Страница:
Фридрих НЕЗНАНСКИЙ
ИНОГДА КАРЛСОНЫ ВОЗВРАЩАЮТСЯ
В основе книги – подлинные материалы как из собственной практики автора, бывшего российского следователя и адвоката, так и из практики других российских юристов. Однако совпадения имен и названий с именами и названиями реально существующих лиц и мест могут быть только случайными.
Дело Кирилла Легейдо. Загадка погибшего летчика
В офисе рекламного агентства «Гаррисон Райт» царит тишина. Тишина, полная солнечного света. Кабинеты пусты; здесь не идут бурные обсуждения, не носятся взад-вперед сотрудники… Да и откуда взяться сотрудникам в офисе в такое время – семь утра? Сияющее солнце ничего не значит: труженики рекламы – не крестьяне какие-нибудь, чтобы вставать с первыми лучами солнца, особенно летом. Люди творческие, наоборот, частенько засиживаются за полночь, а с утра как следует отсыпаются, и осведомленный об этой их особенности Кирилл Легейдо, покойный гендиректор рекламного агентства, бывал не слишком строг в отношении опозданий – при условии, что опоздавший принесет на хвосте ценный креатив.
Но, очевидно, не все в это летнее утро хотят подольше понежиться в постели. По крайней мере, один сотрудник «Гаррисон Райт» поднялся ни свет ни заря… Сотрудник? Издали может показаться, что эта щуплая невысокая фигурка в джинсах и расписной футболке принадлежит юноше. На самом деле перед нами креативный директор Таня Ермилова, которая просто предпочитает стиль нонконформистки и «своего парня». Джинсы, короткие стрижки, свободные рубашки, скрывающие и без того едва намеченную грудь. Косметика – исключительно такая, которая призвана не бросаться в глаза, а скрывать недостатки. А главный Танин недостаток – то, что несмотря на подростковую худощавость и быстроту в движениях, ей давно уже не шестнадцать лет. Честно признаться, ей уже и не двадцать… и не двадцать пять… Ну ладно, откровенность так откровенность: Таня вступила в свой четвертый десяток. Совсем недавно: тридцать один год – как будто бы не старость… И все-таки что-то ушло. Надежда на счастье в личной жизни, может быть? Счастье было рядом так долго: манило, притягивало, вопреки всем препятствиям, сулило радужные горизонты. И как же грубо и больно все рухнуло в один миг…
Если женщина отказалась от создания семьи, она, как правило, больше времени уделяет работе. Не этим ли объясняется столь раннее появление Тани в офисе?
Нет. Дело заключается совсем в другом. Гендиректор «Гаррисон Райт» погиб, разбившись на спортивном самолете, и смерть его до сих пор не нашла объяснения. Смерть человека, который для Тани Ермиловой был самым главным, единственным мужчиной на земле. Таня уверена, что причины гибели Кирилла стоит искать здесь, в офисе родного агентства. В компьютере, в папке, где Кирилл Легейдо хранил файлы, касающиеся рекламных проектов. Исполнительный директор Леонид Савельев уверяет, что папку нельзя открыть, потому что Кирилл никому не сообщил пароля. Но так ли он прав – или нарочно темнит? Поведение Лени, этого финансового гения и черствого, лишенного эмоций сухаря что-то в последнее время вызывает подозрения… Таня хочет проверить все самостоятельно. А это лучше сделать в то время, когда на работе никого нет, кроме нее.
А то, что пришлось встать так рано, для Тани Ермиловой проблема. Опять не выспалась: если бы не экстренная необходимость, с удовольствием придавила бы еще часика два! После смерти Кирилла ее изводит хроническое недосыпание. Вот и сегодня уже трудно сказать, спала она или нет: сколько ни глотай снотворное, результат – не полноценный сон, а тягостный обволакивающий морок, на дне которого продолжают прокручиваться одни и те же мысли. И никаких сновидений… Таня тщетно пытается заснуть по-настоящему, надеясь, что во сне увидит его – живого, остроумного, подвижного, кудрявого, с ясными проницательными глазами. Он способен был обаять любого, он обладал сногсшибательной привлекательностью, его не портила даже полнота. «Карлсон» – прозвище, которое Кирилл сам для себя выбрал и которое стало его вторым именем.
Каким надо быть чудовищем, чтобы убить веселого, доброго Карлсона?..
Таня сидит за своим компьютером в креативном отделе. В комнате темно, верхний свет не включен, только из-за двери пробивается солнечный луч. Щелкая мышью, Таня открывает на экране компьютера папку «локальная сеть». Курсор наводится на нее… В нижнем правом углу монитора электронные часы показывают 07:30.
Таня спокойна. У нее еще есть время... Сделав паузу, она достает из сумки мобильный телефон и, быстро пощелкав кнопками на корпусе, подносит его к уху. С кем она постоянно разговаривает? Кому докладывает о каждом своем шаге? С кем спорит, объясняя истинные мотивы своих поступков? Кто это, такой отзывчивый, готов выслушивать ее в любое время суток? Об этом в агентстве «Гаррисон Райт» не знает никто, кроме самой Татьяны Ермиловой. А она и подавно никому не скажет. Эта тайна принадлежит ей и только ей…
В «локальной сети» обнаружилось несколько папок, названных именами сотрудников. Одна из папок называется «ЛЕГЕЙДО И ЛЕНЯ», еще одна – просто «ЛЕГЕЙДО». Таня наводит курсор на папку «ЛЕГЕЙДО». Возникает надпись: «введите пароль».
– Думаешь, не взломаю? – азартно вопросила в мобильник Таня. – Надо быть крутым хакером, чтоб открыть эту папку, да?
Если бы кто-нибудь посторонний заглянул в помещение креативного отдела в столь ранний час, ему бы это показалось полным сумасшествием: в специально затемненной комнате, за пределами которой сияет летнее утро, молодая женщина разговаривает с пустотой, с призраком, с тем, кого не видно… Но так подумать мог бы лишь тот, кто не имеет отношения к агентству «Гаррисон Райт». А свои давно привыкли, что Таня, что бы она ни делала, периодически ведет перед кем-то отчет. Даже сейчас, одной рукой орудуя мышью, другой прижимает к уху мобильник. Рука обхватывала его со всех сторон так плотно, что его можно было не заметить в таком положении даже при свете дня: одна антенна выдает присутствие маленького прибора. Это достижение техники было постоянным спутником креадира Ермиловой.
– Почему ты меня считаешь такой дурой? – с усмешкой продолжила она. – Ну признай, наконец: я тут умнее всех!
Говоря это, Таня набрала одной рукой какое-то слово.
– Вот и он в это не верил… Думал, я ничего не понимаю в креативе. Думал – не смогу, завалюсь…
Ее пальцы бегают по клавиатуре. Замирают… В окошке «Пароль» – много точек, заменяющих буквы.
– Я думаю, Астрид Лингдрен… Что скажешь? Или только имя? Астрид? Рискнем?
Курсор уничтожает половину точек в окошке. Таня медлит… потом нажимает «Enter». .. Директория открывается. Таня радостно подпрыгивает на стуле.
– Есс! Смотри, с первого раза! Так, открываем папку «французы»…
Она открывает директорию, подписанную «Французы – косметика Do». В ней – снова несколько папок: «креатив», «продакшн», «финансы». Таня наводит курсор на папку «финансы», открывает ее. Несколько секунд понадобилось профессионалу рекламного дела, чтобы просмотреть названия файлов.
– Что и требовалось доказать… нету. Нету! – торжествующе прокричала она в трубку. – Понимаешь – я догадалась! Никто не догадался, а я уже пароль вскрыла и доказательство нашла! Он не взял с французов никакого гарантийного письма, и теперь они вправе не оплатить нам ролик, потому что мы заменили актрису, и ее никто не утверждал! Кирилл бы ему этого не простил – потому что это крах, полное разорение «Гаррисон Райт».
На вершине победы Таня замерла. Ликова-
ние ее сошло на нет – в списке писем она увидела строчку: «1 непрочитанное сообщение от krl_flight@yandex.ru»
– Ну вот… И мне письмо пришло… Думаешь, я знаю, от кого? Никто, вообще никто не знает! Эти письма всем нашим приходят!...
Таня медлит, водит курсором возле заголовка письма, не решаясь навести на него стрелку. Почему? Она знает… или предполагает с высокой степенью вероятности, что письмо содержит очередную цитату из детской книги «Карлсон, который живет на крыше». Что в этом такого страшного? Ровным счетом ничего… если не считать, что письма начали приходить сразу после смерти Кирилла Легейдо… Это просто-напросто глупая шутка… злая шутка… Да, конечно, надо быть очень злым человеком, чтобы посылать электронные письма якобы от имени покойника! И все же сейчас, в одиночестве, в темной комнате, Тане стало неспокойно от того, что в списке писем присутствует эта зловещая строчка…
– Кто угодно может рассылать, – упавшим голосом уверяет Таня невидимого собеседника. – Эту его кличку – Карлсон – весь город знает! Хотя смотри… дата письма. Послано, когда он был жив. Почему только сейчас письма приходят?.. Все, думать потом буду, я открываю…
Таня навела курсор на письмо и щелкнула мышью. Но не сразу собралась с духом, чтобы взглянуть на экран и прочесть:
«– Здесь, боюсь, не видно, до чего я красив, – сказал он. – И что я в меру упитанный, тоже не видно, гляди! Он сунул газету Малышу под нос, но тут же рванул ее себе назад и горячо поцеловал свою фотографию, где он демонстрирует пропеллер».
Таня закрыла ладонью глаза, как ребенок, который пытается таким наивным способом спрятаться от того, что его пугает. Потом бросила взгляд на кипу бумаг, наваленных возле компьютера. Да, так и есть, сверху лежит вырезка из газеты. Заголовок статьи: «Карлсон улетел. Самый обаятельный рекламист Москвы погиб в авиакатастрофе». На одной из фотографий – улыбающийся Легейдо в костюме летчика рядом со своим спортивным самолетом. На другой – черная земля и обломки винта.
– Знаешь… я ничего не понимаю… – прошептала Таня в трубку, так тихо, что собеседнику пришлось, должно быть, внимательно прислушиваться. – Совсем ничего. Мне кажется, он где-то тут. Наблюдает. И усмехается, как всегда… Все, до связи!
Она отняла мобильный от горящего маленького уха и нажала на кнопку…
Но, очевидно, не все в это летнее утро хотят подольше понежиться в постели. По крайней мере, один сотрудник «Гаррисон Райт» поднялся ни свет ни заря… Сотрудник? Издали может показаться, что эта щуплая невысокая фигурка в джинсах и расписной футболке принадлежит юноше. На самом деле перед нами креативный директор Таня Ермилова, которая просто предпочитает стиль нонконформистки и «своего парня». Джинсы, короткие стрижки, свободные рубашки, скрывающие и без того едва намеченную грудь. Косметика – исключительно такая, которая призвана не бросаться в глаза, а скрывать недостатки. А главный Танин недостаток – то, что несмотря на подростковую худощавость и быстроту в движениях, ей давно уже не шестнадцать лет. Честно признаться, ей уже и не двадцать… и не двадцать пять… Ну ладно, откровенность так откровенность: Таня вступила в свой четвертый десяток. Совсем недавно: тридцать один год – как будто бы не старость… И все-таки что-то ушло. Надежда на счастье в личной жизни, может быть? Счастье было рядом так долго: манило, притягивало, вопреки всем препятствиям, сулило радужные горизонты. И как же грубо и больно все рухнуло в один миг…
Если женщина отказалась от создания семьи, она, как правило, больше времени уделяет работе. Не этим ли объясняется столь раннее появление Тани в офисе?
Нет. Дело заключается совсем в другом. Гендиректор «Гаррисон Райт» погиб, разбившись на спортивном самолете, и смерть его до сих пор не нашла объяснения. Смерть человека, который для Тани Ермиловой был самым главным, единственным мужчиной на земле. Таня уверена, что причины гибели Кирилла стоит искать здесь, в офисе родного агентства. В компьютере, в папке, где Кирилл Легейдо хранил файлы, касающиеся рекламных проектов. Исполнительный директор Леонид Савельев уверяет, что папку нельзя открыть, потому что Кирилл никому не сообщил пароля. Но так ли он прав – или нарочно темнит? Поведение Лени, этого финансового гения и черствого, лишенного эмоций сухаря что-то в последнее время вызывает подозрения… Таня хочет проверить все самостоятельно. А это лучше сделать в то время, когда на работе никого нет, кроме нее.
А то, что пришлось встать так рано, для Тани Ермиловой проблема. Опять не выспалась: если бы не экстренная необходимость, с удовольствием придавила бы еще часика два! После смерти Кирилла ее изводит хроническое недосыпание. Вот и сегодня уже трудно сказать, спала она или нет: сколько ни глотай снотворное, результат – не полноценный сон, а тягостный обволакивающий морок, на дне которого продолжают прокручиваться одни и те же мысли. И никаких сновидений… Таня тщетно пытается заснуть по-настоящему, надеясь, что во сне увидит его – живого, остроумного, подвижного, кудрявого, с ясными проницательными глазами. Он способен был обаять любого, он обладал сногсшибательной привлекательностью, его не портила даже полнота. «Карлсон» – прозвище, которое Кирилл сам для себя выбрал и которое стало его вторым именем.
Каким надо быть чудовищем, чтобы убить веселого, доброго Карлсона?..
Таня сидит за своим компьютером в креативном отделе. В комнате темно, верхний свет не включен, только из-за двери пробивается солнечный луч. Щелкая мышью, Таня открывает на экране компьютера папку «локальная сеть». Курсор наводится на нее… В нижнем правом углу монитора электронные часы показывают 07:30.
Таня спокойна. У нее еще есть время... Сделав паузу, она достает из сумки мобильный телефон и, быстро пощелкав кнопками на корпусе, подносит его к уху. С кем она постоянно разговаривает? Кому докладывает о каждом своем шаге? С кем спорит, объясняя истинные мотивы своих поступков? Кто это, такой отзывчивый, готов выслушивать ее в любое время суток? Об этом в агентстве «Гаррисон Райт» не знает никто, кроме самой Татьяны Ермиловой. А она и подавно никому не скажет. Эта тайна принадлежит ей и только ей…
В «локальной сети» обнаружилось несколько папок, названных именами сотрудников. Одна из папок называется «ЛЕГЕЙДО И ЛЕНЯ», еще одна – просто «ЛЕГЕЙДО». Таня наводит курсор на папку «ЛЕГЕЙДО». Возникает надпись: «введите пароль».
– Думаешь, не взломаю? – азартно вопросила в мобильник Таня. – Надо быть крутым хакером, чтоб открыть эту папку, да?
Если бы кто-нибудь посторонний заглянул в помещение креативного отдела в столь ранний час, ему бы это показалось полным сумасшествием: в специально затемненной комнате, за пределами которой сияет летнее утро, молодая женщина разговаривает с пустотой, с призраком, с тем, кого не видно… Но так подумать мог бы лишь тот, кто не имеет отношения к агентству «Гаррисон Райт». А свои давно привыкли, что Таня, что бы она ни делала, периодически ведет перед кем-то отчет. Даже сейчас, одной рукой орудуя мышью, другой прижимает к уху мобильник. Рука обхватывала его со всех сторон так плотно, что его можно было не заметить в таком положении даже при свете дня: одна антенна выдает присутствие маленького прибора. Это достижение техники было постоянным спутником креадира Ермиловой.
– Почему ты меня считаешь такой дурой? – с усмешкой продолжила она. – Ну признай, наконец: я тут умнее всех!
Говоря это, Таня набрала одной рукой какое-то слово.
– Вот и он в это не верил… Думал, я ничего не понимаю в креативе. Думал – не смогу, завалюсь…
Ее пальцы бегают по клавиатуре. Замирают… В окошке «Пароль» – много точек, заменяющих буквы.
– Я думаю, Астрид Лингдрен… Что скажешь? Или только имя? Астрид? Рискнем?
Курсор уничтожает половину точек в окошке. Таня медлит… потом нажимает «Enter». .. Директория открывается. Таня радостно подпрыгивает на стуле.
– Есс! Смотри, с первого раза! Так, открываем папку «французы»…
Она открывает директорию, подписанную «Французы – косметика Do». В ней – снова несколько папок: «креатив», «продакшн», «финансы». Таня наводит курсор на папку «финансы», открывает ее. Несколько секунд понадобилось профессионалу рекламного дела, чтобы просмотреть названия файлов.
– Что и требовалось доказать… нету. Нету! – торжествующе прокричала она в трубку. – Понимаешь – я догадалась! Никто не догадался, а я уже пароль вскрыла и доказательство нашла! Он не взял с французов никакого гарантийного письма, и теперь они вправе не оплатить нам ролик, потому что мы заменили актрису, и ее никто не утверждал! Кирилл бы ему этого не простил – потому что это крах, полное разорение «Гаррисон Райт».
На вершине победы Таня замерла. Ликова-
ние ее сошло на нет – в списке писем она увидела строчку: «1 непрочитанное сообщение от krl_flight@yandex.ru»
– Ну вот… И мне письмо пришло… Думаешь, я знаю, от кого? Никто, вообще никто не знает! Эти письма всем нашим приходят!...
Таня медлит, водит курсором возле заголовка письма, не решаясь навести на него стрелку. Почему? Она знает… или предполагает с высокой степенью вероятности, что письмо содержит очередную цитату из детской книги «Карлсон, который живет на крыше». Что в этом такого страшного? Ровным счетом ничего… если не считать, что письма начали приходить сразу после смерти Кирилла Легейдо… Это просто-напросто глупая шутка… злая шутка… Да, конечно, надо быть очень злым человеком, чтобы посылать электронные письма якобы от имени покойника! И все же сейчас, в одиночестве, в темной комнате, Тане стало неспокойно от того, что в списке писем присутствует эта зловещая строчка…
– Кто угодно может рассылать, – упавшим голосом уверяет Таня невидимого собеседника. – Эту его кличку – Карлсон – весь город знает! Хотя смотри… дата письма. Послано, когда он был жив. Почему только сейчас письма приходят?.. Все, думать потом буду, я открываю…
Таня навела курсор на письмо и щелкнула мышью. Но не сразу собралась с духом, чтобы взглянуть на экран и прочесть:
«– Здесь, боюсь, не видно, до чего я красив, – сказал он. – И что я в меру упитанный, тоже не видно, гляди! Он сунул газету Малышу под нос, но тут же рванул ее себе назад и горячо поцеловал свою фотографию, где он демонстрирует пропеллер».
Таня закрыла ладонью глаза, как ребенок, который пытается таким наивным способом спрятаться от того, что его пугает. Потом бросила взгляд на кипу бумаг, наваленных возле компьютера. Да, так и есть, сверху лежит вырезка из газеты. Заголовок статьи: «Карлсон улетел. Самый обаятельный рекламист Москвы погиб в авиакатастрофе». На одной из фотографий – улыбающийся Легейдо в костюме летчика рядом со своим спортивным самолетом. На другой – черная земля и обломки винта.
– Знаешь… я ничего не понимаю… – прошептала Таня в трубку, так тихо, что собеседнику пришлось, должно быть, внимательно прислушиваться. – Совсем ничего. Мне кажется, он где-то тут. Наблюдает. И усмехается, как всегда… Все, до связи!
Она отняла мобильный от горящего маленького уха и нажала на кнопку…
Дело Кирилла Легейдо. «Савельева надо брать!»
В кабинете Кости Меркулова собрались ведущие сотрудники агентства «Глория». Не в первый раз глориевцы помогают прокуратуре разобраться со сложным делом. Вот и теперь Костя привлек старых друзей, чтобы найти, кому выгодно было убить генерального директора «Гаррисон Райт» Кирилла Легейдо…
Убить? А точно ли это убийство? Кирилл Легейдо, летчик-любитель, разбился, войдя в пике на своем спортивном самолете. Авиакомиссия сделала однозначный вывод: ошибка пилотирования. То есть надо понимать, неопытный пилот не справился с управлением… Однако председатель авиакомиссии, неподкупный и суровый Виктор Иоганнович Петров, в личном разговоре с Меркуловым не смог умолчать, что один из экспертов сформулировал особое мнение: причиной аварии могла стать посторонняя примесь в топливе. Однако практического подтверждения этому найти уже невозможно.
Также представлялось крайне подозрительным то обстоятельство, что сразу после аварии бесследно исчез сотрудник аэродрома, инструктор Сергей Воронин. Они с Легейдо обязаны были лететь вместе, но, как было установлено сразу после падения, в самолете находился один только пилот… Прибавьте сюда инспектора экологической милиции Ярослава Кутепова, который незадолго до трагического происшествия зачастил на аэродром, пытаясь всячески добиться его закрытия; прибавьте неизвестного в бейсболке, который с непонятной целью вертелся в день аварии возле ворот и был там зафиксирован камерами слежения… Объедините все перечисленные факты, и вы поймете, что прокуратуре было очень трудно признать естественной эту смерть.
Сейчас глориевцы собрались для того, чтобы поделиться с Меркуловым новыми сведениями, которые им удалось раскопать по делу Легейдо.
– Ну, докладывайте, орлы мои! – покровительственно обратился к ним Константин Дмитриевич.
Частные сыщики менее приучены к дисциплине, чем работники милиции и прокуратуры. Даже в кабинете заместителя Генерального прокурора галдели, пересмеивались, выдвигали версии, фантастические и не очень, делились фактами…
– Птичий базар! – замотал головой Костя. – Давайте по одному. Вот хотя бы ты, Саша…
– Нет, Костя, уволь, – отказался Турецкий.
Что он мог сейчас сказать? Чем поделиться? Он всего-то и успел, что побеседовать с инспектором экологической милиции Ярославом Кутеповым и уяснить для себя, что ясноглазый защитник природы – в душе корыстная сволочь… ну, так в этом особой новости не было! А кроме того, все эти дни Турецкий вплотную общался со вдовой Легейдо, Ольгой – прекрасной блондинкой, которая не слишком скорбела по своему безвременно ушедшему, точнее, улетевшему (пардон!) супругу. Что, если женщина захотела освободиться от нелюбимого мужчины и наняла киллера, который подстроил аварию? Такое сплошь и рядом встречается! Надо ее прощупать? Надо. Он этим и занимается. Но вот доказательства – доказательств пока что никаких…
– Лучше, если от нас всех будет говорить Антон Плетнев, – Турецкий предпочел перевести стрелки на коллегу. – Честь разработки главной версии принадлежит ему.
– Какая там честь, – смутился Антон. – Меня бросили на рекламный бизнес, вот я в нем и копался. И докопался кое до чего…
Обведя аудиторию настороженным взглядом и убедившись, что никто пока не собирается его перебивать и подначивать ехидными вопросами, начал рассказывать все по порядку:
– В общем, дело такое, что в агентстве «Гаррисон Райт» у покойного гендиректора Легейдо был друг, Леня Савельев… Точнее, это Легейдо считал его своим другом. Однако поступки этого Савельева не слишком свидетельствуют о дружбе. Скорее, о том, что он старался поиметь свою выгоду, с одной стороны, а с другой стороны, ограбить родное агентство. И кое-что ему удалось.
Антон снова взглянул – на этот раз прицельно в сторону Меркулова. Константин Дмитриевич слушал его благосклонно, и Антон приободрился.
– Факты свидетельствуют, что упомянутому Леониду Савельеву принадлежит четверть акций «Гаррисон Райт», а после смерти Легейдо он автоматически становится и.о. генерального директора. Учитывая свой финансово-юридический опыт, он явно рассчитывает получить все и свалить в другое агентство. С представителем этого, другого, сетевого агентства он вел переговоры в ресторане «Фазан» сразу после того, как Легейдо разбился на своем самолете. Из этих переговоров следует, что план перейти на работу к этому Стасу Савельев обдумывал уже давно…
– Чем можете доказать? – задал вопрос Меркулов, и Плетнев напрягся, точно студент перед взыскательным экзаменатором.
– Результаты прослушки прилагаются, – не смущаясь, уточнил он. – Я сидел в машине перед «Фазаном», слышимость прекрасная.
– Та-ак. Ну… а дальше?
– Дальше – у Савельева появилась прямая необходимость убить своего начальника. Срочная и неотложная. Случайно или намеренно – об этом, думаю, мы спросим его самого – Савельев допускает серьезный промах: он не взял гарантийное письмо у сотрудников французской фирмы, выпускающей косметику. Без этого письма французы имеют право не оплатить рекламный ролик, который уже создан «Гаррисон Райт». Агентство понесет финансовый ущерб, от которого не сможет оправиться. Как лицо, ведающее финансами, Савельев не мог об этом не знать. Эта правда вскоре выплыла бы наружу, и Легейдо… ну, мне трудно сказать, как он поступил бы с Савельевым. Но, уверен, не очень ласково. Наверняка поломал бы все его грандиозные планы. Таким образом, смерть гендиректора для Савельева выгодна со всех сторон. Невыгоден был ему живой Кирилл Легейдо.
– Каким образом обнаружили отсутствие этого письма? – Меркулов вновь проявил дотошность и въедливость.
– Здесь мне помогла сотрудница «Гаррисон Райт», которой – кровь из носу – хочется разоблачения убийцы. Она-то меня фактически на Савельева и вывела: давно за ним замечала некоторые подозрительные вещи и меня заставила убедиться в его виновности. Она в Легейдо была влюблена… ну и…
Глориевцы слушали и кивали. Одобрительно кивнул сам Меркулов.
– Что ж, по-моему, все четко, все доказательно, – подвел черту Константин Дмитриевич. – Ну что, дети мои? Будем брать Савельева?
Всеобщее радостное гудение подтвердило, что Савельева надо брать, и как можно скорее.
Бодрой толпой они повалили к дверям. Задержать преступника – и никаких гвоздей!
Их остановил пронзительный зудящий звонок: это в кармане Антона Плетнева завибрировал мобильник. Одним движением извлекая эту серо-стальную изящную штучку, так не соответствующую всему могучему мускулистому плетневскому облику, Антон нажал на кнопку:
– Антон Плетнев… Да, Таня. Да, слушаю. Что? Французы? Гарантийное письмо?
Теперь уже прислушивались все.
– А когда?.. А-а. Ну ладно. Раз ты считаешь… Спасибо. До свидания.
Отправив мобильник обратно в карман, Плетнев озвучил для всех присутствующих:
– Сейчас брать не стоит. Таня считает, что надо дождаться демонстрации того проклятого рекламного ролика для иностранных заказчиков. Тогда-то Савельев и раскроется во всей красе. Тогда его можно будет брать, как миленького!
– Ну раз ты так считаешь, Антон… – Костя грузно, несмотря на худобу, опустился в служебное кресло.
– Не я считаю, а креативный директор «Гаррисон Райт» Таня Ермилова. Ей видней.
– Да-а, ну и тебе тоже, я считаю, видней. Ты же у них, можно считать, прописался, разглядел всю обстановку изнутри… Тогда, дорогие мои, сегодняшний выезд отменяется. Но я предвижу, что в ожидании просмотра ролика вы бездельничать не станете. Так что проработайте-ка мне получше этого типа из экологической милиции… как его, Кулешов?.. Извините, точно-точно, Кутепов… А над пленкой из камеры слежения поработают наши компьютерщики. Там все очень мутное, но у них есть программа, позволяющая восстановить лицо так, будто человек у профессионального фотографа снимался… Необходимо выяснить: кому понадобилось ошиваться возле аэродрома в день смерти Легейдо?
Убить? А точно ли это убийство? Кирилл Легейдо, летчик-любитель, разбился, войдя в пике на своем спортивном самолете. Авиакомиссия сделала однозначный вывод: ошибка пилотирования. То есть надо понимать, неопытный пилот не справился с управлением… Однако председатель авиакомиссии, неподкупный и суровый Виктор Иоганнович Петров, в личном разговоре с Меркуловым не смог умолчать, что один из экспертов сформулировал особое мнение: причиной аварии могла стать посторонняя примесь в топливе. Однако практического подтверждения этому найти уже невозможно.
Также представлялось крайне подозрительным то обстоятельство, что сразу после аварии бесследно исчез сотрудник аэродрома, инструктор Сергей Воронин. Они с Легейдо обязаны были лететь вместе, но, как было установлено сразу после падения, в самолете находился один только пилот… Прибавьте сюда инспектора экологической милиции Ярослава Кутепова, который незадолго до трагического происшествия зачастил на аэродром, пытаясь всячески добиться его закрытия; прибавьте неизвестного в бейсболке, который с непонятной целью вертелся в день аварии возле ворот и был там зафиксирован камерами слежения… Объедините все перечисленные факты, и вы поймете, что прокуратуре было очень трудно признать естественной эту смерть.
Сейчас глориевцы собрались для того, чтобы поделиться с Меркуловым новыми сведениями, которые им удалось раскопать по делу Легейдо.
– Ну, докладывайте, орлы мои! – покровительственно обратился к ним Константин Дмитриевич.
Частные сыщики менее приучены к дисциплине, чем работники милиции и прокуратуры. Даже в кабинете заместителя Генерального прокурора галдели, пересмеивались, выдвигали версии, фантастические и не очень, делились фактами…
– Птичий базар! – замотал головой Костя. – Давайте по одному. Вот хотя бы ты, Саша…
– Нет, Костя, уволь, – отказался Турецкий.
Что он мог сейчас сказать? Чем поделиться? Он всего-то и успел, что побеседовать с инспектором экологической милиции Ярославом Кутеповым и уяснить для себя, что ясноглазый защитник природы – в душе корыстная сволочь… ну, так в этом особой новости не было! А кроме того, все эти дни Турецкий вплотную общался со вдовой Легейдо, Ольгой – прекрасной блондинкой, которая не слишком скорбела по своему безвременно ушедшему, точнее, улетевшему (пардон!) супругу. Что, если женщина захотела освободиться от нелюбимого мужчины и наняла киллера, который подстроил аварию? Такое сплошь и рядом встречается! Надо ее прощупать? Надо. Он этим и занимается. Но вот доказательства – доказательств пока что никаких…
– Лучше, если от нас всех будет говорить Антон Плетнев, – Турецкий предпочел перевести стрелки на коллегу. – Честь разработки главной версии принадлежит ему.
– Какая там честь, – смутился Антон. – Меня бросили на рекламный бизнес, вот я в нем и копался. И докопался кое до чего…
Обведя аудиторию настороженным взглядом и убедившись, что никто пока не собирается его перебивать и подначивать ехидными вопросами, начал рассказывать все по порядку:
– В общем, дело такое, что в агентстве «Гаррисон Райт» у покойного гендиректора Легейдо был друг, Леня Савельев… Точнее, это Легейдо считал его своим другом. Однако поступки этого Савельева не слишком свидетельствуют о дружбе. Скорее, о том, что он старался поиметь свою выгоду, с одной стороны, а с другой стороны, ограбить родное агентство. И кое-что ему удалось.
Антон снова взглянул – на этот раз прицельно в сторону Меркулова. Константин Дмитриевич слушал его благосклонно, и Антон приободрился.
– Факты свидетельствуют, что упомянутому Леониду Савельеву принадлежит четверть акций «Гаррисон Райт», а после смерти Легейдо он автоматически становится и.о. генерального директора. Учитывая свой финансово-юридический опыт, он явно рассчитывает получить все и свалить в другое агентство. С представителем этого, другого, сетевого агентства он вел переговоры в ресторане «Фазан» сразу после того, как Легейдо разбился на своем самолете. Из этих переговоров следует, что план перейти на работу к этому Стасу Савельев обдумывал уже давно…
– Чем можете доказать? – задал вопрос Меркулов, и Плетнев напрягся, точно студент перед взыскательным экзаменатором.
– Результаты прослушки прилагаются, – не смущаясь, уточнил он. – Я сидел в машине перед «Фазаном», слышимость прекрасная.
– Та-ак. Ну… а дальше?
– Дальше – у Савельева появилась прямая необходимость убить своего начальника. Срочная и неотложная. Случайно или намеренно – об этом, думаю, мы спросим его самого – Савельев допускает серьезный промах: он не взял гарантийное письмо у сотрудников французской фирмы, выпускающей косметику. Без этого письма французы имеют право не оплатить рекламный ролик, который уже создан «Гаррисон Райт». Агентство понесет финансовый ущерб, от которого не сможет оправиться. Как лицо, ведающее финансами, Савельев не мог об этом не знать. Эта правда вскоре выплыла бы наружу, и Легейдо… ну, мне трудно сказать, как он поступил бы с Савельевым. Но, уверен, не очень ласково. Наверняка поломал бы все его грандиозные планы. Таким образом, смерть гендиректора для Савельева выгодна со всех сторон. Невыгоден был ему живой Кирилл Легейдо.
– Каким образом обнаружили отсутствие этого письма? – Меркулов вновь проявил дотошность и въедливость.
– Здесь мне помогла сотрудница «Гаррисон Райт», которой – кровь из носу – хочется разоблачения убийцы. Она-то меня фактически на Савельева и вывела: давно за ним замечала некоторые подозрительные вещи и меня заставила убедиться в его виновности. Она в Легейдо была влюблена… ну и…
Глориевцы слушали и кивали. Одобрительно кивнул сам Меркулов.
– Что ж, по-моему, все четко, все доказательно, – подвел черту Константин Дмитриевич. – Ну что, дети мои? Будем брать Савельева?
Всеобщее радостное гудение подтвердило, что Савельева надо брать, и как можно скорее.
Бодрой толпой они повалили к дверям. Задержать преступника – и никаких гвоздей!
Их остановил пронзительный зудящий звонок: это в кармане Антона Плетнева завибрировал мобильник. Одним движением извлекая эту серо-стальную изящную штучку, так не соответствующую всему могучему мускулистому плетневскому облику, Антон нажал на кнопку:
– Антон Плетнев… Да, Таня. Да, слушаю. Что? Французы? Гарантийное письмо?
Теперь уже прислушивались все.
– А когда?.. А-а. Ну ладно. Раз ты считаешь… Спасибо. До свидания.
Отправив мобильник обратно в карман, Плетнев озвучил для всех присутствующих:
– Сейчас брать не стоит. Таня считает, что надо дождаться демонстрации того проклятого рекламного ролика для иностранных заказчиков. Тогда-то Савельев и раскроется во всей красе. Тогда его можно будет брать, как миленького!
– Ну раз ты так считаешь, Антон… – Костя грузно, несмотря на худобу, опустился в служебное кресло.
– Не я считаю, а креативный директор «Гаррисон Райт» Таня Ермилова. Ей видней.
– Да-а, ну и тебе тоже, я считаю, видней. Ты же у них, можно считать, прописался, разглядел всю обстановку изнутри… Тогда, дорогие мои, сегодняшний выезд отменяется. Но я предвижу, что в ожидании просмотра ролика вы бездельничать не станете. Так что проработайте-ка мне получше этого типа из экологической милиции… как его, Кулешов?.. Извините, точно-точно, Кутепов… А над пленкой из камеры слежения поработают наши компьютерщики. Там все очень мутное, но у них есть программа, позволяющая восстановить лицо так, будто человек у профессионального фотографа снимался… Необходимо выяснить: кому понадобилось ошиваться возле аэродрома в день смерти Легейдо?
Дело Степана Кулакова. Пропавший мальчик
Не стоит думать, будто агентство «Глория» не занималось ничем другим, кроме дела Легейдо. Буквально в тот самый день, когда Костя Меркулов в своем кабинете выслушивал доклад Плетнева о происходящем в агентстве «Гаррисон Райт», в «Глорию» позвонил новый заказчик. Захлебывающийся от волнения женский голос проговорил в трубку, что похищен ребенок… Одиннадцатилетний сын бизнесмена Кулакова. За него требуют выкуп… Женский голос, к концу разговора совсем упавший, попросил приехать срочно.
Для выполнения задания были выделены опытные сотрудники, старые волки сыскного дела: Филипп Кузьмич Агеев и Алексей Петрович Кротов.
– Что-то опять нас на похищение с целью выкупа бросают, – посетовал Кротов. – Помнишь, Филя, тот случай в Сочи?
– А, это когда у мэра города похитили отца и сынишку? – Филипп отлично помнил эпизод, в результате которого была разгромлена организованная преступная группировка, державшая в страхе весь Краснодарский край. – Да, крутое было дело. Поводил тогда нас за нос этот самый Зубр… Ну и мы его с носом оставили!
Садясь в служебную машину, коллеги рассмеялись…
И это был последний раз, когда они смеялись в этот день. Обстановка дома у бизнесмена Кулакова мало располагала к веселью. Все это шикарное двухуровневое жилище, казалось, ходило ходуном от взмахов широких рукавов одеяния, в которое была облачена хозяйка, которая панически бегала по комнате, не в силах оставаться на месте от волнения. «Сусанна», – представилась она, заставляя гадать о национальной принадлежности этого смугловато-бледного цвета кожи, этого маленького подбородка, этих темных губ, этих отчетливо выраженных скул… Кого-то она Кротову напоминала, вот только он не мог уловить: кого именно? Малоизвестную актрису? Фотомодель? Может быть, редкостную экзотическую птицу?
– Как зовут вашего сына? – начал Алексей Петрович.
– Степа. Степан… – Этот безобидный вопрос едва не вызвал у женщины слезы. – Вот его фотографии, я приготовила…
Степан Кулаков? Сочетание имени и фамилии заставляло представить бородатого мужика – косую сажень в плечах. Возможно, когда-нибудь сын крупного бизнесмена таким и станет. Но сейчас со всех фотографий на Кротова и Агеева смотрел огромными глазами худенький, черноволосый, изысканно-нерусского типа, мальчик, которого скорее хотелось назвать не Степаном, а Стефаном… Или даже Стефано: уж больно на итальянца смахивает! Не нужно приглядываться, чтобы увидеть, как он похож на мать. В компании сверстников Степа держится серьезно не по годам, среди взрослых растягивает губы в принужденной улыбке, но ни одна фотография не показывает, что сын Кулакова был беззаботен и счастлив. Впрочем, может быть, он просто не любит фотографироваться?
– А это ваш муж? – Со Степаном и Сусанной на снимках постоянно фигурировал плотный мужчина с такими же, как у мальчика, широкими, густыми, сросшимися на переносице бровями.
– Да. Я ему позвонила. Он обещал приехать, но не знает, сможет или нет. У него важное совещание, переговоры, в общем, что-то такое…
– Ага, понятно. Когда пропал ваш сын?
– Сегодня. Не вернулся из студии…
– Что за студия?
– Студия изобразительных искусств. Степан любит лепить, рисовать… Сейчас в Москве много таких мест, где даже летом дети могут развивать свои способности. Я предлагала Степе путевку в летний спортивный лагерь, но он не захотел. Мы собирались всей семьей съездить на месяц в Грецию, а в ожидании этого Степа решил остаться в Москве. У него тут были занятия…
Сусанна наконец прекратила свою беготню, но внутреннее напряжение сказывалось в том, как выкручивала она свои длинные, точно у пианистки, пальцы. Руки ухоженные, но ногти коротко стриженные, покрыты бесцветным лаком, без навязчивого показного блеска.
– Я понимаю, наверное, вы думаете, что всех богатых детей повсюду привозят и увозят телохранители на личной бронированной машине… Но у нас студия на противоположной стороне дома, в нашем дворе – очень хорошая, солидная, с давними традициями. Степан сам в нее ходит с третьего класса… Игорь был против: считал, что его сыну незачем изучать изобразительное искусство, лучше заняться математикой, экономикой. Но Степа настоял… Он очень хотел заниматься живописью… Но ведь никакой опасности… Двор у нас закрытый!
«Что закрытый, то закрытый», – мысленно подтвердил Филипп Кузьмич, памятуя, с какими трудностями они проникали в этот двор. Ну, теперь многие дома вот так отгораживаются: решетка, замок для магнитного ключа, переговорное устройство… Только вертухаев не хватает! А вертухай в подъезде сидит – спрашивает, кто да зачем, да куда…
– После студии Степа гуляет? Заходит куда-нибудь еще?
– Нет, конечно, нигде не задерживается. Не говоря уже о том, что у него всегда с собой мобильник… В общем, мы думали, это исключает возможность…
– Когда он должен был прийти из студии? – мягко, но настойчиво перебил Кротов.
– В три часа дня. Я в это время могу уделить больше внимания работе… У меня салон флористики: оформление живыми цветами помещений – ресторанов, офисов, гостиниц…
Филипп Кузьмич не удивился бы, если бы Сусанна содержала салон авангардной одежды: одета она очень смело и изысканно. И на личико – будто картинка… Так же, как и Кротову, Агееву пришла в голову мысль, что жена бизнесмена Кулакова ему кого-то напоминает.
– Ну, и что же случилось в три часа дня? – продолжал расспрашивать Кротов.
– Я пришла из салона в пятнадцать минут четвертого. Степы дома не было. Обычно в такое время наша домработница кормит его обедом. Но она сказала, что домой он не заходил. Я позвонила ему на мобильный – и тогда… – Сусанна судорожно сглотнула, как бы загоняя обратно слезы. – Это страшно. Простите… По Степиному телефону мне ответил мужской голос! Незнакомый мужчина сказал, что мой сын у них и чтобы я заглянула в почтовый ящик…
– Что в точности сказал этот мужчина?
– Не могу вспомнить. «Твой сын у нас, загляни в почтовый ящик», примерно так… Я не запомнила… вы понимаете…
Сусанна волновалась, но, кажется, о слезах больше речи не шло. Теперь она, собрав всю свою волю, пыталась помочь частным сыщикам. Она подала Кротову и Агееву письмо в надорванном конверте…
Четверть обыкновенного листа. Отпечатанные на принтере буквы:
«В обмен на жизнь сына 20.000 долларов. Ждите дальнейших указаний. В милицию не обращаться, пожолеете».
Кротов отметил неправильное написание слова «пожалеете». Что это: намеренная игра или убийца действительно плохо знаком с русской орфографией?
– Я не обратилась в милицию, – предупредила вопрос Сусанна. – Я обратилась в ваше сыскное агентство. Слышала о нем много хорошего…
– Когда в вашем доме приносят почту?
– Рано утром, а вообще-то… Я никогда не знала… Надо спросить у консьержки…
– Тогда пойдемте и спросим.
Но они не успели исполнить задуманное. В квартиру ворвался вихрь, ураган, тайфун! Тайфун оказался коренастым мужчиной средних лет с круглой лысеющей головой и кустистыми, сросшимися на переносице бровями, который, не поздоровавшись с незнакомыми гостями, стал орать на Сусанну хрипловатым бранчливым голосом:
– Ну что, блин, добегалась по своим салонам? Вертихвостка! Тысячу раз было говорено: незачем тебе работать! Сидела бы дома и следила за ребенком! Что у нас, денег не хватало? Куда тебя, блин, носит? Не уследила! Кто, спрашивается, виноват?
Для выполнения задания были выделены опытные сотрудники, старые волки сыскного дела: Филипп Кузьмич Агеев и Алексей Петрович Кротов.
– Что-то опять нас на похищение с целью выкупа бросают, – посетовал Кротов. – Помнишь, Филя, тот случай в Сочи?
– А, это когда у мэра города похитили отца и сынишку? – Филипп отлично помнил эпизод, в результате которого была разгромлена организованная преступная группировка, державшая в страхе весь Краснодарский край. – Да, крутое было дело. Поводил тогда нас за нос этот самый Зубр… Ну и мы его с носом оставили!
Садясь в служебную машину, коллеги рассмеялись…
И это был последний раз, когда они смеялись в этот день. Обстановка дома у бизнесмена Кулакова мало располагала к веселью. Все это шикарное двухуровневое жилище, казалось, ходило ходуном от взмахов широких рукавов одеяния, в которое была облачена хозяйка, которая панически бегала по комнате, не в силах оставаться на месте от волнения. «Сусанна», – представилась она, заставляя гадать о национальной принадлежности этого смугловато-бледного цвета кожи, этого маленького подбородка, этих темных губ, этих отчетливо выраженных скул… Кого-то она Кротову напоминала, вот только он не мог уловить: кого именно? Малоизвестную актрису? Фотомодель? Может быть, редкостную экзотическую птицу?
– Как зовут вашего сына? – начал Алексей Петрович.
– Степа. Степан… – Этот безобидный вопрос едва не вызвал у женщины слезы. – Вот его фотографии, я приготовила…
Степан Кулаков? Сочетание имени и фамилии заставляло представить бородатого мужика – косую сажень в плечах. Возможно, когда-нибудь сын крупного бизнесмена таким и станет. Но сейчас со всех фотографий на Кротова и Агеева смотрел огромными глазами худенький, черноволосый, изысканно-нерусского типа, мальчик, которого скорее хотелось назвать не Степаном, а Стефаном… Или даже Стефано: уж больно на итальянца смахивает! Не нужно приглядываться, чтобы увидеть, как он похож на мать. В компании сверстников Степа держится серьезно не по годам, среди взрослых растягивает губы в принужденной улыбке, но ни одна фотография не показывает, что сын Кулакова был беззаботен и счастлив. Впрочем, может быть, он просто не любит фотографироваться?
– А это ваш муж? – Со Степаном и Сусанной на снимках постоянно фигурировал плотный мужчина с такими же, как у мальчика, широкими, густыми, сросшимися на переносице бровями.
– Да. Я ему позвонила. Он обещал приехать, но не знает, сможет или нет. У него важное совещание, переговоры, в общем, что-то такое…
– Ага, понятно. Когда пропал ваш сын?
– Сегодня. Не вернулся из студии…
– Что за студия?
– Студия изобразительных искусств. Степан любит лепить, рисовать… Сейчас в Москве много таких мест, где даже летом дети могут развивать свои способности. Я предлагала Степе путевку в летний спортивный лагерь, но он не захотел. Мы собирались всей семьей съездить на месяц в Грецию, а в ожидании этого Степа решил остаться в Москве. У него тут были занятия…
Сусанна наконец прекратила свою беготню, но внутреннее напряжение сказывалось в том, как выкручивала она свои длинные, точно у пианистки, пальцы. Руки ухоженные, но ногти коротко стриженные, покрыты бесцветным лаком, без навязчивого показного блеска.
– Я понимаю, наверное, вы думаете, что всех богатых детей повсюду привозят и увозят телохранители на личной бронированной машине… Но у нас студия на противоположной стороне дома, в нашем дворе – очень хорошая, солидная, с давними традициями. Степан сам в нее ходит с третьего класса… Игорь был против: считал, что его сыну незачем изучать изобразительное искусство, лучше заняться математикой, экономикой. Но Степа настоял… Он очень хотел заниматься живописью… Но ведь никакой опасности… Двор у нас закрытый!
«Что закрытый, то закрытый», – мысленно подтвердил Филипп Кузьмич, памятуя, с какими трудностями они проникали в этот двор. Ну, теперь многие дома вот так отгораживаются: решетка, замок для магнитного ключа, переговорное устройство… Только вертухаев не хватает! А вертухай в подъезде сидит – спрашивает, кто да зачем, да куда…
– После студии Степа гуляет? Заходит куда-нибудь еще?
– Нет, конечно, нигде не задерживается. Не говоря уже о том, что у него всегда с собой мобильник… В общем, мы думали, это исключает возможность…
– Когда он должен был прийти из студии? – мягко, но настойчиво перебил Кротов.
– В три часа дня. Я в это время могу уделить больше внимания работе… У меня салон флористики: оформление живыми цветами помещений – ресторанов, офисов, гостиниц…
Филипп Кузьмич не удивился бы, если бы Сусанна содержала салон авангардной одежды: одета она очень смело и изысканно. И на личико – будто картинка… Так же, как и Кротову, Агееву пришла в голову мысль, что жена бизнесмена Кулакова ему кого-то напоминает.
– Ну, и что же случилось в три часа дня? – продолжал расспрашивать Кротов.
– Я пришла из салона в пятнадцать минут четвертого. Степы дома не было. Обычно в такое время наша домработница кормит его обедом. Но она сказала, что домой он не заходил. Я позвонила ему на мобильный – и тогда… – Сусанна судорожно сглотнула, как бы загоняя обратно слезы. – Это страшно. Простите… По Степиному телефону мне ответил мужской голос! Незнакомый мужчина сказал, что мой сын у них и чтобы я заглянула в почтовый ящик…
– Что в точности сказал этот мужчина?
– Не могу вспомнить. «Твой сын у нас, загляни в почтовый ящик», примерно так… Я не запомнила… вы понимаете…
Сусанна волновалась, но, кажется, о слезах больше речи не шло. Теперь она, собрав всю свою волю, пыталась помочь частным сыщикам. Она подала Кротову и Агееву письмо в надорванном конверте…
Четверть обыкновенного листа. Отпечатанные на принтере буквы:
«В обмен на жизнь сына 20.000 долларов. Ждите дальнейших указаний. В милицию не обращаться, пожолеете».
Кротов отметил неправильное написание слова «пожалеете». Что это: намеренная игра или убийца действительно плохо знаком с русской орфографией?
– Я не обратилась в милицию, – предупредила вопрос Сусанна. – Я обратилась в ваше сыскное агентство. Слышала о нем много хорошего…
– Когда в вашем доме приносят почту?
– Рано утром, а вообще-то… Я никогда не знала… Надо спросить у консьержки…
– Тогда пойдемте и спросим.
Но они не успели исполнить задуманное. В квартиру ворвался вихрь, ураган, тайфун! Тайфун оказался коренастым мужчиной средних лет с круглой лысеющей головой и кустистыми, сросшимися на переносице бровями, который, не поздоровавшись с незнакомыми гостями, стал орать на Сусанну хрипловатым бранчливым голосом:
– Ну что, блин, добегалась по своим салонам? Вертихвостка! Тысячу раз было говорено: незачем тебе работать! Сидела бы дома и следила за ребенком! Что у нас, денег не хватало? Куда тебя, блин, носит? Не уследила! Кто, спрашивается, виноват?