Страница:
Нетрудно объяснить причину столь долгой популярности Робина Гуда. Гордый и независимый, он противостоял тем, кто, пользуясь своим положением и богатством, обманывал и угнетал простых людей. Но он хранил верность королю и не отвергал религию - среди его сторонников был даже один бродячий монах, веселый толстяк брат Так. Личность Робина Гуда настолько привлекательна, что историки уже давно ищут прототип легендарного героя.
В издании поэтического шедевра Уильяма Ленгленда «Пахарь Пирс», вышедшем в свет в 1377 году, есть ссылка на «стихи о Робине Гуде». Современник Ленгленда Джеффри Чосер в «Троилусе и Кризейде» упоминает «заросли орешника, где гулял веселый Робин». Более того, в «Рассказе о Геймлине», который был включен Чосером в «Кентерберийские рассказы», также изображен герой-разбойник. Было установлено несколько исторических личностей, которые могли послужить прототипом легендарного Робина.
В реестрах переписи населения за 1228 и 1230 годы значится имя Роберта Гуда, по прозвищу Домовой, о котором сказано, что он скрывался от правосудия. Примерно в это же время возникло народное движение под руководством сэра Роберта Твинга - повстанцы совершали набеги на монастыри, а награбленное зерно раздавали бедным. Однако имя Роберт Гуд было довольно распространенным, поэтому ученые более склоняются к версии о том, что прообразом Робина Гуда был некий Роберт Фитцут, претендент на титул графа Хантингдонского, который родился приблизительно в 1160 году и умер в 1247-м В некоторых справочниках эти годы даже фигурируют как даты жизни Робина Гуда, хотя письменные источники того времени не содержат упоминаний о мятежном аристократе по имени Роберт Фитцут.
Кто был королем во времена Робина Гуда.
Датировка исторических событий, послуживших основой рассказов о Робине Гуде, осложняется еще и тем, что в различных вариантах легенды упоминаются разные английские монархи. Один из первых историков, занимавшихся этой проблемой, сэр Уолтер Боуэр, считал, что Робин Гуд был участником восстания 1265 года против короля Генриха III, которое возглавил королевский родственник Симон де Монфор. После поражения Монфора многие из повстанцев не разоружились и продолжали жить, как герой баллад Робин Гуд. «В это время, - писал Боуэр, -знаменитый грабитель Робин Гуд… стал пользоваться большим влиянием среди тех, кто был лишен наследства и объявлен вне закона за участие в восстании».
Главное противоречие гипотезы Боуэра состоит в том, что большой лук, упоминаемый в балладах о Робине Гуде, еще не был изобретен во времена восстания де Монфора
В документе 1322 года упоминается «камень Робина Гуда» в Йоркшире Из этого следует, что баллады, а может быть, и сам обладатель легендарного имени были к этому времени уже хорошо известны Склонные искать следы подлинного Робина Гуда в 1320-х годах обычно предлагают на роль благородного разбойника Роберта Гуда - арендатора из Уэйкфилда, который в 1322 году участвовал в восстании под предводительством графа Ланкастерского В подтверждение гипотезы приводятся сведения о том, что в следующем году король Эдуард II посетил Ноттингем и взял к себе на службу в качестве камердинера некоего Роберта Гуда, которому выплачивалось жалованье в течение последующих 12 месяцев Все эти факты хорошо согласуются с событиями, изложенными в третьей части «Баллады о Робине Гуде»
Если взять за отправную точку упоминание о короле Эдуарде II, то получается, что герой-разбойник совершал свои подвиги в первой четверти XIV века Однако, по другим версиям, он появляется на исторической сцене как отважный воин короля Ричарда I Львиное Сердце, правление которого пришлось на последнее десятилетие XII века
С определенностью о Робине Гуде можно утверждать только одно предание о нем постоянно пополнялось все новыми деталями Так, в ранних балладах нет упоминаний о девице Марианне, возлюбленной Робина Впервые она появляется в поздних версиях легенды, возникших в конце XV века Гигант по прозвищу Маленький Джон присутствует в отряде разбойников уже в первоначальных вариантах легенды, а брат Так появляется в значительно более поздней версии Сначала Робин - просто фермер, но со временем он превращается в благородного изгнанника
Сейчас большинство исследователей сходятся во мнении, что Робин Гуд просто символизирует определенный тип героя-разбойника, который прославлялся в передаваемых из поколения в поколение легендах по крайней мере уже с начала XIV века Робин Гуд, по словам одного ученого, есть «чистое создание народной музы», изобретение неизвестного автора, который хотел прославить простого человека, сражавшегося за справедливость Именно этим объясняется универсальная притягательность благородного разбойника, так емко выраженная в прощальном благословении автора своему герою «Господи, помилуй его душу, ибо он был добрым разбойником и всегда помогал бедным»
«ВТОРАЯ ЖИЗНЬ ЖАННЫ Д'АРК»
ТАЙНА «ЗЕМЛИ ПОПУГАЕВ»
В издании поэтического шедевра Уильяма Ленгленда «Пахарь Пирс», вышедшем в свет в 1377 году, есть ссылка на «стихи о Робине Гуде». Современник Ленгленда Джеффри Чосер в «Троилусе и Кризейде» упоминает «заросли орешника, где гулял веселый Робин». Более того, в «Рассказе о Геймлине», который был включен Чосером в «Кентерберийские рассказы», также изображен герой-разбойник. Было установлено несколько исторических личностей, которые могли послужить прототипом легендарного Робина.
В реестрах переписи населения за 1228 и 1230 годы значится имя Роберта Гуда, по прозвищу Домовой, о котором сказано, что он скрывался от правосудия. Примерно в это же время возникло народное движение под руководством сэра Роберта Твинга - повстанцы совершали набеги на монастыри, а награбленное зерно раздавали бедным. Однако имя Роберт Гуд было довольно распространенным, поэтому ученые более склоняются к версии о том, что прообразом Робина Гуда был некий Роберт Фитцут, претендент на титул графа Хантингдонского, который родился приблизительно в 1160 году и умер в 1247-м В некоторых справочниках эти годы даже фигурируют как даты жизни Робина Гуда, хотя письменные источники того времени не содержат упоминаний о мятежном аристократе по имени Роберт Фитцут.
Кто был королем во времена Робина Гуда.
Датировка исторических событий, послуживших основой рассказов о Робине Гуде, осложняется еще и тем, что в различных вариантах легенды упоминаются разные английские монархи. Один из первых историков, занимавшихся этой проблемой, сэр Уолтер Боуэр, считал, что Робин Гуд был участником восстания 1265 года против короля Генриха III, которое возглавил королевский родственник Симон де Монфор. После поражения Монфора многие из повстанцев не разоружились и продолжали жить, как герой баллад Робин Гуд. «В это время, - писал Боуэр, -знаменитый грабитель Робин Гуд… стал пользоваться большим влиянием среди тех, кто был лишен наследства и объявлен вне закона за участие в восстании».
Главное противоречие гипотезы Боуэра состоит в том, что большой лук, упоминаемый в балладах о Робине Гуде, еще не был изобретен во времена восстания де Монфора
В документе 1322 года упоминается «камень Робина Гуда» в Йоркшире Из этого следует, что баллады, а может быть, и сам обладатель легендарного имени были к этому времени уже хорошо известны Склонные искать следы подлинного Робина Гуда в 1320-х годах обычно предлагают на роль благородного разбойника Роберта Гуда - арендатора из Уэйкфилда, который в 1322 году участвовал в восстании под предводительством графа Ланкастерского В подтверждение гипотезы приводятся сведения о том, что в следующем году король Эдуард II посетил Ноттингем и взял к себе на службу в качестве камердинера некоего Роберта Гуда, которому выплачивалось жалованье в течение последующих 12 месяцев Все эти факты хорошо согласуются с событиями, изложенными в третьей части «Баллады о Робине Гуде»
Если взять за отправную точку упоминание о короле Эдуарде II, то получается, что герой-разбойник совершал свои подвиги в первой четверти XIV века Однако, по другим версиям, он появляется на исторической сцене как отважный воин короля Ричарда I Львиное Сердце, правление которого пришлось на последнее десятилетие XII века
С определенностью о Робине Гуде можно утверждать только одно предание о нем постоянно пополнялось все новыми деталями Так, в ранних балладах нет упоминаний о девице Марианне, возлюбленной Робина Впервые она появляется в поздних версиях легенды, возникших в конце XV века Гигант по прозвищу Маленький Джон присутствует в отряде разбойников уже в первоначальных вариантах легенды, а брат Так появляется в значительно более поздней версии Сначала Робин - просто фермер, но со временем он превращается в благородного изгнанника
Сейчас большинство исследователей сходятся во мнении, что Робин Гуд просто символизирует определенный тип героя-разбойника, который прославлялся в передаваемых из поколения в поколение легендах по крайней мере уже с начала XIV века Робин Гуд, по словам одного ученого, есть «чистое создание народной музы», изобретение неизвестного автора, который хотел прославить простого человека, сражавшегося за справедливость Именно этим объясняется универсальная притягательность благородного разбойника, так емко выраженная в прощальном благословении автора своему герою «Господи, помилуй его душу, ибо он был добрым разбойником и всегда помогал бедным»
«ВТОРАЯ ЖИЗНЬ ЖАННЫ Д'АРК»
Жанна д'Арк была казнена 30 мая 1431 года Однако в реестрах, содержащих счета Орлеанской крепости за 1436 год, то есть пятью годами позже, можно прочитать, что 9 августа выдано два золотых реала Флер де Лису (или Кер де Лису), военному гонцу, за доставку в город писем от Жанны-Девственницы 21 августа брат Жанны д'Арк, приезжавший, чтобы увидеться с королем и возвращавшийся к сестре, получил прогонные 25 августа вестник, которого Жанна посылала в Блуа с письмами, также получил какие-то деньги, и в конце июля Флер де Лис ездил на средства города к Жанне в город Арлон, в Люксембург Он получил от нее письма и, не останавливаясь в Орлеане, доехал до Лоша, где передал пакеты королю, и вернулся в Орлеан 11 сентября Он получил на чай, ибо, по его словам, умирал от жажды
Этот документ, в достоверности которого нет сомнений, очевидно, должен вызывать большое удивление Второй пассаж из тех же конторских книг еще необыкновеннее
28 июля 1439 года, то есть еще через три года и спустя восемь лет после официальной смерти Жанны, она появилась в Орлеане собственной персоной Ее принимали как Жанну д'Арк, с большими почестями, с 28 июля по 1 августа Однако она носила имя Жанны дез Армуаз
Судя опять-таки по конторским книгам, ее идентичность с Орлеанской Девой не подвергалась сомнению, так как ей была передана значительная сумма «за то благо, которое она принесла городу во время осады» И все же напрашивается вопрос, не производило ли поведение госпожи дез Армуаз впечатление некоторой поспешности, поскольку все тот же счетовод отмечал, что, когда она ужинала у двух знатных горожан, Жана Люилье и Теванона де Бурже, и ей было предложено вино, «она отбыла раньше, чем принесли вино»
Загадка заключается в этих двух фактах. Все остальные вторичны.
Нет сомнения, что в Орлеане получали в 1436 году письма от Жанны д'Арк, которая считалась сожженной пять лет назад. Нет сомнения также, что подлинность этих писем была удостоверена родным братом Жанны. И наконец, точно известно, что в 1439 году она посетила Орлеан лично и принималась там под именем госпожи дез Армуаз.
В этом кроется тайна.
Стоит ли удивляться, что общественное мнение допускает новую жизнь героини даже после судебного процесса и казни, получивших огласку? Это хорошо вписывается в рамки традиционного суеверия. Народ плохо воспринимает смерть героев и очень часто создает легенды об их новой жизни в самый день их смерти. Надо ли перечислять многочисленные случаи, когда народная молва оживляла тех, смерть которых была констатирована, а также самозванцев, пользовавшихся этой верой и объявлявших себя чудесно спасшимися?
Так прошли через историю лже-Варвики, лже-Дмитрии, лже-Себастьяны. Долго верили в новую жизнь Фридриха Барбароссы. В 1830 году еще многие не верили в смерть Наполеона, и долго после 1945 года многие считали, что Гитлер скрывается где-то на американском ранчо.
Что же касается смерти Жанны д'Арк, можно указать на многочисленные тексты, которые, начиная с XV столетия, бросают на нее тень сомнения, поскольку в 1436 году появилась женщина, называвшая себя Орлеанской Девой, и в 1439 году она приезжала в Орлеан под именем госпожи дез Армуаз.
Чтобы установить личность этой госпожи, надо обратиться к хронике, составленной деканом собора Сент-Тибо в Метце, где впервые отмечено ее появление. Там говорится, что 20 мая 1436 года Дева Жанна появилась в Ла-Грандж-Оз-Орм, недалеко от Сен-Прива. Она не сказала, откуда прибыла, но она повстречала своих соседей-дворян, которые ее знали. Ее братья, которых вызвали для опознания, также ее узнали. Она была осторожна в речах, изъяснялась в основном притчами и ничего не говорила о своих намерениях. Ее снарядили и проводили сначала в Маревиль, затем в паломничество к Нотр-Дам в Льесе, потом в Метц и, наконец, в Арлон, где она была принята герцогиней Люксембургской.
Здесь по ошибке путают герцогиню Люксембургскую с госпожой де Люксембург, которая знала Жанну д'Арк в начале ее пленения. Герцогиня Люксембургская - это Елизавета, дочь Жана Люксембургского, герцога де Герлица, племянница по мужу герцога Бургундского и фактически государыня герцогства. А госпожа де Люксембург, которая проявила сострадание к узнице замка Боревуар, - это была Жанна де Люксембург, которая умерла незамужней в 1430 году. У нее были два племянника, из которых один выдал свою дочь за герцога Бедфордского, а другой, Жан, хозяин замка Боревуар, держал в плену Жанну д'Арк. Именно через своего племянника госпожа де Люксембург и смогла познакомиться с узницей. Таким образом, не соответствует истине утверждение, что знакомство госпожи дез Армуаз с герцогиней Люксембургской имело значение, поскольку эта последняя знала Жанну прежде. Речь идет о двух разных персонах, которые, возможно, не были знакомы друг с другом, и одна из которых умерла за шесть лет до описываемых событий.
Когда были найдены эти документы, изучение их вызвало большое волнение. Не следует думать, что они были новостью. В первый раз они были напечатаны в ноябре 1683 года в «Меркюр галан». Первая фраза декана Сен-Тибо казалась решающей: «Сего года XX дня мая прибыла Дева Жанна, которая была во Франции».
Этому тексту придают большое значение. При этом забывают сказать, что он потерял всякую ценность с тех пор, как был найден второй манускрипт той же хроники. Декан Сен-Тибо, который обманывался сначала, как и остальные, изменил эту свою фразу и написал: «В этом году прибыла девушка, называвшая себя Французской Девственницей и так хорошо игравшая свою роль, что многих ввела в заблуждение, и прежде всего, всех самых значительных лиц».
Таким образом, из «Хроники» ничего больше извлечь нельзя.
Заметим еще, что критический разбор этих текстов, которые нам сейчас представляются новинкой, был сделан впервые в XVII веке Симфорианом Гюйоном, священником из Оратуара.
Никому не известно, откуда явилась особа, которая представлялась вначале под именем Клод. Путь ее очень хорошо прослеживается, начиная с 1436 года. Принятая Елизаветой де Герлитц, она была увезена затем графом Вюртембергским в Кельн. Она носила военные доспехи и сразу начала вмешиваться в политику. Если она была очень сдержана в объяснении способа, каким ей удалось избежать казни, то красноречива в описании всем известных военных действий, а когда два епископа оспаривали епископское кресло в Треве, она решительно приняла сторону одного из них. Подобно Жанне д'Арк, которая способствовала коронованию Карла VII в Реймсе, она решила возвести в сан своего епископа. Такое поведение совершенно справедливо привлекло внимание властей, и инквизитор Генрих Калтизер вызвал ее в свой суд и собирался арестовать. Все эти факты вместе с предъявленными претензиями были перечислены в «Форникариуме» Жана Нидера, знаменитого доминиканца, современника этих событий. Он умер в 1440 году. Досадно, что на эти материалы нет ссылок и даже намеков.
Девица избежала суда и вернулась в Арлон, где чуть позже вышла замуж за Роберадез Армуаза. Считается, что был заключен брачный договор, которого никто никогда не видел и о котором сообщалось только в «Меркюр галан» 1683 года. Об этом нет упоминаний нигде, кроме как у П. Винье, специалиста по литературным мошенничествам. Он воспроизводит также купчую, заключенную Робером дез Армуазом и женщиной по имени Жанна де Лис, Девой Франции. Но, извлекая этот материал из истории Лоренаде Дом Калме, забывают сказать, что автор сопроводил этот факт замечанием: «Это Орлеанская Дева или, скорее, авантюристка, взявшая ее имя и вступившая в брак с сеньором Робером дез Армуазом»
Ее целью было добиться встречи с Карлом VII. Она нашла поддержку у братьев Жанны д'Арк, и эта поддержка является единственным загадочным местом в этой истории. Были ли они жертвами обмана или сообщниками? Мы склонны считать их сообщниками, так как трудно представить, что они по ошибке приняли самозванку за свою сестру. Логично предположить, что, поскольку их сестра была для них прежде всего выгодным делом, они попытались возобновить авантюру.
Резонность этого мнения подтверждает другой, очень похожий факт. Через 16 лет, в 1452 году, другая авантюристка выдавала себя за Жанну д'Арк и привлекала как свидетелей двух кузенов Жанны. Кюре из Сермеза, вызванный в качестве свидетеля во время дознания в 1476 году, сказал, что они были тем более покладисты, что власти из любезности устроили во время ее пребывания у них «большой и веселый пир». Если принять во внимание, что за доставку в Орлеан письма от так называемой сестры брат Жанны д'Арк получил от городских властей двенадцать ливров и что было достаточно несколько пирушек, чтобы другая самозванка была признана кузенами Жанны, поневоле станешь скептиком. Анатоль Франс, более снисходительный, чем мы, заключил: «Они верили, что это правда, потому что им хотелось, чтобы это было правдой».
Госпожа дез Армуаз, не получив ответа от Карла VII, уехала в Италию. Здесь ее след немного теряется, но из ее более позднего признания следует, что она предлагала свои услуги папе римскому. О том, что она делала в течение трех лет, ничего определенного неизвестно. Она снова появилась в Орлеане в июле 1439 года. Надо думать, что в этом городе не очень верили в ее подлинность, поскольку вопреки письмам, которые она присылала в 1436 году, в городских реестрах можно найти записи о плате в мае 1439 года за мессы, отслуженные за упокой ее души.
Три месяца спустя она и сама появилась. Надо признать, что приняли ее хорошо. Кто ее принимал? Этого мы не знаем. Намекают, что она встретила того, у кого она жила во время осады. Это только предположение. Кроме того, считается, что ее мать. Изабелла Роме, жила в этом городе. Для такого утверждения нет оснований, так как первое упоминание, которым мы располагаем, о присутствии матери Жанны д'Арк в Орлеане относится к 7 июля 1440 года, то есть датируется годом позже.
Следует отметить, что ее так называемые братья не сопровождали ее и, по-видимому, больше не вмешивались в ее дела. О них вообще больше не упоминают в этой связи.
Не выходя за пределы достоверной информации, можно сказать только, что факт принятия госпожи дез Армуаз за Орлеанскую Деву уже сам по себе экстраординарен. Это единственный момент, достойный исследования, но он носит характер скорее психологический, чем исторический. Со времени освобождения города прошло десять лет, и множество людей, видевших настоящую Жанну, было еще живо. Каким образом массовое легковерие - чему, впрочем, и раньше были примеры - позволило самозванке заставить ее признать - вот достойный сюжет для исследований психологов. Пусть это замечание не покажется признанием поражения и стремлением уклониться от дискуссии. Мошенничество в данном случае разоблачается неоспоримыми документами, и не остается ничего другого, как обратиться к психологам за объяснением этих фактов.
На самом деле, госпожа дез Армуаз, будучи вынуждена покинуть Орлеан с некоторой поспешностью, в начале августа, не окончив даже предложенный ей обед, скитается некоторое время. Она появляется в Type, откуда посылает королю письмо с гонцом, чьи дорожные расходы оплачивает муниципалитет. Ответа она не получает, исчезает на несколько месяцев и снова появляется в Париже, где пытается повторить маневры, так хорошо ей удавшиеся в Орлеане.
В газете «Журнал дэн буржуа де Пари» в августе 1440 года было напечатано известие: «Недавно прибыла мнимая Дева, которую в Орлеане принимали с большим почетом». Последние слова не оставляют сомнения в том, что речь идет о госпоже дез Армуаз. Поскольку парижская публика начала волноваться, университет и парламент решили арестовать дез Ар-муаз и предать суду, где она была довольно сурово допрошена, в присутствии публики, на мраморном камне. Результат был ошеломляющим. Авантюристка признала свой обман, свой брак и рождение двоих детей. Разоблаченная и, следовательно, уже неопасная, она была изгнана из Парижа.
О последующих ее приключениях известно очень немного. Не исключено, что она была той самой фальшивой Жанной д'Арк, которой удалось все же добиться аудиенции у Карла VII и которой пришлось признать свой обман. Один эрудит, господин Лесуа де ла Марш, нашел, в конце концов, драгоценный документ, который, по всей видимости, завершает эту историю. В 1457 году король Рене подписал прошение о помиловании авантюристки, арестованной в Сомюре за разные мошенничества. Она была в это время вдовой Робера дез Армуаза и вторично замужем за неким Жаном Дуйе из города Анже. В этом документе говорится, что «она долгое время называла себя Жанной Девственницей, обманывая или заставляя обманывать многих других людей, которые в свое время видели настоящую Жанну, освобождавшую осажденный Орлеан от врагов короля». Мы не имеем права игнорировать этот текст.
Такова эта история, которая известна уже с очень давних времен. Сюжет этот исчерпан, и нет смысла его пересматривать, разве что для того, чтобы нарисовать картину мистификации…
Этот документ, в достоверности которого нет сомнений, очевидно, должен вызывать большое удивление Второй пассаж из тех же конторских книг еще необыкновеннее
28 июля 1439 года, то есть еще через три года и спустя восемь лет после официальной смерти Жанны, она появилась в Орлеане собственной персоной Ее принимали как Жанну д'Арк, с большими почестями, с 28 июля по 1 августа Однако она носила имя Жанны дез Армуаз
Судя опять-таки по конторским книгам, ее идентичность с Орлеанской Девой не подвергалась сомнению, так как ей была передана значительная сумма «за то благо, которое она принесла городу во время осады» И все же напрашивается вопрос, не производило ли поведение госпожи дез Армуаз впечатление некоторой поспешности, поскольку все тот же счетовод отмечал, что, когда она ужинала у двух знатных горожан, Жана Люилье и Теванона де Бурже, и ей было предложено вино, «она отбыла раньше, чем принесли вино»
Загадка заключается в этих двух фактах. Все остальные вторичны.
Нет сомнения, что в Орлеане получали в 1436 году письма от Жанны д'Арк, которая считалась сожженной пять лет назад. Нет сомнения также, что подлинность этих писем была удостоверена родным братом Жанны. И наконец, точно известно, что в 1439 году она посетила Орлеан лично и принималась там под именем госпожи дез Армуаз.
В этом кроется тайна.
Стоит ли удивляться, что общественное мнение допускает новую жизнь героини даже после судебного процесса и казни, получивших огласку? Это хорошо вписывается в рамки традиционного суеверия. Народ плохо воспринимает смерть героев и очень часто создает легенды об их новой жизни в самый день их смерти. Надо ли перечислять многочисленные случаи, когда народная молва оживляла тех, смерть которых была констатирована, а также самозванцев, пользовавшихся этой верой и объявлявших себя чудесно спасшимися?
Так прошли через историю лже-Варвики, лже-Дмитрии, лже-Себастьяны. Долго верили в новую жизнь Фридриха Барбароссы. В 1830 году еще многие не верили в смерть Наполеона, и долго после 1945 года многие считали, что Гитлер скрывается где-то на американском ранчо.
Что же касается смерти Жанны д'Арк, можно указать на многочисленные тексты, которые, начиная с XV столетия, бросают на нее тень сомнения, поскольку в 1436 году появилась женщина, называвшая себя Орлеанской Девой, и в 1439 году она приезжала в Орлеан под именем госпожи дез Армуаз.
Чтобы установить личность этой госпожи, надо обратиться к хронике, составленной деканом собора Сент-Тибо в Метце, где впервые отмечено ее появление. Там говорится, что 20 мая 1436 года Дева Жанна появилась в Ла-Грандж-Оз-Орм, недалеко от Сен-Прива. Она не сказала, откуда прибыла, но она повстречала своих соседей-дворян, которые ее знали. Ее братья, которых вызвали для опознания, также ее узнали. Она была осторожна в речах, изъяснялась в основном притчами и ничего не говорила о своих намерениях. Ее снарядили и проводили сначала в Маревиль, затем в паломничество к Нотр-Дам в Льесе, потом в Метц и, наконец, в Арлон, где она была принята герцогиней Люксембургской.
Здесь по ошибке путают герцогиню Люксембургскую с госпожой де Люксембург, которая знала Жанну д'Арк в начале ее пленения. Герцогиня Люксембургская - это Елизавета, дочь Жана Люксембургского, герцога де Герлица, племянница по мужу герцога Бургундского и фактически государыня герцогства. А госпожа де Люксембург, которая проявила сострадание к узнице замка Боревуар, - это была Жанна де Люксембург, которая умерла незамужней в 1430 году. У нее были два племянника, из которых один выдал свою дочь за герцога Бедфордского, а другой, Жан, хозяин замка Боревуар, держал в плену Жанну д'Арк. Именно через своего племянника госпожа де Люксембург и смогла познакомиться с узницей. Таким образом, не соответствует истине утверждение, что знакомство госпожи дез Армуаз с герцогиней Люксембургской имело значение, поскольку эта последняя знала Жанну прежде. Речь идет о двух разных персонах, которые, возможно, не были знакомы друг с другом, и одна из которых умерла за шесть лет до описываемых событий.
Когда были найдены эти документы, изучение их вызвало большое волнение. Не следует думать, что они были новостью. В первый раз они были напечатаны в ноябре 1683 года в «Меркюр галан». Первая фраза декана Сен-Тибо казалась решающей: «Сего года XX дня мая прибыла Дева Жанна, которая была во Франции».
Этому тексту придают большое значение. При этом забывают сказать, что он потерял всякую ценность с тех пор, как был найден второй манускрипт той же хроники. Декан Сен-Тибо, который обманывался сначала, как и остальные, изменил эту свою фразу и написал: «В этом году прибыла девушка, называвшая себя Французской Девственницей и так хорошо игравшая свою роль, что многих ввела в заблуждение, и прежде всего, всех самых значительных лиц».
Таким образом, из «Хроники» ничего больше извлечь нельзя.
Заметим еще, что критический разбор этих текстов, которые нам сейчас представляются новинкой, был сделан впервые в XVII веке Симфорианом Гюйоном, священником из Оратуара.
Никому не известно, откуда явилась особа, которая представлялась вначале под именем Клод. Путь ее очень хорошо прослеживается, начиная с 1436 года. Принятая Елизаветой де Герлитц, она была увезена затем графом Вюртембергским в Кельн. Она носила военные доспехи и сразу начала вмешиваться в политику. Если она была очень сдержана в объяснении способа, каким ей удалось избежать казни, то красноречива в описании всем известных военных действий, а когда два епископа оспаривали епископское кресло в Треве, она решительно приняла сторону одного из них. Подобно Жанне д'Арк, которая способствовала коронованию Карла VII в Реймсе, она решила возвести в сан своего епископа. Такое поведение совершенно справедливо привлекло внимание властей, и инквизитор Генрих Калтизер вызвал ее в свой суд и собирался арестовать. Все эти факты вместе с предъявленными претензиями были перечислены в «Форникариуме» Жана Нидера, знаменитого доминиканца, современника этих событий. Он умер в 1440 году. Досадно, что на эти материалы нет ссылок и даже намеков.
Девица избежала суда и вернулась в Арлон, где чуть позже вышла замуж за Роберадез Армуаза. Считается, что был заключен брачный договор, которого никто никогда не видел и о котором сообщалось только в «Меркюр галан» 1683 года. Об этом нет упоминаний нигде, кроме как у П. Винье, специалиста по литературным мошенничествам. Он воспроизводит также купчую, заключенную Робером дез Армуазом и женщиной по имени Жанна де Лис, Девой Франции. Но, извлекая этот материал из истории Лоренаде Дом Калме, забывают сказать, что автор сопроводил этот факт замечанием: «Это Орлеанская Дева или, скорее, авантюристка, взявшая ее имя и вступившая в брак с сеньором Робером дез Армуазом»
Ее целью было добиться встречи с Карлом VII. Она нашла поддержку у братьев Жанны д'Арк, и эта поддержка является единственным загадочным местом в этой истории. Были ли они жертвами обмана или сообщниками? Мы склонны считать их сообщниками, так как трудно представить, что они по ошибке приняли самозванку за свою сестру. Логично предположить, что, поскольку их сестра была для них прежде всего выгодным делом, они попытались возобновить авантюру.
Резонность этого мнения подтверждает другой, очень похожий факт. Через 16 лет, в 1452 году, другая авантюристка выдавала себя за Жанну д'Арк и привлекала как свидетелей двух кузенов Жанны. Кюре из Сермеза, вызванный в качестве свидетеля во время дознания в 1476 году, сказал, что они были тем более покладисты, что власти из любезности устроили во время ее пребывания у них «большой и веселый пир». Если принять во внимание, что за доставку в Орлеан письма от так называемой сестры брат Жанны д'Арк получил от городских властей двенадцать ливров и что было достаточно несколько пирушек, чтобы другая самозванка была признана кузенами Жанны, поневоле станешь скептиком. Анатоль Франс, более снисходительный, чем мы, заключил: «Они верили, что это правда, потому что им хотелось, чтобы это было правдой».
Госпожа дез Армуаз, не получив ответа от Карла VII, уехала в Италию. Здесь ее след немного теряется, но из ее более позднего признания следует, что она предлагала свои услуги папе римскому. О том, что она делала в течение трех лет, ничего определенного неизвестно. Она снова появилась в Орлеане в июле 1439 года. Надо думать, что в этом городе не очень верили в ее подлинность, поскольку вопреки письмам, которые она присылала в 1436 году, в городских реестрах можно найти записи о плате в мае 1439 года за мессы, отслуженные за упокой ее души.
Три месяца спустя она и сама появилась. Надо признать, что приняли ее хорошо. Кто ее принимал? Этого мы не знаем. Намекают, что она встретила того, у кого она жила во время осады. Это только предположение. Кроме того, считается, что ее мать. Изабелла Роме, жила в этом городе. Для такого утверждения нет оснований, так как первое упоминание, которым мы располагаем, о присутствии матери Жанны д'Арк в Орлеане относится к 7 июля 1440 года, то есть датируется годом позже.
Следует отметить, что ее так называемые братья не сопровождали ее и, по-видимому, больше не вмешивались в ее дела. О них вообще больше не упоминают в этой связи.
Не выходя за пределы достоверной информации, можно сказать только, что факт принятия госпожи дез Армуаз за Орлеанскую Деву уже сам по себе экстраординарен. Это единственный момент, достойный исследования, но он носит характер скорее психологический, чем исторический. Со времени освобождения города прошло десять лет, и множество людей, видевших настоящую Жанну, было еще живо. Каким образом массовое легковерие - чему, впрочем, и раньше были примеры - позволило самозванке заставить ее признать - вот достойный сюжет для исследований психологов. Пусть это замечание не покажется признанием поражения и стремлением уклониться от дискуссии. Мошенничество в данном случае разоблачается неоспоримыми документами, и не остается ничего другого, как обратиться к психологам за объяснением этих фактов.
На самом деле, госпожа дез Армуаз, будучи вынуждена покинуть Орлеан с некоторой поспешностью, в начале августа, не окончив даже предложенный ей обед, скитается некоторое время. Она появляется в Type, откуда посылает королю письмо с гонцом, чьи дорожные расходы оплачивает муниципалитет. Ответа она не получает, исчезает на несколько месяцев и снова появляется в Париже, где пытается повторить маневры, так хорошо ей удавшиеся в Орлеане.
В газете «Журнал дэн буржуа де Пари» в августе 1440 года было напечатано известие: «Недавно прибыла мнимая Дева, которую в Орлеане принимали с большим почетом». Последние слова не оставляют сомнения в том, что речь идет о госпоже дез Армуаз. Поскольку парижская публика начала волноваться, университет и парламент решили арестовать дез Ар-муаз и предать суду, где она была довольно сурово допрошена, в присутствии публики, на мраморном камне. Результат был ошеломляющим. Авантюристка признала свой обман, свой брак и рождение двоих детей. Разоблаченная и, следовательно, уже неопасная, она была изгнана из Парижа.
О последующих ее приключениях известно очень немного. Не исключено, что она была той самой фальшивой Жанной д'Арк, которой удалось все же добиться аудиенции у Карла VII и которой пришлось признать свой обман. Один эрудит, господин Лесуа де ла Марш, нашел, в конце концов, драгоценный документ, который, по всей видимости, завершает эту историю. В 1457 году король Рене подписал прошение о помиловании авантюристки, арестованной в Сомюре за разные мошенничества. Она была в это время вдовой Робера дез Армуаза и вторично замужем за неким Жаном Дуйе из города Анже. В этом документе говорится, что «она долгое время называла себя Жанной Девственницей, обманывая или заставляя обманывать многих других людей, которые в свое время видели настоящую Жанну, освобождавшую осажденный Орлеан от врагов короля». Мы не имеем права игнорировать этот текст.
Такова эта история, которая известна уже с очень давних времен. Сюжет этот исчерпан, и нет смысла его пересматривать, разве что для того, чтобы нарисовать картину мистификации…
ТАЙНА «ЗЕМЛИ ПОПУГАЕВ»
Прошло почти пять лет с тех пор, как Васко да Гама, обогнув мыс, открытый Бартоломеу Диашем, нашел новый путь в Индию. Это означало, что отныне Лиссабон будет напрямую связан с Каликутом и сокровища Малабара и Голконды будут выгружаться на берегах Португалии. И мыс, который Диаш назвал «мысом бурь», король Жуан переименовал в «мыс Доброй Надежды» - как символ будущего процветания своей страны.
Каждый день на площадях португальской столицы собирались многочисленные толпы мореплавателей, купцов и банкиров всех национальностей, и каждый мечтал принять участие в предприятии таком же, как то, что открыло для Васко да Гама двери в бессмертие.
Среди них был нормандский дворянин по имени Бино Польмье де Гонневиль, который имел репутацию счастливого моряка и осмотрительного негоцианта. Он рассказывал, что знает дорогу в Индию и готов доставить оттуда судно, полное пряностей. Его рассказы звучали убедительно, и Гонневиль быстро собрал нужную сумму, чтобы зафрахтовать небольшое судно грузоподъемностью 120 тонн, носившее многообещающее имя «Надежда». Экипаж состоял из шестидесяти решительных мужчин - солдат и моряков, набранных из бездельников и искателей приключений, заполнявших портовые набережные.
Штаб предприятия состоял из двух французских лоцманов, умевших неплохо пользоваться навигационными приборами, писаря, который должен был совмещать функции рисовальщика и картографа, и хирурга. Гон-невиль взял с собой также двух опытных португальцев, которые утверждали, что знают дорогу, так как плавали с Васко да Гамой. И наконец - двоих купцов, вложивших капитал в боевое снаряжение корабля, в чью задачу входило блюсти интересы судовладельцев.
«Надежда» была вооружена двумя бронзовыми пушками, двумя чугунными орудиями и шестью легкими мушкетами. Коммерческий груз состоял из многих тонн скобяных изделий, мелких стеклянных изделий из Венеции, рулонов драпа, дрогета, бумазеи, полотна и бархата - все это предназначалось для мирного населения Индии.
Маленький корабль отплыл из французского порта Онфлер 24 июня 1503 года. Обстоятельства плавания «Надежды» долгое время были известны в очень неточном варианте: говорили, что Гонневиль на пути к знаменитому мысу попал в ужасные шторма, уйдя от которых, оказался в плену мертвого штиля; что его экипаж понес большие потери от цинги, а запасы пресной воды подошли к концу, когда вдруг на юге показалась земля. Корабль бросил якорь в широком устье реки, берега которой были населены совершенно голыми людьми и разноцветными попугаями. Гон-невиль оставался там в течение шести месяцев, и поскольку его экипаж отказался продолжать путь в Индию, он направился во Францию, забрав с собою молодого «дикаря» по имени Эссомерик, сына местного вождя. Корабль был уже у полуострова Котантен, когда его стали преследовать пираты, от которых нельзя было спастись иначе, как направив корабль на каменистый берег…
Капитан представил королевскому прокурору в Руане отчет о своем путешествии, сделанный по памяти, так как корабельные журналы исчезли при кораблекрушении. Родные и друзья Гонневиля отказались от снаряжения второй экспедиции, и мореплаватель с достоинством удалился в свою родовую усадьбу, чтобы никогда больше не говорить о своем путешествии. В самом деле, стоит ли разговоров маленькое суденышко на сто двадцать тонн, разбившееся о берег после двухлетнего плавания? Воспоминания, продиктованные секретарю суда - это все, что осталось от загадочного путешествия. Но и этот хрупкий документ также со временем ушел в тень, и рассказ об этом приключении, разукрашенный фантазией, обросший новыми, необходимыми, по мнению рассказчиков, деталями, постепенно утратил достоверность. Но суть все же осталась: французские моряки, направляясь в Индию, открыли новую землю на юге и высадились на нее.
Что это была за земля?
Австралия! Так, по крайней мере, предположил историк Лапопе-линьер, который вытащил из забвения Гонневиля и его «Надежду». «Никто в мире не знает, - писал он в труде, озаглавленном «Три мира», - что на семнадцать лет раньше предприятия Магеллана торговое судно, вышедшее из Онфлера, повторило путь Васко да Гамы, первое причалило к австралийскому берегу и торговало с жителями этой страны… Французы позволили испанцам и португальцам присвоить себе честь этого открытия».
Путешествием Гонневиля снова заинтересовались, возникло множество вопросов. В каком месте он причалил? В какой части Австралии он торговал? Никто этого не знал.
В игру вступили географы: в первые годы XVII века Ортелиус - фа-вер на службе у Филиппа II и ученик Меркатора, фламандского картографа, автора сборника карт и описаний европейских стран, названного «Атласом» (изд. 1595 года), - построил карту мира, внизу которой простиралась «Австралийская терра инкогнита» недалеко от Огненной Земли и к югу от Африки, носящая название «Земля Попугаев».
Шли годы. Через сто пятьдесят лет после плавания «Надежды» путешествия в Австралию стали модными. Приближалось время, когда европейские государи, особенно те, которым не достался кусок американского пирога, начали беспокоиться относительно господства на Юге. И тут зазвучал голос, скорее весомый, чем ученый, снова требовавший, во имя Франции, вернуть честь открытия Австралии Гонневилю, который побывал там раньше португальцев. Это был голос аббата Польмье де Куртона, каноника собора в Лизье. Он был прямым потомком Эссомерика и считал себя очень сведущим в дальних морских путешествиях, вероятно, потому, что предок его прибыл с Юга. Но этот ученый каноник не знал, где находится Земля Попугаев, откуда происходили его предки.
Гонневиль, удалившись в свои нормандские владения и будучи не в состоянии вернуть Эссомерика его отцу, занялся образованием юного принца. Преподав ему основы христианской религии, он женил его на своей племяннице, Сюзанне Польмье, наследнице солидного состояния в Котангенс, и сделал своим единственным наследником. И теперь аббат Польмье, отпрыск этой знатной французской семьи и потомок короля Ароска (так звали австралийского владыку), затеял кампанию по восстановлению чести и славы своего двоюродного деда как первооткрывателя Австралии. Он доказывал с помощью множества аргументов, что Гонне-виль дал Франции бесспорное право на владение новым континентом.
Роясь в старых шкафах, принадлежавших его семье, он нашел копию свидетельских показаний, представленных его предком в адмиралтейство Нормандии. Но первой заботой святого отца было получить от короля Франции согласие на отправку католической миссии с целью обращения в христианство его «диких» родственников. Пространно пересказывая бесценный документ, перескакивая с пятого на десятое, он изготовил в высшей степени фантастические мемуары, проявляя скорее некомпетентность, чем злую волю, в такой легкомысленной оценке событий.
У аббата Польмье были очень большие связи; он представил свое сочинение монсеньору Винсенту де Полю, главе отцов-миссионеров, который, к несчастью, умер прежде, чем ему представился случай показать это сочинение папе. Но рукопись каноника попала в руки господина Кра-муази, известного книгопродавца с улицы Сен-Жак. Этот почтенный и дальновидный коммерсант, не спрашивая ни у кого совета, поспешил напечатать и распространить сочинение со всеми его недостатками и даже ошибками. Реклама способствовала распространению сочинения среди образованной публики; оно было озаглавлено так: «Записка, касающаяся создания христианской миссии в Третьем Мире, называемом иначе Австралийской Землей, Южной, Антарктической и Неизвестной», составленная духовным лицом - уроженцем австралийской земли и посвященная папе Александру VII Жаном Польмье де Куртоном.
Каждый день на площадях португальской столицы собирались многочисленные толпы мореплавателей, купцов и банкиров всех национальностей, и каждый мечтал принять участие в предприятии таком же, как то, что открыло для Васко да Гама двери в бессмертие.
Среди них был нормандский дворянин по имени Бино Польмье де Гонневиль, который имел репутацию счастливого моряка и осмотрительного негоцианта. Он рассказывал, что знает дорогу в Индию и готов доставить оттуда судно, полное пряностей. Его рассказы звучали убедительно, и Гонневиль быстро собрал нужную сумму, чтобы зафрахтовать небольшое судно грузоподъемностью 120 тонн, носившее многообещающее имя «Надежда». Экипаж состоял из шестидесяти решительных мужчин - солдат и моряков, набранных из бездельников и искателей приключений, заполнявших портовые набережные.
Штаб предприятия состоял из двух французских лоцманов, умевших неплохо пользоваться навигационными приборами, писаря, который должен был совмещать функции рисовальщика и картографа, и хирурга. Гон-невиль взял с собой также двух опытных португальцев, которые утверждали, что знают дорогу, так как плавали с Васко да Гамой. И наконец - двоих купцов, вложивших капитал в боевое снаряжение корабля, в чью задачу входило блюсти интересы судовладельцев.
«Надежда» была вооружена двумя бронзовыми пушками, двумя чугунными орудиями и шестью легкими мушкетами. Коммерческий груз состоял из многих тонн скобяных изделий, мелких стеклянных изделий из Венеции, рулонов драпа, дрогета, бумазеи, полотна и бархата - все это предназначалось для мирного населения Индии.
Маленький корабль отплыл из французского порта Онфлер 24 июня 1503 года. Обстоятельства плавания «Надежды» долгое время были известны в очень неточном варианте: говорили, что Гонневиль на пути к знаменитому мысу попал в ужасные шторма, уйдя от которых, оказался в плену мертвого штиля; что его экипаж понес большие потери от цинги, а запасы пресной воды подошли к концу, когда вдруг на юге показалась земля. Корабль бросил якорь в широком устье реки, берега которой были населены совершенно голыми людьми и разноцветными попугаями. Гон-невиль оставался там в течение шести месяцев, и поскольку его экипаж отказался продолжать путь в Индию, он направился во Францию, забрав с собою молодого «дикаря» по имени Эссомерик, сына местного вождя. Корабль был уже у полуострова Котантен, когда его стали преследовать пираты, от которых нельзя было спастись иначе, как направив корабль на каменистый берег…
Капитан представил королевскому прокурору в Руане отчет о своем путешествии, сделанный по памяти, так как корабельные журналы исчезли при кораблекрушении. Родные и друзья Гонневиля отказались от снаряжения второй экспедиции, и мореплаватель с достоинством удалился в свою родовую усадьбу, чтобы никогда больше не говорить о своем путешествии. В самом деле, стоит ли разговоров маленькое суденышко на сто двадцать тонн, разбившееся о берег после двухлетнего плавания? Воспоминания, продиктованные секретарю суда - это все, что осталось от загадочного путешествия. Но и этот хрупкий документ также со временем ушел в тень, и рассказ об этом приключении, разукрашенный фантазией, обросший новыми, необходимыми, по мнению рассказчиков, деталями, постепенно утратил достоверность. Но суть все же осталась: французские моряки, направляясь в Индию, открыли новую землю на юге и высадились на нее.
Что это была за земля?
Австралия! Так, по крайней мере, предположил историк Лапопе-линьер, который вытащил из забвения Гонневиля и его «Надежду». «Никто в мире не знает, - писал он в труде, озаглавленном «Три мира», - что на семнадцать лет раньше предприятия Магеллана торговое судно, вышедшее из Онфлера, повторило путь Васко да Гамы, первое причалило к австралийскому берегу и торговало с жителями этой страны… Французы позволили испанцам и португальцам присвоить себе честь этого открытия».
Путешествием Гонневиля снова заинтересовались, возникло множество вопросов. В каком месте он причалил? В какой части Австралии он торговал? Никто этого не знал.
В игру вступили географы: в первые годы XVII века Ортелиус - фа-вер на службе у Филиппа II и ученик Меркатора, фламандского картографа, автора сборника карт и описаний европейских стран, названного «Атласом» (изд. 1595 года), - построил карту мира, внизу которой простиралась «Австралийская терра инкогнита» недалеко от Огненной Земли и к югу от Африки, носящая название «Земля Попугаев».
Шли годы. Через сто пятьдесят лет после плавания «Надежды» путешествия в Австралию стали модными. Приближалось время, когда европейские государи, особенно те, которым не достался кусок американского пирога, начали беспокоиться относительно господства на Юге. И тут зазвучал голос, скорее весомый, чем ученый, снова требовавший, во имя Франции, вернуть честь открытия Австралии Гонневилю, который побывал там раньше португальцев. Это был голос аббата Польмье де Куртона, каноника собора в Лизье. Он был прямым потомком Эссомерика и считал себя очень сведущим в дальних морских путешествиях, вероятно, потому, что предок его прибыл с Юга. Но этот ученый каноник не знал, где находится Земля Попугаев, откуда происходили его предки.
Гонневиль, удалившись в свои нормандские владения и будучи не в состоянии вернуть Эссомерика его отцу, занялся образованием юного принца. Преподав ему основы христианской религии, он женил его на своей племяннице, Сюзанне Польмье, наследнице солидного состояния в Котангенс, и сделал своим единственным наследником. И теперь аббат Польмье, отпрыск этой знатной французской семьи и потомок короля Ароска (так звали австралийского владыку), затеял кампанию по восстановлению чести и славы своего двоюродного деда как первооткрывателя Австралии. Он доказывал с помощью множества аргументов, что Гонне-виль дал Франции бесспорное право на владение новым континентом.
Роясь в старых шкафах, принадлежавших его семье, он нашел копию свидетельских показаний, представленных его предком в адмиралтейство Нормандии. Но первой заботой святого отца было получить от короля Франции согласие на отправку католической миссии с целью обращения в христианство его «диких» родственников. Пространно пересказывая бесценный документ, перескакивая с пятого на десятое, он изготовил в высшей степени фантастические мемуары, проявляя скорее некомпетентность, чем злую волю, в такой легкомысленной оценке событий.
У аббата Польмье были очень большие связи; он представил свое сочинение монсеньору Винсенту де Полю, главе отцов-миссионеров, который, к несчастью, умер прежде, чем ему представился случай показать это сочинение папе. Но рукопись каноника попала в руки господина Кра-муази, известного книгопродавца с улицы Сен-Жак. Этот почтенный и дальновидный коммерсант, не спрашивая ни у кого совета, поспешил напечатать и распространить сочинение со всеми его недостатками и даже ошибками. Реклама способствовала распространению сочинения среди образованной публики; оно было озаглавлено так: «Записка, касающаяся создания христианской миссии в Третьем Мире, называемом иначе Австралийской Землей, Южной, Антарктической и Неизвестной», составленная духовным лицом - уроженцем австралийской земли и посвященная папе Александру VII Жаном Польмье де Куртоном.