Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- Следующая »
- Последняя >>
Николай Леонов, Алексей Макеев
Объятия бездны (сборник)
Объятия бездны
«Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется», – писал Федор Иванович Тютчев. Но, если «слово» поменять на «дело», смысл, в общем-то, останется тот же. Ведь Александр Грехем Белл, патентуя в 1876 году телефон, тоже не предполагал, какой шквал яростных высказываний будет вызывать через поколения его изобретение. Впрочем, если авторство Белла все-таки подвергается некоторому сомнению, то разбуженный среди ночи полковник-важняк Лев Иванович Гуров был взбешен без всякого сомнения. Он откровенно высказался сначала в адрес самого телефона, потом его изобретателя, а сняв трубку стоявшего на прикроватной тумбочке аппарата, собрался было поступить точно так же с самим звонившим, но не получилось, потому что это был генерал-майор Петр Николаевич Орлов, его друг и начальник. Причем сначала друг, а уже потом начальник, который ни в коем случае не стал бы беспокоить Гурова, если бы у него самого земля под ногами не горела. А никто другой просто не решился бы будить Гурова – все-таки положение уже не то, чтобы его, как мальчишку, по тревоге поднимали.
– Что на этот раз? – раздраженно буркнул Лев.
– Пока не знаю, Лева. Меня самого замминистра с постели поднял, но и он толком ничего не знает: то ли массовое самоубийство, то ли убийство, – ответил Петр. – Но в деле замешаны дети очень, – подчеркнул он, – высокопоставленных родителей.
– Господи! – простонал Гуров. – Как же я не люблю эти дела! Чуть копнешь поглубже – и в такое дерьмо вляпаешься, что потом отмываться замучаешься! Слушай, а может, ты как-нибудь без меня? – просительно сказал он. – Ну, придумай что-нибудь! Имею же я право заболеть, в конце концов!
– Прости, Лева, но приказали поручить это дело именно тебе. Ты же у нас лучший из лучших, а за славу надо платить! Так что жду тебя на месте то ли преступления, то ли происшествия – это уж как карта ляжет. Кстати, Стаса я уже вызвал и только потом тебе позвонил – цени, что дал тебе хоть немного еще поспать!
– Отец-благодетель, блин! – не сдержался Лев, но Петр его уже не услышал, потому что положил трубку.
Настроение Гурова, и так далеко не безоблачное, было испорчено окончательно. Днем его жена Мария Строева, народная артистка России, надолго уехала за границу на съемки, но это дело обычное, а вот то, как она тщательно и придирчиво собирала сумку, рассматривая каждую вещь только что не под микроскопом, прежде чем положить ее в чемодан, Льву не понравилось. И хотя он подумал, что проблемы нужно решать по мере их возникновения, а не накручивать себя раньше времени, некоторый неприятный осадок в душе остался. А теперь еще это дело добавилось! И он не без оснований предполагал, что нервы ему потреплют изрядно. Плавали! Знаем!
Элитная высотка в тихом центре Москвы, несмотря на глубокую ночь, светилась огнями, как новогодняя елка гирляндами. Это сравнение было тем более уместным, что очень многие окна оставались темными: кто-то покупал квартиры для вложения средств, потому что недвижимость в Москве никогда не подешевеет, а кто-то был просто в отъезде – лето, август, сезон отпусков, и этим все сказано.
Подъехав ближе, Лев был вынужден оставить машину, потому что оцепление выставили неслабое – уже за квартал до высотки никого не пропускали. Гуров достал удостоверение и пошел дальше пешком, причем предъявлять его приходилось постоянно, буквально через каждые несколько шагов. Добравшись, наконец, до высокого решетчатого забора, ограждавшего территорию вокруг высотки от внешнего мира, Гуров увидел, что все пространство перед воротами заставлено автобусами СМИ – такие новости, как ни старайся, в тайне не сохранишь, потому что любой дежурный или кто-то еще не прочь подзаработать и слить горячую информацию журналистам. А вот за воротами, наряду с крутейшими иномарками жильцов, соседствовали машины полиции, «Скорой помощи» и труповозка. Журналисты прилипли к забору, нацелив свои видеокамеры между прутьями на то, что происходило внутри, потому что дальше их не пускали. Бойцы оцепления стояли насмерть, на льстивые речи не поддавались, на взятки не клевали и ничего не говорили. Лицо Гурова было пишущей братии хорошо знакомо, и все тут же бросились к нему.
– Господа журналисты, – предупреждая возможные вопросы, быстро проговорил он. – Вы сами видели, что я только что подошел, поэтому при всем желании ничего вам сказать не смогу, сам еще ничего не знаю. На том извините.
Не без труда и под вспышками фотографов – как знать, вдруг какой-то кадр когда-нибудь да пригодится? – он пробился сквозь толпу и вошел за ворота. Суета там творилась страшная, люди метались, как оглашенные, крик стоял такой, что уши закладывало, и Лев, правильно сориентировавшись, направился туда, откуда раздавался самый громкий – не зря же говорят: орет, как потерпевший. И застал он картину классического начальственного разгона, причем устраивал ее не Орлов, а какой-то совершенно незнакомый Гурову гражданский тип, и как раз Орлову. Петр же стоял, багровый от ярости, но, видимо, ничего сделать не мог, вот и приходилось терпеть. Гуров хорошо знал, что у страдавшего повышенным давлением Петра после вот таких разносов может гипертонический криз случиться, и решил вмешаться.
– Господин генерал-майор! Полковник Гуров по вашему приказанию прибыл! – сказал он.
Ответить ему Петр не успел, потому что гражданский тип мигом переключился на Льва:
– А-а-а! Так вы и есть тот самый знаменитый Гуров! – воскликнул он. – Долго же собирались! Ваш начальник уже давно на месте преступления, а вы не соизволили поторопиться!
– Представьтесь, пожалуйста! – попросил Гуров, хотя никаких просительных интонаций в его голосе как-то не прозвучало – это был скорее приказ. – Должен же я к вам как-то обращаться.
Это было, в общем-то, справедливо, и гражданский назвал себя:
– Алексей Юрьевич Попов, член Администрации президента.
– Что член, уже вижу, – безразличным тоном заметил Гуров.
Взгляд Попова мигом изменился: только что он был гневным и одновременно немного растерянным, а тут вдруг стал холодным, словно два ружейных ствола на Льва смотрели.
– Я думал, что вы наш новый министр внутренних дел или, по крайней мере, его заместитель, раз позволяете себе так орать на генерала полиции, – продолжал Гуров. – А вы, оказывается, человек гражданский. Кто же дал вам право оскорблять сотрудников полиции при исполнении ими служебных обязанностей? Кто наделил вас такими полномочиями? Президент России? Глава Администрации? Полагаю, что ни тот ни другой. Так что это ваша неорганизованная самодеятельность и личная инициатива. Вон там за воротами журналистов собралось – видимо-невидимо. Я сейчас к ним выйду и расскажу о вашем поведении – вот уж они обрадуются! Их же хлебом не корми – только дай возможность властей предержащих помоями облить. Ну, и долго вы после этого членом, – выразительно произнес он, – останетесь?
– У меня только что сына убили! – четко и раздельно произнес Попов.
– Я сочувствую вашему горю, но это еще не повод, чтобы унижать честь и достоинство высших офицеров, – заметил Гуров. – Кроме того, как я понял, могло иметь место самоубийство, так что не будьте столь категоричны.
– Мой сын и самоубийство – вещи несовместимые! – твердо заявил Попов. – Он не мог его совершить!
– Тогда самое лучшее, что вы в этот момент можете сделать, – это утешить свою жену, – посоветовал Лев, кивком показав на труповозку, где, прислонившись к ее грязному боку, рыдала какая-то женщина. – А мы тем временем начнем работать. Засим разрешите откланяться.
Гуров взял Орлова под руку и отвел в сторону. Петр достал из кармана пузырек с лекарством и бросил под язык сразу две таблетки, потом вытер лицо большим клетчатым носовым платком и только после этого сказал:
– Да, Лева! Ты действительно безбашенный! Ни авторитетов, ни законов не признаешь! Думаешь, ты его окончательно укротил? Фигушки! Он завтра на работе такую бучу поднимет, что как бы нам погон не лишиться!
– Брось, Петр! – отмахнулся Лев и насмешливо добавил: – Членов много, а Гуров – один! Ты же знаешь, я не пропаду! А со мной и ты со Стасом! Так что мы еще поживем! Кстати, где Крячко? Ты же его раньше, чем меня, поднял, значит, уже должен быть здесь, а его не видать.
– Вот он-то как раз уже вовсю работает! В самой гуще событий, можно сказать! В самом центре кипящего котла страстей! – ехидно ответил Орлов.
– И это в благодарность за то, что я тебя от Попова спас! – притворно вздохнул Лев. – Ладно! Шутки в сторону! Что здесь произошло?
– А я знаю? – огрызнулся Орлов. – Только разбираться начал, как на меня Попов налетел. Это Стас, мигом сориентировавшись, бросился все подробности выяснять, так что нужно его подождать.
– Некогда ждать! Пошли его искать, – предложил Лев.
Станислав Васильевич Крячко, тоже полковник-важняк, был третьим в этой компании друзей. Он уступал Льву во многом: не был таким блестящим аналитиком, не мог на несколько ходов просчитать поведение преступника и возможное развитие ситуации или, например, вытянуть из свидетеля то, что тот и видел-то мельком, причем уже давно, но вот опером был от Бога! Разговорить нужного человека на любую тему для него – раз плюнуть, мгновенно стать своим в доску в чужой компании – проще простого, перевоплотиться в бомжа, алкаша да в кого угодно – дело простое и привычное. И в этом Гуров уже ему уступал, потому что при своей, как когда-то шутили, белогвардейской внешности и холодной вежливости втереться в доверие к человеку ему было сложно, а вот пройдоха Стас, хитро поблескивая глазами, мгновенно располагал к себе, а уж когда начинал рассказывать анекдоты, причем мастерски!.. В общем, в этом он Гурова переигрывал начисто! Вот и сейчас Лев понимал, что Крячко уже успел узнать намного больше, чем смог бы Орлов из самого подробного доклада.
Тем временем труповозка уже уехала, да и большая часть машин – тоже. Возле дома остались только свои, так что можно было поговорить свободно, но в целях безопасности – журналисты не дремали! – в помещении. Для этих целей был выбран холл дома, где и присесть есть на что, и охранника предварительно выставили покурить во двор.
– Что мы имеем? – спросил Орлов. – И давай без «товарищ генерал» и всего такого! Пока в общих чертах, а там будем копать вглубь. Кто начнет?
– Давайте я, – предложил какой-то незнакомый человек в гражданском и представился: – Полковник Симонов, начальник райуправления полиции, правда, пребываю в этой должности всего около месяца – был переведен из Бирюлево.
– Минутку! А где Тихонов? – удивился Гуров.
– Ушел на повышение в городское управление, – ответил Симонов.
Услышав это, Орлов и Гуров недоуменно переглянулись, потому что оба хорошо знали цену Тихонову – тот, мягко говоря, звезд с неба не хватал, да и сволочью был изрядной. Но сейчас ни думать на эту тему, ни удивляться такому внезапному и еще более неожиданному повышению довольно слабого работника было некогда, и Петр сказал:
– Докладывайте, полковник!
– Вызов от охранника, что в этом доме работает, поступил в 1.21 ночи, – начал тот. – Он сказал, что ему позвонили из одной квартиры и сообщили, что мимо их окон пролетело что-то большое, непонятное, но ужасно кричащее. Парень вышел посмотреть и увидел на асфальте четыре голых мужских тела, лежавшие лицом вниз. Хотя телами их назвать было уже нельзя – окровавленные мешки с костями. Он к ним даже близко подходить не стал – и так было ясно, что жмурики, и тут же позвонил дежурному райуправления. Дом, сами видите, какой – сплошные шишки живут, так что выехали сюда сразу по полной программе, да и мне мигом сообщили, поэтому я тоже практически с самого начала здесь. Тела сфотографировали, перевернули, но ясности это не внесло, потому что от лиц практически ничего не осталось. Охранник к тому времени уже проблевался, нашатыря нанюхался, в общем, более-менее в себя пришел и сказал, что это, скорее всего, Юрий Попов из 28-й квартиры, что на пятнадцатом этаже, и три его друга, которые где-то за полчаса до этого пришли, причем были они веселые, радостные, ржали все время. Мы туда сначала по телефону позвонили – вдруг охранник ошибся? Долго звонили, но никто не отвечал. Потом поднялись, стучали в дверь, звонили… Без толку. Решили дверь вскрывать, но тут охранник насмерть встал: не положено! Надо хозяина вызывать, а это Попов из Администрации президента. Он эту квартиру сыну оставил, а сам за городом живет. Стали ждать. Приехал Попов довольно быстро, причем вместе с женой. Та во дворе, как увидела, что на асфальте лежит, так и рухнула. А папаша начал кричать, что это не может быть его сын и все такое, а потом вместе с нами на этаж поднялся – у него ключи были. Тут-то и выяснилось, что дверь изнутри закрыта. Пришлось взламывать. Вошли, в доме никого, на столе остатки застолья – четыре человека гуляли, одежда разбросанная, включая трусы. Мы посмотрели содержимое борсеток, что в холле на тумбочке валялись, а там документы, так что имена пострадавших у нас есть. Вот и получается, что это самоубийство в чистом виде – сами они выпрыгнули. Во-первых, раз квартира была изнутри закрыта, то в ней никого, кроме них, не было, потому что снаружи закрыть дверь на защелку невозможно. Во-вторых, для того чтобы сначала раздеть догола, а потом выбросить с балкона четырех парней, взвод коммандос нужен. А следов борьбы в квартире нет – значит, они не сопротивлялись. Но вот почему они это сделали? Черт его знает! Может, обкурились или наглотались чего-нибудь, потому что ни шприцов, ни ампул мы вот так с ходу в квартире не нашли. А уж что именно это было, экспертиза покажет. В квартире все еще криминалисты работают, и им там до утра возиться – метраж-то огромный.
– Родителям остальных потерпевших сообщили? – поинтересовался Гуров.
– Нет еще! Тут и так было столпотворение. Попов же, как все это увидел, так тут же за телефон схватился! Не знаю уж, кому он звонил, но только всю королевскую конницу и всю королевскую рать на ноги поднял! И ОМОН неизвестно зачем пригнали, и оцепление выставили такое, что муха не пролетит. Нам еще родителей остальных троих здесь не хватало!
– Поквартирный обход провели? – спросил Орлов.
– С ума сошли? – возмутился полковник. – Вы на часы посмотрите! Ночь на дворе! Жильцы мало того что дверь не откроют, так еще и нажалуются! Мне это надо? До утра потерпит!
– Ну, вряд ли люди могут спать, когда у них под окнами такое творится, – заметил Лев. – Я, когда подъезжал, видел, что во многих квартирах свет горел. Да и ходить-то нужно не по всем, а посетить только те, что на одной лестничной площадке или выходят на эту же сторону.
– В этом доме 22 этажа, подъезд только один, и из холла можно на разных лифтах в оба крыла подняться, – начал объяснять Симонов. – В том, где 28-я находится, на всех этажах только по одной квартире и есть, и окна у них выходят на три стороны, в том числе и на эту. А вот из другого крыла то место, где покойники упали, не просматривается.
– Таким образом, увидеть произошедшее могли только из двадцати одной квартиры? – уточнил Гуров. – Кто-то мог, перегнувшись через перила балкона, посмотреть наверх, а уж те, мимо кого эти четверо пролетали, не заметить их просто не могли, как и те, кто позвонил охраннику.
– Перегнуться через перила балкона невозможно, потому что они очень высокие и широкие. Максимум, что можно сделать, – это высунуть голову и посмотреть наверх или вниз. Охранник сказал, что сейчас жильцы находятся только в четырех из нужных нам квартир, но это такие люди, что лично я к ним ночью не сунусь.
– Огласите весь списочек, пожалуйста, – попросил Крячко голосом забулдыги из известной комедии.
От неожиданности Симонов вздрогнул, а потом взвился, как ужаленный:
– Как вы можете хохмить в такой момент? Лично мне не до шуток!
– Ты чего орешь? – уже нормальным голосом сказал Крячко. – И так ведь ясно, что район это дело вести не будет. Опять на нас свалят! Иначе зачем бы нас сюда среди ночи дернули? Так что причеши нервы! Ты сейчас отсыпаться пойдешь, а нам колготиться до утра! Давай сюда листок! Нечего его мусолить!
Полковник прекрасно понимал, что Крячко прав, так что мигом успокоился и бумагу отдал, но для вида немного поворчал. Просмотрев список, Лев сказал:
– Я беру себе Данилина, а ты остальных.
– Младшенького завсегда обидеть просто, – захныкал Стас.
– Неужели действительно прямо сейчас пойдете? – все еще недоверчиво спросил Симонов.
– Тут Петр Николаевич недавно назвал меня безбашенным, вот и буду репутацию оправдывать, – пожал плечами Гуров.
Крячко же начал со слезой в голосе тихонько напевать: «Наша служба и опасна, и трудна…» Полковник посмотрел на них и покачал головой:
– Мне тут шепнули, как лихо вы Попова на место поставили, а теперь вот к Данилину собрались. Он же вас с башмаками слопает! Вот скажите мне, как вы не боитесь?
– Ты сам ответил на свой вопрос, – усмехнулся Гуров. – Я не боюсь!
Лев слукавил, но только частично. Попова он действительно не боялся. Ну, выгонят Гурова с работы! И что дальше? Потом опять попросят вернуться! Они с Крячко это уже проходили! А не попросят, так и черт с ними! Запасной аэродром у Льва был заготовлен уже давно, так что он, как и говорил Орлову, не пропал бы, а стал бы жить не в пример лучше, чем сейчас, хотя бы в материальном отношении, да и нервы ему там никто не трепал. Вот и получалось, что Лев ничем не рисковал. А Данилина, которого так боялся Симонов, он выбрал по той простой причине, что был с ним знаком: друг моего друга – мой друг, то есть опять ничем не рисковал. Ну, а Стас мог легко договориться даже с чертом и уломать того подписать уже собственной кровью договор на вечное оказание безвозмездных услуг следствию.
Возле двери Данилина, чья квартира находилась как раз под 28-й, Гуров бестрепетно нажал на кнопку звонка и держал ее до тех пор, пока дверь не открылась и хозяин, распространяя вокруг себя стойкий аромат хорошего коньяка, укоризненно спросил:
– Лева! У тебя совесть есть?
– Виктор! Совесть при нашей работе – непозволительная роскошь! – объяснил Лев, проходя в квартиру: – И чего ты злишься? Все равно ведь не спишь! Тут во дворе такое творилось, что мертвый бы из могилы поднялся!
– Знаю, я же еще раньше проснулся, – отмахнулся Данилин. – Кофе будешь? Или тебе чай? А может, по коньячку? Помянем этих придурков?
– А ты откуда знаешь, кто это был? – насторожился Лев.
– Вот выпьешь со мной, тогда расскажу, – вроде бы шутливо предложил Виктор, но, как известно, в каждой шутке есть доля шутки, а потом серьезно добавил: – Все своими глазами видел.
– Шантажист! – вздохнул Гуров. – Ладно! Мне чай! Куда идти?
– А куда мы, люди старой закваски, привыкли всегда в таких случаях ходить? – усмехнулся Данилин. – На кухню! Она у меня, слава богу, на другую сторону выходит.
Пока хозяин, мужчина одних лет с Гуровым, возился по хозяйству на кухне, своими размерами больше напоминавшую хоккейную площадку, Лев смотрел на него и думал, какое же счастье, что у них с Марией нет детей. Он даже представить себе не мог, что было бы с ними, если бы у них, как у Виктора, единственная дочь погибла вместе с мужем в автокатастрофе по вине врезавшегося в них пьяного водителя на «КамАЗе», который уходил от преследования ГАИ. Теперь весь смысл жизни для Данилиных заключался во внуках, которых они без памяти любили. Лев сам видел, как этот человек, президент одного из крупнейших банков страны, известный своей железной хваткой и несгибаемым характером, с ними возился, превращаясь на время в самого обыкновенного дедушку, мягкого, доброго и заботливого. Но вот стол был накрыт, коньяк налит, и Виктор сказал:
– Ну, пусть им на том свете воздастся полностью за то, что они на этом натворили!
Начинать день с коньяка было кощунством, так что Лев отпил совсем чуть-чуть, только губы смочил, а потом переключился на чай с бутербродами – время шло к утру, и позавтракать было нелишним, а Виктор тем временем начал рассказывать:
– Я последнюю неделю живу в городе – проблемы навалились.
– Помощь нужна? – спросил Гуров.
– Да нет! Не твой профиль – экономика. Но за предложение спасибо. Я вообще сплю очень плохо – бессонница. Но за городом спасаюсь тем, что в любое время года ложусь на веранде. А здесь приспособился спать на балконе, благо он огромный. Я его потому застеклять и не стал, что такую возможность предвидел. Это, конечно, не то, что за городом, но уличный шум здесь почти не слышен, лежишь себе, а над тобой небо, звезды, вид на Москву-реку, ветерок легонький тебя ласково гладит… Короче, усыпляет. Только я уснул, как вдруг шум сверху слышу. Ну, думаю, опять началось! Понимаешь, Лева! Когда Поповы здесь всей семьей жили, все было относительно нормально, хотя сыночек, этот ублюдок, постоянно с родителями скандалил. Но родители за город съехали, этот недоумок один остался, и начались гульбарии! Или это мне так везло, потому что я здесь довольно редко ночевал, только когда сил или времени за город ехать не было. Девки, парни, визг, писк, крики, музыка грохочет и все в этом духе! Я на Попова чуть ли не в голос орал, чтобы он своего идиота приструнил, только парень своего отца в грош не ставил. Юрки где-то около трех месяцев не было ни видно и ни слышно, а тут объявился. Я прислушался: музыки нет, голоса только мужские, но очень громкие и… Знаешь, какие-то истерично-взвинченные! Чересчур оживленные!
– А о чем они говорили? Может быть, расслышал? – поинтересовался Лев.
– Нет, смысл я тогда не понял. Но вот когда они на балкон вышли, тут-то я все услышал и обалдел! Встал – не поленился, к ограждению подошел, наверх посмотрел и глазам своим не поверил! Стоят эти четыре придурка, в чем мать родила, на перилах, за плечи друг друга обняли и хохочут – надрываются! А потом один из них предложил: «Ну, что? Полетели?» И все ему в один голос: «Полетели!» И, ты представляешь, на счет «три» они спрыгнули да еще вперед оттолкнулись. И при этом сначала веселились: «Клево! Прикольно! Мы летим! Мы птицы!», а потом уже от ужаса орать начали – видно, дошло до них, что сделали. И я этот крик еще очень нескоро забуду! А потом шлепки и тишина! Но я тебе, Лева, честно скажу, свою смерть они сполна заслужили! И мне их ни капельки не жаль – те еще были сволочи! Налил я себе полный бокал коньяка и выпил! И для того, чтобы нервы успокоить, и на радостях, что воздух в этой стране теперь хоть ненамного чище станет.
– Виктор, ты сказал, что они свою смерть сполна заслужили? А чем? – спросил Гуров.
– Знаешь, Лева! – жестко сказал Данилин. – Не прими это как что-то личное – я тебя очень уважаю! Только таких, как ты, по пальцам одной руки пересчитать можно! И, если у меня, не приведи, господи, опять что-то случится, я буду обходиться своими силами, но в мили… Тьфу!
– Виктор! Говори, как тебе удобно! – поморщился Гуров. – Суть дела от этого не изменится! Я и так понял, что милиции-полиции ты не веришь.
– Ни на грош! Продажные все, как один! А если не продажные, то трусы, которые рот боятся открыть! – с ненавистью говорил Данилин.
– И что же натворила эта компания? – спросил Лев. – Когда? Где?
– В этом самом доме! И я тебе могу даже точную дату назвать – в ночь с 24 на 25 мая этого года.
– Давай в подробностях все, что знаешь, – попросил Гуров.
– Понимаешь, у тестя с тещей золотая свадьба была, отмечали, как положено, в ресторане, стол, естественно, ломился. Но тут вот какая штука! У внука аллергия на некоторые пищевые продукты, а там, в этой суматохе, он потихоньку от нас налопался того, что ему категорически противопоказано. Скрутило его еще там, и мы с женой и малышами немедленно сюда уехали, потому что за город и «Скорая» будет сто лет добираться, и в случае чего до любой больницы тут ближе. Вызвали частного врача – у нас свой, он приехал с медсестрой, и началась обычная канитель: промывание желудка, клизма, капельница и все в этом духе. Внук стонет, плачет, капризничает! Внучка ревмя ревет – ей и братика жалко, и все внимание на него обращено, а она вроде как ни при чем, и просто за компанию. Настоящий дурдом! Я приказал няню из-за города привезти, договорился с медсестрой, чтобы она у нас до утра подежурила. В общем, была уже ночь, когда все кое-как угомонились. Я лег спать на балконе, надеясь на то, что вымотался и быстро усну. Но, видно, слишком сильно перенервничал, потому что сна не было ни в одном глазу, тем более что у Поповых опять веселились, не очень громко, но все-таки. А потом я голос девушки услышал, она плакала, просила, чтобы ее какой-то Женя отпустил, но тот, видимо, не отставал, потому что она стала кричать и звать на помощь! Ну, тут уж я не выдержал! Раньше там девки тоже частенько появлялись, но они не хуже парней веселились и на помощь никто не звал. Короче! Вызвал я полицию! Причем не анонимно, а по полной форме! Представился! Адрес назвал! Фамилию, имя и отчество хозяев квартиры! И сказал, что там какую-то девушку насилуют!
– Наряд приехал? – спросил Лев.
– Приехал! – не предвещавшим ничего хорошего тоном ответил Данилин. – Я на балконе стоял и смотрел! Они даже к квартире Поповых поднялись и, наверное, звонить начали, потому что я сверху крик услышал: «Менты!» Девушка громче кричать стала, но тут же замолчала, а потом… – теперь замолчал уже он сам.
Понимая, что дальше случилось что-то страшное, Гуров сидел со сжатыми кулаками и глубоко дышал, стараясь взять себя в руки, а Виктор налил себе коньяка и в один прием выпил.
– Что на этот раз? – раздраженно буркнул Лев.
– Пока не знаю, Лева. Меня самого замминистра с постели поднял, но и он толком ничего не знает: то ли массовое самоубийство, то ли убийство, – ответил Петр. – Но в деле замешаны дети очень, – подчеркнул он, – высокопоставленных родителей.
– Господи! – простонал Гуров. – Как же я не люблю эти дела! Чуть копнешь поглубже – и в такое дерьмо вляпаешься, что потом отмываться замучаешься! Слушай, а может, ты как-нибудь без меня? – просительно сказал он. – Ну, придумай что-нибудь! Имею же я право заболеть, в конце концов!
– Прости, Лева, но приказали поручить это дело именно тебе. Ты же у нас лучший из лучших, а за славу надо платить! Так что жду тебя на месте то ли преступления, то ли происшествия – это уж как карта ляжет. Кстати, Стаса я уже вызвал и только потом тебе позвонил – цени, что дал тебе хоть немного еще поспать!
– Отец-благодетель, блин! – не сдержался Лев, но Петр его уже не услышал, потому что положил трубку.
Настроение Гурова, и так далеко не безоблачное, было испорчено окончательно. Днем его жена Мария Строева, народная артистка России, надолго уехала за границу на съемки, но это дело обычное, а вот то, как она тщательно и придирчиво собирала сумку, рассматривая каждую вещь только что не под микроскопом, прежде чем положить ее в чемодан, Льву не понравилось. И хотя он подумал, что проблемы нужно решать по мере их возникновения, а не накручивать себя раньше времени, некоторый неприятный осадок в душе остался. А теперь еще это дело добавилось! И он не без оснований предполагал, что нервы ему потреплют изрядно. Плавали! Знаем!
Элитная высотка в тихом центре Москвы, несмотря на глубокую ночь, светилась огнями, как новогодняя елка гирляндами. Это сравнение было тем более уместным, что очень многие окна оставались темными: кто-то покупал квартиры для вложения средств, потому что недвижимость в Москве никогда не подешевеет, а кто-то был просто в отъезде – лето, август, сезон отпусков, и этим все сказано.
Подъехав ближе, Лев был вынужден оставить машину, потому что оцепление выставили неслабое – уже за квартал до высотки никого не пропускали. Гуров достал удостоверение и пошел дальше пешком, причем предъявлять его приходилось постоянно, буквально через каждые несколько шагов. Добравшись, наконец, до высокого решетчатого забора, ограждавшего территорию вокруг высотки от внешнего мира, Гуров увидел, что все пространство перед воротами заставлено автобусами СМИ – такие новости, как ни старайся, в тайне не сохранишь, потому что любой дежурный или кто-то еще не прочь подзаработать и слить горячую информацию журналистам. А вот за воротами, наряду с крутейшими иномарками жильцов, соседствовали машины полиции, «Скорой помощи» и труповозка. Журналисты прилипли к забору, нацелив свои видеокамеры между прутьями на то, что происходило внутри, потому что дальше их не пускали. Бойцы оцепления стояли насмерть, на льстивые речи не поддавались, на взятки не клевали и ничего не говорили. Лицо Гурова было пишущей братии хорошо знакомо, и все тут же бросились к нему.
– Господа журналисты, – предупреждая возможные вопросы, быстро проговорил он. – Вы сами видели, что я только что подошел, поэтому при всем желании ничего вам сказать не смогу, сам еще ничего не знаю. На том извините.
Не без труда и под вспышками фотографов – как знать, вдруг какой-то кадр когда-нибудь да пригодится? – он пробился сквозь толпу и вошел за ворота. Суета там творилась страшная, люди метались, как оглашенные, крик стоял такой, что уши закладывало, и Лев, правильно сориентировавшись, направился туда, откуда раздавался самый громкий – не зря же говорят: орет, как потерпевший. И застал он картину классического начальственного разгона, причем устраивал ее не Орлов, а какой-то совершенно незнакомый Гурову гражданский тип, и как раз Орлову. Петр же стоял, багровый от ярости, но, видимо, ничего сделать не мог, вот и приходилось терпеть. Гуров хорошо знал, что у страдавшего повышенным давлением Петра после вот таких разносов может гипертонический криз случиться, и решил вмешаться.
– Господин генерал-майор! Полковник Гуров по вашему приказанию прибыл! – сказал он.
Ответить ему Петр не успел, потому что гражданский тип мигом переключился на Льва:
– А-а-а! Так вы и есть тот самый знаменитый Гуров! – воскликнул он. – Долго же собирались! Ваш начальник уже давно на месте преступления, а вы не соизволили поторопиться!
– Представьтесь, пожалуйста! – попросил Гуров, хотя никаких просительных интонаций в его голосе как-то не прозвучало – это был скорее приказ. – Должен же я к вам как-то обращаться.
Это было, в общем-то, справедливо, и гражданский назвал себя:
– Алексей Юрьевич Попов, член Администрации президента.
– Что член, уже вижу, – безразличным тоном заметил Гуров.
Взгляд Попова мигом изменился: только что он был гневным и одновременно немного растерянным, а тут вдруг стал холодным, словно два ружейных ствола на Льва смотрели.
– Я думал, что вы наш новый министр внутренних дел или, по крайней мере, его заместитель, раз позволяете себе так орать на генерала полиции, – продолжал Гуров. – А вы, оказывается, человек гражданский. Кто же дал вам право оскорблять сотрудников полиции при исполнении ими служебных обязанностей? Кто наделил вас такими полномочиями? Президент России? Глава Администрации? Полагаю, что ни тот ни другой. Так что это ваша неорганизованная самодеятельность и личная инициатива. Вон там за воротами журналистов собралось – видимо-невидимо. Я сейчас к ним выйду и расскажу о вашем поведении – вот уж они обрадуются! Их же хлебом не корми – только дай возможность властей предержащих помоями облить. Ну, и долго вы после этого членом, – выразительно произнес он, – останетесь?
– У меня только что сына убили! – четко и раздельно произнес Попов.
– Я сочувствую вашему горю, но это еще не повод, чтобы унижать честь и достоинство высших офицеров, – заметил Гуров. – Кроме того, как я понял, могло иметь место самоубийство, так что не будьте столь категоричны.
– Мой сын и самоубийство – вещи несовместимые! – твердо заявил Попов. – Он не мог его совершить!
– Тогда самое лучшее, что вы в этот момент можете сделать, – это утешить свою жену, – посоветовал Лев, кивком показав на труповозку, где, прислонившись к ее грязному боку, рыдала какая-то женщина. – А мы тем временем начнем работать. Засим разрешите откланяться.
Гуров взял Орлова под руку и отвел в сторону. Петр достал из кармана пузырек с лекарством и бросил под язык сразу две таблетки, потом вытер лицо большим клетчатым носовым платком и только после этого сказал:
– Да, Лева! Ты действительно безбашенный! Ни авторитетов, ни законов не признаешь! Думаешь, ты его окончательно укротил? Фигушки! Он завтра на работе такую бучу поднимет, что как бы нам погон не лишиться!
– Брось, Петр! – отмахнулся Лев и насмешливо добавил: – Членов много, а Гуров – один! Ты же знаешь, я не пропаду! А со мной и ты со Стасом! Так что мы еще поживем! Кстати, где Крячко? Ты же его раньше, чем меня, поднял, значит, уже должен быть здесь, а его не видать.
– Вот он-то как раз уже вовсю работает! В самой гуще событий, можно сказать! В самом центре кипящего котла страстей! – ехидно ответил Орлов.
– И это в благодарность за то, что я тебя от Попова спас! – притворно вздохнул Лев. – Ладно! Шутки в сторону! Что здесь произошло?
– А я знаю? – огрызнулся Орлов. – Только разбираться начал, как на меня Попов налетел. Это Стас, мигом сориентировавшись, бросился все подробности выяснять, так что нужно его подождать.
– Некогда ждать! Пошли его искать, – предложил Лев.
Станислав Васильевич Крячко, тоже полковник-важняк, был третьим в этой компании друзей. Он уступал Льву во многом: не был таким блестящим аналитиком, не мог на несколько ходов просчитать поведение преступника и возможное развитие ситуации или, например, вытянуть из свидетеля то, что тот и видел-то мельком, причем уже давно, но вот опером был от Бога! Разговорить нужного человека на любую тему для него – раз плюнуть, мгновенно стать своим в доску в чужой компании – проще простого, перевоплотиться в бомжа, алкаша да в кого угодно – дело простое и привычное. И в этом Гуров уже ему уступал, потому что при своей, как когда-то шутили, белогвардейской внешности и холодной вежливости втереться в доверие к человеку ему было сложно, а вот пройдоха Стас, хитро поблескивая глазами, мгновенно располагал к себе, а уж когда начинал рассказывать анекдоты, причем мастерски!.. В общем, в этом он Гурова переигрывал начисто! Вот и сейчас Лев понимал, что Крячко уже успел узнать намного больше, чем смог бы Орлов из самого подробного доклада.
Тем временем труповозка уже уехала, да и большая часть машин – тоже. Возле дома остались только свои, так что можно было поговорить свободно, но в целях безопасности – журналисты не дремали! – в помещении. Для этих целей был выбран холл дома, где и присесть есть на что, и охранника предварительно выставили покурить во двор.
– Что мы имеем? – спросил Орлов. – И давай без «товарищ генерал» и всего такого! Пока в общих чертах, а там будем копать вглубь. Кто начнет?
– Давайте я, – предложил какой-то незнакомый человек в гражданском и представился: – Полковник Симонов, начальник райуправления полиции, правда, пребываю в этой должности всего около месяца – был переведен из Бирюлево.
– Минутку! А где Тихонов? – удивился Гуров.
– Ушел на повышение в городское управление, – ответил Симонов.
Услышав это, Орлов и Гуров недоуменно переглянулись, потому что оба хорошо знали цену Тихонову – тот, мягко говоря, звезд с неба не хватал, да и сволочью был изрядной. Но сейчас ни думать на эту тему, ни удивляться такому внезапному и еще более неожиданному повышению довольно слабого работника было некогда, и Петр сказал:
– Докладывайте, полковник!
– Вызов от охранника, что в этом доме работает, поступил в 1.21 ночи, – начал тот. – Он сказал, что ему позвонили из одной квартиры и сообщили, что мимо их окон пролетело что-то большое, непонятное, но ужасно кричащее. Парень вышел посмотреть и увидел на асфальте четыре голых мужских тела, лежавшие лицом вниз. Хотя телами их назвать было уже нельзя – окровавленные мешки с костями. Он к ним даже близко подходить не стал – и так было ясно, что жмурики, и тут же позвонил дежурному райуправления. Дом, сами видите, какой – сплошные шишки живут, так что выехали сюда сразу по полной программе, да и мне мигом сообщили, поэтому я тоже практически с самого начала здесь. Тела сфотографировали, перевернули, но ясности это не внесло, потому что от лиц практически ничего не осталось. Охранник к тому времени уже проблевался, нашатыря нанюхался, в общем, более-менее в себя пришел и сказал, что это, скорее всего, Юрий Попов из 28-й квартиры, что на пятнадцатом этаже, и три его друга, которые где-то за полчаса до этого пришли, причем были они веселые, радостные, ржали все время. Мы туда сначала по телефону позвонили – вдруг охранник ошибся? Долго звонили, но никто не отвечал. Потом поднялись, стучали в дверь, звонили… Без толку. Решили дверь вскрывать, но тут охранник насмерть встал: не положено! Надо хозяина вызывать, а это Попов из Администрации президента. Он эту квартиру сыну оставил, а сам за городом живет. Стали ждать. Приехал Попов довольно быстро, причем вместе с женой. Та во дворе, как увидела, что на асфальте лежит, так и рухнула. А папаша начал кричать, что это не может быть его сын и все такое, а потом вместе с нами на этаж поднялся – у него ключи были. Тут-то и выяснилось, что дверь изнутри закрыта. Пришлось взламывать. Вошли, в доме никого, на столе остатки застолья – четыре человека гуляли, одежда разбросанная, включая трусы. Мы посмотрели содержимое борсеток, что в холле на тумбочке валялись, а там документы, так что имена пострадавших у нас есть. Вот и получается, что это самоубийство в чистом виде – сами они выпрыгнули. Во-первых, раз квартира была изнутри закрыта, то в ней никого, кроме них, не было, потому что снаружи закрыть дверь на защелку невозможно. Во-вторых, для того чтобы сначала раздеть догола, а потом выбросить с балкона четырех парней, взвод коммандос нужен. А следов борьбы в квартире нет – значит, они не сопротивлялись. Но вот почему они это сделали? Черт его знает! Может, обкурились или наглотались чего-нибудь, потому что ни шприцов, ни ампул мы вот так с ходу в квартире не нашли. А уж что именно это было, экспертиза покажет. В квартире все еще криминалисты работают, и им там до утра возиться – метраж-то огромный.
– Родителям остальных потерпевших сообщили? – поинтересовался Гуров.
– Нет еще! Тут и так было столпотворение. Попов же, как все это увидел, так тут же за телефон схватился! Не знаю уж, кому он звонил, но только всю королевскую конницу и всю королевскую рать на ноги поднял! И ОМОН неизвестно зачем пригнали, и оцепление выставили такое, что муха не пролетит. Нам еще родителей остальных троих здесь не хватало!
– Поквартирный обход провели? – спросил Орлов.
– С ума сошли? – возмутился полковник. – Вы на часы посмотрите! Ночь на дворе! Жильцы мало того что дверь не откроют, так еще и нажалуются! Мне это надо? До утра потерпит!
– Ну, вряд ли люди могут спать, когда у них под окнами такое творится, – заметил Лев. – Я, когда подъезжал, видел, что во многих квартирах свет горел. Да и ходить-то нужно не по всем, а посетить только те, что на одной лестничной площадке или выходят на эту же сторону.
– В этом доме 22 этажа, подъезд только один, и из холла можно на разных лифтах в оба крыла подняться, – начал объяснять Симонов. – В том, где 28-я находится, на всех этажах только по одной квартире и есть, и окна у них выходят на три стороны, в том числе и на эту. А вот из другого крыла то место, где покойники упали, не просматривается.
– Таким образом, увидеть произошедшее могли только из двадцати одной квартиры? – уточнил Гуров. – Кто-то мог, перегнувшись через перила балкона, посмотреть наверх, а уж те, мимо кого эти четверо пролетали, не заметить их просто не могли, как и те, кто позвонил охраннику.
– Перегнуться через перила балкона невозможно, потому что они очень высокие и широкие. Максимум, что можно сделать, – это высунуть голову и посмотреть наверх или вниз. Охранник сказал, что сейчас жильцы находятся только в четырех из нужных нам квартир, но это такие люди, что лично я к ним ночью не сунусь.
– Огласите весь списочек, пожалуйста, – попросил Крячко голосом забулдыги из известной комедии.
От неожиданности Симонов вздрогнул, а потом взвился, как ужаленный:
– Как вы можете хохмить в такой момент? Лично мне не до шуток!
– Ты чего орешь? – уже нормальным голосом сказал Крячко. – И так ведь ясно, что район это дело вести не будет. Опять на нас свалят! Иначе зачем бы нас сюда среди ночи дернули? Так что причеши нервы! Ты сейчас отсыпаться пойдешь, а нам колготиться до утра! Давай сюда листок! Нечего его мусолить!
Полковник прекрасно понимал, что Крячко прав, так что мигом успокоился и бумагу отдал, но для вида немного поворчал. Просмотрев список, Лев сказал:
– Я беру себе Данилина, а ты остальных.
– Младшенького завсегда обидеть просто, – захныкал Стас.
– Неужели действительно прямо сейчас пойдете? – все еще недоверчиво спросил Симонов.
– Тут Петр Николаевич недавно назвал меня безбашенным, вот и буду репутацию оправдывать, – пожал плечами Гуров.
Крячко же начал со слезой в голосе тихонько напевать: «Наша служба и опасна, и трудна…» Полковник посмотрел на них и покачал головой:
– Мне тут шепнули, как лихо вы Попова на место поставили, а теперь вот к Данилину собрались. Он же вас с башмаками слопает! Вот скажите мне, как вы не боитесь?
– Ты сам ответил на свой вопрос, – усмехнулся Гуров. – Я не боюсь!
Лев слукавил, но только частично. Попова он действительно не боялся. Ну, выгонят Гурова с работы! И что дальше? Потом опять попросят вернуться! Они с Крячко это уже проходили! А не попросят, так и черт с ними! Запасной аэродром у Льва был заготовлен уже давно, так что он, как и говорил Орлову, не пропал бы, а стал бы жить не в пример лучше, чем сейчас, хотя бы в материальном отношении, да и нервы ему там никто не трепал. Вот и получалось, что Лев ничем не рисковал. А Данилина, которого так боялся Симонов, он выбрал по той простой причине, что был с ним знаком: друг моего друга – мой друг, то есть опять ничем не рисковал. Ну, а Стас мог легко договориться даже с чертом и уломать того подписать уже собственной кровью договор на вечное оказание безвозмездных услуг следствию.
Возле двери Данилина, чья квартира находилась как раз под 28-й, Гуров бестрепетно нажал на кнопку звонка и держал ее до тех пор, пока дверь не открылась и хозяин, распространяя вокруг себя стойкий аромат хорошего коньяка, укоризненно спросил:
– Лева! У тебя совесть есть?
– Виктор! Совесть при нашей работе – непозволительная роскошь! – объяснил Лев, проходя в квартиру: – И чего ты злишься? Все равно ведь не спишь! Тут во дворе такое творилось, что мертвый бы из могилы поднялся!
– Знаю, я же еще раньше проснулся, – отмахнулся Данилин. – Кофе будешь? Или тебе чай? А может, по коньячку? Помянем этих придурков?
– А ты откуда знаешь, кто это был? – насторожился Лев.
– Вот выпьешь со мной, тогда расскажу, – вроде бы шутливо предложил Виктор, но, как известно, в каждой шутке есть доля шутки, а потом серьезно добавил: – Все своими глазами видел.
– Шантажист! – вздохнул Гуров. – Ладно! Мне чай! Куда идти?
– А куда мы, люди старой закваски, привыкли всегда в таких случаях ходить? – усмехнулся Данилин. – На кухню! Она у меня, слава богу, на другую сторону выходит.
Пока хозяин, мужчина одних лет с Гуровым, возился по хозяйству на кухне, своими размерами больше напоминавшую хоккейную площадку, Лев смотрел на него и думал, какое же счастье, что у них с Марией нет детей. Он даже представить себе не мог, что было бы с ними, если бы у них, как у Виктора, единственная дочь погибла вместе с мужем в автокатастрофе по вине врезавшегося в них пьяного водителя на «КамАЗе», который уходил от преследования ГАИ. Теперь весь смысл жизни для Данилиных заключался во внуках, которых они без памяти любили. Лев сам видел, как этот человек, президент одного из крупнейших банков страны, известный своей железной хваткой и несгибаемым характером, с ними возился, превращаясь на время в самого обыкновенного дедушку, мягкого, доброго и заботливого. Но вот стол был накрыт, коньяк налит, и Виктор сказал:
– Ну, пусть им на том свете воздастся полностью за то, что они на этом натворили!
Начинать день с коньяка было кощунством, так что Лев отпил совсем чуть-чуть, только губы смочил, а потом переключился на чай с бутербродами – время шло к утру, и позавтракать было нелишним, а Виктор тем временем начал рассказывать:
– Я последнюю неделю живу в городе – проблемы навалились.
– Помощь нужна? – спросил Гуров.
– Да нет! Не твой профиль – экономика. Но за предложение спасибо. Я вообще сплю очень плохо – бессонница. Но за городом спасаюсь тем, что в любое время года ложусь на веранде. А здесь приспособился спать на балконе, благо он огромный. Я его потому застеклять и не стал, что такую возможность предвидел. Это, конечно, не то, что за городом, но уличный шум здесь почти не слышен, лежишь себе, а над тобой небо, звезды, вид на Москву-реку, ветерок легонький тебя ласково гладит… Короче, усыпляет. Только я уснул, как вдруг шум сверху слышу. Ну, думаю, опять началось! Понимаешь, Лева! Когда Поповы здесь всей семьей жили, все было относительно нормально, хотя сыночек, этот ублюдок, постоянно с родителями скандалил. Но родители за город съехали, этот недоумок один остался, и начались гульбарии! Или это мне так везло, потому что я здесь довольно редко ночевал, только когда сил или времени за город ехать не было. Девки, парни, визг, писк, крики, музыка грохочет и все в этом духе! Я на Попова чуть ли не в голос орал, чтобы он своего идиота приструнил, только парень своего отца в грош не ставил. Юрки где-то около трех месяцев не было ни видно и ни слышно, а тут объявился. Я прислушался: музыки нет, голоса только мужские, но очень громкие и… Знаешь, какие-то истерично-взвинченные! Чересчур оживленные!
– А о чем они говорили? Может быть, расслышал? – поинтересовался Лев.
– Нет, смысл я тогда не понял. Но вот когда они на балкон вышли, тут-то я все услышал и обалдел! Встал – не поленился, к ограждению подошел, наверх посмотрел и глазам своим не поверил! Стоят эти четыре придурка, в чем мать родила, на перилах, за плечи друг друга обняли и хохочут – надрываются! А потом один из них предложил: «Ну, что? Полетели?» И все ему в один голос: «Полетели!» И, ты представляешь, на счет «три» они спрыгнули да еще вперед оттолкнулись. И при этом сначала веселились: «Клево! Прикольно! Мы летим! Мы птицы!», а потом уже от ужаса орать начали – видно, дошло до них, что сделали. И я этот крик еще очень нескоро забуду! А потом шлепки и тишина! Но я тебе, Лева, честно скажу, свою смерть они сполна заслужили! И мне их ни капельки не жаль – те еще были сволочи! Налил я себе полный бокал коньяка и выпил! И для того, чтобы нервы успокоить, и на радостях, что воздух в этой стране теперь хоть ненамного чище станет.
– Виктор, ты сказал, что они свою смерть сполна заслужили? А чем? – спросил Гуров.
– Знаешь, Лева! – жестко сказал Данилин. – Не прими это как что-то личное – я тебя очень уважаю! Только таких, как ты, по пальцам одной руки пересчитать можно! И, если у меня, не приведи, господи, опять что-то случится, я буду обходиться своими силами, но в мили… Тьфу!
– Виктор! Говори, как тебе удобно! – поморщился Гуров. – Суть дела от этого не изменится! Я и так понял, что милиции-полиции ты не веришь.
– Ни на грош! Продажные все, как один! А если не продажные, то трусы, которые рот боятся открыть! – с ненавистью говорил Данилин.
– И что же натворила эта компания? – спросил Лев. – Когда? Где?
– В этом самом доме! И я тебе могу даже точную дату назвать – в ночь с 24 на 25 мая этого года.
– Давай в подробностях все, что знаешь, – попросил Гуров.
– Понимаешь, у тестя с тещей золотая свадьба была, отмечали, как положено, в ресторане, стол, естественно, ломился. Но тут вот какая штука! У внука аллергия на некоторые пищевые продукты, а там, в этой суматохе, он потихоньку от нас налопался того, что ему категорически противопоказано. Скрутило его еще там, и мы с женой и малышами немедленно сюда уехали, потому что за город и «Скорая» будет сто лет добираться, и в случае чего до любой больницы тут ближе. Вызвали частного врача – у нас свой, он приехал с медсестрой, и началась обычная канитель: промывание желудка, клизма, капельница и все в этом духе. Внук стонет, плачет, капризничает! Внучка ревмя ревет – ей и братика жалко, и все внимание на него обращено, а она вроде как ни при чем, и просто за компанию. Настоящий дурдом! Я приказал няню из-за города привезти, договорился с медсестрой, чтобы она у нас до утра подежурила. В общем, была уже ночь, когда все кое-как угомонились. Я лег спать на балконе, надеясь на то, что вымотался и быстро усну. Но, видно, слишком сильно перенервничал, потому что сна не было ни в одном глазу, тем более что у Поповых опять веселились, не очень громко, но все-таки. А потом я голос девушки услышал, она плакала, просила, чтобы ее какой-то Женя отпустил, но тот, видимо, не отставал, потому что она стала кричать и звать на помощь! Ну, тут уж я не выдержал! Раньше там девки тоже частенько появлялись, но они не хуже парней веселились и на помощь никто не звал. Короче! Вызвал я полицию! Причем не анонимно, а по полной форме! Представился! Адрес назвал! Фамилию, имя и отчество хозяев квартиры! И сказал, что там какую-то девушку насилуют!
– Наряд приехал? – спросил Лев.
– Приехал! – не предвещавшим ничего хорошего тоном ответил Данилин. – Я на балконе стоял и смотрел! Они даже к квартире Поповых поднялись и, наверное, звонить начали, потому что я сверху крик услышал: «Менты!» Девушка громче кричать стала, но тут же замолчала, а потом… – теперь замолчал уже он сам.
Понимая, что дальше случилось что-то страшное, Гуров сидел со сжатыми кулаками и глубоко дышал, стараясь взять себя в руки, а Виктор налил себе коньяка и в один прием выпил.