Страница:
Это Вере вообще невозможно было слышать. Про зад она и так хорошо знала. Но Вера изо всех сил сдерживала слезы. И… оставалась надменно-равнодушной.
Но не могла же она признаться, что на самом деле она просто мечтает о компании веселых друзей, чтобы вечером мчаться к тем, кто тебя ждет, любит, понимает! Но НЕ БЫЛО у нее никакой тусовки – и проситься к кому-нибудь в друзья ей было просто НЕВОЗМОЖНО!!!
Так и сегодня – из любви к Вере мама завела свою традиционную песню.
– Ну почему же ты все время сидишь дома, Верочка? – начала она, подсаживаясь к Вере на диван и обнимая ее. – Почему никуда не ходишь, ни с кем не дружишь?
– Неохота…
– Но ведь, Вера, как ты не понимаешь – это же твои лучшие годы! – волновалась мама. – Тринадцать лет… Мы с папой познакомились примерно в этом возрасте. Да! Мы долго дружили, виделись нечасто, потому что разъехались из нашего двора в разные районы города. Но это было так интересно – встречаться, гулять, расставаться, снова ждать встречи… А наши друзья – ведь многие, как Дидиковы, до сих пор с нами! Да, те, с которыми мы подружились еще в детстве.
– Ага… – охотно закивала Вера. Она знала историю дружбы родителей с Дидиковыми.
Но мама не отставала. Она, кажется, даже про папу забыла, который наверняка уже приехал в гости и теперь там маялся, ожидая ее. И вот-вот начнет звонить, разыскивая…
– Не «ага», Вера! – воскликнула мама. – Поверь: все то, что с тобой случится в детстве, ты будешь помнить всю жизнь! И все, что ты полюбишь, останется с тобой навсегда.
– Мам, ты же сама говорила, что влюбляться еще рано, – подловила маму на противоречии Вера.
– Влюбляться – это одно! – отмахнулась мама. – А любить – другое… Любить можно все, что угодно: собак, книги, игры. И людей, конечно, – друзей и подруг…
– Артистов…
– Ну и артистов, да, – согласилась мама. – А что?
Коллекция фотографий Майкла Джексона, которую мама начала собирать еще в детстве, до сих пор хранилась у нее в заветном чемоданчике.
– Ничего… – улыбнулась Вера.
– Да, Вера! – не сдавалась мама. – Так устроена детская душа: эмоции, которые поселятся в ней, будут сильны и памятны. Особенно положительные эмоции. Многих врагов и обидчиков ты со временем забудешь, а любимые поселятся в твоем сердце навсегда. – Краем парадной кофточки, которую до сих пор держала в руке, мама вытерла нечаянную слезинку, появившуюся в уголке глаза. – Правда, Верочка: в детстве дорог каждый день, важно и памятно любое событие. Это потом уже, во взрослой жизни, дни помчатся колбасой. Будут мелькать так, что и замечать их перестанешь. А ты так расточительно тратишь время… Прошу тебя, не будь букой, дружи с ребятами. Друзья из детства – самые лучшие. Они, конечно, могут, как и любые другие, оказаться предателями, переметнуться куда-нибудь, когда им будет это выгодно. Что ж – кто не рискует… Но все равно детские друзья останутся самыми любимыми. Так что давай – гуляй, дружи, ссорься, мирись, влюбляйся в конце концов! Ведь детство, юность – это такое чудо!
Мама еще хотела что-то добавить, но зазвонил ее сотовый телефон. Она бросилась к своей сумочке, выхватила его – и принялась объяснять папе, почему она все еще дома.
Вера, которая все это время из последних сил сдерживала рыдания, поднялась с дивана, быстро обняла маму, шепнула ей: «Я все поняла!» – и спряталась в ванной. Шум включенного душа отгородил ее от мамы. Мама скоро ушла, и Вера осталась в полном одиночестве. Она грустно сидела под искусственным дождем. И не знала, что же ей нужно делать. Жизнь – тоска и боль, мир грез недосягаем, потому что он все-таки неправда. А друзей просто так взять и найти – совершенно невозможно…
Глава 3
Но не могла же она признаться, что на самом деле она просто мечтает о компании веселых друзей, чтобы вечером мчаться к тем, кто тебя ждет, любит, понимает! Но НЕ БЫЛО у нее никакой тусовки – и проситься к кому-нибудь в друзья ей было просто НЕВОЗМОЖНО!!!
Так и сегодня – из любви к Вере мама завела свою традиционную песню.
– Ну почему же ты все время сидишь дома, Верочка? – начала она, подсаживаясь к Вере на диван и обнимая ее. – Почему никуда не ходишь, ни с кем не дружишь?
– Неохота…
– Но ведь, Вера, как ты не понимаешь – это же твои лучшие годы! – волновалась мама. – Тринадцать лет… Мы с папой познакомились примерно в этом возрасте. Да! Мы долго дружили, виделись нечасто, потому что разъехались из нашего двора в разные районы города. Но это было так интересно – встречаться, гулять, расставаться, снова ждать встречи… А наши друзья – ведь многие, как Дидиковы, до сих пор с нами! Да, те, с которыми мы подружились еще в детстве.
– Ага… – охотно закивала Вера. Она знала историю дружбы родителей с Дидиковыми.
Но мама не отставала. Она, кажется, даже про папу забыла, который наверняка уже приехал в гости и теперь там маялся, ожидая ее. И вот-вот начнет звонить, разыскивая…
– Не «ага», Вера! – воскликнула мама. – Поверь: все то, что с тобой случится в детстве, ты будешь помнить всю жизнь! И все, что ты полюбишь, останется с тобой навсегда.
– Мам, ты же сама говорила, что влюбляться еще рано, – подловила маму на противоречии Вера.
– Влюбляться – это одно! – отмахнулась мама. – А любить – другое… Любить можно все, что угодно: собак, книги, игры. И людей, конечно, – друзей и подруг…
– Артистов…
– Ну и артистов, да, – согласилась мама. – А что?
Коллекция фотографий Майкла Джексона, которую мама начала собирать еще в детстве, до сих пор хранилась у нее в заветном чемоданчике.
– Ничего… – улыбнулась Вера.
– Да, Вера! – не сдавалась мама. – Так устроена детская душа: эмоции, которые поселятся в ней, будут сильны и памятны. Особенно положительные эмоции. Многих врагов и обидчиков ты со временем забудешь, а любимые поселятся в твоем сердце навсегда. – Краем парадной кофточки, которую до сих пор держала в руке, мама вытерла нечаянную слезинку, появившуюся в уголке глаза. – Правда, Верочка: в детстве дорог каждый день, важно и памятно любое событие. Это потом уже, во взрослой жизни, дни помчатся колбасой. Будут мелькать так, что и замечать их перестанешь. А ты так расточительно тратишь время… Прошу тебя, не будь букой, дружи с ребятами. Друзья из детства – самые лучшие. Они, конечно, могут, как и любые другие, оказаться предателями, переметнуться куда-нибудь, когда им будет это выгодно. Что ж – кто не рискует… Но все равно детские друзья останутся самыми любимыми. Так что давай – гуляй, дружи, ссорься, мирись, влюбляйся в конце концов! Ведь детство, юность – это такое чудо!
Мама еще хотела что-то добавить, но зазвонил ее сотовый телефон. Она бросилась к своей сумочке, выхватила его – и принялась объяснять папе, почему она все еще дома.
Вера, которая все это время из последних сил сдерживала рыдания, поднялась с дивана, быстро обняла маму, шепнула ей: «Я все поняла!» – и спряталась в ванной. Шум включенного душа отгородил ее от мамы. Мама скоро ушла, и Вера осталась в полном одиночестве. Она грустно сидела под искусственным дождем. И не знала, что же ей нужно делать. Жизнь – тоска и боль, мир грез недосягаем, потому что он все-таки неправда. А друзей просто так взять и найти – совершенно невозможно…
Глава 3
Записка от таинственной личности
Вера любила уроки физкультуры – и ненавидела одновременно. Любила за все те нагрузки, которые на них заставляли выполнять, – потому что приятно было испытывать себя на прочность. И ненавидела, конечно же, за форму. За свой спортивный костюм, в котором, разумеется, сама себе не нравилась.
И еще ненавидела за то, что она, при всех прочих выдающихся результатах, не умела лазить по канату. Ну никак! Даже самые слабосильные девчонки с ручками-былиночками – раз-раз-раз! – и оказывались на самом верху толстого каната с завязанным узлом хвостом. А она не могла. Правда, не умела лазить еще и кругленькая пышечка Муся Гладышева – так ей никакой образ девушки-воина был и не нужен. И собой эта девочка-шарик была, кажется, совершенно довольна. А Вера… Вера хотела покорить и канат. Она ведь даже приходила специально, когда в зале никого не было, тренировалась, пытаясь скоординировать действия своих рук и ног. Но или канат игнорировал ее старания, или собственная пятая точка перевешивала – так что ничего у Веры не получалось. Поэтому больше всего перед каждым уроком она боялась, что учитель физкультуры заставит ее на эту гадость непослушную при всех забираться.
Но сегодня этого не случилось. Девочки сдавали отжимания от лавки, а мальчики подтягивания. Вера лихо отжалась сорок раз, получила свою пятерку, понаблюдала, как девчонки, не стараясь, выполнив по пять-десять отжиманий, отходили с «троечкой». Им было просто лень, понимала Вера. Они вполне могли отжаться даже больше ее, девчонкам это не составило бы труда… Но им было явно не до того.
Потому что все они мчались смотреть, как будут подтягиваться мальчишки. На перекладинах, приделанных к верхней части «шведской лестницы», уже мотались первые двое. «Раз, два, три!» – хором считали девчонки количество подтягиваний Женьки-рыжего. Его конкурент Столбиков подтянулся один раз и упал вниз. А рыжий дотянул до пяти раз, спрыгнул – и был встречен овацией.
Вера стояла рядом с девчонками, которые, сидя на лавке, визжали, хлопали в ладоши и подпрыгивали. Лицо ее казалось непроницаемым. Она просто боялась показаться смешной – и все. И не догадывалась, что на самом деле девчонкам, которые иногда оборачивались на нее, наоборот, было неловко за то, что они, как дурочки, визжат, а она – вся такая из себя взрослая и серьезная, выглядит так интересно, что мальчишкам наверняка Верка гораздо больше нравится, чем они…
Вот настала очередь отличника Терехова подтягиваться. Он серьезно занимался спортом – боксом и, как краем уха слышала Вера, уже добился каких-то выдающихся побед.
Смотреть на него было очень приятно. Терехов подтягивался легко, красиво, без всякого труда. Десять, пятнадцать, восемнадцать раз… Когда перевалило за двадцать пять, физкультурник велел ему спрыгивать. «И правильно, – подумала Вера. – Это чтобы никто не видел, что дальше для подтягивания Терехову уже потребуются усилия. Шоу должно вовремя кончаться».
Терехова сменил на перекладине Игорек Денисов. Позор его равнялся нулю подтягиваний. Как ни дергался и ни корчился Игоречек, силенок ему не хватало. Вера вспомнила свой давний удар пяткой ему в лоб – и ей стало стыдно. Эх, тетя, с таким несчастным слабаком справилась…
Но тут же всплыл в памяти и образ ненавистного Пряжкина. А он, кстати, где? Опять прогуливает? Или боится опозориться? А вдруг он тоже не умеет подтягиваться – как она по канату лазить? Вот и прячется, бережет свой имидж от краха… «Мы похожи! – с ужасом подумала Вера. – Неужели это сама судьба ставит дурацкого Пряжкина мне в пару?! Мы должны быть с ним вместе – то есть противными матерщинниками, будущими уголовниками? Я не хочу!!!»
Почему из всех мальчишек своего класса она понравилась именно Коляну Пряжкину? Неужели это тоже – знак судьбы, против которой она пытается переть на танке? Может, судьба предлагает ей стать спокойной широкобокой домохозяйкой – мечтой мордастого пролетария Пряжкина? А она рвется в герои… в то время как в девушки-герои предусмотрен кто-то из ее одноклассниц, таких легких, стройных. Вот встретит, сразу представила Вера, кого-то из девчонок ее восьмого «А» какой-нибудь мастер-ниндзя – скажем, Лилечку – и начнет ее учить. В такого супергероя превратится со временем эта балдень на тонких ножках, что ух! Но останется такой же стройненькой, а красиво и в меру накачанные мышцы добавят телу гармонии и изящества… А с такой пышной фигурой, как у нее, Веры, конечно же, только в сумо надо записываться, трескать центнерами рис и набирать еще больший вес…
От этих уничижительных мыслей у Веры совсем испортилось настроение. Она уселась на гимнастическое бревно и отвернулась от всех. Но даже со спины вид у нее был до такой степени неприступный, что подходить к ней никто не решался. А Вере так, наоборот, хотелось, чтобы кто-нибудь спросил у нее, что случилось, заговорил бы, отвлек, рассмешил. Но кто об этом догадается?
Физкультурник вновь свистнул в свисток, призывая построиться. Как гордый крейсер «Варяг», Вера прошествовала к своему месту в строю, спокойно встала. И услышала:
– Герасимова, мы будем новогодний вечер устраивать. Если пойдешь, с тебя сто рублей и елочная гирлянда.
Это Катя Марысаева, стоящая на несколько человек впереди Веры, шептала ей за спинами девчонок.
– Ты знаешь, Марысаева, я буду занята, – с деловым видом заявила Вера.
– А, ну ладно… – понимающе кивнула Марысаева и, кажется, совершенно не расстроилась по этому поводу.
После физкультуры, в кабинете географии Марысаева уже носилась с косметичкой, в которую складывала собранные на новогодний вечер деньги, и со списком. В него она вносила сведения о том, кто что должен на этот вечер принести. Список, как она пояснила, поможет всем не забыть, кто за что отвечает. И спросить потом чтобы было с кого.
– Так, Герасимова не идет… – мельком взглянув на Веру, проговорила Марысаева и вычеркнула ее из своего списка. – Столбиков, тогда ты елочную гирлянду принеси. Нужно несколько гирлянд, мы их по стенам развесим – получится настоящая дискотека.
Кирилл Столбиков что-то промычал про то, что лишней гирлянды у него нету. Но Марысаева показала ему маленький изящный кулачок, и Столбиков покорно вздохнул. Катька переключилась на девчонок, которые должны были заниматься покупкой напитков и сладостей для праздничного фуршета. Это она придумала, что будет фуршет, а не как раньше в младших классах – каждому по чашке, пирожному и яблоку, и чтоб за чужие порции не хватались! Все ведь теперь взрослые, а фуршет, когда подходи и бери, что хочешь, – это круто…
Не обращая больше на ее суету внимания, Вера уселась за свою парту – в компанию все к тому же флегматичному Столбикову. Влетела географичка – начался урок.
По рядам кто-то передавал записку, и сидящий впереди Миша Севастьянов шлепнул ее перед Верой. «ГЕРАСИМОВОЙ», – с удивлением прочитала Вера на сложенной вчетверо бумажке. Что и говорить, артисткой она стала замечательной – ни один мускул не дрогнул у нее на лице, когда Вера, почему-то заволновавшись, осторожно раскрыла бумажку. Записка была, конечно, не от Пряжкина – его корявый почерк она научилась узнавать, даже если Колян пытался писать печатными буквами. Но кто же это прислал? Девчонки решили подшутить? Вряд ли…
Вера оглядела одноклассников. У доски шлепала указкой по криво висящей географической карте напряженная Лиля Кобзенко. Она очень старалась – ведь ей грозила двойка в четверти. Остальные смотрели или на нее, или в учебники. Марысаева, правда, что-то писала – наверное, список продуктов в порядок приводила. Вряд ли записка – ее рук дело.
И еще ненавидела за то, что она, при всех прочих выдающихся результатах, не умела лазить по канату. Ну никак! Даже самые слабосильные девчонки с ручками-былиночками – раз-раз-раз! – и оказывались на самом верху толстого каната с завязанным узлом хвостом. А она не могла. Правда, не умела лазить еще и кругленькая пышечка Муся Гладышева – так ей никакой образ девушки-воина был и не нужен. И собой эта девочка-шарик была, кажется, совершенно довольна. А Вера… Вера хотела покорить и канат. Она ведь даже приходила специально, когда в зале никого не было, тренировалась, пытаясь скоординировать действия своих рук и ног. Но или канат игнорировал ее старания, или собственная пятая точка перевешивала – так что ничего у Веры не получалось. Поэтому больше всего перед каждым уроком она боялась, что учитель физкультуры заставит ее на эту гадость непослушную при всех забираться.
Но сегодня этого не случилось. Девочки сдавали отжимания от лавки, а мальчики подтягивания. Вера лихо отжалась сорок раз, получила свою пятерку, понаблюдала, как девчонки, не стараясь, выполнив по пять-десять отжиманий, отходили с «троечкой». Им было просто лень, понимала Вера. Они вполне могли отжаться даже больше ее, девчонкам это не составило бы труда… Но им было явно не до того.
Потому что все они мчались смотреть, как будут подтягиваться мальчишки. На перекладинах, приделанных к верхней части «шведской лестницы», уже мотались первые двое. «Раз, два, три!» – хором считали девчонки количество подтягиваний Женьки-рыжего. Его конкурент Столбиков подтянулся один раз и упал вниз. А рыжий дотянул до пяти раз, спрыгнул – и был встречен овацией.
Вера стояла рядом с девчонками, которые, сидя на лавке, визжали, хлопали в ладоши и подпрыгивали. Лицо ее казалось непроницаемым. Она просто боялась показаться смешной – и все. И не догадывалась, что на самом деле девчонкам, которые иногда оборачивались на нее, наоборот, было неловко за то, что они, как дурочки, визжат, а она – вся такая из себя взрослая и серьезная, выглядит так интересно, что мальчишкам наверняка Верка гораздо больше нравится, чем они…
Вот настала очередь отличника Терехова подтягиваться. Он серьезно занимался спортом – боксом и, как краем уха слышала Вера, уже добился каких-то выдающихся побед.
Смотреть на него было очень приятно. Терехов подтягивался легко, красиво, без всякого труда. Десять, пятнадцать, восемнадцать раз… Когда перевалило за двадцать пять, физкультурник велел ему спрыгивать. «И правильно, – подумала Вера. – Это чтобы никто не видел, что дальше для подтягивания Терехову уже потребуются усилия. Шоу должно вовремя кончаться».
Терехова сменил на перекладине Игорек Денисов. Позор его равнялся нулю подтягиваний. Как ни дергался и ни корчился Игоречек, силенок ему не хватало. Вера вспомнила свой давний удар пяткой ему в лоб – и ей стало стыдно. Эх, тетя, с таким несчастным слабаком справилась…
Но тут же всплыл в памяти и образ ненавистного Пряжкина. А он, кстати, где? Опять прогуливает? Или боится опозориться? А вдруг он тоже не умеет подтягиваться – как она по канату лазить? Вот и прячется, бережет свой имидж от краха… «Мы похожи! – с ужасом подумала Вера. – Неужели это сама судьба ставит дурацкого Пряжкина мне в пару?! Мы должны быть с ним вместе – то есть противными матерщинниками, будущими уголовниками? Я не хочу!!!»
Почему из всех мальчишек своего класса она понравилась именно Коляну Пряжкину? Неужели это тоже – знак судьбы, против которой она пытается переть на танке? Может, судьба предлагает ей стать спокойной широкобокой домохозяйкой – мечтой мордастого пролетария Пряжкина? А она рвется в герои… в то время как в девушки-герои предусмотрен кто-то из ее одноклассниц, таких легких, стройных. Вот встретит, сразу представила Вера, кого-то из девчонок ее восьмого «А» какой-нибудь мастер-ниндзя – скажем, Лилечку – и начнет ее учить. В такого супергероя превратится со временем эта балдень на тонких ножках, что ух! Но останется такой же стройненькой, а красиво и в меру накачанные мышцы добавят телу гармонии и изящества… А с такой пышной фигурой, как у нее, Веры, конечно же, только в сумо надо записываться, трескать центнерами рис и набирать еще больший вес…
От этих уничижительных мыслей у Веры совсем испортилось настроение. Она уселась на гимнастическое бревно и отвернулась от всех. Но даже со спины вид у нее был до такой степени неприступный, что подходить к ней никто не решался. А Вере так, наоборот, хотелось, чтобы кто-нибудь спросил у нее, что случилось, заговорил бы, отвлек, рассмешил. Но кто об этом догадается?
Физкультурник вновь свистнул в свисток, призывая построиться. Как гордый крейсер «Варяг», Вера прошествовала к своему месту в строю, спокойно встала. И услышала:
– Герасимова, мы будем новогодний вечер устраивать. Если пойдешь, с тебя сто рублей и елочная гирлянда.
Это Катя Марысаева, стоящая на несколько человек впереди Веры, шептала ей за спинами девчонок.
– Ты знаешь, Марысаева, я буду занята, – с деловым видом заявила Вера.
– А, ну ладно… – понимающе кивнула Марысаева и, кажется, совершенно не расстроилась по этому поводу.
После физкультуры, в кабинете географии Марысаева уже носилась с косметичкой, в которую складывала собранные на новогодний вечер деньги, и со списком. В него она вносила сведения о том, кто что должен на этот вечер принести. Список, как она пояснила, поможет всем не забыть, кто за что отвечает. И спросить потом чтобы было с кого.
– Так, Герасимова не идет… – мельком взглянув на Веру, проговорила Марысаева и вычеркнула ее из своего списка. – Столбиков, тогда ты елочную гирлянду принеси. Нужно несколько гирлянд, мы их по стенам развесим – получится настоящая дискотека.
Кирилл Столбиков что-то промычал про то, что лишней гирлянды у него нету. Но Марысаева показала ему маленький изящный кулачок, и Столбиков покорно вздохнул. Катька переключилась на девчонок, которые должны были заниматься покупкой напитков и сладостей для праздничного фуршета. Это она придумала, что будет фуршет, а не как раньше в младших классах – каждому по чашке, пирожному и яблоку, и чтоб за чужие порции не хватались! Все ведь теперь взрослые, а фуршет, когда подходи и бери, что хочешь, – это круто…
Не обращая больше на ее суету внимания, Вера уселась за свою парту – в компанию все к тому же флегматичному Столбикову. Влетела географичка – начался урок.
По рядам кто-то передавал записку, и сидящий впереди Миша Севастьянов шлепнул ее перед Верой. «ГЕРАСИМОВОЙ», – с удивлением прочитала Вера на сложенной вчетверо бумажке. Что и говорить, артисткой она стала замечательной – ни один мускул не дрогнул у нее на лице, когда Вера, почему-то заволновавшись, осторожно раскрыла бумажку. Записка была, конечно, не от Пряжкина – его корявый почерк она научилась узнавать, даже если Колян пытался писать печатными буквами. Но кто же это прислал? Девчонки решили подшутить? Вряд ли…
«ВЕРА, ОБЯЗАТЕЛЬНО ПРИХОДИ НА НОВОГОДНИЙ ВЕЧЕР!»Вот что было написано в записке. И все – ни подписи, ни пояснения, зачем кто-то непременно хочет ее на новогоднем вечере видеть.
Вера оглядела одноклассников. У доски шлепала указкой по криво висящей географической карте напряженная Лиля Кобзенко. Она очень старалась – ведь ей грозила двойка в четверти. Остальные смотрели или на нее, или в учебники. Марысаева, правда, что-то писала – наверное, список продуктов в порядок приводила. Вряд ли записка – ее рук дело.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента