Страница:
— Чайкины были немолодые?
— По-моему, да. Кажется, убитой где-то около пятидесяти, муж старше лет на десять.
— Хорошо… То есть не то чтобы хорошо, но лучше, чем я думал. Мужа, однако, тщательно расспрошу. С кем еще беседуем — с сослуживцами? Запишем: подробно опросить сослуживцев. Никогда не случалось рассматривать изнанку взаимоотношений в спорткомплексе, однако печенкой чувствую, что у них там тот еще гадюшник.
— И большие деньги, Саша. Держи это в уме. Возможно, тебе даже придется призвать экономиста или бухгалтера для основательной консультации.
— Надо будет, призову… Думаешь, левая прибыль?
— Все может быть. Не исключено, что Чайкина находилась в контакте с криминалом, а может быть, наоборот, пыталась воспрепятствовать его проникновению во вверенный ей спорткомплекс. Убивают и за меньшее. Тем более Чайкину вспоминают как женщину резкую, с мужским характером…
— Характер возьмем на заметку. Ну и со следователем Сергеем Плотниковым у меня аж руки чешутся побеседовать. Просто знаешь, Костя, вызывает заурядный человеческий интерес: каким фантастическим образом можно мурыжить дело полгода и так ни до чего и не докопаться?
Константин Дмитриевич Меркулов слегка развел руками, как бы сигнализируя, что вопрос этот риторический.
— Кого тебе выделить в помощники? — спросил он у Турецкого.
— Елагина. То есть… Да, пожалуй, Рюрика Елагина. Мы с ним отлично сработались.
— Замечательно, Саша. Действуй. Я очень рассчитываю на тебя.
Это напутствие ничего по-настоящему не означало, но придало Турецкому бодрости. Так же, как и продумывание следственных мероприятий — привычный ритуал, возвращающий в рабочий тонус размягченные летней температурой за тридцать градусов мозги. Мышление прояснилось, и пива будто бы не так уж хочется…
«А в отпуск отпрошусь у Кости в сентябре, — утешил себя Александр Борисович. — Ну, даже если в октябре, ничего страшного. Золотая осень… и не жарко… Благодать!»
Анна Владиславовна Любимова, совсем недавно — обожаемая жена, а теперь — вдова Павла Любимова, за последние полгода резко невзлюбила звонки. Телефонные, звонки в дверь, звонки будильника — какие угодно. В течение тех черных суток первого января, которые вместили и тело мужа в пятне стремительно темнеющего вокруг него снега, и непонимание, и надежду на то, что муж тяжело ранен, но жив, и подступающую истерику, которую не удалось сдержать, — так вот, первого января 2005 года любимовская квартира была похожа на проходной двор. Люди без конца приходили, уходили, расспрашивали, пытались успокоить. И звонили, звонили… Даже теперь, услышав звонок, Аня вздрагивает; сердце в ней обмирает. Будто самое страшное, что могло произойти, еще не произошло, будто звонок сам по себе несет новое, неслыханное несчастье.
Но этот звонок ее не испугал: Аня ждала его. Вот уже целый час она то смотрела на часы, то подбегала к двери, от которой бросалась снова к Димочке. Боялась оставлять его одного: и раньше-то, пока жив был Паша, тряслась над сыночком, а теперь, когда единственное, что осталось у нее от Паши — Димочка, Аня превратилась в совершенно сумасшедшую мамашу-клушу. Понимала, что нельзя так, что она рискует избаловать мальчика до безобразия, однако поделать с собой ничего не могла. Но ребенок, от природы флегматичный, спокойно спал в своей деревянной кроватке с высокими стенками. Не разбудил его и долгожданный звонок — когда он действительно прозвучал… Аня вмиг очутилась у двери.
— Почему не спрашиваешь «кто там»? — укорил ее Виктор Бочанин, шумно вваливаясь в квартиру. Обычно его обтекаемое тело двигалось плавно и беззвучно, но сегодня он будто нарочно нагнетал вокруг себя шум: жестикулировал, топал ногами, якобы отрясая о резиновый коврик какие-то соринки с подошв, говорил громко, с преувеличенной бодростью.
— Я же знаю, Витя, что это ты…
— Нет, Аня, не знаешь. В глазок посмотрела? Ну вот! В следующий раз или смотри, или спрашивай. Поняла? Мало ли что!
«Мало ли что» грозовым облаком тяготело над вдовой Павла Любимова с первого января. Уйти вслед за мужем ей, может, даже хотелось бы, но слишком страшно было бы оставить Димочку круглым сиротой. Мирно текли друг за другом месяцы, никто не думал покушаться на Анину жизнь, и Аня отбросила бдительность. Судя по всему, убийцам нужен был именно Павел Любимов, а не его друзья или члены его семьи. А может быть, в конце концов, следователь прокуратуры Горохов прав, и ранним утром нового года имело место всего лишь случайное убийство на почве межнациональной розни?
Во что Аня Любимова и супруги Бочанины категорически не верили.
Виктора и Инну Бочаниных двадцатисемилетний следователь Горохов из прокуратуры Северо-Западного округа, производящий расследование дела об убийстве Любимова, допрашивал два раза, порознь и вместе, но у них сложилось впечатление, что по-настоящему он их так и не выслушал. Делал вид, будто слушает, но слышать не желал. Виктор Бочанин язык стер, без конца твердя Горохову: «Такое ощущение, что им нужна была одна жизнь, жизнь именно Павла Любимова. Такое ощущение, что их кто-то послал, чтобы убить не меня, к примеру, не Инну, а только Павла Любимова!» Но следователю не были нужны ощущения свидетелей. Юрист второго класса Горохов выбрал одну версию из целого ряда других и держался за нее зубами и когтями: «Черные убили славянина. Значит, мы имеем дело с убийством на почве межнациональной розни и ненависти!» Так мотив убийства прозвучал во всех милицейских и прокурорских сводках и статистических отчетах за эту новогоднюю ночь.
— Обряд инициации, — мудрено втолковывал Горохов Виктору Бочанину. — Говорите, парни были молодые? Вот-вот. У них же там, на Кавказе, как? Ты не мужчина, пока кого-нибудь не убьешь. Убить своего — значит, нарваться на кровную месть. Убить русского? Для кавказцев это запросто.
— Но убитый не был простым человеком, — пытался Бочанин переориентировать Горохова на другие позиции. — Олимпийский чемпион, тренер, председатель «Клуба по борьбе с запрещенными стимуляторами»…
— Да, вы правы, дело необычное. Подумать только, случайно убит олимпийский чемпион!
Создавалось впечатление, что свидетели Горохову мешают: ходят зачем-то, говорят свое, портят нарисованную им схему. Даже показание Инны о том, что у главаря убийц не хватало двух пальцев на левой руке, не вызвало у следователя ни малейших эмоций. Аня Любимова и супруги Бочанины испытывали уже тихую ненависть к этому непрошибаемому бюрократу, который то ли был от природы глуп, то ли кого-то покрывал. Ненависть к его тонконогой и толстобрюхой, несмотря на молодость, фигуре, самоуверенному, вечно звучащему на повышенных тонах голосу, размеренным движениям постоянно лоснящихся, точно он недавно ел что-то маслянистое, пальцев… И надо же было случиться, чтобы Горохова тоже звали Дмитрием, как любимовского сына! Самое близкое для Ани имя. И — самое отталкивающее. Нет, с Гороховым каши не сваришь! Надо действовать собственными силами…
— Ну как, Витя, — Аня изводилась от нетерпения, — что тебе посоветовали?
Бочанин, после приступа шумливости при входе, стал тих и безмолвен. Присев на стул, начал расшнуровывать ботинки: в квартиру, где есть младенец, вход в уличной обуви воспрещен. Вдова не торопила, хотя все ее тело напряглось в ожидании первого слова.
— Значит, так, Аня, — не выдержав, заговорил Бочанин с ботинком в руке, — похоже, ты была права. Без крупных денег тут ничего не сделаешь.
Аня сглотнула застрявшее в горле ожидание. Ей стало легче. Даже непривлекательная определенность лучше полного тумана.
— Это ничего, это ничего, — торопливо сказала Аня, — деньги у нас есть… Пока есть… А потом я выйду на работу…
— Да ты-то уж молчи! — с грубоватой дружеской ласковостью прервал ее Виктор. — Тебе деньги на Димку нужны. А на работу выходить даже не думай: ребенок сейчас твоя главная работа. Не беспокойся, скинемся! Кликну клич в нашей спортсменской среде: «Требуются деньги, чтобы отыскать убийц Пашки Любимова!» — знаешь, сколько народу от себя последнее оторвет?
— Но как же! — Анна нахмурилась. — Я обязательно должна дать деньги, обязательно! Витя, даже не думай, мне будет стыдно! Паша ведь был мой муж…
— Ладно, ладно, Аня. Я это только в том плане, чтобы ты не волновалась о материальной части. До твоих денег тоже дело дойдет. Адвокат — удовольствие недешевое.
— Как — адвокат? Мы ведь нацеливались на частного сыщика…
— Адвокат, Аня, лучше. Он будет представлять твои интересы в суде. И потом, частного сыщика не пустят в те кабинеты, куда известный адвокат двери ногой открывает.
— У тебя уже есть кто-то на примете?
— Да, мне рекомендовали… Где-то тут была записка, неужели посеял? — Бочанин захлопал себя по карманам пиджака. — Ах да, вот же она! — Развернув сложенный вчетверо клетчатый блокнотный листок, он отчетливо, чуть ли не по слогам, прочел: — Юрий Петрович Гордеев, десятая юридическая консультация Московской палаты адвокатов. На Таганке, — прибавил он от себя. — Слышал я не от одного уже человека, что Гордеев — такой адвокат, который стоит десяти частных сыщиков.
— Проверим, — сказала вдова Павла Любимова.
Не завершив процесс переобувания (одна нога в тапочке, на другой — полурасшнурованный ботинок), Виктор Бочанин смотрел снизу вверх на нее — высокую, красивую даже в домашнем халате, обычно уступчивую и застенчивую, но за последнее время налившуюся какой-то уверенной решимостью. Увеличенная кормлением грудь зрительно подчеркивала эту решимость. Павел многократно пересказывал другу историю знакомства с будущей женой: тогда он находился в зените славы и, как последний идиот, решил, будто только благодаря чемпионскому титулу ему удалось добиться внимания прекрасной брюнетки, отшивавшей в приморской гостинице всех, кто пытался ухаживать за ней. А на второй день выяснилось, что она не подозревала о его спортивной славе. И вообще, даже телевизор выключает, когда там начинаются спортивные новости. Паша понравился ей именно как Паша — без наград, без регалий, сам по себе. Его это привело в восторг. Его все в ней восторгало — даже то, что она была чуть полновата и, совсем не по-спортивному, медлительна и рассеянна. В доверительных мужских беседах Павел откровенно признавался Виктору, что женщины, как и кошки, ему нравятся мягкие и пушистые. Пусть другие хвастаются ультрамодными «сфинксами», лысыми, тощими и злобными на вид, — он предпочитает надежную добрую сибирскую породу. Аня как раз родом из Иркутска… А еще Паша звал Аню «своей персиянкой» — но это уже не из-за сходства с персидской кошкой, а из-за густейших, точно у иранской пери, черных волос и косо поставленных, удлиненных к вискам темно-карих глаз.
Паша так до конца и не узнал свою жену. Не увидел, как в этой красавице с восточными глазами пробуждается восточная жажда мести. Не почувствовал, как пушистая кошечка прекращает мурлыкать и выпускает острые коготки. Да и откуда было это узнать ему? Если бы не убийство мужа, не за кого было бы ей мстить, незачем превращаться из домашней кошки в дикую рысь. Но если уж произошло то, что произошло, Аня пойдет на все, чтобы найти убийц, — Виктор мог не сомневаться.
— Проверим, Аня. Конечно, проверим. Если Гордеев нас не устроит, найдем другого адвоката, еще лучше. Хотя это вряд ли… Гордеев, говорят, редкий человек… А теперь пойдем, покажешь Димку. Вырос небось? Давно я что-то вас не навещал…
4
— По-моему, да. Кажется, убитой где-то около пятидесяти, муж старше лет на десять.
— Хорошо… То есть не то чтобы хорошо, но лучше, чем я думал. Мужа, однако, тщательно расспрошу. С кем еще беседуем — с сослуживцами? Запишем: подробно опросить сослуживцев. Никогда не случалось рассматривать изнанку взаимоотношений в спорткомплексе, однако печенкой чувствую, что у них там тот еще гадюшник.
— И большие деньги, Саша. Держи это в уме. Возможно, тебе даже придется призвать экономиста или бухгалтера для основательной консультации.
— Надо будет, призову… Думаешь, левая прибыль?
— Все может быть. Не исключено, что Чайкина находилась в контакте с криминалом, а может быть, наоборот, пыталась воспрепятствовать его проникновению во вверенный ей спорткомплекс. Убивают и за меньшее. Тем более Чайкину вспоминают как женщину резкую, с мужским характером…
— Характер возьмем на заметку. Ну и со следователем Сергеем Плотниковым у меня аж руки чешутся побеседовать. Просто знаешь, Костя, вызывает заурядный человеческий интерес: каким фантастическим образом можно мурыжить дело полгода и так ни до чего и не докопаться?
Константин Дмитриевич Меркулов слегка развел руками, как бы сигнализируя, что вопрос этот риторический.
— Кого тебе выделить в помощники? — спросил он у Турецкого.
— Елагина. То есть… Да, пожалуй, Рюрика Елагина. Мы с ним отлично сработались.
— Замечательно, Саша. Действуй. Я очень рассчитываю на тебя.
Это напутствие ничего по-настоящему не означало, но придало Турецкому бодрости. Так же, как и продумывание следственных мероприятий — привычный ритуал, возвращающий в рабочий тонус размягченные летней температурой за тридцать градусов мозги. Мышление прояснилось, и пива будто бы не так уж хочется…
«А в отпуск отпрошусь у Кости в сентябре, — утешил себя Александр Борисович. — Ну, даже если в октябре, ничего страшного. Золотая осень… и не жарко… Благодать!»
Анна Владиславовна Любимова, совсем недавно — обожаемая жена, а теперь — вдова Павла Любимова, за последние полгода резко невзлюбила звонки. Телефонные, звонки в дверь, звонки будильника — какие угодно. В течение тех черных суток первого января, которые вместили и тело мужа в пятне стремительно темнеющего вокруг него снега, и непонимание, и надежду на то, что муж тяжело ранен, но жив, и подступающую истерику, которую не удалось сдержать, — так вот, первого января 2005 года любимовская квартира была похожа на проходной двор. Люди без конца приходили, уходили, расспрашивали, пытались успокоить. И звонили, звонили… Даже теперь, услышав звонок, Аня вздрагивает; сердце в ней обмирает. Будто самое страшное, что могло произойти, еще не произошло, будто звонок сам по себе несет новое, неслыханное несчастье.
Но этот звонок ее не испугал: Аня ждала его. Вот уже целый час она то смотрела на часы, то подбегала к двери, от которой бросалась снова к Димочке. Боялась оставлять его одного: и раньше-то, пока жив был Паша, тряслась над сыночком, а теперь, когда единственное, что осталось у нее от Паши — Димочка, Аня превратилась в совершенно сумасшедшую мамашу-клушу. Понимала, что нельзя так, что она рискует избаловать мальчика до безобразия, однако поделать с собой ничего не могла. Но ребенок, от природы флегматичный, спокойно спал в своей деревянной кроватке с высокими стенками. Не разбудил его и долгожданный звонок — когда он действительно прозвучал… Аня вмиг очутилась у двери.
— Почему не спрашиваешь «кто там»? — укорил ее Виктор Бочанин, шумно вваливаясь в квартиру. Обычно его обтекаемое тело двигалось плавно и беззвучно, но сегодня он будто нарочно нагнетал вокруг себя шум: жестикулировал, топал ногами, якобы отрясая о резиновый коврик какие-то соринки с подошв, говорил громко, с преувеличенной бодростью.
— Я же знаю, Витя, что это ты…
— Нет, Аня, не знаешь. В глазок посмотрела? Ну вот! В следующий раз или смотри, или спрашивай. Поняла? Мало ли что!
«Мало ли что» грозовым облаком тяготело над вдовой Павла Любимова с первого января. Уйти вслед за мужем ей, может, даже хотелось бы, но слишком страшно было бы оставить Димочку круглым сиротой. Мирно текли друг за другом месяцы, никто не думал покушаться на Анину жизнь, и Аня отбросила бдительность. Судя по всему, убийцам нужен был именно Павел Любимов, а не его друзья или члены его семьи. А может быть, в конце концов, следователь прокуратуры Горохов прав, и ранним утром нового года имело место всего лишь случайное убийство на почве межнациональной розни?
Во что Аня Любимова и супруги Бочанины категорически не верили.
Виктора и Инну Бочаниных двадцатисемилетний следователь Горохов из прокуратуры Северо-Западного округа, производящий расследование дела об убийстве Любимова, допрашивал два раза, порознь и вместе, но у них сложилось впечатление, что по-настоящему он их так и не выслушал. Делал вид, будто слушает, но слышать не желал. Виктор Бочанин язык стер, без конца твердя Горохову: «Такое ощущение, что им нужна была одна жизнь, жизнь именно Павла Любимова. Такое ощущение, что их кто-то послал, чтобы убить не меня, к примеру, не Инну, а только Павла Любимова!» Но следователю не были нужны ощущения свидетелей. Юрист второго класса Горохов выбрал одну версию из целого ряда других и держался за нее зубами и когтями: «Черные убили славянина. Значит, мы имеем дело с убийством на почве межнациональной розни и ненависти!» Так мотив убийства прозвучал во всех милицейских и прокурорских сводках и статистических отчетах за эту новогоднюю ночь.
— Обряд инициации, — мудрено втолковывал Горохов Виктору Бочанину. — Говорите, парни были молодые? Вот-вот. У них же там, на Кавказе, как? Ты не мужчина, пока кого-нибудь не убьешь. Убить своего — значит, нарваться на кровную месть. Убить русского? Для кавказцев это запросто.
— Но убитый не был простым человеком, — пытался Бочанин переориентировать Горохова на другие позиции. — Олимпийский чемпион, тренер, председатель «Клуба по борьбе с запрещенными стимуляторами»…
— Да, вы правы, дело необычное. Подумать только, случайно убит олимпийский чемпион!
Создавалось впечатление, что свидетели Горохову мешают: ходят зачем-то, говорят свое, портят нарисованную им схему. Даже показание Инны о том, что у главаря убийц не хватало двух пальцев на левой руке, не вызвало у следователя ни малейших эмоций. Аня Любимова и супруги Бочанины испытывали уже тихую ненависть к этому непрошибаемому бюрократу, который то ли был от природы глуп, то ли кого-то покрывал. Ненависть к его тонконогой и толстобрюхой, несмотря на молодость, фигуре, самоуверенному, вечно звучащему на повышенных тонах голосу, размеренным движениям постоянно лоснящихся, точно он недавно ел что-то маслянистое, пальцев… И надо же было случиться, чтобы Горохова тоже звали Дмитрием, как любимовского сына! Самое близкое для Ани имя. И — самое отталкивающее. Нет, с Гороховым каши не сваришь! Надо действовать собственными силами…
— Ну как, Витя, — Аня изводилась от нетерпения, — что тебе посоветовали?
Бочанин, после приступа шумливости при входе, стал тих и безмолвен. Присев на стул, начал расшнуровывать ботинки: в квартиру, где есть младенец, вход в уличной обуви воспрещен. Вдова не торопила, хотя все ее тело напряглось в ожидании первого слова.
— Значит, так, Аня, — не выдержав, заговорил Бочанин с ботинком в руке, — похоже, ты была права. Без крупных денег тут ничего не сделаешь.
Аня сглотнула застрявшее в горле ожидание. Ей стало легче. Даже непривлекательная определенность лучше полного тумана.
— Это ничего, это ничего, — торопливо сказала Аня, — деньги у нас есть… Пока есть… А потом я выйду на работу…
— Да ты-то уж молчи! — с грубоватой дружеской ласковостью прервал ее Виктор. — Тебе деньги на Димку нужны. А на работу выходить даже не думай: ребенок сейчас твоя главная работа. Не беспокойся, скинемся! Кликну клич в нашей спортсменской среде: «Требуются деньги, чтобы отыскать убийц Пашки Любимова!» — знаешь, сколько народу от себя последнее оторвет?
— Но как же! — Анна нахмурилась. — Я обязательно должна дать деньги, обязательно! Витя, даже не думай, мне будет стыдно! Паша ведь был мой муж…
— Ладно, ладно, Аня. Я это только в том плане, чтобы ты не волновалась о материальной части. До твоих денег тоже дело дойдет. Адвокат — удовольствие недешевое.
— Как — адвокат? Мы ведь нацеливались на частного сыщика…
— Адвокат, Аня, лучше. Он будет представлять твои интересы в суде. И потом, частного сыщика не пустят в те кабинеты, куда известный адвокат двери ногой открывает.
— У тебя уже есть кто-то на примете?
— Да, мне рекомендовали… Где-то тут была записка, неужели посеял? — Бочанин захлопал себя по карманам пиджака. — Ах да, вот же она! — Развернув сложенный вчетверо клетчатый блокнотный листок, он отчетливо, чуть ли не по слогам, прочел: — Юрий Петрович Гордеев, десятая юридическая консультация Московской палаты адвокатов. На Таганке, — прибавил он от себя. — Слышал я не от одного уже человека, что Гордеев — такой адвокат, который стоит десяти частных сыщиков.
— Проверим, — сказала вдова Павла Любимова.
Не завершив процесс переобувания (одна нога в тапочке, на другой — полурасшнурованный ботинок), Виктор Бочанин смотрел снизу вверх на нее — высокую, красивую даже в домашнем халате, обычно уступчивую и застенчивую, но за последнее время налившуюся какой-то уверенной решимостью. Увеличенная кормлением грудь зрительно подчеркивала эту решимость. Павел многократно пересказывал другу историю знакомства с будущей женой: тогда он находился в зените славы и, как последний идиот, решил, будто только благодаря чемпионскому титулу ему удалось добиться внимания прекрасной брюнетки, отшивавшей в приморской гостинице всех, кто пытался ухаживать за ней. А на второй день выяснилось, что она не подозревала о его спортивной славе. И вообще, даже телевизор выключает, когда там начинаются спортивные новости. Паша понравился ей именно как Паша — без наград, без регалий, сам по себе. Его это привело в восторг. Его все в ней восторгало — даже то, что она была чуть полновата и, совсем не по-спортивному, медлительна и рассеянна. В доверительных мужских беседах Павел откровенно признавался Виктору, что женщины, как и кошки, ему нравятся мягкие и пушистые. Пусть другие хвастаются ультрамодными «сфинксами», лысыми, тощими и злобными на вид, — он предпочитает надежную добрую сибирскую породу. Аня как раз родом из Иркутска… А еще Паша звал Аню «своей персиянкой» — но это уже не из-за сходства с персидской кошкой, а из-за густейших, точно у иранской пери, черных волос и косо поставленных, удлиненных к вискам темно-карих глаз.
Паша так до конца и не узнал свою жену. Не увидел, как в этой красавице с восточными глазами пробуждается восточная жажда мести. Не почувствовал, как пушистая кошечка прекращает мурлыкать и выпускает острые коготки. Да и откуда было это узнать ему? Если бы не убийство мужа, не за кого было бы ей мстить, незачем превращаться из домашней кошки в дикую рысь. Но если уж произошло то, что произошло, Аня пойдет на все, чтобы найти убийц, — Виктор мог не сомневаться.
— Проверим, Аня. Конечно, проверим. Если Гордеев нас не устроит, найдем другого адвоката, еще лучше. Хотя это вряд ли… Гордеев, говорят, редкий человек… А теперь пойдем, покажешь Димку. Вырос небось? Давно я что-то вас не навещал…
4
Следователь Тверской межрайонной прокуратуры, юрист первого класса Сергей Валерьянович Плотников находился в стрессовом состоянии. Само по себе упомянутое состояние не могло считаться новостью: Плотников пребывал в нем постоянно. Необычна была лишь причина, ввергнувшая его в стресс.
Посудите сами: как правило, основным фактором, раздергивавшим плотниковские нервы, была семейная жизнь. Кто-то возле семейного очага расслабляется и отдыхает душой — у Сергея Валерьяновича дела обстояли прямо противоположным образом. Его угораздило жениться поздно, в тридцать шесть лет… Поддался, как дурак, на увещевания родителей, испугался одинокой старости! И невеста была ему не противна: субтильная такая, хрупкая, уязвимая. Варя, Варенька: имя теплое, словно варежка. Мечтала родить ему детей… Ну что тут скажешь? Мечты сбываются! Хрупкое создание за десять лет совместной жизни отправлялось в роддом пять раз. Во время, свободное от родов, Варвара тоже не скучала, заполняя досуг авитаминозами, общей слабостью, визитами к подругам и мамочке (дежурным блюдом этих визитов выступали жалобы на нечуткость и грубость мужа), поездками в подмосковный санаторий, пред— и послеродовыми депрессиями. Что касается Плотникова, то уже после первого ребенка он, испуганный слабым здоровьем жены, заявил: «Хватит!» — и началась волынка предохранительных средств… которые доказали свою полнейшую несостоятельность. Трудно установить, то ли средства попадались ненадежные, то ли применялись неправильно, то ли организм Варвары, вопреки декларируемой слабости, обладал невероятным, обходящим все ухищрения медицины талантом материнства. Не помогали даже презервативы, которые Плотников после рождения третьего захребетника перестал покупать. Конечно, существует еще такой малопочтенный метод регуляции численности населения, как аборт, но Варя была категорически против абортов, так как они, по ее мнению, приводят к раку. Плотников в пункте абортов солидаризировался с женой — не из-за опасности рака и не по религиозным соображениям (он не позволил бы никаким богам вмешиваться в свою личную жизнь), а потому, что считал за величайшее свинство убить человека, который приложил столько усилий, прорываясь через предохранительные кордоны на белый свет. В конце концов, ведь это были его дети! В своем отцовстве он не имел оснований сомневаться: все пятеро, особенно дочки, были вылитые Сергеи Валерьяновичи. И все обожали папулю, который играл с ними, читал им книжки, помогал учить уроки и никогда не бил. В отличие от Варвары, которая под горячую руку, случалось, и мужу закатывала пощечины. Порой Плотников погружался в запретную мечту: что, если бы Варвара исчезла? Нет, не умерла, он не настолько жесток; просто взяла и исчезла бы из его жизни. Ушла бы, что ли, к другому мужчине: ведь она, несмотря на все беременности и истерики, неплохо сохранилась и постоянно жалуется на то, что совершила страшную ошибку, выйдя за хама-следователя. Одному, с детьми, ему в чем-то стало бы легче: Мариночка, старшая, отлично справляется по хозяйству…
Так нет, не уйдет ведь Варя! Еще, того гляди, шестого родит! Роддомовская врачиха в последний раз клялась и божилась, что перевязала трубы, а это дает стопроцентную гарантию — так ведь знаем мы их, этих врачей и эти трубы. Если Варварин организм решит, что шестой отпрыск в семье Плотниковых необходим, никакие препятствия с трубами его не остановят.
Поглощенный непрекращающимися домашними трудностями, на работе следователь Плотников функционировал. Элементарно функционировал, выполняя служебные инструкции от «А» до «Я», не лез на рожон, не хватал звезд с неба — словом, был исполнителен и безынициативен. Время от времени он с горечью напоминал себе, что раньше трудился по-другому, что ему было интересно то, чем он занимается; а в молодости, полный энтузиазма, он и подумать не мог, что когда-нибудь превратится в эдакого человека в футляре, хладнокровную рыбу с тусклыми глазами… Но раньше — это раньше. Теперь Сергей Валерьянович разучился сосредотачиваться: пытаешься погрузиться с головой в материалы дела, а в голове комарино звенят вчерашние упреки жены; пытаешься вечером после ужина набросать предварительный план завтрашнего допроса, а на тебя наседают маленькие Плотниковы, которые целый день дожидались порции родительского внимания. Единственное, чем он утешал себя, — нареканий на него не поступало, а значит, обязанности свои он выполняет сносно.
Так было до сих пор. Но, видно, нельзя вечно играть в поддавки с самим собой, и за все наступает расплата. В данный момент расплата стояла перед ним в облике старшего помощника Генерального прокурора Российской Федерации Александра Борисовича Турецкого. Турецкий сыпал слова суровым голосом, но при этом смущенно морщился и, в целом, был совсем не рад, что приходится отчитывать работника прокуратуры, о котором раньше ему ничего плохого не докладывали.
— Послушайте, Сергей Валерьянович, — будто сквозь толщу воды, доходил до Плотникова смысл слов, — понимаю, что вам приходится работать и… жить в сложной обстановке…
«Сослуживцы рассказали про семью, — отметил Плотников, — значит, сочувствуют. Переживают. А что толку?»
— …Но это не дает вам права пренебрегать служебными обязанностями. Во что вы превратили дело Чайкиной?
— Кого? — переспросил Плотников уныло, как неуспевающий ученик, тянущий время в ожидании спасительной подсказки.
— Натальи Чайкиной, гендиректора спортивного клуба «Авангард».
— Ах да, ну да, конечно… Это скорее дело Вахтанга Логия…
— Это вы в этом уверены, Сергей Валерьянович. Причем настолько уверены, что никакие другие версии просто не рассматривали. Что ж, давайте разбираться вместе.
Ресторан «Олимпийские чемпионы» в центре Москвы не пустовал даже по будням, несмотря на то что элитное обслуживание и прекрасный ассортимент блюд здесь подавались в комплекте с довольно-таки кусачими ценами. Многие москвичи — и бывшие спортсмены, и персонажи околоспортивной тусовки, и люди, отношения к спорту не имеющие, но прельщенные обстановкой в стиле ретро, которая отсылала к Олимпиаде-1980, — были не прочь истратить в этом ресторане немалую сумму ради того, чтобы пустить пыль в глаза или попросту создать праздничное настроение себе и своим любимым. Однако первого января 2005 года народу здесь оказалось негусто: большинство потенциальных посетителей отсыпалось после бессонной ночи. Легко догадаться, что подавляющее большинство клиентуры в тот день составляли пары. Новый год — семейный праздник.
Гендиректор спортивного комплекса «Авангард» Наталья Робертовна Чайкина тоже пришла в отдельный кабинет ресторана под руку с мужем, сотрудником одного из столичных технических вузов. Изучивший клиентку метрдотель приказал официанту накрыть стол на четыре персоны, и не ошибся: хоть на работу, хоть в деловые поездки, хоть в ресторан, хоть в косметический салон, хоть на выставку авангардного искусства — повсюду Чайкину сопровождали телохранители. Не афишируя себя, они держались как обычные знакомые величественной дамы, а потому ели и пили с ней за одним столом. Правда, блюда им, конечно, подавались отнюдь не самые изысканные. И от алкоголя они воздерживались — работа, ничего не попишешь!
Матово вбирали свет лампы припудренные плечи Натальи Робертовны, полностью открытые темно-синим вечерним платьем. Несмотря на свои сорок восемь лет, Чайкина, благодаря занятиям на тренажерах во вверенном ей «Авангарде», могла показать обнаженный верх своего тела без стеснения. Константин Германович сгорбленно согнулся над тарелкой, то и дело поправляя очки, и выглядел стариком рядом с эффектной женой. Двое телохранителей — одинаково смуглые, оба с черными подковообразными усами, почти братья на вид — несли вахту, мало обращая внимание на супругов. Бутылка шампанского на столе была наполовину пуста. По крайней мере, именно такой расстановка фигур запомнилась официанту Григорию Бычихину, когда он принес заказанный Чайкиной фирменный салат из капусты, помидоров, стручков красного перца, ломтиков бекона и мелко нарубленных яиц под названием «Завтрак для чемпионов».
Когда Григорий Бычихин покинул кабинет, где отмечала Новый год Наталья Чайкина, мимо него туда проследовали шесть личностей, показавшихся ему родственниками телохранителей: смуглые, черноволосые, кавказского типа. Все шестеро — в зимней верхней одежде (кажется, черных коротких куртках) и вязаных шапочках. Верхняя одежда странно оттопыривалась. Бычихин еще удивился: как это их пропустили, не заставили сдать куртки в гардероб? В следующую минуту он уже ничему не удивлялся — а просто замер на месте от ужаса, потому что началась стрельба. Судя по грохоту, он понял, что телохранители Чайкиной так просто не сдались, начали отстреливаться. Но незваных гостей все равно оказалось больше…
Закончив свое кровавое дело, они проследовали мимо Бычихина в обратном направлении — правда, гораздо быстрее. Убийцы уже не прятали автоматы под куртками, а угрожающе направляли их дула туда, откуда ожидали опасности. Поддерживавшая автомат левая рука одного из кавказцев выглядела необычно: на ней не хватало двух пальцев, большого и указательного. Такие мелочи отчетливо подмечаются в минуты наивысшего напряжения и страха. Григорий Бычихин отрешенно подумал, что вот и все, пробил его смертный час; эхма, а еще считается, будто официант — мирная профессия… Но судьба свидетеля оказалась убийцам безразлична. Зато когда они увидели, что к ним бегут представители охраны ресторана, выпустили предупредительную очередь по стеклам. Кое-кого из посетителей, сидевших вблизи окна, задело осколками, но ни один серьезно не пострадал. А кавказцы в черных шапочках и куртках, обеспечив себе путь к отступлению, по выходе из ресторана вскочили в машину, которая рванулась по тихой улочке в направлении Тверской… В то время как в ресторане отчаянно вспыхнули телефонные звонки. Звонили в «скорую» и в милицию, по служебным телефонам и по мобильным.
Согласно рецепту, салат «Завтрак для чемпионов» заправляют майонезом, а не кетчупом. Однако тот, кто увидел бы тарелки с нетронутым блюдом, оставшиеся на месте побоища, имел бы право в этом усомниться… Впрочем, «кетчуп» в кабинете был повсюду: скапливался лужами на полу, пропитывал скатерть, густыми струйками стекал со стен, даже потолок оказался забрызган красными каплями. Казалось бы, здесь вряд ли найдется работа для врачей — разве что для судебных патологоанатомов. Тем не менее, когда на место происшествия прибыла бригада «скорой помощи», Константин Чайкин слабо дышал и даже пытался стонать. Его срочно доставили в институт Склифосовского. А отдельный кабинет ресторана «Олимпийские чемпионы» оккупировала милиция. С места происшествия дежурный следователь Мосгорпрокуратуры Савва Терентьев, эксперт-криминалист Гафуров и опера МУРа Короткий и Королев изъяли два автомата «Агран-2000», из которых пытались отстреливаться погибшие охранники, пистолет ПИ-545 и около двух десятков стреляных гильз.
В ту же ночь были установлены имена погибших. Что касается гендиректора «Авангарда» Натальи Робертовны Чайкиной, постоянной клиентки ресторана, здесь не пришлось особенно трудиться. А зная имя убитой, выяснить вопрос относительно ее телохранителей оказалось легко. Василий Куркин (и среди русских рождаются брюнеты) и Вахтанг Логия были сотрудниками частного охранного предприятия «Пихта-5».
Что же послужило основанием для столь жестокой расправы? Задержать убийц по горячим следам не удалось. По факту убийства трех человек прокуратура Центрального административного округа Москвы возбудила уголовное дело, которое передала в Тверскую межрайонную прокуратуру. Следствие, которое возглавил Сергей Валерьянович Плотников, начало с версии, что неизвестные намечали главным объектом убийства Наталью Чайкину. Однако насколько это вытекало из репутации спорткомплекса, свои дела гендиректор «Авангарда» вела безупречно чисто, с криминалом не соприкасалась. Определенные надежды на то, что убийство могло быть совершено по личным мотивам, Плотников возлагал на допрос мужа Чайкиной, которому специалисты НИИ Скорой помощи имени Склифосовского помогли выжить. Но от Константина Германовича ничего внятного добиться не удалось. Тяжелое ранение подорвало его и прежде не богатырское здоровье, а смерть жены, очевидно, подкосила и психику.
Обросший неаккуратной седой волосней, чересчур длинной для щетины, но слишком жидкой для бороды, Константин Германович, облаченный в жеваную пятнистую больничную рубаху, раскачивался взад-вперед, сидя на койке. Очки его (конечно, не те, что были на нем в тот роковой вечер, — те превратились в осколки) слепо блестели. На все вопросы он монотонно отвечал: «Вот этого-то я как раз и не помню», — раз за разом, пока не принимался беззвучно, содрогаясь всем телом, рыдать. Дело на глазах превращалось в глухой висяк.
Чтобы принять хоть какие-то меры, юрист первого класса Сергей Валерьянович Плотников выдвинул рабочую версию, согласно которой причиной перестрелки в ресторане явился конфликт между представителями криминальных структур. Тем более что один из убитых, Вахтанг Логия, уроженец Сухуми, имевший кличку Абхаз, входил в группировку своего брата Гурама Логия, контролировавшего игорный бизнес Москвы. Все остроумие версии заключалось в том, что брата Абхаза точно таким же образом расстреляли несколько месяцев назад на Кутузовском проспекте. Плотников был убежден, что братья Логия кому-то перебежали дорогу, за что и были, в соответствии с правилами этой среды, «наказаны» соперниками. Нападение, одним словом, произошло на почве расправы с Абхазом, а сидевшие с ним за одним столиком Наталья Чайкина и Василий Куркин были убиты случайно, ввиду того, что они находились рядом с бандитом. По той же причине был ранен и профессор Чайкин, муж госпожи гендиректора клуба «Авангард».
— Ну и что, Сергей Валерьянович, — спросил Турецкий, предвидя очевидный ответ, — помогла вам эта версия найти убийц?
Посудите сами: как правило, основным фактором, раздергивавшим плотниковские нервы, была семейная жизнь. Кто-то возле семейного очага расслабляется и отдыхает душой — у Сергея Валерьяновича дела обстояли прямо противоположным образом. Его угораздило жениться поздно, в тридцать шесть лет… Поддался, как дурак, на увещевания родителей, испугался одинокой старости! И невеста была ему не противна: субтильная такая, хрупкая, уязвимая. Варя, Варенька: имя теплое, словно варежка. Мечтала родить ему детей… Ну что тут скажешь? Мечты сбываются! Хрупкое создание за десять лет совместной жизни отправлялось в роддом пять раз. Во время, свободное от родов, Варвара тоже не скучала, заполняя досуг авитаминозами, общей слабостью, визитами к подругам и мамочке (дежурным блюдом этих визитов выступали жалобы на нечуткость и грубость мужа), поездками в подмосковный санаторий, пред— и послеродовыми депрессиями. Что касается Плотникова, то уже после первого ребенка он, испуганный слабым здоровьем жены, заявил: «Хватит!» — и началась волынка предохранительных средств… которые доказали свою полнейшую несостоятельность. Трудно установить, то ли средства попадались ненадежные, то ли применялись неправильно, то ли организм Варвары, вопреки декларируемой слабости, обладал невероятным, обходящим все ухищрения медицины талантом материнства. Не помогали даже презервативы, которые Плотников после рождения третьего захребетника перестал покупать. Конечно, существует еще такой малопочтенный метод регуляции численности населения, как аборт, но Варя была категорически против абортов, так как они, по ее мнению, приводят к раку. Плотников в пункте абортов солидаризировался с женой — не из-за опасности рака и не по религиозным соображениям (он не позволил бы никаким богам вмешиваться в свою личную жизнь), а потому, что считал за величайшее свинство убить человека, который приложил столько усилий, прорываясь через предохранительные кордоны на белый свет. В конце концов, ведь это были его дети! В своем отцовстве он не имел оснований сомневаться: все пятеро, особенно дочки, были вылитые Сергеи Валерьяновичи. И все обожали папулю, который играл с ними, читал им книжки, помогал учить уроки и никогда не бил. В отличие от Варвары, которая под горячую руку, случалось, и мужу закатывала пощечины. Порой Плотников погружался в запретную мечту: что, если бы Варвара исчезла? Нет, не умерла, он не настолько жесток; просто взяла и исчезла бы из его жизни. Ушла бы, что ли, к другому мужчине: ведь она, несмотря на все беременности и истерики, неплохо сохранилась и постоянно жалуется на то, что совершила страшную ошибку, выйдя за хама-следователя. Одному, с детьми, ему в чем-то стало бы легче: Мариночка, старшая, отлично справляется по хозяйству…
Так нет, не уйдет ведь Варя! Еще, того гляди, шестого родит! Роддомовская врачиха в последний раз клялась и божилась, что перевязала трубы, а это дает стопроцентную гарантию — так ведь знаем мы их, этих врачей и эти трубы. Если Варварин организм решит, что шестой отпрыск в семье Плотниковых необходим, никакие препятствия с трубами его не остановят.
Поглощенный непрекращающимися домашними трудностями, на работе следователь Плотников функционировал. Элементарно функционировал, выполняя служебные инструкции от «А» до «Я», не лез на рожон, не хватал звезд с неба — словом, был исполнителен и безынициативен. Время от времени он с горечью напоминал себе, что раньше трудился по-другому, что ему было интересно то, чем он занимается; а в молодости, полный энтузиазма, он и подумать не мог, что когда-нибудь превратится в эдакого человека в футляре, хладнокровную рыбу с тусклыми глазами… Но раньше — это раньше. Теперь Сергей Валерьянович разучился сосредотачиваться: пытаешься погрузиться с головой в материалы дела, а в голове комарино звенят вчерашние упреки жены; пытаешься вечером после ужина набросать предварительный план завтрашнего допроса, а на тебя наседают маленькие Плотниковы, которые целый день дожидались порции родительского внимания. Единственное, чем он утешал себя, — нареканий на него не поступало, а значит, обязанности свои он выполняет сносно.
Так было до сих пор. Но, видно, нельзя вечно играть в поддавки с самим собой, и за все наступает расплата. В данный момент расплата стояла перед ним в облике старшего помощника Генерального прокурора Российской Федерации Александра Борисовича Турецкого. Турецкий сыпал слова суровым голосом, но при этом смущенно морщился и, в целом, был совсем не рад, что приходится отчитывать работника прокуратуры, о котором раньше ему ничего плохого не докладывали.
— Послушайте, Сергей Валерьянович, — будто сквозь толщу воды, доходил до Плотникова смысл слов, — понимаю, что вам приходится работать и… жить в сложной обстановке…
«Сослуживцы рассказали про семью, — отметил Плотников, — значит, сочувствуют. Переживают. А что толку?»
— …Но это не дает вам права пренебрегать служебными обязанностями. Во что вы превратили дело Чайкиной?
— Кого? — переспросил Плотников уныло, как неуспевающий ученик, тянущий время в ожидании спасительной подсказки.
— Натальи Чайкиной, гендиректора спортивного клуба «Авангард».
— Ах да, ну да, конечно… Это скорее дело Вахтанга Логия…
— Это вы в этом уверены, Сергей Валерьянович. Причем настолько уверены, что никакие другие версии просто не рассматривали. Что ж, давайте разбираться вместе.
Ресторан «Олимпийские чемпионы» в центре Москвы не пустовал даже по будням, несмотря на то что элитное обслуживание и прекрасный ассортимент блюд здесь подавались в комплекте с довольно-таки кусачими ценами. Многие москвичи — и бывшие спортсмены, и персонажи околоспортивной тусовки, и люди, отношения к спорту не имеющие, но прельщенные обстановкой в стиле ретро, которая отсылала к Олимпиаде-1980, — были не прочь истратить в этом ресторане немалую сумму ради того, чтобы пустить пыль в глаза или попросту создать праздничное настроение себе и своим любимым. Однако первого января 2005 года народу здесь оказалось негусто: большинство потенциальных посетителей отсыпалось после бессонной ночи. Легко догадаться, что подавляющее большинство клиентуры в тот день составляли пары. Новый год — семейный праздник.
Гендиректор спортивного комплекса «Авангард» Наталья Робертовна Чайкина тоже пришла в отдельный кабинет ресторана под руку с мужем, сотрудником одного из столичных технических вузов. Изучивший клиентку метрдотель приказал официанту накрыть стол на четыре персоны, и не ошибся: хоть на работу, хоть в деловые поездки, хоть в ресторан, хоть в косметический салон, хоть на выставку авангардного искусства — повсюду Чайкину сопровождали телохранители. Не афишируя себя, они держались как обычные знакомые величественной дамы, а потому ели и пили с ней за одним столом. Правда, блюда им, конечно, подавались отнюдь не самые изысканные. И от алкоголя они воздерживались — работа, ничего не попишешь!
Матово вбирали свет лампы припудренные плечи Натальи Робертовны, полностью открытые темно-синим вечерним платьем. Несмотря на свои сорок восемь лет, Чайкина, благодаря занятиям на тренажерах во вверенном ей «Авангарде», могла показать обнаженный верх своего тела без стеснения. Константин Германович сгорбленно согнулся над тарелкой, то и дело поправляя очки, и выглядел стариком рядом с эффектной женой. Двое телохранителей — одинаково смуглые, оба с черными подковообразными усами, почти братья на вид — несли вахту, мало обращая внимание на супругов. Бутылка шампанского на столе была наполовину пуста. По крайней мере, именно такой расстановка фигур запомнилась официанту Григорию Бычихину, когда он принес заказанный Чайкиной фирменный салат из капусты, помидоров, стручков красного перца, ломтиков бекона и мелко нарубленных яиц под названием «Завтрак для чемпионов».
Когда Григорий Бычихин покинул кабинет, где отмечала Новый год Наталья Чайкина, мимо него туда проследовали шесть личностей, показавшихся ему родственниками телохранителей: смуглые, черноволосые, кавказского типа. Все шестеро — в зимней верхней одежде (кажется, черных коротких куртках) и вязаных шапочках. Верхняя одежда странно оттопыривалась. Бычихин еще удивился: как это их пропустили, не заставили сдать куртки в гардероб? В следующую минуту он уже ничему не удивлялся — а просто замер на месте от ужаса, потому что началась стрельба. Судя по грохоту, он понял, что телохранители Чайкиной так просто не сдались, начали отстреливаться. Но незваных гостей все равно оказалось больше…
Закончив свое кровавое дело, они проследовали мимо Бычихина в обратном направлении — правда, гораздо быстрее. Убийцы уже не прятали автоматы под куртками, а угрожающе направляли их дула туда, откуда ожидали опасности. Поддерживавшая автомат левая рука одного из кавказцев выглядела необычно: на ней не хватало двух пальцев, большого и указательного. Такие мелочи отчетливо подмечаются в минуты наивысшего напряжения и страха. Григорий Бычихин отрешенно подумал, что вот и все, пробил его смертный час; эхма, а еще считается, будто официант — мирная профессия… Но судьба свидетеля оказалась убийцам безразлична. Зато когда они увидели, что к ним бегут представители охраны ресторана, выпустили предупредительную очередь по стеклам. Кое-кого из посетителей, сидевших вблизи окна, задело осколками, но ни один серьезно не пострадал. А кавказцы в черных шапочках и куртках, обеспечив себе путь к отступлению, по выходе из ресторана вскочили в машину, которая рванулась по тихой улочке в направлении Тверской… В то время как в ресторане отчаянно вспыхнули телефонные звонки. Звонили в «скорую» и в милицию, по служебным телефонам и по мобильным.
Согласно рецепту, салат «Завтрак для чемпионов» заправляют майонезом, а не кетчупом. Однако тот, кто увидел бы тарелки с нетронутым блюдом, оставшиеся на месте побоища, имел бы право в этом усомниться… Впрочем, «кетчуп» в кабинете был повсюду: скапливался лужами на полу, пропитывал скатерть, густыми струйками стекал со стен, даже потолок оказался забрызган красными каплями. Казалось бы, здесь вряд ли найдется работа для врачей — разве что для судебных патологоанатомов. Тем не менее, когда на место происшествия прибыла бригада «скорой помощи», Константин Чайкин слабо дышал и даже пытался стонать. Его срочно доставили в институт Склифосовского. А отдельный кабинет ресторана «Олимпийские чемпионы» оккупировала милиция. С места происшествия дежурный следователь Мосгорпрокуратуры Савва Терентьев, эксперт-криминалист Гафуров и опера МУРа Короткий и Королев изъяли два автомата «Агран-2000», из которых пытались отстреливаться погибшие охранники, пистолет ПИ-545 и около двух десятков стреляных гильз.
В ту же ночь были установлены имена погибших. Что касается гендиректора «Авангарда» Натальи Робертовны Чайкиной, постоянной клиентки ресторана, здесь не пришлось особенно трудиться. А зная имя убитой, выяснить вопрос относительно ее телохранителей оказалось легко. Василий Куркин (и среди русских рождаются брюнеты) и Вахтанг Логия были сотрудниками частного охранного предприятия «Пихта-5».
Что же послужило основанием для столь жестокой расправы? Задержать убийц по горячим следам не удалось. По факту убийства трех человек прокуратура Центрального административного округа Москвы возбудила уголовное дело, которое передала в Тверскую межрайонную прокуратуру. Следствие, которое возглавил Сергей Валерьянович Плотников, начало с версии, что неизвестные намечали главным объектом убийства Наталью Чайкину. Однако насколько это вытекало из репутации спорткомплекса, свои дела гендиректор «Авангарда» вела безупречно чисто, с криминалом не соприкасалась. Определенные надежды на то, что убийство могло быть совершено по личным мотивам, Плотников возлагал на допрос мужа Чайкиной, которому специалисты НИИ Скорой помощи имени Склифосовского помогли выжить. Но от Константина Германовича ничего внятного добиться не удалось. Тяжелое ранение подорвало его и прежде не богатырское здоровье, а смерть жены, очевидно, подкосила и психику.
Обросший неаккуратной седой волосней, чересчур длинной для щетины, но слишком жидкой для бороды, Константин Германович, облаченный в жеваную пятнистую больничную рубаху, раскачивался взад-вперед, сидя на койке. Очки его (конечно, не те, что были на нем в тот роковой вечер, — те превратились в осколки) слепо блестели. На все вопросы он монотонно отвечал: «Вот этого-то я как раз и не помню», — раз за разом, пока не принимался беззвучно, содрогаясь всем телом, рыдать. Дело на глазах превращалось в глухой висяк.
Чтобы принять хоть какие-то меры, юрист первого класса Сергей Валерьянович Плотников выдвинул рабочую версию, согласно которой причиной перестрелки в ресторане явился конфликт между представителями криминальных структур. Тем более что один из убитых, Вахтанг Логия, уроженец Сухуми, имевший кличку Абхаз, входил в группировку своего брата Гурама Логия, контролировавшего игорный бизнес Москвы. Все остроумие версии заключалось в том, что брата Абхаза точно таким же образом расстреляли несколько месяцев назад на Кутузовском проспекте. Плотников был убежден, что братья Логия кому-то перебежали дорогу, за что и были, в соответствии с правилами этой среды, «наказаны» соперниками. Нападение, одним словом, произошло на почве расправы с Абхазом, а сидевшие с ним за одним столиком Наталья Чайкина и Василий Куркин были убиты случайно, ввиду того, что они находились рядом с бандитом. По той же причине был ранен и профессор Чайкин, муж госпожи гендиректора клуба «Авангард».
— Ну и что, Сергей Валерьянович, — спросил Турецкий, предвидя очевидный ответ, — помогла вам эта версия найти убийц?