Поблизости прошел суровый Макдональд, внезапно вперил грозные очи в коренастого воина, широкого в плечах и с выпуклой, как бок бочки, грудью, которую закрывала роскошная бородища.
– Ты почему ходишь с таким веником?
– Хочу быть похожим на героя битвы под Гусьярдом МакОгона!
Макдональд рявкнул:
– Чтобы к вечеру… ладно, к утру был похож на кастеляна Макдональда!
Глава 4
Ворота затрясло. За окнами возник и распространился во все стороны дикий волчий вой. Донесся металлический скрежет, словно зубы или клювы грызли железные решетки. В церкви стояла такая мгла, что Томас не мог отличить: в самом ли деле вдруг заметались крылатые тени или же усталые глаза видят то, что подсказывает воображение.
– Надо держаться, – процедил Томас с ненавистью. – Ему нас не сломить, мохнатому!
Ворота сотрясались, словно в них били океанские волны. Начали вздрагивать стены, мелькнул во мраке и прочертил светящуюся дугу слабый огонек упавшей свечи. От постоянного неумолчного грохота начало ломить в висках, в ушах появился настырный комариный звон. Томас ощутил, как заныли зубы, будто рядом водили по стеклу гигантским ножом.
Колокольный звон доносился все слабее. И грохот в самом храме, и Томас боялся даже представить, что творилось за крепкими стенами церкви. Камни вздрагивали, свечи одна за другой, а то и целыми светящимися заборчиками отлеплялись от стен и падали на каменные плиты. Расплавленным воском пахло все сильнее, но волосы зашевелились на загривке Томаса, когда ноздри уловили усиливающийся серный запах.
Он видел, как пал ниц священник, как другой распростерся перед гробом, остальные в ужасе пятились, похожие на призрачные тени. С хоров слышалось пение, надсадное и хриплое, Томас различил голоса сэра Чосера и сэра Винстона, который стойко зарабатывал пустошь за Верхними Мхами. К удивлению Томаса, слышались и голоса двух монахов, не в меру веселые.
Земля дрогнула, он едва удержался на ногах. Церковь зашаталась, ее будто ухватила огромная лапа и тряхнула. Со стен звездным дождем посыпались свечи, на миг стало светлее. На полу фитили горели во всю длину, Томасу они показались светящимися червями…
Взвились и умолкли голоса монахов. Священники лежали лицами вниз, никто не смел поднять в ужасе глаз. Гроб начал подрагивать, цепи натянулись, от них пошел нестерпимо тонкий звон. На помощь рыцарям у врат бросились другие. Вместе налегли на створки, удерживая напор снаружи, а двое изо всех сил цеплялись за железный засов: подрагивая, он медленно выползал из железных дуг.
– Да не спите же! – закричал Томас бесстрашно.
Священник лежал на полу, накрыв голову толстой книгой с изображением креста. Томас подхватил с пола его чашу со святой водой, на бегу наступив на книгу, добежал до ворот в тот миг, когда засов уже почти покинул железные уши.
Томас с разбегу плеснул из чаши. Засов задымился, замер, даже словно обвис обессиленно. Рыцари со стуком засунули его обратно. Лица их были бледные, глаза как блюдца.
– Спасибо, ваше величество!
– Держитесь стойко! – велел Томас. – Вот вам чаша.
Бегом вернулся, по железной голове сверху что-то щелкнуло, потом по плечу. Он успел заметить, как из мрака выныривали страшные птицы с зубастыми пастями, от них мерзко пахло, а гадили белыми ядовитыми струями. Где попадало на камень, там взвивались дымки, а воск вспыхивал нехорошим бледным пламенем.
Он дважды поскользнулся как на льду, нелепо замахал руками. Чтобы удержаться, пробежал дальше, чем рассчитывал, с разбегу ударился грудью о гроб. Раздался звон, Томас ухватился обеими ладонями за края гроба, чтобы оттолкнуться, и замер, прикованный неземным холодом. В гробу словно бы лежала глыба льда, которая осталась еще со дня творения, когда Господь разбил вдрызг тело инеистого великана Имира…
– Томас, – слышал он предостерегающее, – сэр Томас!
Он с трудом толкнулся ладонями, но и отступив на шаг, чувствовал, как внутри все заледенело, а сердце превратилось в кровавую сосульку.
В сознание пробился грохот, визг, по голове и плечам что-то ударило. Затем раздался страшный лязг, в дверь храма словно ударили тараном. Ворота затряслись, выгнулись и вдруг слетели вместе с петлями. В квадратном проеме раскрылся страшный лик ночи с ее бледным туманом, где жутко ходили огромные хищные тени.
В церкви полыхнуло багровое пламя. Запах серы стал сильным, торжествующим. Воздух накалился, Томас ухватился обеими руками за тесный ворот, он задыхался, ибо вся церковь стала внезапно жерлом адовой печи, а стены запылали жаром.
Через проем двигался в церковь огромный полыхающий факел. Раздались крики ужаса, проклятия. Кто-то из рыцарей метнул в огненное чудовище нож, тот растаял голубым дымком. Томас смутно видел очертания огромного человека, но вот факел остался посреди церкви, а из него, как из огненного кокона, вышел пышущий жаром двуногий зверь, весь красный, как будто с содранной кожей, с огромной головой и устрашающей пастью.
– Смертные! – взревел он страшно, и со стен посыпались изразцы. – Падите ниц перед Хозяином!
Томас тщетно пытался вытащить меч, тот словно залип в ножнах, а демон подошел к гробу, не обращая внимания на отползающих, как черви, священников, властно вытянул руку:
– Сгиньте!
Цепи звякнули, кольца со звоном раскатились по каменному полу. Демон повел дланью над обручами, те рассыпались серым пеплом, его тут же смахнул ветер от летающих тварей. Крышка медленно начала сдвигаться. Демон пошевелил пальцами в нетерпении, крышка поднялась и встала столбом.
Мертвая лежала восковая и неподвижная, но Томас даже издали видел, как ее лицо исказилось в диком ужасе. Демон сделал властный жест:
– Восстань, тварь!
На мертвом лице проступили крупные капли пота. Вздулись и задрожали жилы на шее, а ноздри затрепетали.
Демон покачал головой:
– Противишься? Мне?
От его страшного гласа холод пробежал по жилам Томаса и проник в самое сердце. Мертвая вздрогнула, и Томас увидел, как ее тело медленно поднимается, словно все еще противясь чужой воле. Вскоре она уже стояла в гробу: сгорбленная, страшная, с отвратительной ухмылкой на жестоком, коварном лице.
– То-то, – прорычал демон, – начала песню – пой до конца! Разве достойно в последний момент пытаться спастись чужими усилиями? Следуй за мной, тварь!.. Прямо в ад.
Он повернулся, и Томас даже вздрогнул от неожиданности, едва не столкнулся лицом к лицу с каликой. Озаренный багровым пламенем, он стоял как будто вынырнувший из кровавой купели, куда язычники сливают кровь христианских младенцев. Красные волосы, и без того как адово пламя, стояли дыбом, нечеловеческие глаза полыхали угрозой. Он чуть пригнулся и развел в стороны руки, став едва ли не страшнее демона.
– Оставь ее, – велел калика напряженно.
– Что? – прорычал демон, в жутком рыке было больше недоверия, чем ярости. – Ты, мерзкая тварь…
Он выбросил вперед огромную волосатую лапу, норовя то ли ударить калику в лицо, то ли ухватить за горло. Калика молниеносно выбросил вперед свой кулак, сам чуть дернул головой. Послышался сочный удар, будто молотом ударили по сырому бревну. Демон дернулся и отступил на шаг, чтобы не упасть на спину.
– Ах ты… смертный…
– Ты тоже… не бог… – ответил калика также сквозь зубы.
Демон взревел, церковь затряслась до основания, ринулся вперед, наткнулся на могучий кулак, его же руки ухватили воздух, снова бросился и снова промахнулся, а с четвертой или пятой попытки захватил святого отшельника в жуткие нечеловеческие объятия, сжал изо всех сил, свирепо взревел. Томас видел, как выгнулся от боли его друг, как, в свою очередь, ухватил врага, сомкнул руки на красной спине в замок, тот вскинул голову к сводам храма и взревел так, что затрещали и прогнулись балки, посыпались комья голубиного помета. Он начал давить в свою очередь, демон умолк и напрягся, так они стояли молча, упирались один в другого, пыхтели, каменные плиты под их ногами начали вдавливаться в землю.
Томас наконец высвободил меч, бросился к схватке. Из дымящейся мглы выныривали рыцари. Суровые, хоть и бледные, как призраки, они обнажили кто меч, кто кинжал, молча смотрели на короля, ожидая приказа. С хоров кубарем скатились сэр Чосер и сэр Винстон. Винстон знаками показывал, что охрип и петь уже не может, но готов послужить и дальше.
Демон внезапно дал калике подлейшую подножку, оба грохнулись, и храм вздрогнул до основания, а крышка гроба с сочным свинцовым лязгом упала по ту сторону алтаря. Мертвая ведьма стояла недвижимо, лишь блестящие, как слюда, глаза не отрывались от боя за ее душу.
Томас занес меч, противники покатились в сторону, он отпрыгнул, чтобы не быть раздавленным, снова поднял меч, забегал то справа, то слева, пробовал и с головы, и с ног, и даже когда наконец разобрался, что ноги как ноги – это его друга Олега, а с конскими копытами – это посланец ада, все равно не удавалось нанести удар: и катались чересчур быстро, и, если правду, страшно было поразить друга вместо врага, так как руки у обоих волосатые, могучие, покрытые красноватой шерстью, к тому же на обеих налипло столько воску, что скоро Томас вовсе перестал их отличать одного от другого.
– Томас, – услышал он хриплый голос, – рази…
– Не могу! – ответил Томас с мукой. – А вдруг тебя?
– Все равно рази…
– А потом этот утащит меня в ад за убийство друга?
– То… мас…
И тут все услышали самый прекраснейший из воплей, какой доводилось слышать: дурацки бодрый крик петуха! Ободренный Томас наконец собрал все свое мужество, вдруг услышал, как среди борющихся промелькнуло слово «павук», их клубок сразу же распался, оба вскочили на ноги, один торопливо начал стряхивать что-то с плеча, а второй ухватил ведьму за руку, гикнул, свистнул, по церкви пронесся смерч, выдул дым…
В зияющем проломе видно было, как промелькнул багровый, как заря, всадник на красном коне, а на седле рассмотрели горбатую фигурку. Вслед со зловещим свистом и шумом унеслись вихри, вихрики, внутри можно было рассмотреть вертящиеся с огромной скоростью злобные лица, крючковатые руки, когти.
Запоздало прогремел второй крик петуха, убивающий любую нечисть в мгновение ока. В мертвой тишине калика поднялся, скривился, ухватившись за поясницу:
– Черт… Он мне кости поломал!
Сплюнул со злости, но даже Макдональд смолчал, что в святой церкви. Томас дрожал от разочарования и ярости, смотрел то на пустой гроб, то в зияющий пролом.
– Все?.. Он ее забрал?
– Говорил же тебе… – бросил калика зло. – Руби!
– Мог промахнуться, – огрызнулся Томас.
– Курей крал?
Их голоса становились громче, озлобленнее, и старый Макдональд на всякий случай вклинился между королем и его странноватым другом.
– Ваше величество… Почему вы так зачем орете? Все равно умнее получиться стать не выйдет. В ином смысле много ума хуже, чем если бы его вовсе не было. Ну опять пролопоушили, ясно же… Впервой ли? Все устали, надо отдохнуть. Здесь работа для святых отцов… Освятят, почистят, мусор уберут, а завтра за дело возьмутся уже люди. Каменщики, плотники. Нам же пора в замок.
Измученные, с красными от усталости глазами, они оглядели разгромленную церковь. На залитом воском полу в слабом рассвете блестят осколки алтаря. На иконах свисают зеленые потеки плесени, похожие на плевки, а если где проглядывал лик святого, то страшно было встречаться с его сатанински горящими глазами.
Священник опасливо косился на обратном пути на отшельника, так похожего в своей звериной шкуре и с всклокоченными красными волосами на дьявола, старался, чтобы между ним и собой всегда оказывался кто-то из рыцарей. Олег заметил, скривился, потом неожиданно поинтересовался участливо:
– Святой отец, ваши священные коровы случайно не возжигают благовония?
Священник онемел от неслыханной наглости. Рыцари посматривали ожидающе. Он пролепетал сдавленным от негодования голосом:
– Варвар, ты совсем дурак? Или тебе здесь Индия? У нас не бывает священных коров!
– А-а-а-а, – протянул Олег, – ну тогда… горит твой храм.
Священник в панике обернулся. Из церкви валил густой жирный дым, словно там коптились и подгорали мясные туши. Остроконечная крыша лопнула, оттуда вырвался острый, как клинок, язык пламени. Торжествующе загудело, а черное воронье снялось с окрестных деревьев, носилось вокруг, оглушительно каркая и роняя перья.
Томас равнодушно отвернулся. Синие глаза горели холодным огнем, брови грозно сшиблись на переносице. Макдональд кивнул:
– Хорошее место для кузницы. Я думаю пригласить еще пару неплохих оружейников. В замке я уже проверил: мечи старые, смешно думать, что на что-то годятся, хотя все же годятся. А храм можно построить потом, за оградой. Все равно церковь никто не тронет, так что нечего ей место занимать за крепостными стенами!
Глава 5
Томас со злостью прислушался к грохоту в нижнем пиршественном зале.
– Веселятся, будто самого Сатану отогнали!
– Если человек в наше время поет, – заметил калика глубокомысленно, – он либо пьян, либо придурок.
Он лежал под стеной на широком ложе. Сапоги в отшельническом рассеянии не снял, пачкал белое белье с нежнейшими кружевами. Одну могучую длань в великой задумчивости закинул за голову, другой с треском драл крепкими когтями волосатую грудь.
– Что с воза упало, то и пропили…
– Что упало? – рыкнул Томас.
– Две тысячи золотых монет. Столько ты отсыпал от щедрот? Теперь средь шумного быдла случайно… гм… А в самом деле явился не простой чертик, не простой…
– Ну да, – сказал Томас язвительно, – так и признаешься, что тебе простой черт кости переломал!
– Ну, простого и ребенок задавит. Простой – это так… дым, пар, напоминание. Здесь же был кто-то из таких, кто мог бы уйти без драки, ан нет – не утерпел! Если бы петух не помог… подумать только!.. то не знаю, не знаю…
Томас поморщился от воплей, рыцари били железными кружками по столу и орали похабную песню о старушке, что уехала вместе с чертом. От грохота вздрагивали даже стены.
– Сэр калика, – сказал он измученно, – ты видишь, я совсем раздавлен. У меня были все надежды, что либо как-то увяжемся с этой парой, либо проклятая ведьма из благодарности – как будто ведьмы знают благодарность! – укажет нам туда дорогу. Но что делать сейчас?
Олег с кряхтением поднялся, Томас видел, как он бережно ощупывает бок. Похоже, калика в самом деле схлестнулся с непростым чертом.
– А чего, – вдруг вспомнил Томас, – вы там о пауках рассуждали?
Калика от двери отмахнулся:
– Проведал, гад, что я в детстве пауков боялся. Да и сейчас не больно… Гавкнул врасплох, я вздрогнул, а он тут и саданул меня так, что я… Словом, ему удалось, а нам нет. Ладно, что с воза упало, того не вырубишь топором. Пойдем, хорошо бы пошарить в ее колдовской комнате.
Томас бурей вылетел за ним в коридор. В залах и на лестницах слышались песни. Мужественные рыцари праздновали победу над Сатаной и его войском.
– А ты хоть знаешь, где она?
– А что знать, – отмахнулся калика, – у халдеев всегда в самой высокой башне. Чтоб, значит, до звезд дотянуться.
– А она разве халдейка?
– Все мы халдеи.
Четверо рыцарей тут же встали из-за стола. Макдональд кивнул одобрительно, и они, громыхая железом, довольно твердо пошли за своим сюзереном.
В башню вела обычная витая лестница, подниматься можно только по одному, простой воин сумеет оборонять башню от тысячного войска, пока не свалится сам от усталости, каменные ступени, стертые посредине, будто по ним ходили не только легкие женские ноги, пусть и старушечьи. Олег чувствовал чье-то присутствие, словно за ним присматривал кто-то огромный и невидимый, а Томас непроизвольно ежился, поглядывал на стены.
Наконец Томас остановился перед металлической дверью. На ней были намалеваны колдовские символы, хвостатые звезды, странные знаки. Томас зябко передернул плечами.
– Проклятая ведьма! Тут еще и заклятия…
– Да ладно тебе, – сказал калика равнодушно.
Он коснулся двери, подергал за ручку, хмыкнул, стукнул ребром ладони повыше рукояти, а потом в низ двери, и та распахнулась.
Томас ахнул:
– Ты знаешь и христианское… э-э… противохристианское колдовство?
Калика буркнул:
– Какое, к черту, христианское! Так еще гиксосы своих чертей вызывали.
Он шагнул через порог, а Томас, чувствуя на спине взгляды рыцарей, выпрямился и вошел с достоинством подлинного христианина. На всякий случай он прошептал «Ave Maria» и сложил пальцы крестом.
В тесной комнате стоял старый медный котел на чугунной треноге, на столе пустыми глазницами зияли три черепа, высушенные кисти рук, крылья летучих мышей, блестящие камешки, на стенах висели пучки трав, листьев, ветки омелы и проклятого христианами бедного дерева осины.
– Ага, – сказал калика удовлетворенно, – это от халдеев, это от халдуев, это от хохлов, а это и вовсе от хеттов… Станьте у стен. По-благородному станьте, на меня не обращайте внимания.
Томас спросил с надеждой:
– Ты берешься вызвать демона?
– А ты против?
– Как король – да… но, сэр калика, прошу тебя, не останавливайся и ни о чем меня не спрашивай! Делай свое богомерзкое дело.
Калика бросил коротко:
– Тогда проследи, чтобы не приперся тот дурак со святой водой. Хоть и трус, но дурное рвение может подвигнуть…
Он что-то бурчал еще, все тише и тише, раскладывал травы, присматривался, начертил на полу пятиконечную звезду, оглядел с удовлетворением, поправил линию, наконец отступил и еще раз сказал уже совсем строго:
– Ни звука, ясно? Не шевелиться.
Томас сказал сэру Винстону строго:
– Никого сюда не пускать! Ни-ко-го!
– Но, мой лорд, – осмелился сказать Винстон, – то, что мы творим, не слишком ли… э-э… противозаконно установкам Господа нашего…
– Не слишком, – ответил Томас твердо. – Мы шли на священную войну с неверными сарацинами, воевали, не щадя жизней, за Гроб Господень, но когда было нужно – заключали с ними перемирие, даже покупали у них еду, нанимали в проводники! И все это было разрешено святыми отцами Рима!
Винстон просветлел, отступил вниз, вскоре слышно стало, как он остановил кого-то на лестнице, там слышались раздраженные голоса, даже звякнуло железо. Наконец оттуда донеслось только сопение кучки здоровых мужчин, зажатых в тесном пространстве. Томас поглядывал с нетерпением и страхом: только бы никто не вмешался, не нарушил, не поломал.
Калика властно поднял обе ладони. Лицо его было торжественное. Все замерли. Внутри звезды словно бы пронесся ветерок, потом Томас понял, что это сквозняк из единственного окна.
Калика нахмурился, сказал что-то на незнакомом наречии. Опять в торжественной страшной тиши все ждали, затаив дыхание. Наконец Томас прошептал, еще не веря:
– Ничего…
– Сам вижу, – огрызнулся калика.
– Но ты ж говорил…
– Ну и что? – ответил калика еще рассерженнее. – Раз на раз не приходится. Что-то сорвалось. Не так повернулся, не с тем ударением… Хоть и воруете друг у друга, но иной раз что-то добавляете, а то и само за столетия меняется незаметненько для вас самих. Но я знаю, что кто с ничем пришел, тот от ничего и погибнет…
Он повторил заклинание еще и еще, всякий раз чуть меняя интонацию, и вдруг в середине звезды на мгновение вспыхнул свет. Калика сам посветлел лицом, кивнул довольно, пошел бубнить дальше, свет мерцал, усиливался, наконец там вспыхнул оранжевый огонь, брызнул искрами, повалил дым. И в столбе дыма поднялся во весь немалый рост багровый зверь. Он раскрыл пасть, пахнуло смрадом, рыкнул, раскинул в стороны огромные руки, почти упираясь в противоположные стены. В правой лапе держал боевой молот размером с наковальню.
– Сгинь, – велел калика.
Демон моментально исчез, как пропал и дым, только сизая струйка поползла под ноги Томасу. Тот не дрогнул, только спросил напряженно:
– Зачем прогнал?
– Это Черный Слуга, – объяснил калика. – Только для боев. Даже разговаривать не умеет.
Томас покосился на замерших у двери рыцарей. На их лицах можно было бы писать, как на беленых стенах домов простолюдинов.
– Какой же он черный? – только и нашелся что спросить.
– А хрен его знает, почему так зовут…
Взвился синий дым, в его облаке предстал живой, как ртуть, оранжевый демон, весь блестящий и переливающийся. Калика спросил подозрительно:
– Как зовут?
– Тхожей, господин.
– Сгинь, – велел калика, и демон исчез с радостным воплем. – Ишь, никто работать на человека не хочет. Да и то, кто лучше человека сделает?.. Томас, не горячись. Это демон, что умеет становиться быстрым как молния… ну, не как молния, но все же быстрым конем. Но ты знаешь, куда нам скакать?
По взмаху ладони появился крохотный демон, размером с котенка, только стоял, как суслик, на задних лапах. Калика протянул руку, демон послушно запрыгнул на ладонь. Между крохотных рожек проскакивали голубые искорки. Калика бросил:
– Как зовут, козявка?
– Асмодей, господин!
– Асмодей? – не поверил калика. – Слышал о тебе, но думал, что ты побольше… Что ж, ты умеешь побольше других олухов.
Демон пропищал тонким быстрым голоском:
– Да, я умею многое! Но ограничения есть: бессмертия не даю, теорему Ферма не решаю, на небеса не вхож…
– Погоди, – прервал Томас. – Какая теорема? Я что тебе, иудей? Или какой-то еще засушенный книжник? Я король, и мне изволится…
Демон перевел взгляд крохотных, как бусинки, глаз с калики на Томаса.
– Король?.. Да еще свеженький? Понятно. Золото, замки, войско. Дам войско, дабы побить соседа…
– Мне не то надо, – прорычал Томас.
– Не то? – удивился демон. – Ага, тогда бессмертие? Всякий, дорвавшись до власти, хочет, чтобы никогда не кончалась. Бессмертие, правда, дать никто не волен, зато какие-то гарантии неуязвимости на некий срок и на определенных условиях…
– К черту бессмертие! – рявкнул Томас. – Мне нужна женщина.
Демон подпрыгнул, щекоча крохотными ножками ладонь Олега.
– Это просто! Проще пареной репы. Могу любого цвета, возраста и положения. Даже монашенку… Монашенки особенно…
Томас рыкнул:
– Мне нужна моя женщина! Она сейчас в преисподней…
– А где ей еще быть? – удивился демон. – Все женщины там… Одни уже, другие потом, но все будут там. Могу посодействовать с Еленой Прекрасной, Сафо, Умилой, Авдотьей Рязаночкой… гм, нет, с Авдотьей не получится, зато Гвеньевера, Моргана, Далила…
– Нет, – отрезал Томас. – Мне нужна моя единственная. Ее зовут Ярослава. Ее недавно уволок один такой обгорелый.
Демон скорбно покачал крохотной рогатой головкой:
– Это будет трудно.
– Трудно? – не поверил Томас. – Труднее, чем Елену Прекрасную?
– Всяк знает, где Елена, – объяснил демон. – Всяк знает, где Сафо и на какой козе к ней подъехать. А где искать женщину не столь именитую? Ну-ну, пока не столь именитую. Вы можете пересмотреть всех женщин на белом свете? То-то. А в аду женщин в десятки раз больше. Они ведь все там, начиная с самой первой, Лилит. И второй – Евой.
Калика покачал головой:
– Врешь… Никакой ты не Асмодей. Всяк знает, что Лилит – лучшее творение Бога и свободно бывает везде, где хочет. Хоть в аду, хоть на земле. А Еву с Адамом вывел их праправнук, когда на кресте кончился. Ни хрена не знаешь, мелочь пузатая, а щеки дуешь!.. Ладно, тогда последний вопрос… Кто из чертей волен явиться в наш мир и украсть… или послать кого-то, чтобы для него украли…
Томас напряженно замер. Демон всплеснул короткими ручками:
– Только сам Сатана! Остальным не в их власти. Разве что поневоле, как я сейчас. Но Сатана не явится, у него своя гордость…
– И все?
– Н-нет… – ответил демон, колеблясь.
– Кто еще?
– Ну… говорят, в этот мир отлучается Вельзевул. Это правая рука Сатаны, он силен и грозен… но он еще и умеет обходить все ловушки, что на него ставят те, что наверху. На самом верху! А больше… нет, больше почти никто. А если кто и выберется, то всю добычу тащит Вельзевулу.
Олег буркнул:
– Это все, что знаешь?.. Брысь.
Он перевернул ладонь тыльной стороной вверх, даже большой палец опустил вниз обрекающе, и демон исчез с пристыженным воплем. Томас тяжело вздохнул, слышно было, как нервно переступали с ноги на ногу рыцари. Оба крестились торопливо, шептали молитвы, но умолкали всякий раз, когда в их сторону оглядывался страшный язычник с красными, как огонь, волосами.
– И что же? – спросил Томас, когда калика некоторое время безуспешно вздымал длани, творил заклятия, швырял пучки травы в середину звезды.
– Что-то больше никто не идет, – признался калика. – То ли бабка больше не умела, то ли звезда такая слабенькая.
– А ты?
– Что?
– Ты разве не можешь?
Калика искренне изумился:
– Я что, чернокнижник?
Томас поперхнулся готовым ответом, успел подумать, что калика в самом деле из другого мира, ибо чернокнижники – это христиане, отрекшиеся от Спасителя, предавшие его, а калика чернокнижных мерзостей не знает, с демонами не водился, могил не раскапывал, а младенцев невинных если и убивал, то не из подлости, а по убеждениям своей веры.
– Так ты, значит, – спросил он без надежды, – в этой магии не разберешься?
– Больно она подлая, Томас. От тайного предательства! А я Христу твоему открытый противник.
Рыцари нервно дергались. Их ладони то прыгали как лягушки на рукояти мечей, то отдергивались, будто отброшенные ударом копыт боевого коня: помнили, как этот диковатый разделался с колдунами Стоунхенджа.
Томас взмолился:
– Тогда почему бы тебе не прибегнуть к своей магии? Как ее… волшбе! Пусть я буду за это проклят и гореть мне в аду, но лишь бы спасти ту, которой я так мало уделял внимания и ласки!