Михаил Нестеров
Спецкоманда №97
Много у тебя, брат-диверсант, врагов. Ранний рассвет и поздний закат — против тебя. Звенящий комар и ревущий вертолет — твои враги.
Плохо тебе, когда солнце в глаза.
Плохо, когда попал под луч прожектора. Плохо, когда тысячи электронных устройств эфир прослушивают, ловя твой хриплый шепот и срывающееся дыхание. Но бывает хуже. Бывает совсем плохо. Это когда появляется твой главный враг...
Самое страшное, что есть в государстве, его специальных структурах — предательство.
Все персонажи этой книги — плод авторского воображения. Всякое сходство с действительным лицом — живущим либо умершим — чиста случайное. Взгляды и высказанные мнения героев романа могут не совпадать с мнением автора.
Пролог
«Корпорация монстров»
Москва, Кремль, июль 1997 года
Свежий номер специализированного военного журнала «Вооружение и военная техника России» имел свой неповторимый, слегка терпкий, как у дорогого одеколона, запах. Казалось, на выходе из московской типографии пятитысячный тираж прошел процедуру ароматизации.
Генерал-полковник Александр Паршин оторвал руку от глянцевой обложки иллюстрированного издания и смотрел, как исчезает влажный след на крупном снимке человека, которого он словно заклеймил своей ладонью.
Он еще раз прочел подзаголовок этого номера, подготовленного к Международному салону ПВО-1997: MARKETING POLITIC CORRECTIONS OF RUSSIAN DEVELOPERS OF ANTI-AIRCRAFT DEFENCE[1]. Отметил, что он неполон, в конце не хватало «и нестратегической противоракетной обороны». Хотя было бы слишком длинно для анонса одной из главных тем журнала, все же заключил Паршин, знавший этот вопрос назубок.
Александр Петрович Паршин был председателем совета директоров концерна противовоздушной обороны «Аметист-Протон» и помощником руководителя Администрации президента. Валерий Максаков, чье фото красовалось на обложке «ВВТ», в свою очередь работал помощником у Паршина. Пару месяцев назад он был «командирован» в концерн, где стал исполняющим обязанности гендиректора, отвечающим за заказы и поставки. И развил там бурную деятельность. Месяца не прошло, а он уже заявил своему протеже, что в ходе проверки выяснилось следующее: часть средств — около ста миллионов долларов — в концерне использовали не по назначению, предположительно эти деньги были частично размещены на беспроцентных депозитах в зарубежных офшорных и отечественных банках либо просто исчезли. И вообще, по его словам, дела в концерне шли неважно: например, было провалено испытание модернизированной ракеты ЗРК — вообще беспрецедентный случай.
— Закрой глаза, — посоветовал ему Паршин. — Работай спокойно.
— Как это — работать спокойно? — удивился Максаков, когда на предприятии, претендующем на включение его в гособоронзаказ и получение лицензии на право самостоятельной внешнеэкономической деятельности, минуя «Рособоронэкспорт», происходят многомиллионные хищения.
— Чего тебе не хватает? — спросил Паршин. При назначении Максакова на эту должность перед ним поставили конкретные задачи: примирить враждующие группировки конструкторов и директоров предприятий и сформировать единую управленческую структуру концерна. Ему дословно было сказано: "Безболезненно интегрировать две научные школы разработчиков средств ПВО «Аметиста» и «Протона». — Чего тебе не хватает? — повторил генерал. — Куда ты полез?
Пауза, которую взял Максаков, была более чем выразительной. Какая-то, на взгляд Паршина, пролетарская решимость отпечаталась на его лице вечного комсомольца, когда он, понизив голос, сообщил:
— Я вынужден буду доложить о хищениях президенту.
Паршин покачал головой: «И откуда берутся такие хрестоматийные мудаки?... Они очень опасны. Не уберешь такого, он сам тебя уберет — даже не осознавая этого». Появилось необоримое желание предложить Максакову сменить имя. Хотя бы имя. Павлик — оно ему подходило.
Паршин задался вопросом: почему он раньше не разглядел в своем помощнике идеологических замашек? И почему он так осмелел, грозится президентом? И ведь может доложить обо всем Ельцину. Разумеется, были вещи, которые президенту знать было не положено. А тот, наоборот, не принимал решений и, к примеру, не подписывал законов и указов, не посоветовавшись со специалистами из своей Администрации.
Может, он одумается, подумал генерал, словно впервые разглядывая своего помощника и сравнивая его с белым карликом, неосторожно сблизившимся с черной дырой. Оботрется в новой должности, увязнет в заказах и поставках. Однако Паршин не был уверен ни в целом, ни в частности. Уволить Максакова без согласия Бориса Ельцина означало бросить вызов главе государства. И предъявить Максакову пока нечего, он «не проиграл ни одного матча». Но может выиграть, причем на поле соперника.
Те сто миллионов долларов, о которых сказал Максаков, никуда не исчезли, даже часть их, — они действительно были размещены на беспроцентных депозитах в зарубежных офшорных и отечественных банках. На имя Паршина. Всего за год. А этот идейный умник, стоящий перед генералом, мог быстрее генпрокурора установить сей факт. И Паршин сыграл почти в открытую — почти, потому что все еще держал в голове слегка обезболивающее слово: «Одумается».
— Дай мне два месяца.
— Хорошо, Александр Петрович. — Максаков в знак согласия даже склонил голову. — Два месяца.
Но слова своего не сдержал.
...Паршин перевернул несколько страниц и еще раз прочел выдержку из интервью Валерия Максакова корреспонденту «ВВТ»:
"Мы недовольны тем, как сегодня развивается экспорт средств ПВО. По этому направлению имеется серьезный провал. Прежде всего это результат недостаточно продуманной маркетинговой политики, в которую концерном «Аметист-Протон» будут внесены коррективы. Сложившуюся ситуацию надо менять скорейшим образом. Однако боюсь, что времени на это слишком мало"[2].
Последней фразой он словно предупреждал генерала, напоминал ему, что половина срока истекла, остался месяц. А за месяц можно горы свернуть! Да и прошедшие четыре недели не прошли впустую. Прежде всего Паршин как глава совета директоров начал готовить для Максакова что-то вроде инспекционных поездок по предприятиям «оборонки», отвечающих за производство различных вооружений. Например, в «Аметист-Протоне» их насчитывалось больше сорока, они специализировались на разработке и производстве средств противовоздушной и нестратегической противоракетной обороны: ЗРК большой, средней и малой дальности. Расположены заводы в основном в центральной части России, но были и «мелкие» — в Астрахани (едва ли не под боком 539-го узла связи), Калмыкии и Дагестане.
Действительно, месяц не прошел впустую, и Паршин был готов к тому, чтобы приступить к окончательной фазе готовящейся операции. Он не мог нанять «обычного» киллера, даже из опытных и проверенных агентов. «Павлик Морозов» мог оставить что-то важное, что указывало бы на причастность Паршина к хищениям из казны оборонного предприятия. Конечно, сразу его не тронут — вначале уберут из Кремля. Но не просто вышвырнут, а тихо выведут. И на лобном месте на него набросится свора из Генпрокуратуры.
Падет ли на него подозрение в устранении Максакова? Он его ставленник — значит, вряд ли. В этом случае проходил лишь один вариант устранения — несчастный случай. Однако подобные акции планируются месяцами, в них задействуются десятки людей, целые подразделения спецслужб, их агенты. Это как дирижировать симфоническим оркестром. Малейшая фальшь будет услышана знатоками. Но все это в масштабе подразделений спецслужб, утечка информации из которых была исключена; они много лет варились в закрытом котле засекреченных сведений, не испытывая жжения, и словосочетание «лишние сведения» были для них неведомы. Это «клеймо» на всю жизнь, оно есть, и никуда от него не денешься.
У Паршина были такие люди; их можно было назвать своими. Именно это и не устраивало генерала. В случае с Максаковым могли сгодиться лишь люди со стороны.
Средства противовоздушной обороны...
Валерий Максаков работал в этой области, а сам генерал курировал ее. Как, например, его коллеги по кремлевскому цеху: советники президента заняли прочные места в качестве председателей советов директоров в крупных компаниях: газовых, нефтяных, медиа-холдингах... И до сей поры семьями не враждовали.
Напрасно Максаков думает, что за месяц стал специалистом в области anti-aircraft defence, сощурился опытный разведчик. «Кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет». Справедливо, заключил он, наглядно и показательно. И уже не мог отказаться от плана, рожденного в его склонной к аналитическому мышлению голове. Он словно встал на тропу вендетты. И нисколько не жалел молодого ставленника, его жену и двух дочерей. До высокой должности в кремлевской администрации генерал-полковник Паршин возглавлял самое мощное управление службы госбезопасности: контрразведку.
Открыв ящик стола, Паршин смахнул в него журнал. Через секретаря вызвал Максакова. Тот явился через час с четвертью.
— Ты говорил о провале испытаний модернизированной ракеты, — напомнил генерал гендиректору. Серьезной размолвки между ними словно и не бывало. Одинаково сдержанные, они вели деловой разговор. — Что удалось выяснить по этому поводу? Присаживайся.
— Специалисты из конструкторского бюро пришли к выводу, что виной всему некачественные комплектующие, — ответил Максаков, заняв место напротив шефа.
— А именно?
Гендиректор вынул из кармана записную книжку в лайковом переплете и перевернул несколько страниц:
— ЗПК-800К, — ответил он.
— Электроника? — уточнил Паршин, неотрывно глядя в серые глаза собеседника. Максаков, как всегда, был одет безупречно: фирменный серый костюм, белоснежная сорочка, галстук. От него исходил тонкий аромат французского одеколона.
— Да, в пусковых установках. Простенькая интегральная схема. Военпредов на них не хватает! — Максаков выругался. — Сорок заводов работают на концерн, Александр Петрович.
— Где штампуют эти схемы?
— В Астрахани. А платы идут из Элисты.
— Почему именно из Калмыкии?
— Там производство налажено, да и дешевле, чем в Екатеринбурге. На порядок дешевле. — Максаков убрал записную книжку в карман и закинул ногу за ногу.
— Вот и догонялись за дешевизной. Минимум полгода коту под хвост. Пролетели мимо денег. Что ты намерен делать?
— Заключить договора с Екатеринбургом.
— Значит, Калмыкия и Астрахань побоку? Сколько рабочих мест закроется, это ты посчитал? И вообще, кто тебе позволит? С такой политикой, друг, можешь не рассчитывать на гособоронзаказ. Расшифровать? Государственный оборонный заказ. И все это звучит слитно. О другой стороне вопроса тоже подумай: ты у калмыцкого завода отнимаешь солидный заказ и отдаешь его туда, где безработицей не пахнет. Пока что мы в Кремле находимся.
— Да, а с такой политикой нам не зенитные комплексы делать, а водосточные трубы клепать.
— Сначала разберись в причине брака. И вообще тебе не помешало бы ознакомиться с каждым твоим предприятием. Считай это твоей предвыборной кампанией. Поезди по заводам, пообщайся с директорами, рабочими. Узнай чаяния народа, — с усмешкой сказал генерал. — Знаешь, Валера, когда ты к людям с душой, то и они к тебе по-человечески. Начни с Сибири, а закончи южными регионами: Дагестан, Калмыкия, Астрахань. И домой. Ну что, отдавать команду на составление графика?
Максаков развел руками: «А куда деваться?»
Паршин улыбнулся: «Вот ты и попался, друг. Вот и попался».
Через две недели к рабочим поездкам Максакова по предприятиям «оборонки» все было готово. Паршин сам позаботился о его надежной охране. Знал точный маршрут, график передвижения и прочее, что было делом приоритетным среди служб охраны. В каких точках остановится транспорт, кто и когда будет встречать. А Максаков безукоризненно придерживался протоколов, рекомендаций сотрудников Федеральной службы охраны, когда выезжал с ними в командировки. Для него это было так же естественно, как сесть за стол и расстегнуть пуговицу пиджака, вставая — застегнуть.
Северный Дагестан, поселок Пионерский,
28 августа 1997 года, четверг, месяц спустя
Мелкий, не по-летнему холодный дождь, зарядивший с утра, разогнал плотную туманную дымку над морем и наводнил грустными фортепианными звуками окрестности. Лейтенант Олег Колчин слышал эту печальную мелодию дождя. Она просачивалась сквозь намокшую форму, впитывалась в кожу, проникала в душу, вызывая в груди странное ощущение близости Рождества.
Мелкие дождевые капли на лбу офицера походили на выступившую испарину, дрожь, вызванная бессонницей и слабостью, была похожа на озноб.
«Колотит...»
Олег смотрел на безжизненно повисшие лопасти вертолета, на суету вокруг него, на распахнутый, зияющий черной пастью люк, который поглотил шесть тел погибших спецназовцев... Они, непохожие на тех, которых Олег знал, будто состарились за миг до смерти. Этот миг сожрал ту долгую жизнь, что им уже не прожить. Кто-то свыше пообещал им долгое и счастливое будущее, обманул и забрал назад. Миг, за который пролетели перед их глазами обман и обещания...
Что-то подсказывало Олегу, что его мысли близки к истине: спецназовцев обманули, накормив ядовитыми обещаниями.
«Подснежники никогда не цветут под Новый год...» Это на призрачную музыку ложились странные, противоречивые слова, рожденные то ли в воспаленном мозгу, то ли в саднящей душе молодого лейтенанта.
Кто-то тронул его за плечо. Олег обернулся. Старший лейтенант Владимир Тульчинский. Черная форма, черная пилотка с желтоватой каймой и намокшим «крабом». Старлей с упрямым взглядом и суровыми складками вокруг рта протянул лейтенанту плоскую фляжку: «Глотни». И, разряжая обстановку, с напускным равнодушием заметил:
— "Груз-200-У".
— Что?
— "Учебный", — дешифровал моряк. — В нашем центре это первый несчастный случай. И вообще первый. Бывало, что курсанты руки, ноги ломали, один получил компрессионный перелом позвоночника... — Тульчинский помолчал, также не сводя глаз с вертолета. — Мне рассказывали: один грибник попал в медвежий капкан. Не смог высвободить ногу. Его облепили комары. Когда его нашел охотник, бедняга был похож на освежеванного кролика. Охотник пристрелил его — из жалости. Вот только не знаю, байка это или было на самом деле.
— К чему это? — не понял Олег, возвращая товарищу фляжку.
Старший лейтенант не ответил. А про себя подумал, что байка эта — в тему. Погибших курсантов центра спецподготовки ГРУ «Дельта» он сравнил с бедолагой-грибником. Был и охотник...
Тульчинский снова сделал «сбивку», стряхивая с пилотки влагу и глядя на бескрайние поля дождевых облаков:
— Как и обещали, погода со спрыснениями. Переменчивая, мать их!
К отлету «вертушки» все было готово. Экипаж из трех человек занял места, группа сопровождающих офицеров из центра слушала последние наставления начальника военно-морской базы.
— Почему ты отказался лететь сопровождающим? — спросил Колчин.
— Не спрашивай, — отмахнулся Тульчинский. — Зачем мне это? Всю дорогу смотреть на брезент и угадывать под ним мертвые лица? А потом выгружать, перегружать, подписывать акты... Мне хватило того, что я подбирал их на борт катера. Нет, это не по мне: запор, газы, геморрой в жопе. Как в страшном кино. Сейчас я думаю о другом: что будет с центром. — Старший лейтенант покачал головой. — Придется искать другую работу.
— Тебе не кажется, что все это напоминает сеанс магии?
— Чего?
Олег посмотрел товарищу в глаза.
— Я видел их лица. Такое чувство, что они умерли во сне. Но видели не кошмар, а что-то безоблачное. И вот я спрашиваю себя насчет последующего разоблачения этого «волшебства».
Старлей сморщился:
— Олег, это тебя кошмарит. Не забивай себе голову. Никто не знает, что чувствует человек, умирая от кислородного отравления. Может, они действительно увидели что-то райское, — с легким сарказмом и долей раздражения сказал Тульчинский. — Ты у нас новичок, Олег, а я, извини меня, еще в учебке наработал с аквалангом больше ста часов, общий подводный стаж перевалил за двести. И то до конца не знаю, что может произойти под водой: с самим собой или с аппаратом. Порой чертовщина мерещится. По мне, так лучше совершать прыжки с парашютом, чем погружаться под воду.
Оба офицера отступили, придерживая головные уборы. Лопасти «восьмерки», набирая обороты, погнали на провожающих валы мокрой пыли. Эта яростная взвесь ударяла в тела с частотой и силой отбойного молотка. Когда вертолет поднялся и резко взял в сторону, напор ветра ослабел, и стало непереносимо холодно.
Старший лейтенант зябко поежился:
— Нужно сходить в баню. Пропариться.
Час назад он бросил в раскаленную добела топку противогаз. Тот вспыхнул и моментально съежился. А за стеклами словно блеснули глаза самого Тульчинского.
Москва,
27 сентября 1997 года, суббота
В этот теплый осенний день Евгений Дудников подогнал машину к подъезду своего дома. Его уже поджидали две женщины. Лет сорока пяти грузноватая дама, одетая по случаю поездки на дачу в обтягивающее трико и футболку, была тещей Евгения. Ее будущая копия также нацепила коротенькую маечку, открывающую пупок, светлые брюки и белоснежные кроссовки. На участке она будет обходить грядки стороной, ежеминутно стряхивать невидимую пыль с одежды, очищать грязь с модной обуви и грызть яблоки. Причем, начал заранее злиться Дудников, очень громко, с каким-то клинико-стоматологическим хрустом. Потом ее начнет дико пучить. Мамаша, как всегда, наставит дочь: мол, чтобы не пучило, яблоки нужно жрать без кожуры.
Короче, бабье лето.
Дудников вышел и открыл багажник машины — шестой модели «Жигулей» бежевого цвета, наследие покойного тестя. Помог уложить корзинки и пакеты. Распахнул перед тещей заднюю дверцу. Под глазом вдруг задергался нервный тик. Теща же подумала, что зять подмигнул ей, И она ответила ему таким же подергиванием красноватого века.
«Господи!...» — ужаснулся Дудников.
Он работал лаборантом в закрытом учреждении «почтовый ящик Я-17», или НИИ-17, относящемся к Главному разведывательному управлению. Как ни странно, режим закрытого учреждения его устраивал, он знал, что за вполне приемлемую зарплату не переработает ни минуты. Пришел в восемь, ушел в пять. Два выходных в неделю.
Сейчас он ждал реакции своей тещи, которая усаживалась в машину. И пока ничего не замечала. Ну давай, жирная морда, осмотрись, сверлил он екатерининский профиль женщины. И она словно проснулась: провела рукой по новеньким велюровым чехлам, глянула под ноги на пушистые коврики...
Потом округлила на зятя глаза: «Как? Откуда? Не может быть!»
А он даже не усмехнулся. Сел на свое место водителя и положил руль на «семерочную» баранку. Ткнул в клавишу «Панасоника», а не задрипанного «Дона». Из мощных колонок японской техники неестественно чисто раздался мистический голос Милен Фармер. Но и это еще не все. Ни жена, ни теща не обратили, конечно же, внимания на новенькую резину «Мишлен». Как и положено, от их взора скрывалась сигнализация «Вайпер». Но она «аукнется», когда он заведет машину на «земельный» участок и достанет пульт...
Однако уже на выезде из города настроение лаборанта выпало в осадок. Жена, сидящая рядом, предъявила претензии. Почему он растратил премию «на всякое говно», когда у нее нет «элементарного джинсового костюма и осеннего пальта». Она так и сказала: осеннего пальта. Выходит, у нее нет и весеннего...
Будет. С легальной премии. А левую он вправе расходовать по своему усмотрению. В заначке еще пятьсот долларов. Но в это прекрасное осеннее утро «зелень» не радовала.
Дудников и раньше «рысачил» на дорогах, а сейчас пер по трассе с небывалой для «шахи» скоростью: за сто сорок. В радиаторе закипал тосол, а в душе водителя — обида. Вчера он целый вечер провел в автосервисе, на него — в кои то веки раз — работала целая бригада. Он ощутил себя гонщиком «Формулы-1». Двое механиков меняли резину, двое высунули из жигулевского болида свои зады, укладывая коврики и ставя на место кресла, обтянутые велюром. Еще один механик держал наготове баранку, чтобы вручить ее пилоту команды «НИИ-17», когда тот займет свое место.
Он готовил сюрприз...
— У тебя «Жигули», — напомнила жена, машинально тронув ремень безопасности. — Вот и езди как на «Жигулях».
«Пилот» промолчал.
Уже в течение пары минут Евгений не мог перестроиться в левый ряд, то сбрасывая скорость, то притапливая педаль газа: по нему, как шмели, мчались иномарки. Наконец такая возможность представилась. Дудников на высокой скорости догнал «Бычок», въехавший на правую полосу с обочины, и включил указатель левого поворота. Но за несколько секунд до этого юркий «Фольксваген», следующий позади, начал обгонять «шестерку». В панорамное зеркальце Дудников увидел яркий свет сигналящей ему иномарки. Она двигалась быстрее «Жигулей». Но и Дудников развил большую скорость. И тут он с ужасом увидел вспыхнувшие красные огни «Бычка»: грузовая машина резко затормозила. А он не успел вдавить в пол педаль тормоза. Дудников круто вывернул баранку, но было слишком поздно: «Жигули» лаборанта на огромной скорости вмазались в грузовик...
Двое парней в «Фольксвагене» переглянулись: дело сделано. Почти. Водитель немецкой машины развернулся и поспешил к месту аварии, чтобы помочь работникам ГАИ составить «правильную» картину происшествия.
Водитель «Бычка», получивший сильные ушибы, на вопрос товарищей «нужна ли ему помощь», ответил:
— Нет, не нужна.
Глава 1
Переизбыток планов
Москва, штаб-квартира Главного разведывательного управления,
16 июня 2003 года, понедельник
Полковнику Михаилу Артемову стало жутковато. У него, что называется, глаза полезли на лоб: То, что он увидел, работая над документами и сопоставляя разрозненные факты, походило на мистику. Словно три звезды на небе вдруг устремились навстречу друг другу и слились в одну, чтобы свести с ума астрономов. А две тысячи лет назад — волхвов. Не может быть, сказал полковник, не веря своим глазам. И в них отразился «настольный вертеп»: десятки документов, карандаши, ручки, сигареты, пепельница, фарфоровая кружка с остывшим кофе, стоящая на «мышином» коврике, компьютерные дискеты, диктофон. Бардак, с одной стороны, а с другой — нормальная рабочая обстановка; даже пепел, падающий с вечно дешевой сигареты на стол, был частью этой атмосферы — только на сторонний взгляд кажущейся суетливой. "На моем «верстаке» не хватает доски, рубанка и журнала «Сделай сам», — подметил Артемов.
— Светлана Николаевна, — позвал он свою секретаршу, — зайди.
В кабинет шефа вошла полноватая, лет сорока смуглолицая женщина. На ней была одежда «для среднего уровня»: легкий трикотажный джемпер красного цвета с блестками, черная юбка. Цена тряпок — божеская, название — заоблачное: прет-а-порте. По словам секретарши, «шмотки на основе идеальной модели, признанной наиболее жизнеспособной». Словами начальника — прёт-и-прёт.
Светлана Николаевна работала секретарем полковника ГРУ и шутливо именовала себя его референтом. Что, впрочем, походило на истину. Не далее как 13 июня, в пятницу — день по американским меркам «черный», начальник и подчиненная (в звании капитана инженерных войск) распили втихаря бутылочку красного вина. Ровно двадцать лет назад Светлана Николаевна перешагнула порог центрального здания военной разведки, которой в ту пору руководил генерал армии Петр Ивашутин. Она частенько вспоминала его и называла «большим барином». Его бабка была полькой, и сам Ивашутин неплохо разговаривал по-польски. Артемов произнес тост, не преминув скаламбурить: «Сухой, как хлеб из тостера». Короче, он пожелал секретарше не долгих лет жизни и здоровья, а еще столько же лет плодотворной работы на военную разведку. «Ну да, — парировала помощница, — тогда меня точно похоронят на аллее героев».
— Звали, шеф? — произнесла она привычную фразу.
— Да, звал. — Артемов оторвался от бумаг и посмотрел в темные глаза секретарши. — Мне нужен общий план местности юга Калмыкии и севера Дагестана. Отдельно: мыс Кумой — остров Черненький и район поселка Чернопесчаный.
— Что за настроение, шеф? — усмехнулась помощница. — Или вы просто решили загрузить меня работой на двадцать первом году моей службы?
— Если тебя не загружать, ты начнешь работать на себя.
— Вы причислили меня к агентам?
— Черт тебя знает. Может, тебе доплачивают за то, чтобы никто не знал, на кого ты работаешь.
— Куда точнее...
В кабинете полковника постоянно звучало радио. По пути на работу он слушал «оперативное» «Эхо Москвы», на рабочем месте — более спокойное и взвешенное «Радио России». Сейчас оно вещало о том, что «Индия отказывается принимать на вооружение российские корабли стоимостью около 900 миллионов долларов; что итальянское правительство готово заплатить каждому аборигену, который не захочет жить в окрестностях Везувия».
— Хорошо они там устроились, — Артемов кивнул на радио.
— Завидуете, шеф?
— Белой завистью, — отозвался он. — Присыпанной черным вулканическим пеплом. — Полковник вздохнул: «Кто бы мне заплатил за то, чтобы переехать подальше от гейзера, который с завидно-вонючим постоянством бьет из канализационного люка».