Нестерина Елена Вячеславовна. Деньги на бочку !

   - Пётр Брониславович, за что? - спросил Витя Рындин, указывая на новенькую.
   Десять кругов было серьёзно - площадку перед школой во время строительства всю закатали под стадион, и один круг по ней равнялся примерно трёмстам метрам. Так что уж десять кругов, это о-го-го...
   - Пусть бежит, - ответил Пётр Брониславович, - героизма нагоняет себе побольше. Нечего будущих учительниц смущать.
   - Сократите. - предложил Витя, тем более, что все прочие ребята уже приступили к метанию мяча и не особенно перетруждались. И наблюдали, как там бежит наказанная новенькая.
   Витя Рындин занимался пятиборьем, добился в этом значительных успехов, был весьма мощным мальчиком, а потому Петр Брониславович считал его своей гордостью.
   Петр Брониславович хмыкнул и подумал. А затем, увидев, как Арина Балованцева в очередной раз приближается к нему, свистнул в свисток и махнул ей рукой:
   - Достаточно! Сходи! Всё, всё, Балованцева, слышишь?
   Но новенькая помотала головой и продолжала бежать. Она, понятное дело, была гордая.
   Пока все остальные кидали мячи и подбирали их, Витя догнал её.
   - Тебе же Петр Брониславович сказал, что всё, так что давай, останавливайся.
   Девчонка не хотела останавливаться.
   - Сказал - десять, пробегу десять. - ответила она.
   - Но он же потом другое сказал. - возразил Витя.
   - Надо отвечать за свои слова.
   - Но... Он передумал. - упрашивал Витя.
   - А со мной так не надо.
   - Но ведь устанешь же.
   - Ну что ж делать...
   - Тогда я с тобой побегу. - заявил Витя и уже не отставал ни на шаг.
   - Хочешь - беги.
   ...Оставалось ещё четыре с половиной круга. Было видно, что у Балованцевой сил уже не было никаких.
   - Смешно сдаваться? - еле слышно проговорила она Вите Рындину.
   - Смешно. - согласился Витя. - Тогда давай руку. Так легче. Мы будем беговая машина.
   Новенькая пожала плечами и подала Вите свою руку. Они побежали живее, и Петр Брониславович , сидя на бревне, с грустью смотрел на пару бегущих детей. И представлял, как здорово было бы, если бы и он вот так мог бежать рядом со Светланой Юрьевной...
   - Переходите на шаг, на шаг! - когда оставалось уже совсем чуть-чуть, скомандовал он. - Постепенно!
   И вот уже Арина Балованцева стояла на бордюре и хитро улыбалась, глядя на Петра Брониславовича. Витя Рындин стоял рядом. Просто стоял рядом и молчал.
   - Поздравляю, это достойная победа. - Петр Брониславович подошёл к новенькой. - Надо любить спорт, и тогда эту же дистанцию можно будет пробежать с более хорошим результатом времени.
   - Ой, девочки, смотрите - влюбились! - показывая пальцем на Витю и новенькую, начала было Даша Спиридонова, но Витя резко повернулся и сурово посмотрел на неё, так что Даша замолчала.
   На следующем после физкультуры уроке русского языка Витя Рындин молча уселся на свою новую парту, не обращая больше ни на кого внимания. И Балованцева тоже молча достала книжку "Сердце Банивура", открыла её. Урок начался.
   Глава III
   Проблемы в личной и общественной жизни
   На следующий день после занятий Петр Брониславович караулил у входа. Высыпали на улицу весёлые практикантки, некоторые захихикали, косясь на него, и в их толпе он заметил Светлану Юрьевну. Нужно было совершить решительный шаг.
   Вскоре почти никого из практиканток не осталось, и лишь Светлана Юрьевна стояла на ступеньках. Это был шанс.
   Петр Брониславович приблизился к ней.
   - Как вам погода, Светлана Юрьевна? - спросил он. - Сдаётся мне, что дождь собирается.
   Дождь тем временем собрался и пошёл. Подул ветер, затрепал плащом Светланы Юрьевны, набросал ей на лицо множество холодных дождевых капель. Светлана Юрьевна отвернулась от ветра и подошла поближе к Петру Брониславовичу.
   - Прогуляться не хотите?
   Светлана Юрьевна лишь заулыбалась, и, увидев, как к крыльцу подъезжает машина, начала прощаться.
   Петр Брониславович только хотел поинтересоваться, как прошёл сегодняшний учебно-рабочий день, но Светлана Юрьевна уже сбежала со ступенек. Навстречу ей из машины выходил молодой человек, видимо, жених.
   - Я же книжку вам обещал, Светлана Юрьевна...
   Но Светлана Юрьевна лишь кивнула Петру Брониславовичу на прощанье.
   И вот машина увезла её, а Петр Брониславович остался один. Он скорбно вздохнул, совершил отмашку рукой и направился в спортивный зал.
   И тут из-за угла вывернул Антон Мыльченко и бросился за ним.
   - Петр Брониславович, вы лучше! - заглядывая своему учителю в лицо, затараторил он. - Просто надо зайти с неожиданной стороны, удивить, поразить! Чем-нибудь таким, чего никто не умеет!
   - Антон, что ты говоришь? Отставить подобные разговоры со старшим по званию.
   - Петр Брониславович, я никому не скажу, я сам бываю поражённым любовью! Я знаю средство!
   - Какое ещё средство, Антон? А чего тебе домой не идётся? Иди уроки учи.
   - Любовь - это романтизм. - закатив глазки к потолку, проговорил Антоша. - Вы ей, в смысле предмету своей любви, стихи напишите!
   - Стихи?
   - Стихи. Опишите сегодняшнюю встречу, как всё вам запомнилось! - Антон захлёбывался охватившим его энтузиазмом и бежал широкими прыжками, едва успевая за мощной поступью классного руководителя. - И подарите ей! Незаметно так куда-нибудь в сумку в её засуньте. Ну, и цветочек там, на память...
   - Антон, ну-ка марш домой! - Петр Брониславович остановился. - И сделай-ка, дружок, двадцать приседаний сейчас, а ещё сто дома, чтоб у тебя всё это из головы вылетело единовременно! Ну-ка, раз-два!
   Антоша принялся приседать, каждый раз плюхая рюкзаком по полу, потому что в волнении не сообразил выпустить его из рук.
   И когда ему пришлось быстро бежать вон из школы под строгим взглядом Петра Брониславовича, Антоша не переставал думать про себя: "Ничего, я помогу вам, Петр Брониславович, я вам такие стихи напишу, что прямо английская королева сразу в вас влюбится!" И рифмы уже складывались в его голове одна к одной, и носились перед глазами прекрасные образы практикантки, ветер, дождь, любовь, мечта...
   На этой неделе сдача денег на обед прошла благополучно. Пётр Брониславович, контролировавший этот процесс, передал деньги в столовую и, поскольку его класс теперь в полном составе питался, принося пользу своим организмам, ответственный мужчина смог вздохнуть спокойно. Ведь другие проблемы, более серьёзные, заняли его ум и трепетную душу...
   А тем временем в его классе в течение недели у нескольких человек вновь пропали деньги. Невозможно было уже терпеть такое, так что ребята возмущались и негодовали.
   - Нужно Брониславовичу пожаловаться! - кричал кудрявый Мамед Батыров, потрясая зажатой в кулаке кепкой.
   - Пусть милицию вызывает! - пискнула Зоя Редькина.
   - Ты что, Редькина, больная? - серьёзно посмотрел на неё Владик Федюшов. - Это же такой позор! Нельзя милицию. Нужно самим что-то сделать! Все помнят свои деньги? Какие суммы, какими бумажками? Я, например, свои помню. У меня на одной купюре какие-то цифры карандашом написаны. А на другой угол надорван.
   - А у меня, а у меня... - вылез вперёд Антоша Мыльченко.
   - А тебя, Гуманоид, вообще не спрашивают. - оборвал его Костя Шибай. Что ты суетишься? Подожди.
   Антона затёрли в угол.
   - Слушайте, а вообще странно... - выступила вперёд Даша Спиридонова. Всё ведь было нормально. Пока в наш класс...
   - Новенькая не пришла! - догадался Владик Федюшов, но, точно сказал что-то нехорошее, тут же зажал рот рукой и оглядел своих одноклассников.
   - Ой...
   Все посмотрели на новенькую, которая невозмутимо сидела за партой, попивала минеральную водичку и читала книгу.
   - У неё-то, небось, ничего не пропало. - прошептала Даша Зое Редькиной на ухо. - А так бы сейчас возмущалась бы бегала.
   - Да. - согласилась Зоя и с ненавистью посмотрела на новенькую.
   - Надо жаловаться. - решительно проговорил кто-то из ребят.
   - А как жаловаться-то? - спросил Владик. - Доказательств-то никаких нет.
   - И денежек наших тоже... - всхлипнул Антоша.
   - Стало быть, нужно найти эти доказательства. - решительно заявил Костя Шибай, усаживаясь за парту.
   Ведь давно шёл урок. Учитель географии Сергей Никитич с опозданием явился в класс, раскрыл журнал, огляделся, отмечая, что сегодня в седьмом "В" ведут себя потише, и принялся одного за другим вызывать учеников к доске и пытать их. Все вспомнили об этом и начали бояться...
   Влюблённый Петр Брониславович тосковал. С удвоенной нагрузкой бегали и прыгали ученики под его руководством. Проходили дни за днями, и однажды Светлана Юрьевна с таинственным видом сама подошла к нему.
   - Петр Брониславович, я и не знала, что вы поэт. - начала она.
   - В некотором роде все мы поэты, Светлана Юрьевна, - взбодрился сразу Петр Брониславович.
   - Я обнаружила ваши стихи ...
   - В каком смысле мои стихи?
   - Я понимаю, вы скромный. - Светлана Юрьевна готова была расхохотаться, уж очень Петр Брониславович был сейчас смешной. И стихи его тем более.
   Но прозвенел звонок, и Петру Брониславовичу нужно было спешить на урок. Он удалился, а Светлана Юрьевна, оставшаяся в учительской, принялась показывать какой-то листок своим подружкам, которые долго и весело смеялись над тем, что там было написано.
   Антон Мыльченко очень любил поэзию. Он читал множество поэтической литературы - и толстые тома, и тоненькие самопальные стихотворные сборнички современных авторов. И мечтал о создании собственного сборника... Чужие строчки не раз приводили его в восхищение, даже в экстаз. Антон плакал над ними. И не раз он трагически восклицал, наткнувшись на ту или иную строчку:
   - Ну как же так?! Меня опять обскакали! Это же моя мысль, моя рифма! Украли, передрали... Эх, и как они об этом догадались у себя в девятнадцатом веке! Ведь это я придумал...
   И он, обиженный, но вдохновлённый, бросался сочинять своё очередное произведение. Чужие стихотворные строчки и рифмы переплетались в Антошиной голове с его собственными. Такими стихи и ложились на бумагу - так что даже сам автор не мог уже определить, где он сам написал, а где какая чужая строчка затесалась. Любил Антоша поэзию, очень любил...
   И верил, что она всем приносит удовольствие и счастье, да ещё и вершит людские судьбы. Так что обещание помочь Петру Брониславовичу в создании стихов для его возлюбленной, где описывались бы метания и страдания его влюблённой души, не было пустыми словами. Антон Мыльченко не терял времени даром.
   И через несколько дней после встречи на ступеньках его сонет был готов. Самым лучшим своим почерком он написал его на двойном тетрадном листе и понарисовал во всех углах букетики цветов для красоты. Вышло замечательно:
   Тот день запомню я надолго,
   К тебе я подойти не смел.
   Моя душа рвалась в осколки,
   Но робость я преодолел.
   Увидел я твой облик милый
   Стояла ты вокруг девчат,
   И плащик твой во тьме унылой
   Весь развевался, как наряд.
   Тебе готов был книгу дать,
   А вместе с книгой своё сердце.
   Но тут пришёл один другой
   Тебя увёз от школьной дверцы.
   И я направился домой,
   Душа моя завыла волком.
   Грустить и плакать мне теперь...
   Тот день запомню я надолго.
   "Пётр Брониславович, Ваш навеки" - так подписал Антон свой сонет, долго и тщательно таился, наконец, выбрал момент и запихнул листок, слегка помяв его, в сумку, оставленную Светланой Юрьевной на стуле.
   - Ну, теперь у Петра Брониславовича всё хорошо будет! - радостно потирая руки, сообщил Антон своей соседке по парте Зое Редькиной.
   - Почему?
   - Любовь, Зоя, любовь... - загадочно проговорил он, и Зоя выразительно покрутила пальцем у виска.
   Светлана Юрьевна, прочитавшая это стихотворное произведение, естественно, поняла, что это дело рук влюблённого физкультурника, и не решилась ещё раз начинать разговора с Петром Брониславовичем, и теперь старательно избегала его. Показала безумные стихи своим подружкам, те почитали и выдали резолюцию: с сумасшедшими мужчинами-поэтами связываться опасно. И долго-долго смеялись, цитируя его сонет...
   А сам Петр Брониславович, и действительно, написал стихи, как посоветовал Мыльченко, только не показал их своему предмету любви. Постеснялся. Но услышав о том, что его стихам рады, решил, что Светлана Юрьевна, возможно, умеет читать мысли и даже стихи, которые он пытался в уме складывать, а потому горечь его переживаний стала ещё более концентрированной.
   Глава IV
   Как вы это терпите?
   Сергей Никитич очень любил издеваться над учениками. Чтобы его не тревожили, он заставлял всех закинуть свои вещи в кабинет и снова покинуть его - до тех пор, пока не прозвенит звонок. Подождав, пока все положат вещи на парты, он обычно выгонял ребят из кабинета, закрывался там один и занимался своими делами. То рисовал на доске какие-то схемы, то заполнял журнал, то читал что-то. А иногда ничего не делал - просто сидел и ждал звонка. А вещички лежали в кабинете - и не все ученики успевали выхватить из своих рюкзаков и сумок учебники, чтобы успеть подготовиться на перемене к уроку. Дома нужно готовиться - отвечал на возмущённые возгласы Сергей Никитич и злорадно потирал ручки. А не успели подготовиться - вот и получили плохие оценки...
   Сегодня он снова закрылся с сумками в кабинете.
   Семиклассники толклись под дверью и обиженно бурчали.
   - Опять закрылся там и сидит. - заявил Владик Федюшов.
   - С нашими сумками... - пробормотала недовольно Даша Спиридонова.
   - А может, он там по ним шарит?
   - Ой, а у меня там деньги! - ахнула Зоя Редькина. - Девчонки, деньги же!
   Она подобралась к двери и подёргала её. Дверь не открывалась. Зоя суетилась и чуть не плакала. Класс заволновался.
   - Да подожди ты со своими деньгами! - прикрикнули на Зою.
   - Сырник, блин, давай открывай! - нетерпеливо забил кулаками в дверь Костик Шибай.
   - Нам параграф повторить надо! - подхватили девочки.
   - Что мы, не имеем права?
   - А геометрия?
   - Да...
   Но дверь так и не открылась, пока звонок не прозвенел. Никто повторить, конечно же, ничего не успел. Седьмой "В" класс влетел в кабинет со звонком. Сергей Никитич тут же начал опрос.
   И снова выставил всему классу двойки в столбик. Так что теперь каждому нужно было эту двойку "закрывать" - или тянуть руку и отвечать с места, или подходить к Сергею Никитичу после уроков и почти наизусть рассказывать какой-нибудь параграф. Меньше месяца осталось до конца первой четверти, а тут двоек целый журнал, и никаких просветов. Практически у каждого ученика...
   Зачем он это делал? Да просто все шумели на уроке и списывали друг у друга геометрию - туго было в седьмом "В" с точными науками. Кто-то на перемене передрал решения домашней работы у седьмого "А", пустил по классу - и всем было сейчас не до географии.
   Сергей Никитич почему-то не хотел этого понимать. Вот и сейчас - он разозлился, предупредил, что если сейчас все не перестанут бегать с посторонними тетрадями по классу, то он выставит в журнал девятнадцать неудовлетворительных оценок в столбик. Никто не поверил. Тогда Сергей Никитич потёр руки, раскрыл журнал и с довольным видом нарисовал целый столбик двоек.
   Класс замер.
   - И что теперь? - хлопая глазами, проговорил Костик Шибай. - Зачем нам эти двойки-то? У нас и так их полно...
   Сергей Никитич что-то проскрипел в ответ, закрываясь журналом. Ребята подсчитывали свои оценки, прикидывая, что их теперь ждёт, и как исправлять такую неблагоприятную картину. Сразу стало тихо, физиономии у всех погрустнели. Тетрадки с геометрией были заброшены, да и до геометрии ли теперь...
   Новенькая вдруг вскочила со стула и крикнула, глядя на согнутые в покорности и обиде спины своих одноклассников:
   - Слушайте, и как вы это терпите? Над вами же издеваются!
   Все оглянулись на неё.
   - Раз с вами так поступают, то вы-то чего молчите? - продолжала новенькая, собирая тетради и книжки в ранец. - За поведение двойки в журнал не ставят. А мне совершенно неинтересно получать двойки ни за что. Поэтому я пошла отсюда.
   С этими словами новенькая повесила свой военный ранец на спину и твёрдой походкой двинулась к двери.
   - Э-э-э... Куда, Балованцева? - протягивая руки, заблеял растерявшийся Сергей Никитич.
   Кто-то, подчиняясь призыву новенькой, уже тоже вскакивал с места.
   - Назад! Всем сидеть! Я вам всем ещё двойки поста... - закричал Сергей Никитич, но захлебнулся.
   Потому что весь класс ринулся к двери.
   - Погнали отсюда, чего тут сидеть! - кричал Мамед, размахивая кепкой.
   - Усмиряйте нас в устной форме, зачем двойки-то ставить! - вновь заглядывая в дверь, добавила новенькая, когда все её одноклассники покинули кабинет географии.
   - Что-о? - протянул вконец растерявшийся учитель, но дверь за девчонкой уже захлопнулась.
   ... - Ну, всё, теперь он оборзеет! - очутившись вместе со всеми под лестницей, схватился за свою кудрявую голову Мамед.
   - А что, лучше на урок, может, вернуться? - предложила новенькая.
   - Нет уж. - решительно сказала тихая девочка Зоя Редькина, которая хоть и боялась прогуливать, но Сырника видеть уже не желала.
   Возмущённые дети продолжали митинговать.