— Пока нет, подожду результатов Гнедича, — помотала головой Перова.
— Как только наступит ясность — жду у себя… Все, Светочка, свободна.
Перова поднялась со стула, одновременно застегивая свою папочку, но уходить не торопилась, явно не решаясь сказать шефу что-то еще… Турецкий глянул на часы: минут через двадцать должен был объявиться Слава Грязнов с Яковлевым.
— Давай, выкладывай, что тебя там еще мучает, — усмехнулся он.
— Александр Борисович, — Перова подняла на Турецкого умоляющие глаза, — можно, я вас попрошу?.. Пожалуйста… не отрывайте голову Вячеславу Ивановичу, не подводите Олега, очень прошу…
— Это ты насчет «крота», что ли?.. О господи!.. Ты, собственно говоря, за кого своего любимого шефа принимаешь? Конечно, я ничего ему не скажу!
— Сан Борисыч, вы — ангел!..
И не успел Турецкий возразить или согласиться с присвоением ему неожиданного чина, как следователь Перова выпорхнула из его кабинета.
К особняку Мазды, расположенному на отшибе небольшого элитного поселка в пятнадцати километрах от столицы, Олег подъехал точно в условленное время: ранние осенние сумерки только что сгустились окончательно, превратив вечер в ночь.
Из-за высокого кирпичного забора виднелся только третий, верхний этаж дома, большинство окон которого были ярко освещены. Но даже сюда, за глухие металлические ворота, доносился, правда, еле слышный гул вечеринки, затеянной хозяином в честь открытия еще одного филиала легальной части его фирмы. Основная же ее часть, подобно основанию айсберга, находилась «под водой», и признать укрытую от посторонних взоров деятельность легальной было затруднительно… Мазда, он же Борис Иосифович Климкин, являлся известным сразу в двух столицах бандитским авторитетом, прославившимся своим почти легендарным везением, за которым, по всеобщему признанию, стоял адский ум и дьявольская интуиция…
Мазда, получивший свою кличку за пристрастие к соответствующей одноименной иномарке, отличался также непредсказуемым нравом и почти садистской жестокостью, о которой даже в криминальном мире ходили легенды.
Прежде чем выбраться из своего «жигуленка», Гнедич еще раз глянул в зеркальце заднего вида и удовлетворенно кивнул: рыжий парик вкупе с того же оттенка бородой и усами изменили его внешность до неузнаваемости.
Заперев машину, он подошел к узким дверям, врезанным непосредственно в металлические ворота, нажал почти незаметную кнопку и спокойно посмотрел прямехонько в тут же ожившую и нацелившуюся на него видеокамеру, установленную над воротами.
Спустя несколько секунд сверху же послышалось вначале потрескивание микрофона, а затем недовольный голос охранника:
— Чего надо?
— Открывай. Рудый [2]… Сам, что ли, не видишь?!.
Над воротами наконец вспыхнул свет, и почти сразу дверь открылась:
— Так бы и говорил сразу, что Рудый… — Заспанный детина в черной рубахе и таких же штанах (Мазда терпеть не мог камуфляжа) сердито поглядел на ночного гостя. — Тарахтелку свою загонять будешь или как?
— Нэ трэба! — буркнул Гнедич с прекрасным хохлацким «прононсом» и, не глядя больше на охранника, молча отодвинул его плечом и зашагал к особняку через огромный, абсолютно пустой мощеный двор. Помимо дома на территории, обнесенной забором, находилось всего два строения: гараж и в дальнем углу двора, больше напоминавшего площадь, приткнувшийся рядом с ним флигель из кирпича, в котором жили охранники.
Тот, который открывал Гнедичу, недовольно посмотрел вслед ночному гостю, захлопнул двери и вернулся в свою будку. Рудого он, как и остальные его коллеги, не любил и презирал, но побаивался: в окружении Мазды никто не сомневался, что этот тип — один из придворных киллеров хозяина, услугами которого тот, правда, пользовался довольно редко… Впрочем, с кем именно встречается по заданию Мазды Рудый в особняке, толком никто не знал, да и не было никому до этого дела…
Между тем Гнедич вошел в холл особняка и в ожидании, пока второй страж, на этот раз далеко не сонный, дозвонится кому следует по внутреннему телефону, несколько раз прошелся по роскошному помещению. За то время, что он здесь не был, интерьер холла сменили, и теперь Олег с немалым любопытством, которое старался явно не демонстрировать, разглядывал антикварные резные кресла и выполненный в том же стиле новенький бар с выставленной на всеобщее обозрение коллекцией лучших французских вин.
Оценить коллекцию ему помешал раздавшийся со стороны лестницы вежливый тенор:
— Добрый вечер…
Слегка вздрогнув, Гнедич развернулся на сто восемьдесят градусов и уперся взглядом в высокого, изящного брюнета в смокинге, со слащавым лицом и прилизанной шевелюрой, лоснившейся в свете висевшей над лестничной площадкой люстры.
Брюнет приветливо улыбнулся и слегка повел головой, приглашая гостя следовать за ним, что Олег и сделал, решив, что здороваться с этим типом вовсе не обязательно. И молча поднялся за ним на второй этаж особняка — прекрасно знакомой дорогой: из маленького холла — направо по коридору, отделанному красным деревом и увешанному образцами абстрактной живописи, затем — вторая от конца дверь справа, которую перед ним открыл тоже не проронивший больше ни слова брюнет…
Войдя в комнату и оставшись в ней в одиночестве, Гнедич быстро огляделся: здесь с прошлого его визита, примерно полугодовой давности, ничего не изменилось. Тот же тяжелый, словно памятник, письменный стол на двух тумбах, огромные кресла в чехлах из суровой ткани в количестве трех штук, по стенам — сплошные книжный полки… Как раз в тот момент, когда Олег пытался припомнить, не поменялись ли на одной из них старинные, но отреставрированные фолианты, одна из секций, примыкавшая к темному, давно не топленному камину, дрогнула и подалась назад, явив взору узкий темный пролет. И почти сразу в его проеме возникла крупная мужская фигура, тоже в смокинге, но сидевшем на своем хозяине далеко не так естественно, как на прилизанном брюнете…
Гнедич невольно улыбнулся в тот момент, когда мужчина шагнул в кабинет, а секция с книгами возвратилась на место. Вошедшему было на вид явно за сорок, если не весь полтинник. Красавцем его назвать не решился бы никто: крупное мясистое лицо с толстым носом, квадратным подбородком и небольшими, проницательными, глубоко посаженными глазками; абсолютно лысая яйцевидная голова…
Мужчина молча прошествовал к стоявшей в углу на тумбочке даже на вид тяжелой то ли китайской, то ли виртуозно сработанной под китайскую статуэтке, изображавшей какого-то пузатого божка, и повернул металлического идола вокруг оси… Лишь после этого он, наконец, повернулся сам к гостю и внимательно окинул его цепким взглядом с ног до головы:
— Как только наступит ясность — жду у себя… Все, Светочка, свободна.
Перова поднялась со стула, одновременно застегивая свою папочку, но уходить не торопилась, явно не решаясь сказать шефу что-то еще… Турецкий глянул на часы: минут через двадцать должен был объявиться Слава Грязнов с Яковлевым.
— Давай, выкладывай, что тебя там еще мучает, — усмехнулся он.
— Александр Борисович, — Перова подняла на Турецкого умоляющие глаза, — можно, я вас попрошу?.. Пожалуйста… не отрывайте голову Вячеславу Ивановичу, не подводите Олега, очень прошу…
— Это ты насчет «крота», что ли?.. О господи!.. Ты, собственно говоря, за кого своего любимого шефа принимаешь? Конечно, я ничего ему не скажу!
— Сан Борисыч, вы — ангел!..
И не успел Турецкий возразить или согласиться с присвоением ему неожиданного чина, как следователь Перова выпорхнула из его кабинета.
К особняку Мазды, расположенному на отшибе небольшого элитного поселка в пятнадцати километрах от столицы, Олег подъехал точно в условленное время: ранние осенние сумерки только что сгустились окончательно, превратив вечер в ночь.
Из-за высокого кирпичного забора виднелся только третий, верхний этаж дома, большинство окон которого были ярко освещены. Но даже сюда, за глухие металлические ворота, доносился, правда, еле слышный гул вечеринки, затеянной хозяином в честь открытия еще одного филиала легальной части его фирмы. Основная же ее часть, подобно основанию айсберга, находилась «под водой», и признать укрытую от посторонних взоров деятельность легальной было затруднительно… Мазда, он же Борис Иосифович Климкин, являлся известным сразу в двух столицах бандитским авторитетом, прославившимся своим почти легендарным везением, за которым, по всеобщему признанию, стоял адский ум и дьявольская интуиция…
Мазда, получивший свою кличку за пристрастие к соответствующей одноименной иномарке, отличался также непредсказуемым нравом и почти садистской жестокостью, о которой даже в криминальном мире ходили легенды.
Прежде чем выбраться из своего «жигуленка», Гнедич еще раз глянул в зеркальце заднего вида и удовлетворенно кивнул: рыжий парик вкупе с того же оттенка бородой и усами изменили его внешность до неузнаваемости.
Заперев машину, он подошел к узким дверям, врезанным непосредственно в металлические ворота, нажал почти незаметную кнопку и спокойно посмотрел прямехонько в тут же ожившую и нацелившуюся на него видеокамеру, установленную над воротами.
Спустя несколько секунд сверху же послышалось вначале потрескивание микрофона, а затем недовольный голос охранника:
— Чего надо?
— Открывай. Рудый [2]… Сам, что ли, не видишь?!.
Над воротами наконец вспыхнул свет, и почти сразу дверь открылась:
— Так бы и говорил сразу, что Рудый… — Заспанный детина в черной рубахе и таких же штанах (Мазда терпеть не мог камуфляжа) сердито поглядел на ночного гостя. — Тарахтелку свою загонять будешь или как?
— Нэ трэба! — буркнул Гнедич с прекрасным хохлацким «прононсом» и, не глядя больше на охранника, молча отодвинул его плечом и зашагал к особняку через огромный, абсолютно пустой мощеный двор. Помимо дома на территории, обнесенной забором, находилось всего два строения: гараж и в дальнем углу двора, больше напоминавшего площадь, приткнувшийся рядом с ним флигель из кирпича, в котором жили охранники.
Тот, который открывал Гнедичу, недовольно посмотрел вслед ночному гостю, захлопнул двери и вернулся в свою будку. Рудого он, как и остальные его коллеги, не любил и презирал, но побаивался: в окружении Мазды никто не сомневался, что этот тип — один из придворных киллеров хозяина, услугами которого тот, правда, пользовался довольно редко… Впрочем, с кем именно встречается по заданию Мазды Рудый в особняке, толком никто не знал, да и не было никому до этого дела…
Между тем Гнедич вошел в холл особняка и в ожидании, пока второй страж, на этот раз далеко не сонный, дозвонится кому следует по внутреннему телефону, несколько раз прошелся по роскошному помещению. За то время, что он здесь не был, интерьер холла сменили, и теперь Олег с немалым любопытством, которое старался явно не демонстрировать, разглядывал антикварные резные кресла и выполненный в том же стиле новенький бар с выставленной на всеобщее обозрение коллекцией лучших французских вин.
Оценить коллекцию ему помешал раздавшийся со стороны лестницы вежливый тенор:
— Добрый вечер…
Слегка вздрогнув, Гнедич развернулся на сто восемьдесят градусов и уперся взглядом в высокого, изящного брюнета в смокинге, со слащавым лицом и прилизанной шевелюрой, лоснившейся в свете висевшей над лестничной площадкой люстры.
Брюнет приветливо улыбнулся и слегка повел головой, приглашая гостя следовать за ним, что Олег и сделал, решив, что здороваться с этим типом вовсе не обязательно. И молча поднялся за ним на второй этаж особняка — прекрасно знакомой дорогой: из маленького холла — направо по коридору, отделанному красным деревом и увешанному образцами абстрактной живописи, затем — вторая от конца дверь справа, которую перед ним открыл тоже не проронивший больше ни слова брюнет…
Войдя в комнату и оставшись в ней в одиночестве, Гнедич быстро огляделся: здесь с прошлого его визита, примерно полугодовой давности, ничего не изменилось. Тот же тяжелый, словно памятник, письменный стол на двух тумбах, огромные кресла в чехлах из суровой ткани в количестве трех штук, по стенам — сплошные книжный полки… Как раз в тот момент, когда Олег пытался припомнить, не поменялись ли на одной из них старинные, но отреставрированные фолианты, одна из секций, примыкавшая к темному, давно не топленному камину, дрогнула и подалась назад, явив взору узкий темный пролет. И почти сразу в его проеме возникла крупная мужская фигура, тоже в смокинге, но сидевшем на своем хозяине далеко не так естественно, как на прилизанном брюнете…
Гнедич невольно улыбнулся в тот момент, когда мужчина шагнул в кабинет, а секция с книгами возвратилась на место. Вошедшему было на вид явно за сорок, если не весь полтинник. Красавцем его назвать не решился бы никто: крупное мясистое лицо с толстым носом, квадратным подбородком и небольшими, проницательными, глубоко посаженными глазками; абсолютно лысая яйцевидная голова…
Мужчина молча прошествовал к стоявшей в углу на тумбочке даже на вид тяжелой то ли китайской, то ли виртуозно сработанной под китайскую статуэтке, изображавшей какого-то пузатого божка, и повернул металлического идола вокруг оси… Лишь после этого он, наконец, повернулся сам к гостю и внимательно окинул его цепким взглядом с ног до головы:
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента