Страница:
Отдадим должное новому русскому царю: Александр II на шантаж не поддается. В ноте его правительства британскому руководству говорится, что единственным вариантом примирения будет вариант, «…если мятежники положат оружие, доверяясь милосердию государя». А другого варианта мира быть не может! Твердый ответ русского царя на попытки вмешательства извне приводит к всплеску патриотизма. Этот благородный порыв русских людей газета «Колокол» назовет «сифилисом патриотизма». Она печатает гнусные пасквили, с пеной у рта рассказывает о мифических зверствах русских солдат, забывая упоминать о преступлениях польских повстанцев.
Почему наши революционеры всегда на стороне противников собственной страны? Потому что они на стороне тех, кто платит им деньги!
Темна история отношения Герцена с англичанами. Наверное, именно поэтому до сих пор (!) не обнаружена большая часть архива Герцена и Огарева. Кто-то упорно скрывает или уничтожает бумаги, связанные с их именами и газетой «Колокол». У потомков революционеров осталось лишь несколько документов и множество слухов, что тайный архив где-то в Англии или где-то в Швейцарии. И он должен быть громадным! Ведь малая его часть – бумаги, попавшие в СССР после Великой Отечественной войны в составе так называемых Пражской и Софийской коллекций, – составила при публикации более 3 тыс. печатных страниц! Загадочна и судьба так называемого архива Трюбнера. Британский книготорговец Николай Трюбнер издавал и распространял печатную продукцию герценовской Вольной типографии. Потом дело перешло к детям и внукам, существует фирма и поныне. Но вот беда – в помещение, где хранился старый архив, во время последней войны попала бомба! Ох, как часто в истории наших революций мы будем натыкаться на такие вот славные мелочи. То трубу в архиве прорвет, аккурат над нужной папочкой, то крысы без остатка съедят только те документы, что проливают свет на темные стороны русского революционного движения. Так и с архивом Трюбнера. В результате попадания необычно умной немецкой авиабомбы погибли все бумаги, относящиеся именно к XIX в. Есть более ранние, в порядке более поздние, а вот нужные все сгорели…
Ведь есть что скрывать. Все истории, связанные с именем Герцена, оказываются на поверку весьма странными. То главный банкир планеты изо всех сил старается спасти деньги революционера без всякой прибыли для себя лично, то даты выхода газеты нашего издателя всегда так удачно совпадают с войнами, ведущимися против России. Однако и это не предел – были в жизни лондонского изгнанника истории еще более забавные. Одну из них изложил в своей книге «Былое и думы» сам автор. Читали ее многочисленные исследователи творчества Герцена, знают ее историки, она фигурирует практически во всех книгах, посвященных Александру Ивановичу. Но никто не может ее объяснить, она до сих пор загадочна и непонятна. Между тем, при ее правильном понимании она добавляет к картине личности Герцена несколько ярких, впечатляющих мазков. И особенно много говорит она нам о корнях русского «освободительного» движения…
Случилась эта фантастическая история в конце августа 1857 г. «Одним утром я получил записку, очень короткую, от какого-то незнакомого русского; он писал мне, что имеет “необходимость меня видеть”», – рассказывает об этом сам Герцен. Поскольку связь с Россией была для издателя «Колокола» чрезвычайно важна, он не преминул встретиться с незнакомцем. В прошлом году закончилась Крымская война. После ее неудачного для России окончания и смерти императора Николая Павловича революционеры были полны смутных надежд. Весточка с Родины важна и приятна. Однако заговорил приезжий русский, которого звали Павел Иванович Бахметев, совсем о другом. По его словам, он решил отправиться на Маркизские острова, чтобы основать там коммуну и строить светлое настоящее на этих далеких землях. С собой у него была громадная по тем временам сумма денег. Странный молодой человек, носящий в саквояже целое состояние, словно современные нам торговцы наркотиками, в XIX в. был невероятным явлением. Однако удивление Герцена стало еще больше, когда молодой человек наконец-то объяснил истинную цель своей встречи с писателем: «У меня пятьдесят тысяч франков; тридцать я беру с собой на острова, двадцать отдаю вам на пропаганду».
Герцен удивлен и даже отчасти смущен. По крайней мере, в своей книге он описывает ситуацию именно так.
– Куда же я их дену? – спрашивает он.
– Ну, не будет нужно, вы отдадите мне, если я возвращусь; а не возвращусь лет десять или умру, употребите их на усиление вашей пропаганды.
Немного поломавшись для приличия, Герцен дает свое согласие, и поутру они отправляются в банк Ротшильда, чтобы оставить там деньги. Попутно Бахметев желает разменять оставшиеся у него франки на английские фунты. Двадцать тысяч франков, превратившиеся в 800 фунтов, кладутся на счет Герцена. А таинственный герой, положив под мышку «деньги, завязанные в толстом фуляре так, как завязывают фунт крыжовнику или орехов», отправляется строить свою коммуну на Маркизских островах. «С тех пор об нем не было ни слуху, ни духу. Деньги его я положил в фонды с твердым намерением не касаться до них без крайней нужды типографии или пропаганды», – подводит итог Герцен.
Многие годы ученые-литературоведы бились над разгадкой Бахметева. Даже Владимир Ильич Ленин, читая в 1909 г. работу Ю. М. Стеклова, заинтересовался рассуждениями автора о Бахметеве и подчеркнул в книге несколько фраз о нем, в частности слова: «Дальнейшая судьба Бахметева совершенно неизвестна: он исчез бесследно».
И вправду, получалась весьма забавная картина: человек оставил Герцену и Огареву огромную сумму денег, не взял никаких расписок, туманно объяснил, зачем он это делает, и… исчез. Чтобы уже не появляться никогда! Любого нормального человека это удивит. Поразился странному случаю и один из виднейших исследователей жизни и творчества Герцена Н. Я. Эйдельман. Так удивился, что написал целую работу «Павел Иванович Бахметев» и издал ее еще в советское время. Из нее мы можем узнать много удивительных подробностей. Еще никто не искал таинственного Бахметева так тщательно, как Эйдельман.
И вот что он выяснил. Сначала Эйдельман предпринял розыски следов Бахметева на островах Тихого океана. Просмотрел различные издания по истории Маркизских островов и Новой Зеландии, сделал запросы в ряд осведомленных институтов в Океании. По его просьбе во время рейсов советского экспедиционного судна «Витязь» были о прошены некоторые зарубежные ученые и специалисты. Никакой коммуны во французской Полинезии никогда не было – последовал ответ. Никакого Бахметева, вообще никакого русского никто никогда на Маркизских островах не видел и не слышал. Такой же ответ дал и известный норвежский ученый Тур Хейердал, не раз посещавший Маркизский архипелаг.
Более того, стало ясно, что в момент встречи Герцена и Бахметева (1857 г.) на островах имелся только крохотный французский гарнизон, находившийся там время от времени. Но и это еще не все. Помимо отсутствия постоянного сообщения с внешним миром (несколько рейсов кораблей в год с Таити), на острове не прекращались кровавые междоусобные войны! Второй причиной высокой смертности были постоянные эпидемии. Понятным становится отсутствие желания у французских военнослужащих находиться в этой клоаке постоянно. Единственными европейцами, упоминания о которых нашел Эйдельман, были различные авантюристы, преступники или матросы, дезертировавшие со своих кораблей. Словом, большей дыры сложно было придумать.
Но Эйдельман не сдавался. Возможно, решил он, что Бахметев просто до островов не доплыл. Мало ли что могло с ним случиться. Но, по крайней мере, он должен был отплыть из Лондона в том направлении. Поскольку, как стало ясно, на сами Маркизские острова корабли не ходили, то подходящим направлением была Новая Зеландия. Туда в тот момент шел мощный поток эмиграции. Прочитав «Былое и думы» и письмо Бахметева о передаче денег Герцену и Огареву, Эйдельман точно установил дату отплытия странного богача из Лондона – 1 сентября 1857 г. Согласно объявлениям судовых компаний, печатавшимся в газете «Таймс», единственным судном, отправлявшимся из Лондона в Тихий океан между 25 августа и 5 сентября, был клипер «Акаста». Оставалось только просмотреть списки пассажиров. Запрошенный Эйдельманом новозеландский писатель Мэррей Гиттос в письме сообщил, что никаких следов Бахметева найти не удалось. В Новой Зеландии также никакие богатые русские не пытались строить никакой коммуны.
(Кстати, о размере оставленной Бахметевым суммы – 20 тыс. франков: проезд в Новую Зеландию из Англии стоил в то время около 30 фунтов, или 750 франков. Посмотрите на глобус и попробуйте оценить, в какую копеечку сегодня выльется такое путешествие.)
Далее расследование остановилось. «Можно надеяться, что новые розыски откроют нам еще неизвестные страницы биографии Павла Александровича Бахметева, во многом загадочного представителя славного революционного поколения 50-х годов прошлого века», – такими словами завершает свою работу Эйдельман.
Вот и пришло время разгадать тайну Бахметева. Советские ученые этого сделать не могли – они просто не понимали кто, зачем и откуда приходил к Герцену. А если и понимали, то сказать, по понятной причине, не могли. Нам проще: мы проанализируем информацию из «Былого и дум» Герцена и разгадка придет к нам сама.
Обратим внимание на следующие факты.
1. Бахметев пришел к Герцену с уже готовым решением. «Нет-с, это – дело решенное», – говорит он, уговаривая писателя взять деньги. «Я хочу скорее отделаться от двадцати тысяч и ехать», – повторяет он, торопясь в банк Ротшильда.
Иными словами, Бахметев приехал с одной лишь целью (заданием) – отдать деньги Герцену. Во что бы то ни стало.
2. Маркизские острова находятся в Полинезии, рядом с экватором, в 1500 км от острова Таити. И тогда, и сейчас – это владение Франции, денежной единицей которой являлся франк. Вряд ли Бахметев не знал таких элементарных вещей. Однако в банке Ротшильда он меняет свои франки на английские фунты! «Бахметев, разменявший без всякой нужды на фунты свои ассигнации», – указывает на это сам Герцен. Зачем они будущему коммунару на французской земле? Куда удобнее ехать во Францию с франками. Зачем терять деньги на двойном обмене валюты? Ведь придется еще раз менять фунты обратно на франки!
Франки нужны, если ты действительно собираешься ехать во Францию, а вот для сдачи отчета и денег в британское казначейство фунты куда удобнее.
Есть и еще одно весьма конкретное подтверждение того, что остаток денег Бахметев собирался куда-то отдавать. После обмена денег и передачи 20 тыс. франков богатый чудак отправился домой. Герцен ждал его в книжной лавке. То, что произошло далее, революционный писатель охарактеризовал, как «психологическая загадка натуры человеческой». Бахметев вышел из дома «бледный, как полотно, и объявил, что у него из 30 тыс. недостает 250 фр…». Нас не должны смущать цифры, указанные во франках, чуть ниже Герцен как раз и говорит, что незнакомец все уже разменял на английскую валюту. «Он был совершенно сконфужен», – пишет автор «Былого и дум». Представьте себе, что вы отдали кому-то добровольно и сознательно 20 тыс. франков, а потом выяснилось, что при обмене остальных 30 тыс. вас обсчитали на 250 франков. Вы очень сильно расстроитесь? Спору нет – неприятно. Однако Бахметев не просто огорчен, он просто не находит себе места. И задает невероятный, просто сверхудивительный вопрос:
– Нет ли лишней бумажки у вас?
Уговорив Герцена принять огромную сумму, он просит у него обратно одну мелкую купюру! Отдав 20 тысяч, Бахметев через час после этого сам просит писателя дать ему денег! Зачем? Это же бред! Вот в этот момент и говорит о «психологической загадке» Герцен. Между тем, нет никакой загадки. Достаточно просто представить себе, что деньги отнюдь не Бахметева, как все станет на свои места. Он просто курьер, а за остаток средств ему отчитываться! И если не хватает бумажки в 10 фунтов (250 франков), то для него это трагедия! Он может остаться без зарплаты! Кто же поверит ему, что деньги просто потеряны. В английском казначействе царит строгий порядок. Должен сдать 1200 фунтов (30 тыс. франков) – изволь сдать 1200, а не 1190! Вот и спрашивает «сумасбродный богач» 10 фунтов, в одночасье превратившись в простого курьера…
Если считать, что Бахметев был просто передаточным звеном, то все становится на свои места. Понятно, почему он так спешит отделаться от денег. Понятно, почему его не видели ни на одном корабле. Ясно, отчего он никогда не попал в Новую Зеландию. Выполнив свое задание, «Бахметев» отправился продолжать свою службу Ее Величеству, королеве Англии…
Возможно, Герцен был не таким уж плохим человеком, как можно подумать, изучая его деятельность, раз приходилось придумывать такие сложные комбинации, чтобы всучить щепетильному борцу за свободу нужные ему денежные средства. Допустим даже, что он работал за идею, а не за деньги. Не исключен вариант, что Герцен и не был щепетильным интеллигентом, а был всего лишь талантливым писакой и выдумал историю Бахметева от начала до конца. Это ничего не меняет: если все описанное им правда, то Герцен такими хитрыми способами получал деньги от англичан, если все выдумка – он опять-таки получал средства от них, и чтобы прикрыть неприглядную действительность, сочинял красивые байки о добрых сумасбродных богачах и далеких островах. Разницы никакой нет. Такие идейные слепцы, которые хотели как лучше, а в итоге разрушили свою страну и уничтожили миллионы собственных сограждан, составляют добрую половину тех, кто пытался поменять власть в Российской империи. Остальные работали за деньги. Кто из двух категорий был более вредоносен для собственной Родины, ответить сложно…
«Революция в России будет ужасной, разрушительной, рождающей не разум, а выпускающей на волю адскую энергию неразумия», – напишет Герцен в одной из своих работ. Так зачем же он сам 10 лет будет «бить» в «Колокол», эту самую ужасную стихию возбуждая и подготовляя? Ответ лучше всего искать в бумагах самого Герцена: «Человек серьезно делает что-нибудь только тогда, когда он делает для себя». Вот и думайте, зачем он пытался вызвать в России революцию…
Подходит к концу наш рассказ о человеке, стоящем у истоков русского «освободительного» движения. Все имеет свой конец, вот и бурная издательская деятельность Герцена тоже пошла на убыль. Издав за 10 лет 500 тыс. экземпляров «Колокола», в деле борьбы с Российской империей он уже не может быть полезен. Следствием ярой антирусской пропаганды во время польского мятежа становится падение «колокольного» тиража. С 1 сентября 1866 г. «Колокол» снова выпускается один раз в месяц. А уже весной 1867 г. и вовсе принимается решение приостановить выпуск газеты. Вскоре после этого Герцен уезжает из британской столицы. Такое впечатление, что у него просто закончился «контракт». Разве не может он жить в Лондоне, ничего не издавая? Он богат и может себе позволить безделье. Но нет – сворачивается деятельность Вольной типографии, и писателю больше в Англии места не находится!
Неурядицы на работе переплетаются с личными трагедиями: тут и измена жены, и собственный роман с женой ближайшего друга Огарева. Герцен умрет в Париже в январе 1870 г., лишь на два-три года пережив смерть своего самого успешного проекта, и на два – испытывавшего к нему такую непонятную страсть барона Джемса Ротшильда…
Россия в тот раз устояла, польское восстание раздавили, пламенный борец Герцен оказался не у дел. Он уже старомоден и не соответствует моменту. Его место займут другие, более молодые. И менее щепетильные.
Глава III. Зачем борцы за свободу убили царя-освободителя Александра II
Крепка оказалась Российская империя. Ее интеллектуалы, ее молодежь хоть и почитывала заморские газетенки Герцена, однако в решающие моменты истории дружно становилась на сторону своей страны. Поругивать правительство и порядки становилось уже тогда излюбленной национальной забавой. Однако если польские повстанцы начинали резать русских солдат или английские корабли обстреливали родную землю, вчерашний критик был готов взяться за оружие, чтобы ее защищать. Пропаганда не давала нужного результата, необходимо было создавать идеологическую базу внутри самой России, требовалось перенести усилия по разложению населения на ее территорию. Но это было непросто.
Император Николай I, вступивший на престол под грохот артиллерийской канонады, сопровождавшей восстание декабристов, твердой рукой ликвидировал крамолу внутри страны. Однако памятуя, что его вместе со всеми родственниками чуть не убили в первый день правления, винить его в чрезмерности сложно. Именно этот царь создал в России новую политическую полицию, приказав открыть так называемое Третье отделение при Имперской Канцелярии. Борьба с подрывной деятельностью впервые получала официальную почву под ногами. Третье отделение не зря ело свой хлеб. Благо его содержание стоило совсем не дорого. Дело в том, что штат русской тайной полиции поначалу состоял всего из 16 человек! И за 30 лет в «тюрьме народов», как именуют николаевскую Россию, первоначальный аппарат Третьего отделения вырос лишь на 24 человека! И эти 40 штатных единиц с успехом контролировали всю необъятную империю! Нет, они не были сверхчеловеками – просто таков был масштаб антигосударственной деятельности в России! Ее практически не было вовсе! А Герцен будет писать об «этой страшной полиции, находящейся вне и над законом и имеющей право вмешиваться во все и вся…».
В стране крамолы не было, а если она появлялась – ее быстро искореняли. Насколько России того времени были чужды всевозможные революционные идеи, можно понять, вспомнив, что грозный император, душитель свободы, ОДИН спокойно разгуливал по улицам своей столицы. Сейчас сложно себе представить, но Николай I без охраны и даже без свиты мог с утра пораньше заявиться в какое-нибудь министерство и посмотреть, как чиновники работают. Возможно, для руководства страной это и не является оптимальным методом. Важно другое – император Николай был последним лидером России, кто мог это сделать, не рискуя собственной жизнью. Будь в России жизнь ужасна и нестерпима – царя бы непременно попытались убить. Но ведь это никому и в голову не приходило! Даже в возбужденной толпе погромщиков…
Летом 1831 г. в Петербурге начались холерные бунты. Страшная эпидемия, высокая смертность и жесткие действия полиции, направлявшей всех подозреваемых в переносе инфекции в холерные бараки, вызвали недовольство. Достоверно неизвестно, чья агитация и подстрекательство привели к возникновению погромов. Врачи делали все, что могли. Однако именно их рядовые народные массы и обвинили в распространении холеры. Разгоряченная толпа в районе торгово-рыночной Сенной площади принялась избивать и калечить «докторов», выбрасывая их из окон больницы. Чтобы утихомирить своих подданных, император Николай Палкин с репутацией жесткого и даже жестокого правителя приехал к месту беспорядков. Один, без охраны. И обратившись к погромщикам с речью, сумел словом пристыдить толпу и прекратить бесчинства. Этот исторический случай запечатлен в одном из барельефов на памятнике Николаю I на Исаакиевской площади Санкт-Петербурга. Будете в городе на Неве – обратите на него свое внимание.
Вот в такой «отсталой» стране требовалось раскачать ситуацию и создать внутренние подрывные силы. Задача, прямо скажем, не из легких. Поэтому когда мы просматриваем короткий список «борцов за свободу» той поры, то изумляемся двум вещам: ничтожности их попыток хоть что-то создать и их малочисленности. Это был свой, обособленный мир, подобный маленькому мирку диссидентов советской поры. Кто знал их в советское время? Где теперь в новой России эти люди? Создают какие-то карликовые партии или, как Валерия Новодворская, превратились в говорящую декорацию, неизменный атрибут теле– и радиопередач, различных ток-шоу. Так и диссидентов эпохи Николая I в стране практически никто не знал, кроме таких же, как они, маргиналов.
Время все расставляет на свои места, прошло уже более 150 лет с той поры. Кого из тех деятелей мы знаем? Какие лучи света в темном царстве николаевской России придут нам на память? Безусловно, вспомним Николая Гавриловича Чернышевского, автора романа-шифровки «Что делать?».
Еще на уроках в школе меня поражали рассказы учительницы о том, как сей горе-писатель маскировал свои истинные замыслы от своих собственных читателей. Революция, называемая им «сестрой своих братьев», сходила со страниц в сердца и умы… единиц, тех, кто мог, читая книгу, думать совсем о другом! Царские цензоры, говорила нам учительница, ничего не понимали, а вот вдумчивый читатель понимал все. Однако в школе нам не говорили о странностях самого автора. Супруга писателя Ольга Сократовна весьма третировала «Канашечку», как она звала Николая Гавриловича. Однако происходило это по обоюдному согласию. Накануне свадьбы будущий любимец передовой молодежи ошарашил свою невесту сообщением, что предоставит ей в браке абсолютную свободу. «Я в вашей власти, делайте, что хотите», – добавил Чернышевский изумленной женщине. Когда же друзья пытались объяснить ему чрезмерную оригинальность такого «свободолюбия», Чернышевский ответил совсем уж невероятное, заставляющее подумать о его психическом здоровье:
Кто еще поднимал в России «знамя свободы»? Виссарион Григорьевич Белинский – театральный и литературный критик. Ничего путного сам не написал, зато пытался в легальных журналах, так же косноязычно, как и Чернышевский, критиковать существующие порядки.
Им было заинтересовалось Третье отделение, но малохольный критик быстренько скончался в возрасте 37 лет. Между тем, в своих письмах Виссарион Белинский был более откровенен. «Я начинаю любить человечество по-маратовски: чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется, огнем и мечом истребил бы остальную», – пишет он в письме своему другу В. Боткину. Ниже Белинский продолжает: «Я чувствую, что будь я царем, непременно сделался бы тираном». Вот такой властитель дум демократической молодежи…
Однако первым в пантеоне великих «мыслителей» должен быть не он, а Петр Яковлевич Чаадаев. Этот господин написал «Философические письма», в которых впервые в письменном виде изложил ядовитую концепцию неполноценности России и ее народа. «Все народы мира выработали определенные идеи. Это идеи долга, закона, права, порядка … Мы ничего не выдумали сами и из всего, что выдумано другими, заимствовали только обманчивую наружность и бесполезную роскошь». Кстати, главную причину отсталости страны автор видит в принятии православия, а не католицизма. Однако об этом его поклонники в советское время предпочитали не упоминать. В своем труде, написанном по-французски, обличитель России вообще сравнивает с землей все ее достижения. «Где наши мудрецы, где наши философы?» – вопрошает он. Ответ понятен и прост – ТАМ. На Западе все достижения культуры, полет мысли и расцвет человечества. ЗДЕСЬ, в России – жалкие копии, духовный застой и отсутствие традиций. Вам эта концепция ничего не напоминает?
Реакция императора Николая I была жесткой. Журнал, напечатавший пасквиль Чаадаева, был закрыт, а сам отставной корнет лейб-гвардии Гусарского полка, участник Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов, член Английского клуба, член декабристского «Союза благоденствия» Чаадаев (против которого царь повелел следствия не проводить) был официально объявлен сумасшедшим. Он был оставлен на свободе, но под присмотром врачей и полицейских.
Причина «репрессий» кроется отнюдь не в крамоле самого труда, написанного Чаадаевым, а в его абсолютной лживости и предвзятости. Подгоняя историю России под клише бездуховной и отсталой страны, поклонник католицизма начисто забыл все достижения отечественной философии, которые, как образованный человек, знать был обязан. Многовековой пласт отечественных философов, занимавшихся в основном проблемами этики, наш первый западник пропустил, словно неинтересные страницы занудного романа. Архиепископ Феофан Прокопович, мыслитель Иван Шувалов, великий Михаил Ломоносов – это лишь первые имена, всплывшие в памяти…
Почему наши революционеры всегда на стороне противников собственной страны? Потому что они на стороне тех, кто платит им деньги!
Темна история отношения Герцена с англичанами. Наверное, именно поэтому до сих пор (!) не обнаружена большая часть архива Герцена и Огарева. Кто-то упорно скрывает или уничтожает бумаги, связанные с их именами и газетой «Колокол». У потомков революционеров осталось лишь несколько документов и множество слухов, что тайный архив где-то в Англии или где-то в Швейцарии. И он должен быть громадным! Ведь малая его часть – бумаги, попавшие в СССР после Великой Отечественной войны в составе так называемых Пражской и Софийской коллекций, – составила при публикации более 3 тыс. печатных страниц! Загадочна и судьба так называемого архива Трюбнера. Британский книготорговец Николай Трюбнер издавал и распространял печатную продукцию герценовской Вольной типографии. Потом дело перешло к детям и внукам, существует фирма и поныне. Но вот беда – в помещение, где хранился старый архив, во время последней войны попала бомба! Ох, как часто в истории наших революций мы будем натыкаться на такие вот славные мелочи. То трубу в архиве прорвет, аккурат над нужной папочкой, то крысы без остатка съедят только те документы, что проливают свет на темные стороны русского революционного движения. Так и с архивом Трюбнера. В результате попадания необычно умной немецкой авиабомбы погибли все бумаги, относящиеся именно к XIX в. Есть более ранние, в порядке более поздние, а вот нужные все сгорели…
Ведь есть что скрывать. Все истории, связанные с именем Герцена, оказываются на поверку весьма странными. То главный банкир планеты изо всех сил старается спасти деньги революционера без всякой прибыли для себя лично, то даты выхода газеты нашего издателя всегда так удачно совпадают с войнами, ведущимися против России. Однако и это не предел – были в жизни лондонского изгнанника истории еще более забавные. Одну из них изложил в своей книге «Былое и думы» сам автор. Читали ее многочисленные исследователи творчества Герцена, знают ее историки, она фигурирует практически во всех книгах, посвященных Александру Ивановичу. Но никто не может ее объяснить, она до сих пор загадочна и непонятна. Между тем, при ее правильном понимании она добавляет к картине личности Герцена несколько ярких, впечатляющих мазков. И особенно много говорит она нам о корнях русского «освободительного» движения…
Случилась эта фантастическая история в конце августа 1857 г. «Одним утром я получил записку, очень короткую, от какого-то незнакомого русского; он писал мне, что имеет “необходимость меня видеть”», – рассказывает об этом сам Герцен. Поскольку связь с Россией была для издателя «Колокола» чрезвычайно важна, он не преминул встретиться с незнакомцем. В прошлом году закончилась Крымская война. После ее неудачного для России окончания и смерти императора Николая Павловича революционеры были полны смутных надежд. Весточка с Родины важна и приятна. Однако заговорил приезжий русский, которого звали Павел Иванович Бахметев, совсем о другом. По его словам, он решил отправиться на Маркизские острова, чтобы основать там коммуну и строить светлое настоящее на этих далеких землях. С собой у него была громадная по тем временам сумма денег. Странный молодой человек, носящий в саквояже целое состояние, словно современные нам торговцы наркотиками, в XIX в. был невероятным явлением. Однако удивление Герцена стало еще больше, когда молодой человек наконец-то объяснил истинную цель своей встречи с писателем: «У меня пятьдесят тысяч франков; тридцать я беру с собой на острова, двадцать отдаю вам на пропаганду».
Герцен удивлен и даже отчасти смущен. По крайней мере, в своей книге он описывает ситуацию именно так.
– Куда же я их дену? – спрашивает он.
– Ну, не будет нужно, вы отдадите мне, если я возвращусь; а не возвращусь лет десять или умру, употребите их на усиление вашей пропаганды.
Немного поломавшись для приличия, Герцен дает свое согласие, и поутру они отправляются в банк Ротшильда, чтобы оставить там деньги. Попутно Бахметев желает разменять оставшиеся у него франки на английские фунты. Двадцать тысяч франков, превратившиеся в 800 фунтов, кладутся на счет Герцена. А таинственный герой, положив под мышку «деньги, завязанные в толстом фуляре так, как завязывают фунт крыжовнику или орехов», отправляется строить свою коммуну на Маркизских островах. «С тех пор об нем не было ни слуху, ни духу. Деньги его я положил в фонды с твердым намерением не касаться до них без крайней нужды типографии или пропаганды», – подводит итог Герцен.
Многие годы ученые-литературоведы бились над разгадкой Бахметева. Даже Владимир Ильич Ленин, читая в 1909 г. работу Ю. М. Стеклова, заинтересовался рассуждениями автора о Бахметеве и подчеркнул в книге несколько фраз о нем, в частности слова: «Дальнейшая судьба Бахметева совершенно неизвестна: он исчез бесследно».
И вправду, получалась весьма забавная картина: человек оставил Герцену и Огареву огромную сумму денег, не взял никаких расписок, туманно объяснил, зачем он это делает, и… исчез. Чтобы уже не появляться никогда! Любого нормального человека это удивит. Поразился странному случаю и один из виднейших исследователей жизни и творчества Герцена Н. Я. Эйдельман. Так удивился, что написал целую работу «Павел Иванович Бахметев» и издал ее еще в советское время. Из нее мы можем узнать много удивительных подробностей. Еще никто не искал таинственного Бахметева так тщательно, как Эйдельман.
И вот что он выяснил. Сначала Эйдельман предпринял розыски следов Бахметева на островах Тихого океана. Просмотрел различные издания по истории Маркизских островов и Новой Зеландии, сделал запросы в ряд осведомленных институтов в Океании. По его просьбе во время рейсов советского экспедиционного судна «Витязь» были о прошены некоторые зарубежные ученые и специалисты. Никакой коммуны во французской Полинезии никогда не было – последовал ответ. Никакого Бахметева, вообще никакого русского никто никогда на Маркизских островах не видел и не слышал. Такой же ответ дал и известный норвежский ученый Тур Хейердал, не раз посещавший Маркизский архипелаг.
Более того, стало ясно, что в момент встречи Герцена и Бахметева (1857 г.) на островах имелся только крохотный французский гарнизон, находившийся там время от времени. Но и это еще не все. Помимо отсутствия постоянного сообщения с внешним миром (несколько рейсов кораблей в год с Таити), на острове не прекращались кровавые междоусобные войны! Второй причиной высокой смертности были постоянные эпидемии. Понятным становится отсутствие желания у французских военнослужащих находиться в этой клоаке постоянно. Единственными европейцами, упоминания о которых нашел Эйдельман, были различные авантюристы, преступники или матросы, дезертировавшие со своих кораблей. Словом, большей дыры сложно было придумать.
Но Эйдельман не сдавался. Возможно, решил он, что Бахметев просто до островов не доплыл. Мало ли что могло с ним случиться. Но, по крайней мере, он должен был отплыть из Лондона в том направлении. Поскольку, как стало ясно, на сами Маркизские острова корабли не ходили, то подходящим направлением была Новая Зеландия. Туда в тот момент шел мощный поток эмиграции. Прочитав «Былое и думы» и письмо Бахметева о передаче денег Герцену и Огареву, Эйдельман точно установил дату отплытия странного богача из Лондона – 1 сентября 1857 г. Согласно объявлениям судовых компаний, печатавшимся в газете «Таймс», единственным судном, отправлявшимся из Лондона в Тихий океан между 25 августа и 5 сентября, был клипер «Акаста». Оставалось только просмотреть списки пассажиров. Запрошенный Эйдельманом новозеландский писатель Мэррей Гиттос в письме сообщил, что никаких следов Бахметева найти не удалось. В Новой Зеландии также никакие богатые русские не пытались строить никакой коммуны.
(Кстати, о размере оставленной Бахметевым суммы – 20 тыс. франков: проезд в Новую Зеландию из Англии стоил в то время около 30 фунтов, или 750 франков. Посмотрите на глобус и попробуйте оценить, в какую копеечку сегодня выльется такое путешествие.)
Далее расследование остановилось. «Можно надеяться, что новые розыски откроют нам еще неизвестные страницы биографии Павла Александровича Бахметева, во многом загадочного представителя славного революционного поколения 50-х годов прошлого века», – такими словами завершает свою работу Эйдельман.
Вот и пришло время разгадать тайну Бахметева. Советские ученые этого сделать не могли – они просто не понимали кто, зачем и откуда приходил к Герцену. А если и понимали, то сказать, по понятной причине, не могли. Нам проще: мы проанализируем информацию из «Былого и дум» Герцена и разгадка придет к нам сама.
Обратим внимание на следующие факты.
1. Бахметев пришел к Герцену с уже готовым решением. «Нет-с, это – дело решенное», – говорит он, уговаривая писателя взять деньги. «Я хочу скорее отделаться от двадцати тысяч и ехать», – повторяет он, торопясь в банк Ротшильда.
Иными словами, Бахметев приехал с одной лишь целью (заданием) – отдать деньги Герцену. Во что бы то ни стало.
2. Маркизские острова находятся в Полинезии, рядом с экватором, в 1500 км от острова Таити. И тогда, и сейчас – это владение Франции, денежной единицей которой являлся франк. Вряд ли Бахметев не знал таких элементарных вещей. Однако в банке Ротшильда он меняет свои франки на английские фунты! «Бахметев, разменявший без всякой нужды на фунты свои ассигнации», – указывает на это сам Герцен. Зачем они будущему коммунару на французской земле? Куда удобнее ехать во Францию с франками. Зачем терять деньги на двойном обмене валюты? Ведь придется еще раз менять фунты обратно на франки!
Франки нужны, если ты действительно собираешься ехать во Францию, а вот для сдачи отчета и денег в британское казначейство фунты куда удобнее.
Есть и еще одно весьма конкретное подтверждение того, что остаток денег Бахметев собирался куда-то отдавать. После обмена денег и передачи 20 тыс. франков богатый чудак отправился домой. Герцен ждал его в книжной лавке. То, что произошло далее, революционный писатель охарактеризовал, как «психологическая загадка натуры человеческой». Бахметев вышел из дома «бледный, как полотно, и объявил, что у него из 30 тыс. недостает 250 фр…». Нас не должны смущать цифры, указанные во франках, чуть ниже Герцен как раз и говорит, что незнакомец все уже разменял на английскую валюту. «Он был совершенно сконфужен», – пишет автор «Былого и дум». Представьте себе, что вы отдали кому-то добровольно и сознательно 20 тыс. франков, а потом выяснилось, что при обмене остальных 30 тыс. вас обсчитали на 250 франков. Вы очень сильно расстроитесь? Спору нет – неприятно. Однако Бахметев не просто огорчен, он просто не находит себе места. И задает невероятный, просто сверхудивительный вопрос:
– Нет ли лишней бумажки у вас?
Уговорив Герцена принять огромную сумму, он просит у него обратно одну мелкую купюру! Отдав 20 тысяч, Бахметев через час после этого сам просит писателя дать ему денег! Зачем? Это же бред! Вот в этот момент и говорит о «психологической загадке» Герцен. Между тем, нет никакой загадки. Достаточно просто представить себе, что деньги отнюдь не Бахметева, как все станет на свои места. Он просто курьер, а за остаток средств ему отчитываться! И если не хватает бумажки в 10 фунтов (250 франков), то для него это трагедия! Он может остаться без зарплаты! Кто же поверит ему, что деньги просто потеряны. В английском казначействе царит строгий порядок. Должен сдать 1200 фунтов (30 тыс. франков) – изволь сдать 1200, а не 1190! Вот и спрашивает «сумасбродный богач» 10 фунтов, в одночасье превратившись в простого курьера…
Если считать, что Бахметев был просто передаточным звеном, то все становится на свои места. Понятно, почему он так спешит отделаться от денег. Понятно, почему его не видели ни на одном корабле. Ясно, отчего он никогда не попал в Новую Зеландию. Выполнив свое задание, «Бахметев» отправился продолжать свою службу Ее Величеству, королеве Англии…
Возможно, Герцен был не таким уж плохим человеком, как можно подумать, изучая его деятельность, раз приходилось придумывать такие сложные комбинации, чтобы всучить щепетильному борцу за свободу нужные ему денежные средства. Допустим даже, что он работал за идею, а не за деньги. Не исключен вариант, что Герцен и не был щепетильным интеллигентом, а был всего лишь талантливым писакой и выдумал историю Бахметева от начала до конца. Это ничего не меняет: если все описанное им правда, то Герцен такими хитрыми способами получал деньги от англичан, если все выдумка – он опять-таки получал средства от них, и чтобы прикрыть неприглядную действительность, сочинял красивые байки о добрых сумасбродных богачах и далеких островах. Разницы никакой нет. Такие идейные слепцы, которые хотели как лучше, а в итоге разрушили свою страну и уничтожили миллионы собственных сограждан, составляют добрую половину тех, кто пытался поменять власть в Российской империи. Остальные работали за деньги. Кто из двух категорий был более вредоносен для собственной Родины, ответить сложно…
«Революция в России будет ужасной, разрушительной, рождающей не разум, а выпускающей на волю адскую энергию неразумия», – напишет Герцен в одной из своих работ. Так зачем же он сам 10 лет будет «бить» в «Колокол», эту самую ужасную стихию возбуждая и подготовляя? Ответ лучше всего искать в бумагах самого Герцена: «Человек серьезно делает что-нибудь только тогда, когда он делает для себя». Вот и думайте, зачем он пытался вызвать в России революцию…
Подходит к концу наш рассказ о человеке, стоящем у истоков русского «освободительного» движения. Все имеет свой конец, вот и бурная издательская деятельность Герцена тоже пошла на убыль. Издав за 10 лет 500 тыс. экземпляров «Колокола», в деле борьбы с Российской империей он уже не может быть полезен. Следствием ярой антирусской пропаганды во время польского мятежа становится падение «колокольного» тиража. С 1 сентября 1866 г. «Колокол» снова выпускается один раз в месяц. А уже весной 1867 г. и вовсе принимается решение приостановить выпуск газеты. Вскоре после этого Герцен уезжает из британской столицы. Такое впечатление, что у него просто закончился «контракт». Разве не может он жить в Лондоне, ничего не издавая? Он богат и может себе позволить безделье. Но нет – сворачивается деятельность Вольной типографии, и писателю больше в Англии места не находится!
Неурядицы на работе переплетаются с личными трагедиями: тут и измена жены, и собственный роман с женой ближайшего друга Огарева. Герцен умрет в Париже в январе 1870 г., лишь на два-три года пережив смерть своего самого успешного проекта, и на два – испытывавшего к нему такую непонятную страсть барона Джемса Ротшильда…
Россия в тот раз устояла, польское восстание раздавили, пламенный борец Герцен оказался не у дел. Он уже старомоден и не соответствует моменту. Его место займут другие, более молодые. И менее щепетильные.
Глава III. Зачем борцы за свободу убили царя-освободителя Александра II
Революция по своим приемам всегда бессовестно лжива и безжалостна.
С. Ю. Витте
Политическое убийство – это единственное средство самозащиты при настоящих условиях и один из лучших агитационных приемов.
Из листовки революционной организации «Земля и воля»
Крепка оказалась Российская империя. Ее интеллектуалы, ее молодежь хоть и почитывала заморские газетенки Герцена, однако в решающие моменты истории дружно становилась на сторону своей страны. Поругивать правительство и порядки становилось уже тогда излюбленной национальной забавой. Однако если польские повстанцы начинали резать русских солдат или английские корабли обстреливали родную землю, вчерашний критик был готов взяться за оружие, чтобы ее защищать. Пропаганда не давала нужного результата, необходимо было создавать идеологическую базу внутри самой России, требовалось перенести усилия по разложению населения на ее территорию. Но это было непросто.
Император Николай I, вступивший на престол под грохот артиллерийской канонады, сопровождавшей восстание декабристов, твердой рукой ликвидировал крамолу внутри страны. Однако памятуя, что его вместе со всеми родственниками чуть не убили в первый день правления, винить его в чрезмерности сложно. Именно этот царь создал в России новую политическую полицию, приказав открыть так называемое Третье отделение при Имперской Канцелярии. Борьба с подрывной деятельностью впервые получала официальную почву под ногами. Третье отделение не зря ело свой хлеб. Благо его содержание стоило совсем не дорого. Дело в том, что штат русской тайной полиции поначалу состоял всего из 16 человек! И за 30 лет в «тюрьме народов», как именуют николаевскую Россию, первоначальный аппарат Третьего отделения вырос лишь на 24 человека! И эти 40 штатных единиц с успехом контролировали всю необъятную империю! Нет, они не были сверхчеловеками – просто таков был масштаб антигосударственной деятельности в России! Ее практически не было вовсе! А Герцен будет писать об «этой страшной полиции, находящейся вне и над законом и имеющей право вмешиваться во все и вся…».
В стране крамолы не было, а если она появлялась – ее быстро искореняли. Насколько России того времени были чужды всевозможные революционные идеи, можно понять, вспомнив, что грозный император, душитель свободы, ОДИН спокойно разгуливал по улицам своей столицы. Сейчас сложно себе представить, но Николай I без охраны и даже без свиты мог с утра пораньше заявиться в какое-нибудь министерство и посмотреть, как чиновники работают. Возможно, для руководства страной это и не является оптимальным методом. Важно другое – император Николай был последним лидером России, кто мог это сделать, не рискуя собственной жизнью. Будь в России жизнь ужасна и нестерпима – царя бы непременно попытались убить. Но ведь это никому и в голову не приходило! Даже в возбужденной толпе погромщиков…
Летом 1831 г. в Петербурге начались холерные бунты. Страшная эпидемия, высокая смертность и жесткие действия полиции, направлявшей всех подозреваемых в переносе инфекции в холерные бараки, вызвали недовольство. Достоверно неизвестно, чья агитация и подстрекательство привели к возникновению погромов. Врачи делали все, что могли. Однако именно их рядовые народные массы и обвинили в распространении холеры. Разгоряченная толпа в районе торгово-рыночной Сенной площади принялась избивать и калечить «докторов», выбрасывая их из окон больницы. Чтобы утихомирить своих подданных, император Николай Палкин с репутацией жесткого и даже жестокого правителя приехал к месту беспорядков. Один, без охраны. И обратившись к погромщикам с речью, сумел словом пристыдить толпу и прекратить бесчинства. Этот исторический случай запечатлен в одном из барельефов на памятнике Николаю I на Исаакиевской площади Санкт-Петербурга. Будете в городе на Неве – обратите на него свое внимание.
Вот в такой «отсталой» стране требовалось раскачать ситуацию и создать внутренние подрывные силы. Задача, прямо скажем, не из легких. Поэтому когда мы просматриваем короткий список «борцов за свободу» той поры, то изумляемся двум вещам: ничтожности их попыток хоть что-то создать и их малочисленности. Это был свой, обособленный мир, подобный маленькому мирку диссидентов советской поры. Кто знал их в советское время? Где теперь в новой России эти люди? Создают какие-то карликовые партии или, как Валерия Новодворская, превратились в говорящую декорацию, неизменный атрибут теле– и радиопередач, различных ток-шоу. Так и диссидентов эпохи Николая I в стране практически никто не знал, кроме таких же, как они, маргиналов.
Н. Г. Чернышевский
Время все расставляет на свои места, прошло уже более 150 лет с той поры. Кого из тех деятелей мы знаем? Какие лучи света в темном царстве николаевской России придут нам на память? Безусловно, вспомним Николая Гавриловича Чернышевского, автора романа-шифровки «Что делать?».
Еще на уроках в школе меня поражали рассказы учительницы о том, как сей горе-писатель маскировал свои истинные замыслы от своих собственных читателей. Революция, называемая им «сестрой своих братьев», сходила со страниц в сердца и умы… единиц, тех, кто мог, читая книгу, думать совсем о другом! Царские цензоры, говорила нам учительница, ничего не понимали, а вот вдумчивый читатель понимал все. Однако в школе нам не говорили о странностях самого автора. Супруга писателя Ольга Сократовна весьма третировала «Канашечку», как она звала Николая Гавриловича. Однако происходило это по обоюдному согласию. Накануне свадьбы будущий любимец передовой молодежи ошарашил свою невесту сообщением, что предоставит ей в браке абсолютную свободу. «Я в вашей власти, делайте, что хотите», – добавил Чернышевский изумленной женщине. Когда же друзья пытались объяснить ему чрезмерную оригинальность такого «свободолюбия», Чернышевский ответил совсем уж невероятное, заставляющее подумать о его психическом здоровье:
«Если моя жена захочет жить с другим, если у меня будут чужие дети, это для меня все равно… Я скажу ей только: “Когда тебе, друг мой, покажется лучше воротиться ко мне, пожалуйста, возвращайся, не стесняясь нисколько”.Вот Ольга Сократовна и пользовалась странностью своего мужа, а он, в свою очередь, не обращал внимания на ее измены и легкомысленные поступки. Так и жили, душа в душу – писатель и его ветреная муза…
Кто еще поднимал в России «знамя свободы»? Виссарион Григорьевич Белинский – театральный и литературный критик. Ничего путного сам не написал, зато пытался в легальных журналах, так же косноязычно, как и Чернышевский, критиковать существующие порядки.
Им было заинтересовалось Третье отделение, но малохольный критик быстренько скончался в возрасте 37 лет. Между тем, в своих письмах Виссарион Белинский был более откровенен. «Я начинаю любить человечество по-маратовски: чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется, огнем и мечом истребил бы остальную», – пишет он в письме своему другу В. Боткину. Ниже Белинский продолжает: «Я чувствую, что будь я царем, непременно сделался бы тираном». Вот такой властитель дум демократической молодежи…
Однако первым в пантеоне великих «мыслителей» должен быть не он, а Петр Яковлевич Чаадаев. Этот господин написал «Философические письма», в которых впервые в письменном виде изложил ядовитую концепцию неполноценности России и ее народа. «Все народы мира выработали определенные идеи. Это идеи долга, закона, права, порядка … Мы ничего не выдумали сами и из всего, что выдумано другими, заимствовали только обманчивую наружность и бесполезную роскошь». Кстати, главную причину отсталости страны автор видит в принятии православия, а не католицизма. Однако об этом его поклонники в советское время предпочитали не упоминать. В своем труде, написанном по-французски, обличитель России вообще сравнивает с землей все ее достижения. «Где наши мудрецы, где наши философы?» – вопрошает он. Ответ понятен и прост – ТАМ. На Западе все достижения культуры, полет мысли и расцвет человечества. ЗДЕСЬ, в России – жалкие копии, духовный застой и отсутствие традиций. Вам эта концепция ничего не напоминает?
Реакция императора Николая I была жесткой. Журнал, напечатавший пасквиль Чаадаева, был закрыт, а сам отставной корнет лейб-гвардии Гусарского полка, участник Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов, член Английского клуба, член декабристского «Союза благоденствия» Чаадаев (против которого царь повелел следствия не проводить) был официально объявлен сумасшедшим. Он был оставлен на свободе, но под присмотром врачей и полицейских.
Причина «репрессий» кроется отнюдь не в крамоле самого труда, написанного Чаадаевым, а в его абсолютной лживости и предвзятости. Подгоняя историю России под клише бездуховной и отсталой страны, поклонник католицизма начисто забыл все достижения отечественной философии, которые, как образованный человек, знать был обязан. Многовековой пласт отечественных философов, занимавшихся в основном проблемами этики, наш первый западник пропустил, словно неинтересные страницы занудного романа. Архиепископ Феофан Прокопович, мыслитель Иван Шувалов, великий Михаил Ломоносов – это лишь первые имена, всплывшие в памяти…