Турецкий давно заметил, что, когда ему случается посещать какие-нибудь похороны, непременно, вне зависимости от времени года, идет дождь. Этот случай был не исключением: моросило с утра, и потому в середине дня весь город был в зонтах, и те, кто приехал на Ваганьковское кладбище, - тоже. На самих похоронах оказалось человек пятьдесят. Турецкий подумал, что если предположить, что тридцать человек из наружки затерялись непосредственно среди них, то хороша выходит картина. Но не мне Славку учить, одернул себя Турецкий, наверняка ребята знают, что делать и как себя вести.
Еще было достаточно рано, но небо заволокло настолько, что сильно потемнело, поэтому, когда навстречу Турецкому вышла фигура в бежевом плаще, он не сразу понял, что это Ракитская. Она молча подошла вплотную, вытащила руку из кармана, прикоснулась к пластырю повыше левой брови Турецкого, еле слышно прошептала:
- Простите меня, пожалуйста...
- Забудьте немедленно, - сказал Турецкий и взял ее под руку.
Похороны были как похороны, с обычными в таких случаях словами, обычными жестами, телодвижениями и эмоциями. Турецкий не раз ловил себя на мысли, что то же самое, что человеку со стороны в таких случаях кажется затасканным, избитым, тем, кого это касается в первую очередь, представляется наиважнейшим, уникальным, драгоценным. Он искоса поглядывал на Ольгу, пытаясь уловить на ее красивом лице подтверждение этого тезиса, но оно было почти непроницаемым.
Президент не приехал, прислал зама главы своей администрации и еще каких-то пузатых чиновников. Ватолин и Кузнецов ничем не выделялись среди других дисовцев, которые по преимуществу и составляли основную массу. Турецкий поздоровался с обоими. Было еще несколько совсем дальних родственников генерала Ракитского, которых и Ольга-то сама толком не знала. Ее мать так и не смогла приехать. Турецкий звонил в Питер, переговорил с ее мужем и понял, что на этом можно поставить точку. Алиби у нее, по свидетельству питерских коллег, было железное, никаких контактов с бывшим мужем Левченко-Ракитская давно не имела, так что стоило вообще оставить ее в покое. Турецкому было вполне достаточно и дочери-эпилептички.
Дочь-эпилептичка в ту самую секунду, когда Турецкий вяло завершал свою нехитрую мысль, шепнула ему несколько слов:
- А вы нашли желтый портфель?
- Почему желтый? - машинально удивился Турецкий, хотя там никакого портфеля не было - ни желтого, ни фиолетового в крапинку.
- Это подарок бывшего партнера по бизнесу, ван Хойтена, портфель из кожи кугуара. Он обычно на стуле висел, прямо при входе, там такой высокий стул стоит, с резной спинкой.
Турецкий хорошо помнил этот стул. Он сидел на нем и, несмотря на свои сто восемьдесят сантиметров, даже близко не доставал макушкой до края спинки. Никакого портфеля на стуле не было.
Аудиозапись допроса Василюка Афанасия Петровича, 1954 года рождения, произведенного следователем Генеральной прокуратуры Федоренко:
"В о п р о с. Ваше место работы и должность.
О т в е т. Ну так сантехник же я, сказано уже! ДЭЗ No 34, пропади он пропадом.
В о п р о с. Вы первым обнаружили тело Ракитского?
О т в е т. Получается так.
В о п р о с. Расскажите, как это было.
О т в е т. Да чего рассказывать?! Я за расчетом пришел. Зарплату второй месяц волынят, а мне шурин хорошее местечко присмотрел, на Маршала Бирюзова, в новых домах сантехнику отлаживать, там работа сдельная, но на несколько месяцев хватит. Оно конечно, там трубы с краниками, заграничные, да ничего, справлюсь.
В о п р о с. Не отвлекайтесь. Вы пришли за расчетом.
О т в е т. Ну. Пришел, а там Мишка Пономарев - разрывается, пятнадцать вызовов у него на участке в тот день было, ну попросил помочь, за ним, мол, не заржавеет, ну я и взял на себя генерала этого да еще несколько квартир...
В о п р о с. Откуда вы знаете, что Ракитский был генерал?
О т в е т. Так не первый раз ведь уже. Бывал я у него. Дом-то старый, горячая вода из крана не бежит, на колонках газовых все маются. Ну а Николаичу я как-то финскую устанавливал, с полгода назад, ну и разговорились, известное дело...
В о п р о с. И что же он вам, назвал свое звание, где работает, объяснил?
О т в е т. Да не, какой там! Пока я в ванной возился, к нему крендель какой-то приехал. Ну и давай растекаться: товарищ генерал-майор то, товарищ генерал-майор это...
В о п р о с. Точно он говорил "генерал-майор"? Не генерал-лейтенант?
О т в е т. Вроде майор.
В о п р о с. И о чем они говорили?
О т в е т. Сперва о картинах базар шел. Чего-то Шишкин-Мишкин, в таком роде.
В о п р о с. Точно о картинах?
О т в е т. Ну.
В о п р о с. Может, Кандинский?
О т в е т. Чего?
В о п р о с. Фамилию такую не называли - Кандинский?
О т в е т. Не. А что, бывает такая фамилия?
В о п р о с. Ничего точнее припомнить не можете?
О т в е т. Ну еще об жидах трепались.
В о п р о с. То есть о евреях?
О т в е т. О них.
В о п р о с. И что конкретно?
О т в е т. Да сколько времени прошло, как же я вспомню... и потом, я в ванной, они - на кухне, кофий пить изволили.
В о п р о с. Почему же вы помните, что о евреях говорили?
О т в е т. Ну имя такое все время называли... запоминающееся. И они его очень долго обсуждали - все время, пока я с колонкой возился.
В о п р о с. Имя было еврейское?
О т в е т. Ну да.
В о п р о с. Мужское?
О т в е т. Ну.
В о п р о с. Не помните?
О т в е т. Не-а.
В о п р о с. Абрам?
О т в е т. Может, и Абрам.
В о п р о с. Но не Абрам?
О т в е т. Вроде нет.
В о п р о с. Моисей? Соломон?
О т в е т. М-мм...
В о п р о с. Не помните?
О т в е т. Похоже. Очень похоже.
В о п р о с. Какое именно? Какое похоже?
О т в е т. Да все, все похожи. Поди различи.
В о п р о с. Вот черт. Ну какие еще имена есть? Борух какой-нибудь? Исаак?
О т в е т. О! Вроде это.
В о п р о с. Исаак, точно?
О т в е т. Ну. Че, он убийца, что ли?
В о п р о с. Не знаю, не знаю. А в тот день, кроме вас троих, в квартире никого не было? И дочери Ракитского в тот день случайно дома не было?
О т в е т. Не помню такого. Да я ее вообще не видал ни разу.
В о п р о с. Ясно. Человека, который называл Ракитского генералом, вы сможете опознать?
О т в е т. Да нет, конечно! Я его и не видал-то толком! Только вот, запомнил, картавил он сильно.
В о п р о с. Картавил?
О т в е т. Ага! Я, может, потому и запомнил, что о евреях говорили, что так все сошлось. Да, точно, точно картавил.
В о п р о с. А сам этот разговор вы не помните?
О т в е т. Да не понял я ни хрена, говорю же, сперва вроде о картинах, а потом слова какие-то пошли, я таких и не слышал, так что и задумываться перестал. Да и работу к тому времени закончил... Так я не понял что-то... мне рассказывать, как труп нашел или нет?
В о п р о с. Да-да, обязательно!
О т в е т. Ну пришел я, вызов к десяти был, но пока мы с Пономаревым договаривались, то да се - опоздал я, конечно. Наверно, минут на десять. Пришел, позвонил...
В о п р о с. Вы на лифте поднимались?
О т в е т. А то. Лифт там знатный, старинный и не ломается никогда, зараза, я даже спецом интересовался. Вот, позвонил - не открывают. Долго звонил - без толку все. Потом вспомнил, что за вызов был - залили же квартиру. Я наверх тогда поднялся, позвонил, но там тоже не открыли. Тогда я снова на шестой, к генералу, только смотрю: дверь неплотно притворена. Ну я и зашел, чисто чтоб хозяину об этом сказать. В коридор захожу, и точно на потолках разводы...
В о п р о с. Секундочку. Дверь с самого начала была приоткрыта, когда вы первый раз звонили, или только когда сверху спустились?
О т в е т. Вот тут не скажу, не посмотрел. Но думаю, сразу. Потому что если бы кто из хаты выходил, я бы слышал с верхнего-то этажа. А так тихо было, нет, вряд ли. Ну зашел - никого, покричал - то же самое. Потом смотрю - сигнализация-то отключена. Значит, хозяин, думаю, заснул или в отключке - знамо дело. Пошарился по комнатам, пока до спальни не добрел, смотрю - ну точно, спит же мужик. Я кричу: "Николаич, Николаич!" Но он не откликается, потом смотрю - лужа на полу. Я сначала решил: с сердцем плохо или что, опохмелиться вовремя не поднесли, - темно же там было. Форточку открыл, шторы раздвинул - тут уж все разглядел.
В о п р о с. Ладно, это все. Давайте, я отмечу ваш пропуск... Значит, господин Василюк, вы сантехник, да?
О т в е т. Да.
В о п р о с. И зовут вас Афанасий Петрович...
О т в е т. Ну сколько можно?!
В о п р о с. А жена как вас зовет, не Афоней, случайно?
О т в е т. Ну а если и так? Да чего смешного-то?!
Все-все, идите, свободны... ох, не могу..."
Грязновские соглядатаи ничего важного и интересного на похоронах не высмотрели. Ну и ладно, Турецкий теперь не слишком по этому поводу переживал. Очевидно, главное событие, которое там, на кладбище, могло произойти и произошло, - то, что Ольга вспомнила про портфель. Желтый портфель из кожи кугуара. Кугуар - это же пума, кажется? Был, помнится, такой детский фильм - "Приключения желтого чемоданчика". Ну и где, спрашивается, он теперь путешествует, этот подарок ван Хойтена? Ван Хойтен в середине семидесятых был руководителем йоханнесбургского филиала "Де Бирс консолидейтед майнс" - крупнейшей алмазной корпорации планеты, а двадцать лет спустя открыл собственную ювелирную фирму. Ракитский же был знаком с ним еще в ЮАР, поскольку работал там нелегально в семидесятые под видом канадского бизнесмена.
Такую справку Турецкий из ДИСа с помощью подполковника Кузнецова получил без промедления, а раз так, значит, ван Хойтен для расследования бесполезная фигура. То, что в Департаменте иностранной службы ведут собственное следствие, Турецкий не сомневался, разве что это делается неофициально и всю эксклюзивную информацию они, конечно, зажмут, чтобы раньше Генпрокуратуры добраться до убийцы Ракитского.
- Это мы еще поглядим, - сказал Турецкий Кузнецову.
После того как с Кузнецовым попил пива его помощник (причем, на взгляд Турецкого, совершенно безрезультатно), Турецкий и сам пригласил его поужинать в ресторане "Пушкинъ" (именно с твердым знаком на конце). Когда-то самого Турецкого в это заведение на Тверском бульваре первый раз привел знакомый фээсбэшник (См. роман Ф. Незнанского "Поражающий агент".). На первом этаже там было кафе, на втором и на антресолях - ресторан. Причем в ресторан можно было подняться не только на своих двоих - имелся там старинный лифт с кружевным литьем. Все, что на настоящий момент Турецкий знал про Кузнецова (со слов того же Мишки Федоренко), - то, что пиво "Хайнекен" он предпочитает "Балтике". Ну и немудрено.
Вообще же Антон Николаевич Кузнецов производил несколько странное впечатление. С одной стороны, он явно старался Турецкому понравиться, с другой - умудрился ни на один четко поставленный вопрос конкретно не ответить. Как кадровый разведчик, он должен был отдавать себе отчет в том, как он в таком случае выглядит.
- Скажите, Антон, что вы думаете об Ольге Ракитской, не правда ли весьма эффектная женщина?
Кузнецов ничего на это не ответил, вытер руки салфеткой.
- Как вы понимаете, я пригласил вас не для того, чтобы обсуждать с вами нюансы вашего романа с ней, - продолжал блефовать Турецкий, - и все-таки некоторые...
- Значит, он принес это дело домой, - пробормотал Кузнецов.
О чем это он? Турецкий, чтобы не выдать своего замешательства, схватил вовремя доставленную чашку кофе.
- Вот уж не думал, что оно сохранилось, - усмехнулся Кузнецов. - Хотя какое это теперь имеет значение... Ну да, в свое время Ракитский распорядился установить за мной наружное наблюдение. Причем слежка велась так нарочито, чтобы я не мог этого не заметить. Но мне казалось, что никаких материалов по этому поводу уже не существует, что он их уничтожил. Выходит, нет?
- А Ольга знала об этой слежке? - игнорируя вопрос, поинтересовался Турецкий. Кажется, он начал понимать, в чем тут дело.
- К счастью, нет.
- Как и когда Ракитский узнал о том, что у его собственной дочери роман с его подчиненным?
- Я не знаю, - сознался Кузнецов. - Оля умоляла меня быть осторожным и никак себя не выдавать. Она почему-то очень не хотела, чтобы отец догадался. Так что для меня самого это было загадкой.
- По чьей инициативе произошел разрыв?
- Вы же сказали, что пригласили меня для других целей, или это не так?
- Я должен установить ваше алиби. Для меня в данном случае оно должно состоять в отсутствии мотива. Допустим, отец запретил своей дочери такой мезальянс, как роман с его подчиненным. Чем не мотив для отвергнутого любовника? В порыве гнева - ну и все такое...
Еще было достаточно рано, но небо заволокло настолько, что сильно потемнело, поэтому, когда навстречу Турецкому вышла фигура в бежевом плаще, он не сразу понял, что это Ракитская. Она молча подошла вплотную, вытащила руку из кармана, прикоснулась к пластырю повыше левой брови Турецкого, еле слышно прошептала:
- Простите меня, пожалуйста...
- Забудьте немедленно, - сказал Турецкий и взял ее под руку.
Похороны были как похороны, с обычными в таких случаях словами, обычными жестами, телодвижениями и эмоциями. Турецкий не раз ловил себя на мысли, что то же самое, что человеку со стороны в таких случаях кажется затасканным, избитым, тем, кого это касается в первую очередь, представляется наиважнейшим, уникальным, драгоценным. Он искоса поглядывал на Ольгу, пытаясь уловить на ее красивом лице подтверждение этого тезиса, но оно было почти непроницаемым.
Президент не приехал, прислал зама главы своей администрации и еще каких-то пузатых чиновников. Ватолин и Кузнецов ничем не выделялись среди других дисовцев, которые по преимуществу и составляли основную массу. Турецкий поздоровался с обоими. Было еще несколько совсем дальних родственников генерала Ракитского, которых и Ольга-то сама толком не знала. Ее мать так и не смогла приехать. Турецкий звонил в Питер, переговорил с ее мужем и понял, что на этом можно поставить точку. Алиби у нее, по свидетельству питерских коллег, было железное, никаких контактов с бывшим мужем Левченко-Ракитская давно не имела, так что стоило вообще оставить ее в покое. Турецкому было вполне достаточно и дочери-эпилептички.
Дочь-эпилептичка в ту самую секунду, когда Турецкий вяло завершал свою нехитрую мысль, шепнула ему несколько слов:
- А вы нашли желтый портфель?
- Почему желтый? - машинально удивился Турецкий, хотя там никакого портфеля не было - ни желтого, ни фиолетового в крапинку.
- Это подарок бывшего партнера по бизнесу, ван Хойтена, портфель из кожи кугуара. Он обычно на стуле висел, прямо при входе, там такой высокий стул стоит, с резной спинкой.
Турецкий хорошо помнил этот стул. Он сидел на нем и, несмотря на свои сто восемьдесят сантиметров, даже близко не доставал макушкой до края спинки. Никакого портфеля на стуле не было.
Аудиозапись допроса Василюка Афанасия Петровича, 1954 года рождения, произведенного следователем Генеральной прокуратуры Федоренко:
"В о п р о с. Ваше место работы и должность.
О т в е т. Ну так сантехник же я, сказано уже! ДЭЗ No 34, пропади он пропадом.
В о п р о с. Вы первым обнаружили тело Ракитского?
О т в е т. Получается так.
В о п р о с. Расскажите, как это было.
О т в е т. Да чего рассказывать?! Я за расчетом пришел. Зарплату второй месяц волынят, а мне шурин хорошее местечко присмотрел, на Маршала Бирюзова, в новых домах сантехнику отлаживать, там работа сдельная, но на несколько месяцев хватит. Оно конечно, там трубы с краниками, заграничные, да ничего, справлюсь.
В о п р о с. Не отвлекайтесь. Вы пришли за расчетом.
О т в е т. Ну. Пришел, а там Мишка Пономарев - разрывается, пятнадцать вызовов у него на участке в тот день было, ну попросил помочь, за ним, мол, не заржавеет, ну я и взял на себя генерала этого да еще несколько квартир...
В о п р о с. Откуда вы знаете, что Ракитский был генерал?
О т в е т. Так не первый раз ведь уже. Бывал я у него. Дом-то старый, горячая вода из крана не бежит, на колонках газовых все маются. Ну а Николаичу я как-то финскую устанавливал, с полгода назад, ну и разговорились, известное дело...
В о п р о с. И что же он вам, назвал свое звание, где работает, объяснил?
О т в е т. Да не, какой там! Пока я в ванной возился, к нему крендель какой-то приехал. Ну и давай растекаться: товарищ генерал-майор то, товарищ генерал-майор это...
В о п р о с. Точно он говорил "генерал-майор"? Не генерал-лейтенант?
О т в е т. Вроде майор.
В о п р о с. И о чем они говорили?
О т в е т. Сперва о картинах базар шел. Чего-то Шишкин-Мишкин, в таком роде.
В о п р о с. Точно о картинах?
О т в е т. Ну.
В о п р о с. Может, Кандинский?
О т в е т. Чего?
В о п р о с. Фамилию такую не называли - Кандинский?
О т в е т. Не. А что, бывает такая фамилия?
В о п р о с. Ничего точнее припомнить не можете?
О т в е т. Ну еще об жидах трепались.
В о п р о с. То есть о евреях?
О т в е т. О них.
В о п р о с. И что конкретно?
О т в е т. Да сколько времени прошло, как же я вспомню... и потом, я в ванной, они - на кухне, кофий пить изволили.
В о п р о с. Почему же вы помните, что о евреях говорили?
О т в е т. Ну имя такое все время называли... запоминающееся. И они его очень долго обсуждали - все время, пока я с колонкой возился.
В о п р о с. Имя было еврейское?
О т в е т. Ну да.
В о п р о с. Мужское?
О т в е т. Ну.
В о п р о с. Не помните?
О т в е т. Не-а.
В о п р о с. Абрам?
О т в е т. Может, и Абрам.
В о п р о с. Но не Абрам?
О т в е т. Вроде нет.
В о п р о с. Моисей? Соломон?
О т в е т. М-мм...
В о п р о с. Не помните?
О т в е т. Похоже. Очень похоже.
В о п р о с. Какое именно? Какое похоже?
О т в е т. Да все, все похожи. Поди различи.
В о п р о с. Вот черт. Ну какие еще имена есть? Борух какой-нибудь? Исаак?
О т в е т. О! Вроде это.
В о п р о с. Исаак, точно?
О т в е т. Ну. Че, он убийца, что ли?
В о п р о с. Не знаю, не знаю. А в тот день, кроме вас троих, в квартире никого не было? И дочери Ракитского в тот день случайно дома не было?
О т в е т. Не помню такого. Да я ее вообще не видал ни разу.
В о п р о с. Ясно. Человека, который называл Ракитского генералом, вы сможете опознать?
О т в е т. Да нет, конечно! Я его и не видал-то толком! Только вот, запомнил, картавил он сильно.
В о п р о с. Картавил?
О т в е т. Ага! Я, может, потому и запомнил, что о евреях говорили, что так все сошлось. Да, точно, точно картавил.
В о п р о с. А сам этот разговор вы не помните?
О т в е т. Да не понял я ни хрена, говорю же, сперва вроде о картинах, а потом слова какие-то пошли, я таких и не слышал, так что и задумываться перестал. Да и работу к тому времени закончил... Так я не понял что-то... мне рассказывать, как труп нашел или нет?
В о п р о с. Да-да, обязательно!
О т в е т. Ну пришел я, вызов к десяти был, но пока мы с Пономаревым договаривались, то да се - опоздал я, конечно. Наверно, минут на десять. Пришел, позвонил...
В о п р о с. Вы на лифте поднимались?
О т в е т. А то. Лифт там знатный, старинный и не ломается никогда, зараза, я даже спецом интересовался. Вот, позвонил - не открывают. Долго звонил - без толку все. Потом вспомнил, что за вызов был - залили же квартиру. Я наверх тогда поднялся, позвонил, но там тоже не открыли. Тогда я снова на шестой, к генералу, только смотрю: дверь неплотно притворена. Ну я и зашел, чисто чтоб хозяину об этом сказать. В коридор захожу, и точно на потолках разводы...
В о п р о с. Секундочку. Дверь с самого начала была приоткрыта, когда вы первый раз звонили, или только когда сверху спустились?
О т в е т. Вот тут не скажу, не посмотрел. Но думаю, сразу. Потому что если бы кто из хаты выходил, я бы слышал с верхнего-то этажа. А так тихо было, нет, вряд ли. Ну зашел - никого, покричал - то же самое. Потом смотрю - сигнализация-то отключена. Значит, хозяин, думаю, заснул или в отключке - знамо дело. Пошарился по комнатам, пока до спальни не добрел, смотрю - ну точно, спит же мужик. Я кричу: "Николаич, Николаич!" Но он не откликается, потом смотрю - лужа на полу. Я сначала решил: с сердцем плохо или что, опохмелиться вовремя не поднесли, - темно же там было. Форточку открыл, шторы раздвинул - тут уж все разглядел.
В о п р о с. Ладно, это все. Давайте, я отмечу ваш пропуск... Значит, господин Василюк, вы сантехник, да?
О т в е т. Да.
В о п р о с. И зовут вас Афанасий Петрович...
О т в е т. Ну сколько можно?!
В о п р о с. А жена как вас зовет, не Афоней, случайно?
О т в е т. Ну а если и так? Да чего смешного-то?!
Все-все, идите, свободны... ох, не могу..."
Грязновские соглядатаи ничего важного и интересного на похоронах не высмотрели. Ну и ладно, Турецкий теперь не слишком по этому поводу переживал. Очевидно, главное событие, которое там, на кладбище, могло произойти и произошло, - то, что Ольга вспомнила про портфель. Желтый портфель из кожи кугуара. Кугуар - это же пума, кажется? Был, помнится, такой детский фильм - "Приключения желтого чемоданчика". Ну и где, спрашивается, он теперь путешествует, этот подарок ван Хойтена? Ван Хойтен в середине семидесятых был руководителем йоханнесбургского филиала "Де Бирс консолидейтед майнс" - крупнейшей алмазной корпорации планеты, а двадцать лет спустя открыл собственную ювелирную фирму. Ракитский же был знаком с ним еще в ЮАР, поскольку работал там нелегально в семидесятые под видом канадского бизнесмена.
Такую справку Турецкий из ДИСа с помощью подполковника Кузнецова получил без промедления, а раз так, значит, ван Хойтен для расследования бесполезная фигура. То, что в Департаменте иностранной службы ведут собственное следствие, Турецкий не сомневался, разве что это делается неофициально и всю эксклюзивную информацию они, конечно, зажмут, чтобы раньше Генпрокуратуры добраться до убийцы Ракитского.
- Это мы еще поглядим, - сказал Турецкий Кузнецову.
После того как с Кузнецовым попил пива его помощник (причем, на взгляд Турецкого, совершенно безрезультатно), Турецкий и сам пригласил его поужинать в ресторане "Пушкинъ" (именно с твердым знаком на конце). Когда-то самого Турецкого в это заведение на Тверском бульваре первый раз привел знакомый фээсбэшник (См. роман Ф. Незнанского "Поражающий агент".). На первом этаже там было кафе, на втором и на антресолях - ресторан. Причем в ресторан можно было подняться не только на своих двоих - имелся там старинный лифт с кружевным литьем. Все, что на настоящий момент Турецкий знал про Кузнецова (со слов того же Мишки Федоренко), - то, что пиво "Хайнекен" он предпочитает "Балтике". Ну и немудрено.
Вообще же Антон Николаевич Кузнецов производил несколько странное впечатление. С одной стороны, он явно старался Турецкому понравиться, с другой - умудрился ни на один четко поставленный вопрос конкретно не ответить. Как кадровый разведчик, он должен был отдавать себе отчет в том, как он в таком случае выглядит.
- Скажите, Антон, что вы думаете об Ольге Ракитской, не правда ли весьма эффектная женщина?
Кузнецов ничего на это не ответил, вытер руки салфеткой.
- Как вы понимаете, я пригласил вас не для того, чтобы обсуждать с вами нюансы вашего романа с ней, - продолжал блефовать Турецкий, - и все-таки некоторые...
- Значит, он принес это дело домой, - пробормотал Кузнецов.
О чем это он? Турецкий, чтобы не выдать своего замешательства, схватил вовремя доставленную чашку кофе.
- Вот уж не думал, что оно сохранилось, - усмехнулся Кузнецов. - Хотя какое это теперь имеет значение... Ну да, в свое время Ракитский распорядился установить за мной наружное наблюдение. Причем слежка велась так нарочито, чтобы я не мог этого не заметить. Но мне казалось, что никаких материалов по этому поводу уже не существует, что он их уничтожил. Выходит, нет?
- А Ольга знала об этой слежке? - игнорируя вопрос, поинтересовался Турецкий. Кажется, он начал понимать, в чем тут дело.
- К счастью, нет.
- Как и когда Ракитский узнал о том, что у его собственной дочери роман с его подчиненным?
- Я не знаю, - сознался Кузнецов. - Оля умоляла меня быть осторожным и никак себя не выдавать. Она почему-то очень не хотела, чтобы отец догадался. Так что для меня самого это было загадкой.
- По чьей инициативе произошел разрыв?
- Вы же сказали, что пригласили меня для других целей, или это не так?
- Я должен установить ваше алиби. Для меня в данном случае оно должно состоять в отсутствии мотива. Допустим, отец запретил своей дочери такой мезальянс, как роман с его подчиненным. Чем не мотив для отвергнутого любовника? В порыве гнева - ну и все такое...
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента