить поллитровку с каким-нибудь бывшим лейтенантом или капитаном (Ты с какого? Со Второго Белорусского. А я с Четвертого Украинского. И пошло, и пошло...), но ребята ему понравились, простые, естественные, ну, чуть-чуть, может быть, и скованные, но это и понятно - человек он незнакомый, видят в первый раз. К Алексеичу своему молодые относились с понятным уваже-нием, слушались его, но, как ни странно, не боялись. Он оказался вовсе не надсмотрщиком, как показалось сначала Карташову. Нет, спокойный, немногословный, слова свои, может быть, и взвешивает, но лозунгов избегает, так же, кстати, как и матерных слов, что особенно поразило Карташова. Поразила и какая-то достойная сдержанность молодых ребят, нет, не запуганность, а именно сдержанность, никакой развязности. Валера поскромнее, взгляд пытливый, немного удивленный, Юрко побойчее, видать, первый парубок на селе... Что ж ему надо, интересно? И как удастся оторваться? Ведь вроде не полагается ходить в одиночку. Да еще в таком злачном городе, где на каждом шагу соблазны... А может, надо было с ними поехать? Задержаться там где-нибудь возле макак и мартышек и поговорить с парнем...
   Побродив по старому городу, Альтштадту, попив кофейку в уютном, старомодном кафе под каким-то Адлером, к половине одиннадцатого Карташов вернулся в ставшую уже "своей" "Акапулько". Толстый хозяин приветливо улыбнулся и, не спрашивая, принес пива. - "Битте, товариштш!", "Данке шон, камрад!". Посмеялись.
   Юрко, Юрко... Славный пацан. Молоко еще на губах не обсохло. Усики только-только пробиваются, как у гоголевского Андрея, морда совсем еще мальчишеская...
   Появился он где-то около одиннадцати. Сразу же увидел - народу было уже много - и тут же подсел.
   - Пива будешь?
   - Буду...
   - Так в чем же дело? - Карташов кивнул хозяину и показал два пальца.
   - Сейчас... Пивца только, пить охота.
   Принесли пиво и Юрко в три глотка осушил свою кружку.
   - Как тебе удалось оторваться?
   - Да просто... Алесеич свой дядька, не капнет. Сказал ему, что забыл портсигар в кафе. Поверил или не поверил, не знаю, но отпустил. Живо, говорит, одна нога здесь, другая там. А у меня особый портсигар, из кожи бегемота, дорогой, - он полез было в карман.
   - Ладно. Потом о портсигаре... Что ты хотел?
   Юрко часто заморгал, нервно погладил шелковистые свои усики.
   - Дело вот в чем, Вадим Николаевич... Дело в том... У меня брат, видите ли, в плену.
   - Как в плену?
   - То есть уже не в плену.
   - Ничего не понимаю.
   - Сейчас объясню, - опять погладил усики, у него это было вроде тика, - старший брат, Микола. В армии. Послали в Афганистан... Ну, там и попал в плен... Мы долго от него ничего не имели. Родители, то есть. А я в рейсе был... Потом вернулся, а от него письмо, и знаете, откуда? Из Швейцарии... Красный Крест, что ли, устроил... Одним словом, где-то был в Швейцарии. Их там восемь хлопцев.
   - Почему был?
   - Потому что драпанул.
   - Драпанул? Куда?
   - Во Францию. Потому я к вам и...
   - Понятно, понятно, - Карташов присвистнул. - И ты хочешь, чтоб я...
   - Ну, не знаю, но... Может быть, вдруг, случайно... Фамилия Слипченко, Микола Слипченко... Микола Терентьевич...
   - Ладно, - Карташов положил руку на руку Юрку, ему показалось, что та слегка дрожит. - Если что узнаю, как дать знать?
   - Запишите адрес. Село Хатки, Полтавской области, Миргородского района. Слипченко Терентию Александровичу. Это батько...
   - Ох, ты горе мое... - Карташов не вытерпел. - Будь они все прокляты, гады зажравшиеся. - Он встал. - Ладно, иди.
   И посмотрев на Юрка, - тот тоже встал, кусая губы,- Карташову показалось, что в глазах его что-то заблестело. И вдруг порывисто, сам не поняв, как это произошло, шагнул и крепко обнял парня, прижал к себе.
   - Спасибо, Вадим Николаевич. Спасибо! - по щекам его, совсем по-детски, текли слезы. - Вы мне... Для меня... Я никогда...
   Он лихорадочно стал шарить по карманам, вынул что-то, положил на стол и вдруг исчез. Был и не стало. Только дверь выходная хлопнула, звеня стеклом.
   На столе остался тот самый, как он сказал, дорогой портсигар из бегемотовой кожи. Такие точно продают негры в Париже, разложив на тротуаре своих божков, слоников и прочие, ходкие у туристов, сувениры. Эх, Юрко, Юрко...
   Остаток дня провел с Хельмутом. Тот стал уже тревожиться, в полицию собирался сообщить - "телефонировать надо было, телефон есть, дал тебе". "А я не умею у вас, и сколько надо, не знаю". ,,Ох, голова, алкоголик..." И тут же вытащил из холодильника бутылку коньяка, - "продолжим нашу работу".
   - Может, в Люненбург позвонить? - робко спросил Карташов, чувствуя свою вину.
   - А они уже звонили. Я сказал о'кэй, завтра привезу.
   - Ну, давай тогда...
   Так и закончил Карташов свой день, тридцать восьмой День Победы... Начал с фрицем, им же и закончил.
   О чем же говорили, чокаясь и обнимаясь? Да всё о том же... Ты не думай, что я... Да я и не думаю... Дело солдатское... У вас приказ, у нас бефель.. Выполняй! Но я ни разу... Что ни разу? Хайль Гитлер? Не трепись. Я, вот, за Родину, за Сталина... Все кричали, все думали, что... А получилось вот что... Ладно, получилось, не получилось, за Победу!.. За Победу...
   А перед глазами Юркина морда, мокрая от слез... Эх, поговорить бы с тобой по душам, пацаненок. Юрко, морячок ты мой советский...