Страница:
Зато на службе, в банковской своей ассоциации, там да, там он — голова и самый крупный начальник. И все, кто работали вместе с ним, были, пожалуй, одинаково прочно завязаны на Игоре Валентиновиче. И не только финансово, хотя и этот вопрос необычайно серьезен. Тут другое важно.
Фонтанирующий смелыми и рискованными идеями, Залесский сумел в свое время собрать и сплотить вокруг себя сильную группу людей, занимающихся банковской деятельностью. В те времена, естественно, тоже рисковой, потому что именно тогда можно было делать деньги «из воздуха»: только еще создавались крупные капиталы, возникали мощные финансово-промышленные группировки, которые впоследствии станут диктовать свою волю и президенту страны, и ее правительству. Ну, пытаться это делать, во всяком случае.
Он же затем организовал и так называемую Малую Ассоциацию коммерческих банков, работающих исключительно с мэриями крупнейших центров России.
Следующим шагом стал этот поселок Солнечный, в который вложены баснословные средства, зато и жители его могли в дальнейшем буквально ни в чем себе не отказывать.
Так что, как говорится, дружба дружбой, но хозяева коттеджей, сильно смахивающих на стилизованные средневековые замки и начиненных при этом всеми доступными удобствами, оказались людьми сплошь состоятельными, обладающими сказочными возможностями. А если пока они не слишком на виду, в смысле не мелькают постоянно на телеэкранах и газетных полосах, то и на это имеются свои веские причины. Каждый плод должен созреть. Вот такая философия.
И все это Ирина поняла из легкомысленной болтовни Олечки, пока бродили по парку, вдоль воды, смотрели, восхищались и так далее. Разумеется, не этими конкретно понятиями оперировала Ольга, однако смысл оставался именно таким. Наверняка и возможности, да и потребности Залесского были чрезвычайно высокими.
Но теперь Ирину заинтересовали слова Игоря о каком-то его предложении, сделанном Турецкому. От чертова Шурика ничего же толком не добьешься, ему бы все шуточки да хаханьки. А ведь пахло чем-то весьма аппетитным, мягко говоря. Он и сейчас делает вид, будто безумно утомлен жизнью, что все ему надоело, что удовольствия никакие не нужны, и если бы окружающие не противились, он бы с наслаждением закинул свои ходули да хоть на те же перила террасы и подремал бы себе в охотку. Ну и зануда же ты, Турок! Правильно тебя в школе дразнили! Зря, подумала Ирина, раньше об этом не слыхала, стал бы ты тогда у меня Шуркой, как же!..
— Саш, — обратил внимание на Турецкого хозяин, — может, ты вздремнуть хочешь? Или, если желаете, можно как бы баньку устроить, а, девочки? Очень, между прочим, славно перед обедом!
Женщинам такое предложение показалось чудовищным. Идти распаренными, потными и красными к столу?! Где столько мужчин! Это ж себя не уважать! Не говоря об окружающих. Ну разве что завтра с утра…
А вот Александр Борисович почему-то сразу согласился. Будто только и ждал подобного предложения. Завтра, мол, какой уже пар! Завтра домой ехать…
И мужчины заторопились. Игорь велел Вере, явившейся по его зову и картинно застывшей в дверях, принести вниз, в подвальный этаж, где была оборудована отличная баня — и финская сауна, и российская парилка с каменкой, на любителя, и даже приличный, двадцатиметровый бассейн с морской водой, — все необходимое для чисто мужского священнодействия.
Прозвучало это, надо сказать, несколько двусмысленно. Что немедленно и отметила Ирина, даже пожалевшая на миг, что так легкомысленно отпустила супруга с заметно посверкивающими глазками явно в какой-то «чужой огород». Но что делать, переменить решение — значит продемонстрировать свою неуверенность. В чем? Господи, да в чем вообще нынче может быть полностью уверена любая женщина! Кто бы подсказал…
И еще один примечательный, хотя и краткий, диалог состоялся у мужчин.
— Пивка-то прихватим? — спросил Игорь и сделал Вере знак подождать.
— А что у тебя? — уже деловито осведомился Турецкий.
— Прикинь на выбор: «Варштайнер», «Бремен», если желаешь, есть даже «Бель-вю».
— Э-э-э… — важно поморщился Турецкий. — «Бель-вю» пусть женщины пьют. И шоколадками, понимаешь, закусывают. Ну что, в принципе ассортимент у тебя, гляжу, неплохой. Я бы остановил внимание, пожалуй, на… «Варштайнере». Опять же древняя история, то, понимаешь ли, другое… Лет с полтыщи-то наберется? И охладить бы градусов этак… до десяти, не возражаешь?
— А за горлышко свое, господин государственный советник, не боитесь?
— Так не зима ж! И в бассейне у тебя наверняка никак не меньше двадцати, точно?
— Двадцать три, — будто оправдываясь, ответил Игорь. — Не то?
— Перебьемся… — вздохнул Турецкий. — Значит, десять, и не больше. Да, Верочка, а еще нам бы очень желательно… ага? — Турецкий сделал плавный и волнообразный жест обеими руками, изобразив нечто, напоминающее не то гитару, не то женский торс, после чего словно бы легонько пришлепнул по этому самому воображаемому торсу ладонью, что выглядело как-то уж очень двусмысленно. — Как считаешь, Игоряша?
Игорь плотоядно ухмыльнулся, кинул пухлую ладонь на лысину, будто поправляя несуществующую прическу, и многозначительно кивнул. Отлично все поняла и эта рыжая. Она скромненько так улыбнулась, но заметно взбодрилась, будто получила весьма приятное предложение, однако голову склонила церемонно: мол, хорошо, и это вам тоже будет сделано.
Ирина с неясной тревогой взглянула на хозяйку, на Олечку, но те в ответ лишь иронически хмыкнули и равнодушно пожали плечами, будто происходящее им было совершенно не интересно.
«Нет, — в который уже раз за сегодняшний день подумала Ирина, — что-то здесь определенно не то… Ну, что Турецкий тут уже как рыба в воде, это ясно, с его-то профессиональным нахальством иначе, наверное, просто и нельзя. Один только разговор о сортах пива чего стоил! Можно подумать, будто Шурик с утра до вечера только и делает, что дегустирует все эти „Варштайнеры“ с „Бременами“. А она и названий-то таких не слыхала. Но что означала эта не очень понятная игра жестов? Наверняка ведь что-нибудь непристойное, к чему все здесь, похоже, давно привыкли, и уже ни на что не обращают внимания. Игорь же прекрасно понял, чего хотел его школьный друг Александр Борисович! А об этой рыжей „родственнице“ с жутко порочными глазами и говорить нечего!..»
Ирина вдруг поймала себя на том, что совсем недавно, буквально полчаса назад, примерно в таком же духе рассуждала и по поводу той же Олечки, только еще подозревая, что с легкой руки Турецкого попала в рассадник порока. Но теперь невольные подозрения все больше обретали черты реальности. Ну, ладно, Ольга! Семьи тоже бывают разные, что-то не сложилось, хочется новизны, того, другого. Трудно упрекать человека, когда не знаешь, чем он живет. Однако с этой-то дивой ведь все предельно ясно! К таким вот, как она, почему-то больше всего и тянет мужиков. Но как Шурик-то обрадовался, когда женщины отказались с ними париться! Или Игоряша этот почему ухмыляется, будто они с Турецким устроили заговор против собственных жен? Да какой там, к чертям, заговор, если у них на физиономиях написано, что все мужики — козлы? Ну, может, не все, но почти, это точно. Вот только где те, которые составляют исключение? Но снова расспрашивать, а тем более допытываться, что там, в бане, может быть, — это Ирина сочла ниже своего достоинства. Оставалось, правда, еще надеяться, что Турецкого не занесет и он не забудет, что приехал сюда не один, а вместе с супругой. На которую, между прочим, тоже все обращают внимание… И зря об этом как-то постоянно забывает господин «важняк»!
7
Фонтанирующий смелыми и рискованными идеями, Залесский сумел в свое время собрать и сплотить вокруг себя сильную группу людей, занимающихся банковской деятельностью. В те времена, естественно, тоже рисковой, потому что именно тогда можно было делать деньги «из воздуха»: только еще создавались крупные капиталы, возникали мощные финансово-промышленные группировки, которые впоследствии станут диктовать свою волю и президенту страны, и ее правительству. Ну, пытаться это делать, во всяком случае.
Он же затем организовал и так называемую Малую Ассоциацию коммерческих банков, работающих исключительно с мэриями крупнейших центров России.
Следующим шагом стал этот поселок Солнечный, в который вложены баснословные средства, зато и жители его могли в дальнейшем буквально ни в чем себе не отказывать.
Так что, как говорится, дружба дружбой, но хозяева коттеджей, сильно смахивающих на стилизованные средневековые замки и начиненных при этом всеми доступными удобствами, оказались людьми сплошь состоятельными, обладающими сказочными возможностями. А если пока они не слишком на виду, в смысле не мелькают постоянно на телеэкранах и газетных полосах, то и на это имеются свои веские причины. Каждый плод должен созреть. Вот такая философия.
И все это Ирина поняла из легкомысленной болтовни Олечки, пока бродили по парку, вдоль воды, смотрели, восхищались и так далее. Разумеется, не этими конкретно понятиями оперировала Ольга, однако смысл оставался именно таким. Наверняка и возможности, да и потребности Залесского были чрезвычайно высокими.
Но теперь Ирину заинтересовали слова Игоря о каком-то его предложении, сделанном Турецкому. От чертова Шурика ничего же толком не добьешься, ему бы все шуточки да хаханьки. А ведь пахло чем-то весьма аппетитным, мягко говоря. Он и сейчас делает вид, будто безумно утомлен жизнью, что все ему надоело, что удовольствия никакие не нужны, и если бы окружающие не противились, он бы с наслаждением закинул свои ходули да хоть на те же перила террасы и подремал бы себе в охотку. Ну и зануда же ты, Турок! Правильно тебя в школе дразнили! Зря, подумала Ирина, раньше об этом не слыхала, стал бы ты тогда у меня Шуркой, как же!..
— Саш, — обратил внимание на Турецкого хозяин, — может, ты вздремнуть хочешь? Или, если желаете, можно как бы баньку устроить, а, девочки? Очень, между прочим, славно перед обедом!
Женщинам такое предложение показалось чудовищным. Идти распаренными, потными и красными к столу?! Где столько мужчин! Это ж себя не уважать! Не говоря об окружающих. Ну разве что завтра с утра…
А вот Александр Борисович почему-то сразу согласился. Будто только и ждал подобного предложения. Завтра, мол, какой уже пар! Завтра домой ехать…
И мужчины заторопились. Игорь велел Вере, явившейся по его зову и картинно застывшей в дверях, принести вниз, в подвальный этаж, где была оборудована отличная баня — и финская сауна, и российская парилка с каменкой, на любителя, и даже приличный, двадцатиметровый бассейн с морской водой, — все необходимое для чисто мужского священнодействия.
Прозвучало это, надо сказать, несколько двусмысленно. Что немедленно и отметила Ирина, даже пожалевшая на миг, что так легкомысленно отпустила супруга с заметно посверкивающими глазками явно в какой-то «чужой огород». Но что делать, переменить решение — значит продемонстрировать свою неуверенность. В чем? Господи, да в чем вообще нынче может быть полностью уверена любая женщина! Кто бы подсказал…
И еще один примечательный, хотя и краткий, диалог состоялся у мужчин.
— Пивка-то прихватим? — спросил Игорь и сделал Вере знак подождать.
— А что у тебя? — уже деловито осведомился Турецкий.
— Прикинь на выбор: «Варштайнер», «Бремен», если желаешь, есть даже «Бель-вю».
— Э-э-э… — важно поморщился Турецкий. — «Бель-вю» пусть женщины пьют. И шоколадками, понимаешь, закусывают. Ну что, в принципе ассортимент у тебя, гляжу, неплохой. Я бы остановил внимание, пожалуй, на… «Варштайнере». Опять же древняя история, то, понимаешь ли, другое… Лет с полтыщи-то наберется? И охладить бы градусов этак… до десяти, не возражаешь?
— А за горлышко свое, господин государственный советник, не боитесь?
— Так не зима ж! И в бассейне у тебя наверняка никак не меньше двадцати, точно?
— Двадцать три, — будто оправдываясь, ответил Игорь. — Не то?
— Перебьемся… — вздохнул Турецкий. — Значит, десять, и не больше. Да, Верочка, а еще нам бы очень желательно… ага? — Турецкий сделал плавный и волнообразный жест обеими руками, изобразив нечто, напоминающее не то гитару, не то женский торс, после чего словно бы легонько пришлепнул по этому самому воображаемому торсу ладонью, что выглядело как-то уж очень двусмысленно. — Как считаешь, Игоряша?
Игорь плотоядно ухмыльнулся, кинул пухлую ладонь на лысину, будто поправляя несуществующую прическу, и многозначительно кивнул. Отлично все поняла и эта рыжая. Она скромненько так улыбнулась, но заметно взбодрилась, будто получила весьма приятное предложение, однако голову склонила церемонно: мол, хорошо, и это вам тоже будет сделано.
Ирина с неясной тревогой взглянула на хозяйку, на Олечку, но те в ответ лишь иронически хмыкнули и равнодушно пожали плечами, будто происходящее им было совершенно не интересно.
«Нет, — в который уже раз за сегодняшний день подумала Ирина, — что-то здесь определенно не то… Ну, что Турецкий тут уже как рыба в воде, это ясно, с его-то профессиональным нахальством иначе, наверное, просто и нельзя. Один только разговор о сортах пива чего стоил! Можно подумать, будто Шурик с утра до вечера только и делает, что дегустирует все эти „Варштайнеры“ с „Бременами“. А она и названий-то таких не слыхала. Но что означала эта не очень понятная игра жестов? Наверняка ведь что-нибудь непристойное, к чему все здесь, похоже, давно привыкли, и уже ни на что не обращают внимания. Игорь же прекрасно понял, чего хотел его школьный друг Александр Борисович! А об этой рыжей „родственнице“ с жутко порочными глазами и говорить нечего!..»
Ирина вдруг поймала себя на том, что совсем недавно, буквально полчаса назад, примерно в таком же духе рассуждала и по поводу той же Олечки, только еще подозревая, что с легкой руки Турецкого попала в рассадник порока. Но теперь невольные подозрения все больше обретали черты реальности. Ну, ладно, Ольга! Семьи тоже бывают разные, что-то не сложилось, хочется новизны, того, другого. Трудно упрекать человека, когда не знаешь, чем он живет. Однако с этой-то дивой ведь все предельно ясно! К таким вот, как она, почему-то больше всего и тянет мужиков. Но как Шурик-то обрадовался, когда женщины отказались с ними париться! Или Игоряша этот почему ухмыляется, будто они с Турецким устроили заговор против собственных жен? Да какой там, к чертям, заговор, если у них на физиономиях написано, что все мужики — козлы? Ну, может, не все, но почти, это точно. Вот только где те, которые составляют исключение? Но снова расспрашивать, а тем более допытываться, что там, в бане, может быть, — это Ирина сочла ниже своего достоинства. Оставалось, правда, еще надеяться, что Турецкого не занесет и он не забудет, что приехал сюда не один, а вместе с супругой. На которую, между прочим, тоже все обращают внимание… И зря об этом как-то постоянно забывает господин «важняк»!
7
Турецкий вышел из «врачебного кабинета», аккуратно прикрыл за собой дверь, подтянул плавки и в прямом смысле рухнул в голубую, подсвеченную до бирюзового блеска, воду. Под водой резво промахнул почти треть бассейна, вынырнул и пошел дальше мощным баттерфляем. Оттолкнувшись от противоположного бортика, заторопился назад уже кролем, поднимая вокруг себя волны, будто колесный пароход. Пройдя, таким образом, положенную сотку, подплыл к лесенке и опрокинулся на спину, раскинув руки. Тело отдыхало.
Черт его знает, как оно получилось, но теперь-то чего рассуждать?..
…Они расположились не в сауне, а в русской парилке, когда температура там подползла к ста двадцати градусам. Александр только что в охотку «отходил» жирное тело Игоря парой отлично распаренных пихтовых веников. Залесский орал так, будто оказался жертвой группового насилия. Турецкий хохотал и продолжал лупить его от всей души, опаливая нагоняемым жаром так, как не пожелал бы и врагу. Нет, ну, конечно, никакого изуверства, все, в общем-то, по науке, хотя вполне можно было бы и полегче.
Потом, пока Игорь, жалобно охая, бултыхался в почти ледяной воде отдельной «бочки», прошелся и по собственному телу. Но явившийся обратно в парную взбодрившийся Игорь заявил, что теперь его, Турецкого, очередь ложиться на полок. И вот тут уже олигарх, мать его, отыгрался на все сто! Сильный, зараза! Это только казалось, что если человек толстый, так обязательно рыхлый. Вовсе нет, но он еще и злопамятным оказался! «Ты, говорит, меня помучил, теперь сам никакой пощады не жди!» Ну никакой жалости, ни малейшего почтения к телу все-таки генерала от юстиции.
Впрочем, и это терпимо. Подобная встряска не бывает во вред нормальному организму. Исключительно на пользу.
И вот, когда они полулежали в предбаннике, больше напоминавшем небольшую гостиную, на кожаных диванах, застланных пахнущими морозной свежестью простынями, и, лениво перебрасываясь фразами о закончившемся судебном процессе, потягивали из высоких стаканов золотистое, мягкое пиво, к ним вошла Вера.
Ее вызывающе белое, прямо-таки ослепительное, полное тело было закутано странной прозрачной тканью, от складок которой скользили голубоватые тени, придававшие общей картине воздушность и нереальность. Было ли на девушке надето еще что-то из купальных принадлежностей, Турецкий сразу и не разглядел, но уже одного только взгляда на нее было достаточно для того, чтобы он немедленно сел и кинул на колени скомканную простыню. А эта штука у нее, вспомнил он где-то услышанное, кажется, называется «парео». Или что-то вроде того.
Она подошла к низкому столу, на котором стояли бутылки с «Варштайнером». Не спрашивая у дяди разрешения, взяла одну из них, откупорила и стала сосать прямо из горлышка, не обращая внимания на поднос, уставленный чистыми бокалами. Скосив глаза, она заметила откровенное изумление Турецкого от этакой «простоты нравов» и хитро подмигнула ему. Наконец, не отрываясь, прикончила бутылку, выдохнула «уфф!», вытерла пухлые губы локтем и… засмеялась:
— Блеск! Ну что, дядечка? Какие проблемы? Или они у вас, Александр Борисович? Не стесняйтесь. Скажи ему, дядя… — И она опять залилась смехом.
— Да, в самом деле, — закивал Игорь, — настоятельно советую. Верусенька ведь у нас будущий доктор! Ты не думай, будто она как бы ветреная какая-нибудь, она очень серьезный и знающий человечек, вот! Это главное. Единоборствами занимается, да, девочка? Опять же превосходно владеет оздоровительной гимнастикой, между прочим. А уж массаж исполняет, старик, куда там всем хваленым спортивным врачам! Очень советую. Если Верунчик, конечно, не возражает. Ты ведь не возражаешь?
— Неловко как-то… — промямлил Турецкий, старательно придерживая на коленях простыню.
— А чего неловкого? — развел руки в стороны Игорь. — Вера, отведи его в наш кабинет, заодно там и давление померь, погляди, чего надо, массажик сообрази, ну, как положено. А я тем временем еще один парок приму. Сашк, ты расслабься, почувствуй себя раскованно и, вообще, постарайся полностью скинуть напряжение! Давайте, ребята, двигайте…
Сказано это было спокойно и просто, без каких-либо там пошловатых намеков, задних мыслей, подковырок. И Турецкий поднялся и отправился за Верой, за этой «крупногабаритной» девушкой, которая, кокетливо оглядываясь, отправилась вдоль кромки бассейна к двери в противоположном конце помещения.
Игорь не обманывал. За дверью действительно была просторная комната, оборудованная как врачебный кабинет. Пара широких кушеток у стен, стол для массажа, стеклянный шкаф с наборами склянок, инструментов, пузырьков и прочей медицинской мелочью. Томограф на столике в углу, множество непонятных приборов. Даже зубоврачебное кресло с каким-то космическим аппаратом над ним. Ну, то есть все, что требуется в доме для оказания экстренной медицинской помощи.
— И вы всем этим делом непосредственно командуете, Верочка? — удивился Турецкий, оглядев помещение.
— Нет, в поселке есть свой врач. А я так, от случая к случаю, при острой необходимости. Понимаете? — и опять улыбнулась, эротично облизнув губы, сложенные пухлым колечком.
Очень наглядное объяснение, отметил про себя Турецкий.
— Но ведь вы готовитесь стать врачом? Чем же не практика?
— Доктору, которым предстоит стать мне, все эти глупости скорее всего не понадобятся, — заметила она с непонятным вызовом и, картинным движением сняв свое «парео», небрежно кинула легкую ткань на одну из кушеток. После этого достала из шкафчика тюбик, выдавила на ладони какой-то крем, растерла его и, подняв руки, словно хирург перед операцией, повертела ладонями. Кивком указала на стол для массажа, на котором была уже разостлана накрахмаленная простыня.
— Прикажете лечь? — усмехнулся Турецкий.
— А вы разве пришли сюда с другой целью? — наивным тоном спросила она.
И уставилась на него такими невинными глазищами, что Турецкий понял: все, хана! Вот же она, статья сто тридцать четвертая Уголовного кодекса Российской Федерации: «Половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, заведомо не достигшим шестнадцатилетнего…» Нет, это в старой редакции, а в новой дошли уже до четырнадцатилетнего возраста… послабление сделали для себя господа депутаты, ага. Но все равно «наказывается лишением свободы на срок до четырех лет»!
— Я, Верочка, почти уверен, что такой восхитительной девушке, как вы, должно быть отлично известно, почему мужчины смотрят на вас с откровенным восхищением. И даже, извините, вожделением. Я не прав?
— Ну то есть абсолютно правы, — спокойно ответила она. — Поэтому извиняться нет нужды. Могу только добавить, что девушке пошел двадцать третий год и она, по правде говоря, давно уже не девушка и, бывает, с не меньшим вожделением посматривает на тех, кто и ей нравится. Поэтому не теряйте времени и ложитесь, а там посмотрим, чем мы сможем помочь друг другу.
Турецкий оценил текст, еще раз окинул необычайно аппетитную девушку откровенно «пожирающим взглядом» и готов был уже принять надлежащую позу на массажном столе, но все же не удержался от вопроса:
— На вас совершенно поразительный купальник. Телесный цвет, и разглядеть его можно лишь в упор. Должен заметить, чрезвычайно впечатляет. И форма, и содержание, вы понимаете? Это тоже, вероятно, одно из непременных условий вашей замечательной оздоровительной системы?
— Ох! — легко вздохнула она. — И все-то вы знаете, все замечаете… Не боитесь упустить дорогое для себя время?
— Я здесь человек новый, местных условий не знаю. Системы безопасности, так сказать. Поэтому не возражал бы против вашей, Верочка, подсказки. Как?
— Элементарно, — улыбнулась она, — ложитесь на живот. А там посмотрим, как вы себя будете вести. Оп-ля!
Она шлепнула его снизу, словно ребенка, и Турецкий послушно растянулся на слишком, наверное, высоком даже для нее столе. Но Вера движением руки опустила его на нужный ей уровень. Твердые и сильные пальцы ловко прошлись по его позвоночнику и начали выбирать каждый из позвонков отдельно. Через короткое время Турецкий почувствовал, что его стало клонить в сон. Пальцы девушки, колдовавшие на его шее, лопатках, пояснице, творили истинное чудо. Александр Борисович вдруг будто почувствовал каждую клетку своего тела, все в нем как бы ожило, затрепетало, запульсировало, откуда-то стала притекать легкость, придававшая ему поразительную невесомость. Но от наплывающего полного уже кайфа его отвлек звонкий шлепок по ягодице. Он повернул лицо к девушке. Та жестом показала, чтобы он перевернулся на спину. И когда Александр выполнил команду, посмотрела на него с юмором и сказала:
— А вот теперь ваши плавки, маэстро, будут совершенно лишними.
И не успел он что-либо возразить, как Вера одним ловким движением оставила Турецкого, что называется, в костюме Адама, то есть в том виде, в котором тот разгуливал еще до изгнания из рая. А железные пальцы снова побежали по груди к шее, потом обратно, к животу, ниже…
Турецкий теперь имел возможность вблизи рассмотреть девушку-племянницу. Сдвинув голову чуть в сторону, оглядел ее сильные, тугие икры, крупные, но вовсе не жирные, бедра, мощный, почти микеланджеловский торс, с рельефной лепкой груди. И вдруг с некоторым даже смятением обнаружил, что девушка-то, оказывается, полностью обнажена! Господи, и когда ж она успела все с себя скинуть?! Но ведь это же?.. И тут он почувствовал, что и сам уже ни в коей мере не соответствует образу человека, остро нуждающегося во врачебном уходе. Заметила и Вера, лукаво и многозначительно ухмыльнувшись при этом.
— Ну вот, видите, Верочка, что получается? — якобы сокрушенно и даже слегка охрипшим от напряжения голосом сказал Турецкий, вовсе не испытывающий на самом деле никаких неудобств: сама виновата, зачем… сняла решительно?..
— Вы ни черта не смыслите в медицине, — чуть задыхаясь, тоже хрипло ответила она, резким кивком отбрасывая назад пышные рыжие кудри, закрывавшие ее раскрасневшееся лицо с немного уже ошалевшими глазами. — Каждая мышца требует отдельного и глубокого массажа. Ясно? Ну так и не мешайте!
Александр Борисович увидел, как ее кудри снова рассыпались, теперь по его животу, трогательно так вздохнул и… закрыл глаза. Нет, для этих замечательных в их откровенности студенток-медичек в самом деле не существует ни секретов плоти, ни тем более каких-то препятствий морального плана. Как приятно иногда это осознавать!..
Спонтанно посетила мысль: какой превосходный сюжет для видеосъемки! Ну, на случай необходимости шантажировать одного известного «старшего следователя по особо важным…». Но мысль эта, как приплыла, так и размылась, не оставив и волны. В самом деле, есть вещи, прерывать которые просто нельзя, никто этого не поймет! А потом, брось, Турецкий, не льсти себе, кому ты тут нужен? Ну а если нужен, то уж Игорь-то должен понимать, что подобными методами он все равно ничего не добьется, кроме кучи неприятностей на собственную задницу… А потом почему-то очень не хотелось думать о старом приятеле плохо, вот не хотелось — и все!
Между тем все более активные действия изумительной массажистки, владевшей, теперь уже было ясно, и запредельными тайнами своей профессии, близились, судя по ее сдавленным восклицаниям, к громкому финалу. Еще миг, и она, прерывисто дыша и нервно встряхивая кудрями, могла бы уже отпасть в сторону, подобно фиговому листу от чресел Адама, посчитав, что благое дело сделано. Но, не успев даже перевести дыхания, она просто вынуждена была оценить теперь и силу накачанных мышц своего клиента, как-то уж совсем бесцеремонно закинувшего ее на тот же самый массажный стол. Затраченные девушкой усилия точно пошли на пользу, что она немедленно и ощутила во всей полноте…
И вот Александр Борисович покачивался на легкой голубой зыби, созданной им же самим. И наблюдал, как из кабинета к бассейну вышла Вера, увидела его, махнула ладошкой. Потом она заметила на другом конце сидящего на бортике Игоря и пошла к нему. Да, но как пошла! Опытный глаз следователя фиксировал каждое движение девушки с откровенным восхищением. Вот что такое уметь подать себя! Она села рядом с Игорем, спиной к бассейну. Турецкий продолжал наблюдать за нею и думал, что тело у нее в определенном смысле просто идеальное, высший, можно сказать, класс. Ну вот, и сам оценил наконец! Раньше просто не было никакой возможности, не до эстетики, ибо совсем другие задачи стояли. И были решены многократно и в стремительном темпе. Оттого, верно, теперь и походка у девушки стала плавная, сытая такая, удовлетворенная… О чем, интересно, они так оживленно беседуют? Неужели делится свежими впечатлениями? Но зачем?
Он без плеска подплыл ближе, к самому бортику за их спинами, ухватился пальцами за водяной сток.
— Да ты чего? — говорила Вера. — Он прямо ненормальный какой-то! Я в его руках птичкой порхала! И это я! Ты только прикинь! Почти сотня кэгэ!
— Ну, так чем тебе плохо? — засмеялся Игорь. — Ишь ты, голубка-скромница! — Он закинул руку ей за спину и шлепнул по оттопыренным ягодицам.
— Я ж говорю, душу вынул… Так что танцы сегодня отменяются.
— А он-то как, доволен остался?
— Сам спроси… Доволен небось. Ну, силен бродяга… А все твои друзья, Игорек, против него щенята.
— Может, еще хочешь?
— С ним сколько угодно! — Она обернулась к воде. — Эй, а куда это он подевался? Только ведь сейчас на том конце был!
Турецкий вмиг набрал воздуху, ушел под воду и с шумом, словно дельфин, выпрыгнул рядом с ними, обдав их фонтаном брызг. Восторженно закричал:
— Во, ребята, как надо нырять! Почти сотня метров! — и стал подтягиваться на бортик.
Девушка тут же поднялась, обеими руками взяв его под мышки, помогла выбраться, погладила ласково по мокрым плечам и, многозначительно кивнув Игорю, ушла в раздевалку. А Турецкий сел на ее место.
Игорь искоса посмотрел на него, усмехнулся и покачал головой.
— Ты чего? Что-нибудь не так?
— Ноу проблем, Саш. Не бери в голову. Все так.
— Извини, наверное, нехорошо получилось, Игорек, не сдержался… Опять же — твоя племянница…
— Слушай сюда. — Игорь почти вплотную приблизил губы к уху Турецкого. — Она мне такая же племянница, как ты — принц Филипп. Но знать теперь об этом будут четверо: ты да я, да жена моя. Ну и сама Верка, конечно. Она, Саш, отличная деваха. Безотказная, честная и не сволочь. Я ей помогаю учиться, красиво жить. Квартиру ей сделал, здесь у нее вроде дома родного. И отношение как к своей. У нас ведь с Леркой… как бы тебе объяснить? Ну, нету постоянных отношений. А после сеанса массажа иногда что-то, глядишь, и получается. Но не афишировать же свои трудности, верно? И Лерка не в обиде, потому что твердо знает, что для нее я всегда все, чего она захочет, с неба достану. Такие вот дела, старик. Только это я тебе как старому товарищу, да?
— Можешь не сомневаться, уже умерло.
— А ты, скажу тебе, оказывается, еще молодчина! — Игорь с уважением окинул Турецкого взглядом. — Верка так прямо обалдела, говорит: давно такой кайф не ловила. А уж она-то понимает! Да ты и сам наверняка оценил ее таланты, а?
— Какой-то у нас с тобой бабский треп пошел, не чувствуешь? — Турецкий поморщился.
— Как бы, Саш, исключительно — как бы! Объясняю почему. Потому что я тут все своими руками возводил и знаю, как собственные пять пальцев. Кто с кем живет, кто чем дышит, даже на кого дышит. Это не самое лучшее, что нужно человеку в моем положении, но за неимением, как говорится, гербовой приходится писать и на туалетной, ничего не поделаешь, старик. А тут, я заметил, на тебя уже кое-кто начал «косяка давить». Но Ирина твоя мне нравится, и скандальчика, даже случайного, я не допущу, понимаешь?
— Ничего не понимаю! — потряс головой Турецкий. — Популярно можно?
— Так, рисую панораму. Наша Оленька является законной супругой Семы Рывкина, моего председателя совета директоров, понятно? Он сейчас во Владике, с тамошним губернатором ведет переговоры. И будет еще с неделю, не меньше. Сему надо просто однажды увидеть, и все вопросы отпадут сами. Как и желание становиться у него на дороге. Помнишь, всякую матату про одесских биндюжников? Так вот, он один из них. И ума, и юмора ровно столько же. Но мужик — кремень, за что ценим особо. А Ольга, между нами, мировая сучка. Как Семы нет, у нее сразу тоска. И это не Верка, которая, если я не велю, никому не даст. Она, между прочим, борьбой этой японской занимается.
— Сумо, что ли? — догадался Турецкий.
— Во-во, ей самой. Ну и как она тебе показалась, старик?
— В первый раз такое потрясающее тело в руках держал. А с виду кажется раскормленной такой девушкой…
— Точно, металл…Я тебе что скажу? — Игорь снова доверительно наклонился к Турецкому: — Если появится желание, она сегодня будет весь вечер у себя. Это на третьем этаже, вторая дверь по коридору направо. Можешь не стучать. Возражать она не будет, даже наоборот, только вот… кувыркайтесь там потише. Шума чтоб не было. А что касаемо Ольки, тут такое дело. Вообще-то, если уж она решила, то тебя, конечно, где-нибудь трахнет, можешь быть уверен! — Он засмеялся. — Она сучка славная и тоже, я знаю, в этом плане весьма достойна, только болтать любит. Впечатлениями делится не всегда с нужными людьми. А так-то она вполне. Но советую все-таки быть осторожным. Держись за Ирину, тогда пронесет. А в принципе сам смотри, старик. Вечерком еще в казино заглянем, и там посмотришь наши кадры. Для тебя, скажу, выбор большой.
— Слушай, Игоряша, я что-то не пойму, какого хрена ты мне баб своих сватаешь? Ну, ладно, массаж тут, у вас, — дело тонкое. Можно сказать, неожиданное и даже чреватое. А остальные?
Черт его знает, как оно получилось, но теперь-то чего рассуждать?..
…Они расположились не в сауне, а в русской парилке, когда температура там подползла к ста двадцати градусам. Александр только что в охотку «отходил» жирное тело Игоря парой отлично распаренных пихтовых веников. Залесский орал так, будто оказался жертвой группового насилия. Турецкий хохотал и продолжал лупить его от всей души, опаливая нагоняемым жаром так, как не пожелал бы и врагу. Нет, ну, конечно, никакого изуверства, все, в общем-то, по науке, хотя вполне можно было бы и полегче.
Потом, пока Игорь, жалобно охая, бултыхался в почти ледяной воде отдельной «бочки», прошелся и по собственному телу. Но явившийся обратно в парную взбодрившийся Игорь заявил, что теперь его, Турецкого, очередь ложиться на полок. И вот тут уже олигарх, мать его, отыгрался на все сто! Сильный, зараза! Это только казалось, что если человек толстый, так обязательно рыхлый. Вовсе нет, но он еще и злопамятным оказался! «Ты, говорит, меня помучил, теперь сам никакой пощады не жди!» Ну никакой жалости, ни малейшего почтения к телу все-таки генерала от юстиции.
Впрочем, и это терпимо. Подобная встряска не бывает во вред нормальному организму. Исключительно на пользу.
И вот, когда они полулежали в предбаннике, больше напоминавшем небольшую гостиную, на кожаных диванах, застланных пахнущими морозной свежестью простынями, и, лениво перебрасываясь фразами о закончившемся судебном процессе, потягивали из высоких стаканов золотистое, мягкое пиво, к ним вошла Вера.
Ее вызывающе белое, прямо-таки ослепительное, полное тело было закутано странной прозрачной тканью, от складок которой скользили голубоватые тени, придававшие общей картине воздушность и нереальность. Было ли на девушке надето еще что-то из купальных принадлежностей, Турецкий сразу и не разглядел, но уже одного только взгляда на нее было достаточно для того, чтобы он немедленно сел и кинул на колени скомканную простыню. А эта штука у нее, вспомнил он где-то услышанное, кажется, называется «парео». Или что-то вроде того.
Она подошла к низкому столу, на котором стояли бутылки с «Варштайнером». Не спрашивая у дяди разрешения, взяла одну из них, откупорила и стала сосать прямо из горлышка, не обращая внимания на поднос, уставленный чистыми бокалами. Скосив глаза, она заметила откровенное изумление Турецкого от этакой «простоты нравов» и хитро подмигнула ему. Наконец, не отрываясь, прикончила бутылку, выдохнула «уфф!», вытерла пухлые губы локтем и… засмеялась:
— Блеск! Ну что, дядечка? Какие проблемы? Или они у вас, Александр Борисович? Не стесняйтесь. Скажи ему, дядя… — И она опять залилась смехом.
— Да, в самом деле, — закивал Игорь, — настоятельно советую. Верусенька ведь у нас будущий доктор! Ты не думай, будто она как бы ветреная какая-нибудь, она очень серьезный и знающий человечек, вот! Это главное. Единоборствами занимается, да, девочка? Опять же превосходно владеет оздоровительной гимнастикой, между прочим. А уж массаж исполняет, старик, куда там всем хваленым спортивным врачам! Очень советую. Если Верунчик, конечно, не возражает. Ты ведь не возражаешь?
— Неловко как-то… — промямлил Турецкий, старательно придерживая на коленях простыню.
— А чего неловкого? — развел руки в стороны Игорь. — Вера, отведи его в наш кабинет, заодно там и давление померь, погляди, чего надо, массажик сообрази, ну, как положено. А я тем временем еще один парок приму. Сашк, ты расслабься, почувствуй себя раскованно и, вообще, постарайся полностью скинуть напряжение! Давайте, ребята, двигайте…
Сказано это было спокойно и просто, без каких-либо там пошловатых намеков, задних мыслей, подковырок. И Турецкий поднялся и отправился за Верой, за этой «крупногабаритной» девушкой, которая, кокетливо оглядываясь, отправилась вдоль кромки бассейна к двери в противоположном конце помещения.
Игорь не обманывал. За дверью действительно была просторная комната, оборудованная как врачебный кабинет. Пара широких кушеток у стен, стол для массажа, стеклянный шкаф с наборами склянок, инструментов, пузырьков и прочей медицинской мелочью. Томограф на столике в углу, множество непонятных приборов. Даже зубоврачебное кресло с каким-то космическим аппаратом над ним. Ну, то есть все, что требуется в доме для оказания экстренной медицинской помощи.
— И вы всем этим делом непосредственно командуете, Верочка? — удивился Турецкий, оглядев помещение.
— Нет, в поселке есть свой врач. А я так, от случая к случаю, при острой необходимости. Понимаете? — и опять улыбнулась, эротично облизнув губы, сложенные пухлым колечком.
Очень наглядное объяснение, отметил про себя Турецкий.
— Но ведь вы готовитесь стать врачом? Чем же не практика?
— Доктору, которым предстоит стать мне, все эти глупости скорее всего не понадобятся, — заметила она с непонятным вызовом и, картинным движением сняв свое «парео», небрежно кинула легкую ткань на одну из кушеток. После этого достала из шкафчика тюбик, выдавила на ладони какой-то крем, растерла его и, подняв руки, словно хирург перед операцией, повертела ладонями. Кивком указала на стол для массажа, на котором была уже разостлана накрахмаленная простыня.
— Прикажете лечь? — усмехнулся Турецкий.
— А вы разве пришли сюда с другой целью? — наивным тоном спросила она.
И уставилась на него такими невинными глазищами, что Турецкий понял: все, хана! Вот же она, статья сто тридцать четвертая Уголовного кодекса Российской Федерации: «Половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, заведомо не достигшим шестнадцатилетнего…» Нет, это в старой редакции, а в новой дошли уже до четырнадцатилетнего возраста… послабление сделали для себя господа депутаты, ага. Но все равно «наказывается лишением свободы на срок до четырех лет»!
— Я, Верочка, почти уверен, что такой восхитительной девушке, как вы, должно быть отлично известно, почему мужчины смотрят на вас с откровенным восхищением. И даже, извините, вожделением. Я не прав?
— Ну то есть абсолютно правы, — спокойно ответила она. — Поэтому извиняться нет нужды. Могу только добавить, что девушке пошел двадцать третий год и она, по правде говоря, давно уже не девушка и, бывает, с не меньшим вожделением посматривает на тех, кто и ей нравится. Поэтому не теряйте времени и ложитесь, а там посмотрим, чем мы сможем помочь друг другу.
Турецкий оценил текст, еще раз окинул необычайно аппетитную девушку откровенно «пожирающим взглядом» и готов был уже принять надлежащую позу на массажном столе, но все же не удержался от вопроса:
— На вас совершенно поразительный купальник. Телесный цвет, и разглядеть его можно лишь в упор. Должен заметить, чрезвычайно впечатляет. И форма, и содержание, вы понимаете? Это тоже, вероятно, одно из непременных условий вашей замечательной оздоровительной системы?
— Ох! — легко вздохнула она. — И все-то вы знаете, все замечаете… Не боитесь упустить дорогое для себя время?
— Я здесь человек новый, местных условий не знаю. Системы безопасности, так сказать. Поэтому не возражал бы против вашей, Верочка, подсказки. Как?
— Элементарно, — улыбнулась она, — ложитесь на живот. А там посмотрим, как вы себя будете вести. Оп-ля!
Она шлепнула его снизу, словно ребенка, и Турецкий послушно растянулся на слишком, наверное, высоком даже для нее столе. Но Вера движением руки опустила его на нужный ей уровень. Твердые и сильные пальцы ловко прошлись по его позвоночнику и начали выбирать каждый из позвонков отдельно. Через короткое время Турецкий почувствовал, что его стало клонить в сон. Пальцы девушки, колдовавшие на его шее, лопатках, пояснице, творили истинное чудо. Александр Борисович вдруг будто почувствовал каждую клетку своего тела, все в нем как бы ожило, затрепетало, запульсировало, откуда-то стала притекать легкость, придававшая ему поразительную невесомость. Но от наплывающего полного уже кайфа его отвлек звонкий шлепок по ягодице. Он повернул лицо к девушке. Та жестом показала, чтобы он перевернулся на спину. И когда Александр выполнил команду, посмотрела на него с юмором и сказала:
— А вот теперь ваши плавки, маэстро, будут совершенно лишними.
И не успел он что-либо возразить, как Вера одним ловким движением оставила Турецкого, что называется, в костюме Адама, то есть в том виде, в котором тот разгуливал еще до изгнания из рая. А железные пальцы снова побежали по груди к шее, потом обратно, к животу, ниже…
Турецкий теперь имел возможность вблизи рассмотреть девушку-племянницу. Сдвинув голову чуть в сторону, оглядел ее сильные, тугие икры, крупные, но вовсе не жирные, бедра, мощный, почти микеланджеловский торс, с рельефной лепкой груди. И вдруг с некоторым даже смятением обнаружил, что девушка-то, оказывается, полностью обнажена! Господи, и когда ж она успела все с себя скинуть?! Но ведь это же?.. И тут он почувствовал, что и сам уже ни в коей мере не соответствует образу человека, остро нуждающегося во врачебном уходе. Заметила и Вера, лукаво и многозначительно ухмыльнувшись при этом.
— Ну вот, видите, Верочка, что получается? — якобы сокрушенно и даже слегка охрипшим от напряжения голосом сказал Турецкий, вовсе не испытывающий на самом деле никаких неудобств: сама виновата, зачем… сняла решительно?..
— Вы ни черта не смыслите в медицине, — чуть задыхаясь, тоже хрипло ответила она, резким кивком отбрасывая назад пышные рыжие кудри, закрывавшие ее раскрасневшееся лицо с немного уже ошалевшими глазами. — Каждая мышца требует отдельного и глубокого массажа. Ясно? Ну так и не мешайте!
Александр Борисович увидел, как ее кудри снова рассыпались, теперь по его животу, трогательно так вздохнул и… закрыл глаза. Нет, для этих замечательных в их откровенности студенток-медичек в самом деле не существует ни секретов плоти, ни тем более каких-то препятствий морального плана. Как приятно иногда это осознавать!..
Спонтанно посетила мысль: какой превосходный сюжет для видеосъемки! Ну, на случай необходимости шантажировать одного известного «старшего следователя по особо важным…». Но мысль эта, как приплыла, так и размылась, не оставив и волны. В самом деле, есть вещи, прерывать которые просто нельзя, никто этого не поймет! А потом, брось, Турецкий, не льсти себе, кому ты тут нужен? Ну а если нужен, то уж Игорь-то должен понимать, что подобными методами он все равно ничего не добьется, кроме кучи неприятностей на собственную задницу… А потом почему-то очень не хотелось думать о старом приятеле плохо, вот не хотелось — и все!
Между тем все более активные действия изумительной массажистки, владевшей, теперь уже было ясно, и запредельными тайнами своей профессии, близились, судя по ее сдавленным восклицаниям, к громкому финалу. Еще миг, и она, прерывисто дыша и нервно встряхивая кудрями, могла бы уже отпасть в сторону, подобно фиговому листу от чресел Адама, посчитав, что благое дело сделано. Но, не успев даже перевести дыхания, она просто вынуждена была оценить теперь и силу накачанных мышц своего клиента, как-то уж совсем бесцеремонно закинувшего ее на тот же самый массажный стол. Затраченные девушкой усилия точно пошли на пользу, что она немедленно и ощутила во всей полноте…
И вот Александр Борисович покачивался на легкой голубой зыби, созданной им же самим. И наблюдал, как из кабинета к бассейну вышла Вера, увидела его, махнула ладошкой. Потом она заметила на другом конце сидящего на бортике Игоря и пошла к нему. Да, но как пошла! Опытный глаз следователя фиксировал каждое движение девушки с откровенным восхищением. Вот что такое уметь подать себя! Она села рядом с Игорем, спиной к бассейну. Турецкий продолжал наблюдать за нею и думал, что тело у нее в определенном смысле просто идеальное, высший, можно сказать, класс. Ну вот, и сам оценил наконец! Раньше просто не было никакой возможности, не до эстетики, ибо совсем другие задачи стояли. И были решены многократно и в стремительном темпе. Оттого, верно, теперь и походка у девушки стала плавная, сытая такая, удовлетворенная… О чем, интересно, они так оживленно беседуют? Неужели делится свежими впечатлениями? Но зачем?
Он без плеска подплыл ближе, к самому бортику за их спинами, ухватился пальцами за водяной сток.
— Да ты чего? — говорила Вера. — Он прямо ненормальный какой-то! Я в его руках птичкой порхала! И это я! Ты только прикинь! Почти сотня кэгэ!
— Ну, так чем тебе плохо? — засмеялся Игорь. — Ишь ты, голубка-скромница! — Он закинул руку ей за спину и шлепнул по оттопыренным ягодицам.
— Я ж говорю, душу вынул… Так что танцы сегодня отменяются.
— А он-то как, доволен остался?
— Сам спроси… Доволен небось. Ну, силен бродяга… А все твои друзья, Игорек, против него щенята.
— Может, еще хочешь?
— С ним сколько угодно! — Она обернулась к воде. — Эй, а куда это он подевался? Только ведь сейчас на том конце был!
Турецкий вмиг набрал воздуху, ушел под воду и с шумом, словно дельфин, выпрыгнул рядом с ними, обдав их фонтаном брызг. Восторженно закричал:
— Во, ребята, как надо нырять! Почти сотня метров! — и стал подтягиваться на бортик.
Девушка тут же поднялась, обеими руками взяв его под мышки, помогла выбраться, погладила ласково по мокрым плечам и, многозначительно кивнув Игорю, ушла в раздевалку. А Турецкий сел на ее место.
Игорь искоса посмотрел на него, усмехнулся и покачал головой.
— Ты чего? Что-нибудь не так?
— Ноу проблем, Саш. Не бери в голову. Все так.
— Извини, наверное, нехорошо получилось, Игорек, не сдержался… Опять же — твоя племянница…
— Слушай сюда. — Игорь почти вплотную приблизил губы к уху Турецкого. — Она мне такая же племянница, как ты — принц Филипп. Но знать теперь об этом будут четверо: ты да я, да жена моя. Ну и сама Верка, конечно. Она, Саш, отличная деваха. Безотказная, честная и не сволочь. Я ей помогаю учиться, красиво жить. Квартиру ей сделал, здесь у нее вроде дома родного. И отношение как к своей. У нас ведь с Леркой… как бы тебе объяснить? Ну, нету постоянных отношений. А после сеанса массажа иногда что-то, глядишь, и получается. Но не афишировать же свои трудности, верно? И Лерка не в обиде, потому что твердо знает, что для нее я всегда все, чего она захочет, с неба достану. Такие вот дела, старик. Только это я тебе как старому товарищу, да?
— Можешь не сомневаться, уже умерло.
— А ты, скажу тебе, оказывается, еще молодчина! — Игорь с уважением окинул Турецкого взглядом. — Верка так прямо обалдела, говорит: давно такой кайф не ловила. А уж она-то понимает! Да ты и сам наверняка оценил ее таланты, а?
— Какой-то у нас с тобой бабский треп пошел, не чувствуешь? — Турецкий поморщился.
— Как бы, Саш, исключительно — как бы! Объясняю почему. Потому что я тут все своими руками возводил и знаю, как собственные пять пальцев. Кто с кем живет, кто чем дышит, даже на кого дышит. Это не самое лучшее, что нужно человеку в моем положении, но за неимением, как говорится, гербовой приходится писать и на туалетной, ничего не поделаешь, старик. А тут, я заметил, на тебя уже кое-кто начал «косяка давить». Но Ирина твоя мне нравится, и скандальчика, даже случайного, я не допущу, понимаешь?
— Ничего не понимаю! — потряс головой Турецкий. — Популярно можно?
— Так, рисую панораму. Наша Оленька является законной супругой Семы Рывкина, моего председателя совета директоров, понятно? Он сейчас во Владике, с тамошним губернатором ведет переговоры. И будет еще с неделю, не меньше. Сему надо просто однажды увидеть, и все вопросы отпадут сами. Как и желание становиться у него на дороге. Помнишь, всякую матату про одесских биндюжников? Так вот, он один из них. И ума, и юмора ровно столько же. Но мужик — кремень, за что ценим особо. А Ольга, между нами, мировая сучка. Как Семы нет, у нее сразу тоска. И это не Верка, которая, если я не велю, никому не даст. Она, между прочим, борьбой этой японской занимается.
— Сумо, что ли? — догадался Турецкий.
— Во-во, ей самой. Ну и как она тебе показалась, старик?
— В первый раз такое потрясающее тело в руках держал. А с виду кажется раскормленной такой девушкой…
— Точно, металл…Я тебе что скажу? — Игорь снова доверительно наклонился к Турецкому: — Если появится желание, она сегодня будет весь вечер у себя. Это на третьем этаже, вторая дверь по коридору направо. Можешь не стучать. Возражать она не будет, даже наоборот, только вот… кувыркайтесь там потише. Шума чтоб не было. А что касаемо Ольки, тут такое дело. Вообще-то, если уж она решила, то тебя, конечно, где-нибудь трахнет, можешь быть уверен! — Он засмеялся. — Она сучка славная и тоже, я знаю, в этом плане весьма достойна, только болтать любит. Впечатлениями делится не всегда с нужными людьми. А так-то она вполне. Но советую все-таки быть осторожным. Держись за Ирину, тогда пронесет. А в принципе сам смотри, старик. Вечерком еще в казино заглянем, и там посмотришь наши кадры. Для тебя, скажу, выбор большой.
— Слушай, Игоряша, я что-то не пойму, какого хрена ты мне баб своих сватаешь? Ну, ладно, массаж тут, у вас, — дело тонкое. Можно сказать, неожиданное и даже чреватое. А остальные?