Николай Николаевич Миклухо-Маклай
Путешествия на берег Маклая

   В жизни человека необходима романтика. Именно она придает человеку божественные силы для путешествия по ту сторону обыденности. Это могучая пружина в человеческой душе, толкающая его на великие свершения.
Фритьоф Нансен

«Что там, за линией горизонта?»

   В руках у читателя – первая книга из «Библиотеки путешествий». Мне доставляет искреннее удовольствие поддержать начинание издательства, отважившегося на ее создание.
   А. П. Чехов, откликнувшийся на кончину великого путешественника Николая Михайловича Пржевальского проникновенной статьей, писал: «Изнеженный десятилетний гимназист мечтает бежать в Америку или Африку, совершать подвиги – это шалость, но не простая… Это слабые симптомы той доброкачественной заразы, какая неминуемо распространяется на земле от подвига».
   Любознательность, наука, жажда новых впечатлений и открытий, романтика и мечта – вот те основные силы, которые создают из человека первооткрывателя, путешественника, исследователя Земли и всего окружающего его мира.
   Любознательность и мечта вели тверского купца Афанасия Никитина в его «хожениях за три моря» в Индию. Страстный интерес к загадочному Китаю лежал в основе долгого путешествия венецианца Марко Поло. Романтика познания бесконечной Земли, поиска новых путей надувала паруса каравелл генуэзского моряка Христофора Колумба, открывшего для европейцев Новый Свет.
   И разве не дерзкое желание вывести человечество на просторы Вселенной, проложить космические маршруты лежало в основе подвижнической научной деятельности Константина Циолковского, блестящего инженерного расчета Сергея Королева, дерзновенного полета Юрия Гагарина?
   Не померкнут в памяти человечества труды и подвиги путешественников, первооткрывателей, ученых, исследователей, по крупицам собиравших знания о Земле, устройстве ее поверхности, о ее водах и суше. И не только потому, что без их открытий современный уровень освоения мира был бы просто невозможен. Духовная составляющая их свершений не менее, если не более, важна, чем составляющая материальная. Могущество человеческого духа, способного преодолеть любые трудности на непроторенных путях исканий, – вот о чем свидетельствуют деяния великих людей, посвятивших себя путешествиям в неведомое.
   Авторы книг, вошедших в «Библиотеку путешествий», о подвиге и мечте знают не понаслышке. Р. Амундсен, В. М. Головин, Н. Ф. Крузенштерн, Д. Ливингстон, Ф. П. Литке, H. Н. Миклухо-Маклай, Ф. Нансен, Г. И. Невельской, В. А. Обручев, Р. Пири, Н. М. Пржевальский, П. П. Семенов-Тян-Шанский, Р. Скотт, П. Фосетт, В. В. Юнкер и многие другие первопроходцы в своих трудах, мемуарах, записках прославили Человека, его неустанный поиск нового.
   Вот яркое свидетельство замечательного отечественного исследователя Арктики, имя которого легко найти на любой географической карте, – Владимира Юльевича Визе (1886–1954): «Мне попала в руки книга Фритьофа Нансена о его замечательной экспедиции на знаменитом судне «Фрам». Я не отрываясь читал эту чудесную книгу, и у меня впервые зародилась мысль: посвятить свою жизнь Арктике, продолжить начатые работы Нансена, разрешить те вопросы, которые вставали перед знаменитым норвежцем, когда его судно проносило через полярный бассейн».
   Под этими словами, я думаю, могут подписаться многие современные исследователи Земли, которым книги их предшественников подсказали выбор пути, определили их жизнь.
   Мне представляется символичным, что мысль о «Библиотеке путешествий» родилась в «Дрофе» – издательстве, специализирующемся на выпуске учебной литературы, книг для детей и юношества.
   «Библиотека…» обращена ко всем читателям, но в первую очередь – к молодым. Вопрос: «Что там, за линией горизонта?» – это вопрос, который человек задает себе в детстве. Чувство удивления перед неизвестным, желание понять, что скрывается за воображаемой линией, отделяющей познанное от неизвестного, близкое от далекого, понятное от тайны, свойственно прежде всего молодости.
   Призыв молодых героев «Двух капитанов»: «Бороться и искать, найти и не сдаваться!» – по-прежнему находит отклик в сердцах людей. А это значит, что «Библиотека путешествий», в которой живет дух исканий и открытий, будет востребована читателями.
Чилингаров Артур Николаевич,
Герой Советского Союза, доктор географических наук, почетный профессор Государственной морской академии им. адмирала С. О. Макарова, президент Ассоциации полярников, член основанного в 1905 г. в США Международного клуба исследователей, член Британского Королевского географического общества, специальный представитель Президента РФ по вопросам Международного полярного года

Письмо Л. Н. Толстого Н. Н. Миклухо-Маклаю

25 сентября 1886 г.
Многоуважаемый Николай Николаевич!
   Очень благодарен за присылку ваших брошюр. Я с радостью их прочел и нашел в них кое-что из того, что меня интересует. Интересует – не интересует, а умиляет и приводит в восхищение в вашей деятельности то, что, сколько мне известно, вы первый несомненно опытом доказали, что человек везде человек, т. е. доброе общительное существо, в общение с которым можно и должно входить только добром и истиной, а не пушками и водкой. И вы доказали это подвигом истинного мужества, которое так редко встречается в нашем обществе, что люди нашего общества даже его и не понимают. Мне ваше дело представляется так: люди жили так долго под обманом насилия, что наивно убедились в том, и насилующие и насилуемые, что это-то уродливое отношение людей, не только между людоедами и нехристианами, но и между христианами, и есть самое нормальное. И вдруг один человек, под предлогом научных исследований (пожалуйста, простите меня за откровенное выражение моих убеждений), является один среди самых страшных диких, вооруженный вместо пуль и штыков одним разумом, и доказывает, что все то безобразное насилие, которым живет наш мир, есть только старый отживший humbug (т. е. вздор. – Б. П.), от которого давно пора освободиться людям, хотящим жить разумно.
   Вот это-то меня в вашей деятельности трогает и восхищает, и поэтому-то я особенно желаю вас видеть и войти в общение с вами. Мне хочется вам сказать следующее: если ваши коллекции очень важны, важнее всего, что собрано до сих пор во всем мире, то и в этом случае все коллекции ваши и все наблюдения научные ничто в сравнении с тем наблюдением о свойствах человека, которые вы сделали, поселившись среди диких и войдя в общение с ними и воздействуя на них одним разумом, и поэтому, ради всего святого, изложите с величайшей подробностью и свойственной вам строгой правдивостью все ваши отношения человека с человеком, в которые вы вступили там с людьми. Не знаю, какой вклад в науку, ту, которой вы служите, составят ваши коллекции и открытия, но ваш опыт общения с дикими составит эпоху в той науке, которой я служу, – в науке о том, как жить людям друг с другом. Напишите эту историю, и вы сослужите большую и хорошую службу человечеству. На вашем месте я бы описал подробно все свои похождения, отстранив все, кроме отношений с людьми. Не взыщите за нескладность письма. Я болен и пишу лежа, с неперестающей болью. Пишите мне и не возражайте на мои нападки на научные наблюдения. Я беру эти слова назад, а отвечайте на существенное. А если заедете, хорошо было бы.
   Уважающий вас
Л. Толстой

Ответное письмо Н. Н. Миклухо-Маклая

Санкт-Петербург, 29 января 1887 г.
Ваше сиятельство, глубокоуважаемый граф Лев Николаевич!
   Позвольте искренно поблагодарить вас за письмо от 25 сентября и вместе с тем прошу простить, что только теперь отвечаю на него. Письмо не только было для меня интересно, но результат чтения его повлияет немало на содержание книги о моих путешествиях. Обдумав ваши замечания и найдя, что без ущерба научному значению описания моего путешествия, рискуя единственно показаться некоторым слишком субъективным и говорящим чересчур много о собственной личности, я решил включить в мою книгу многое, что я прежде, до получения вашего письма, думал выбросить. Я знаю, что теперь многие, не знающие меня достаточно, читая мою книгу, будут недоверчиво пожимать плечами, сомневаться и т. д. Но это мне все равно. Для того, чтобы мотивировать, почему мне пришлось сделать мой рассказ более длинным, вы, надеюсь, позволите мне в одном из дополнений к 1-му тому моей книги напечатать несколько выдержек из вашего письма, т. к. мне невозможно будет объяснить более кратко и просто причину, заставившую меня вставить несколько эпизодов, характеризующих мои отношения к туземцам, т. к. я убежден, что самым суровым критиком моей книги, ее правдивости и добросовестности во всех отношениях буду я сам.
   Разумеется, я не буду возражать на ваши нападки на науку, ради которой я работал всю жизнь и для которой я всегда готов всем пожертвовать.
   Через несколько дней я еду в Сидней; буду назад в мае. Летом или осенью, дорогою в Киевскую губернию, заеду к вам в Ясную Поляну.
   С глубоким уважением посылаю, непрошеный, мою фотографию в обмен на Вашу, которую, если можно, пришлите до 8-го февраля.
М. -М.

Путешествия на Новую Гвинею

Почему я выбрал Новую Гвинею полем моих исследований

   Мне кажется, что мне следует прежде всего сказать, почему я избрал о. Новую Гвинею целью моего путешествия и моих исследований. Читая описания путешествий, почти что во всех я находил очень недостаточными описания туземцев в их первобытном состоянии, т. е. в состоянии, в котором люди низших рас жили и живут до более близкого столкновения с белыми или расами с уже определенною цивилизациею (как индусская, китайская, арабская и т. п.). Путешественники или оставались среди этих туземцев слишком короткое время, чтобы познакомиться с их образом жизни, обычаями, уровнем их умственного развития и т. д., или же главным образом занимались собиранием коллекций, наблюдением других животных, а на людей обращали совершенно второстепенное внимание. С другой стороны еще такое пренебрежение ознакомления с первобытными расами мне казалось достойным положительного сожаления вследствие обстоятельства, что расы эти, как известно, при столкновении с европейскою цивилизациею с каждым годом исчезают.
   Времени, по моему мнению, не следовало упускать, и цель – исследование первобытных народов – мне казалась достойною посвятить ей несколько лет жизни. Совершенно согласно с моими желаниями повидать другие части света и знания мои подходящи для такого предприятия. Занятия анатомиею человека и медициною могли значительно облегчить антропологические работы, которыми я думал заняться.
   Но где найти эти первобытные племена людей вне влияния других, поднявшихся на сравнительно высшую ступень цивилизации?
   Между многочисленными островами Тихого океана острова Меланезии менее известны, чем остальные, хотя и представляют большой научный интерес, и между последними Новая Гвинея по своей величине[1] и по своей неизвестности играет первую роль.[2]
   Несмотря на то что она открыта уже более 300 лет тому назад,[3] только некоторые <из> берегов местности известны европейцам <благодаря> посещению мореплавателями разных национальностей.[4]
   Внутренность острова и ее естественные произведения остаются еще не исследованными.
   Научное путешествие Валласа [Уоллеса], уяснившее нам распространение фаун в Малайском архипелаге и дозволившее <сделать> интересные выводы, относящиеся к геологической истории нашей планеты, хотя имело границею Новую Гвинею, пролило и на фауну этой последней некоторый свет.
   По мнению Валласа, фауна Новой Гвинеи принадлежит к австралийской, но будучи малоизвестной, не позволяет еще окончательного приговора.
   Представляя совершенно относительно другие условия жизни, будучи страной преимущественно гористою, покрытою лесом, имея климат более жаркий и сырой, Новая Гвинея, несмотря на сродство фаун, вероятно, представляет также значительные отличия, дающие предполагать, что она единственная страна земного шара, в которой могут скрываться органические формы, вполне для нас новые.
   Новая Гвинея по своему положению составляет центральное звено при исследовании органической природы Полинезии и могущее дополнить наши сведения касательно проблематического материка, так наз. Lemurii{1}.
   Но не в одном зоологическом отношении Новая Гвинея представляет такое большое поле исследования. Она представляет также важное антропологическое и этнографическое значение, будучи населена малоисследованной расой папуасов, которой положение в ряду других почти не уяснено.[5]
   Более изолированные и менее подверженные примеси с другими племенами, жители Новой Гвинеи могут предст[авить] исходную группу для сравнения с разбросанными темными жителями Малайского и Меланезийского архипелагов. Она сама представляет не одно, а, по всей вероятности, много различных племен.
   Это были соображения, побудившие меня при обдумывании плана предпринимаемого путешествия на острова Тихого океана избрать исходной станцией моего путешествия Новую Гвинею. Между многими вышеизложенными вопросами я избрал в этнологическом отношении следующие две задачи, которые, как мне кажется, следует решить перед другими, потому что они представляют больший общенаучный интерес, именно: во-первых, уяснить антропологическое отношение папуасов к другим расам вообще, которое еще почти что не определено; и во-вторых, по возможности и по собственным наблюдениям определить распространение этой расы по отношению с другими племенами Тихого океана, будучи того мнения, что этим этнология племен, населяющих острова Тихого океана, значительно уяснится, так как она представляет еще много спорного.
   Не занимаясь по зоологии систематикою и не имея наклонности к собиранию коллекций, интересных зоологу и географу, задачи Валласа не могли руководить моим путешествием.
   Сравнительные же анатомические исследования оставляли мне вполне свободу последующей перемены места исследований, и поэтому я план странствования своего подчинил антропо-этнографическим целям, при которых всегда останется у меня время для специальных анатомических исследований.
   Решив это, я без долгих размышлений избрал Новую Гвинею первою станцией путешествия как более трудную во всех отношениях, пока мои силы постепенно не ослабли от друг[их] напряж[ений].
   Теперь мне следовало бы сообщить в кратких чертах известное о Новой Гвинее. Но наши познания в этом отношении так кратки и это уже сделано другими, которые тщательно собрали те немногие сведения, которые разбросаны в разных сочинениях о путешествиях. Так, например, Finsch собрал все касающееся Новой Гвинеи даже в отдельной книге. Замечу, однако же, для полноты, что в зоологическом отношении Новая Гвинея представляет особенности. В уже несколько раз цитированном сочинении Бэра мы имеем отличную разработку материала касательно той части человеческой породы, которая населяет Новую Гвинею. Материал критически рассмотрен и разобран, и выдвинутый ряд вопросов ожидает новых ответов.
   Таким образом, почти вся научная литература о Новой Гвинее подготовлена, и мне остается только отправляться за добытием новых фактов, но пред этим я желал бы показать читателям, как не установилось еще антропологическое положение той расы, которая представ[ляется] мне для исследования.
   Не останавливаясь на первых известиях о папуасах и на разнообразных описаниях их, рассмотренных у Бэра, я прямо перехожу к позднейшим суждениям о них, падающим почти в настоящее время, и между другими остановлюсь на двух, рассматривающих предмет с различных сторон, именно зоолога и лингвиста.
   Валлас, пробывший почти 8 лет в частых сношениях с папуасами и малайцами и, как сам выражается, постоянно наблюдал их, очень энергически напирает на различие обоих племен, основываясь не только на их внешности, но и их характере. Причисляя малайцев к народам Азии, он присоединяет папуасов к полинезийцам, которых вместе с жителями Австралии считает за остатки одной общей океанийской расы, населявшей некогда теперь покрытый океаном материк.
   Валлас также говорит и об альфуру, отделяя их от папуасов, ставя их ближе к малайцам, но не причисляя их к последним. Он предполагает их, так же как и малайцев, азиатского происхождения.
   Если на все это были бы доказательства, то вопрос об отношении племен имел бы прекрасное решение. Но является еще большая трудность соединить папуасов с полинезийцами, отличными и по языку и по наружности. Меньшее затруднение представляет присоединение австралийцев к папуасам.
   Тем более Валласу трудно окончательно решать эти вопросы, что он с полинезийцами и австралийцами не знаком по личным наблюдениям, по крайней мере я нигде не нахожу в его книге указани[й] о пребывании в Полинезии или Австралии.
   Что же касается до большого различия, на которое указывает <Валлас>, малайцев от папуасов, то после Блуменбаха почти все классификаторы человеческих племен постоянно отделяли первых от последних.

Первое пребывание в Новой Гвинее на Берегу Маклая
(от сентября 1871 г. по декабрь 1872 г.)

   {2}
   19 сентября 1871 г. около 10 час. утра показался, наконец, покрытый отчасти облаками высокий берег Новой Гвинеи.[6]
   Корвет «Витязь» шел параллельно берегу Новой Британии из Port Praslin (Новой Ирландии), нашей последней якорной стоянки. Открывшийся берег, как оказалось, был мыс King William, находящийся на северо-восточном берегу Новой Гвинеи.
   Высокие горы тянулись цепью параллельно берегу (на картах они обозначены именем Финистер; высота их превышает 10 000 фут[7]). В проходе между о. Рук и берегом виднелись несколько низких островков, покрытых растительностью. Течение было попутное, и мы хорошо подвигались вперед. Часу во втором корвет «Витязь» настолько приблизился к берегу Новой Гвинеи, что можно было видеть характерные черты страны. На вершинах гор лежали густые массы облаков, не позволявшие различать верхние их очертания; под белым слоем облаков по крутым скатам гор чернел густой лес, который своим темным цветом очень разнился от береговой полосы светло-зеленого цвета.[8]
   Береговая полоса возвышалась террасами или уступами (высоты приблизительно до 1000 фут) и представляла очень характеристичный вид. Правильность этих террас более заметна внизу, на небольшой высоте. Многочисленные ущелья и овраги, наполненные густою зеленью, пересекали эти террасы и соединяли таким образом верхний <лес>[9] с прибрежным узким поясом растительности. В двух местах на берегу виднелся дым, свидетельствовавший о присутствии человека. В иных местах береговая полоса становилась шире, горы отступали более в глубь страны, и узкие террасы, приближаясь к морю, превращались в обширные поляны, окаймленные темною зеленью.
   Около 6 часов вечера отделился от берега маленький островок, покрытый лесом. Между светлою зеленью кокосовых пальм на островке видны были крыши хижин, и по берегу можно было различить и людей. У островка впадала речка, которая, судя по извилистой линии растительности, протекала по поляне. Не найдя удобного якорного места, мы (90 сажень пронесло) прекратили пары, и корвет «Витязь» лег в дрейф. Вечер был ясный, звездный, только горы оставались закрыты, как и днем, облаками, которые спустились, казалось, ниже, соединясь с белою пеленою тумана, разостлавшегося вдоль берега у самого моря. Из темных туч на вершинах часто сверкала молния, причем грома не было слышно.
   20 сентября. За ночь попутное течение подвинуло нас к северу миль на 20. Я рано поднялся на палубу, рассчитывая увидеть до восхода солнца вершины гор свободными от облаков. И действительно, горы ясно были видны и представляли мало отдельных вершин, а сплошную высокую стену почти повсюду одинаковой высоты. При восходе солнца вершина и подошва гор были свободны от облаков, посредине их тянулись белые strati <(слоистые облака)>.[10] Поднявшееся солнце осветило берег, на котором ясно можно было различить три или четыре параллельных, громоздившихся один над другим хребта. По мере того как мы подвигались вперед, вид берега изменялся. Террас более не было, а к высоким продольным хребтам примыкали неправильные поперечные ряды холмов, между которыми, вероятно, протекали речки. Растительности было более.
   Около 10 ½ часов, подвигаясь к заливу Астроляб, мы увидели перед собою два мыса: южный – мыс Риньи и северный – мыс Дюпере, оба невысокие, и второй далеко выдающийся в море.[11] Облака понемногу заволокли вершины высоких хребтов; громадные кучевые облака, клубясь и изменяя форму, легли на них. По склонам невысоких холмов виднелись кое-где густые столбы дыма. Стало довольно тепло: в тени термометр показывал 31 °C. Часам к 12 мы были среди большого залива Астроляб.
   На предложенный мне командиром корвета «Витязь» капитаном второго ранга[12] Павлом Николаевичем Назимовым вопрос, в каком месте берега я желаю быть высаженным, я указал на более высокий левый берег, предполагая, что правый, низкий, может оказаться нездоровым. Мы долго вглядывались в берег залива, желая открыть хижины туземцев, но кроме столбов дыма на холмах <ничего>[13] не заметили; подойдя, однако ж, еще ближе к берегу, старший офицер П. П. Новосильский закричал, что видит бегущих дикарей. Действительно, можно было различить в одном месте песчаного берега несколько темных фигур, которые то бежали, то останавливались.