Страница:
Я слушал его горячую речь, очень пылкую и насыщенную, не так давно и я заводился с пол-оборота, а сейчас как молотом стукнуло: да ведь если все пойдет так, как идет, то очень скоро, еще при моей жизни, на планете не останется ни русских, ни чернокожих, ни китаез, ни жидов, ни хохлов или кацапов, а еще исчезнут чурки, мусульмане, христиане, буддисты, синтоисты, сатанисты и даже язычники.
Будет единое человечество, а потом, потом…
Я отвлекся, с холодком в душе скользнул мыслями дальше, дальше, вздрогнув от громкого и чересчур оптимистично-обвиняющего тона Коля:
– Сегодня с нами ты не пьешь, а завтра Родине изменишь!
Он уже перевернул наши со Светланой фужеры и наливал красное вино. Я хотел было отказаться, затем вспомнил, как читал где-то, что красное вино укрепляет сосуды и снижает давление, смолчал. Светлана тоже не стала на этот раз противиться, ее красивые пальцы изящно обхватили длинную тонкую ножку.
– Утром выпью пива, – заявил Коля, – просто похмелюсь, днем еще добавлю, вечером нажрусь…
– Где пиво? – спросила Светлана.
– Да это я так, – ответил Коля беспечно. – Как повяжешь галстук – береги его, он ведь от Версаче, стоит ого-го. А вот еще: из двух зол выбирай меньшее, из двух жоп выбирай большую… ха-ха, здорово? Одна голова хорошо, две – лучше, а три, как вот у нас, уже повод выпить.
Он снова налил в свой фужер, мы со Светланой отказались, он победоносно засмеялся, ведь пить – признак доблести, а кто отказывается, тот – ха-ха-ха! – здоровье бережет, как не стыдно? Люди, плюйте на него!
Я подумал, что человек, который не просто сам пьет, но еще и других уговаривает выпить, даже нажраться, пусть даже очень хорошим вином, не должен жаловаться на подростков, расписавших матюгами стены подъезда, а в лифте еще и насравших. При всей кажущейся разнице это в одном ряду. Взрослому человеку неприятен и даже враждебен вид опрятного подтянутого партнера, самому бы на его фоне выглядеть этаким спортивным и моложавым бизнесменом, который и на тренажерах, и в теннис, но как, если пузо через ремень, а морда от пьянства похожа на испорченное тесто?
Лучший способ – опустить партнера, уговаривая выпить, расслабиться, отдохнуть, оттянуться, побалдеть, махнуть на работу рукой: всех денег не заберешь, и все такое. Для этого и самому можно выпить, а еще больше рассказывать, как вот вчера нажрался, не помню, кто и домой меня привел, вот гудели, так гудели – чуть хату не спалили!
А его сын, глядя на такого лихого папу, точно так же бунтует против правильности и упорядоченности мира. По-своему. На своем уровне. Сейчас гордится, что насрал в подъезде и побил стекла в телефонной будке, а подрастет, будет гордиться, что может бутылку водки из горла, что в театре ни разу в жизни, что пьет и по бабам, и плевать на какую-то печень, один раз живем, в могилу ничего не утащим, гуляй, Вася, жги боярское имение и эти проклятые книги, от них глаза портятся, ломай компьютеры, от них дуреют…
Коля спросил встревоженно:
– Володя, что-то ты весь потемнел. Зуб болит?
– Да, – пробормотал я, – зуб.
– На меня? – спросил он догадливо. – Не сдерживайся, дай в морду. Может, отойдет? Но лучше Светлане, больше удовольствия! Все-таки бить женщину – это класс. А ей все равно, она как из дерева.
Я покосился на Светлану, она печально улыбается, словно видит мои мысли. Что роднило ее с Каролиной, обе не любили все эти глупости, которые называются драгоценности: золото, камешки, дорогие висюльки в ушах или кольца на пальцах. Разве что Светлана работала над фигурой и внешностью, а Каролина предпочитала компьютер помощнее, экран пошире и с хорошим разрешением, новую аудиоаппаратуру. Единственное, что на ней было из украшений, это всегда самый стильный плеер, мобильник с фотокамерой, часы с множеством разных функций.
– А мне говорили, – сказал Коля грустно, – не откладывай на завтpа то, что можно выпить сегодня. Володя, если ты не будешь убивать время, оно убьет тебя. Начинать делать глупости нужно как можно раньше, тогда будет время их исправить, так что давай налью?.. Ну, как знаешь… Человек, любящий жизнь, не насилует ее своими мыслями. Он живет просто, безмятежно, как вот я.
Светлана поднялась, мы думали, что в туалет, но я слышал, как она прошла дальше в комнату, вышла на балкон, Линдочка ревниво потащилась за нею следом. Слышен был тихий смех Светланы, она уверяла моего сторожа, что ничего не сопрет, ничего не разобьет, все останется в целости. И что вообще Линдочка – молодец, хорошая, очень хорошая собачка.
Линдочка бурчала, я слышал в низком недовольном рыке недоверие. Она и Каролину приняла с большим недоверием, только через пару недель начала с нею играть, приносить мячик, а когда я задерживался с поздними заказами, влезала к ней на постель.
Коля кивнул им вслед.
– А ты знаешь, ее прочат в руководители шейпинг-клуба.
– Ого, – сказал я, – выходит в бизнес-леди?
– Да, – согласился он, вздохнул. – Нет равноправия полов: женщину, стремящуюся походить на мужчину, называют красиво – бизнес-леди, а мужчину, стремящегося походить на женщину, – просто пидаром.
– Это ты стараешься походить?
Он обиделся:
– Почему я? Такой прикол. Ты что, приколов не понимаешь?.. Без приколов жить скучно. Вообще вся жизнь – сплошной прикол. Только понимать надо, что живем в нем, и станет легче, на все махнешь рукой. Как можно к приколу относиться серьезно?.. Ладно, засиделись мы у тебя. Проводишь до метро?
– А что, вы не на машине?
– Зачем, когда ты возле метро?.. мы ж, чудак, специально к тебе ехали! А у тебя даже водки нет.
С огромной неохотой я вышел, устояв перед просьбой Светланы взять Линдочку, пусть, дескать, прокакается к ночи. В ночи ярко полыхают огни реклам, цветные световые слоганы, блестящие машины бесшумно проскакивают по асфальту дороги, послушно останавливаясь перед красным светом. Пешеходы, правда, на указания светофора плюют, все с детства усвоили: переходя улицу, посмотри направо, а потом налево – нет ли милиционера, а потом переходи. У нас это бунтарство против правил уже в крови, в костях.
На Светлану народ таращит глаза и даже оглядывается. Слишком хороша для нас с Колей. Рядом с нею выглядим дворняжками.
Коля засмотрелся на яркую рекламу ночного клуба напротив. Оттуда вываливаются подгулявшие мужички с яркими женщинами, их усаживают в лимузины, слышатся понимающие женские смешки, машины степенно выруливают на проезжую часть и уносятся по блестящему от разбрызганной воды шоссе.
– Хорошо живут, – вздохнул Коля. – А вот из Екатеринбурга поступило тревожное сообщение. Как сообщил корреспонденту первого телеканала пресс-секретарь мэрии, водки в городе осталось всего на два дня…
Светлана засмеялась, выходящие из ночного клуба к ней начали присматриваться.
– Ох, Светка, – сказал Коля, – как ты только одна ходишь поздно ночью… В городе столько озабоченных!
Она отмахнулась.
– Если попадется симпатичный, я его сама изнасилую. Но это если попадется. А так везде одни уроды.
Коля вздохнул печально.
– И уродам хочется тебя… потрогать. Город, увы, это огромное сообщество, в котором люди одиноки вместе.
Она покачала головой.
– Я не одинока. У меня мой фитнес-клуб! Он мне заменяет и семью, и родню… Ну ладно, ребята, вот подходит мой поезд!
Вдали на эстакаде зажглись огоньки, Светлана припустила к станции, нужно еще успеть проскочить через турникет и взбежать по лестнице, Коля заорал и помчался следом.
Обратно топаю быстро, автоматически придерживаясь правила «левой руки», то есть иду по правой стороне тротуара, пропуская незримых встречных пешеходов слева. Так, как будто у меня на левой руке щит, которым настороженно прикрываюсь от встречного, пропуская его слева, а в правой руке у меня обнаженный меч. Идущий настречу, понятно, тоже прикрывается щитом, а в другой руке держит меч.
Это правило, как уже понятно, стихийно возникло много тысяч лет тому, но сколько этого тупейшего быдла, что до сих пор не усвоили это правило и прут, вытаращив глаза перед собой, не важно, правая или левая сторона? Их толкают, пинают, а они ругаются, что вот какие пошли некультурные люди.
Повбывав бы!
Видимо, этот мусор останется в прошлом, немыслимо, чтобы и эти человеческие отбросы получили бессмертие или хотя бы действительное долголетие. Вот этим дебилам и надо проповедовать, что жить надо по-мужски: то есть пить, плясать и помереть как можно раньше. Лучше – от передозировки, это романтично. Или захлебнувшись блевотой при перепое, как мужественный и неустрашимый Аттила, бич народов, гроза и потрясатель Европы.
Вернувшись, пришлось выдержать стремительный натиск Линдочки, бедняжка ухитрилась встать на задние лапы, как пудель, и, подпрыгивая, старалась лизнуть в лицо. Я подхватил ее на руки, поцеловал, она трепыхалась в моих объятиях и уверяла, что чуть не умерла от горя, когда я бросил так надолго в пустой и ставшей сразу чужой квартире.
Полка с биодобавками забита, блестящие баночки и коробочки с яркими наклейками назойливо привлекают внимание, просятся в руки. Конечно, как говорит Светлана, можно вообще обойтись без эти препаратов, если жаждешь жить здоровой жизнью, отдалить старость. Таскать гантели, бегать хотя бы на беговой дорожке, соблюдать диету, правильно дышать, отказаться от всех вредных привычек вроде регулярных и бесцельных выпивонов, не переедать – все это даст солидную прибавку к жизни лет эдак на двадцать, а то и на сорок.
Конечно, это не спасет от рака, диабета, болезни Альцгеймера, но все-таки отдалит на десяток-другой лет. Словом, я смогу прожить сто лет. Так что если сейчас 2006-й, то, учитывая, что уже истратил из отпущенного мне срока четверть, помру в 2082-м. Правда, могу и не прожить ста лет, нет еще таких статистических данных, может быть, организм все-таки как-то взбунтуется и такого слишком «правильного» сам как-то угробит. Намного раньше.
Но если пользоваться добавками, то есть и обещанный шанс, что проживу намного дольше. Если не до самого бессмертия, то до продления жизни на очень долгие сроки. Правда, добавки – только обещание продления жизни. На самом деле никто ими еще не пользовался в течение жизни. Может быть, если попить с десяток лет, то умрешь от них в куда больших корчах, чем от рака?
Словом, большинство населения относится к биодобавкам с предубеждением, что и понятно. Я сам им не очень-то доверяю и не люблю, но они дают мне шанс выполнить то, что я задумал, потому буду принимать их столько, сколько нужно. И ничто меня не остановит.
– А тебе дать гормона роста? – спросил я. Линдочка повиляла хвостиком и сообщила преданным взглядом, что из моих рук съест все. – Правда, вырастешь со слона… С другой стороны, чем раньше начнешь, тем лучше…
Высыпал ей в мисочку горсть сухого корма и, пока она громыхала и звякала ею, подсел к компу. Судя по прессе, а теперь пресса – это Интернет, обычные новости на бумаге смотрят только старики, их уже не переделать, так вот Яндекс выдал, что за самую высокую продолжительность жизни спорят Швеция и Япония. Для меня существенно, что среднестатистический швед, доживающий до 84 лет, начал использовать добавки где-то лет в 60. Он и раньше бы рад, да тогда были только диеты да пробежки, теперь же со всеми средствами продления жизни двадцатипятилетний швед проживет все сто лет.
А где швед, там проживу и я. К тому же медицина каждый год открывает новые пути, дороги, тропки. Порой – рискованные. А порой – очень рискованные, зато обещающие очень много. Главное же в том, что окончательная победа над старением в самом деле если не близка, то ее можно рассмотреть и даже, если очень постараться, можно дотянуть до ее прихода. Те миллиардеры, которые прожигали сотни миллионов на покупках ненужных островов или картин Тициана, те сумасшедшие деньги теперь вложат в исследования по продлению жизни. В награду получат шанс дожить до бессмертия лично.
Когда чистил зубы на ночь, из десен снова начала сочиться кровь, на которую не обращаю внимания вот уже пару лет. Или больше, мужчины не очень-то обращают внимание на такую ерунду, как и не впадают в панику, когда увидят новую морщинку на харе или седой волос.
Я промыл щетку, сполоснул рот, зубы как зубы, трех уже нет, шесть с пломбами, что выпадают всякий раз, если начну жрать ириски или что-то подобное.
– Завтра, – сообщил я Линдочке, – тебе придется полдня побыть одной.
Она жалобно скульнула, а когда я лег и выключил свет, так долго сидела рядом и смотрела преданными любящими глазами, что я наконец спросил раздраженно:
– Ну что тебе?
Она скульнула снова.
– Этого делать нельзя, – сказал я зло, – не понимаешь?
Не понимаю, ответила она взглядом и вилянием хвостика. Ну вот не понимаю, хоть убей, почему нельзя. Разве я не замечательная, как ты говорил?
Я закрыл глаза, полежал, а когда открыл, она все так же сидит в темноте, как суслик, и смотрит мне в лицо.
– Ладно, – проворчал я, сдаваясь, – залезай! Но только сегодня.
Она моментально запрыгнула, прижалась к моей спине, засопела в ухо. Слезы навернулись на глаза сами по себе, я старался сдержать рыдания. Линдочка тяжело вздыхала, пару раз лизнула за ухом, сладко засопела. Очень медленно горечь отступила, я провалился в тяжелый сон.
2007 год, 15 сентября
2007 год, 1 декабря
2007-й, 15 декабря
2007 год, 20 декабря
2008 год
2009 год
Будет единое человечество, а потом, потом…
Я отвлекся, с холодком в душе скользнул мыслями дальше, дальше, вздрогнув от громкого и чересчур оптимистично-обвиняющего тона Коля:
– Сегодня с нами ты не пьешь, а завтра Родине изменишь!
Он уже перевернул наши со Светланой фужеры и наливал красное вино. Я хотел было отказаться, затем вспомнил, как читал где-то, что красное вино укрепляет сосуды и снижает давление, смолчал. Светлана тоже не стала на этот раз противиться, ее красивые пальцы изящно обхватили длинную тонкую ножку.
– Утром выпью пива, – заявил Коля, – просто похмелюсь, днем еще добавлю, вечером нажрусь…
– Где пиво? – спросила Светлана.
– Да это я так, – ответил Коля беспечно. – Как повяжешь галстук – береги его, он ведь от Версаче, стоит ого-го. А вот еще: из двух зол выбирай меньшее, из двух жоп выбирай большую… ха-ха, здорово? Одна голова хорошо, две – лучше, а три, как вот у нас, уже повод выпить.
Он снова налил в свой фужер, мы со Светланой отказались, он победоносно засмеялся, ведь пить – признак доблести, а кто отказывается, тот – ха-ха-ха! – здоровье бережет, как не стыдно? Люди, плюйте на него!
Я подумал, что человек, который не просто сам пьет, но еще и других уговаривает выпить, даже нажраться, пусть даже очень хорошим вином, не должен жаловаться на подростков, расписавших матюгами стены подъезда, а в лифте еще и насравших. При всей кажущейся разнице это в одном ряду. Взрослому человеку неприятен и даже враждебен вид опрятного подтянутого партнера, самому бы на его фоне выглядеть этаким спортивным и моложавым бизнесменом, который и на тренажерах, и в теннис, но как, если пузо через ремень, а морда от пьянства похожа на испорченное тесто?
Лучший способ – опустить партнера, уговаривая выпить, расслабиться, отдохнуть, оттянуться, побалдеть, махнуть на работу рукой: всех денег не заберешь, и все такое. Для этого и самому можно выпить, а еще больше рассказывать, как вот вчера нажрался, не помню, кто и домой меня привел, вот гудели, так гудели – чуть хату не спалили!
А его сын, глядя на такого лихого папу, точно так же бунтует против правильности и упорядоченности мира. По-своему. На своем уровне. Сейчас гордится, что насрал в подъезде и побил стекла в телефонной будке, а подрастет, будет гордиться, что может бутылку водки из горла, что в театре ни разу в жизни, что пьет и по бабам, и плевать на какую-то печень, один раз живем, в могилу ничего не утащим, гуляй, Вася, жги боярское имение и эти проклятые книги, от них глаза портятся, ломай компьютеры, от них дуреют…
Коля спросил встревоженно:
– Володя, что-то ты весь потемнел. Зуб болит?
– Да, – пробормотал я, – зуб.
– На меня? – спросил он догадливо. – Не сдерживайся, дай в морду. Может, отойдет? Но лучше Светлане, больше удовольствия! Все-таки бить женщину – это класс. А ей все равно, она как из дерева.
Я покосился на Светлану, она печально улыбается, словно видит мои мысли. Что роднило ее с Каролиной, обе не любили все эти глупости, которые называются драгоценности: золото, камешки, дорогие висюльки в ушах или кольца на пальцах. Разве что Светлана работала над фигурой и внешностью, а Каролина предпочитала компьютер помощнее, экран пошире и с хорошим разрешением, новую аудиоаппаратуру. Единственное, что на ней было из украшений, это всегда самый стильный плеер, мобильник с фотокамерой, часы с множеством разных функций.
– А мне говорили, – сказал Коля грустно, – не откладывай на завтpа то, что можно выпить сегодня. Володя, если ты не будешь убивать время, оно убьет тебя. Начинать делать глупости нужно как можно раньше, тогда будет время их исправить, так что давай налью?.. Ну, как знаешь… Человек, любящий жизнь, не насилует ее своими мыслями. Он живет просто, безмятежно, как вот я.
Светлана поднялась, мы думали, что в туалет, но я слышал, как она прошла дальше в комнату, вышла на балкон, Линдочка ревниво потащилась за нею следом. Слышен был тихий смех Светланы, она уверяла моего сторожа, что ничего не сопрет, ничего не разобьет, все останется в целости. И что вообще Линдочка – молодец, хорошая, очень хорошая собачка.
Линдочка бурчала, я слышал в низком недовольном рыке недоверие. Она и Каролину приняла с большим недоверием, только через пару недель начала с нею играть, приносить мячик, а когда я задерживался с поздними заказами, влезала к ней на постель.
Коля кивнул им вслед.
– А ты знаешь, ее прочат в руководители шейпинг-клуба.
– Ого, – сказал я, – выходит в бизнес-леди?
– Да, – согласился он, вздохнул. – Нет равноправия полов: женщину, стремящуюся походить на мужчину, называют красиво – бизнес-леди, а мужчину, стремящегося походить на женщину, – просто пидаром.
– Это ты стараешься походить?
Он обиделся:
– Почему я? Такой прикол. Ты что, приколов не понимаешь?.. Без приколов жить скучно. Вообще вся жизнь – сплошной прикол. Только понимать надо, что живем в нем, и станет легче, на все махнешь рукой. Как можно к приколу относиться серьезно?.. Ладно, засиделись мы у тебя. Проводишь до метро?
– А что, вы не на машине?
– Зачем, когда ты возле метро?.. мы ж, чудак, специально к тебе ехали! А у тебя даже водки нет.
С огромной неохотой я вышел, устояв перед просьбой Светланы взять Линдочку, пусть, дескать, прокакается к ночи. В ночи ярко полыхают огни реклам, цветные световые слоганы, блестящие машины бесшумно проскакивают по асфальту дороги, послушно останавливаясь перед красным светом. Пешеходы, правда, на указания светофора плюют, все с детства усвоили: переходя улицу, посмотри направо, а потом налево – нет ли милиционера, а потом переходи. У нас это бунтарство против правил уже в крови, в костях.
На Светлану народ таращит глаза и даже оглядывается. Слишком хороша для нас с Колей. Рядом с нею выглядим дворняжками.
Коля засмотрелся на яркую рекламу ночного клуба напротив. Оттуда вываливаются подгулявшие мужички с яркими женщинами, их усаживают в лимузины, слышатся понимающие женские смешки, машины степенно выруливают на проезжую часть и уносятся по блестящему от разбрызганной воды шоссе.
– Хорошо живут, – вздохнул Коля. – А вот из Екатеринбурга поступило тревожное сообщение. Как сообщил корреспонденту первого телеканала пресс-секретарь мэрии, водки в городе осталось всего на два дня…
Светлана засмеялась, выходящие из ночного клуба к ней начали присматриваться.
– Ох, Светка, – сказал Коля, – как ты только одна ходишь поздно ночью… В городе столько озабоченных!
Она отмахнулась.
– Если попадется симпатичный, я его сама изнасилую. Но это если попадется. А так везде одни уроды.
Коля вздохнул печально.
– И уродам хочется тебя… потрогать. Город, увы, это огромное сообщество, в котором люди одиноки вместе.
Она покачала головой.
– Я не одинока. У меня мой фитнес-клуб! Он мне заменяет и семью, и родню… Ну ладно, ребята, вот подходит мой поезд!
Вдали на эстакаде зажглись огоньки, Светлана припустила к станции, нужно еще успеть проскочить через турникет и взбежать по лестнице, Коля заорал и помчался следом.
Обратно топаю быстро, автоматически придерживаясь правила «левой руки», то есть иду по правой стороне тротуара, пропуская незримых встречных пешеходов слева. Так, как будто у меня на левой руке щит, которым настороженно прикрываюсь от встречного, пропуская его слева, а в правой руке у меня обнаженный меч. Идущий настречу, понятно, тоже прикрывается щитом, а в другой руке держит меч.
Это правило, как уже понятно, стихийно возникло много тысяч лет тому, но сколько этого тупейшего быдла, что до сих пор не усвоили это правило и прут, вытаращив глаза перед собой, не важно, правая или левая сторона? Их толкают, пинают, а они ругаются, что вот какие пошли некультурные люди.
Повбывав бы!
Видимо, этот мусор останется в прошлом, немыслимо, чтобы и эти человеческие отбросы получили бессмертие или хотя бы действительное долголетие. Вот этим дебилам и надо проповедовать, что жить надо по-мужски: то есть пить, плясать и помереть как можно раньше. Лучше – от передозировки, это романтично. Или захлебнувшись блевотой при перепое, как мужественный и неустрашимый Аттила, бич народов, гроза и потрясатель Европы.
Вернувшись, пришлось выдержать стремительный натиск Линдочки, бедняжка ухитрилась встать на задние лапы, как пудель, и, подпрыгивая, старалась лизнуть в лицо. Я подхватил ее на руки, поцеловал, она трепыхалась в моих объятиях и уверяла, что чуть не умерла от горя, когда я бросил так надолго в пустой и ставшей сразу чужой квартире.
Полка с биодобавками забита, блестящие баночки и коробочки с яркими наклейками назойливо привлекают внимание, просятся в руки. Конечно, как говорит Светлана, можно вообще обойтись без эти препаратов, если жаждешь жить здоровой жизнью, отдалить старость. Таскать гантели, бегать хотя бы на беговой дорожке, соблюдать диету, правильно дышать, отказаться от всех вредных привычек вроде регулярных и бесцельных выпивонов, не переедать – все это даст солидную прибавку к жизни лет эдак на двадцать, а то и на сорок.
Конечно, это не спасет от рака, диабета, болезни Альцгеймера, но все-таки отдалит на десяток-другой лет. Словом, я смогу прожить сто лет. Так что если сейчас 2006-й, то, учитывая, что уже истратил из отпущенного мне срока четверть, помру в 2082-м. Правда, могу и не прожить ста лет, нет еще таких статистических данных, может быть, организм все-таки как-то взбунтуется и такого слишком «правильного» сам как-то угробит. Намного раньше.
Но если пользоваться добавками, то есть и обещанный шанс, что проживу намного дольше. Если не до самого бессмертия, то до продления жизни на очень долгие сроки. Правда, добавки – только обещание продления жизни. На самом деле никто ими еще не пользовался в течение жизни. Может быть, если попить с десяток лет, то умрешь от них в куда больших корчах, чем от рака?
Словом, большинство населения относится к биодобавкам с предубеждением, что и понятно. Я сам им не очень-то доверяю и не люблю, но они дают мне шанс выполнить то, что я задумал, потому буду принимать их столько, сколько нужно. И ничто меня не остановит.
– А тебе дать гормона роста? – спросил я. Линдочка повиляла хвостиком и сообщила преданным взглядом, что из моих рук съест все. – Правда, вырастешь со слона… С другой стороны, чем раньше начнешь, тем лучше…
Высыпал ей в мисочку горсть сухого корма и, пока она громыхала и звякала ею, подсел к компу. Судя по прессе, а теперь пресса – это Интернет, обычные новости на бумаге смотрят только старики, их уже не переделать, так вот Яндекс выдал, что за самую высокую продолжительность жизни спорят Швеция и Япония. Для меня существенно, что среднестатистический швед, доживающий до 84 лет, начал использовать добавки где-то лет в 60. Он и раньше бы рад, да тогда были только диеты да пробежки, теперь же со всеми средствами продления жизни двадцатипятилетний швед проживет все сто лет.
А где швед, там проживу и я. К тому же медицина каждый год открывает новые пути, дороги, тропки. Порой – рискованные. А порой – очень рискованные, зато обещающие очень много. Главное же в том, что окончательная победа над старением в самом деле если не близка, то ее можно рассмотреть и даже, если очень постараться, можно дотянуть до ее прихода. Те миллиардеры, которые прожигали сотни миллионов на покупках ненужных островов или картин Тициана, те сумасшедшие деньги теперь вложат в исследования по продлению жизни. В награду получат шанс дожить до бессмертия лично.
Когда чистил зубы на ночь, из десен снова начала сочиться кровь, на которую не обращаю внимания вот уже пару лет. Или больше, мужчины не очень-то обращают внимание на такую ерунду, как и не впадают в панику, когда увидят новую морщинку на харе или седой волос.
Я промыл щетку, сполоснул рот, зубы как зубы, трех уже нет, шесть с пломбами, что выпадают всякий раз, если начну жрать ириски или что-то подобное.
– Завтра, – сообщил я Линдочке, – тебе придется полдня побыть одной.
Она жалобно скульнула, а когда я лег и выключил свет, так долго сидела рядом и смотрела преданными любящими глазами, что я наконец спросил раздраженно:
– Ну что тебе?
Она скульнула снова.
– Этого делать нельзя, – сказал я зло, – не понимаешь?
Не понимаю, ответила она взглядом и вилянием хвостика. Ну вот не понимаю, хоть убей, почему нельзя. Разве я не замечательная, как ты говорил?
Я закрыл глаза, полежал, а когда открыл, она все так же сидит в темноте, как суслик, и смотрит мне в лицо.
– Ладно, – проворчал я, сдаваясь, – залезай! Но только сегодня.
Она моментально запрыгнула, прижалась к моей спине, засопела в ухо. Слезы навернулись на глаза сами по себе, я старался сдержать рыдания. Линдочка тяжело вздыхала, пару раз лизнула за ухом, сладко засопела. Очень медленно горечь отступила, я провалился в тяжелый сон.
2007 год, 15 сентября
Сегодня со страхом заметил, начали отслаиваться ногти. Одно время расслаивались, но теперь куда хуже: отделяются, как крылья жука. Сперва по углам возникли широкие карманы, куда забивается грязь, я попробовал привычно почистить зубочисткой, с неудовольствием обнаружил, что карманы гораздо глубже. И вообще пустоту делает сама зубочистка, ноготь охотно отделяется от мякоти при самом легком усилии.
Поспешно начал глотать желатиновые капсулы, удвоил поступление кремния и магния, они вроде бы усиливают, добавляют, укрепляют и все такое, но что случилось, то случилось: отслоенное не вернешь, пришлось обращаться с руками крайне осторожно, пальцами двигал, словно они из хрупких сосулек. Модница так не бережет свеженакрашенные лаком ногти, как берег их я.
Два месяца я подгонял взглядом рост ногтей, очень осторожно срезал, панически страшась повредить еще больше, наконец пошли уже здоровые ногти, приросли так, что оторвать можно только с мясом. Как, впрочем, и должны.
Закончилось с ногтями, но не успел перевести дух, как однажды среди ночи проснулся от того, что остервенело скребусь ногтями, будто собираюсь разорвать грудь, как сделал некогда Данко. Зудит все тело, а во сне я ухитрился расцарапать грудь до крови. Сам виноват, не читаю о противопоказаниях и побочных реакциях, но кто из нас дочитывает инструкции до конца? Абсолютное большинство вообще в них не заглядывает, это пусть немцы все по уставу и инструкциям, а мы… лучше уж потом почешем затылки. Да и не только затылки.
В зеркале отразилась вспухшая красная, как луна перед грозой, морда, багровые царапины на груди, засохшая кровь. Хороший у меня сон, не проснулся, хотя разодрал почти до мяса. Надо, кстати, ногти постричь, а то по деревьям можно лазить, как медведю за медом.
Поспешно начал глотать желатиновые капсулы, удвоил поступление кремния и магния, они вроде бы усиливают, добавляют, укрепляют и все такое, но что случилось, то случилось: отслоенное не вернешь, пришлось обращаться с руками крайне осторожно, пальцами двигал, словно они из хрупких сосулек. Модница так не бережет свеженакрашенные лаком ногти, как берег их я.
Два месяца я подгонял взглядом рост ногтей, очень осторожно срезал, панически страшась повредить еще больше, наконец пошли уже здоровые ногти, приросли так, что оторвать можно только с мясом. Как, впрочем, и должны.
Закончилось с ногтями, но не успел перевести дух, как однажды среди ночи проснулся от того, что остервенело скребусь ногтями, будто собираюсь разорвать грудь, как сделал некогда Данко. Зудит все тело, а во сне я ухитрился расцарапать грудь до крови. Сам виноват, не читаю о противопоказаниях и побочных реакциях, но кто из нас дочитывает инструкции до конца? Абсолютное большинство вообще в них не заглядывает, это пусть немцы все по уставу и инструкциям, а мы… лучше уж потом почешем затылки. Да и не только затылки.
В зеркале отразилась вспухшая красная, как луна перед грозой, морда, багровые царапины на груди, засохшая кровь. Хороший у меня сон, не проснулся, хотя разодрал почти до мяса. Надо, кстати, ногти постричь, а то по деревьям можно лазить, как медведю за медом.
2007 год, 1 декабря
Анализы дали тревожную картину, но я выслушал, не дрогнув. В моем организме в самом деле такое творится, что все медицинские приборы зашкаливает. Я пытаюсь изменить биохимию организма, но он – гомеостат, потому стремится вернуться к исходному положению. Какие-то препараты поспешно выводит, какие-то расщепляет на составные и часть усваивает, как безвредные вещества, часть выводит через почки, нагружая их так, что моча темнее пива.
Гораздо тревожнее, что в печени и в желудке обнаружились новообразования. Этим эвфемизмом врачи начали заменять пугающее слово «опухоль», как в свое время безобидным словом «опухоль» заменили слово «рак», от которого мурашки по коже. Новообразования пока невелики, можно понаблюдать, но если между ними есть связь, то…
Врач умолк, не все можно брякать пациенту, но умному достаточно, а здесь и не умному ясно, что прозрачно намекивают на метастазы. Медлить нельзя, я пошел, даже ринулся на дополнительные анализы и обследования. На увеличенных снимках опухоль в печени видна отчетливо, еще больше – на стенке желудка.
– Чем это грозит? – спросил я.
– Пока только начинается перерождение доброкачественной опухоли в злокачественную, – ответил врач. – Рекомендуем интенсивную химиотерапию. У вас организм здоровый, сеансов пять выдержите, а за это время уберем эту гадость без следа. Нужно будет только в течение пяти лет раз в год проходить обследование.
– Последствия?
Он сдвинул плечами.
– Волосы вылезут, потенция упадет, еще какие-то мелочи, но о них ли думать, если на карте жизнь?
– А что насчет операции?
Он снова пожал плечами.
– Пока нет ясных показаний. А у нас и так очередь на операционный стол.
– А за отдельную плату?
Он покачал головой.
– У нас с этим строго. Вам проще обратиться в частную клинику. Но, предупреждаю, это очень большие расходы.
– Спасибо, – сказал я.
Да, судя по моей одежде, не скажешь, что я уже из обеспеченного класса и зарабатываю вполне достаточно, чтобы скопить на покупку приличного особнячка в элитном районе. В самом деле, как говорит шеф, надо сменить имидж. Хотя бы костюм заказать от Версаче, а то вечно в потертых джинсах, словно подсобный рабочий.
В частной клинике все по высшему разряду, по кабинетам бродить не пришлось, провели под ручки всего в два, нужные снимки сделали за пару минут, предъявили, все показали и объяснили, после чего дали время для решения.
– Желудок оперируем, – сказал я, – за печенью… пока последим.
И опять никаких вопросов или уговоров: если клиент платит, он всегда прав. На следующий день меня промыли так, что чувствовал себя пустой шкурой, уложили на стол и очень тонкими иглами, таких никогда не видел, ввели обезболивающее. Я попросил разрешения наблюдать за процессом операции, и зеркало над операционном столом чуть сдвинули, чтобы я не пропустил ничего забавного.
Я бодрился, но в груди пусто и холодно. Жил бы, как все, никаких бы опухолей, никаких затемнений, изменений, диспропорции, нарушения функций. Добавки, все добавки…
Скальпель вспарывает брюхо с неприятным треском. Хирург сосредоточен на операции, но одна из медсестер постоянно поглядывает на мое лицо, спросила торопливо:
– Может быть, все-таки зеркало закрыть?
– Не… надо… – прохрипел я.
– Зрелище, – сказала она жалостливо, – не для слабонервных…
– Я не слабый…
– Завидую, я бы не смогла!
Я ощутил себя чуть бодрее. Приятно видеть еще более слабых и трусливых. И не важно, что может просто прикидываться трусливой, чтобы я чувствовал себя могучим и отважным, все равно приятно.
– Что делать, – ответил я чуть увереннее, – надо привыкать. Это будет первая, но не последняя…
Она спросила:
– Почему?.. У нас прекрасные хирурги. Все будет хорошо.
– Да, – ответил я, – но операций будет еще много.
Судя по ее лицу, подумала про пластические операции, какие еще могут быть, человек с вырезанным куском желудка так же здоров, как и все остальные, разве что лишен возможности обжираться на званых приемах, где на халяву можно набить брюхо на неделю вперед. Но это поначалу, потом желудок растянется, и снова можно в три горла, это же одна из трех главнейших радостей жизни!
Живот вскрыли, жуткое зрелище, никогда бы не подумал, что во мне столько требухи и кишок. Вообще-то знал, но знать одно, подумать – другое, я всматривался, как все это выглядит, чтобы потом, когда буду вгонять во все эти митохондрии кремний и магний, представлял себе, что это такое, как выглядит и как должно измениться под воздействием. Да, под воздействием.
Гораздо тревожнее, что в печени и в желудке обнаружились новообразования. Этим эвфемизмом врачи начали заменять пугающее слово «опухоль», как в свое время безобидным словом «опухоль» заменили слово «рак», от которого мурашки по коже. Новообразования пока невелики, можно понаблюдать, но если между ними есть связь, то…
Врач умолк, не все можно брякать пациенту, но умному достаточно, а здесь и не умному ясно, что прозрачно намекивают на метастазы. Медлить нельзя, я пошел, даже ринулся на дополнительные анализы и обследования. На увеличенных снимках опухоль в печени видна отчетливо, еще больше – на стенке желудка.
– Чем это грозит? – спросил я.
– Пока только начинается перерождение доброкачественной опухоли в злокачественную, – ответил врач. – Рекомендуем интенсивную химиотерапию. У вас организм здоровый, сеансов пять выдержите, а за это время уберем эту гадость без следа. Нужно будет только в течение пяти лет раз в год проходить обследование.
– Последствия?
Он сдвинул плечами.
– Волосы вылезут, потенция упадет, еще какие-то мелочи, но о них ли думать, если на карте жизнь?
– А что насчет операции?
Он снова пожал плечами.
– Пока нет ясных показаний. А у нас и так очередь на операционный стол.
– А за отдельную плату?
Он покачал головой.
– У нас с этим строго. Вам проще обратиться в частную клинику. Но, предупреждаю, это очень большие расходы.
– Спасибо, – сказал я.
Да, судя по моей одежде, не скажешь, что я уже из обеспеченного класса и зарабатываю вполне достаточно, чтобы скопить на покупку приличного особнячка в элитном районе. В самом деле, как говорит шеф, надо сменить имидж. Хотя бы костюм заказать от Версаче, а то вечно в потертых джинсах, словно подсобный рабочий.
В частной клинике все по высшему разряду, по кабинетам бродить не пришлось, провели под ручки всего в два, нужные снимки сделали за пару минут, предъявили, все показали и объяснили, после чего дали время для решения.
– Желудок оперируем, – сказал я, – за печенью… пока последим.
И опять никаких вопросов или уговоров: если клиент платит, он всегда прав. На следующий день меня промыли так, что чувствовал себя пустой шкурой, уложили на стол и очень тонкими иглами, таких никогда не видел, ввели обезболивающее. Я попросил разрешения наблюдать за процессом операции, и зеркало над операционном столом чуть сдвинули, чтобы я не пропустил ничего забавного.
Я бодрился, но в груди пусто и холодно. Жил бы, как все, никаких бы опухолей, никаких затемнений, изменений, диспропорции, нарушения функций. Добавки, все добавки…
Скальпель вспарывает брюхо с неприятным треском. Хирург сосредоточен на операции, но одна из медсестер постоянно поглядывает на мое лицо, спросила торопливо:
– Может быть, все-таки зеркало закрыть?
– Не… надо… – прохрипел я.
– Зрелище, – сказала она жалостливо, – не для слабонервных…
– Я не слабый…
– Завидую, я бы не смогла!
Я ощутил себя чуть бодрее. Приятно видеть еще более слабых и трусливых. И не важно, что может просто прикидываться трусливой, чтобы я чувствовал себя могучим и отважным, все равно приятно.
– Что делать, – ответил я чуть увереннее, – надо привыкать. Это будет первая, но не последняя…
Она спросила:
– Почему?.. У нас прекрасные хирурги. Все будет хорошо.
– Да, – ответил я, – но операций будет еще много.
Судя по ее лицу, подумала про пластические операции, какие еще могут быть, человек с вырезанным куском желудка так же здоров, как и все остальные, разве что лишен возможности обжираться на званых приемах, где на халяву можно набить брюхо на неделю вперед. Но это поначалу, потом желудок растянется, и снова можно в три горла, это же одна из трех главнейших радостей жизни!
Живот вскрыли, жуткое зрелище, никогда бы не подумал, что во мне столько требухи и кишок. Вообще-то знал, но знать одно, подумать – другое, я всматривался, как все это выглядит, чтобы потом, когда буду вгонять во все эти митохондрии кремний и магний, представлял себе, что это такое, как выглядит и как должно измениться под воздействием. Да, под воздействием.
2007-й, 15 декабря
Прекрасная новость под конец этого года, 2007-го: начались работы над новым типом диска, который будет вмещать по меньшей мере полтора терабайта. Это даже не хард, а обычная лазерка! Народ только начал переходить с сюдюков на дивидюки, а на лазерных дисках, которые поступят в продажу уже в 2010-м, будет помещаться по 300—500 нынешних дивидишек. Про сидюки к тому времени вообще забудут, как про каменные топоры.
И еще одна многозначащая деталь: в Intel оптимистически заявили, что в 2010-м они создадут настолько производительный процессор, который будет эквивалентен быстродействию мозга шмеля!
Все лекарства и окололекарства делятся на четыре группы, A, B, C, D. В первую входят все те, что проверены во всех странах и ведущих клиниках, везде получены точные результаты, что позволяют с уверенностью рекомендовать к применению. Во вторую входят лекарства, апробированные в одной стране, но пока не проверенные в других. В третью входят те, что получены в какой-то лаборатории и прошли испытания в небольшой клинике на небольшой группе пациентов, но данных по которым еще нет. Ну, а в четвертую группу входят все непроверенное, но в принципе могущее как-то, возможно, в какие-то случаях помочь при определенных обстоятельствах, однако данные клинических испытаний отсутствуют абсолютно.
Так вот БАДы принадлежат именно к четвертой группе.
И еще одна многозначащая деталь: в Intel оптимистически заявили, что в 2010-м они создадут настолько производительный процессор, который будет эквивалентен быстродействию мозга шмеля!
Все лекарства и окололекарства делятся на четыре группы, A, B, C, D. В первую входят все те, что проверены во всех странах и ведущих клиниках, везде получены точные результаты, что позволяют с уверенностью рекомендовать к применению. Во вторую входят лекарства, апробированные в одной стране, но пока не проверенные в других. В третью входят те, что получены в какой-то лаборатории и прошли испытания в небольшой клинике на небольшой группе пациентов, но данных по которым еще нет. Ну, а в четвертую группу входят все непроверенное, но в принципе могущее как-то, возможно, в какие-то случаях помочь при определенных обстоятельствах, однако данные клинических испытаний отсутствуют абсолютно.
Так вот БАДы принадлежат именно к четвертой группе.
2007 год, 20 декабря
В вагоне метро, стоя, рассматриваю с насмешкой всех, кто бросается к освобождающемуся месту и поспешно всаживает задницу в щель между такими же задницами. Почему? Неужели изнемогают от усталости? Нет, парни молодые. Но свободное место на лавке – это же возможность «занять место» и не дать его занять другому. Да, соль именно в этом. Не дать другому. Опередить. Это как будто успеть раньше занять какую-то важную вакансию.
Я уступил место женщине, достаточно еще молодой, чему она несказанно удивилась. И все время посматривала на меня в нетерпеливом ожидании, когда же начну клеиться, не мог же я уступить место «за так».
По эскалатору бежал вниз, а вверх поднимался быстрым шагом, в то же время молодые парни, едва ступив на эскалатор, застывали, чтобы не сделать лишнего усилия, не шагнуть, ведь лента все равно принесет их к месту.
Это как раз те, которым всю жизнь копаться в дерьме. Сейчас это подростки и молодые мужчины, но пройдут годы, и они, вот эти берегущие усилия, страшащиеся, чтобы не переработаться, так и будут копаться в дерьме до старости. Именно потому, что страшатся переработаться. Именно потому, что боятся сделать лишнее усилие.
Да, им копаться в дерьме, и умрут в дерьме… те, кто еще раньше не сопьется, не умрет от передозировки, кого не убьют собутыльники за стакан водки. Вот они и не входят в «золотой миллиард». Именно потому и не входят, что страшатся перетрудиться.
И, честно говоря, вот такое я чудовище, мне ничуть не жалко будет оставить их в прошлом. Оставить умирать. Правда, не от чумы или оспы, а от старости.
Я уступил место женщине, достаточно еще молодой, чему она несказанно удивилась. И все время посматривала на меня в нетерпеливом ожидании, когда же начну клеиться, не мог же я уступить место «за так».
По эскалатору бежал вниз, а вверх поднимался быстрым шагом, в то же время молодые парни, едва ступив на эскалатор, застывали, чтобы не сделать лишнего усилия, не шагнуть, ведь лента все равно принесет их к месту.
Это как раз те, которым всю жизнь копаться в дерьме. Сейчас это подростки и молодые мужчины, но пройдут годы, и они, вот эти берегущие усилия, страшащиеся, чтобы не переработаться, так и будут копаться в дерьме до старости. Именно потому, что страшатся переработаться. Именно потому, что боятся сделать лишнее усилие.
Да, им копаться в дерьме, и умрут в дерьме… те, кто еще раньше не сопьется, не умрет от передозировки, кого не убьют собутыльники за стакан водки. Вот они и не входят в «золотой миллиард». Именно потому и не входят, что страшатся перетрудиться.
И, честно говоря, вот такое я чудовище, мне ничуть не жалко будет оставить их в прошлом. Оставить умирать. Правда, не от чумы или оспы, а от старости.
2008 год
Сегодня снова был на медобследовании. Врач с ленивым любопытством выслушал о биодобавках, поинтересовался, а на кой хрен мне все это надо. Сравнительно здоров, а чего еще, вот вся Россия больная – и ничего, пьет, гуляет, в ус не дует. Я заискивающе пояснил, что в моем роду все вообще-то постоянно болели и рано умирали, потому мне хотелось бы, как бы сказать, пожить хотя бы чуточку дольше родителей… и не начинать страдать от всяких артритов и воспалений желчных пузырей, начиная с сорока, а то и тридцати лет.
Он пожал плечами, послал на анализы. Пришлось приходить рано утром натощак, крови нацедили столько, что ощутил легкость в голове, как у Хлестакова. Когда через три дня пришел за результатом, оказалось, что не сделали самый главный, на онкологию. Медсестра обиженно пожала плечами: на онкологию, оказывается, сдают в отдельную пробирку, которую отправляют совсем в другую клинику, а здесь на месте такие анализы не проводят. Да и на каждый вид рака – отдельный анализ, а их столько – вы разоритесь, да и зачем вам это…
Злой, я же именно за этим анализом и пришел, я дал нацедить из себя снова крови, прошла еще неделя, а когда наконец пришел к терапевту, он долго рассматривал снимки, листки с анализами.
– В целом, – проговорил задумчиво, – очень даже хорошо… Вот только это затемнение в печени… гм… лучше все-таки пройти повторные анализы…
Я воскликнул:
– Повторные? Да я от этих едва не загнулся!
Он сказал успокаивающе:
– Да теперь все будет просто. Нужно посмотреть только вот это место повнимательнее. Это не займет времени. И кровь из вас цедить не будут.
Все еще сомневаясь, я пошел на повторный. Анализы, просвечивание, глотал всякую гадость и снова становился, ложился, принимал разные позы перед просвечивающими меня насквозь аппаратами.
Врачи совещались, на меня поглядывали осторожно, говорили шепотом. Наконец вынесли вердикт, что в моем организме пока еще нет злокачественных образований, но слишком много опухолей, которых просто не должно быть у двадцатишестилетнего парня.
Дескать, чем я загнал свой организм, как безжалостный всадник лошадь. И если так буду продолжать, то…
Он пожал плечами, послал на анализы. Пришлось приходить рано утром натощак, крови нацедили столько, что ощутил легкость в голове, как у Хлестакова. Когда через три дня пришел за результатом, оказалось, что не сделали самый главный, на онкологию. Медсестра обиженно пожала плечами: на онкологию, оказывается, сдают в отдельную пробирку, которую отправляют совсем в другую клинику, а здесь на месте такие анализы не проводят. Да и на каждый вид рака – отдельный анализ, а их столько – вы разоритесь, да и зачем вам это…
Злой, я же именно за этим анализом и пришел, я дал нацедить из себя снова крови, прошла еще неделя, а когда наконец пришел к терапевту, он долго рассматривал снимки, листки с анализами.
– В целом, – проговорил задумчиво, – очень даже хорошо… Вот только это затемнение в печени… гм… лучше все-таки пройти повторные анализы…
Я воскликнул:
– Повторные? Да я от этих едва не загнулся!
Он сказал успокаивающе:
– Да теперь все будет просто. Нужно посмотреть только вот это место повнимательнее. Это не займет времени. И кровь из вас цедить не будут.
Все еще сомневаясь, я пошел на повторный. Анализы, просвечивание, глотал всякую гадость и снова становился, ложился, принимал разные позы перед просвечивающими меня насквозь аппаратами.
Врачи совещались, на меня поглядывали осторожно, говорили шепотом. Наконец вынесли вердикт, что в моем организме пока еще нет злокачественных образований, но слишком много опухолей, которых просто не должно быть у двадцатишестилетнего парня.
Дескать, чем я загнал свой организм, как безжалостный всадник лошадь. И если так буду продолжать, то…
2009 год
Чуть ли не каждый день просыпаюсь со страшной мыслью, что у меня рак. Хуже всего то, что он у меня в самом деле. Помню, еще тогда, в ту страшную ночь, читал, что рак почти у каждого взрослого человека, но сейчас пока что раковые клетки только группируются, образовывают крохотные узлы, которые через несколько лет дадут метастазы, и тогда уже не спастись никакими силами.