Страница:
Сошел с ума... А был он не дурак
И тысяч сто в год получал доходу,
Спокойно жил, доволен и здоров,
Но обошли его по службе чином,
И вдруг - уныл, задумчив и суров -
Он стал страдать славяно-русским сплином;
И наконец, в один прекрасный день,
Тайком от всех, одевшись наизнанку
В отличия, несвойственные рангу,
Пошел бродить по улицам, как тень,
Да и пропал. Нашли на третьи сутки,
Когда сынком какой-то важной утки
Уж он себя в припадках величал
И в совершенстве кошкою кричал,
Стараясь всех уверить в то же время,
Что чин большой есть тягостное бремя,
И служит он, ей-ей, не для себя,
Но только благо общее любя...
История другая в том же роде
С одним примерным юношей была:
Женился он для денег на уроде,
Она - для денег за него пошла,
И что ж? - о срам! о горе! - оказалось,
Что им обоим только показалось;
Она была как нищая бедна,
И беден был он так же, как она.
Не вынес он нежданного удара
И впал в хандру; в чахотке слег в постель,
И не прожить ему пяти недель.
А нежный тесть, неравнодушно глядя
На муки завербованного зятя
И положенье дочери родной,
Винит во всем "натуришку гнилую"
И думает: "Для дочери другой
Я женишка покрепче завербую".
Собачка у старухи Хвастуновой
Пропала, а у скряги Сурмина
Бежала гувернантка - ищет новой.
О том и о другом извещена
Столица чрез известную газету;
Явилась тотчас разных свойств и лет
Тьма гувернанток, а собаки нет.
Почтенный и любимый господин,
Прославившийся емкостью желудка,
Безмерным истребленьем всяких вин
И исступленной тупостью рассудка,
Объелся и скончался... Был на днях
Весь город на его похоронах.
О доблестях покойника рыдая,
Какой-то друг три речи произнес,
И было много толков, много слез,
Потом была пирушка - и большая!
На голову обжоры непохож,
Был полон погреб дорогих бутылок,
И длился до заутрени кутеж...
При дребезге ножей, бокалов, вилок
Припоминали добрые дела
Покойника, хоть их, признаться, было
Весьма немного; но обычай милый
Святая Русь доныне сберегла:
Ко всякому почтенье за могилой -
Ведь мертвый нам не может сделать зла!
Считается напомнить неприличным,
Что там-то он ограбил сироту,
А вот тогда-то пойман был с поличным.
Зато добра малейшую черту
Тотчас с большой горячностью подхватят
И разовьют, так истинно скорбя,
Как будто тем скончавшемуся платят
За то, что их избавил от себя!
Поговорив - нечаянно напьются,
Напившися - слезами обольются,
И в эпитафии напишут: "Человек
Он был такой, какие ныне редки!"
И так у нас идет из века в век,
И с нами так поступят наши детки...
Литературный вечер был; на нем
Происходило чтенье. Важно, чинно
Сидели сочинители кружком
И наслаждались мудростью невинной
Отставшей знаменитости. Потом
Один весьма достойный сочинитель
Тетрадищу поспешно развернул
И три часа - о изверг, о мучитель! -
Читал, читал и - даже сам зевнул,
Не говоря о жертвах благосклонных,
С четвертой же страницы усыпленных.
Их разбудил восторженный поэт;
Он с места встал торжественно и строго,
Глаза горят, в руках тетради нет,
Но в голове так много, много, много...
Рекой лились гремучие стихи,
Руками он махал как исступленный.
Слыхал я в жизни много чепухи
И много дичи видел во вселенной,
А потому я не был удивлен...
Ценителей толпа рукоплескала,
Младой поэт отвесил им поклон
И все прочел торжественно с начала.
Затем как раз и к делу приступить
Пришла пора. К несчастью, есть и пить
В тот вечер я не чувствовал желанья
И вон ушел тихонько из собранья.
А пили долго, говорят, потом
И говорили горячо о том,
Что движемся мы быстро с каждым часом
И дурно, к сожаленью, в нас одно,
Что небрежем отечественным квасом
И любим иностранное вино.
На петербургских барынь и девиц
Напал недуг свирепый и великий:
Вскружился мир чиновниц полудикий
И мир ручных, но недоступных львиц.
Почто сия на лицах всех забота?
Почто сей шум, волнение умов?
От Невского до Козьего болота,
От Козьего болота до Песков,
От пестрой и роскошной Миллионной
До Выборгской унылой стороны -
Чем занят ум мужей неугомонно?
Чем души жен и дев потрясены??
Все женщины, от пресловутой Ольги
Васильевны, купчихи в сорок лет,
До той, которую воспел поэт
(Его уж нет), - помешаны на польке!
Предчувствие явления ея
В атмосфере носилося заране.
Она теперь у всех на первом плане
И в жизни нашей главная статья;
О ней и меж великими мужами
Нередко пренья, жаркий спор кипит,
И старец, убеленный сединами,
О ней с одушевленьем говорит.
Она в одной сорочке гонит с ложа
Во тьме ночной прелестных наших дев,
И дева пляшет, общий сон тревожа,
А горничная, барышню раздев,
В своей каморке производит то же.
Достойнейший сын века своего,
Пустейший франт, исполнен гордой силой,
Ей предан без границ - и для него
Средины нет меж полькой и могилой!
Проникнувшись великостью труда
И важностью предпринятого дела,
Как гладиатор в древние года,
С ней борется он ревностно и смело...
Когда б вы не были, читатель мой,
Аристократ - и побывать в танцклассе
У Кессених решилися со мной,
Оттуда вы вернулись бы в экстазе,
С утешенной и бодрою душой.
О юношество милое! Тебя ли
За хилость и недвижность упрекнуть?
Не умерли в тебе и не увяли
Младые силы, не зачахла грудь,
И сила там кипит твоя просторно,
Где все тебе по сердцу и покорно.
И, гордое могуществом своим,
Довольно ты своею скромной долей:
Твоим порывам смелым и живым
Такое нужно поприще - не боле,
И тратишь ты среди таких тревог
Души всю силу и всю силу ног...
20 февраля 1845
Украшают тебя добродетели,
До которых другим далеко,
И - беру небеса во свидетели -
Уважаю тебя глубоко...
Не обидишь ты даром и гадины,
Ты помочь и злодею готов,
И червонцы твои не украдены
У сирот беззащитных и вдов.
В дружбу к сильному влезть не желаешь ты,
Чтоб успеху делишек помочь,
И без умыслу с ним оставляешь ты
С глазу на глаз красавицу дочь.
Не гнушаешься темной породою:
"Братья нам по Христу мужички!"
И родню свою длиннобородую
Не гоняешь с порога в толчки.
Не спрошу я, откуда явилося,
Что теперь в сундуках твоих есть;
Знаю: с неба к тебе все свалилося
За твою добродетель и честь!..
Украшают тебя добродетели,
До которых другим далеко,
И - беру небеса во свидетели -
Уважаю тебя глубоко...
Начало 1845
"Скучно! скучно!.. Ямщик удалой,
Разгони чем - нибудь мою скуку!
Песню, что ли, приятель, запой
Про рекрутский набор и разлуку;
Небылицей какой посмеши
Или, что ты видал, расскажи -
Буду, братец, за все благодарен".
- "Самому мне невесело, барин:
Сокрушила злодейка жена!..
Слышь ты, смолоду, сударь, она
В барском доме была учена
Вместе с барышней разным наукам,
Понимаешь-ста, шить и вязать,
На варгане играть и читать -
Всем дворянским манерам и штукам.
Одевалась не то, что у нас
На селе сарафанницы наши,
А, примерно представить, в атлас;
Ела вдоволь и меду и каши.
Вид вальяжный имела такой,
Хоть бы барыне, слышь ты, природной,
И не то что наш брат крепостной,
Тоись, сватался к ней благородный
(Слышь, учитель-ста врезамшись был,
Байт кучер, Иваныч Торопка), -
Да, знать, счастья ей бог не судил:
Не нужна - ста в дворянстве холопка!
Вышла замуж господская дочь,
Да и в Питер... А справивши свадьбу,
Сам - ат, слышь ты, вернулся в усадьбу,
Захворал и на Троицу в ночь
Отдал богу господскую душу,
Сиротинкой оставивши Грушу...
Через месяц приехал зятек -
Перебрал по ревизии души
И с запашки ссадил на оброк,
А потом добрался и до Груши.
Знать, она согрубила ему
В чем-нибудь, али напросто тесно
Вместе жить показалось в дому,
Понимаешь-ста, нам неизвестно.
Воротил он ее на село -
Знай-де место свое ты, мужичка!
Взвыла девка - крутенько пришло:
Белоручка, вишь ты, белоличка!
Как на грех, девятнадцатый год
Мне в ту пору случись... посадили
На тягло - да на ней и женили...
Тоись, сколько я нажил хлопот!
Вид такой, понимаешь, суровый...
Ни косить, ни ходить за коровой!..
Грех сказать, чтоб ленива была,
Да, вишь, дело в руках не спорилось!
Как дрова или воду несла,
Как на барщину шла - становилось
Инда жалко подчас... да куды! -
Не утешишь ее и обновкой:
То натерли ей ногу коты,
То, слышь, ей в сарафане неловко.
При чужих и туда и сюда,
А украдкой ревет как шальная...
Погубили ее господа,
А была бы бабенка лихая!
На какой-то патрет все глядит
Да читает какую-то книжку...
Инда страх меня, слышь ты, щемит,
Что погубит она и сынишку:
Учит грамоте, моет, стрижет,
Словно барчонка, каждый день чешет,
Бить не бьет - бить и мне не дает...
Да недолго пострела потешит!
Слышь, как щепка худа и бледна,
Ходит, тоись, совсем через силу,
В день двух ложек не съест толокна -
Чай, свалим через месяц в могилу...
А с чего?.. Видит бог, не томил
Я ее безустанной работой...
Одевал и кормил, без пути не бранил,
Уважал, тоись, вот как, с охотой...
А, слышь, бить - так почти не бивал,
Разве только под пьяную руку..."
- "Ну, довольно, ямщик! Разогнал
Ты мою неотвязную скуку!.."
Жизнь в трезвом положении
Куда нехороша!
В томительном борении
Сама с собой душа,
А ум в тоске мучительной...
И хочется тогда
То славы соблазнительной,
То страсти, то труда.
Все та же хата бедная -
Становится бедней,
И мать - старуха бледная -
Еще бледней, бледней.
Запуганный, задавленный,
С поникшей головой,
Идешь как обесславленный,
Гнушаясь сам собой;
Сгораешь злобой тайною...
На скудный твой наряд
С насмешкой неслучайною
Все, кажется, глядят.
Все, что во сне мерещится,
Как будто бы назло,
В глаза вот так и мечется
Роскошно и светло!
Все - повод к искушению,
Все дразнит и язвит
И руку к преступлению
Нетвердую манит...
Ах! если б часть ничтожную!
Старушку полечить,
Сестрам бы не роскошную
Обновку подарить!
Стряхнуть ярмо тяжелого,
Гнетущего труда, -
Быть может, буйну голову
Сносил бы я тогда!
Покинув путь губительный,
Нашел бы путь иной
И в труд иной - свежительный -
Поник бы всей душой.
Но мгла отвсюду черная
Навстречу бедняку...
Одна открыта торная
Дорога к кабаку.
* * * * *
Отрадно видеть, что находит
Порой хандра и на глупца,
Что иногда в морщины сводит
Черты и пошлого лица
Бес благородный скуки тайной,
И на искривленных губах
Какой-то думы чрезвычайной
Печать ложится; что в сердцах
И тех, чьих дел позорных повесть
Пройдет лишь в поздних племенах,
Не все же спит мертвецки совесть
И, чуждый нас, не дремлет страх.
Что всем одно в дали грядущей -
Идем к безвестному концу, -
Что ты, подлец, меня гнетущий,
Сам лижешь руки подлецу.
Что лопнуть можешь ты, обжора!
Что ты, великий человек,
Чьего презрительного взора
Не выносил никто вовек,
Ты, лоб, как говорится, медный,
К кому все завистью полны, -
Дрожишь, как лист на ветке бедной,
Под башмаком своей жены.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ
(Подражание Лермонтову)
Спи, пострел, пока безвредный!
Баюшки-баю.
Тускло смотрит месяц медный
В колыбель твою.
Стану сказывать не сказки -
Правду пропою;
Ты ж дремли, закрывши глазки,
Баюшки-баю.
По губернии раздался
Всем отрадный клик:
Твой отец под суд попался -
Явных тьма улик.
Но отец твой - плут известный -
Знает роль свою.
Спи, пострел, покуда честный!
Баюшки-баю.
Подрастешь - и мир крещеный
Скоро сам поймешь,
Купишь фрак темно - зеленый
И перо возьмешь.
Скажешь: "Я благонамерен,
За добро стою!"
Спи - твой путь грядущий верен!
Баюшки-баю.
Будешь ты чиновник с виду
И подлец душой,
Провожать тебя я выду -
И махну рукой!
В день привыкнешь ты картинно
Спину гнуть свою...
Спи, пострел, пока невинный!
Баюшки-баю.
Тих и кроток, как овечка,
И крепонек лбом,
До хорошего местечка
Доползешь ужом -
И охулки не положишь
На руку свою.
Спи, покуда красть не можешь!
Баюшки-баю.
Купишь дом многоэтажный,
Схватишь крупный чин
И вдруг станешь барин важный,
Русский дворянин.
Заживешь - и мирно, ясно
Кончишь жизнь свою...
Спи, чиновник мои прекрасный!
Баюшки-баю.
* * * * *
Пускай мечтатели осмеяны давно,
Пускай в них многое действительно смешно,
Но все же я скажу, что мне в часы разлуки
Отраднее всего, среди душевной муки,
Воспоминать о ней: усилием мечты
Из мрака вызывать знакомые черты,
В минуты горького раздумья и печали
Бродить по тем местам, где вместе мы гуляли, -
И даже иногда вечернею порой,
Любуясь бледною и грустною луной,
Припоминать тот сад, ту темную аллею,
Откуда мы луной пленялись вместе с нею,
Но, больше нашею любовию полны,
Чем тихим вечером и прелестью луны,
Влюбленные глаза друг к другу обращали
И в долгий поцелуй уста свои сливали...
* * * * *
Я за то глубоко презираю себя,
Что живу - день за днем бесполезно губя;
Что я, силы своей не пытав ни на чем,
Осудил сам себя беспощадным судом
И, лениво твердя: я ничтожен, я слаб! -
Добровольно всю жизнь пресмыкался как раб.
Что, доживши кой-как до тридцатой весны,
Не скопил я себе хоть богатой казны,
Чтоб глупцы у моих пресмыкалися ног,
Да и умник подчас позавидовать мог!
Я за то глубоко презираю себя,
Что потратил свой век, никого не любя,
Что любить я хочу... что люблю я весь мир,
А брожу дикарем - бесприютен и сир,
И что злоба во мне и сильна и дика,
А хватаясь за нож - замирает рука!
Июнь 1845
ГОВОРУН
Записки петербургского жителя А. Ф. Белопяткина
Глава 1
Две строчки точек. - Раздумье. - Эфир и канцелярия. - Несколько
автобиографических сведений. - Нечто о супруге моей, Агафье
Леонардовне. - Вступление. - О Санкт - Петербурге. - Приятности
столичной жизни. - Шарманщик и шарманка. - Литература.
- Иллюстрированные издания. - Большой театр. - Девица "Жизель".
- Люция Гран. - "Руслан и Людмила". - Египетская магия.
- Московские цыгане. - Груша, Матрена и я. - О том, какая
история случилась с Гостиным двором. - Заключение.
Да, новый год!. .............
........................................
...Я предан сокрушению,
Не пьется мне, друзья:
Мир ближе к разрушению,
К могиле ближе я.
Льдом жизненного холода
Не сковано еще, -
В вас сердце, други, молодо,
Свежо и горячо.
Еще вам свет корыстию
Рассудка не растлил
И жизни черной кистию
Злой рок не зачернил.
За счастьем безбоязненно
Пока вы мчитесь вдаль,
И гостьей неприязненной
Не ходит к вам печаль.
Увы!.. она пробудится:
Час близок роковой!
И с вами то же сбудется,
Что сталося со мной:
В дни возраста цветущего
Я так же был готов
Взять грудью у грядущего
И славу и любовь,
Кипел чудесной силою
И рвался все к тому,
Чего душой остылою
Теперь и не пойму.
В житейских треволнениях
Терпел и стыд и зло
И видел в сновидениях
В венке свое чело.
Любил - и имя чудное
В отчаяньи твердил, -
То было время трудное:
Насилу пережил!
Когда восторг лирический
В себе я пробужу,
Я вам биографический
Портрет свой напишу.
Тогда вы все узнаете, -
Как глуп я прежде был,
Мечтал, как вы мечтаете,
Душой в эфире жил,
Бежать хотел в Швейцарию, -
И как родитель мой
С эфира в канцелярию
Столкнул меня клюкой.
Как горд преуморительно
Я в новом был кругу
И как потом почтительно
Стал гнуть себя в дугу.
Как прежде, чем освоился
Со службой, все краснел,
А после успокоился,
Окреп и потолстел.
Как гнаться стал за деньгами,
Изрядно нажился,
Детьми, и деревеньками,
И домом завелся...
Но счастье скоротечное
Изменчиво и зло!
Друзья мои сердечные,
Не вечно мне везло!
Терплю беду великую
С семейной стороны:
Я взял тигрицу дикую
Во образе жены...
Но что вперед печалиться?
Покуда погожу...
Наверно, всякий сжалится,
Как все перескажу.
Большой портрет к изданию
Списать с себя велю
И в Великобританию
Гравировать пошлю.
Как скоро он воротится,
Явлюсь на суд людской,
Без галстуха, как водится,
С небритой бородой.
Чтоб дни мои смиренные
В несчастье коротать,
Записки современные
Решился я писать.
Дворянство и купечество
И всех других чинов
И званий человечество
Я видел без очков.
Как мир земной вращается,
Где тихо, где содом, -
Все мною замечается,
Сужу я обо всем.
Болтать мне утешительно,
И публику прошу
Все слушать снисходительно,
Что я ей расскажу.
Столица наша чудная
Богата через край,
Житье в ней нищим трудное,
Миллионерам - рай.
Здесь всюду наслаждения
Для сердца и очей.
Здесь все без исключения
Возможно для людей:
При деньгах вдвое вырасти,
Чертовски разжиреть,
От голода и сырости
Без денег умереть
(Где розы, там и тернии -
Таков закон судьбы!
Бедняк, живи в губернии:
Там дешевы грибы).
С большими здесь и с малыми
В одном дому живешь
И рядом с генералами
По Невскому идешь.
Захочешь позабавиться -
Берешь газетный лист,
Задумаешь прославиться -
На то есть журналист:
Хвалы он всем славнейшие
Печатно раздает,
И как - душа добрейшая -
Недорого берет!
Чего б здесь не увидели,
Чего бы не нашли?
Портные, сочинители,
Купцы со всей земли,
Найлучшие сапожники,
Актеры, повара,
С шарманками художники
Такие, что - ура!..
Я в них влюблен решительно
И здесь их воспою...
Поют преуморительно
Они галиматью.
Прикрыв одеждой шкурочку
Для смеха и красы,
С мартышками мазурочку
Выплясывают псы,
И сам в минуту пьяную,
По страсти иль нужде,
Шарманщик с обезьяною
Танцует падеде.
Все скачет, все волнуется,
Как будто маскарад.
А русский люд любуется:
"Как немцы-то хитрят!"
Да, сильны их познания,
Их ловкость мудрена...
Действительно, Германия -
Ученая страна!
(Захочешь продолжения
Описанных чудес -
Ступай на представление
Прославленных пиес.)
Придет охота страстная
За чтение засесть -
На то у нас прекрасная
Литература есть.
Цепями с модой скованный,
Изменчив человек:
Настал иллюстрированный
В литературе век.
С тех пор, как шутка с "Нашими"
Пошла и удалась,
Тьма книг с политипажами
В столице развелась.
Увидишь тут Суворова
(Известный был герой),
Историю которого
Состряпал Полевой.
Одетого как барина,
Во всей его красе,
Увидишь тут Булгарина,
В бекеше, в картузе.
Различных тут по званию
Увидишь ты гуляк
И целую компанию
Салопниц и бродяг.
Рисунки чудно слажены,
В них каждый штрих хорош,
Иные и раскрашены:
Ну, нехотя возьмешь!
Изданья тоже славные, -
Бумага так бела, -
Но часто презабавные
Выходят тут дела.
Чем книга нашпигована,
Постигнуть нет ума:
В ней все иллюминовано,
А в тексте - мрак и тьма!
В рисунках отличаются
Клот, Тимм и Нетельгорст,
Все ими восхищаются...
Художественныи перст!
Когда беда случилася
И хочешь, чтоб в груди
Веселье пробудилося, -
В Большой театр иди.
Так ножки разлетаются,
Так зала там блестит,
Так платья развеваются -
Величественный вид!..
Ох!.. много с трубкой зрительной
Тут можно увидать!
Ее бы "подозрительной"
Приличней называть.
Недавно там поставили
Чудесную "Жизель"
И в ней плясать заставили
Приезжую мамзель.
Прекрасно! восхитительно!
Виват (*1), девица Гран!
В партере все решительно
Кричали: "Се шарман!"(*2)
Во мне зажглася заново
Поэзией душа...
А впрочем, Андреянова
Тут тоже хороша!
В душе моей остылую,
Лишенную всех сил,
"Русланом и Людмилою"
Жизнь Глинка разбудил.
Поэма музыкальная
Исполнена красот,
Но самое печальное
Либретто: уши рвет!
Отменно мне понравилась
Полкана голова:
Едва в театр уставилась
И горлом здорова!
Искусно всем украшена -
От глаз и до усов.
Как слышал я, посажено
В ней несколько певцов
(Должно быть, для политики,
Чтоб петь ее слова) -
Не скажут тут и критики:
"Пустая голова!.."
Извел бы десть бумаги я,
Чтоб только описать,
Какую Боско магию
Умеет представлять.
Ломал он вещи целые
На мелкие куски,
Вставлял середки белые
В пунцовые платки,
Бог весть куда забрасывал
И кольца и перстни
И так смешно рассказывал,
Где явятся они.
Ну, словом: Боско рублики,
Как фокусник и враль,
Выманивал у публики
Так ловко, что не жаль!
Взамен его приехали
Цыганы из Москвы -
Скажите, не потеха ли?..
Не знаю, как - то вы,
А я, когда их слушаю,
Дыханье затая,
Чуть сам невольно с Грушею
Не гаркну "Соловья".
Раз собственной персоною,
Забыв лета и класс,
Я с пляшущей Матреною
Пустился было в пляс!
Проехав мимо нашего
Гостиного двора,
Я чуть, задетый заживо,
Не закричал: "ура!".
Бывало, день колотишься
На службе так и сяк,
А чуть домой воротишься,
Поешь - и день иссяк:
Нет входа в лавки русские!
Берешь жену и дочь
И едешь во французские,
Где грабят день и ночь.
Теперь - о восхищение
Для сердца и для глаз! -
В Гостином освещение:
Проводят в лавки газ!
Ликуй, все человечество!
Решилось, в пользу дам,
Российское купечество
Сидеть по вечерам -
И газ распространяется
Скорехонько с тех пор:
Ну, точно, просвещается
У нас Гостиный двор!
Рука не разгибается,
Не вяжутся слова:
Умаялся!.. Кончается
Здесь первая глава...
*1 Браво (лат.) - Ред.
*2 Прелестно (франц.) - Ред.
1843 - 1845
Глава 2
Нет счастья под луной. - Романс. - Без трех в червях. - Страшный обет.
- Путешествие в департамент. - Светлое воскресение. - Патриархальная жизнь.
- Великий пост. - Петербургские новости. - Рубини. - Его концерты.
- Оперы: "Отелло", "Лючия" и пр. - Лист. - Конское ристалище Сулье.
- Арабы. - Скачущие мамзели. - Некоторые любопытные и достоверные известия
о ките. - О погоде. - О печальном расположении духа, в котором находится
г - н Белопяткин, и о причинах того. - Звездочка. - Банк. - Путешествие
по Невскому проспекту в двенадцатом часу ночи. - Предсмертный приют.
- Бильярд. - Заключение. - Читатели. - Критики. - Барон Брамбеус, комета и
г-н Белопяткин.
.......................................
.......................................
Недаром люди плакали,
Роптали на судьбу.
Сочувствую их ропоту
Растерзанной душой,
Я сам узнал по опыту -
Нет счастья под луной!
Какой предосторожности
В поступках ни держись,
Формально нет возможности
От жребия спастись.
Будь барин по сословию,
Приказчик, землемер,
Заставит плакать кровию, -
Я сам тому пример!
На днях у экзекутора,
Чтоб скуку разогнать,
Рублишка по полутора
Засели мы играть.
Довольно флегматически
Тянулся преферанс;
Вдруг в зале поэтический
Послышался романс;
Согрет одушевлением,
Был голос так хорош,
Я слушал с восхищением.
Забыл весь мир... и что ж?..
Ошибкою малейшею
Застигнутый врасплох,
В червях игру сквернейшую
Сыграл и - был без трех!
Хотя в душе нотацию
Себе я прочитал,
Но тут же консоляцию
Сосед с меня взыскал.
Другие два приятеля
Огромные кресты
На бедного мечтателя
Черкнули за висты.
В тот вечер уж малинника
В глаза я не видал.
Сто тридцать два полтинника
С походом проиграл!..
Ох, пылкие движения
Чувствительной души!
От вас мне нет спасения,
В убыток - барыши!
Пропетый восхитительно,
Сгубил меня романс,
Вперед играть решительно
Не буду в преферанс!
Пусть с ним кто хочет водится,
Я - правилами строг:
В нем взятки брать приходится -
Избави меня бог!
Занятьем этим втянешься,
Пожалуй, в грех такой,
Что, черт возьми! останешься
По службе без одной!
То ль дело, как ранехонько
Пробудишься, зевнешь -
На цыпочках, тихохонько
Из спальни улизнешь
(Пока еще пронзительно
Жена себе храпит),
Побреешься рачительно,
Приличный примешь вид.
Смирив свою амбицию,
За леностью слуги
Почистишь амуницию
И даже сапоги.
Жилетку и так далее
Наденешь, застегнешь,
Прицепишь все регалии,
Стакан чайку хлебнешь.
Дела, какие б ни были,
Захватишь и, как мышь,
Согнувшись в три погибели,
На службу побежишь...
Начальнику почтение,
Товарищам поклон,
И вмиг за отношение -
Ничем не развлечен!
Молчания степенного
День целый не прервешь,
Лишь кстати подчиненного
Прилично распечешь
Да разве снисходительно
Подшутит генерал, -
Тогда мы все решительно
Хохочем наповал!
(Уж так издавна водится,
Да так и должно быть:
Нам, право, не приходится
Пред старшими мудрить!)
Его превосходительство -
Добрейший генерал,
Он много покровительства
Мне в службе оказал...
Я с час пред умывальником
Мучительный провел,
Когда с своим начальником
Христосоваться шел,
Умылся так рачительно,
Чуть кожу не содрал,
Зато как снисходительно
Меня он лобызал!
Дал слово мной заботиться,
Жал руку горячо,
А я его, как водится,
И в брюхо и в плечо!
Вот жизнь патриархальная,
Вот служба без химер.
О юность либеральная!
Бери с меня пример!..
Я в пост, как бы на станции
Задержанный, скучал,
Да, к счастию, из Франции
Рубини прискакал.
От чувства безотчетного
Вдруг всякий присмирел,
Как в зале Благородного
Собранья он запел.
На голову курчавую,
Во всех концах земли
Увенчанную славою.
Все взоры навели
И звуки изумрудные
Впивали жадно в грудь.
То были звуки чудные:
Он пел не как - нибудь!
Высокое художество
И выразить нет слов!
Я слышал в жизни множество
Отличнейших певцов,
Съезжаются на старости
Сюда со всех сторон,
Ревут, как волки в ярости.
А все не то, что он!
Начнет в четыре голоса,
Зальется как река,
А кончит тоньше волоса,
Нежнее ветерка.
По свету благодарному
Об нем недаром гул:
Мне даже, титулярному,
Он сердце шевельнул!
Идешь ли в канцелярию,
Уходишь ли от дел,
Поешь невольно арию,
Которую он пел.
Выходит бестолковица,
А думаешь, что так.
Другой приостановится
И скажет: "Вот дурак!"
Отелло, мавра дикого,
Так чудно он сыграл,
Что им одним великого
Название стяжал!
Когда игралась "Лючия",
Я пролил реки слез:
На верх благополучия
Певец меня вознес!
(Как все по службе сделаю -
Нарочно поспешу -
О Листе книгу целую
Тогда вам напишу.)
Как все, страстей игралище,
Покинув кучу дел,
На конское ристалище
Намедни я смотрел.
Шталмейстера турецкого
Заслуга велика:
Верхом он молодецкого
Танцует трепака.
Арабы взоры радуют
Отважностью своей,
Изрядно также падают
Мамзели с лошадей.
Ристалище престранное,
По новости своей,
А впрочем, балаганные
Их штуки веселей.
Начальник представления
Сулье, красив и прям,
Приводит в восхищение
В особенности дам.
Доныне свет штукмейстера
Такого не видал:
Достоинство шталмейстера
Недарам он стяжал.
Прилежно я окидывал
Заморского кита.
Немало в жизни видывал
Я разного скота,
Но страшного, по совести,
Такого не видал,
Однажды только в повести
Брамбеуса читал.
Такой зверок - сокровище!
Аршинов сто длина,
Усищи у чудовища
Как будто два бревна,
Хвост длинный удивительно,
Башка - что целый дом,
Возможно все решительно
В нем делать и на нем:
Плясать без затруднения
На брюхе контраданс,
А в брюхе без стеснения
Сражаться в преферанс!
Столь грузное животное
К нам трудно было ввезть,
Зато весьма доходное,
Да и не просит есть.
Дерут за рассмотрение
Полтинник, четвертак,
А взглянешь - наслаждение
И тысяч сто в год получал доходу,
Спокойно жил, доволен и здоров,
Но обошли его по службе чином,
И вдруг - уныл, задумчив и суров -
Он стал страдать славяно-русским сплином;
И наконец, в один прекрасный день,
Тайком от всех, одевшись наизнанку
В отличия, несвойственные рангу,
Пошел бродить по улицам, как тень,
Да и пропал. Нашли на третьи сутки,
Когда сынком какой-то важной утки
Уж он себя в припадках величал
И в совершенстве кошкою кричал,
Стараясь всех уверить в то же время,
Что чин большой есть тягостное бремя,
И служит он, ей-ей, не для себя,
Но только благо общее любя...
История другая в том же роде
С одним примерным юношей была:
Женился он для денег на уроде,
Она - для денег за него пошла,
И что ж? - о срам! о горе! - оказалось,
Что им обоим только показалось;
Она была как нищая бедна,
И беден был он так же, как она.
Не вынес он нежданного удара
И впал в хандру; в чахотке слег в постель,
И не прожить ему пяти недель.
А нежный тесть, неравнодушно глядя
На муки завербованного зятя
И положенье дочери родной,
Винит во всем "натуришку гнилую"
И думает: "Для дочери другой
Я женишка покрепче завербую".
Собачка у старухи Хвастуновой
Пропала, а у скряги Сурмина
Бежала гувернантка - ищет новой.
О том и о другом извещена
Столица чрез известную газету;
Явилась тотчас разных свойств и лет
Тьма гувернанток, а собаки нет.
Почтенный и любимый господин,
Прославившийся емкостью желудка,
Безмерным истребленьем всяких вин
И исступленной тупостью рассудка,
Объелся и скончался... Был на днях
Весь город на его похоронах.
О доблестях покойника рыдая,
Какой-то друг три речи произнес,
И было много толков, много слез,
Потом была пирушка - и большая!
На голову обжоры непохож,
Был полон погреб дорогих бутылок,
И длился до заутрени кутеж...
При дребезге ножей, бокалов, вилок
Припоминали добрые дела
Покойника, хоть их, признаться, было
Весьма немного; но обычай милый
Святая Русь доныне сберегла:
Ко всякому почтенье за могилой -
Ведь мертвый нам не может сделать зла!
Считается напомнить неприличным,
Что там-то он ограбил сироту,
А вот тогда-то пойман был с поличным.
Зато добра малейшую черту
Тотчас с большой горячностью подхватят
И разовьют, так истинно скорбя,
Как будто тем скончавшемуся платят
За то, что их избавил от себя!
Поговорив - нечаянно напьются,
Напившися - слезами обольются,
И в эпитафии напишут: "Человек
Он был такой, какие ныне редки!"
И так у нас идет из века в век,
И с нами так поступят наши детки...
Литературный вечер был; на нем
Происходило чтенье. Важно, чинно
Сидели сочинители кружком
И наслаждались мудростью невинной
Отставшей знаменитости. Потом
Один весьма достойный сочинитель
Тетрадищу поспешно развернул
И три часа - о изверг, о мучитель! -
Читал, читал и - даже сам зевнул,
Не говоря о жертвах благосклонных,
С четвертой же страницы усыпленных.
Их разбудил восторженный поэт;
Он с места встал торжественно и строго,
Глаза горят, в руках тетради нет,
Но в голове так много, много, много...
Рекой лились гремучие стихи,
Руками он махал как исступленный.
Слыхал я в жизни много чепухи
И много дичи видел во вселенной,
А потому я не был удивлен...
Ценителей толпа рукоплескала,
Младой поэт отвесил им поклон
И все прочел торжественно с начала.
Затем как раз и к делу приступить
Пришла пора. К несчастью, есть и пить
В тот вечер я не чувствовал желанья
И вон ушел тихонько из собранья.
А пили долго, говорят, потом
И говорили горячо о том,
Что движемся мы быстро с каждым часом
И дурно, к сожаленью, в нас одно,
Что небрежем отечественным квасом
И любим иностранное вино.
На петербургских барынь и девиц
Напал недуг свирепый и великий:
Вскружился мир чиновниц полудикий
И мир ручных, но недоступных львиц.
Почто сия на лицах всех забота?
Почто сей шум, волнение умов?
От Невского до Козьего болота,
От Козьего болота до Песков,
От пестрой и роскошной Миллионной
До Выборгской унылой стороны -
Чем занят ум мужей неугомонно?
Чем души жен и дев потрясены??
Все женщины, от пресловутой Ольги
Васильевны, купчихи в сорок лет,
До той, которую воспел поэт
(Его уж нет), - помешаны на польке!
Предчувствие явления ея
В атмосфере носилося заране.
Она теперь у всех на первом плане
И в жизни нашей главная статья;
О ней и меж великими мужами
Нередко пренья, жаркий спор кипит,
И старец, убеленный сединами,
О ней с одушевленьем говорит.
Она в одной сорочке гонит с ложа
Во тьме ночной прелестных наших дев,
И дева пляшет, общий сон тревожа,
А горничная, барышню раздев,
В своей каморке производит то же.
Достойнейший сын века своего,
Пустейший франт, исполнен гордой силой,
Ей предан без границ - и для него
Средины нет меж полькой и могилой!
Проникнувшись великостью труда
И важностью предпринятого дела,
Как гладиатор в древние года,
С ней борется он ревностно и смело...
Когда б вы не были, читатель мой,
Аристократ - и побывать в танцклассе
У Кессених решилися со мной,
Оттуда вы вернулись бы в экстазе,
С утешенной и бодрою душой.
О юношество милое! Тебя ли
За хилость и недвижность упрекнуть?
Не умерли в тебе и не увяли
Младые силы, не зачахла грудь,
И сила там кипит твоя просторно,
Где все тебе по сердцу и покорно.
И, гордое могуществом своим,
Довольно ты своею скромной долей:
Твоим порывам смелым и живым
Такое нужно поприще - не боле,
И тратишь ты среди таких тревог
Души всю силу и всю силу ног...
20 февраля 1845
Украшают тебя добродетели,
До которых другим далеко,
И - беру небеса во свидетели -
Уважаю тебя глубоко...
Не обидишь ты даром и гадины,
Ты помочь и злодею готов,
И червонцы твои не украдены
У сирот беззащитных и вдов.
В дружбу к сильному влезть не желаешь ты,
Чтоб успеху делишек помочь,
И без умыслу с ним оставляешь ты
С глазу на глаз красавицу дочь.
Не гнушаешься темной породою:
"Братья нам по Христу мужички!"
И родню свою длиннобородую
Не гоняешь с порога в толчки.
Не спрошу я, откуда явилося,
Что теперь в сундуках твоих есть;
Знаю: с неба к тебе все свалилося
За твою добродетель и честь!..
Украшают тебя добродетели,
До которых другим далеко,
И - беру небеса во свидетели -
Уважаю тебя глубоко...
Начало 1845
"Скучно! скучно!.. Ямщик удалой,
Разгони чем - нибудь мою скуку!
Песню, что ли, приятель, запой
Про рекрутский набор и разлуку;
Небылицей какой посмеши
Или, что ты видал, расскажи -
Буду, братец, за все благодарен".
- "Самому мне невесело, барин:
Сокрушила злодейка жена!..
Слышь ты, смолоду, сударь, она
В барском доме была учена
Вместе с барышней разным наукам,
Понимаешь-ста, шить и вязать,
На варгане играть и читать -
Всем дворянским манерам и штукам.
Одевалась не то, что у нас
На селе сарафанницы наши,
А, примерно представить, в атлас;
Ела вдоволь и меду и каши.
Вид вальяжный имела такой,
Хоть бы барыне, слышь ты, природной,
И не то что наш брат крепостной,
Тоись, сватался к ней благородный
(Слышь, учитель-ста врезамшись был,
Байт кучер, Иваныч Торопка), -
Да, знать, счастья ей бог не судил:
Не нужна - ста в дворянстве холопка!
Вышла замуж господская дочь,
Да и в Питер... А справивши свадьбу,
Сам - ат, слышь ты, вернулся в усадьбу,
Захворал и на Троицу в ночь
Отдал богу господскую душу,
Сиротинкой оставивши Грушу...
Через месяц приехал зятек -
Перебрал по ревизии души
И с запашки ссадил на оброк,
А потом добрался и до Груши.
Знать, она согрубила ему
В чем-нибудь, али напросто тесно
Вместе жить показалось в дому,
Понимаешь-ста, нам неизвестно.
Воротил он ее на село -
Знай-де место свое ты, мужичка!
Взвыла девка - крутенько пришло:
Белоручка, вишь ты, белоличка!
Как на грех, девятнадцатый год
Мне в ту пору случись... посадили
На тягло - да на ней и женили...
Тоись, сколько я нажил хлопот!
Вид такой, понимаешь, суровый...
Ни косить, ни ходить за коровой!..
Грех сказать, чтоб ленива была,
Да, вишь, дело в руках не спорилось!
Как дрова или воду несла,
Как на барщину шла - становилось
Инда жалко подчас... да куды! -
Не утешишь ее и обновкой:
То натерли ей ногу коты,
То, слышь, ей в сарафане неловко.
При чужих и туда и сюда,
А украдкой ревет как шальная...
Погубили ее господа,
А была бы бабенка лихая!
На какой-то патрет все глядит
Да читает какую-то книжку...
Инда страх меня, слышь ты, щемит,
Что погубит она и сынишку:
Учит грамоте, моет, стрижет,
Словно барчонка, каждый день чешет,
Бить не бьет - бить и мне не дает...
Да недолго пострела потешит!
Слышь, как щепка худа и бледна,
Ходит, тоись, совсем через силу,
В день двух ложек не съест толокна -
Чай, свалим через месяц в могилу...
А с чего?.. Видит бог, не томил
Я ее безустанной работой...
Одевал и кормил, без пути не бранил,
Уважал, тоись, вот как, с охотой...
А, слышь, бить - так почти не бивал,
Разве только под пьяную руку..."
- "Ну, довольно, ямщик! Разогнал
Ты мою неотвязную скуку!.."
Жизнь в трезвом положении
Куда нехороша!
В томительном борении
Сама с собой душа,
А ум в тоске мучительной...
И хочется тогда
То славы соблазнительной,
То страсти, то труда.
Все та же хата бедная -
Становится бедней,
И мать - старуха бледная -
Еще бледней, бледней.
Запуганный, задавленный,
С поникшей головой,
Идешь как обесславленный,
Гнушаясь сам собой;
Сгораешь злобой тайною...
На скудный твой наряд
С насмешкой неслучайною
Все, кажется, глядят.
Все, что во сне мерещится,
Как будто бы назло,
В глаза вот так и мечется
Роскошно и светло!
Все - повод к искушению,
Все дразнит и язвит
И руку к преступлению
Нетвердую манит...
Ах! если б часть ничтожную!
Старушку полечить,
Сестрам бы не роскошную
Обновку подарить!
Стряхнуть ярмо тяжелого,
Гнетущего труда, -
Быть может, буйну голову
Сносил бы я тогда!
Покинув путь губительный,
Нашел бы путь иной
И в труд иной - свежительный -
Поник бы всей душой.
Но мгла отвсюду черная
Навстречу бедняку...
Одна открыта торная
Дорога к кабаку.
* * * * *
Отрадно видеть, что находит
Порой хандра и на глупца,
Что иногда в морщины сводит
Черты и пошлого лица
Бес благородный скуки тайной,
И на искривленных губах
Какой-то думы чрезвычайной
Печать ложится; что в сердцах
И тех, чьих дел позорных повесть
Пройдет лишь в поздних племенах,
Не все же спит мертвецки совесть
И, чуждый нас, не дремлет страх.
Что всем одно в дали грядущей -
Идем к безвестному концу, -
Что ты, подлец, меня гнетущий,
Сам лижешь руки подлецу.
Что лопнуть можешь ты, обжора!
Что ты, великий человек,
Чьего презрительного взора
Не выносил никто вовек,
Ты, лоб, как говорится, медный,
К кому все завистью полны, -
Дрожишь, как лист на ветке бедной,
Под башмаком своей жены.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ
(Подражание Лермонтову)
Спи, пострел, пока безвредный!
Баюшки-баю.
Тускло смотрит месяц медный
В колыбель твою.
Стану сказывать не сказки -
Правду пропою;
Ты ж дремли, закрывши глазки,
Баюшки-баю.
По губернии раздался
Всем отрадный клик:
Твой отец под суд попался -
Явных тьма улик.
Но отец твой - плут известный -
Знает роль свою.
Спи, пострел, покуда честный!
Баюшки-баю.
Подрастешь - и мир крещеный
Скоро сам поймешь,
Купишь фрак темно - зеленый
И перо возьмешь.
Скажешь: "Я благонамерен,
За добро стою!"
Спи - твой путь грядущий верен!
Баюшки-баю.
Будешь ты чиновник с виду
И подлец душой,
Провожать тебя я выду -
И махну рукой!
В день привыкнешь ты картинно
Спину гнуть свою...
Спи, пострел, пока невинный!
Баюшки-баю.
Тих и кроток, как овечка,
И крепонек лбом,
До хорошего местечка
Доползешь ужом -
И охулки не положишь
На руку свою.
Спи, покуда красть не можешь!
Баюшки-баю.
Купишь дом многоэтажный,
Схватишь крупный чин
И вдруг станешь барин важный,
Русский дворянин.
Заживешь - и мирно, ясно
Кончишь жизнь свою...
Спи, чиновник мои прекрасный!
Баюшки-баю.
* * * * *
Пускай мечтатели осмеяны давно,
Пускай в них многое действительно смешно,
Но все же я скажу, что мне в часы разлуки
Отраднее всего, среди душевной муки,
Воспоминать о ней: усилием мечты
Из мрака вызывать знакомые черты,
В минуты горького раздумья и печали
Бродить по тем местам, где вместе мы гуляли, -
И даже иногда вечернею порой,
Любуясь бледною и грустною луной,
Припоминать тот сад, ту темную аллею,
Откуда мы луной пленялись вместе с нею,
Но, больше нашею любовию полны,
Чем тихим вечером и прелестью луны,
Влюбленные глаза друг к другу обращали
И в долгий поцелуй уста свои сливали...
* * * * *
Я за то глубоко презираю себя,
Что живу - день за днем бесполезно губя;
Что я, силы своей не пытав ни на чем,
Осудил сам себя беспощадным судом
И, лениво твердя: я ничтожен, я слаб! -
Добровольно всю жизнь пресмыкался как раб.
Что, доживши кой-как до тридцатой весны,
Не скопил я себе хоть богатой казны,
Чтоб глупцы у моих пресмыкалися ног,
Да и умник подчас позавидовать мог!
Я за то глубоко презираю себя,
Что потратил свой век, никого не любя,
Что любить я хочу... что люблю я весь мир,
А брожу дикарем - бесприютен и сир,
И что злоба во мне и сильна и дика,
А хватаясь за нож - замирает рука!
Июнь 1845
ГОВОРУН
Записки петербургского жителя А. Ф. Белопяткина
Глава 1
Две строчки точек. - Раздумье. - Эфир и канцелярия. - Несколько
автобиографических сведений. - Нечто о супруге моей, Агафье
Леонардовне. - Вступление. - О Санкт - Петербурге. - Приятности
столичной жизни. - Шарманщик и шарманка. - Литература.
- Иллюстрированные издания. - Большой театр. - Девица "Жизель".
- Люция Гран. - "Руслан и Людмила". - Египетская магия.
- Московские цыгане. - Груша, Матрена и я. - О том, какая
история случилась с Гостиным двором. - Заключение.
Да, новый год!. .............
........................................
...Я предан сокрушению,
Не пьется мне, друзья:
Мир ближе к разрушению,
К могиле ближе я.
Льдом жизненного холода
Не сковано еще, -
В вас сердце, други, молодо,
Свежо и горячо.
Еще вам свет корыстию
Рассудка не растлил
И жизни черной кистию
Злой рок не зачернил.
За счастьем безбоязненно
Пока вы мчитесь вдаль,
И гостьей неприязненной
Не ходит к вам печаль.
Увы!.. она пробудится:
Час близок роковой!
И с вами то же сбудется,
Что сталося со мной:
В дни возраста цветущего
Я так же был готов
Взять грудью у грядущего
И славу и любовь,
Кипел чудесной силою
И рвался все к тому,
Чего душой остылою
Теперь и не пойму.
В житейских треволнениях
Терпел и стыд и зло
И видел в сновидениях
В венке свое чело.
Любил - и имя чудное
В отчаяньи твердил, -
То было время трудное:
Насилу пережил!
Когда восторг лирический
В себе я пробужу,
Я вам биографический
Портрет свой напишу.
Тогда вы все узнаете, -
Как глуп я прежде был,
Мечтал, как вы мечтаете,
Душой в эфире жил,
Бежать хотел в Швейцарию, -
И как родитель мой
С эфира в канцелярию
Столкнул меня клюкой.
Как горд преуморительно
Я в новом был кругу
И как потом почтительно
Стал гнуть себя в дугу.
Как прежде, чем освоился
Со службой, все краснел,
А после успокоился,
Окреп и потолстел.
Как гнаться стал за деньгами,
Изрядно нажился,
Детьми, и деревеньками,
И домом завелся...
Но счастье скоротечное
Изменчиво и зло!
Друзья мои сердечные,
Не вечно мне везло!
Терплю беду великую
С семейной стороны:
Я взял тигрицу дикую
Во образе жены...
Но что вперед печалиться?
Покуда погожу...
Наверно, всякий сжалится,
Как все перескажу.
Большой портрет к изданию
Списать с себя велю
И в Великобританию
Гравировать пошлю.
Как скоро он воротится,
Явлюсь на суд людской,
Без галстуха, как водится,
С небритой бородой.
Чтоб дни мои смиренные
В несчастье коротать,
Записки современные
Решился я писать.
Дворянство и купечество
И всех других чинов
И званий человечество
Я видел без очков.
Как мир земной вращается,
Где тихо, где содом, -
Все мною замечается,
Сужу я обо всем.
Болтать мне утешительно,
И публику прошу
Все слушать снисходительно,
Что я ей расскажу.
Столица наша чудная
Богата через край,
Житье в ней нищим трудное,
Миллионерам - рай.
Здесь всюду наслаждения
Для сердца и очей.
Здесь все без исключения
Возможно для людей:
При деньгах вдвое вырасти,
Чертовски разжиреть,
От голода и сырости
Без денег умереть
(Где розы, там и тернии -
Таков закон судьбы!
Бедняк, живи в губернии:
Там дешевы грибы).
С большими здесь и с малыми
В одном дому живешь
И рядом с генералами
По Невскому идешь.
Захочешь позабавиться -
Берешь газетный лист,
Задумаешь прославиться -
На то есть журналист:
Хвалы он всем славнейшие
Печатно раздает,
И как - душа добрейшая -
Недорого берет!
Чего б здесь не увидели,
Чего бы не нашли?
Портные, сочинители,
Купцы со всей земли,
Найлучшие сапожники,
Актеры, повара,
С шарманками художники
Такие, что - ура!..
Я в них влюблен решительно
И здесь их воспою...
Поют преуморительно
Они галиматью.
Прикрыв одеждой шкурочку
Для смеха и красы,
С мартышками мазурочку
Выплясывают псы,
И сам в минуту пьяную,
По страсти иль нужде,
Шарманщик с обезьяною
Танцует падеде.
Все скачет, все волнуется,
Как будто маскарад.
А русский люд любуется:
"Как немцы-то хитрят!"
Да, сильны их познания,
Их ловкость мудрена...
Действительно, Германия -
Ученая страна!
(Захочешь продолжения
Описанных чудес -
Ступай на представление
Прославленных пиес.)
Придет охота страстная
За чтение засесть -
На то у нас прекрасная
Литература есть.
Цепями с модой скованный,
Изменчив человек:
Настал иллюстрированный
В литературе век.
С тех пор, как шутка с "Нашими"
Пошла и удалась,
Тьма книг с политипажами
В столице развелась.
Увидишь тут Суворова
(Известный был герой),
Историю которого
Состряпал Полевой.
Одетого как барина,
Во всей его красе,
Увидишь тут Булгарина,
В бекеше, в картузе.
Различных тут по званию
Увидишь ты гуляк
И целую компанию
Салопниц и бродяг.
Рисунки чудно слажены,
В них каждый штрих хорош,
Иные и раскрашены:
Ну, нехотя возьмешь!
Изданья тоже славные, -
Бумага так бела, -
Но часто презабавные
Выходят тут дела.
Чем книга нашпигована,
Постигнуть нет ума:
В ней все иллюминовано,
А в тексте - мрак и тьма!
В рисунках отличаются
Клот, Тимм и Нетельгорст,
Все ими восхищаются...
Художественныи перст!
Когда беда случилася
И хочешь, чтоб в груди
Веселье пробудилося, -
В Большой театр иди.
Так ножки разлетаются,
Так зала там блестит,
Так платья развеваются -
Величественный вид!..
Ох!.. много с трубкой зрительной
Тут можно увидать!
Ее бы "подозрительной"
Приличней называть.
Недавно там поставили
Чудесную "Жизель"
И в ней плясать заставили
Приезжую мамзель.
Прекрасно! восхитительно!
Виват (*1), девица Гран!
В партере все решительно
Кричали: "Се шарман!"(*2)
Во мне зажглася заново
Поэзией душа...
А впрочем, Андреянова
Тут тоже хороша!
В душе моей остылую,
Лишенную всех сил,
"Русланом и Людмилою"
Жизнь Глинка разбудил.
Поэма музыкальная
Исполнена красот,
Но самое печальное
Либретто: уши рвет!
Отменно мне понравилась
Полкана голова:
Едва в театр уставилась
И горлом здорова!
Искусно всем украшена -
От глаз и до усов.
Как слышал я, посажено
В ней несколько певцов
(Должно быть, для политики,
Чтоб петь ее слова) -
Не скажут тут и критики:
"Пустая голова!.."
Извел бы десть бумаги я,
Чтоб только описать,
Какую Боско магию
Умеет представлять.
Ломал он вещи целые
На мелкие куски,
Вставлял середки белые
В пунцовые платки,
Бог весть куда забрасывал
И кольца и перстни
И так смешно рассказывал,
Где явятся они.
Ну, словом: Боско рублики,
Как фокусник и враль,
Выманивал у публики
Так ловко, что не жаль!
Взамен его приехали
Цыганы из Москвы -
Скажите, не потеха ли?..
Не знаю, как - то вы,
А я, когда их слушаю,
Дыханье затая,
Чуть сам невольно с Грушею
Не гаркну "Соловья".
Раз собственной персоною,
Забыв лета и класс,
Я с пляшущей Матреною
Пустился было в пляс!
Проехав мимо нашего
Гостиного двора,
Я чуть, задетый заживо,
Не закричал: "ура!".
Бывало, день колотишься
На службе так и сяк,
А чуть домой воротишься,
Поешь - и день иссяк:
Нет входа в лавки русские!
Берешь жену и дочь
И едешь во французские,
Где грабят день и ночь.
Теперь - о восхищение
Для сердца и для глаз! -
В Гостином освещение:
Проводят в лавки газ!
Ликуй, все человечество!
Решилось, в пользу дам,
Российское купечество
Сидеть по вечерам -
И газ распространяется
Скорехонько с тех пор:
Ну, точно, просвещается
У нас Гостиный двор!
Рука не разгибается,
Не вяжутся слова:
Умаялся!.. Кончается
Здесь первая глава...
*1 Браво (лат.) - Ред.
*2 Прелестно (франц.) - Ред.
1843 - 1845
Глава 2
Нет счастья под луной. - Романс. - Без трех в червях. - Страшный обет.
- Путешествие в департамент. - Светлое воскресение. - Патриархальная жизнь.
- Великий пост. - Петербургские новости. - Рубини. - Его концерты.
- Оперы: "Отелло", "Лючия" и пр. - Лист. - Конское ристалище Сулье.
- Арабы. - Скачущие мамзели. - Некоторые любопытные и достоверные известия
о ките. - О погоде. - О печальном расположении духа, в котором находится
г - н Белопяткин, и о причинах того. - Звездочка. - Банк. - Путешествие
по Невскому проспекту в двенадцатом часу ночи. - Предсмертный приют.
- Бильярд. - Заключение. - Читатели. - Критики. - Барон Брамбеус, комета и
г-н Белопяткин.
.......................................
.......................................
Недаром люди плакали,
Роптали на судьбу.
Сочувствую их ропоту
Растерзанной душой,
Я сам узнал по опыту -
Нет счастья под луной!
Какой предосторожности
В поступках ни держись,
Формально нет возможности
От жребия спастись.
Будь барин по сословию,
Приказчик, землемер,
Заставит плакать кровию, -
Я сам тому пример!
На днях у экзекутора,
Чтоб скуку разогнать,
Рублишка по полутора
Засели мы играть.
Довольно флегматически
Тянулся преферанс;
Вдруг в зале поэтический
Послышался романс;
Согрет одушевлением,
Был голос так хорош,
Я слушал с восхищением.
Забыл весь мир... и что ж?..
Ошибкою малейшею
Застигнутый врасплох,
В червях игру сквернейшую
Сыграл и - был без трех!
Хотя в душе нотацию
Себе я прочитал,
Но тут же консоляцию
Сосед с меня взыскал.
Другие два приятеля
Огромные кресты
На бедного мечтателя
Черкнули за висты.
В тот вечер уж малинника
В глаза я не видал.
Сто тридцать два полтинника
С походом проиграл!..
Ох, пылкие движения
Чувствительной души!
От вас мне нет спасения,
В убыток - барыши!
Пропетый восхитительно,
Сгубил меня романс,
Вперед играть решительно
Не буду в преферанс!
Пусть с ним кто хочет водится,
Я - правилами строг:
В нем взятки брать приходится -
Избави меня бог!
Занятьем этим втянешься,
Пожалуй, в грех такой,
Что, черт возьми! останешься
По службе без одной!
То ль дело, как ранехонько
Пробудишься, зевнешь -
На цыпочках, тихохонько
Из спальни улизнешь
(Пока еще пронзительно
Жена себе храпит),
Побреешься рачительно,
Приличный примешь вид.
Смирив свою амбицию,
За леностью слуги
Почистишь амуницию
И даже сапоги.
Жилетку и так далее
Наденешь, застегнешь,
Прицепишь все регалии,
Стакан чайку хлебнешь.
Дела, какие б ни были,
Захватишь и, как мышь,
Согнувшись в три погибели,
На службу побежишь...
Начальнику почтение,
Товарищам поклон,
И вмиг за отношение -
Ничем не развлечен!
Молчания степенного
День целый не прервешь,
Лишь кстати подчиненного
Прилично распечешь
Да разве снисходительно
Подшутит генерал, -
Тогда мы все решительно
Хохочем наповал!
(Уж так издавна водится,
Да так и должно быть:
Нам, право, не приходится
Пред старшими мудрить!)
Его превосходительство -
Добрейший генерал,
Он много покровительства
Мне в службе оказал...
Я с час пред умывальником
Мучительный провел,
Когда с своим начальником
Христосоваться шел,
Умылся так рачительно,
Чуть кожу не содрал,
Зато как снисходительно
Меня он лобызал!
Дал слово мной заботиться,
Жал руку горячо,
А я его, как водится,
И в брюхо и в плечо!
Вот жизнь патриархальная,
Вот служба без химер.
О юность либеральная!
Бери с меня пример!..
Я в пост, как бы на станции
Задержанный, скучал,
Да, к счастию, из Франции
Рубини прискакал.
От чувства безотчетного
Вдруг всякий присмирел,
Как в зале Благородного
Собранья он запел.
На голову курчавую,
Во всех концах земли
Увенчанную славою.
Все взоры навели
И звуки изумрудные
Впивали жадно в грудь.
То были звуки чудные:
Он пел не как - нибудь!
Высокое художество
И выразить нет слов!
Я слышал в жизни множество
Отличнейших певцов,
Съезжаются на старости
Сюда со всех сторон,
Ревут, как волки в ярости.
А все не то, что он!
Начнет в четыре голоса,
Зальется как река,
А кончит тоньше волоса,
Нежнее ветерка.
По свету благодарному
Об нем недаром гул:
Мне даже, титулярному,
Он сердце шевельнул!
Идешь ли в канцелярию,
Уходишь ли от дел,
Поешь невольно арию,
Которую он пел.
Выходит бестолковица,
А думаешь, что так.
Другой приостановится
И скажет: "Вот дурак!"
Отелло, мавра дикого,
Так чудно он сыграл,
Что им одним великого
Название стяжал!
Когда игралась "Лючия",
Я пролил реки слез:
На верх благополучия
Певец меня вознес!
(Как все по службе сделаю -
Нарочно поспешу -
О Листе книгу целую
Тогда вам напишу.)
Как все, страстей игралище,
Покинув кучу дел,
На конское ристалище
Намедни я смотрел.
Шталмейстера турецкого
Заслуга велика:
Верхом он молодецкого
Танцует трепака.
Арабы взоры радуют
Отважностью своей,
Изрядно также падают
Мамзели с лошадей.
Ристалище престранное,
По новости своей,
А впрочем, балаганные
Их штуки веселей.
Начальник представления
Сулье, красив и прям,
Приводит в восхищение
В особенности дам.
Доныне свет штукмейстера
Такого не видал:
Достоинство шталмейстера
Недарам он стяжал.
Прилежно я окидывал
Заморского кита.
Немало в жизни видывал
Я разного скота,
Но страшного, по совести,
Такого не видал,
Однажды только в повести
Брамбеуса читал.
Такой зверок - сокровище!
Аршинов сто длина,
Усищи у чудовища
Как будто два бревна,
Хвост длинный удивительно,
Башка - что целый дом,
Возможно все решительно
В нем делать и на нем:
Плясать без затруднения
На брюхе контраданс,
А в брюхе без стеснения
Сражаться в преферанс!
Столь грузное животное
К нам трудно было ввезть,
Зато весьма доходное,
Да и не просит есть.
Дерут за рассмотрение
Полтинник, четвертак,
А взглянешь - наслаждение