Камиль ничего подобного не издавал, но причислял себя к той категории сильных личностей, которые, чтобы вызвать внимание, не довольствуются хлопком по плечу, а бьют молотком по голове. Завоевывая авторитет среди морских группировок, первый удар Хаким нанес по России, уничтожив команду российского судна и затопив его; то случилось ровно год назад. Он привык сравнивать, и далекая заснеженная страна в его воображении предстала безответным увальнем. Пока что бородатая маска Большого Бена помогала ему готовить очередной теракт.
У него было все – деньги, флот, неплохие команды. За исключением едва ли не главного: по-настоящему боевых единиц морского десанта. Он видел в деле индонезийских пиратов и саркастически ухмылялся: «Не то». Они были обычными разбойниками с комплексом завышенной самооценки.
Камиль не без интереса просматривал работы художников, надолго задерживаясь у каждого полотна. Он был одет в строгий английский костюм и темную рубашку. Его личный телохранитель Шахин не отпускал босса более чем на пять-шесть шагов. И успешно делал вид, что картины мастеров, уцелевших во время холокоста, привлекают его внимание.
Завадский опоздал на четверть часа. Он появился на экспозиции, пройдя по Аллее Праведников, в 12.45. Как раз в это время Камиль бросил взгляд на часы. Потом на своего агента, также одетого в костюм. Завадский был в темных очках. Фальшивая рыжеватая бородка и усы делали его неузнаваемым.
Камиль одобрительно улыбнулся, пожимая Завадскому руку. Юлий ответил мрачноватым взглядом, скрытым за стеклами очков.
– У меня могут возникнуть проблемы, – ворчливо попенял он Камилю. – Две недели – две встречи. Дважды мне пришлось сочинять обоснование для выезда из Москвы.
– И что ты сочинил в этот раз?
– А-а, – махнул рукой Завадский, скривившись. – Тетка заболела. Она действительно при смерти. Живет неподалеку, на Штраус-стрит.
– Район Меа-Шеарим?
– Да. Откуда ты знаешь? Хотя… – И Завадский снова бессильно махнул рукой.
– Ты беспричинно жестикулируешь, мой друг, успокойся, – притворно мягко посоветовал Хаким. – Докладывай, что тебе удалось узнать.
Завадский несколько секунд настраивался на ответ.
– В районе гибели «Хьюга» американцы развернули щит из трех кораблей. Провели несколько погружений со спасательного судна.
Хаким видел «Атлас» собственными глазами: яхта египетского миллионера прошла в полумиле от него. То было универсальное судно с американской военно-морской базы. Оно было способно проводить любые аварийно-спасательные работы – буксировку, снятие судов с мели, заделку пробоин, тушение пожаров, откачку воды, снятие людей с тонущих судов и даже спасение экипажей затонувших подлодок. Единственно, чего «Атлас» не мог, так это поднять груз со дна моря. Хотя глубина там порядка ста пятидесяти метров. Для этого нужен не универсальный корабль, а специальное судно. Плюс подробный и обоснованный план по поднятию.
– На американской базе есть такое судно? – спросил Камиль.
– Нет. Ты прав – сейчас американские военные разрабатывают программу по поднятию «Хьюга». В Бур-Сафагу идет специализированная баржа Epic.
– Гражданское судно?
– Да. Оно принадлежит управлению по подъему затонувших судов.
– Когда американцы планируют поднять «Хьюг»?
– Не раньше чем через полтора месяца. Водолазы поднимают мелкие обломки и свозят на базу. Там работает комиссия во главе с адмиралом Маккормиком. Он представляет в Израиле и Иордании военно-морскую разведку США.
– Да, я знаю.
«Я говорил об этом», – существенно поправил собеседника Завадский. Как и о многом другом. В частности, почему руководство «Амана» посвятило в секретную операцию именно его. Он представлял военную разведку Израиля в Москве, контактировал с российскими разведчиками, мог сопоставить разрозненные фразы, дать поэтапные заключения: в курсе ли российская сторона «сепаратных» переговоров США и Израиля в секретной миссии «Хьюга».
– Почему именно этот адмирал возглавил комиссию? – продолжал спрашивать Хаким.
– Все просто: он был ответственным за отправку груза из Эйлата. В Тель-Авиве он оставил своего помощника.
– Значит, у нас есть полтора месяца, – покивал Камиль. – Ограничим срок пятью неделями. Время терпит, но у меня так и нет профессиональной команды. Где бы найти настоящих экспертов по диверсиям? – спросил он, улыбнувшись.
– Откуда мне знать? – пожал плечами Завадский.
– У меня тоже могут возникнуть проблемы. Мои интересы в этой области могут быть дешифрованы спецслужбами, и мне перекроют кислород. Боюсь, поверхностная информация уже просочилась. Ты что-нибудь слышал об этом? Что говорят в коридорах «Амана» и офисах российских разведок?
– Об этом я ничего не слышал. Кстати, – Завадский похлопал себя по карману, – я сменил номер сотового телефона. – Он продиктовал новый. Камиль кивнул: «Да, я запомнил». И спросил:
– Беннет знает об этом?
– Нет.
– Я сам свяжусь с ним и продиктую твой новый номер. Беннет остается с тобой на связи.
– Мне он не нравится.
– Мне ты тоже не очень-то симпатичен, а куда деваться? – резковато перебил Камиль. – Докладывай ему обо всем, что касается этого дела. – Египтянин вынул из кармана пачку долларов и незаметно передал Завадскому. – На лечение твоей тетки. Не очень-то ты ее любишь.
Завадский счел за благо не отвечать. Он положил деньги во внутренний карман пиджака.
Наступила пауза. Хаким прошел к следующей картине. Завадский остался на месте. Он краем глаза наблюдал за египтянином, клял и его, и себя. Информация о секретном грузе вылилась в трагедию. Завадский не мог предположить, что Камиль так быстро сориентируется и отреагирует. За неделю он успел подготовить брандер и спланировал операцию по уничтожению, вернее, затоплению американского буксира.
Что еще он запланировал? Узнать бы это. Хотя желания предотвратить очередную драму у Завадского не было. Он, конечно, мог сбросить инкогнито секретные данные в родной «Аман», но поплатившись за это своей головой.
4
Хургада, Египет
Пьер Фини, имеющий итальянские корни, перебрался с семьей на родину – в Тулон аккурат на свой 45-летний юбилей и устроился на работу в научно-исследовательскую группу, занимающуюся изучением и решением проблем человека под водой; эта работа ему быстро надоела. Сейчас бывшему морскому пехотинцу сорок девять. Он невысокого роста, приземист, с широкими седыми бровями. Ищет сезонную работу.
Одетый в пеструю рубашку с короткими рукавами и синие потертые джинсы, Пьер стоял перед Камилем Хакимом и отвечал на его вопросы.
– Какую школу вы закончили?
– Школу подводного плавания в Сен-Мандире.
– Насколько я знаю, она имеет три отделения, – уточнил Камиль. Он сидел на роскошной оттоманке от Маартена Бааса. Через открытый иллюминатор в каюту проникал полуденный голос моря. Яхта миллионера дрейфовала в полумиле от Хургады. Французского моряка на борт доставил разъездной катер.
– Да, мсье, – кивнул Пьер. – Я выпускник отделения водолазов-минеров. Я обучался шесть месяцев, последние три недели в Бресте, где проходят тренировки в холодной воде. После двухмесячной стажировки проходил службу в составе кораблей минно-тральных сил. Участвовал в боевой операции в Суэцком заливе…
– Меня это не интересует, – прервал собеседника Хаким. – На какой наибольшей глубине вы работали?
– В легком снаряжении я опускался на двести метров и проводил на глубине до полутора часов. С французским аппаратом «Оксимикс».
– Итальянский «ARO» вам знаком?
– И очень даже хорошо.
– Садитесь.
– Отличный комбинированный аппарат, – похвалил Пьер, принимая приглашение. Он пристроил бейсболку на колене и продолжил: – С ним можно опуститься и на двести пятьдесят метров.
– Так глубоко вам опускаться не придется.
– Можно узнать насчет характера работы?
– Она сопряжена с риском.
– Как и любое погружение.
– Для начала нужно исследовать состояние груза на одном затопленном судне.
– Старинное судно? – проявил интерес Пьер Фини.
– Современное. Сокровищ там нет. Но его охраняют так, словно его трюм набит жемчугом. – Камиль встал, предложил гостю сигарету и щелкнул зажигалкой. Ответив кивком на благодарность француза, хозяин яхты возобновил разговор, став у центрального иллюминатора. – Над ним позиционированы три военных корабля. Я знаю, что на судно, которое интересует меня, опускался глубоководный аппарат и группы легководолазов. Я хочу узнать, какие работы ими были произведены. На борту судна – это буксир – находятся десять контейнеров. Открывались ли они при помощи технических средств, вам и предстоит узнать. Это первый этап. В зависимости от того, как вы справитесь с ним, мы обсудим дальнейшие шаги. Возможно, вам предстоит поднять груз весом примерно сорок килограммов. Такое возможно?
– Конечно, мсье. В одиночку можно буксировать на ластах груз до пятидесяти килограммов, нужно лишь прицепить к нему поплавки. Или при помощи надувного колокола отбуксировать груз под водой.
– Хорошо. Я вам даю три дня на подготовку. Опробуйте снаряжение, внесите, если потребуется, изменения. Затребуйте необходимое оборудование. Мои специалисты в вашем распоряжении.
– Можно будет посмотреть на место предстоящей работы?
– Вот этого пока делать не стоит. – Камиль снова занял место на оттоманке и забросил ногу за ногу. – Вы профессионал, Пьер, и вода для вас – родная стихия. Ее состав одинаков и под килем моей яхты, и над флагштоком затонувшего буксира.
– Сколько вы платите?
– Пятьсот долларов в день и полторы тысячи за погружение, идет?
Пьер улыбнулся:
– Идет.
В 01.15 к безымянному острову причалила резиновая лодка. На берег высадились два человека. Осмотревшись, они выгрузили снаряжение. Ассистент Пьера Фини помог ему облачиться в гидрокостюм и надеть дыхательный аппарат с гелиевой смесью. Последние три дня ушли на подготовку. Пьер проверил и опробовал итальянский «ARO» в деле – он несколько раз погружался на глубину семьдесят метров. Цикл дыхания в нем осуществлялся как в обычных регенеративных аппаратах. При дыхании инертный газ практически не расходовался, а углекислота связывалась химическим поглотителем.
Затихающая обстановка вокруг затопленного буксира благоприятствовала ночной вылазке. Американские суда, позиционированные над местом гибели «Хьюга», послужили Фини точным ориентиром.
Водолаз подошел к берегу, где глубина достигала пятнадцати метров. Присев на корточки, он бесшумно спиной вперед опрокинулся в воду.
Фини плыл быстро. Ему хватило тридцати минут, чтобы оказаться под американским спасательным судном. Сделав под днищем «Атласа» короткую остановку, водолаз начал медленно погружаться.
Пятьдесят…
Семьдесят пять…
Сто…
Сто пятьдесят метров.
Мощный фонарь высветил флагшток и клотик «Хьюга», ограждение на наблюдательном мостике. Опускаясь ниже, Фини направил луч света в развороченное окно рубки. Тела членов экипажа были подняты. Рядом с путевым компасом лежал ботинок, мимо него проплыла, приводя в движение обрывок бумаги, лупоглазая рыба.
Частью задания была видеосъемка подводного объекта. Фини привел в действие небольшую глубоководную видеокамеру. Удобная рукоятка делала эту работу более чем легкой.
Водолаз опустился еще ниже и сместился к трубе с ограждением. Здесь кончалась передняя часть «Хьюга». Кормовая площадка, которая интересовала ночного пловца, лежала в двадцати метрах. Запечатлев на камеру этот фрагмент, Фини поплыл к другому.
Принайтованные, закрепленные к палубе контейнеры были на месте. Фини обследовал их и не нашел следов работы своих американских коллег. Он был опытным водолазом. Минно-взрывная практика позволила ему прочитать все, что произошло с баржей и на поверхности, и под водой.
Фактически все обломки баржи были на месте, а останки брандера подняты. Причем та часть судна-камикадзе, которая пострадала больше всего: носовая. Кормовая – вместе с двигателем и искореженной взрывом обшивкой – лежала кучей металлолома в тридцати метрах.
Ныряльщик еще раз вернулся к контейнерам. Двери были сдвижными, и направляющие салазки у всех искорежены. Невозможно сдвинуть дверь в сторону. Фини пришел к выводу, что резка толстого профиля направляющих салазок займет много времени; не избежать и работы над верхними салазками. Проще вырезать более тонкую стенку контейнера.
Фини возвращался обратным маршрутом. Дабы не получить кислородное отравление, он на большой глубине дышал газовой смесью, а при подъеме – смесью с увеличенным содержанием кислорода. Медленно всплыв под американским судном, водолаз на глубине десять метров взял направление на остров.
Утром следующего дня Камиль Хаким просмотрел видеозапись и выслушал доклад французского специалиста: контейнеры целы, обстановка вокруг затонувшего транспорта спокойная. Значит, определился Хаким, можно приступать к очередному этапу: подъему боезарядов.
И еще один вывод сделал Камиль. Командование базы замалчивает очень существенный факт – что нападавшим был известен характер груза. И чтобы не вызывать ажиотажа у египетских властей, в том числе и военных, на месте гибели «Хьюга», излучающего ядерный фон, американцы выставили минимум охраны.
Глава 2
Дайвинг по-русски
5
Южный Синай, Египет, август 2004 года
…Лолка перевернулась на живот и потянулась к пачке сигарет. Крупный пляжный песок осыпался с ее рук, побежал ручейками с обнаженного загорелого тела. Не открывая глаз, скрытых за солнцезащитными очками, Джеб провел рукой по спине девушки, прогоняя с ложбинок остатки песка, задержал руку на единственном участке, прикрытом шафрановыми плавками.
Он лежал рядом, нежась под утренним солнцем, вдыхая запах костерка и жарившихся на огне немецких колбасок. Слушал ровный и завораживающий голос моря, ворчание давно проснувшегося Порта дайверов. Ленивые волны, подгоняемые невесомым бризом, накатывали на берег и сбивали на краю коралловой литорали пенистые шапки утреннего морского коктейля.
– Будешь курить? – спросила Лолка, утопая локтями в песке.
– Не-а, – Блинков привстал и покачал головой. – Сначала перекусить надо. Эй! – крикнул он. – На камбузе! Скоро там? – И проворчал, понизив голос: – Слюной изошел.
Джеб тряхнул головой. Быстрыми и привычными движениями собрал длинные волнистые волосы на затылке, перевязал их резинкой и побежал к морю.
Девушка проводила парня улыбкой, любуясь его мускулистой фигурой. Вот он сильно оттолкнулся от накатанной и блестевшей на солнце береговой полоски и вонзился, вынося руки вперед, в навалившуюся волну.
Он плыл быстро, рассекая воду широкими стежками, а с пологого берега Лолке казалось, он борется с сильным течением, оставаясь на месте. Да еще чистый прозрачный воздух, меняющий представление о расстояниях. Кажется, до очередного рифа с крутыми скользкими берегами не больше сотни метров, а на самом деле одинокий изумрудный островок гораздо дальше.
Девушка, занятая неповторимым пейзажем оживающего утра и бойким пловцом на переднем плане, застыла в красивой позе: поджав под себя ноги, опершись одной рукой о песок, другую – с дымящейся сигаретой в длинных пальцах – держала, словно на отлете, у плеча. Она вздрогнула от яркой вспышки, мгновенно растворившейся в солнечных лучах, и тихого щелчка фотоаппарата.
– Не против? – запоздало спросил Кок, отвлекшись от своего занятия. И прокомментировал: – Для желтой прессы.
– Хочешь стать вторым Робертом Мэпплторпом?
– Мэпплторп – урод. Он фотографирует члены. А давай вдвоем щелкнемся? – невинно предложил Кок.
– Со своей пышкой щелкнись, – Лолка небрежным жестом руки указала на берег.
Подруга Кокарева еще не выходила из бунгало. Николай поглядел в бинокль на хрупкий домик с затемненными стеклами и громко позвал девушку:
– Ирка!
– Крикни, что жратва готова, – посоветовала Лолка, – твоя толстуха мигом выскочит и приплывет.
Николай Кокарев был мускулистым, сильным, резким. Глядя на его выпирающие бугры, словно перетянутые крутыми синеватыми жилами, силу его всегда хотелось использовать по назначению: оттолкнуть лодку от берега, вручить весло, дать команду грести и включить секундомер. И он попрет как сумасшедший.
Лолка улыбнулась. Выкопала ямку и похоронила в ней окурок.
Кок вручил ей картонную тарелку с поджаристой колбаской, завернутой в сбрызнутый красным вином лист салата, и кусочком хлеба. Девушка вдохнула аромат простенького блюда и спросила, проглотив слюну, а заодно и окончание вопроса:
– А почему так ма?..
– А хва… – в тон Лолке ответил Кок, подыграв себе бровями. – Продукты на исходе.
Девушка захрустела слегка подгоревшей на костре румяной корочкой, наслаждалась контрастом оросившего язык горячего сока и прохладой салата. Она мечтательно закрыла глаза: «Винца бы…»
– Кок, дай мне вина, – попросила Лолка.
– Сухой закон в Египте, забыла? Вечером выпьем.
– Что я, алкоголичка какая-нибудь? Или я буйная во хмелю?
Николай наигранно поворчал и подошел к ней с бутылкой сухого мартини. Снова глянув на обнаженную грудь девушки, послал два воздушных поцелуя, громко причмокивая.
– Один глоток, – разрешил он.
Лолка выдохнула, словно освобождала место для вина, и отхлебнула едва ли не четверть бутылки.
– Вот это ты всосала! – неподдельно удивился Кок. – Ну и компрессия у тебя! Везет же Джебу… – Присев рядом, он тоже глотнул из горлышка и спросил: – Я заметил, настроение у тебя с утра было неважное. С Джебом поцапалась?
– Да нет, – покачала головой девушка. – Сон дурной приснился. Кошмар.
– Выкладывай, – потребовал Кок, – иначе сон сбудется.
Лолка медленно покивала, настраиваясь. Она всегда рассказывала свои сны, дурные ли, хорошие – неважно. Сегодня ей приснилось нечто вроде взрослой сказки про Алису в Зазеркалье. В том сне их было четверо…
Они стоят на открытой площадке какого-то завода. Перед ними разыгрывается жуткая картина: несколько человек готовятся казнить товарища с разбитым лицом. Он вроде бы предал этих людей. Они набрасывают на его шею петлю и толкают с крыши. Он болтается на веревке, но жив. Толстяк в майке поднимается по металлической лестнице и оказывается напротив повешенного. Он смотрит на него, отмахивается, как от надоедливой мухи, и спускается. Повешенный кричит ему: «Хотя бы спусти кровь, чтобы я умер». Но тот не обращает внимания. Небольшого роста человек ведет их в зал. Они останавливаются напротив колонны. Пол выложен крупной бело-синей плиткой. Сопровождающий берет в руки пудовую гирю и бросает под ноги. Образовывается абсолютно круглое отверстие размером со стол. Они спускаются. Лолка спрашивает, страшно ли им будет. Она понимает, что назад уже никогда не вернется. Незнакомец говорит, что ощущения будут необычными и будет больно. Потом Лолка оказывается в спальне. Она лежит на кровати. К ней входит незнакомый парень и присаживается рядом. Берет ее за руку. Лолка понимает, что сейчас в спальню войдет Джеб. В общем, быть беде. Незнакомец обнажает ей грудь и целует. Джеб стоит у стены и молча наблюдает. А Лолка уплывает куда-то, голова кружится. Будто впервые ее груди коснулась мужская рука, губы. И она говорит: «Ничего себе, вот это ощущения!» И проснулась. Так и не вышла из той комнаты.
– Да, – прокомментировал Кок, – попала наша Лолка в Зазеркалье, и девку поперло.
– Не надо, – тихо попросила девушка. – В этом сне мне открылась какая-то истина. Я сумела увидеть тайный смысл жизни. Или смерти, не знаю. Очень близко была к разгадке, но чуть-чуть не хватило времени…
– В следующий раз, когда тебя снова попрет и ты свалишься в Закроватье, ты поймешь, в чем смысл.
А Лолке казалось, она все же поняла, что такое смерть. Это когда ты не можешь вырваться из сна, зная, что спишь. И это длится целую вечность… Страшно.
Кок встал.
– Джеб причаливает. Пойду будить остальных.
Но для начала он разбудил моториста, похрапывающего в надувном катере. Его звали Андреем. Он был греком русского происхождения и обслуживал аквалангистов на катере. Он завел двигатель и, пару раз газанув на холостых оборотах, направил лодку к берегу.
Через пять минут у затухающего костерка собралась довольно внушительная компания парней и девушек. Все спортивного телосложения, загорелые. Это Андрей отметил не в первый раз. Компания Джеба, регулярно посещающая Шарм-эль-Шейх, уже трижды пользовалась именно его услугами. Еще и потому, наверное, что Андрей не забыл русский и общаться с ним было легко. Поначалу он обозвал туристов нудистами, но поменял определение, едва увидел, как лихо они, зафрахтовав разъездной катер, парами и поодиночке катаются на водных лыжах. И снова внес изменения. Это он и его товарищи могли кататься, а русские буквально танцевали на воде, вальсировали, зависали в воздухе, переворачивались, вытворяли невообразимые по красоте фигуры высшего пилотажа.
Но еще искуснее они смотрелись под водой. Казалось, это их стихия, и они лишь изредка выбираются на сушу – погреться на солнце, разжечь на рифе (чтобы не было видно с Порта дайверов) костерок.
Раньше Андрей работал грузчиком в рыбацком поселке в районе Набки. Работа тяжелая, до сей поры не мог забыть широких просоленных мостков на бревенчатых скользких сваях, ангаров с широкими воротами, выходящими прямо в море; толпы небритых и грубых от тяжелой работы рыбаков; пропахшие рыбой шхуны с высокими рубками и орды кричащих над ними чаек.
Джеб первым позавтракал и подошел к Андрею.
– Смотаемся в поселок?
– Как скажешь, – ответил инструктор. – Мне все равно, пока счетчик крутится. Заскочим в порт, я бак заправлю.
Рыбацкий поселок находился севернее Шарм-эль-Шейха, почти в горловине залива Акаба. И таких поселков, включая и деревни бедуинов, на Синайском полуострове почти не осталось.
Джеб нашел хозяина артели на причале. Причал ощетинился мачтами с покачивающимися фонарями, ревел обшарпанным автопогрузчиком с разлохмаченной резиной и отполированными, как бивни слона, вилами.
Махфуз Али был в обычной полинявшей синей бейсболке с засаленной нижней кромкой, в клетчатой рубашке нараспашку и белой майке. Он поздоровался с Блинковым за руку и позвал его в контору, расположившуюся с краю причала. Это было двухэтажное кирпичное здание с металлической лестницей, елочкой уходящей до самой чердачной двери, и с плоской крышей. Столбы, убегающие вдоль дороги, терялись в перспективе в леске и гудели на ветру натянутыми проводами. Рядом пристроилось еще одно здание из красного кирпича, с двускатной крышей и широкой террасой.
Кроме нескольких судов, хозяин конторы был владельцем двухэтажной гостиницы на четырнадцать номеров под названием «Gull Nest» – «Гнездо чайки». Что без обязательного добавления «sea» – морская – переводилось еще и как «гнездо для одурачивания».
Центральное помещение конторы с бетонным полом и желобком для стока воды посередине было просторным. Справа пристроились пожарный щит и пара спасательных кругов. Плакаты с предостерегающими надписями-правилами. На стенах длинные, с загнутыми кверху краями, свитки бумаги, испещренные цифрами. Стол с телефоном. На высоком потолке лампы дневного освещения.
Махфуз извинился и сделал пару срочных звонков по телефону, после чего пригласил Блинкова в бар-ресторан, расположенный на первом этаже гостиницы. Бар в это время суток почти всегда пустовал.
Али сам прошел за стойку и налил два виски. Ловко подтолкнул один стакан Джебу и подмигнул:
– За встречу?
– Ага, – кивнул Блинков и глотнул обжигающий напиток. – Катер сделаешь? – спросил Джеб, поставив стакан на стойку.
– Что за вопрос! Конечно, сделаю. Скажи, куда и в котором часу подогнать.
– Риф напротив Порта дайверов знаешь?
– Там два рифа.
– Тот, что ближе к порту, – уточнил Джеб. – Как стемнеет. Только не нашуми, подойди по течению и поставь лодку на якорь. И снаряжение не забудь.
– Сделаю, Джей-Би, – на американский манер обратился к гостю Махфуз. – Утром увидимся?
– Дай бог – увидимся, – ушел от прямого ответа Блинков. – И еще, Али, лично проверь акваланги.
Они разговаривали по-английски. Джеб – с едва уловимым акцентом.
Он допил виски и сказал хозяину, чтобы тот не провожал его. Лавируя между лебедками у пронумерованных мест и плотными рядами пластмассовых ящиков разных размеров, Блинков дошел до края причала. Сел в лодку, отвязал швартов и оттолкнул ее. Еще долго смотрел на хаос, царящий на причале: весы, резиновые шланги, насосы, контейнеры с солью, поддоны, канаты, намотанные на кнехты…
6
Полдень. Жара невыносимая. Невозможно сделать ни одного движения, чтобы не обжечься о раскаленный воздух, не отдернуть руку от огненного песка. Лолка перебралась ближе к берегу и смотрела на соседний риф конусообразной формы. Моторист, порой исполняющий обязанности инструктора подводного плавания, занимался с другой группой аквалангистов у каменного шельфа, спускающегося вниз на пятьдесят метров. Ни сам Андрей, ни его клиенты не видели за выступающим рифом, чем занята группа Джеба. Лишь Лолка, Ирка и подруга Михаила Чижова могли наблюдать необычную картину. Сейчас девушки находились в странном состоянии: были заворожены действиями парней, но не могли сбросить напряжения. Не могли избавиться от чувства, что в глазах двоится, троится… Казалось, сложные и малообъяснимые движения делает один человек, тогда как на самом деле их исполняли семеро.