Страница:
Шум в зрительном зале утих, и Лукьянов заключил увереннее:
— Указанный негативный процесс давно начался и ныне развивается полным ходом.
Только теперь Лукьянов перевел дыхание. Нельзя сказать, чтобы он сорвал аплодисменты, но зрители молчали сочувственно. Немного успокоившись, Лукьянов внимательнее разглядел трибуны и убедился, что первое впечатление было верным. Публика собралась солидная, тут были главные редакторы некоторых центральных газет, запомнившиеся лица шумливых деятелей периода первого наступления демократии, которые сейчас пребывали в неизвестности, не занимали высоких постов, но устроены были наверняка удобно и прибыльно.
Среди видных юристов Лукьянов заметил даже седоватого заместителя министра юстиции, у которого когда-то брал интервью. Мелькали чиновники, в недалеком прошлом занимавшие определенное место в президентском окружении, но потом исчезнувшие и потерявшие реальную власть. Теперь они подвизались на телевидении, вольно рассуждали о насущных проблемах, выстраивая их по-своему, что позволяло им сохранять некоторое влияние, а вернее, поддерживать влияние других, стоящих над ними и указующих чинов.
Все ждали выступления милицейского генерала. Хотя суть его речи заранее была ясна многим: наведение глянца на рыхлую, рвущуюся материю бытия. Одни готовились возразить и этим запомниться телезрителям, другие с равным успехом хотели защищать официальную точку зрения, и Савик Шустер знал, кому давать слово. Так что представление двигалось по строго выверенному сценарию.
Одиноко и неуверенно чувствовал себя генерал. Всего лишь три дня отделяли его от той пропасти, за которой началась новая, жуткая жизнь, связанная с несчастьем дочери, бессонными ночами, чувством неизгладимой вины.
Надругательство над Мариной потрясло его.
До сорока лет Василий Георгиевич Викулов мог своей жизнью вполне гордиться.
После окончания юрфака работал опером уголовного розыска. «Отметился» и в Афгане тяжелым ранением. После госпиталя женился на Любе, вернулся в систему МВД, но уже в новом качестве. Началась его научная карьера — аспирантура, диссертации — кандидатская и докторская. И все это не умозрительно, а со знанием той уголовной и социальной криминологической конкретики, которой не хватало многим научным умам. Год назад его назначили на должность начальника в милицейский научно-исследовательский институт. Совсем недавно ему стало известно, насколько напряженной была борьба между кандидатами на этот пост.
Словом, немало приходилось ударов выдерживать. На то и жизнь. Но трагедия с дочерью подкосила его. И главное — никаких концов, ни одной зацепки, хотя ведь все знают! И ресторатор, и обслуга. И местные оперы! Но все схвачено, все повязано. Никаких принципов, только деньги и страх движут людьми.
В недавней беседе с министром внутренних дел он обговорил в общих чертах тезисы своего выступления. В детали министр не вдавался. Ясной была главная задача — показать явные сдвиги и победы в борьбе с организованной преступностью, успокоить общество. Покончено с рязанской мафией, обезврежены люберецкая, солнцевская группировки. Очищен от преступников район Марьиной Рощи. Туда, в эту группировку, удалось внедрить своих людей — агентов. Работали лихие ребята, настоящие разведчики. До них контуры преступных организаций расплывались, центры перемещались. И в том, что удалось повязать главарей, большая заслуга этих бойцов невидимого фронта.
Этих фактов достаточно, чтобы успокоить народ. И Викулов назвал их в своем выступлении. Заявил, что это правда. Вернее, часть правды. Видимая ее сторона. Другая, невидимая, сказал он, заключается в том, что никакими усилиями не удается остановить расползание наркобизнеса. Как проницаема чеченская граница, через которую идет снабжение боевиков, так же, как через сито, переходят границу между Афганом и таджиками наркокурьеры. Оттуда поток героина наводняет среднеазиатские республики, ныне ставшие государствами, а главное — Россию. Первое слабое звено — солдаты и офицеры на границе. Они выступают посредниками и богатеют. На каком уровне, чья железная рука сможет порвать эту цепочку? Когда выражение «граница на замке» обретет прежнюю силу? В тени наркобизнеса растут, как поганые грибы, скопища новых банд. Где они? Куда засылать разведчиков?
И как это может быть, чтобы граница стала прозрачной, проникающей? Зелень доллара проникает сквозь любые заслоны. Солдат на афганской границе может получить пятьсот баксов только за то, что закроет один глаз, когда наркодельцы переправляют на север очередную партию героина. Пятьсот — за килограмм. Наркодельцы не мелочатся. Ведь на севере в России этот килограмм будет стоить уже восемьдесят тысяч долларов.
Среднестатистическому наркоману требуется в сутки героина на две тысячи рублей. Значит, в месяц — шестьдесят тысяч рублей. Это не считая еды и одежды. Много у нас людей с такими заработками? А в одной Москве, по данным ГУВД, наркоманов насчитывается шестьсот тысяч. В одном месте за доллары без помех пропускают героин. В другом за ту же цену — оружие. Государство с такой проницаемой границей немногого стоит. Вот откуда берется питательная среда для создания новых банд и укрепления старых.
Раньше трупы людей, расстрелянных в упор среди бела дня, приводили в волнение все общество. Сейчас этих трупов тысячи. К ним привыкли. Заказные убийства уже никого не волнуют. Банды растут как на дрожжах. И сломать эту систему могут только профессионалы. Но беда в том, что в государстве давно происходит сращивание коррумпированной части правящей верхушки с криминалом. Какова эта часть, можно только догадываться.
— Есть основания полагать, что в Москве существует организованная преступная группа, которая именуется «банковские». Никаких фамилий я сейчас не буду называть, — сказал Викулов. — Но здесь, — он похлопал по желтому портфелю, — имеются материалы, которые освещают эту проблему с достаточной полнотой. А также указания на тех, кто этих «банковских» держит под своим крылом. Вы думаете, общественность с ними справится своими силами? Нет! Но есть профессионалы высшей пробы, для которых мужество, честь, достоинство, судьбы людские, в конце концов, не пустые слова. Их мало, но они есть. Могу назвать поименно. И на их примере надо воспитывать молодежь, которая приходит в милицию, чтобы знали: не все продается и покупается. Без этого воспитания мы пропадем. Уже сейчас молодежь в своем подавляющем большинстве ничего, кроме силы и денег, не признает. Как говорят философы, менталитет народа ныне таков, что гитлеровские полчища за один месяц прошли бы сейчас от Балтики до Тихого океана.
«За эту фразу со мной, конечно, разделаются, — подумал Викулов. — Хорошо хоть на философов сослался».
— Надо поправлять менталитет, называть имена сегодняшних героев и гордиться ими. Примеры мертвых тоже воодушевляют, но по-другому. В недавнюю годовщину космонавтики, как всегда, вспоминали Королева. Конструктор космических кораблей, слава и гордость отечественной науки. Сейчас так говорят. А что ему, мертвому, эта слава? Когда был живой, он тратил нервы на изобретения, технологии, выбивание средств. А когда красавица ракета поднималась в небо, аплодисменты доставались другим. Больше всех Хрущеву, который в космонавтике разбирался еще меньше, чем в сельском хозяйстве. Слава мертвого героя учит живущих рвать что попало, лишь бы нахапать и уцелеть. Посмертная слава мало кому нужна.
Викулов перевел дыхание.
— Перехожу к организованной преступности и средствам борьбы с нею. Повторяю: вот говорят, что большую роль в борьбе с организованной преступностью призвана сыграть общественность. Что мой оппонент подразумевает под общественностью? Апелляция к общественности — это розовый мыльный пузырь, который красиво переливается на солнце. Мы с наивным упрямством надеемся, что следующий мыльный пузырь продержится дольше и не лопнет. Что такое общественность? Как она может повлиять на вооруженные до зубов бандформирования? Что, дядя Ваня или тетя Мила будут звонить главарям и говорить: не безобразничайте? Даже если сотни дядей и тетей начнут названивать, толку будет — нуль!
Отпив глоток из стакана, Викулов огляделся, не различая, впрочем, отдельных лиц. Брови его набрякли, взгляд сделался тяжелым, непримиримым.
— Борьбу с преступностью, — заявил он, — могут успешно вести только профессионалы, не завязшие в коррупции. Но их мало. В том-то и острота момента.
— А вообще-то они есть? — раздался голос с галерки.
Генерал утвердительно кивнул:
— Да, я могу их назвать. Это старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Турецкий Александр Борисович. Это генерал Грязнов из МУРа. Кто из широкой публики знает эти имена, пользующиеся авторитетом в органах правопорядка? А их должны знать. И других, достойных, тоже. Тогда молодежь, идущая охранять закон, сможет на них ориентироваться. А сейчас ориентир один — «капуста», как называют зеленый доллар, особенно если он в пачке.
Рассказывая о разгуле преступности в России, проникновении в государственный аппарат и подразделения охраны общественного порядка криминальных структур, Викулов не упомянул ни о каких смягчающих обстоятельствах, на которых настаивал министр. Картина получилась мрачная, — впрочем, такая, как ее себе и представляли профессионалы. Но для прямого телеэфира это было слишком.
«Это за тебя, Мариночка», — мстительно думал генерал, покидая растерянную аудиторию. Он представил разгневанное лицо министра, с иронией подумал, что на следующем конкурсе не пройдет на директорскую должность в милицейском НИИ.
Дискуссии не получилось. Отдельные выкрики и реплики погоды не сделали. Большинство присутствующих было подавлено.
Лукьянов не проиграл дискуссию, но и не оказался победителем. Все говорили про Викулова.
— Да он подписал себе смертный приговор, — бросил ему вдогонку кто-то.
Генерал даже не оглянулся.
Глава 3 Заговор
Глава 4 Странные проводы
— Указанный негативный процесс давно начался и ныне развивается полным ходом.
Только теперь Лукьянов перевел дыхание. Нельзя сказать, чтобы он сорвал аплодисменты, но зрители молчали сочувственно. Немного успокоившись, Лукьянов внимательнее разглядел трибуны и убедился, что первое впечатление было верным. Публика собралась солидная, тут были главные редакторы некоторых центральных газет, запомнившиеся лица шумливых деятелей периода первого наступления демократии, которые сейчас пребывали в неизвестности, не занимали высоких постов, но устроены были наверняка удобно и прибыльно.
Среди видных юристов Лукьянов заметил даже седоватого заместителя министра юстиции, у которого когда-то брал интервью. Мелькали чиновники, в недалеком прошлом занимавшие определенное место в президентском окружении, но потом исчезнувшие и потерявшие реальную власть. Теперь они подвизались на телевидении, вольно рассуждали о насущных проблемах, выстраивая их по-своему, что позволяло им сохранять некоторое влияние, а вернее, поддерживать влияние других, стоящих над ними и указующих чинов.
Все ждали выступления милицейского генерала. Хотя суть его речи заранее была ясна многим: наведение глянца на рыхлую, рвущуюся материю бытия. Одни готовились возразить и этим запомниться телезрителям, другие с равным успехом хотели защищать официальную точку зрения, и Савик Шустер знал, кому давать слово. Так что представление двигалось по строго выверенному сценарию.
Одиноко и неуверенно чувствовал себя генерал. Всего лишь три дня отделяли его от той пропасти, за которой началась новая, жуткая жизнь, связанная с несчастьем дочери, бессонными ночами, чувством неизгладимой вины.
Надругательство над Мариной потрясло его.
До сорока лет Василий Георгиевич Викулов мог своей жизнью вполне гордиться.
После окончания юрфака работал опером уголовного розыска. «Отметился» и в Афгане тяжелым ранением. После госпиталя женился на Любе, вернулся в систему МВД, но уже в новом качестве. Началась его научная карьера — аспирантура, диссертации — кандидатская и докторская. И все это не умозрительно, а со знанием той уголовной и социальной криминологической конкретики, которой не хватало многим научным умам. Год назад его назначили на должность начальника в милицейский научно-исследовательский институт. Совсем недавно ему стало известно, насколько напряженной была борьба между кандидатами на этот пост.
Словом, немало приходилось ударов выдерживать. На то и жизнь. Но трагедия с дочерью подкосила его. И главное — никаких концов, ни одной зацепки, хотя ведь все знают! И ресторатор, и обслуга. И местные оперы! Но все схвачено, все повязано. Никаких принципов, только деньги и страх движут людьми.
В недавней беседе с министром внутренних дел он обговорил в общих чертах тезисы своего выступления. В детали министр не вдавался. Ясной была главная задача — показать явные сдвиги и победы в борьбе с организованной преступностью, успокоить общество. Покончено с рязанской мафией, обезврежены люберецкая, солнцевская группировки. Очищен от преступников район Марьиной Рощи. Туда, в эту группировку, удалось внедрить своих людей — агентов. Работали лихие ребята, настоящие разведчики. До них контуры преступных организаций расплывались, центры перемещались. И в том, что удалось повязать главарей, большая заслуга этих бойцов невидимого фронта.
Этих фактов достаточно, чтобы успокоить народ. И Викулов назвал их в своем выступлении. Заявил, что это правда. Вернее, часть правды. Видимая ее сторона. Другая, невидимая, сказал он, заключается в том, что никакими усилиями не удается остановить расползание наркобизнеса. Как проницаема чеченская граница, через которую идет снабжение боевиков, так же, как через сито, переходят границу между Афганом и таджиками наркокурьеры. Оттуда поток героина наводняет среднеазиатские республики, ныне ставшие государствами, а главное — Россию. Первое слабое звено — солдаты и офицеры на границе. Они выступают посредниками и богатеют. На каком уровне, чья железная рука сможет порвать эту цепочку? Когда выражение «граница на замке» обретет прежнюю силу? В тени наркобизнеса растут, как поганые грибы, скопища новых банд. Где они? Куда засылать разведчиков?
И как это может быть, чтобы граница стала прозрачной, проникающей? Зелень доллара проникает сквозь любые заслоны. Солдат на афганской границе может получить пятьсот баксов только за то, что закроет один глаз, когда наркодельцы переправляют на север очередную партию героина. Пятьсот — за килограмм. Наркодельцы не мелочатся. Ведь на севере в России этот килограмм будет стоить уже восемьдесят тысяч долларов.
Среднестатистическому наркоману требуется в сутки героина на две тысячи рублей. Значит, в месяц — шестьдесят тысяч рублей. Это не считая еды и одежды. Много у нас людей с такими заработками? А в одной Москве, по данным ГУВД, наркоманов насчитывается шестьсот тысяч. В одном месте за доллары без помех пропускают героин. В другом за ту же цену — оружие. Государство с такой проницаемой границей немногого стоит. Вот откуда берется питательная среда для создания новых банд и укрепления старых.
Раньше трупы людей, расстрелянных в упор среди бела дня, приводили в волнение все общество. Сейчас этих трупов тысячи. К ним привыкли. Заказные убийства уже никого не волнуют. Банды растут как на дрожжах. И сломать эту систему могут только профессионалы. Но беда в том, что в государстве давно происходит сращивание коррумпированной части правящей верхушки с криминалом. Какова эта часть, можно только догадываться.
— Есть основания полагать, что в Москве существует организованная преступная группа, которая именуется «банковские». Никаких фамилий я сейчас не буду называть, — сказал Викулов. — Но здесь, — он похлопал по желтому портфелю, — имеются материалы, которые освещают эту проблему с достаточной полнотой. А также указания на тех, кто этих «банковских» держит под своим крылом. Вы думаете, общественность с ними справится своими силами? Нет! Но есть профессионалы высшей пробы, для которых мужество, честь, достоинство, судьбы людские, в конце концов, не пустые слова. Их мало, но они есть. Могу назвать поименно. И на их примере надо воспитывать молодежь, которая приходит в милицию, чтобы знали: не все продается и покупается. Без этого воспитания мы пропадем. Уже сейчас молодежь в своем подавляющем большинстве ничего, кроме силы и денег, не признает. Как говорят философы, менталитет народа ныне таков, что гитлеровские полчища за один месяц прошли бы сейчас от Балтики до Тихого океана.
«За эту фразу со мной, конечно, разделаются, — подумал Викулов. — Хорошо хоть на философов сослался».
— Надо поправлять менталитет, называть имена сегодняшних героев и гордиться ими. Примеры мертвых тоже воодушевляют, но по-другому. В недавнюю годовщину космонавтики, как всегда, вспоминали Королева. Конструктор космических кораблей, слава и гордость отечественной науки. Сейчас так говорят. А что ему, мертвому, эта слава? Когда был живой, он тратил нервы на изобретения, технологии, выбивание средств. А когда красавица ракета поднималась в небо, аплодисменты доставались другим. Больше всех Хрущеву, который в космонавтике разбирался еще меньше, чем в сельском хозяйстве. Слава мертвого героя учит живущих рвать что попало, лишь бы нахапать и уцелеть. Посмертная слава мало кому нужна.
Викулов перевел дыхание.
— Перехожу к организованной преступности и средствам борьбы с нею. Повторяю: вот говорят, что большую роль в борьбе с организованной преступностью призвана сыграть общественность. Что мой оппонент подразумевает под общественностью? Апелляция к общественности — это розовый мыльный пузырь, который красиво переливается на солнце. Мы с наивным упрямством надеемся, что следующий мыльный пузырь продержится дольше и не лопнет. Что такое общественность? Как она может повлиять на вооруженные до зубов бандформирования? Что, дядя Ваня или тетя Мила будут звонить главарям и говорить: не безобразничайте? Даже если сотни дядей и тетей начнут названивать, толку будет — нуль!
Отпив глоток из стакана, Викулов огляделся, не различая, впрочем, отдельных лиц. Брови его набрякли, взгляд сделался тяжелым, непримиримым.
— Борьбу с преступностью, — заявил он, — могут успешно вести только профессионалы, не завязшие в коррупции. Но их мало. В том-то и острота момента.
— А вообще-то они есть? — раздался голос с галерки.
Генерал утвердительно кивнул:
— Да, я могу их назвать. Это старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Турецкий Александр Борисович. Это генерал Грязнов из МУРа. Кто из широкой публики знает эти имена, пользующиеся авторитетом в органах правопорядка? А их должны знать. И других, достойных, тоже. Тогда молодежь, идущая охранять закон, сможет на них ориентироваться. А сейчас ориентир один — «капуста», как называют зеленый доллар, особенно если он в пачке.
Рассказывая о разгуле преступности в России, проникновении в государственный аппарат и подразделения охраны общественного порядка криминальных структур, Викулов не упомянул ни о каких смягчающих обстоятельствах, на которых настаивал министр. Картина получилась мрачная, — впрочем, такая, как ее себе и представляли профессионалы. Но для прямого телеэфира это было слишком.
«Это за тебя, Мариночка», — мстительно думал генерал, покидая растерянную аудиторию. Он представил разгневанное лицо министра, с иронией подумал, что на следующем конкурсе не пройдет на директорскую должность в милицейском НИИ.
Дискуссии не получилось. Отдельные выкрики и реплики погоды не сделали. Большинство присутствующих было подавлено.
Лукьянов не проиграл дискуссию, но и не оказался победителем. Все говорили про Викулова.
— Да он подписал себе смертный приговор, — бросил ему вдогонку кто-то.
Генерал даже не оглянулся.
Глава 3 Заговор
— Лялечка! Два кофе!
Заместитель начальника Главного управления внутренних дел города Москвы Игнатов, высокий полнеющий жизнелюб, неторопливо закурил и откинулся в кресле. Затягивался с наслаждением, выпускал дым неторопливо. Чувствовалось, что он все делает с наслаждением. Просыпается, завтракает, приходит на работу. С особым удовольствием расписывается на разных бумагах. Его крупный набрякший нос лоснился, розоватые склеротические щеки создавали впечатление избыточного запаса здоровья, высокий лоб с залысинами дорисовывал образ человека чрезвычайно ухоженного, обеспеченного, довольного собой и готового это довольство распространить на окружающих.
Его собеседник, Геннадий Павлович Борцов по кличке Борец, приземистый, широкоплечий, с темным плотным ежиком на макушке, горбоносый, отодвинул от себя предложенную пачку сигарет. Ноздри его хищно расширились.
— Не курю!
На его грубом, точно вырубленном лице, напротив, не было и тени довольства. Но он тут не играл первую скрипку и вынужден был подчиняться правилам хозяина.
— А я затягивался еще мальчонкой, на рыбалке, когда таскал уклеек на узенькой Сетуньке. Помню, река дымится ранним утренним паром. Солнце еще холодное, и на росистой траве, будто снегом покрытой, остается проторенным только один — мой — след. И первая затяжка от выпрошенной сигареты — что может быть прекраснее! С тех пор никогда не бросал. Утром, не раскрывая глаз, затягиваюсь сигаретой. Жена знает мою привычку, уже не ворчит. Ну, так ты слышал, что Викулов сказал про «банковских»? — Игнатов задал вдруг вопрос прямо в лоб.
— Слышал… — неохотно отозвался горбоносый. — Врет, поди…
Игнатов заерзал в кресле.
— Министр наш в гневе. На следующих выборах по конкурсу Викулов свой стул потеряет, это точно. Он вообще сошел с рельсов и закосил по шпалам. Сам какое-то следствие вздумал вести. Говорят, из-за дочки. Она вроде в больнице. Какие-то идиоты изнасиловали. Навалились, говорят, несколько жеребцов и покалечили. Представляешь? Викулов частным порядком дружков своих хочет подключить. А дружки у него не слабые. Генерал из МУРа Грязнов и знаменитый «важняк» Турецкий. Слышал? То-то!
— А помешать никак нельзя?
Игнатов взглянул с подозрением:
— Ты чего? Имеешь отношение?
— Да не хотелось бы, чтобы менты рылись в той забегаловке. Мало ли на что наткнутся!
На лице горбоносого не дрогнул ни один мускул. Собираясь на встречу, он меньше всего хотел, чтобы речь зашла об этой генеральской дочке. Игнатов никогда не вызывал по пустякам. Значит, предстояло большое дело. Но из-за девки он вполне мог отстранить группу Борца и обратиться к костоломам Гончара. Игнатов был всему голова. И горбоносый робел перед ним. Заместитель начальника Главного управления внутренних дел Москвы давал наводку, сам разрабатывал стратегию и прикрывал в критических ситуациях. Он же забирал и львиную долю добычи. Было за что. Мозг у него работал четко, несмотря на то что свои двести граммов в рабочий полдень он выпивал регулярно. Горбоносый не мог себе позволить такой роскоши. Расширенное спортивное сердце нередко давало сбои даже от малой дозы спиртного. Вот и вся награда за буйную молодость и бесчисленные победы: немного сноровки, позолоченные побрякушки да кличка Борец, которая с наманганской отсидки к нему прикипела.
Нет, время от времени он оттягивался от души, как в прошлый раз, с генеральской дочкой. Тогда выпито было море. Он давно заметил, что большие дозы для него лучше, чем малые, но часто нельзя. А тогда оттянулся редкостно. Конечно, плохо, что эта мормышка оказалась дочкой генерала. Но его команде случалось расправляться не только с генералами, но и с типами покруче.
Опознать Борца могут только двое. Этот хлыщ, которого забрала «скорая», и девка. Не повезло ей, что отец генерал. Так бы жила себе.
То, что Викулов высветил публично «банковских», было неприятно. Эта команда была создана самим Борцом. Он давно собирался затеять свой бизнес. Но связей, какие были у Игнатова, не имел. Обломись какой-нибудь солидный куш — вот тогда можно и заняться делом самостоятельно. А покуда приходилось терпеть.
Игнатов без причины к себе в кабинет не вызывал. Поэтому Борец теперь полагал, что в конечном счете речь пойдет именно о Викулове и его «досье», которые у того якобы лежали в желтом портфеле. Значит, придется решать вопрос кардинально. И люди, которым можно было это поручить, у Борца были.
Стальные парни, прошедшие Афган и Чечню, безработные, брошенные государством, озлобленные, утратившие жалость, они шли на любое дело хладнокровно, убивали безжалостно, а главное, выполняли любую команду Борца. Правда, у многих их же собственная безжалостность порождала панический ужас друг перед другом: человеческую природу ведь ничто не переделает. И там, где нарастает плюс, с другой стороны провалом зияет минус. Друг перед другом они быстро ломались. Зато скопом работали четко, выбивая долги из предпринимателей.
Однажды, правда, случился прокол, и ментура зацепила Борца. Тогда он и предстал перед Игнатовым. Но команде горбоносого неожиданно не тюрьма обломилась, а открылись новые перспективы. И счет пошел не на сотни баксов, а на тысячи и десятки тысяч.
Сейчас лишиться налаженного дела из-за сопливой девки было крайне обидно. Горбоносый посуровел, замкнулся, прикидывая жесткую схему расправы. Это дело он должен был закрыть сам. Но тревожная мысль стала опять сверлить в мозгу. Ведь была там еще бабенка, которая по мобильнику вызвала ментов. А вот как ее найти? Филя виноват. Зевнул.
Этого Филю бабы с трудом воспринимают: больно велик конец у жеребца. Вот пусть-ка он и займется этой проблемой. А попадется, дурак, значит, сам виноват. Или еще подключить к нему парней? А хлыща и генеральскую дочку надо убирать одновременно. И быстро.
— Пять миллионов евро, — произнес Игнатов со скучающим видом после некоторого молчания.
Борец повел носом, как хищный зверь, почуявший добычу. Но глаза его сохранили бесстрастное выражение. В отношениях с Игнатовым главное — покорность и спокойствие. Никаких явных страстей. Пусть делит как хочет, пусть назначает себе любую премию, важно, чтобы он не предпочел другую команду для выполнения своих проектов, ибо чья команда, у того и навар.
— Из Франкфурта-на-Майне перевозят пять миллионов евро в нашу Среднюю Азию. Бывшую нашу, — поправился Игнатов. — Охрана поручена мне.
И снова горбоносый мужественно выдержал паузу. Но некоторый интерес следовало проявить.
— Когда? — коротко полюбопытствовал он.
Это было в пределах нормы.
Игнатов шумно высморкался и вытер платком покрасневший нос.
— Будет специальное сообщение, — отозвался он. — В свое время.
Горбоносый кивнул, всем своим видом показывая готовность к работе.
— Смотри, чтобы все было чисто, — продолжил Игнатов. — Своим шаромыжникам не давай расслабляться. Команда может последовать в любой момент. У тебя на хвосте никто не сидит? Малейший сбой может все испортить!
Ответа не требовалось, и Борец промолчал.
— Гончара будем ставить в известность? Как думаешь? — продолжал испытывать Игнатов.
Горбоносый расплылся в улыбке и развел руками:
— Воля ваша…
Игнатов кивнул, хотя осталось неясным, что он сам считал по этому поводу. Во всяком случае, он любил неограниченную власть, и горбоносый старался потрафить ему в этом. А чего стесняться? Знай, сверчок, свой шесток. В кабинете такого высокого начальства он готов был расстелиться, превратиться в пыль, чтобы потом у себя вот так же твердой рукой наводить порядок и требовать беспрекословного повиновения.
Теперь, когда главная цель вызова прояснилась, Борца залихорадило. Он поначалу боялся все-таки, что звонок Игнатова как-то связан с генеральской дочкой. Но оказалось, что известен лишь сам факт, не больше. Значит, теперь надо действовать самому и быстро. С девкой ясно. А того балбеса следует поручить Ванечке. Этот сделает чисто, без суеты и шума. С женщинами он еще колеблется, а мужиков убирает без жалости. У каждого своя специализация.
План действий уже созрел в голове у Борца, и он лишь старался убедиться в том, что визит закончен, и выбирал минуту, чтобы откланяться с достоинством.
— Осени никак не дождусь, — размечтался вдруг Игнатов. — Хочу на охоту поехать. На пару недель. Кабана завалить. Целебная, скажу тебе, штука.
«Раз Игнатов заговорил об охоте, значит, он принял на грудь больше двухсот, — отметил про себя горбоносый. — Только бы не пошел вразнос».
Вошла сияющая, разодетая Лялечка, пятая секретарша, которую Игнатов опробовал в своей приемной. Все искал чего-то необычного. Толстеньких, тоненьких, высоченных, малюток. Лялечка была из последних.
— Ваш кофе, Семен Николаевич! — произнесла она, широко улыбаясь.
Игнатов поморщился.
— Не кофе мне хочется. Нам бы с Геннадием Павловичем что-нибудь посолиднее. Колбаску, икорку, балычок.
Лялечка счастливо улыбнулась, будто каждое поручение начальника было для нее самым большим удовольствием.
— Сию минуту!
Когда она вышла, Игнатов достал из шкафчика коньячную бутылку, где золотистая жидкость плескалась на донышке, недовольно встряхнул ее и поставил на место. Пошарив в глубине, нащупал другое горлышко, взвесил на ощупь и остался доволен.
— Оп!
С ловкостью фокусника он извлек пузатенький литровый коньяк, открыл его, понюхал и блаженно устроился в кресле.
— Такого ты еще не пил!
Борец изобразил готовность составить компанию, хотя выпивка сегодня не входила в его планы. Он потянулся к своему кейсу, щелкнул замками, достал сияющий медалями «Двин» и поставил на стол рядом с пузатой «хозяйской» бутылкой.
— Нет! Много, много! — запротестовал тот. — Убери.
— Не положено! — улыбнулся Борец. — Пусть останется в запасе.
Кровь уже заиграла в нем.
Игнатов разлил коньяк в небольшие фужеры. Другой посуды он не признавал.
Лялечка в один момент сервировала стол. Она уже не казалась маленького роста, а в самый раз, ладненькая, ловкая. В каждом движении — заманка и обещание. Борец даже тряхнул головой, пытаясь скинуть наваждение. С начальскими зазнобами вольностей себе он не позволял.
А Игнатов раскручивался вовсю. Шеф — начальник Главного управления — вместе с министром были на юге, а кому, кроме них, он мог понадобиться? Покуда начальство на югах, Игнатов сам себе голова. И, подчиняясь его настроению, Борец тоже все чаще хватался за фужер.
В сауне, куда они попали на исходе дня, Борец уже с трудом различал девочек. Да от него ничего и не требовалось. Аккуратные девичьи пальчики сами все делали. Приклеенные улыбки казались выражением самой глубокой заботы и доброты.
Заместитель начальника Главного управления внутренних дел города Москвы Игнатов, высокий полнеющий жизнелюб, неторопливо закурил и откинулся в кресле. Затягивался с наслаждением, выпускал дым неторопливо. Чувствовалось, что он все делает с наслаждением. Просыпается, завтракает, приходит на работу. С особым удовольствием расписывается на разных бумагах. Его крупный набрякший нос лоснился, розоватые склеротические щеки создавали впечатление избыточного запаса здоровья, высокий лоб с залысинами дорисовывал образ человека чрезвычайно ухоженного, обеспеченного, довольного собой и готового это довольство распространить на окружающих.
Его собеседник, Геннадий Павлович Борцов по кличке Борец, приземистый, широкоплечий, с темным плотным ежиком на макушке, горбоносый, отодвинул от себя предложенную пачку сигарет. Ноздри его хищно расширились.
— Не курю!
На его грубом, точно вырубленном лице, напротив, не было и тени довольства. Но он тут не играл первую скрипку и вынужден был подчиняться правилам хозяина.
— А я затягивался еще мальчонкой, на рыбалке, когда таскал уклеек на узенькой Сетуньке. Помню, река дымится ранним утренним паром. Солнце еще холодное, и на росистой траве, будто снегом покрытой, остается проторенным только один — мой — след. И первая затяжка от выпрошенной сигареты — что может быть прекраснее! С тех пор никогда не бросал. Утром, не раскрывая глаз, затягиваюсь сигаретой. Жена знает мою привычку, уже не ворчит. Ну, так ты слышал, что Викулов сказал про «банковских»? — Игнатов задал вдруг вопрос прямо в лоб.
— Слышал… — неохотно отозвался горбоносый. — Врет, поди…
Игнатов заерзал в кресле.
— Министр наш в гневе. На следующих выборах по конкурсу Викулов свой стул потеряет, это точно. Он вообще сошел с рельсов и закосил по шпалам. Сам какое-то следствие вздумал вести. Говорят, из-за дочки. Она вроде в больнице. Какие-то идиоты изнасиловали. Навалились, говорят, несколько жеребцов и покалечили. Представляешь? Викулов частным порядком дружков своих хочет подключить. А дружки у него не слабые. Генерал из МУРа Грязнов и знаменитый «важняк» Турецкий. Слышал? То-то!
— А помешать никак нельзя?
Игнатов взглянул с подозрением:
— Ты чего? Имеешь отношение?
— Да не хотелось бы, чтобы менты рылись в той забегаловке. Мало ли на что наткнутся!
На лице горбоносого не дрогнул ни один мускул. Собираясь на встречу, он меньше всего хотел, чтобы речь зашла об этой генеральской дочке. Игнатов никогда не вызывал по пустякам. Значит, предстояло большое дело. Но из-за девки он вполне мог отстранить группу Борца и обратиться к костоломам Гончара. Игнатов был всему голова. И горбоносый робел перед ним. Заместитель начальника Главного управления внутренних дел Москвы давал наводку, сам разрабатывал стратегию и прикрывал в критических ситуациях. Он же забирал и львиную долю добычи. Было за что. Мозг у него работал четко, несмотря на то что свои двести граммов в рабочий полдень он выпивал регулярно. Горбоносый не мог себе позволить такой роскоши. Расширенное спортивное сердце нередко давало сбои даже от малой дозы спиртного. Вот и вся награда за буйную молодость и бесчисленные победы: немного сноровки, позолоченные побрякушки да кличка Борец, которая с наманганской отсидки к нему прикипела.
Нет, время от времени он оттягивался от души, как в прошлый раз, с генеральской дочкой. Тогда выпито было море. Он давно заметил, что большие дозы для него лучше, чем малые, но часто нельзя. А тогда оттянулся редкостно. Конечно, плохо, что эта мормышка оказалась дочкой генерала. Но его команде случалось расправляться не только с генералами, но и с типами покруче.
Опознать Борца могут только двое. Этот хлыщ, которого забрала «скорая», и девка. Не повезло ей, что отец генерал. Так бы жила себе.
То, что Викулов высветил публично «банковских», было неприятно. Эта команда была создана самим Борцом. Он давно собирался затеять свой бизнес. Но связей, какие были у Игнатова, не имел. Обломись какой-нибудь солидный куш — вот тогда можно и заняться делом самостоятельно. А покуда приходилось терпеть.
Игнатов без причины к себе в кабинет не вызывал. Поэтому Борец теперь полагал, что в конечном счете речь пойдет именно о Викулове и его «досье», которые у того якобы лежали в желтом портфеле. Значит, придется решать вопрос кардинально. И люди, которым можно было это поручить, у Борца были.
Стальные парни, прошедшие Афган и Чечню, безработные, брошенные государством, озлобленные, утратившие жалость, они шли на любое дело хладнокровно, убивали безжалостно, а главное, выполняли любую команду Борца. Правда, у многих их же собственная безжалостность порождала панический ужас друг перед другом: человеческую природу ведь ничто не переделает. И там, где нарастает плюс, с другой стороны провалом зияет минус. Друг перед другом они быстро ломались. Зато скопом работали четко, выбивая долги из предпринимателей.
Однажды, правда, случился прокол, и ментура зацепила Борца. Тогда он и предстал перед Игнатовым. Но команде горбоносого неожиданно не тюрьма обломилась, а открылись новые перспективы. И счет пошел не на сотни баксов, а на тысячи и десятки тысяч.
Сейчас лишиться налаженного дела из-за сопливой девки было крайне обидно. Горбоносый посуровел, замкнулся, прикидывая жесткую схему расправы. Это дело он должен был закрыть сам. Но тревожная мысль стала опять сверлить в мозгу. Ведь была там еще бабенка, которая по мобильнику вызвала ментов. А вот как ее найти? Филя виноват. Зевнул.
Этого Филю бабы с трудом воспринимают: больно велик конец у жеребца. Вот пусть-ка он и займется этой проблемой. А попадется, дурак, значит, сам виноват. Или еще подключить к нему парней? А хлыща и генеральскую дочку надо убирать одновременно. И быстро.
— Пять миллионов евро, — произнес Игнатов со скучающим видом после некоторого молчания.
Борец повел носом, как хищный зверь, почуявший добычу. Но глаза его сохранили бесстрастное выражение. В отношениях с Игнатовым главное — покорность и спокойствие. Никаких явных страстей. Пусть делит как хочет, пусть назначает себе любую премию, важно, чтобы он не предпочел другую команду для выполнения своих проектов, ибо чья команда, у того и навар.
— Из Франкфурта-на-Майне перевозят пять миллионов евро в нашу Среднюю Азию. Бывшую нашу, — поправился Игнатов. — Охрана поручена мне.
И снова горбоносый мужественно выдержал паузу. Но некоторый интерес следовало проявить.
— Когда? — коротко полюбопытствовал он.
Это было в пределах нормы.
Игнатов шумно высморкался и вытер платком покрасневший нос.
— Будет специальное сообщение, — отозвался он. — В свое время.
Горбоносый кивнул, всем своим видом показывая готовность к работе.
— Смотри, чтобы все было чисто, — продолжил Игнатов. — Своим шаромыжникам не давай расслабляться. Команда может последовать в любой момент. У тебя на хвосте никто не сидит? Малейший сбой может все испортить!
Ответа не требовалось, и Борец промолчал.
— Гончара будем ставить в известность? Как думаешь? — продолжал испытывать Игнатов.
Горбоносый расплылся в улыбке и развел руками:
— Воля ваша…
Игнатов кивнул, хотя осталось неясным, что он сам считал по этому поводу. Во всяком случае, он любил неограниченную власть, и горбоносый старался потрафить ему в этом. А чего стесняться? Знай, сверчок, свой шесток. В кабинете такого высокого начальства он готов был расстелиться, превратиться в пыль, чтобы потом у себя вот так же твердой рукой наводить порядок и требовать беспрекословного повиновения.
Теперь, когда главная цель вызова прояснилась, Борца залихорадило. Он поначалу боялся все-таки, что звонок Игнатова как-то связан с генеральской дочкой. Но оказалось, что известен лишь сам факт, не больше. Значит, теперь надо действовать самому и быстро. С девкой ясно. А того балбеса следует поручить Ванечке. Этот сделает чисто, без суеты и шума. С женщинами он еще колеблется, а мужиков убирает без жалости. У каждого своя специализация.
План действий уже созрел в голове у Борца, и он лишь старался убедиться в том, что визит закончен, и выбирал минуту, чтобы откланяться с достоинством.
— Осени никак не дождусь, — размечтался вдруг Игнатов. — Хочу на охоту поехать. На пару недель. Кабана завалить. Целебная, скажу тебе, штука.
«Раз Игнатов заговорил об охоте, значит, он принял на грудь больше двухсот, — отметил про себя горбоносый. — Только бы не пошел вразнос».
Вошла сияющая, разодетая Лялечка, пятая секретарша, которую Игнатов опробовал в своей приемной. Все искал чего-то необычного. Толстеньких, тоненьких, высоченных, малюток. Лялечка была из последних.
— Ваш кофе, Семен Николаевич! — произнесла она, широко улыбаясь.
Игнатов поморщился.
— Не кофе мне хочется. Нам бы с Геннадием Павловичем что-нибудь посолиднее. Колбаску, икорку, балычок.
Лялечка счастливо улыбнулась, будто каждое поручение начальника было для нее самым большим удовольствием.
— Сию минуту!
Когда она вышла, Игнатов достал из шкафчика коньячную бутылку, где золотистая жидкость плескалась на донышке, недовольно встряхнул ее и поставил на место. Пошарив в глубине, нащупал другое горлышко, взвесил на ощупь и остался доволен.
— Оп!
С ловкостью фокусника он извлек пузатенький литровый коньяк, открыл его, понюхал и блаженно устроился в кресле.
— Такого ты еще не пил!
Борец изобразил готовность составить компанию, хотя выпивка сегодня не входила в его планы. Он потянулся к своему кейсу, щелкнул замками, достал сияющий медалями «Двин» и поставил на стол рядом с пузатой «хозяйской» бутылкой.
— Нет! Много, много! — запротестовал тот. — Убери.
— Не положено! — улыбнулся Борец. — Пусть останется в запасе.
Кровь уже заиграла в нем.
Игнатов разлил коньяк в небольшие фужеры. Другой посуды он не признавал.
Лялечка в один момент сервировала стол. Она уже не казалась маленького роста, а в самый раз, ладненькая, ловкая. В каждом движении — заманка и обещание. Борец даже тряхнул головой, пытаясь скинуть наваждение. С начальскими зазнобами вольностей себе он не позволял.
А Игнатов раскручивался вовсю. Шеф — начальник Главного управления — вместе с министром были на юге, а кому, кроме них, он мог понадобиться? Покуда начальство на югах, Игнатов сам себе голова. И, подчиняясь его настроению, Борец тоже все чаще хватался за фужер.
В сауне, куда они попали на исходе дня, Борец уже с трудом различал девочек. Да от него ничего и не требовалось. Аккуратные девичьи пальчики сами все делали. Приклеенные улыбки казались выражением самой глубокой заботы и доброты.
Глава 4 Странные проводы
В своих несчастьях Влад Пухальский винил Марину и страшился ее звонка.
Она позвонила первой. И застала его в движении, когда он выбежал с работы, чтобы в небольшой перерыв выпить пивка, купить сигарет. Мобильник закурлыкал, и Влад вынужден был остановиться.
Голос Марины пронзил его, словно током. Влад молчал. Марина спросила о самочувствии. Это она, которая находилась в больнице и которую он сам должен спрашивать о здоровье! Давно следовало бы навестить ее, но Влад не мог пересилить страха. Ему казалось, что за ним и Мариной будут следить. Может быть, уже прослушивают разговоры. Чтобы схватить наверняка. Временами чудился пристальный посторонний взгляд, и он в испуге оборачивался.
Иногда страх отпускал, и тогда Влад становился самим собой: самоуверенным, нагловатым, властным.
— Я заеду на днях, — сказал он, закурив последнюю сигарету и выронив пачку. — Навещу! Но сегодня не могу… Простужен. Зачем тебе лишняя инфекция? Правда? Вот выздоровлю и приеду.
Он надеялся, что случившееся отодвинет свадьбу. Но Марина как ни в чем не бывало заговорила об этом.
— А ты про двадцатое число не забыл?
Это был день, назначенный для регистрации.
— Что мы будем делать? — донесся далекий голос.
Это она после того, что с ней случилось, думала о свадьбе! Влад молчал. Возмущение и растерянность в одинаковой степени тиранили его душу.
— Не знаю, надо подождать, — сдавленным голосом проговорил он.
— А чего ждать? — долетело издалека.
Из ее слов он понял, что ей хотелось отпраздновать свадьбу до отцовского юбилея. Ничего не ответив, Влад дивился ее легкомыслию. Потом подумал, что она испытывает его, и согласно кивнул несколько раз, забыв, что она не может этого видеть.
— Молодой человек! Вы что-то уронили.
Он непонимающе глянул перед собой. Приветливая девичья улыбка. Серые глаза. Платье с белыми цветочками.
— А? Да!
Глянув под ноги, он увидел уроненную пустую пачку из-под сигарет.
— Спасибо! Ничего важного.
Девушка как будто не спешила уйти. И Влад вопросительно взглянул на нее. Она нисколько не смутилась.
— Не подскажете, — снова обратилась она к нему, — где тут можно дешево и быстро пообедать?
Влад посмотрел на часы. Было начало шестого. Он отлучился из фирмы на полчаса и должен был дежурить до семи. Но в крайнем случае можно будет попросить старушку Элечку. Ей было двадцать пять, но она не была замужем и даже не имела любовника. Поэтому молодые девчонки из компьютерного центра называли ее старухой. Одевалась она просто и скромно. В ней не было ничего отталкивающего, но не было и какой-то жизненной энергии, точно она, едва родившись, уже устала от жизни. И в глазах у нее застыла такая тоска, что ей можно было временами дать не четвертак, а сороковник.
Влад набрал по мобильному свой рабочий телефон. Поглядел на чистое небо, на шумящую зеленую листву, на девушку с яркими губами и серыми глазами, стоявшую перед ним.
— Алло! Это Элечка? Еще раз тысячу приветствий. Я тут сижу у стоматолога. Колоссальная очередь. Духота! Наверное, обратно в контору не успею. Подмени меня сегодня и объясни начальству. А я сделаю завтра все, что ты захочешь.
— Все, что захочу? — с несвойственной ей игривостью заговорила Элечка. — Ну ладно. Только не отказывайся от своих слов.
— Не откажусь, — пробормотал Влад, когда Элечка повесила трубку. — Надеюсь, это не будет общая постель…
Незнакомая девушка все еще не ушла, и этой удачей следовало воспользоваться. В широкой стеклянной витрине ее ладненькая фигурка отражалась со спины. Рядом с ней он увидел собственную — молодой длинный парень в джинсовых брюках и желтой куртке — чем не жених? И столько изящества, элегантности было в нем, по мнению Влада, что девичий интерес к нему был вовсе не удивителен. Следы недавних побоев еще виднелись на его лице. Но Влад решил, что объяснит это своими подвигами на ринге. Один из приятелей после первенства Москвы по боксу был в гораздо худшем виде.
Она позвонила первой. И застала его в движении, когда он выбежал с работы, чтобы в небольшой перерыв выпить пивка, купить сигарет. Мобильник закурлыкал, и Влад вынужден был остановиться.
Голос Марины пронзил его, словно током. Влад молчал. Марина спросила о самочувствии. Это она, которая находилась в больнице и которую он сам должен спрашивать о здоровье! Давно следовало бы навестить ее, но Влад не мог пересилить страха. Ему казалось, что за ним и Мариной будут следить. Может быть, уже прослушивают разговоры. Чтобы схватить наверняка. Временами чудился пристальный посторонний взгляд, и он в испуге оборачивался.
Иногда страх отпускал, и тогда Влад становился самим собой: самоуверенным, нагловатым, властным.
— Я заеду на днях, — сказал он, закурив последнюю сигарету и выронив пачку. — Навещу! Но сегодня не могу… Простужен. Зачем тебе лишняя инфекция? Правда? Вот выздоровлю и приеду.
Он надеялся, что случившееся отодвинет свадьбу. Но Марина как ни в чем не бывало заговорила об этом.
— А ты про двадцатое число не забыл?
Это был день, назначенный для регистрации.
— Что мы будем делать? — донесся далекий голос.
Это она после того, что с ней случилось, думала о свадьбе! Влад молчал. Возмущение и растерянность в одинаковой степени тиранили его душу.
— Не знаю, надо подождать, — сдавленным голосом проговорил он.
— А чего ждать? — долетело издалека.
Из ее слов он понял, что ей хотелось отпраздновать свадьбу до отцовского юбилея. Ничего не ответив, Влад дивился ее легкомыслию. Потом подумал, что она испытывает его, и согласно кивнул несколько раз, забыв, что она не может этого видеть.
— Молодой человек! Вы что-то уронили.
Он непонимающе глянул перед собой. Приветливая девичья улыбка. Серые глаза. Платье с белыми цветочками.
— А? Да!
Глянув под ноги, он увидел уроненную пустую пачку из-под сигарет.
— Спасибо! Ничего важного.
Девушка как будто не спешила уйти. И Влад вопросительно взглянул на нее. Она нисколько не смутилась.
— Не подскажете, — снова обратилась она к нему, — где тут можно дешево и быстро пообедать?
Влад посмотрел на часы. Было начало шестого. Он отлучился из фирмы на полчаса и должен был дежурить до семи. Но в крайнем случае можно будет попросить старушку Элечку. Ей было двадцать пять, но она не была замужем и даже не имела любовника. Поэтому молодые девчонки из компьютерного центра называли ее старухой. Одевалась она просто и скромно. В ней не было ничего отталкивающего, но не было и какой-то жизненной энергии, точно она, едва родившись, уже устала от жизни. И в глазах у нее застыла такая тоска, что ей можно было временами дать не четвертак, а сороковник.
Влад набрал по мобильному свой рабочий телефон. Поглядел на чистое небо, на шумящую зеленую листву, на девушку с яркими губами и серыми глазами, стоявшую перед ним.
— Алло! Это Элечка? Еще раз тысячу приветствий. Я тут сижу у стоматолога. Колоссальная очередь. Духота! Наверное, обратно в контору не успею. Подмени меня сегодня и объясни начальству. А я сделаю завтра все, что ты захочешь.
— Все, что захочу? — с несвойственной ей игривостью заговорила Элечка. — Ну ладно. Только не отказывайся от своих слов.
— Не откажусь, — пробормотал Влад, когда Элечка повесила трубку. — Надеюсь, это не будет общая постель…
Незнакомая девушка все еще не ушла, и этой удачей следовало воспользоваться. В широкой стеклянной витрине ее ладненькая фигурка отражалась со спины. Рядом с ней он увидел собственную — молодой длинный парень в джинсовых брюках и желтой куртке — чем не жених? И столько изящества, элегантности было в нем, по мнению Влада, что девичий интерес к нему был вовсе не удивителен. Следы недавних побоев еще виднелись на его лице. Но Влад решил, что объяснит это своими подвигами на ринге. Один из приятелей после первенства Москвы по боксу был в гораздо худшем виде.