– Ну, кушай, кушай, не хочу тебе мешать! – сказала государыня и пошла далее.
   Все служащие при государыне были к ней беззаветно привязаны и полнейшее ее неудовольствие повергало слуг в большое горе.
   Один из ее камердинеров и самый любимый, Попов, отличался необыкновенной правдивостью, хотя и в грубой форме, но императрица на него не гневалась.
   Как-то государыня приказала ему принести часы, объяснив, какие именно.
   Попов ответил, что таких у нее нет.
   – Принеси все ящики, я сама посмотрю, коли ты упрямишься! – сказала императрица.
   – Зачем их понапрасну таскать, когда там часов нет.
   – Исполняй, а не груби… – заметил бывший при этом граф Орлов.
   – Еще правда не запрещена – она сама ее любит… – возразил Попов. – Я принесу, мне что же.
   Ящики были принесены, но часов не нашли.
   – Кто же теперь неправ, вы или я, государыня? – спросил Попов.
   – Я, прости меня… – отвечала та.
   В другой раз, не находя у себя на бюро нужной бумаги, императрица сделала тому же Попову выговор.
   – Верно, ты ее куда-нибудь задевал! – сказала она.
   – Верно, вы сами куда-нибудь ее замешали… – грубо отвечал он.
   – Ступай вон! – с досадой крикнула Екатерина.
   Попов ушел.
   Скоро найдя бумагу в другом месте, она приказала позвать Попова к себе.
   Последний, однако, сразу не пришел.
   – Зачем я к ней пойду, когда она меня от себя выгнала… – возразил он.
   Только по третьему зову предстал он перед очи своей государыни.
   Раз рано утром императрица взглянула в окно и увидела, что какая-то старуха ловит перед дворцом курицу и никак не может поймать.
   – Велите пособить бедной старухе; узнайте, что это значит? – приказала она.
   Государыне донесли, что внук этой старухи служит поваренком и что курица казенная – краденная.
   – Прикажите же навсегда, – сказала Екатерина, – чтобы эта старуха получала всякий день по курице, но только не живой, а битой. Этим мы отвратим от воровства молодого человека, избавим от мученья его бабушку и поможем ей в нищете.
   После того старуха каждый день являлась на кухню и получала битую курицу.
   Волосы государыни были очень длинны, так что, когда она сидела в кресле, достигали до полу.
   Убирал их ежедневно парикмахер Козлов, жена которого жила вне Петербурга.
   Государыня однажды осведомилась у него о здоровье последней.
   – Пишет, государыня, что здорова.
   – Как, неужели она не приезжает видеться с тобой?
   – Да на чем, нанимать дорого, казенных же теперь не дают; вы нам много хлопот наделать изволили, сократив конюшни.
   В то время только что ввели сокращения по конюшенному ведомству.
   – Не верю, однако же, чтобы с такою точностью исполняли мое приказание и чтобы по знакомству выпросить было невозможно. Скажи мне откровенно?
   – Сказал бы, – отвечал Козлов, – но боюсь, как бы не прознал это обер-шталмейстер.
   – Нет, ручаюсь, что все останется между нами! – успокоила его императрица.
   – Тогда знайте, что все старое по-старому: лишний поклон – и коляска подвезена; только не проговоритесь, не забудьте обещания.
   – Ни-ни! – сказала царица и держала тайну.
   В числе дворцовых поваров был один очень плохой, но государыня не увольняла его и, когда наступала его очередная неделя, говаривала:
   – Мы теперь на диете, ничего, попостимся, зато после хорошего поедим.
   Однажды государыня выслушивала чей-то доклад, а в соседней комнате придворные играли в волан и так шумно, что заглушали слова читавшего.
   – Не прикажете ли, – сказал он, – велеть им замолчать?
   – Нет, – отвечала императрица, – у всякого свои занятия, читай немного погромче и оставь их веселиться.
   Такова была великая Екатерина – как человек.
   Недаром имя «матушки-царицы» окружено было для современников ореолом доброты и мудрости.
   Последнее качество, впрочем, уже было качество императрицы.

XX. Императрица

   Кроме обаятельного образа человека и женщины в императрице Екатерине были все качества идеальной правительницы.
   Она с большим правом и в лучшем смысле, нежели Людовик XIV, могла сказать: «Государство – это я».
   Действительно, несмотря на свое иноземное происхождение она так сроднилась с Россией, что составляла с ней одно целое, недаром русская история приняла для целой эпохи название «екатерининской».
   Государыня идеально усвоила русскую речь и даже многие русские привычки. Она парилась в русской бане и употребляла часто в разговоре пословицы.
   Она была очень религиозна и строго исполняла все правила православной церкви, ходила на литургии, всенощные, говела и соблюдала посты.
   Мнение народа она ставила выше всего, даже в мелочах.
   Государыня редко каталась по городу – ей не позволяли этого ее многочисленные занятия, но однажды, почувствовав головную боль, она села в сани, проехалась и получила облегчение.
   На другой день у государыни была тоже боль головы, и ей советовали употребить вчерашнее лекарство, то есть опять ехать в санях, но она отвечала:
   – Что скажет про меня народ, когда бы увидел меня два дня кряду на улице?
   С утра государыня садилась за дела; в кабинете все бумаги лежали по статьям, по раз заведенному порядку, на одних и тех же местах.
   Перед нею во время чтения бумаг ставилась табакерка с изображением Петра Великого.
   Императрица говорила, смотря на него:
   – Я мысленно спрашиваю это великое изображение, что бы он повелел, что бы запретил, или что бы стал делать на моем месте.
   Занятия государыни продолжались до девяти часов.
   После девяти первый к ней входил с докладом обер-полицеймейстер.
   Государыня расспрашивала его о происшествиях в городе, о состоянии цен на жизненные припасы и о толках про нее в народе.
   Узнав, что говядина от малого пригона скота поднялась в цене с двух копеек до четырех, она приказала тотчас же выдать деньги на покупку скота и, таким образом, понизить цены.
   После обер-полицеймейстера входили: генерал-прокурор – с мемориями от сената, генерал-рекетмейстер для утверждения рассмотренных тяжб, губернатор, управляющий военною, иностранною коллегиями и так далее.
   Для некоторых членов назначены были на неделе особые дни, но все чины в случаях важных и не терпящих отлагательства, могли и в другие дни являться с докладом.
   Из кабинета государыня переходила в парадную уборную, где представлялись ей некоторые вельможи в то время, когда ей убирали голову.
   Туалет государыни продолжался не более десяти минут: прислуживала ей калмычка Алексеева, гречанка Палакучи накалывала ей наколку и две сестры Зверевы подавали булавки.
   Прием в уборной государыни почитался знаком особенной царской милости.
   В начале своего царствования государыня принимала все просьбы лично, но когда в Москве просители во время коронации стали перед ней на колени полукругом и преградили ей дорогу к соборам, а армяне подали ей вместо просьб свои паспорта, государыня лично уже просьб не принимала.
   Скажем несколько слов о начале ее светлого царствования.
   23 июля 1762 года императрица Екатерина II издала первый свой манифест, в котором говорилось о причинах, побудивших ее занять престол своего мужа.
   В заключение манифеста императрица заявила, что она вступила на престол по явному и нелицемерному желанию своих подданных.
   Для того чтобы закрепить дело, императрица поторопилась с назначением времени для своей коронации, и не далее, как через неделю по восшествии на престол был обнародован манифест об имеющем совершиться в сентябре месяце того же года короновании.
   Этот манифест вышел в один день с манифестом о кончине Петра III.
   1 сентября государыня выехала из Петербурга совершенно незаметно. В столице не знали о цели ее поездки.
   Распоряжения по торжеству коронации были поручены князю Никите Юрьевичу Трубецкому.
   Приготовлением короны занят был И.И. Бецкий.
   Сделанная корона поражала своим богатством: в ней находилось пятьдесят восемь одних крупных бриллиантов, большого жемчуга семьдесят пять штук; вообще корона оценивалась тогда знатоками в два миллиона рублей.
   9 сентября императрица приехала в подмосковное село Петровское, а 13 сентября происходил ее торжественный въезд в древнюю столицу.
   В числе сопровождавших императрицу был и Григорий Александрович Потемкин.
   Все улицы первопрестольной столицы были убраны ельником, наподобие садовых шпалер, обрезанных разными фигурами. Дома и балконы украшены были коврами и разными материями.
   Для торжественного въезда императрицы, устроено было четверо триумфальных ворот: на Тверской улице в Земляном городе, на Тверской улице в Белом городе, в Китай-городе, Воскресенские и Никольские в Кремле.
   У Никольских ворот императрицу встретил московский митрополит Тимофей с прочим духовенством и говорил ей краткую поздравительную речь.
   Коронация императрицы происходила, с обычными церемониями, 22 сентября.
   Первенствующим архиереем при коронации был архиепископ новгородский Дмитрий Сеченов, возведенный в день коронации в сан митрополита, а следующим за ним был митрополит московский Тимофей Щербатский.
   На медалях, выбитых в честь коронации Екатерины, на лицевой стороне был изображен бюст императрицы, на другой стороне были надписи: – вверху – «За спасение веры и отечества», внизу – «Коронована в Москве сентября 22 дня 1762 года».
   По случаю коронации императрица многих своих приближенных осыпала своими милостями, выразившимися в повышении чинов, в пожаловании шпаг с бриллиантами, в награждении орденами.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента