Влад открыл глаза, мгновенно охватил всю картину рассвета. Поляна еще в тени, от земли тянет могильным холодом, в стороне на огромных листьях блестят водяные шары: одни с кулак, другие – в полный рост человека. Маленькие – круглые, а гиганты – сплющенные собственной тяжестью. Воздух быстро прогревается, над шарами неспешно, а потом все быстрее завихрились полупрозрачные струйки, шары пошли рябью, с поверхности на глазах отрываются клочья, взлетают, превращаются в мелкий водяной пар, исчезающий тут же.
Деревья словно раздвинулись, из полутемного леса, как огромный валун, падающий с горы, вынесся могучий дим. Лист, под которым он пробежал, дрогнул. Два большущих шара покатились по зеленому, расчерченному клетками полю. На месте их ночной стоянки остались белесые пятна, зато на листе, покрытом, как воском, тонкой пленкой, не осталось и следа. На Головастике, сытом и блистающем доспехами, сидел Хоша, весело стрекотал, подпрыгивал, пытаясь поскорее ощутить утреннее солнце.
Влад сбросил маскировочную сеть со спящих, его глаза невольно повернулись в сторону женщины. Из-за невидимых вершин мегадеревьев сорвался первый луч солнца, у Влада на миг остановилось дыхание. Яркий луч просветил Касю насквозь, ибо распахнутый на груди комбинезон сполз до пояса. Стало видно ярко окрашенное сердце, что едва пульсирует, замороженное ночным холодом, рядом тонет в белой пене трахей тонкая легочная трубка. Ниже сыто шевелится коричневая туша печени, голубеют продолговатые почки, красиво изогнулись тонкие трубки кишок, а желудок сморщился, совсем плоский, жалобный.
Влад нахмурился, стряхивая наваждение. Даже перевел взгляд на родных Головастика и Хошу, прогнал через легкие воздух, очищая мозг, толкнул ногой Глеба. Тот вздрогнул, открыл глаза.
– Накорми женщину, – велел Влад.
– Да-да, – сказал Глеб торопливо. – Что с Ковальским?
– Пусть спит, – бросил Влад. – Накорми женщину!
Ковальского Глеб вытащил из тени в последний момент, когда грузились на дима. Ян был холодный как льдинка, ночное оцепенение остановило боль и нагноение. Влад прикрепил раненого к широкой спине липучками, закрепил ноги себе и Касе. Она опасливо посматривала на редкие волоски, что совсем некстати торчали из плотной брони ксеркса. Ей померещилась прыгнувшая искорка электрического заряда, пахнуло озоном, но варвар уже хлопнул зверя по массивной голове, мир качнулся, и деревья помчались навстречу. Кася забыла о странных волосках, сжалась, напоминая себе шепотом, что до спасительной Станции всего несколько часов бега через страшные джунгли. Надо перетерпеть, выжить эти часы, уцелеть.
Глеб бросал взгляды по сторонам, чаще всего нависая над Ковальским, посматривал на блестящую спину Влада. Рядом с ним сидело маленькое чудовище, такое же неподвижное, так же всматривалось в выныривающие из стены Тумана зеленые деревья, камни, сверкающие кристаллы. В низинах еще лежали на листьях блистающие шары. Самые крупные из них ксеркс обходил, опасаясь прилипнуть, мелкие быстро выпивал, секции абдомена заметно выдвигались. Два водяных шара Влад упрятал в бурдюк. Вскоре такие остановки прекратились – солнце нагрело почву, и водяные шары, похожие на исполинские жемчужины, встречаться перестали.
Воздух уже пронизывал неумолчный гвалт, треск, писк, рев, грохот. Поплыли сцепленные в пахучие цветные шары комочки цветочной пыльцы. Глеб не успел увернуться, пришлось в расплату за ротозейство долго собирать с лица налипшую сладость. В довершение ко всему сверху раздалось мощное гудение, на него бросился огромный крылатый зверь, явно обознался. Глеб не знал уж, за кого его приняли, торопливо очистился от сладкой пыльцы, лег, прижимаясь к толстым склеритам, под которыми слышал, как мощно стучит сердце, едва слышно шелестят, протискиваясь через межклеточные стенки, кровь и лимфа.
Вдруг из зарослей бросился кто-то огромный, жесткий. Глеб ощутил сильный удар по спине, скрипнула ткань комбинезона, протестующе взвизгнул Хоша, затем все стихло. Он приподнялся, огляделся. Влад сидел в той же позе, невозмутимо глядя вперед, рядом устраивался Хоша, гребень на спине медленно опадал, а короткие сяжки перестали дрожать, замерли. Кася мелко-мелко тряслась, закрыв глаза и прижимаясь к дикарю. Ее руки были обвиты вокруг его пояса. Спрашивать у нее Глеб не стал, она могла не раскрывать глаз с момента старта.
На комбинезоне на уровне лопаток обнаружил две полоски быстро высыхающей слюны. Зверь прыгнул с дерева, пытаясь вонзить жвалы, но ткань выдержала. Глеб ощутил холодок страха: а если бы хищник сжал жвалами? Руку, ногу или голову? В чем-то просчитались дизайнеры, уверяя, что окраска комбинезонов отпугнет любого зверя.
Он с завистью покосился на широкие плечи Влада. Тот в своем мире, для него нет ужаса, когда из-за каждого листа провожают глазами звери впятеро, а то и в десятки раз крупнее. Он не делает ежедневно прививки от заразных болезней, солнечной радиации, распыленных ядов – животных и растительных, не делает уколы, поддерживая водно-солевой обмен, концентрацию ионов в крови!..
ГЛАВА 5
Ксеркс бежал ровно, изредка делая остановки. Иначе, как помнил Глеб, муравьи передвигаться вообще не могут. А селекция этих варваров вряд ли смогла изменить генетическую программу поведения, вшитую намертво в ганглии.
Убаюканный мелькающими пятнами зелени, он чуть расслабил напряженные мышцы, начал вспоминать, как все просто, честно и наивно начиналось. Прошло больше ста лет после открытия принципа «вышибания лишних клеток», как окрестили бойкие журналисты, хотя на самом деле процесс был иной, куда сложнее, но все было по крайней мере предсказуемо. Глеб всегда умилялся, глядя в старых кинолентах на первопроходцев Малого Мира – так вначале называли Мегамир. С каким энтузиазмом говорили они о неисчислимых богатствах заново открываемой планеты! А сколько для уменьшившихся людей в мире насекомых мяса, зерна, редких металлов, нефти? Обещали излечение от всех болезней, анабиоз, почти бессмертие!..
Поначалу шли крохотными шажками: две тысячи тридцать девятый – первый выход в Мегамир, две тысячи сорок первый – организация научной станции, две тысячи сорок третий – выход за пределы Полигона… Но уже через пятьдесят лет из одной из станций, их насчитывалось тогда две сотни, ушла в Лес Кристина Сидорова. Не погибла в Лесу, как изредка случалось, а ушла добровольно, оставив записку. Социологи возопили, они-де давно предупреждали, что даже при самых строжайших проверках и допусках обязательно найдутся желающие… Даже удивились, когда в две тысячи сто седьмом году ушла первая организованная группа, предсказывали на шесть лет раньше.
Еще через восемь лет правительство стран передало право на строительство переходных камер частным фирмам. Конечно, обязывались держать полнейший контроль над рассеянием микролюдей, однако… Уходили парами, уходили семьями. Реже – группками. Основывали новые племена, искали пути к Правде, Истине, Богу, Мандре, Исконности, Маниту, Брахме… Выжили единицы, остальные гибли или деградировали до уровня животных. В две тысячи сто двадцатом году одна из станций установила радиосвязь с «независимым городом-государством». Через двенадцать лет – с сотым.
В Мегамире не было жесткого ограничения на количество детей: не обозначенного на бумаге, но реально существующего. В Старом Свете семья со средним достатком не в состоянии даже просто прокормить десяток детей, не говоря уже о дорогостоящей одежде, обуви и прочем. Более того, после того как развивающиеся страны окунулись в «общепризнанные ценности», они тоже перешли к системе «айн киндер», и рождаемость на планете начала неуклонно и довольно быстро падать. Из десяти миллиардов населения стало сперва девять, потом восемь, сейчас – семь, но еще неизвестно, на какой цифре процесс убывания населения стабилизируется. И стабилизируется ли вообще.
Зато в Мегамире… Когда одной ягодой земляники можно накормить целое племя, то на ягодное поле сперва смотришь с тоской: добро пропадает, и привыкаешь не скоро, когда горы мяса ходят мимо жилища, которых не нужно ни пасти, ни разводить… эх!
Но главное, что в Старом Свете все уже окаменело, все железобетонно, все идеи устоялись, а все новое воспринимается в штыки. Любая нестандартная идея выглядит как покушение на устои общества. А здесь никому ничего не нужно доказывать, оправдываться, объяснять. Просто ушел подальше в Лес, нарожал детей и с чистого листа учишь их, как жить правильно. Сравнивать им не с кем. Диссиденты исключены в принципе…
Так что неожиданно и срочно потребовался огромный отряд географов. Брали даже студентов младших курсов. Заново составлялись карты географические, гидрологические, климатические, тектонические и прочие-прочие. За основу брались карты Старого Мира, но приходилось увеличивать в тысячи раз. Вскоре уже не десятки – сотни, а потом и тысячи географов занимались составлением новых карт. Новая планета оказалась неимоверно огромной, даже больше, чем если бы оказалась с Солнечную систему.
Глеб возглавлял группу географов-этнографов. Так значилось в дипломах, хотя злые языки говорили, что составляют политическую карту мира. Сегодня наносят на карту местонахождение племен, в будущем будут уточняться границы между ними!
Границ пока что не существовало: племена отстояли друг от друга настолько далеко, что даже в странствиях не подозревали друг о друге, но ведь племена стремительно множатся, разрастаются, превращаются в народности, народы. Еще шажок – возникнут новые нации!
Не все новые племена принимали географов. Даже на контакты соглашались немногие. Особенно непросто бывало с кочевниками. Для них у географов имелся целый ряд механических микробов, то есть микроскопических роботов. Незаметно внедряли в посуду, цепляли к одежде, оружию. Конечно, посуда билась, одежда изнашивалась, оружие ломалось… Когда из десяти сигналов оставались один-два, к племени снова вылетали на орнитоптере географы, везли подарки. Неприятно пораженный вождь с кислой миной принимал подарки, угощал, а втихомолку клялся, что на этот раз так запутают следы, что не только мягкотелые – сами боги не отыщут!
Потерь племен почти не было. Если не считать первых контактов, когда микробов помещали в подарки. Вождь Ааааа додумался выбросить их в ближайшее болото, а демографы в статистическом Центре нанесли на карту племя, внезапно перешедшее к оседлому образу жизни. Так потеряли еще ряд племен, пока на вооружение не пришли микробы нового поколения, что передавали даже картины.
В прошлый рейд Глеб Дубов нанес на карту племя Экстрасенсов. Название гордое, грозное, обещающее, но взятое авансом. Каких-либо «экстра» еще не обнаружили, а то, чем похвалялись, легко объяснялось ортодоксальной наукой. Конечно, ряд племен бродяжников, давно оторванных от цивилизации, обнаружили повышенную чувствительность, изменился диапазон звуков, но ведь даже в Старом Мире знают о бабочках, что находят друг друга по запаху за два-три километра!
Но фанатики парапсихологии, конечно же, находили все то, что так тщетно искали в Старом Свете. Многие уже видели НЛО соответствующих размеров, обнаруживали на подмосковных лужайках остатки древнейших цивилизаций, наскальные рисунки с изображением инопланетян…
Если в Старом Мире чудаки пробовали говорить с дельфинами, они-де мудрее людей, только стесняются, то здесь набор оказался неизмеримо больше: муравьи, термиты, пчелы, осы… Одни установили контакты с тлями, другие частично дешифровали язык богомолов – удивительных существ, с проблесками высочайшего интеллекта, безусловно деградировавших потомков звездонавтов из другой метагалактики…
Маги и сатанисты обнаружили, что здесь легче проникать в потусторонний мир, нашли духов и призраков – таких же по величине, йоги открыли для себя богатые возможности, поспешили объявить, что йоги высших рангов и раньше посещали Мегамир, есть упоминания в древних книгах…
В первое столетие в Мегамир через переходные камеры пропускали лучших из лучших. Отправка каждого обходилась в два-три миллиона долларов, или полмиллиона червонцев, не до слесарей или плотников – доктора наук, лауреаты, академики сами слесарили, паяли, подметали. Но когда со станции К-24 бежали супруги Полянские, то социологи были единодушны: получится в Лесу или не получится Великая Польша «от можа и до можа» – вопрос спорный, но племя дикарей возникнет точно, если не погибнут. Лауреатство и членство в иностранных академиях не спасет детей этих блестящих кристаллооргаников от одичания. Внуки будут знать еще меньше, а правнуки?
Дубов смотрел на спину Влада. Этот вовсе из племени, которое не нанесено на карты! Правительства Земли стремятся держать жесткий контроль над станциями, но их слишком много, даже среди проверенных и перепроверенных людей бывают срывы. Двадцать лет работает человек как машина, все поступки можно вычислить наперед, но вдруг бросает все, уходит в Лес «жить простой натуральной жизнью». Ладно, у нас свобода выбора, но детей своих, рожденных уже в Лесу, зачем лишать такой свободы? О Старом Мире знают только то, что скажет и как скажет отец. Если скажет вовсе!
К какому все-таки племени принадлежит Влад?
Ксеркс внезапно остановился. Да, в том мире и сам ксеркс не остановился бы так резко: собственная масса протащит вперед, а тормозной путь зависит не только от скорости, но и от массы. К счастью, в добром Старом Мире не могут существовать такие громадные муравьи с их трахейным дыханием.
Глеб спрыгнул вслед за Владом, снял Ковальского. Тот открыл глаза, растянул губы в слабой улыбке. Дубов сказал торопливо:
– Через два часа будем на Станции!.. Потерпи. Наш проводник дает отдых своему шестиногому… топтеру.
Ян опустил веки, лицо расслабилось. Кася спрыгнула, стараясь оказаться как можно дальше от страшного зверя. Ее едва не унесло за деревья. Ксеркс провел сяжками по бронеспине, проверяя, не осталось ли кого, стремглав умчался в заросли.
Варвар неуловимым прыжком, почти не отталкиваясь, взвился над землей. В руках блестел арбалет, ноги точно опустились на край верхнего листа дерева. Покачиваясь, он держал равновесие, осматривался, окруженный танцующими цветными точками спор, пыльцы и неотличимых от них бактов, так же легко спрыгнул. Арбалет все время держал наготове, Глеб видел напруженные мышцы, готовые в любой миг высвободить жуткую энергию.
Воздушные течения чуть снесли в сторону, но опустился на обе ступни он так же устойчиво, не качнулся. Лицо было неподвижным, крупные глаза эльфа смотрели совсем не по-эльфячьи холодно и пристально.
– У нас кончилась вода, – сказал Глеб пересохшим голосом. – Ты… чем пополняешь потери?
Влад взмахнул левой рукой, держа арбалет в правой. В толстом стволе дерева рядом с Глебом треснуло. Зеленую кору начало разворачивать внутренним давлением скопившегося сока. Выступил шарик, быстро раздулся, заблестел под солнцем. Глеб поспешно припал ртом. Похоже, корни дерева опускаются глубоко, осмотическое давление гонит вверх воду чистую, восхитительно прохладную, взбадривающую.
– Кася! – крикнул он, оторвавшись с великим трудом, когда отяжелело все тело. – Видишь, как просто? Захвати фляги.
Кася принесла посуду, на которую Влад посмотрел с глубоким презрением, буркнула, отводя взгляд:
– В прошлый раз я тоже так… Точно такое дерево! Горько-соленый раствор!.. А Шубин чуть не отравился.
Глеб развел руками, чувствуя, как они разбухли, утолщились:
– Нам еще много предстоит узнать. Это мир Влада.
Кася оглянулась на широкоплечего дикаря. Тот выхватил из щели между смыкающимися желто-зелеными листьями нечто верещащее, похожее на голую овцу, разорвал пополам, умело вырвал пригоршней внутренности. Кася поспешно повернулась к Глебу, ухватилась за горло. Ее глаза стали величиной с блюдце.
Глеб с огромным трудом заполнил обе фляги, это выглядело так, словно пытался затолкать в тюбик уже выдавленную пасту. На этот случай фляги делались эластичными, нужно всего-то сжать как следует, а затем поднести горлышком к капле жидкости, но на практике это получалось не у всех.
Кася с бледной улыбкой следила за его манипуляциями. На Станции их снабжали уже заправленными тюбами. Глеб с сомнением посмотрел на темнеющее небо:
– Дождя не будет?.. Для нас это катастрофа. Но Влад должен знать… Вообще-то в нем немало странностей.
– Много, – согласилась Кася охотно.
– Тебе тоже показалось? – оживился Глеб. – В чем?
– Держится надменно. Не дикарь, а прямо наследный принц!
Глеб махнул рукой:
– Гордая осанка для дикарей привычна. А наследным принцем может оказаться взаправду. В племени всего десяток душ, а он – сын вождя! Вот тебе и наследный принц, будущий король, император, хан, падишах, магараджа! Странно другое. Он ни минуты не сидит без дела.
Она озадаченно подняла высокие брови:
– Ну и что?
– Эх, Касенька… Дикарь живет в равновесии с природой! Лежит на солнышке, загорает, спит. Проголодается – взберется на пальму за орехами. Или за бананами. Или за тлей, как в Мегамире. Опять спит, совокупляется, пляшет, отдыхает… Настоящий дикарь умрет при одной мысли, что надо работать!
Кася украдкой покосилась на варвара. Закончив с бедным зверьком, он быстро сложил арбалетные стрелы в оотеку, заботливо осматривал вернувшегося ксеркса, выбирал колючки из щетинок лап, выковыривал из сочленений присосавшуюся плесень. Ксеркс присел, став похожим на гигантскую сколопендру, выгибался всем телом, скрипя броней склеритов, усердно вылизывал огромным шершавым языком хозяина, старался лизнуть лицо, тот отбивался локтями.
– Это просто инстинкт, – заявила Кася сердито. – Просто инстинкт!
ГЛАВА 6
Когда деревья остались позади, ксеркс выметнулся на странный простор, где все огромные камни показались Владу вбитыми в землю неведомой силой. Ровная как стол площадь уходила в далекую стену Тумана. Ксеркс не замедлил бег, вскоре стена Тумана изогнулась и превратилась в широкое кольцо, а ровная площадь по-прежнему одинаково уходила во все стороны.
Глеб радостно вскрикнул, а Кася задержала дыхание. Она все так же держалась за варвара, убедив себя, что просто сомкнула пальцы на том месте, где у человека живот, а у этого чудовища – склериты, широкая спина закрывала обзор, хотя прятаться от ветра и всяких летящих в лицо бактов очень удобно…
Впереди из стены Тумана выступил и помчался навстречу огромный ярко-красный купол, покрытый черными треугольниками. Был он огромен и производил впечатление чудовищной мощи: литая металлическая шапка немыслимой толщины, края уходят в почву на неведомую глубину, дверь… если то дверь, крохотная, неудобная, зато с такой легко отбиваться…
Кася радостно взвизгнула, ее руки с силой сжались на груди Влада. Ксеркс замер, превратившись в грозную, несокрушимую статую. У плеча дикаря блеснул отполированный приклад арбалета.
– Не надо! – вскрикнул Глеб срывающимся голосом. – Мы не враги. Ты спас наши животы. Мои соплеменники тебе рады, благодарны!
– Да? – спросил Влад с грозными нотками сомнения. – Похоже, люди твоего племени спешно готовят группу захвата, потрясают копьями.
Глеб невольно представил себе профессуру, исполняющую ритуальные танцы и потрясающую копьями, сказал торопливо:
– Нет-нет, они даже не охраняют Станцию. Работают, заняты, о нашем прибытии даже не знают!
Влад опустил арбалет, голос его звучал грозно и уверенно:
– Взломаем двери твоего фигвама!
– Такие двери не взломаешь.
Варвар улыбнулся пренебрежительно, он-де не знает таких дверей, похлопал ксеркса по литой броне. Другая рука не отпускала рукоять огромного боевого топора, к которому Глеб присматривался давно, не понимая, как он может служить в Мегамире, где почти нет тяжести.
Влад шелохнулся, ксеркс медленно двинулся к яркому куполу. Грозные жвалы раздвигались до отказа, из абдомена выстреливались струи возбуждающего запаха. Сяжки подрагивали, щеточки судорожно трепыхались, стараясь определить нечто новое. Глеб чувствовал, как под ним напряглись чудовищные пучки мышц.
Станция приближалась, приближалась, огромный красный купол закрыл почти полнеба. Кася не выдержала, с ликующим криком соскочила, некрасиво упала на камни, но тут же подхватилась и понеслась к едва заметному квадрату двери. Глеб застыл: страшась, что в самый последний миг, когда уже все беды позади, судьба нанесет жестокий удар…
Острие стрелы на коленях Влада смотрело в спину убегающей девушки, но палец его на спусковом крючке не двигался. Мир по-прежнему заполняли запахи, звуки, но Станция в его восприятии словно бы выпала из знакомого мира – ни звука, ни запаха, а по вибрации почвы составить картины пока не мог: чересчур странная, непонятная дрожь, толчки.
Глеб видел, что варвар нервничает, хотя лицо изо всех сил держит каменным, воин не смеет выказывать страха – тогда он погиб. Хуже того – перестанут считать мужчиной. Ведь он мог решить, что группа захвата могла замаскироваться особенно тщательно… или применили отвлекающее оружие, о котором он не знает. Или поставили забивающий запах… или поглощающий.
Кася с размаха ударилась о дверь. Ее отшвырнуло, подхватилась на ноги, подбежала, потрогала странные символы, нарисованные возле четырехугольной щели. Дверь распахнулась внезапно, Кася влетела вовнутрь, исчезла. Щель разом закрылась. Влад нахмурился, поудобнее взял арбалет.
– Не надо, – проговорил Глеб просяще, в нем разрастался сильнейший страх, что в последний момент произойдет что-то ужасное. – Мы твои друзья, поверь!
Он не двигался, даже отвернулся от Станции и склонился над Ковальским – тот постанывал в забытьи, пусть подозрительный дикарь не дергается, все-таки палец со спускового крючка арбалета не убрал.
Дверь распахнулась, за Касей выбежала толпа нелепейшего народа. Бледные, худые, в красных защитных комбинезонах, безоружные мужчины даже без обязательных поясов с ножами.
Ксеркс мгновенно присел, готовясь к броску, жвалы раздвинулись до хруста. Влад прицелился, Кася резко остановилась, увидев широкое острие стрелы, но ее обогнали, не поняв, бежали, пока не прозвенел отчаянный вопль Глеба:
– Стойте!.. Даже не думайте шевельнуться!
Крик был настолько страшный, отчаянный, что замерли все. Глеб видел, как глаза сотрудников округляются в изумлении. Кое-кто попятился. Глеб заорал, срывая голос:
– Кася, почему не объяснила?.. Идиоты!.. Чуть было не… Соколов, вам вверено!.. Слушайте все! Это наш друг и спаситель, великий воин своего доблестного племени – Влад! Он спас нас, мы должны принять с надлежащим почетом и знаками… э-э… почтения!
В толпе возник быстрый говор, кто-то попятился. Вперед нерешительно выступил высокий худой мужчина с резкими чертами лица, бледный, с нездоровой кожей и глубоко сидящими острыми глазами:
– Э… я вождь этого глупого племени, Великий Воин!.. Мы рады, счастливы… Будь нашим почетным гостем… и по нечетным тоже… Глеб, я все верно говорю?
Глеб с облегчением выдохнул воздух, чувствуя, что Влад чуть расслабил мышцы. Внизу под ними хрустнули склериты, стянутые в комок, – это ксеркс решил последовать примеру людей и чуть-чуть расслабил мускулы. Один Хоша не терял бдительности, грозно скрипел мандибулами и рассматривал всех чужих исподлобья.
Глеб громко и торжественно обратился к Владу:
– Мой народ приветствует тебя! Ты спас, хотя с моей стороны и нескромно, дорогих для них людей… а также пани Касю, в миру Катерину, принцессу нашего племени!
Среди собравшихся поднялись вверх руки, показывая пустые ладони. На лицах появились улыбки, послышались возгласы: «Исполать», «Ласково просимо», «Вэлкам».
Влад решил опустить арбалет. Толпа колыхнулась, люди начали обтекать грозного ксеркса, взяли его на почтительном расстоянии в кольцо. Враждебного запаха Влад не уловил, только страх, смешанный с радостью, и еще странноватый запах, в котором угрозы не было, но Влад насторожился, велел себе непременно определить, понять значение.
Он передал арбалет опешившему Глебу, быстро снял липучки с Ковальского, подхватил его на руки. Никто не успел ахнуть, как он с Яном на руках мощно толкнулся от панциря ксеркса – тот даже качнулся, взвился в воздух.
Никто не предполагал, что варвар в состоянии прыгнуть так далеко. Описав длинную дугу над головами собравшихся, он упал прямо перед раскрытой дверью. Ученые опомнились, заспешили следом. Со всех ног бросилась вслед за Владом Кася. Ее опередил ксеркс: одним молниеносным рывком оказался подле Влада, распугав народ. Влад перешагнул порог Станции, раненый на руках, ксеркс с готовностью сунулся следом. Дверь оказалась узковата, могучий зверь втиснулся с трудом, разом закупорив огромным телом.
Ковальский на руках Влада закусил губы. В глазах была боль, смешанная с облегчением и странным для Влада весельем.
– Прямо, – прошептал он. – Теперь направо… Во-о-он та дверь, где нарисована змея, что обвилась вокруг чаши… Ну, змея – это такой худой червяк…
Влад добежал до двери с нарисованным уродливым безногим плексом, занес ногу для пинка. Дверь распахнулась сама, открыв просторную пещеру, заполненную вдоль стен богатым шаманским оборудованием. К ним повернулся, недовольно морщась, низенький человечек. Он был без скафандра, с белой непрочной кожей, слабый, с запасами мягкого жира, словно у молодой мухи. Глаза человечка полезли на лоб, рот распахнулся для истошного вопля.