Незнанский Фридрих Евсеевич. Главный свидетель

   Вот, собственно, и вся предыстория разыгравшейся в дальнейшем трагедии... В которой Валентин Васильевич винил в первую очередь самого себя.
   Дурацкая эта любовь к Инне, словно затмение какое! Резкое ухудшение отношений с Юлией, полный разрыв и уход из дома. Купил себе небольшую квартирку - одному много ли требуется? Нет, он вовсе не собирался обрывать деловые отношения со своими партнерами. Но может быть, они решили для себя, что он их, говоря современным языком, кидает?
   Словом, однажды утром экономка Инны Осинцевой, придя, как обычно, пораньше, чтобы застать хозяйку дома и получить от нее указания, нашла женщину в постели. Это не было для Полины Ивановны неожиданностью: пусть себе поспит, значит, поздно легла. А чем же еще заниматься женщине, у которой есть решительно все, вплоть до нового женишка, который, правда, представлялся пожилой экономке несколько староватым для цветущей Инночки, но... любовь, говорят, зла...
   А когда она зашла в спальню через часок, вот тут уже испугалась по-настоящему. Нет, совсем не спала Инна Александровна, а медленно умирала, не в силах даже подать какой-либо знак.
   Примчавшаяся "скорая" помочь ничем не смогла. Осинцеву увезли в Склифосовского, и там позже Полина Ивановна узнала, что ее хозяйка умерла. Предположительно - отравление. Кто?! За что, за какие грехи?!
   Началось следствие. Неожиданно обнаружились следы преступника. И им оказался - в это просто не мог поверить Поспеловский! - Андрей Репин, двоюродный брат Григория Носова. Сумасшедший дом! Никто не хотел в это верить. Но и на следствии, и на суде Андрей заявил, что отравление Осинцевой действительно дело его рук. Почему? Об этом он говорить отказался. Но по некоторым намекам стало понятно, что здесь разыгрались поистине африканские страсти. Андрей был влюблен в Инну, даже близок с ней, но - ревность! Узнав, что она собирается замуж за Поспеловского, он заявил: если не мне, то и никому! В общем, Отелло, мать его...
   И вот недавно Лидия заявила, что убийца не Андрей вовсе, а другой. "Скажи - кто?" - настаивал отец. Но она молчит. Не он, и все.
   После ухода отца она, кстати, недолго прожила с мачехой, тоже покинула Котельники. Ну да, ведь у нее появился ребенок. Она пыталась поначалу скрыть имя его отца, вызывая естественное возмущение и Поспеловского, и Юлии Марковны, для которой она была в этой новой ситуации вообще никто. Короче, перебралась к отцу, подкошенному горем, и стали они жить-поживать втроем: он, она и маленький Вася, названный так в честь дедушки, которого Лидии не довелось увидеть в жизни.
   Собственно, и вся история...
   Если у адвоката имеются дополнительные вопросы, Валентин Васильевич был готов ответить на любые. Кроме того, дочь сказала о возможном гонораре, что-то в районе двадцати тысяч долларов? Это, пожалуй, устроит. Тем более что отзывы, полученные Поспеловским от совершенно разных людей по поводу деятельности адвоката Гордеева, сходились в одном: главное - ему можно верить абсолютно.
   Юрию Петровичу была приятна такая оценка. И он сказал, что, по всей видимости, возьмется за это дело в порядке надзора. Есть такой юридический термин.
   Поспеловский кивал, но мыслями был, вероятно, очень далеко отсюда, где-то в своих собственных проблемах. А потом, что еще нужно-то? Он же свое дело исполнил? Что знал - рассказал. Откуда стало известно об изменах супруги? Да господи, со зла чего только не наговорит сама женщина! Вот и кричала, что, мол, жить с тобой... и так далее. Вспоминать противно. Отвратительно все это! Ужасно! Вот приедет Лидия, когда будет угодно адвокату, пусть она дальнейшим и занимается. А он - уж увольте, господа... Сделайте такое одолжение, чтоб и не знать об этом, и больше никогда не слышать...
   Понять-то его, конечно, можно, но ведь все равно придется обращаться и с вопросами, и с просьбами. Пока дело не известно во всех его тонкостях, досконально, ни в чем твердо быть уверенным нельзя.
   Они сдержанно простились. Гордеев, как более молодой - еще бы, едва ли не вдвое! - подал посетителю пальто - тяжелое, из середины уже прошлого века, мерлушковую шапку-пирожок и проводил до двери, за которой Валентина Васильевича ожидала черная "вольво". Обеспеченный и обремененный государственными заботами человек... А тут какое-то, к черту, отравление, от воспоминания о котором окончательно портится настроение!.. Ну пусть каприз любимой дочери, пусть, раз она так хочет, настаивает, но, пожалуйста, господа, давайте все-таки останемся в пределах, так сказать... да, в пределах...
   Звонок Лидии застал Гордеева на службе. Она спросила, все ли в порядке, был ли отец и какое он произвел на адвоката впечатление? Она так и сказала: "адвоката", будто речь шла о ком-то постороннем. И тон был сухим и деловитым.
   Юрий ответил в том же духе, что "посетитель" был, уехал по своим делам, что некоторые весьма, кстати, незначительные обстоятельства дела прояснились, но все это еще не дает ему общего представления о существе той ситуации, в которую оказалось втянутым большое количество людей с их слишком противоречивыми интересами и поступками. Вот такую фразу завернул он без единой паузы и на одном дыхании.
   Лидия молчала, видно обдумывая услышанное.
   - То есть вы хотите отказаться, Юрий Петрович? - спросила неожиданно.
   Гордеев уже понимал, что все здесь не так просто, как пробовала изобразить Лидия. И вероятно, немалые силы были задействованы в темной, криминальной истории, жертвой которой стала ни в чем не повинная женщина. Хотя... Там, где заглочены огромные деньги - а московское строительство это миллиардные субсидии, - что такое какая-то человеческая казнь, тем более если она может и не представлять значительного общественного интереса! Богатая дама в разводе, очередная бывшая жена олигарха, все, кстати, богатство и привлекательность которой, ну за исключением драгоценных каких-нибудь брюликов, заключено в ее постели! Да, притягательно, но не более. Не до смертоубийства, во всяком случае. Это если измерять факты человеческими мерками. Но ведь у них, у этих "новых русских", своя собственная система мер и весов. Оттого и поступки их не всегда представляются логичными нормальному человеку.
   Или, может быть, как раз наоборот? Именно они и логичны и сильны - той самой логикой, которую когда-то великий американец Джек Лондон назвал альтруизмом голодной свиньи.
   Во всяком случае, одно уже понимал Гордеев: мадам Осинцева умерла не случайно, в смерти ее в разной степени, но обязательно виновата вся троица, или "триада", как угодно, а вот кто явился исполнителем заказа, это может сказать лишь Андрей Репин, обретающийся теперь в колонии строгого режима в районе города Потьма, что на Вологодщине.
   Если в Мосгорсуде, где рассматривалось дело об убийстве Инны Осинцевой, просмотреть все материалы следствия, наверняка станет ясно, что убийца Андрей. Это же он достал крысиную отраву и отправил замечательную женщину Инну Александровну на тот свет. В долгих мучениях. Но причина? Ревность к отцу Лидии, который собирался на старости лет жениться? Чушь несусветная, хотя бывает. Однако же правый и скорый суд учел именно это "однако", собственные показания обвиняемого, его аргументы и душевное состояние, но не нашел причины для смягчения приговора и впаял парню по максимуму статьи сто пятой, пункт первый УК Российской Федерации пятнадцать лет строгого режима. Два из которых тот уже отбарабанил.
   И вот нате вам! - новый поворот темы. Оказывается, виновен не он, а... кто-то другой. Но мы его называть не станем! А ты, адвокат, чтобы заработать оговоренные двадцать тысяч баксов, должен будешь проводить собственное расследование, хотя тебе оно категорически противопоказано...
   И еще один вопрос не оставлял Юрия Петровича. Ну если следствие слишком торопилось, если суд в конечном счете не вгрызся в это дело, а ограничился формальными признаниями и, скажем, весьма поверхностными выводами экспертизы, почему вдруг, спустя уже два года, снова возник интерес и к этому делу, и к человеку, якобы пострадавшему невинно? В чем причина?
   Исходя исключительно из тех фактов, которые изложили адвокату папаша и дочь Поспеловские, Гордеев мог бы сделать, например, такой вывод, пусть в чем-то смелый, но отчего же и не реальный. Имеются в наличии два брата двоюродных - Гриша и Андрей. Оба влюблены в Лидию. У нее появляется ребенок, сын - от Григория. И как раз в эти же дни происходит убийство. Обвиняется в нем Андрей, который и берет на себя вину. А что Григорий? А этот папаша неизвестно где обретается, кинув свою любимую вместе с сыном. Лидия говорит о нем с откровенной неприязнью. Даже ненавистью. Это естественно: так и должна говорить брошенная женщина. По логике вещей получается, что влюбленному в Лидию Андрею было совершенно незачем убивать Инну. Даже если бы он и спал с ней. И потом, какая может быть ревность к пожилому и уж явно не секс-гиганту Поспеловскому? Чушь все это. Но с другой стороны, прикрыть собою поступок брата Гриши, ухайдакавшего Инну как предмет раздора в существующей "триаде" Поспеловский - Юлия - Носов, это он вполне мог. Что, возможно, и сделал.
   Но тогда зачем же пересматривать дело? Вытащить из узилища уже настрадавшегося Андрея, чтобы отправить туда Григория? Что это, месть оскорбленной и брошенной женщины? Жажда справедливости, возникшая вдруг? Отсюда резонный вопрос: раньше-то где были?
   Значит, и суть действий адвоката должна сводиться к следующему: доказать невиновность Андрея и освободить его из колонии, чтобы его место там занял братец Гриша. Перевести стрелку, другими словами. А Гриша захочет? Конечно, нет. Ведь он же отец Лидиного сына. Она и сама категорически отказалась назвать имя убийцы, хотя бесспорно знает. Может, их разрыв - это результат именно этих ее знаний? Не исключено.
   - Так что вы говорите? - словно очнулся Гордеев.
   Он все еще не принял для самого себя окончательного решения, впрочем, двадцать тысяч долларов - сумма достаточно приличная, чтобы взяться за это муторное и, в общем, неблагодарное дело. Но почему-то торопиться не хотелось, то ли предчувствие какое нехорошее, то ли настроение не то: собрался в Домбай, а тут на тебе! - да и мысль возникла спасительная: может, плюнуть и Вадьке спихнуть? - все как-то один к одному... А она ведь ждет, не бросает трубку.
   - Ну хорошо, уважаемая Лидия Валентиновна, тогда, если позволите, последний вопрос - и решим окончательно. Из того, что мне пока известно, напрашивается малоутешительный вывод. Если вы настаиваете на том, что убийца не Андрей, по логике вещей им должен оказаться отец вашего сына Григорий. Вас устроит такой вариант?
   - Я не называла вам фамилию убийцы! - воскликнула она возмущенно. - Не надо передергивать! И уж тем более - отец! То есть я хотела не то сказать...
   - Ну то, что убийцей Инны мог стать ваш папаша, я сразу отрицаю. Но ведь он мне не пожелал назвать хотя бы подозреваемого им. А вот косвенные доказательства найти, пожалуй, можно. Однако я возвращаюсь к тому вопросу, на который вы мне не ответили: вас устроит, если в колонии строгого режима займет место Григорий Носов?
   - Если будет доказано, что виноват он, пусть так и случится! - твердо произнесла Лидия. - Но... ведь вы должны по роду своей деятельности, кажется, защищать невинно пострадавшего, а не ловить преступника?
   - Все так. Но я должен представить ходатайство о внесении протеста в порядке надзора должностным лицам, которым это право предоставлено. Возможно, прокурору города Москвы или заместителю генерального прокурора, пока не знаю. Они потребуют дело из суда, и, если усмотрят, что приговор является необоснованным, его направят в соответствии со статьей триста семьдесят шестой Уголовно-процессуального кодекса в надзорную инстанцию. Предположим, что президиум Верховного суда России примет решение направить дело на новое рассмотрение со стадии предварительного следствия. И все закрутится по новой! Мало доказать невиновность, надо найти виноватого. Вот и постараемся отыскать истинного убийцу. И последствия расследования могут быть непредсказуемыми. Вы хотите этого? Другими словами, извините за прямоту, вы желаете, чтобы отец вашего ребенка сел хорошо и надолго? А возможно, что и не он один?
   - Я хочу, - решительно заявила Лидия, - чтобы невиновный человек не страдал ради каких-то высших своих соображений. И потом, я иногда почему-то думаю, что... словом, можете назвать меня как угодно, но мне кажется, что я могла бы ответить взаимностью на его чувства. Понимаете?
   - В общем... почему ж не понять?.. - промямлил Гордеев. - Можно, конечно. А что, в свидетельстве о рождении Василия в графе "отец" у вас разве прочерк?
   - Нет! - жестко ответила Лидия. - Там написано как и должно быть: Василий Григорьевич Носов! Но, полагаю, что теперь это будет длиться недолго.
   - Понятно, - хмыкнул Гордеев. - Василий Андреевич, разумеется, звучит лучше. Как поэт Жуковский. Вы это имеете в виду?
   - Я не хочу сейчас обсуждать с вами эту проблему. Кажется, к компетенции адвоката данный вопрос отношения не имеет?
   - Ни малейшего. Тут вы абсолютно правы.
   - Тогда каков же будет ваш ответ?
   - Приезжайте, - согласился наконец Гордеев. - Будем заключать соглашение. Если вас устроит, захватите половину оговоренной суммы, чтобы часть внести в кассу юридической консультации, а остальные деньги обеспечили мне возможность действовать без оглядки на имеющиеся средства.
   - А сейчас разве еще не поздно?
   - Если вы поторопитесь, почему же? Или вы хотите сделать это завтра?
   - Нет уж, давайте покончим сегодня со всеми проблемами, потому что... ладно, это неважно.
   - Хорошо, я жду...
   Она примчалась запыхавшаяся и красная - не то от крепчающего к вечеру морозца, не то от волнения.
   С формальностями покончили быстро. Составили соглашение, потом Гордеев отвел ее в кассу. Запер пачку денег в своем сейфе, оставив себе на расходы тысячу долларов. И когда со всеми этими делами закончили, спросил:
   - Так все-таки почему вы торопились закончить именно сегодня? Есть причина?
   - Есть. И я вам назову ее. А что, я сильно поломаю ваши сегодняшние планы, если попрошу подвезти меня до дома? В Староконюшенный.
   - Не сильно. Тем более что и у меня к вам найдутся два-три вопроса по делу.
   Уже сидя в машине, Лидия хмурила лоб, сопела, будто ее что-то беспокоило. Наконец не выдержала сама - Гордеев, поглядывая искоса, вопросы не задавал, ждал - и заговорила.
   - Понимаете, Юра... - Ага, вернулась ко вчерашней доверительной интонации! - Моя личная беда заключается в том, что я не уверена в полнейшей невиновности Андрея...
   - Здрасте вам! - воскликнул Юрий и даже притормозил слегка. - Вы что же, уважаемая, после всего рассказанного пытаетесь использовать адвоката втемную?
   - Нет, вы не поняли. А я не объяснила. Я о том, что если он ни в чем не виноват, тогда что он делал в квартире покойной? Зачем он ходил к ней? И почему она принимала его у себя? Что у них могло быть?
   - Как вы уже предположили, он мог там быть вдвоем с убийцей, ведь так? Это многое объясняет.
   - Но зачем он там был? Он что, знал заранее? Чтобы в нужный момент взять вину на себя? Это же бред сивой кобылы!
   Гордеев кивнул и пожал плечами. Ясно - запоздалая ревность. Но отвечать не стал. Поехали двое молодых мужиков к красивой бабе - зачем? Вопрос, конечно, очень интересный! Но главное - необычайно умный.
   - Вот вы сказали, что Василий Андреевич звучит гораздо лучше, чем... она запнулась, словно не зная, как продолжить.
   - Не передергивайте, - спокойно заметил Гордеев. - Я сказал всего лишь, что это сочетание звучит благородно, как у поэта Жуковского, не более. А выводы - предварительные - вы уже сделали сами. И вероятно, достаточно давно. Так что и не лукавьте. Но почему спешка, вы так мне и не ответили. Не хотите - не надо.
   - А я отвечу! Потому что уже завтра с утра я могла бы переменить свое решение!
   - Вот даже как? - изумился Гордеев. - Так не кажется, что вы все-таки поторопились? И есть смысл вернуться и отменить вашу игру? Прекратить, пока не поздно. Хотя поздно никогда в таких случаях не бывает. Скажите, и я верну аванс. Ну? Зачем же совершать неразумные действия? Пусть все у вас катится как есть. То есть к чертовой матери! Вы что, в самом деле уверены, что разгребать человеческое дерьмо - приятное занятие?..
   - Ишь вы какой умный! А потом я буду думать, что могла однажды помочь человеку, но испугалась в последний момент?
   - Так вы его любите или нет? - более, чем следовало, резко спросил Юрий.
   - Я знаю точно только одно: он меня любит.
   - Вам этого мало?
   - Возможно, даже больше, чем нужно. Но...
   - А может, вам психиатру показаться?
   - Вам нравится обижать меня?
   - Обижать мне вас неприятно, чего я стараюсь и не допускать. Но вот врать адвокату, точно так же как и своему лечащему врачу - я уже второй раз говорю вам об этом, уважаемая Лидия Валентиновна, - совсем негоже. И даже вредно. Для дела и для здоровья.
   - Если бы я врала, я была бы... вернее, выглядела бы более уверенной, разве не так?
   - Согласен. Так вот, вопрос первый. И оставим пока ваши сомнения. Вы знали, что ваша мачеха была и, возможно, по сей день является любовницей Носова-старшего?
   - Папа вам рассказал?
   - Ну а кто еще? Не вы же...
   - Я бы, наверное, не решилась... Да, знала. И даже гораздо больше того.
   - А так бывает? - усмехнулся Гордеев. И позже пожалел о своей ухмылке.
   Позже - когда подъехали к дому в Староконюшенном, а Лидия продолжала тихо рассказывать, и они сидели в машине и дымили в открытое окно.
   Однажды Лидия вернулась домой позже обычного.
   После участившихся скандалов между отцом и мачехой, предметом разборки в которых теперь постоянно была лишь одна фамилия - Осинцева, Лида вообще, если могла бы, не возвращалась сюда. Хоть отдельное жилье себе снимай! Так все осточертело.
   Ну, во-первых, чего отцу понадобилось на старости-то лет! Лида видела пару раз эту дамочку. Да, достаточно эффектная, крупная такая, стильно одевается, вся из себя. Таких больших женщин почему-то особенно любят мужики маленькие и невзрачные, будто находят себе в рослых подругах определенную компенсацию собственных недостатков, недоданных природой. Но отец-то ведь совсем не карлик какой-нибудь, вполне прилично еще выглядит мужик! Опять же нравится она ему. Ну предположим. Хотя довольно трудно обсуждать эту тему, если мужчине уже седьмой десяток, а женщина тридцатник перевалила, то есть вошла в самый бальзаковский возраст.
   И тем не менее бывает, пусть.
   Итак, заимел ты сердечную, или какую-то там другую, привязанность, вот и навещай ее время от времени, если вам обоим так неймется! Но не афишируй своей связи! Это вам зачем? Старческий маразм играет? Хочется, чтоб все кругом видели и обсуждали, какой ты молодой и удачливый? Вон, поглядите, бывшая супруга миллионера Осинцева у него в любовницах бегает! Так, что ли? Есть же предел всякому неприличию.
   Ну ладно, ему так хотелось. И ей - тоже. Тогда разведись себе спокойно с женой, с которой прожил два десятка лет, а детей так и не нажил - с ней, объясни, что бес в ребро, останься с нею хотя бы в приятельских отношениях, переезжай к новой своей пассии и живи как хочешь. Ведь что прежде было самым главным у вас? Ваше дело! За него ведь боялись Юлия и Носов. Были уверены, что рухнет выстроенная немалыми усилиями пирамида, в основании которой были заложены власть, умение и удача, а на вершине - огромные возможности и деньги. В кои-то веки выстроишь подобное! И вот взять и все обрушить своими же руками? Нет, партнеры на такой твой шаг не согласны. Более того, они категорически против и, вполне возможно, даже готовы предпринять свои шаги, защищающие общее дело. Ты же, вместо того чтобы страдать от всеобщего непонимания, лучше бы предпринял попытку объяснить твоим партнерам свою позицию и предоставил делу двигаться так, как оно всегда двигалось. Не создавая при этом ненужных проблем.
   Но вместо разумных действий ты гордо удалился, практически разорвав с ними дружеские отношения.
   Во-вторых, если тебе действительно приспичило и ты не можешь часа прожить, чтобы не видеть, не держать в руках свою молодку, откажись по-честному от дел и занимайся только любовью. Пока сил хватит...
   Дети редко понимают своих родителей, особенно когда у тех возникает "любовь" на стороне. Да еще, не дай бог, всерьез! Это уже выше любой крыши. Молодые эгоистичны, они уверены, что настоящая любовь - это их личный удел. У старших же все давно в прошлом.
   Лида не составляла исключения. Она и во время ссор чаще, чисто по-женски, бывала на стороне Юлии. Даже и звала ее - Юля, а не мама и не тетя. Она выросла у Юли на руках и никогда не испытывала какой-либо ущемленности, недовольства действиями мачехи. И поэтому отцовский поступок, отягощенный его настойчивым желанием поставить на своем, не вызывал понимания в душе Лидии. До определенного времени...
   И вот папа переехал в Староконюшенный, где купил себе жилье. Юлия, естественно, свирепела, когда до нее долетали слухи о похождениях "старика". Лидия вечерами коротала время в своей комнате, выходящей окнами на Москву-реку, и с высоты двенадцатого этажа наблюдала за бегущими по воде речными трамвайчиками. Размышляла о том времени, когда Юля с папой, возможно, помирятся, ну хотя бы заключат временное перемирие, чтобы отвезти ее в родильный дом. Ребенок уже жил внутри нее, правда, активно еще не давал о себе знать. Но она его чувствовала.
   Забегали в гости Гриша с Андрюшей - оба большие, веселые, - и тогда становилось празднично на душе. Юля пила с ними совсем чуточку шампанского, угощала гостей разными вкусностями, и казалось, будто ничего в ее жизни не случилось. Гриша обсуждал с Юлей им двоим ведомые проблемы, поскольку он возглавлял службу, которая занималась охраной и ее фирмы.
   С Лидией Гриша всегда был добрым и ласковым. Правда, иногда ей казалось, что где-то у него есть другая, более важная для него жизнь, а она, Лида, у него вроде пушистого котенка, с которым, отдыхая, можно и поиграть бумажным бантиком на ниточке. Но, с другой стороны, так ведь приятно быть именно котенком в сильных руках любящего хозяина!..
   Знай Лида заранее, что может случиться, она бы ни за что не пошла в тот проклятый вечер домой. Поехала бы к кому-нибудь из подруг, да в конце концов, к отцу бы отправилась. И ничего бы не произошло. Но она ничего не знала и ни о чем не догадывалась, а Гриша ведь был, ко всему прочему, еще и отцом ее ребенка, который скоро уже начнет толкаться ручками своими и ножками, желая поскорее увидеть белый свет.
   Своим ключом она открыла дверь. Показалось, что в квартире кто-то есть, но в прихожей было темно. Наверное, показалось.
   Лида разделась, снова погасила ненужный свет и прошла в свою комнату. И испугалась. За ее рабочим столом, возле прислоненного к книжному шкафу кульмана, сидел на стуле Андрей и что-то читал. Он резко обернулся на ее шаги и как-то растерялся. Вскочил, стал суетливо ее усаживать и при этом говорил и говорил что-то без умолку. Но у Лиды будто заложило уши. Она смотрела на Андрея и ничего не понимала. Наконец спросила:
   - А где?..
   И он опять сбивчиво что-то понес, но, когда она встала, чтобы выйти в кухню, вдруг словно стена преградил ей путь, держа за обе руки и не отпуская. Это почему-то ее сильно разозлило, и она решительно отстранила его, вышла за дверь и... замерла.
   До нее донеслись непонятные, усиливающиеся стоны, почти вопли, и летели они определенно из спальни Юли.
   Выскочивший следом Андрей попытался снова схватить ее за руки, но Лида резко отпихнула его и ударом ноги распахнула дверь в спальню.
   То, что она увидела, было ужасно! Отвратительно и подло!
   В совершенно неприличной, раскоряченной позе, выгнув спину и упираясь лбом в спинку кровати, взад-вперед качалась, стоя на локтях и коленях, голая, распаренная, будто после ванной, Юлия, а сзади, припав к ней всем телом и ухватившись руками за полные, отвисшие груди, ее грубо насиловал такой же голый и почему-то кошмарно волосатый, огромный Гриша...
   Они не любили друг друга и не получали наслаждения, а именно как зверье, как шелудивые собаки, жадно и грязно совокуплялись... Черт знает как еще можно было назвать то, что вытворял будущий Лидин супруг и отец ее ребенка со своей потенциальной и такой миниатюрной по сравнению с ним тещей.
   Лида вскрикнула. Так ей показалось.
   Григорий резко вскинул мокрую, оскаленную физиономию с выпученными глазами, но вряд ли увидел Лиду, люто, по-звериному, зарычал и ринулся продолжать свое гнусное занятие. А Юля мучительно изогнулась под ним и взвыла с новой животной силой.
   Лида пришла в себя уже в собственной комнате. Над ней склонился Андрей и мокрым полотенцем вытирал ее лицо. Увидев, что она открыла глаза, сказал, что очень испугался, когда она истошно закричала, а потом рухнула на пол и потеряла сознание.
   Она захотела приподняться, но Андрей мягко и сильно уложил ее обратно.
   - Я не желаю его больше видеть никогда... - сказала она.
   - Его здесь нет, - ответил Андрей и отвел взгляд.
   - И ее - тоже, - добавила она.
   - Она спит давно... Они были пьяные, и Юля его дразнила. Вот и доигрались...
   - Помоги мне. Я хочу уехать отсюда.
   - Куда ты поедешь? Ночь на дворе. Спи, завтра разберетесь. Вы женщины, вам проще самим.
   - Я ничего не хочу о них слышать!
   - И не надо. Выспишься, придет утро. Будет желание - объяснитесь, нет - возьмешь что надо и переезжай, да хоть и к Валентину Васильевичу. А необходимые вещички перевезем, если понадобится. Как ты себя чувствуешь?
   - Пустота... Ты же видел это все, Андрюша, скажи мне: зачем? За что? Разве я заслужила?!