Теперь Поля подросла и уже пошла в первый класс школы, но ее ангельская любовь к коту, со временем, не только не пошла на убыль, а, наоборот, только усиливалась, превращаясь в трепетную страсть, но, к ее огорчению, все так же оставалась безответной. И тогда она начинала его, неблагодарного, мучить. То за хвост дернет, то дразнить начнет, то провоцировать. Степан неторопливо, с достоинством скрывался, явно показывая всем своим видом, что только из-за родственных отношений не хочет кровавой развязки. Но если кота продолжали преследовать и настигали в его убежище, то и тогда он не сразу пускал в ход когти. Сначала он шипел, показывал устрашающие двухсантиметровые клыки, предупреждающе поднимал мощные лапы, демонстрирую острые крючковатые когти и, если все это не помогало – только тогда вяло отбивался от внучки. Степан ясно осознавал, что управиться с девчушкой так, чтобы навсегда отбить у нее охоту подходить к себе, ему – раз плюнуть, но ведь она еще несмышленыш, да к тому же, как ни крути, а кой-каковская ему родственница.
   Тем не менее, все же иногда Поля оказывалась битой, и снова, плача и утирая кулачками крупные слезы, бежала к Лоре, показывала царапины и кровоточащие ямки от ударов кошачьих лап. Лора охаживала кота тряпкой, впрочем, так только, для вида, и тогда слезы на глазах девочки просыхали, и теперь она уже жалела бедного Степу и просила прекратить истязать бедного котика. Наступало временное затишье и всеобщая благодать, а потом все повторялось снова.
   …И вот теперь, оглядев всех собравшихся, я подумал, что наступил подходящий момент рассказать о том, что кот собрался умирать, и что сейчас Степанчик пришел прощаться со всеми ними навсегда. Конечно, в день, когда моя семья явилась меня поздравить, я хотел эту печальную новость оставить на последний момент, чтобы никому не портить настроение. Но так уж вышло. И я отправил Полю поиграть с соседским мальчишкой, чтобы не травмировать ее психику этим тяжелым известием, но взрослые все узнали. И все притихли, у всех образовалось сумеречное настроение, будто за окном погасло солнце. И теперь каждому захотелось Степу погладить, и он никому не отказал. Яна расплакалась…

4 декабря

   Когда я утром встал, то, в потемках, все же сумел обнаружить Степу, и то только потому, что он пребывал на привычном для себя ночью месте. Он лежал неподвижно на свой постельке – в несколько раз сложенном верблюжьем одеяле – что располагалось справа от меня, в метре от наших с Лорой кроватей. Кот никак не отреагировал на мой подъем, и я испугался – жив ли еще мой Степанчик? – и, чтобы не будить жену, не стал включать свет, а разыскал фонарь и посветил на него. Бока Степана мерно, но, почему-то, необычно глубоко вздымались от неровного дыхания – видимо ему было уже тяжело даже просто дышать. Тем не менее, я немного успокоился – котик мой все еще был жив. Но час расставания неумолимо приближался, и у меня на глазах опять навернулись слезы.
   Я прошел на кухню и, конечно, увидел то, что и ожидал – к еде Степан так и не прикасался – рыба, мясо и кашица «Whiskas» были ссохшимися, хохоряшек не убавилось ни на единую штучку. Только воды, он, кажется, немного испил. Последние сомнения в том, что к пище он больше не притронется вообще – окончательно рассеялись.
   Я выбросил всю его еду, и тщательно вымыл тарелочки – теперь серому мальчику они не понадобятся больше никогда. Потом проверил его лотки. Этой ночью он попользовался только одной, намочившись в нее лишь на треть от своей обычной нормы. Значит, и пить кот стал меньше. Впрочем, это было ясно и по чеплашке с водой, раньше, к утру, она была, как правило, пуста, а иногда даже успевала и высохнуть совсем. Запасным вариантом для такого случая было ведро в ванной, где Лора хранила запас воды на случай ее отключения. И тогда, если Степану не хватало воды в чеплашке, он пользовался этим ведром, причем ему даже не приходилось для этого вставать на задние лапы – он был таким большим, что просто подходил к ведру и пил из него как конь на водопое, сунув в воду голову. Но для этого сначала должна была опустеть чеплашка…
   По большому же своему делу кот не ходил вчера совсем, однако это было и понятно.
   В скверном расположении духа я вернулся к Степану и сел рядом с ним. Нахлынули воспоминания…
   Мы с Лорой были взрослыми людьми и со Степой, когда он был котенком, играли мало, но понимая, что без забав ему не обойтись, все-таки принуждали себя частенько баловаться с ним – то бумажку к нитке привяжем, за которой он носился с заносами и падениями на поворотах, то шарик теннисный попинаем вместе. Бывало, я оживлял этот шарик. То есть, катну ему рукой с обратным разворотом, и вначале шарик катился к котенку, а потом вдруг, на середине пути, менял направление и убегал от него. Степана это настораживало, он прекрасно понимал, что перед ним неживая вещь, но никак не мог сообразить, почему она так себя ведет? И поначалу он не бросался за шариком, а, склонив на бок головку, с изумлением наблюдал за непонятной штуковиной. Потом мы купили еще и заводную мышку, которую он ловил и трепал, пока от нее ничего не осталось.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента