Страница:
Поэтому она распускает слух, что на самом деле ее отец монах-миссионер, а мать – маркитантка, отправившаяся в некую французскую колонию в обозе солдат-наемников. Понятно, что монаха-греховодника, выдуманного Ленорман, ждал бы церковный суд, если бы чернокожие дикари не съели его. После этого девочку, брошенную матерью, каким-то образом переправили во Францию – к дальнему родственнику отца, который согласился взять ее на воспитание.
Романтическая псевдобиография детства Ленорман очень показательна. Это архетип «девушки из космоса», то есть человека, лишенного земных корней и в силу этого способного к эзотерическим действиям. Однако в облике таинственной гадалки все еще не хватало какой-то изюминки. Ученица парикмахера Эттейлы – вряд ли кого-то можно было этим заинтриговать. И вот в рассказах о ней появляется фигура некоего колдуна-мельника, демонического мужчины, обладателя тайного знания, которое передавалось его женщинам-ученицам.
Дальше реальная и выдуманная биографии мадемуазель Ленорман причудливо переплетаются – Эттейла исчезает из жизни ясновидящей, но появляется некий старик Готлиб, а затем магнетизер Франц.
Дом Готлиба вплотную примыкал к злачному ночному заведению под названием «Дикий кабанчик» и отличался замечательной особенностью – он был без дверей. С трех сторон высились неприступные стены с маленькими окошками. А с четвертой стороны находился трактир. Поэтому, чтобы попасть к старику, надо было быть либо другом хозяина заведения, либо ясновидящим.
Мария «вспоминала», как однажды она шла по улице и вдруг увидела дом, который ей постоянно снился. Сама не понимая, какой опасности она подвергается, Ленорман вошла в трактир… Однажды Готлиб, у которого Мария Анна осваивала систему карточного гадания, сказал, что собирается на прогулку вместе с маршалом Миро. Ясновидящая молча выслушала и вдруг произнесла:
– Вам не надо ездить с ним.
– Почему?
– Ему выпала десятка бубен. Это значит, что Миро грозит страшная опасность. В него будут стрелять. Тот, кто будет рядом, должен погибнуть.
– Ты уверена? – спросил Готлиб.
– Абсолютно. Я это вижу.
– Хорошо. Я пошлю маршалу предупреждение. – Готлиб сел писать, но скомкал написанное со словами: «Получается какая-то чушь. Маршал мне не поверит. Я скажусь больным». Готлиб остался дома, а маршал отправился на прогулку с адвокатом Блейнорманом. В Булонском лесу на него напали грабители и ранили в плечо, а его спутника убили.
Существуют две версии об изгнании Ленорман из Парижа. По одной из них, наиболее известной, Ленорман пришлось покинуть город около 1808 года за то, что она предсказала окончательное поражение наполеоновской армии. Весть не дошла до императора – возмущенный маршал Мюррей добился, несмотря на заступничество Жозефины, изгнания предсказательницы.
Вторая версия заслуживает большего доверия. По ней время изгнания Ленорман – начало 30-х годов XIX века, когда в Париже случилась серия необъяснимых пожаров, в которых обвиняли обитавших в столице колдунов. К тому времени Ленорман была уже почтенной матроной, и Париж она покидала с легким сердцем – свою колоду карт она уже усовершенствовала с помощью Готлиба, подготовила и издала весьма любопытную книгу гадания по цифрам, которую назвала «Книга сивилл».
Парижская гадалка произвела фурор среди французских провинциалов. Она предсказала, что один из соседей, месье Делез, потеряет свое любимое кольцо с сапфиром и заболеет, но как только найдет его, выздоровеет. Через два дня кольцо исчезло. Сосед действительно заболел, о чем сообщила Марии испуганная мадам Делез. Ленорман успокоила ее, пообещав, что все закончится хорошо. Месье Делез действительно выздоровел, как только его сын Пьер нашел кольцо. Может быть, оно и соединило пожилую ясновидящую с юношей?
Пьер Делез влюбился в шестидесятилетнюю сивиллу. Был скандал; юноша серьезно заболел. Только спустя недели две ему стало лучше, а произведенное Ленорман впечатление стало понемногу рассеиваться, и он уже смотрел на нее как прежде – с признательностью и уважением, но без всякого душевного волнения. Он занялся магнетизмом, даже добился каких-то успехов, а Мария его всячески в этом поощряла.
Вскоре Ленорман и Делез стали жить вместе. Родители Пьера возненавидели Марию Анну: «Оставьте нашего сына в покое», – увещевали они ее. «Между вами разница в тридцать лет!» – стыдили они ее. Ничто не помогало! Отец, отчаявшись, даже попытался поджечь ее спальню.
Однажды Пьер попросил свою сивиллу погадать ему. Ленорман раскинула карты и в ужасе прошептала: «Ты умираешь». – «Почему же ты не узнала об этом раньше, сивилла?» – «Потому что я люблю тебя».
Гадая самой себе, мадемуазель Ленорман узнала, что должна пережить огонь и воду, а затем погибнуть от рук неизвестного мужчины… В пожаре, учиненном отцом Делеза, гадалка уцелела, лодка, в которой находилась ясновидящая, перевернулась и затонула в Сене. Марию спасло чудо: ее корсет зацепился за балку, оставшуюся на плаву. Через несколько часов измученную и почти захлебнувшуюся женщину вытащили паромщики. Погибла Мария Анна Аделаида Ленорман во время уличных беспорядков – ее задушил молодой человек, так и оставшийся неизвестным.
После смерти Ленорман не обнаружилось ни каких-то особых карт, ни пояснений по технике гадания. Карты, которыми она пользовалась, став предсказательницей судьбы, были самыми обыкновенными. Все дело было в трактовке, которая у Ленорман была своя. С разными картами у нее были связаны свои образы и соответствующие им смыслы: всадник – новости, клевер – счастье, корабль – поездка. Появилась, правда, особая карта – «бланка», так называемая «карта спрашивающего», но это новшество было заимствовано у Этейллы. Методы Марии были частично восстановлены лишь ее учениками и последователями. Наиболее удачно, пожалуй, это сделала фламандская гадалка Эрна Друсбеке. И то, что мы сегодня называем системой Ленорман, есть на самом деле система Эттейлы – Ленорман – Друсбеке.
И не система символов была главной составляющей ее успеха в предсказаниях по картам, а ее личное умение вовлечь в толкование этих символов самого вопрошающего, того, о чьей судьбе говорят карты.
Авель, отказывавшийся молчать
Шарлотта Кирхгоф: колдунья с полотна Рембрандта
Романтическая псевдобиография детства Ленорман очень показательна. Это архетип «девушки из космоса», то есть человека, лишенного земных корней и в силу этого способного к эзотерическим действиям. Однако в облике таинственной гадалки все еще не хватало какой-то изюминки. Ученица парикмахера Эттейлы – вряд ли кого-то можно было этим заинтриговать. И вот в рассказах о ней появляется фигура некоего колдуна-мельника, демонического мужчины, обладателя тайного знания, которое передавалось его женщинам-ученицам.
Дальше реальная и выдуманная биографии мадемуазель Ленорман причудливо переплетаются – Эттейла исчезает из жизни ясновидящей, но появляется некий старик Готлиб, а затем магнетизер Франц.
Дом Готлиба вплотную примыкал к злачному ночному заведению под названием «Дикий кабанчик» и отличался замечательной особенностью – он был без дверей. С трех сторон высились неприступные стены с маленькими окошками. А с четвертой стороны находился трактир. Поэтому, чтобы попасть к старику, надо было быть либо другом хозяина заведения, либо ясновидящим.
Мария «вспоминала», как однажды она шла по улице и вдруг увидела дом, который ей постоянно снился. Сама не понимая, какой опасности она подвергается, Ленорман вошла в трактир… Однажды Готлиб, у которого Мария Анна осваивала систему карточного гадания, сказал, что собирается на прогулку вместе с маршалом Миро. Ясновидящая молча выслушала и вдруг произнесла:
– Вам не надо ездить с ним.
– Почему?
– Ему выпала десятка бубен. Это значит, что Миро грозит страшная опасность. В него будут стрелять. Тот, кто будет рядом, должен погибнуть.
– Ты уверена? – спросил Готлиб.
– Абсолютно. Я это вижу.
– Хорошо. Я пошлю маршалу предупреждение. – Готлиб сел писать, но скомкал написанное со словами: «Получается какая-то чушь. Маршал мне не поверит. Я скажусь больным». Готлиб остался дома, а маршал отправился на прогулку с адвокатом Блейнорманом. В Булонском лесу на него напали грабители и ранили в плечо, а его спутника убили.
Существуют две версии об изгнании Ленорман из Парижа. По одной из них, наиболее известной, Ленорман пришлось покинуть город около 1808 года за то, что она предсказала окончательное поражение наполеоновской армии. Весть не дошла до императора – возмущенный маршал Мюррей добился, несмотря на заступничество Жозефины, изгнания предсказательницы.
Вторая версия заслуживает большего доверия. По ней время изгнания Ленорман – начало 30-х годов XIX века, когда в Париже случилась серия необъяснимых пожаров, в которых обвиняли обитавших в столице колдунов. К тому времени Ленорман была уже почтенной матроной, и Париж она покидала с легким сердцем – свою колоду карт она уже усовершенствовала с помощью Готлиба, подготовила и издала весьма любопытную книгу гадания по цифрам, которую назвала «Книга сивилл».
Парижская гадалка произвела фурор среди французских провинциалов. Она предсказала, что один из соседей, месье Делез, потеряет свое любимое кольцо с сапфиром и заболеет, но как только найдет его, выздоровеет. Через два дня кольцо исчезло. Сосед действительно заболел, о чем сообщила Марии испуганная мадам Делез. Ленорман успокоила ее, пообещав, что все закончится хорошо. Месье Делез действительно выздоровел, как только его сын Пьер нашел кольцо. Может быть, оно и соединило пожилую ясновидящую с юношей?
Пьер Делез влюбился в шестидесятилетнюю сивиллу. Был скандал; юноша серьезно заболел. Только спустя недели две ему стало лучше, а произведенное Ленорман впечатление стало понемногу рассеиваться, и он уже смотрел на нее как прежде – с признательностью и уважением, но без всякого душевного волнения. Он занялся магнетизмом, даже добился каких-то успехов, а Мария его всячески в этом поощряла.
Вскоре Ленорман и Делез стали жить вместе. Родители Пьера возненавидели Марию Анну: «Оставьте нашего сына в покое», – увещевали они ее. «Между вами разница в тридцать лет!» – стыдили они ее. Ничто не помогало! Отец, отчаявшись, даже попытался поджечь ее спальню.
Однажды Пьер попросил свою сивиллу погадать ему. Ленорман раскинула карты и в ужасе прошептала: «Ты умираешь». – «Почему же ты не узнала об этом раньше, сивилла?» – «Потому что я люблю тебя».
Гадая самой себе, мадемуазель Ленорман узнала, что должна пережить огонь и воду, а затем погибнуть от рук неизвестного мужчины… В пожаре, учиненном отцом Делеза, гадалка уцелела, лодка, в которой находилась ясновидящая, перевернулась и затонула в Сене. Марию спасло чудо: ее корсет зацепился за балку, оставшуюся на плаву. Через несколько часов измученную и почти захлебнувшуюся женщину вытащили паромщики. Погибла Мария Анна Аделаида Ленорман во время уличных беспорядков – ее задушил молодой человек, так и оставшийся неизвестным.
После смерти Ленорман не обнаружилось ни каких-то особых карт, ни пояснений по технике гадания. Карты, которыми она пользовалась, став предсказательницей судьбы, были самыми обыкновенными. Все дело было в трактовке, которая у Ленорман была своя. С разными картами у нее были связаны свои образы и соответствующие им смыслы: всадник – новости, клевер – счастье, корабль – поездка. Появилась, правда, особая карта – «бланка», так называемая «карта спрашивающего», но это новшество было заимствовано у Этейллы. Методы Марии были частично восстановлены лишь ее учениками и последователями. Наиболее удачно, пожалуй, это сделала фламандская гадалка Эрна Друсбеке. И то, что мы сегодня называем системой Ленорман, есть на самом деле система Эттейлы – Ленорман – Друсбеке.
И не система символов была главной составляющей ее успеха в предсказаниях по картам, а ее личное умение вовлечь в толкование этих символов самого вопрошающего, того, о чьей судьбе говорят карты.
Авель, отказывавшийся молчать
6 ноября 1796 года умерла Екатерина II. Ее сын и наследник Павел Петрович сразу же бросился в ее кабинет разбирать бумаги и нашел, среди прочего, тетрадку в осьмую часть листа. Писал ее какой-то монах Авель, и говорилось в ней о том, когда и как умрет императрица Екатерина. Были там и другие предсказания.
Павел Петрович велел немедля разыскать и представить ему этого монаха. Не сразу, но монаха нашли. Он уже восемь месяцев сидел в Шлиссельбургской крепости, куда его поместили по указу Екатерины. И сидеть бы ему в заточении до самой смерти, да сбылось его пророчество. Узника вымыли, переодели и доставили в Зимний дворец. Император Павел встретил его ласково; он вообще хорошо относился к тем, кого преследовала его мать. Павел принял от монаха благовоние, спросил, где он собирается жить дальше. Авель ответил, что хотел бы остаться монахом. И Павел тут же повелел определить Авеля в Александро-Невский монастырь в Петербурге.
Авель родился в 1757 году в крестьянской семье. Звали его тогда Василием Васильевым. С юности он мечтал посвятить себя Богу и в двенадцать лет покинул родную деревню Акулово, отправившись странствовать. В одном из монастырей он был пострижен в монахи и получил имя Авель.
Монах Авель
Через девять лет он попадает в Валаамский монастырь на Ладожском озере. Дальше – годы строгой монашеской жизни, в келье на безлюдном острове. 1 ноября 1787 года «случися ему видение»: два ангела дали ему великий дар прорицания и велели сообщать «избранным», что им предстоит. Авель покидает Валаамский монастырь, снова странствует и через девять лет в другом монастыре в Костромской губернии пишет «книгу мудрую и премудрую, в ней же написано о царской фамилии». В частности, там было предсказано, что Екатерине II жить осталось восемь месяцев и умрет она скоропостижно.
Авель имел неосторожность показать эту книгу одному монаху, а тот сразу же донес о ней настоятелю. Книгу вместе с ее автором направили в консисторию в Кострому, потом в губернское правление. И везде Авеля допрашивали. Наконец, в сопровождении караула его отправили в Петербург.
Попал он в руки генерал-прокурора графа А.Н. Самойлова. Заглянув в книгу, тот набросился на монаха с бранью: «Како ты, злая глава, смела писать такие титлы на земного бога?» —и трижды ударил его по лицу. Авель же все стерпел и смиренно ответил: «Меня научил писать сию книгу тот, кто сотворил небо и землю, он же повелел мне и тайны раскрывать».
Самойлов решил, что монах юродствует, велел посадить его в секретную камеру и доложил обо всем императрице. Екатерина, расспросив об Авеле, велела посадить его в Шлиссельбургскую крепость, а на писанные им бумаги наложить печать генерал-прокурора и хранить в Тайной экспедиции. Провел он в Шлиссельбурге десять месяцев и десять дней. Оттуда его и доставили к Павлу Петровичу…
Через год Авель опять перебирается в Валаамский монастырь. Тут бы ему жить тихо да Бога славить. А он пишет новую книгу пророчеств, в которой говорит о скорой трагической кончине императора Павла. Эту книгу он сам отдал игумену Назарию. И почти сразу закрутилось новое дело. Книга Авеля попала в Тайную экспедицию при Сенате, к генералу Макарову. О ней сразу же доложили императору Павлу, и тот распорядился заключить Авеля в Алексеевский равелин Петропавловской крепости, где Авель опять просидел десять месяцев и десять дней. А потом его отправили в Соловецкий монастырь «под присмотр». В марте 1801 года Павел I был убит и на трон вступил новый император, Александр I. Пророчество Авеля, таким образом, исполнилось, но свободы ему это не принесло.
Правда, теперь он был монахом, а не арестованным, но покинуть монастырь не мог. И здесь он пишет свою третью книгу пророчеств. В ней, в частности, говорится о том, «как будет Москва взята и в который год». Узнав об этой новой книге, Александр I повелел заточить Авеля в Соловецкую тюрьму и держать его там, доколе его пророчество не исполнится. Прошло еще одиннадцать лет, которые он провел в заточении. «Десять раз был под смертью, —говорится в его «Житии», – сто раз приходил в отчаянье, тысячу раз находился в непрестанных подвигах, а прочих искусов было отцу Авелю число бесчисленное».
И вот пришел 1812 год. В начале сентября наполеоновские полчища заняли Москву, а уже через два дня город был охвачен пожарами. И вот тогда Александр I вспомнил о пророчестве монаха Авеля и приказал министру князю А.Н. Голицыну, курирующему вопросы духовной жизни, послать императорское повеление в Соловецкий монастырь игумену Иллариону: «Монаха отца Авеля выключить из числа колодников и включить в число монахов на всю полную свободу». И еще: «Ежели он жив и здоров, то ехал бы к нам в Петербург: желаем мы его видеть и с ним нечто поговорить».
Игумен Илларион, очень притеснявший Авеля, отписал в столицу, что-де «ныне отец Авель болен и не может к вам быть, а разве на будущий год весною». Тогда Александр I послал Синоду указ, чтобы Авеля из Соловецкого монастыря выпустить, дать ему паспорт во все российские города и монастыри, снабдить деньгами и одеждой. Пришлось игумену Иллариону этот указ исполнить, и наконец 1 июня 1813 года Авель вышел из стен Соловецкого монастыря.
Он приехал в Петербург, был хорошо принят князем А.Н. Голицыным (царь в то время был в заграничном походе). Но Авеля снова тянет странствовать. Он отправляется к святым местам; посещает гору Афон в Греции, Иерусалим и собор Святой Софии в Стамбуле. От этого времени сохранились письма Авеля к графине П.А. Потемкиной, помогавшей монаху материально. В одном из писем она просит его сообщить что-либо из его пророчеств. Ответ его, относящийся к 1815 —1816 годам, свидетельствует о многом: «Знаете ли, что я вам скажу: мне запрещено пророчествовать именным указом. Так сказано: ежели монах Авель станет пророчествовать вслух людям или кому писать на хартиях, то брать тех людей под секрет (арест), и самого монаха Авеля тоже, и держать их в тюрьмах или в острогах под крепкими стражами. Видите, Прасковья Андреевна, каково наше пророчество или прозорливство. В тюрьмах ли лутче быть или на воле, сего ради раз мысли… Итак, я ныне положился лутче ничего не знать, хотя и знать, да молчать».
В 1820 году Авель объявился в Москве. Известно, что московские барыни не раз спрашивали у него совета касательно будущих женихов для своих дочерей. Он обычно отвечал, что не провидец и только тогда предсказывает, когда велит ему высшая сила.
Авель прожил еще четверть века, но об этих годах мало что известно. «Житие и страдание отца и монаха Авеля» написано им вскоре после его путешествия по святым местам, и последующие годы в нем не отражены. Сохранились, однако, кое-какие официальные документы. В отношении от 2 ноября 1818 года князь А.Н. Голицын сообщает, что монах Авель по случаю потери паспорта просит снабдить его новым документом для свободного в Москве или ином городе проживания, а также содействовать в помещении его в Шереметевский странноприимный дом. Александр I, узнав об этом, нашел неприличным, чтобы монах продолжал скитаться по России, и повелел объявить Авелю, чтобы тот непременно избрал себе монастырь и там поселился. Авелю предложили Николо-Пешношский монастырь в Димитровском уезде Московской губернии, но он в этот монастырь не явился и скрылся из Москвы.
6 октября 1823 года митрополит Московский Филарет распорядился определить Авеля в Высотский монастырь под Серпуховом. Однако через три года митрополиту донесли, что «монах Авель, забравши все свои пожитки, самовольно из монастыря отлучился неизвестно куда и не является». Об этом доложили и императору, уже Николаю I, и он повелел беглеца «заточить для смирения» в Суздальский Спасо-Евфимиев монастырь, главную церковную тюрьму того времени. Полиция нашла Авеля в Тульской губернии, в родной деревне Акулово, и «водворила» в эту последнюю его тюрьму. Там он прожил еще пятнадцать лет, но об этих годах нам ничего неизвестно.
В «Житии» Авеля много удивительного. Есть там и следующая поразительная вещь (на нее первым обратил историк Юрий Росциус). В начале «Жития» говорится: «Жизни отцу Авелю от Бога положено восемьдесят и три года и четыре месяца…» Мы теперь знаем, что ошибся он меньше чем на полгода – удивительная точность предсказания!
Удивительно еще одно предсказание Авеля,касающееся последнего русского царя Николая II. Сохранилось интересное мемуарное свидетельство М.Ф. Герингер, оберкамерфрау последней российской императрицы. В Гатчинском дворце была небольшая зала, посредине нее на пьедестале стоял довольно большой ларец с затейливыми украшениями. Ларец был заперт на ключ и опечатан. Вокруг ларца на четырех столбиках был протянут красный шелковый шнур, преграждавший к нему доступ. Было известно, что в этом ларце хранятся бумаги, которые были помещены туда вдовой Павла I императрицей Марией Федоровной. Она завещала открыть ларец и прочитать бумаги только тогда, когда исполнится сто лет со дня кончины Павла I, и только тому, кто в этом году будет в России царствовать. Жребий вскрыть этот таинственный ларец достался Николаю II.
«В утро 12 марта 1901 года, – рассказывала М.Ф. Герингер, – и Государь, и Государыня были очень оживлены и веселы, собираясь из Царскосельского Александровского дворца ехать в Гатчинe вскрывать вековую тайну. К этой поездке они готовились как к праздничной веселой прогулке, обещавшей им доставить незаурядное развлечение. Поехали они веселы, но возвратились задумчивые и печальные, и о том, что они обрели в этом ларце, никому, даже мне, с которой имели привычку делиться своими впечатлениями, ничего не сказали. После этой поездки я заметила, что Государь стал вспоминать о 1918 годе как о роковом для него лично и для династии».
Что же было в этом ларце? Проникнуть в эту тайну в какой-то мере может помочь одна публикация в церковном эмигрантском журнале «Хлеб небесный», который издавался в Харбине в конце 20-х годов. Там была опубликована легенда о том, что «Предсказание «о судьбах Державы Российской»» сделал Павлу I монах-прозорливец Авель из Александро-Невской лавры: «Николаю Второму – Святому Царю, Иову Многострадальному подобному. На венец терновый сменит Он корону царскую, предан будет народом своим, как некогда Сын Божий. Война будет, великая война, мировая… По воздуху люди как птицы летать будут, под водою как рыбы плавать, серою зловонною друг друга испепелять начнут. Измена же будет расти и умножаться. Накануне победы рухнет трон Царский. Кровь и слезы напоят сырую землю…»
Если данное пророчество действительно принадлежит Авелю, пишет Ю.В. Росциус, то оно поразительно точно описывает события, которые произойдут лишь через три четверти века после его смерти. Поражает упоминание конкретного царя – Николая II, «Иову Многострадальному подобного». Николай II родился 6 мая 1868 года, в день Святого Иова Многострадального.
О книгах же Авеля мы почти ничего не знаем. Трудно, однако, предположить, что в XIX веке они были уничтожены. Скорее всего, лежат где-нибудь среди бумаг романовской династии, и никто их не ищет. А ведь там говорится не только о судьбах российских государей…
Павел Петрович велел немедля разыскать и представить ему этого монаха. Не сразу, но монаха нашли. Он уже восемь месяцев сидел в Шлиссельбургской крепости, куда его поместили по указу Екатерины. И сидеть бы ему в заточении до самой смерти, да сбылось его пророчество. Узника вымыли, переодели и доставили в Зимний дворец. Император Павел встретил его ласково; он вообще хорошо относился к тем, кого преследовала его мать. Павел принял от монаха благовоние, спросил, где он собирается жить дальше. Авель ответил, что хотел бы остаться монахом. И Павел тут же повелел определить Авеля в Александро-Невский монастырь в Петербурге.
Авель родился в 1757 году в крестьянской семье. Звали его тогда Василием Васильевым. С юности он мечтал посвятить себя Богу и в двенадцать лет покинул родную деревню Акулово, отправившись странствовать. В одном из монастырей он был пострижен в монахи и получил имя Авель.
Монах Авель
Через девять лет он попадает в Валаамский монастырь на Ладожском озере. Дальше – годы строгой монашеской жизни, в келье на безлюдном острове. 1 ноября 1787 года «случися ему видение»: два ангела дали ему великий дар прорицания и велели сообщать «избранным», что им предстоит. Авель покидает Валаамский монастырь, снова странствует и через девять лет в другом монастыре в Костромской губернии пишет «книгу мудрую и премудрую, в ней же написано о царской фамилии». В частности, там было предсказано, что Екатерине II жить осталось восемь месяцев и умрет она скоропостижно.
Авель имел неосторожность показать эту книгу одному монаху, а тот сразу же донес о ней настоятелю. Книгу вместе с ее автором направили в консисторию в Кострому, потом в губернское правление. И везде Авеля допрашивали. Наконец, в сопровождении караула его отправили в Петербург.
Попал он в руки генерал-прокурора графа А.Н. Самойлова. Заглянув в книгу, тот набросился на монаха с бранью: «Како ты, злая глава, смела писать такие титлы на земного бога?» —и трижды ударил его по лицу. Авель же все стерпел и смиренно ответил: «Меня научил писать сию книгу тот, кто сотворил небо и землю, он же повелел мне и тайны раскрывать».
Самойлов решил, что монах юродствует, велел посадить его в секретную камеру и доложил обо всем императрице. Екатерина, расспросив об Авеле, велела посадить его в Шлиссельбургскую крепость, а на писанные им бумаги наложить печать генерал-прокурора и хранить в Тайной экспедиции. Провел он в Шлиссельбурге десять месяцев и десять дней. Оттуда его и доставили к Павлу Петровичу…
Через год Авель опять перебирается в Валаамский монастырь. Тут бы ему жить тихо да Бога славить. А он пишет новую книгу пророчеств, в которой говорит о скорой трагической кончине императора Павла. Эту книгу он сам отдал игумену Назарию. И почти сразу закрутилось новое дело. Книга Авеля попала в Тайную экспедицию при Сенате, к генералу Макарову. О ней сразу же доложили императору Павлу, и тот распорядился заключить Авеля в Алексеевский равелин Петропавловской крепости, где Авель опять просидел десять месяцев и десять дней. А потом его отправили в Соловецкий монастырь «под присмотр». В марте 1801 года Павел I был убит и на трон вступил новый император, Александр I. Пророчество Авеля, таким образом, исполнилось, но свободы ему это не принесло.
Правда, теперь он был монахом, а не арестованным, но покинуть монастырь не мог. И здесь он пишет свою третью книгу пророчеств. В ней, в частности, говорится о том, «как будет Москва взята и в который год». Узнав об этой новой книге, Александр I повелел заточить Авеля в Соловецкую тюрьму и держать его там, доколе его пророчество не исполнится. Прошло еще одиннадцать лет, которые он провел в заточении. «Десять раз был под смертью, —говорится в его «Житии», – сто раз приходил в отчаянье, тысячу раз находился в непрестанных подвигах, а прочих искусов было отцу Авелю число бесчисленное».
И вот пришел 1812 год. В начале сентября наполеоновские полчища заняли Москву, а уже через два дня город был охвачен пожарами. И вот тогда Александр I вспомнил о пророчестве монаха Авеля и приказал министру князю А.Н. Голицыну, курирующему вопросы духовной жизни, послать императорское повеление в Соловецкий монастырь игумену Иллариону: «Монаха отца Авеля выключить из числа колодников и включить в число монахов на всю полную свободу». И еще: «Ежели он жив и здоров, то ехал бы к нам в Петербург: желаем мы его видеть и с ним нечто поговорить».
Игумен Илларион, очень притеснявший Авеля, отписал в столицу, что-де «ныне отец Авель болен и не может к вам быть, а разве на будущий год весною». Тогда Александр I послал Синоду указ, чтобы Авеля из Соловецкого монастыря выпустить, дать ему паспорт во все российские города и монастыри, снабдить деньгами и одеждой. Пришлось игумену Иллариону этот указ исполнить, и наконец 1 июня 1813 года Авель вышел из стен Соловецкого монастыря.
Он приехал в Петербург, был хорошо принят князем А.Н. Голицыным (царь в то время был в заграничном походе). Но Авеля снова тянет странствовать. Он отправляется к святым местам; посещает гору Афон в Греции, Иерусалим и собор Святой Софии в Стамбуле. От этого времени сохранились письма Авеля к графине П.А. Потемкиной, помогавшей монаху материально. В одном из писем она просит его сообщить что-либо из его пророчеств. Ответ его, относящийся к 1815 —1816 годам, свидетельствует о многом: «Знаете ли, что я вам скажу: мне запрещено пророчествовать именным указом. Так сказано: ежели монах Авель станет пророчествовать вслух людям или кому писать на хартиях, то брать тех людей под секрет (арест), и самого монаха Авеля тоже, и держать их в тюрьмах или в острогах под крепкими стражами. Видите, Прасковья Андреевна, каково наше пророчество или прозорливство. В тюрьмах ли лутче быть или на воле, сего ради раз мысли… Итак, я ныне положился лутче ничего не знать, хотя и знать, да молчать».
В 1820 году Авель объявился в Москве. Известно, что московские барыни не раз спрашивали у него совета касательно будущих женихов для своих дочерей. Он обычно отвечал, что не провидец и только тогда предсказывает, когда велит ему высшая сила.
Авель прожил еще четверть века, но об этих годах мало что известно. «Житие и страдание отца и монаха Авеля» написано им вскоре после его путешествия по святым местам, и последующие годы в нем не отражены. Сохранились, однако, кое-какие официальные документы. В отношении от 2 ноября 1818 года князь А.Н. Голицын сообщает, что монах Авель по случаю потери паспорта просит снабдить его новым документом для свободного в Москве или ином городе проживания, а также содействовать в помещении его в Шереметевский странноприимный дом. Александр I, узнав об этом, нашел неприличным, чтобы монах продолжал скитаться по России, и повелел объявить Авелю, чтобы тот непременно избрал себе монастырь и там поселился. Авелю предложили Николо-Пешношский монастырь в Димитровском уезде Московской губернии, но он в этот монастырь не явился и скрылся из Москвы.
6 октября 1823 года митрополит Московский Филарет распорядился определить Авеля в Высотский монастырь под Серпуховом. Однако через три года митрополиту донесли, что «монах Авель, забравши все свои пожитки, самовольно из монастыря отлучился неизвестно куда и не является». Об этом доложили и императору, уже Николаю I, и он повелел беглеца «заточить для смирения» в Суздальский Спасо-Евфимиев монастырь, главную церковную тюрьму того времени. Полиция нашла Авеля в Тульской губернии, в родной деревне Акулово, и «водворила» в эту последнюю его тюрьму. Там он прожил еще пятнадцать лет, но об этих годах нам ничего неизвестно.
В «Житии» Авеля много удивительного. Есть там и следующая поразительная вещь (на нее первым обратил историк Юрий Росциус). В начале «Жития» говорится: «Жизни отцу Авелю от Бога положено восемьдесят и три года и четыре месяца…» Мы теперь знаем, что ошибся он меньше чем на полгода – удивительная точность предсказания!
Удивительно еще одно предсказание Авеля,касающееся последнего русского царя Николая II. Сохранилось интересное мемуарное свидетельство М.Ф. Герингер, оберкамерфрау последней российской императрицы. В Гатчинском дворце была небольшая зала, посредине нее на пьедестале стоял довольно большой ларец с затейливыми украшениями. Ларец был заперт на ключ и опечатан. Вокруг ларца на четырех столбиках был протянут красный шелковый шнур, преграждавший к нему доступ. Было известно, что в этом ларце хранятся бумаги, которые были помещены туда вдовой Павла I императрицей Марией Федоровной. Она завещала открыть ларец и прочитать бумаги только тогда, когда исполнится сто лет со дня кончины Павла I, и только тому, кто в этом году будет в России царствовать. Жребий вскрыть этот таинственный ларец достался Николаю II.
«В утро 12 марта 1901 года, – рассказывала М.Ф. Герингер, – и Государь, и Государыня были очень оживлены и веселы, собираясь из Царскосельского Александровского дворца ехать в Гатчинe вскрывать вековую тайну. К этой поездке они готовились как к праздничной веселой прогулке, обещавшей им доставить незаурядное развлечение. Поехали они веселы, но возвратились задумчивые и печальные, и о том, что они обрели в этом ларце, никому, даже мне, с которой имели привычку делиться своими впечатлениями, ничего не сказали. После этой поездки я заметила, что Государь стал вспоминать о 1918 годе как о роковом для него лично и для династии».
Что же было в этом ларце? Проникнуть в эту тайну в какой-то мере может помочь одна публикация в церковном эмигрантском журнале «Хлеб небесный», который издавался в Харбине в конце 20-х годов. Там была опубликована легенда о том, что «Предсказание «о судьбах Державы Российской»» сделал Павлу I монах-прозорливец Авель из Александро-Невской лавры: «Николаю Второму – Святому Царю, Иову Многострадальному подобному. На венец терновый сменит Он корону царскую, предан будет народом своим, как некогда Сын Божий. Война будет, великая война, мировая… По воздуху люди как птицы летать будут, под водою как рыбы плавать, серою зловонною друг друга испепелять начнут. Измена же будет расти и умножаться. Накануне победы рухнет трон Царский. Кровь и слезы напоят сырую землю…»
Если данное пророчество действительно принадлежит Авелю, пишет Ю.В. Росциус, то оно поразительно точно описывает события, которые произойдут лишь через три четверти века после его смерти. Поражает упоминание конкретного царя – Николая II, «Иову Многострадальному подобного». Николай II родился 6 мая 1868 года, в день Святого Иова Многострадального.
О книгах же Авеля мы почти ничего не знаем. Трудно, однако, предположить, что в XIX веке они были уничтожены. Скорее всего, лежат где-нибудь среди бумаг романовской династии, и никто их не ищет. А ведь там говорится не только о судьбах российских государей…
Шарлотта Кирхгоф: колдунья с полотна Рембрандта
В 1810 году в Петербурге появилась и быстро приобрела известность немка Кирхгоф, по профессии модистка, промышлявшая ворожбой и гаданием. Популярность ее была необычайно велика.
П.П. Каратыгин в историческом романе «Дела давно минувших дней», вышедшем в 1888 году, так описал знаменитую гадалку: «Шарлотта Федоровна Кирхгоф, вдова пастора, высокая ростом старуха лет 60-ти, наружностью менее всего походила на колдунью. Довольно свежее лицо напоминало старушек Рембрандта. Черное шерстяное платье и такая же шаль с узенькой блестящей каймой составляли ее постоянный неизменный костюм».
В знатные дома барыни приглашали ее к себе, посылая за нею свои кареты. На квартире Кирхгоф посещали преимущественно мужчины, молодые и пожилые, и не только статские, но и гвардейцы. Многие из тех, кто шли к ней, посмеиваясь и называя ее предсказания вздором и враньем, выходили серьезные и угрюмые.Вне зависимости от желания этот вздор фиксировался у них в памяти, и предсказание становилось дамокловым мечом, добровольно навешанным над их собственными головами.
В конце 1811-го или в начале 1812 года царь Александр I, предчувствуя неизбежность войны с Наполеоном и не желая этой войны, находился в затруднительном положении. Царь обратился за помощью к прорицательнице. Молодой в то время офицер К. Мартене, ставший невольным свидетелем визита императора к гадалке, описал этот эпизод в своих воспоминаниях: «Однажды вечером я находился у этой дамы, когда у дверей ее квартиры раздался звонок, а затем в комнату вбежала служанка и прошептала: «Император!» «Ради Бога, спрячьтесь в этом кабинете, – сказала мне вполголоса г-жа Кирхгоф, – если император увидит вас со мною, то вы погибли».
Я исполнил ее совет, но через отверстия, проделанные в дверях, вероятно, нарочно, мог видеть все, что происходило в зале. Император вошел в комнату в сопровождении генерал-адъютанта Уварова. Они были оба в статском платье, и по тому, как император поздоровался, можно было понять, что он надеялся быть неузнанным. Г-жа Кирхгоф стала гадать ему. «Вы не то, чем вы кажетесь, – вкрадчиво сказала она, – но я не вижу по картам, кто вы такой. Вы находитесь в двусмысленном, очень трудном, даже опасном положении. Вы не знаете, на что решиться. Ваши дела пойдут блестяще, если вы будете действовать смело и энергично. Вначале вы испытаете большое несчастье, но, вооружившись твердостью и решимостью, преодолеете бедствие. Вам предстоит блестящее будущее».
Александр I получил от Шарлотты Кирхгоф предсказание о блестящем будущем
Император сидел, склонив голову на руку, и пристально смотрел в карты. При последних словах он вскочил и воскликнул: «Пойдем, брат!» – и уехал вместе с ним в санях».
Стоит ли напоминать, что эти предсказания полностью сбылись: сначала было бедствие – война с Наполеоном, французы в Москве и пожар Москвы, а затем триумфальный въезд императора Александра I в Париж во главе русской армии на белом коне.
В воспоминаниях разных людей приводятся и другие поразительные предсказания Шарлотты Кирхгоф. Например, за две недели до восстания декабристов она предрекла смерть генералу М.А. Милорадовичу[7], а за год до декабрьских событий 1825 года, гадая младшему брату И.И. Пущина – М.И. Пущину, состоявшему в Северном обществе, с удивлением сообщила следующее: «Странно, карты говорят, что вы будете в солдатах».
Известно, что поздней осенью 1819 года двадцатилетний А.С. Пушкин и его приятель Никита Всеволжский посетили знаменитую гадалку. Об этом своем визите поэт не раз рассказывал друзьям. Алексей Николаевич Вульф, часто встречавшийся с Пушкиным, когда тот жил в Михайловском, тоже слышал рассказ о предсказании, который со слов Вульфа был записан М.И. Семевским:
«Вскоре по выпуске из лицея Пушкин встретился с одним из своих приятелей – капитаном лейб-гвардии Измайловского полка. Капитан пригласил поэта зайти к знаменитой в то время в Петербурге гадальщице, которая мастерски предсказывала по линиям на ладонях и по картам.
Поглядела она на руку Пушкина и заметила, что у него черты, образующие фигуру, известную в хиромантии под именем стола, обыкновенно сходящиеся к одной стороне ладони, оказались совершенно друг другу параллельны. Ворожея внимательно и долго их рассматривала и наконец объявила, что владелец этой ладони умрет насильственной смертью, а по картам сказала, что его убьет из-за женщины белокурый молодой мужчина. Взглянув затем на ладонь капитана, ворожея с ужасом объявила, что офицер также погибнет насильственной смертью, но погибнет гораздо ранее против его приятеля, быть может, на днях. Молодые люди вышли смущенные.
На другой день Пушкин узнал, что капитан убит утром в казармах одним солдатом. Был ли солдат пьян или приведен был в бешенство каким-нибудь взысканием, сделанным ему капитаном, как бы то ни было, но солдат схватил ружье и штыком заколол своего ротного командира.
Пушкин до такой степени верил в зловещее пророчество ворожеи, что когда впоследствии, готовясь к дуэли с графом Толстым, стрелял в цель, то не раз повторял: «Этот меня не убьет, а убьет белокурый – так колдунья пророчила»». «Немка сказала Пушкину, – вспоминал один из его приятелей, Бартенев, – ты будешь два раза жить в изгнании, ты будешь кумиром своего народа, может быть, ты проживешь долго, но на тридцать седьмом году жизни берегись белого человека, белой лошади или белой головы. Вскоре Пушкин был отправлен на юг, а оттуда, через 4 года, в Псковскую деревню, что и было вторичною ссылкой. Как же ему, человеку крайне впечатлительному, было не ожидать и не бояться конца предсказания, которое дотоле исполнялось с такою буквальною точностию?»
В.А. Нащокина в своих воспоминаниях пишет: «С тех пор, как знаменитая гадальщица предсказала поэту, что он будет убит «от белой головы», он опасался белокурых. Поэт сам рассказывал, как, возвращаясь из Бессарабии в Петербург после ссылки, в каком-то городе он был приглашен на бал к местному губернатору. В числе гостей Пушкин заметил одного светлоглазого, белокурого офицера, который так пристально и внимательно осматривал его, что тот, вспомнив пророчество, поспешил удалиться от него из залы в другую комнату. Офицер последовал за ним, и так и проходили они из комнаты в комнату в продолжение большей части вечера. «Мне и совестно, и неловко было, – однако я должен сознаться, что порядочно-таки струхнул»».
В другой раз в Москве был такой случай. Пушкин приехал к княгине Зинаиде Александровне Волконской. У нее на Тверской был великолепный собственный дом, главным украшением которого являлись многочисленные статуи. У одной статуи кто-то случайно отбил руку. Хозяйка была в горе. Кто-то из друзей поэта вызвался прикрепить отбитую руку, а Пушкина попросили подержать лестницу и свечу. Поэт сначала согласился, но, вспомнив, что друг был белокур, поспешно бросил и лестницу и свечу и отбежал в сторону. «Нет, нет! – закричал Пушкин. – Я держать лестницу не стану. Ты – белокурый, можешь упасть и пришибить меня на месте».
Известный актер И.И. Сосницкий[8] в своих воспоминаниях пишет, что однажды он спросил у Пушкина: «Неужели, Александр Сергеевич, это вас серьезно занимает?»
Поэт ответил: «Как сказки старой няни: сознаешь, что пустяки, а занимательно и любопытно, не верю, но хотелось бы верить…» Интересный факт имел место, когда Пушкин находился в южной ссылке. В Одессе грек-предсказатель повторил предупреждение петербургской гадалки об опасности для него беловолосого человека.
П.П. Каратыгин в историческом романе «Дела давно минувших дней», вышедшем в 1888 году, так описал знаменитую гадалку: «Шарлотта Федоровна Кирхгоф, вдова пастора, высокая ростом старуха лет 60-ти, наружностью менее всего походила на колдунью. Довольно свежее лицо напоминало старушек Рембрандта. Черное шерстяное платье и такая же шаль с узенькой блестящей каймой составляли ее постоянный неизменный костюм».
В знатные дома барыни приглашали ее к себе, посылая за нею свои кареты. На квартире Кирхгоф посещали преимущественно мужчины, молодые и пожилые, и не только статские, но и гвардейцы. Многие из тех, кто шли к ней, посмеиваясь и называя ее предсказания вздором и враньем, выходили серьезные и угрюмые.Вне зависимости от желания этот вздор фиксировался у них в памяти, и предсказание становилось дамокловым мечом, добровольно навешанным над их собственными головами.
В конце 1811-го или в начале 1812 года царь Александр I, предчувствуя неизбежность войны с Наполеоном и не желая этой войны, находился в затруднительном положении. Царь обратился за помощью к прорицательнице. Молодой в то время офицер К. Мартене, ставший невольным свидетелем визита императора к гадалке, описал этот эпизод в своих воспоминаниях: «Однажды вечером я находился у этой дамы, когда у дверей ее квартиры раздался звонок, а затем в комнату вбежала служанка и прошептала: «Император!» «Ради Бога, спрячьтесь в этом кабинете, – сказала мне вполголоса г-жа Кирхгоф, – если император увидит вас со мною, то вы погибли».
Я исполнил ее совет, но через отверстия, проделанные в дверях, вероятно, нарочно, мог видеть все, что происходило в зале. Император вошел в комнату в сопровождении генерал-адъютанта Уварова. Они были оба в статском платье, и по тому, как император поздоровался, можно было понять, что он надеялся быть неузнанным. Г-жа Кирхгоф стала гадать ему. «Вы не то, чем вы кажетесь, – вкрадчиво сказала она, – но я не вижу по картам, кто вы такой. Вы находитесь в двусмысленном, очень трудном, даже опасном положении. Вы не знаете, на что решиться. Ваши дела пойдут блестяще, если вы будете действовать смело и энергично. Вначале вы испытаете большое несчастье, но, вооружившись твердостью и решимостью, преодолеете бедствие. Вам предстоит блестящее будущее».
Александр I получил от Шарлотты Кирхгоф предсказание о блестящем будущем
Император сидел, склонив голову на руку, и пристально смотрел в карты. При последних словах он вскочил и воскликнул: «Пойдем, брат!» – и уехал вместе с ним в санях».
Стоит ли напоминать, что эти предсказания полностью сбылись: сначала было бедствие – война с Наполеоном, французы в Москве и пожар Москвы, а затем триумфальный въезд императора Александра I в Париж во главе русской армии на белом коне.
В воспоминаниях разных людей приводятся и другие поразительные предсказания Шарлотты Кирхгоф. Например, за две недели до восстания декабристов она предрекла смерть генералу М.А. Милорадовичу[7], а за год до декабрьских событий 1825 года, гадая младшему брату И.И. Пущина – М.И. Пущину, состоявшему в Северном обществе, с удивлением сообщила следующее: «Странно, карты говорят, что вы будете в солдатах».
Известно, что поздней осенью 1819 года двадцатилетний А.С. Пушкин и его приятель Никита Всеволжский посетили знаменитую гадалку. Об этом своем визите поэт не раз рассказывал друзьям. Алексей Николаевич Вульф, часто встречавшийся с Пушкиным, когда тот жил в Михайловском, тоже слышал рассказ о предсказании, который со слов Вульфа был записан М.И. Семевским:
«Вскоре по выпуске из лицея Пушкин встретился с одним из своих приятелей – капитаном лейб-гвардии Измайловского полка. Капитан пригласил поэта зайти к знаменитой в то время в Петербурге гадальщице, которая мастерски предсказывала по линиям на ладонях и по картам.
Поглядела она на руку Пушкина и заметила, что у него черты, образующие фигуру, известную в хиромантии под именем стола, обыкновенно сходящиеся к одной стороне ладони, оказались совершенно друг другу параллельны. Ворожея внимательно и долго их рассматривала и наконец объявила, что владелец этой ладони умрет насильственной смертью, а по картам сказала, что его убьет из-за женщины белокурый молодой мужчина. Взглянув затем на ладонь капитана, ворожея с ужасом объявила, что офицер также погибнет насильственной смертью, но погибнет гораздо ранее против его приятеля, быть может, на днях. Молодые люди вышли смущенные.
На другой день Пушкин узнал, что капитан убит утром в казармах одним солдатом. Был ли солдат пьян или приведен был в бешенство каким-нибудь взысканием, сделанным ему капитаном, как бы то ни было, но солдат схватил ружье и штыком заколол своего ротного командира.
Пушкин до такой степени верил в зловещее пророчество ворожеи, что когда впоследствии, готовясь к дуэли с графом Толстым, стрелял в цель, то не раз повторял: «Этот меня не убьет, а убьет белокурый – так колдунья пророчила»». «Немка сказала Пушкину, – вспоминал один из его приятелей, Бартенев, – ты будешь два раза жить в изгнании, ты будешь кумиром своего народа, может быть, ты проживешь долго, но на тридцать седьмом году жизни берегись белого человека, белой лошади или белой головы. Вскоре Пушкин был отправлен на юг, а оттуда, через 4 года, в Псковскую деревню, что и было вторичною ссылкой. Как же ему, человеку крайне впечатлительному, было не ожидать и не бояться конца предсказания, которое дотоле исполнялось с такою буквальною точностию?»
В.А. Нащокина в своих воспоминаниях пишет: «С тех пор, как знаменитая гадальщица предсказала поэту, что он будет убит «от белой головы», он опасался белокурых. Поэт сам рассказывал, как, возвращаясь из Бессарабии в Петербург после ссылки, в каком-то городе он был приглашен на бал к местному губернатору. В числе гостей Пушкин заметил одного светлоглазого, белокурого офицера, который так пристально и внимательно осматривал его, что тот, вспомнив пророчество, поспешил удалиться от него из залы в другую комнату. Офицер последовал за ним, и так и проходили они из комнаты в комнату в продолжение большей части вечера. «Мне и совестно, и неловко было, – однако я должен сознаться, что порядочно-таки струхнул»».
В другой раз в Москве был такой случай. Пушкин приехал к княгине Зинаиде Александровне Волконской. У нее на Тверской был великолепный собственный дом, главным украшением которого являлись многочисленные статуи. У одной статуи кто-то случайно отбил руку. Хозяйка была в горе. Кто-то из друзей поэта вызвался прикрепить отбитую руку, а Пушкина попросили подержать лестницу и свечу. Поэт сначала согласился, но, вспомнив, что друг был белокур, поспешно бросил и лестницу и свечу и отбежал в сторону. «Нет, нет! – закричал Пушкин. – Я держать лестницу не стану. Ты – белокурый, можешь упасть и пришибить меня на месте».
Известный актер И.И. Сосницкий[8] в своих воспоминаниях пишет, что однажды он спросил у Пушкина: «Неужели, Александр Сергеевич, это вас серьезно занимает?»
Поэт ответил: «Как сказки старой няни: сознаешь, что пустяки, а занимательно и любопытно, не верю, но хотелось бы верить…» Интересный факт имел место, когда Пушкин находился в южной ссылке. В Одессе грек-предсказатель повторил предупреждение петербургской гадалки об опасности для него беловолосого человека.