«Пора линять отсюда», – так же неожиданно, как и начал, закончил Альбац.
Он вернулся к собеседнику.
– Место закладки тайника будет известно? – спросил он.
– Вряд ли, – покачал головой Штерн. – На то она и тайниковая операция. Устаревший метод, но он еще переживет нас с тобой. Наш друг, – Зиновий с отвращением сплюнул, нехорошим словом поминая дипломата Рощина, – наш друг, который дружит взасос, сказал, что в ней примет участие чуть ли не весь штат российского посольства.
– Любопытно было бы узнать, – проявил профессиональный интерес Антон, – по каким каналам в российское посольство пришло оружие.
– По дипломатическим, – сухо сострил Штерн.
Альбац вспомнил свои слова о неповоротливости российского агрегата Службы внешней разведки и сравнил тайное спецподразделение, которому поручили его ликвидацию, с ракетой-носителем, она выведет на орбиту всего лишь одного человека. Один человек – как тень, с ней всегда трудно бороться. И стоит бояться. Сложно напугаться целой армии, а вот что касается конкретного лица… Еще подумал о чисто психологическом давлении на него: запустили «утку», чтобы мир для торговца оружием показался с сотовый телефон. Что ж, и такой прием не редкость, если покопаться в анналах спецслужб, можно отыскать и не такие методы борьбы.
И если все же это запуск дезинформации, то кто-то шибко умный надеется на ошибку Альбаца.
– Что будем делать, Антон? – спросил Штерн, раскуривая очередную сигарку.
Хозяин пожал плечами: мало материала. Оттого и столько рассуждений. Из обычного снежка он за час с небольшим слепил целого снеговика. А когда информации достаточно, все происходит с точностью до наоборот: снимаешь один слой за другим, пока не остается главное.
– Ты когда встречаешься с Рощиным?
– Завтра.
– Требуй от него детали. Возьми с собой диктофон, я послушаю вашу беседу.
– Можешь сам встретиться с ним.
Антон выразительно посмотрел на компаньона и промолчал.
– Мой самолет должен находиться в полной готовности, – сказал он.
– Подготовить второй экипаж?
– Зачем? Я сам сяду за штурвал. Просто ты не понял меня. Готовь борт номер один.
Штерн покачал головой.
– Ты не торопишься, Антон?
– У меня нет такой привычки. Будь готов в любой момент вылететь в Шарджу. Думаю, гость не заставит себя ждать. Впрочем, у нас хватит времени на то, чтобы скоординировать наши действия.
Антон встал, поправил задравшуюся штанину и прошелся по комнате. Эта бельгийская квартира, находившаяся в частной собственности Антона, представляла собой студию: огромная, не меньше шестидесяти квадратных метров комната, темные гардины наполовину закрывали окно во всю стену, исключение составляла спальня, в ней окно было привычных размеров, но без подоконника.
На стене висела картина молодого, пока еще не очень известного голландского художника датского происхождения Кнуда Эрегорда, на ней мастер изобразил красновато-желтый камин с очагом без перспективы: просто черный проем, дыра в никуда. Произведение молодого живописца впечатляло размерами: едва ли не от пола до потолка. Если долго смотреть на черный очаг, стоя у противоположной стены, то тело непременно начинало клониться к нему. И еще один эффект: по настроению, что ли, но черная дыра порой виделась печной заслонкой.
[1], зарегистрированная в 1996 году в Монровии. Ее операционная база – офис в аэропорту Остенде, Бельгия. Но спустя ровно полгода – тридцать первого июля 1997 года – «Аэроферри» перебазировала свой авиапарк в Шарджу, закрыв бельгийскую контору.
– Почему? – спросил Холстов.
Ухорская пожала плечами:
– Якобы в связи с началом расследования бельгийскими властями обвинений в адрес Альбаца. Удивляет скорость этого сукина сына! Двадцатого августа – это спустя двадцать дней после закрытия бельгийского офиса – он образовал компанию «Aeroferry Swaziland». Часть своих самолетов, зарегистрированных в Либерии, Альбац перевел в Свазиленд, то есть зарегистрировал их там. На самом же деле операции осуществлялись из аэропорта Питерсбург – это северо-восток ЮАР. А после того как «Аэроферри Свазиленд» вошла в консорциум с местными компаниями, родилось совместное предприятие «Скай фэктори» [2] с соучредителями – «Аэроферри» и южноафриканской «Air Cruiser Charter».
Ухорская, прикурив очередную сигарету от зажигалки Холстова, продолжила:
– Все дело в том, что у Альбаца не было лицензии, а у владелицы «Эйр Крузер Чартер» не хватало самолетов. Дошло до смешного. Директриса «Эйр Крузер» заявила буквально следующее: «Мы свели Альбаца с нашими клиентами. Возможно, он делал что-то дурное в других местах, но каждый рейс, отправляющийся отсюда, проверялся службой иммиграции, таможней, пограничной полицией, обычной полицией и собакой по имени Рекс». По имени, понял?
Она локтем толкнула задумавшегося соседа и продолжила:
– Одним словом, совместное предприятие процветало, открылся представительский офис в Дании, наш Антон сошелся с главным посредником УНИТА при закупках оружия и военного снаряжения (в период между 1995 и 1999 годами) ливанцем Эмаром Бакри. Присутствовал на бракосочетании короля Свазиленда Мсвати Третьего. В конце концов правоохранительные органы ЮАР обнаружили, что, оказывается, «Аэроферри» «нарушила национальное законодательство, и аж сто сорок шесть раз! И король Свазиленда Мсвати Третий исключил из своего регистра воздушных судов сорок три летательных аппарата совместного предприятия «Aeroferry – Sky Factory».
Холстов, слушая Ухорскую, только изредка задавал встречные вопросы, а вообще старался не перебивать ее. Полина сама выбрала тактику изложения материала целиком, а после обсуждения ее в деталях. Так любой материал усваивается легче. Но все же главная часть процесса показалась сейчас громоздкой, отдельные моменты виделись лишними, необязательными.
– То случилось в 1998 году, – продолжала Ухорская. – Тогда же Альбац зарегистрировал еще две авиакомпании – в Экваториальной Гвинее и Центрально-Африканской Республике. Те самолеты, что вычеркнул Мсвати Третий из своего регистра, Альбац зарегистрировал в этих двух странах. А за то, что самолет «Ил-62», принадлежащий Альбацу, совершил полет в Габон с опознавательными знаками государственной центральноафриканской компании на фюзеляже, трибунал Банги (столица ЦАР) приговорил Альбаца к двум годам тюрьмы. Видно, куражился мужик. Международные органы утверждают, что тридцативосьмилетний россиянин управляет также самой большой в мире сетью транспортировки оружия, перевозя военные грузы размерами от маленьких магазинов для автоматов Калашникова до огромных боевых вертолетов. И все это в обход международных эмбарго. Альбац – мастер уходить от преследования, как написала о нем «Лос-Анджелес таймс». Одно время он находился в Москве, где его укрывали финансово-промышленные группы, работающие на российское правительство. На все вопросы звучал один ответ: они не верят обвинениям против него. Кроме финансово-промышленных групп, у него «крыша» в ФСБ: через него служба безопасности в отдельных случаях отмывала грязные деньги. Есть надежное прикрытие в российской таможне.
Именно с этого начал свои размышления Холстов, с «крыш» и прикрытий Альбаца в ФСБ и правительстве. Все это настолько срослось, что стало обычным делом. Нет, причина устранения Альбаца кроется совсем в другом.
– Давай поговорим про человеческие качества Антона.
Ухорская сказала, что, в общем, он человек не жадный, никогда, насколько известно, не облагал клиента непомерной данью. Мог в любое время просить помощи, будучи уверенным в том, что такая помощь последует незамедлительно.
Холстов ждал, когда Ухорская начнет «виниться». Так или иначе, чтобы в разговоре не оставалось белых пятен, ей придется хотя бы вскользь упомянуть, кто «породил» Альбаца. А ведь тот начал заниматься поставками вооружения, работая в 10-м главке Генштаба ВС: ГРУ использовало это управление как прикрытие, в частности, продажи оружия в страны Азии, Африки и Латинской Америки. ГРУ имело свой интерес в этих странах – подготовка командиров для повстанческих отрядов, кроме того, помогало военными советниками и оружием. С распадом Советского Союза Антон ушел с военной службы, поднаторев в тонкостях и хитросплетениях, замешанных на большой политике, а также заполучив в свои руки множество связей на четырех континентах.
Права Ухорская, размышлял подполковник, начальство с него не слезет, оно обязательно захочет узнать причину устранения тезки Антона Лекарева и бывшего работника 10-го главка Генштаба. Вряд ли воспрепятствует – один шанс из тысячи, что ГРУ вмешается в процесс физической ликвидации, разработанный в ФСБ, – но до истины докопается.
8
Холстов отправился с докладом к шефу, генерал-полковнику Олегу Михайлову, который занимал пост первого заместителя начальника ГРУ и в подчинении которого находились все добывающие органы, занимающиеся сбором информации. Оперативное совещание, как и предвиделось, затянулось. Мало того, второй и третий час прошли с участием Ухорской. Она бросала недвусмысленные взгляды на товарища: «Ну и подложил ты мне свинью». Она же произнесла в этом кабинете точную фразу, которая могла прийти на ум только женщине: «Душат приемного ребенка». То касалось Альбаца, бывшего работника Генштаба, которого позже приютила Федеральная служба безопасности.
– Ищи причину, – напутствовал генерал-полковник Михайлов своего подчиненного. – Даже если тебе придется предотвращать покушение на этого негодяя. Торговля гранатами, танками и истребителями – все это дерьмо собачье, железки. Основание этого дела, мне кажется, в человеческом факторе. Бери в помощники Ухорскую. Вопрос с твоим шефом, – Михайлов перевел взгляд на женщину, – я согласую.
– Спасибо вам, – ответила Ухорская генералу. Когда они с Холстовым вышли из кабинета первого зама, Ухорская намеренно подставила плечо адъютанту, несшему шефу служебную почту: – Смотри, куда прешь!
Она еще не знала, что ей предстоит командировка в Данию. К вечеру ее настроение круто изменилось.
Ухорская развелась с мужем, средней руки бизнесменом, два года назад. Последние ее слова, адресованные супругу, были анекдотического содержания: «У меня для тебя хорошая новость: на твоем «Вольво» подушки безопасности работают отлично!» Ухорская вдребезги уделала новую машину. Однако причина развода крылась в другом: оба регулярно ходили на сторону. Плюс крутой норов Полины.
Она положила в дорожную сумку джинсы в обтяжку, свободные брюки с простроченными стрелками, брючный же костюм, пару кофточек, блузку. «Сука, собираюсь, как на полгода», – ругнулась Ухорская. Даже на месяц не рассчитывала. Хорошо, думала она, если командировка в Данию продлится пару недель. Пригодится заначка, которую она уже упаковала в полиэтиленовый пакет: четыре тысячи долларов. А что, решила экс-истребитель, гулять так гулять; пошляться по датским кабакам, прошвырнуться по магазинам Копенгагена.
Она сделала совсем не обязательный звонок Холстову. Поддерживая телефонную трубку плечом и придирчиво разглядывая в вытянутой руке платье, которое вполне могло сойти за вечернее, философски содрала китайскую мудрость:
– В каждом плохом есть что-то хорошее.
– Все? – спросил подполковник, интуитивно угадывая, что продолжения разговора не будет. Они еще никуда не уехали, а он уже устал от нее, от ее откровенных шуток, подчас бесстыдных подковырок. Бесстыдных – это для Ухорской определение, но не для него. С одной стороны, конечно, неплохо находиться в компании с откровенно раскованной, не связанной комплексами женщиной. Не быть обязанным предложить ей лечь в постель; на это Ухорская открыто и заливисто рассмеется своим чарующим, хрипловатым, слегка гортанным и немножечко порочным смехом. И не ляжет с ним ни поверх одеяла, ни поверх простыни, ни поверх клеенки на кухонном столе. Но однажды утром он увидит ее немного усталое лицо, припухшие губы. И в груди родится глупая неоправданная ревность: когда и с кем она успела переспать? Анатолий видел себя со стороны – обманутого по-честному, слышал свой голос: «Я понял, чем пахнут твои духи. Они пахнут свободой». И он добавляет про себя: раскованностью, волей, независимостью.
Она счастлива по-своему, размышлял об Ухорской тридцатипятилетний подполковник так, как если бы на его плечах сияли по меньшей мере три генеральских звезды. Но все равно было бы неплохо положить в медленном танце руки на ее талию, чувствовать ее бедра, грудь – даже если потом ничего не произойдет.
– Фантазия, – по слогам произнес Холстов. И еще раз чуть громче: – Фантазия.
– Что? – спросила жена, появляясь из комнаты.
– Фантазия это все, говорю. Сколько ни говори «халва», все равно во рту слаще не станет.
В самолете, угостившись дармовым шампанским, Ухорская спросила:
– Чего нос повесил?
– Да так…
– Не хочешь говорить?
– Язык я подзабыл, – неожиданно сообщил Холстов, конечно, лукавя. Дания и Германия – это его сектора ответственности. Полина на немецком говорила без акцента, а датский входил в германскую группу языков.