Николай Заикин. Промежутки бытия

Николай Заикин
Промежутки бытия

«Попытка поздних откровений…»

   По законам неевклидовой геометрии Лобачевского – параллельные прямые всё-таки пересекаются. Этот образ «неевклидовой» метафоры применительно к жизни любил Достоевский, как никто другой знавший, что часто судьбы людей, вопреки их воле, складываются не по предписаниям формальной логики и житейской справедливости, но в силу неведомых нам иррациональных, непредсказуемых, если так можно выразиться, метапричин, смысл которых, быть может, откроется только на последнем суде. Несущие в себе заряд личности, характера, судьбоносной энергии человека, в жизни напряжённые параллельные линии, пересекаясь, искрят, обжигают, потрясают счастливыми или трагическими событиями, поворотами биографии, привычного пути. Случается, что они искрят стихами, сполохами поэзии…
   Обо всём этом я думал, знакомясь с творчеством поэта Николая Заикина. К своим шестидесяти годам он впервые выходит к читателю со стихами. Как же так получилось, в чём тайна столь позднего дебюта? Вряд ли и сам Николай Заикин знает ответ на этот вопрос. Несомненно лишь одно, что не обошлось тут без той самой «неевклидовой» странности судьбы, которая вполне могла сложиться совершенно иначе. Но сложилась так, как сложилась. А именно – на двух параллельных то ли встречных, то ли попутных (кто теперь разберёт!) курсах…
   Всегда оставаясь в душе поэтом, Заикин жизнь посвятил другой, в общем-то, весьма далекой от литературы профессии. Закончив юридический факультет Московского университета, работал и следователем, и главным редактором журнала «Вестник Верховного суда СССР». Он до сих пор возглавляет журнал «Законность» (прежнее название – «Социалистическая законность»). При этом, словно неизлечимой болезнью (которую Пастернак называл «высокой болезнью»), он все эти годы мучился любовью к поэзии, ещё в студенческую пору занимаясь в знаменитой литературной студии «Луч» в МГУ у Игоря Волгина, а затем у Юрия Левитанского в студии «Зелёная лампа» при журнале «Юность»… В том прошлом, будучи талантливее многих более пробивных молодых столичных ровесников, Николай Заикин, со свойственной бывшему провинциалу из тверской деревни скромностью, видимо, не поверил в собственные способности и как бы раздвоил личную жизнь, глубоко запрятав своего поэтического двойника в некое подполье сознания, иного, параллельного существования. Но, как известно, шила в мешке не утаишь. Иногда (а бывало и часто!) этот подпольщик-двойник вырывался на свободу и требовал слова. Вот тогда «параллельные» и пересекались и от замыкания начинали «коротить», искря вспышками прорывающихся стихов, ритмов, воспоминаний детства и признаний в любви к дорогим людям, к матери, жене, детям, к природе, дому, к Родине и Небесному Творцу:

 
Ищу не новое, а вечное,
На яркий пламень не лечу…
 

   Эти мгновения возврата к своей поэтической природе сделали Николая Заикина мастером стихотворных миниатюр, из которых год за годом складывался лирический дневник, сводящий в единое целое его параллельные жизни, показывающий цельность и целостность человека, автора этого дневника:

 
На шестом десятке лет
Понял еле-еле,
Что последней правды нет,
Нет конечной цели.
 
 
Есть заботы и дела,
Умиротворенье.
Жизнь попыткою была
Божьего творенья…
 

   И тут обнаруживается, быть может, самое интересное и примечательное: в стихах Николая Заикина нет никаких обид на прожитую жизнь, на избранный им путь, на успешных или удачливых литературных современников. Об этом он ёмко и точно говорит в лаконичном четверостишии:

 
Такая грустная пора…
Не до обид и столкновений.
Лишь россыпь слов из-под пера,
Попытка поздних откровений.
 

   Его поэзия, что как-то редкостно для нашей смутной эпохи, – душевно чиста, этически и эстетически здорова, а главный её мотив – благодарность за каждый прожитый день, за счастье любить и быть любимым, за память о самом дорогом, что кровно связывает с прошлым, настоящим и будущим. Мерилом совести и человеческой порядочности для него навсегда остаются истоки жизни, где закладываются первоосновы всех наших поступков:

 
…Из глубин всплывает детство.
Не так часто. Иногда.
Можно даже поглядеться,
Словно в зеркало, туда.
 

   Увы, это зеркало, отражающее не внешность, но внутреннюю суть человека, не льстит. Вот почему и самые нежные строки, посвящённые матери, пронизаны не только акварельным светом русской природы, но и щемящим чувством сыновней вины:

 
Впереди ещё целый, неначатый день,
Радость встречи с друзьями, купанье.
Привязался зачем-то назойливый шмель,
Его громкое глупо жужжанье.
 
 
Что-то мама вдогонку с крылечка кричит,
Беспокоится, видимо, снова.
А навстречу свобода, свобода летит,
И не слышно, конечно, ни слова!
 

   Оглядываясь в ту прекрасную даль, Николай Заикин с горькой иронией скажет позднее:

 
…Лет пятнадцать здесь я не был.
Нету поля, луг зарос.
Под открытым влажным небом
Серебро моих волос.
 
 
А когда-то, а когда-то!
Что ж об этом говорить.
Даже родину, ребята,
Надо вовремя любить.
 

   Увы, эта мудрость, как совершенно справедливо замечает поэт, приходит слишком поздно:

 
Много узнаю на этом пути.
Но дорогое успело уйти
Слишком не понятым, не оценённым
Мною, коленонепреклонённым.
 

   В его тонких, запоминающихся миниатюрах каждый раз поражает неожиданностью очередной лирический сюжет:

 
И забываю тебя – честную,
А слишком лживую – запомню.
Твои признанья – долго чествую,
Молчанье – выдумкой заполню.
 
 
Такая, кажется, нелепица,
Для всех сплошное изумленье:
Зачем по движущейся лестнице
Бежать в обратном направленье?
 

   Как метко и художественно точно передана здесь вечная драма и психология двух любящих людей, бегущих «по движущейся лестнице» в «обратном направленье»!.. Вот это и есть признак поэтического мастерства – немногими словами сказать о многом.
   Неевклидовым сюжетом и новым, в общем-то давно предопределённым, поворотом судьбы Николая Заикина становится нынешняя публикация его стихотворений. Разумеется, что, выходя к читателю в зрелую пору своей жизни, поэт выносит на его суд некий итог, некий человеческий и поэтический опыт познания мира, в котором всегда новыми и тревожными остаются вечные вопросы:

 
А что имеет ценность
в конце пути земного?
 
 
Задуматься об этом
не стыдно и не ново…
 

   Однако ответы на эти вечные вопросы редко бывают утешительны:

 
Прежние люди кончаются,
Новые ход набирают.
Те устают, истончаются,
Эти сильней напирают…
 

   И всё же искра, обронённая с небес поэзии, согревает человеческим теплом и высоким ясным смыслом, выше которого, пожалуй, нет ничего на свете:

 
Главное – сделать, оценят – потом.
А не оценят – беда не велика.
Самое сложное – в самом простом,
В том – что лицо отличает от лика.
 

   Геннадий Красников

Первая тетрадь

* * *

 
Я шёл по краю, по обрыву
В том приснопамятном году.
И было до́ смерти тоскливо —
Казалось, точно не дойду.
 
 
Но всё же вывела кривая.
Кричит соловушка в лесу.
Иду, завистникам кивая,
И крест свой бережно несу.
 

* * *

 
Музыка осени разве печальна,
Если сентябрь воцарился в природе
И подарил вдруг душевную ясность
После мучительной долгой тревоги?
 
 
Музыка осени, дай надышаться
Аурой неподражаемых звуков
И продолжайся, и продолжайся
Так же легко, изумительно, чудно.
 

* * *

 
Первый снег пока не нужен.
В октябре хотелось солнца,
Лёгкой праздничной погоды,
А не слякоти и снега.
 
 
У тебя промокли ноги?
Грустно, холодно и сыро?
Вот придём домой, и будет
Там спокойно и тепло.
 

* * *

 
Кресло-качалка и маленький стол.
Солнце в зените почти.
Томик рассказов в обложке простой —
Самый любимый прочти.
 
 
Праздные дни начались, Боже мой!
Кру́гом идёт голова.
Снова на месяц приехал домой.
Лето. И мама жива.
 

* * *

 
Мама, скоро я приеду,
Посажу тебе цветы.
Не в четверг, так, значит, в среду
Поджидай сыночка ты.
 
 
Скоро я приеду, мама.
В день рожденья. В самый раз.
Я не поздно. Значит – рано.
Будет весело у нас.
 
 
Я к тебе приеду скоро.
Тают зимние снега.
Ты теперь мне с каждым годом
Ещё больше дорога.
 

* * *

 
Ясен высокого неба овал.
Лист закружился, о воздух звеня.
С кладбища еду. Могилу убрал.
Мама спокойна теперь за меня.
 

* * *

 
Глупый – счастлив, глуп – счастливый.
Выбор очень невелик.
Умный – беден, нем – крикливый.
Чуден мир и многолик.
 
 
Презабавная картина.
Роли странные у всех.
Коммунальная квартира.
Помесь горя и потех.
 

Адрес

 
На Бунинской аллее —
Здесь лес недалеко,
И снег лежит белее,
И дышится легко.
 
 
Здесь неба купол выше,
Прозрачнее вода.
Здесь кот живёт на крыше
В квартале у пруда.
 
 
Здесь солнце ярче светит…
И что ещё потом?
Любимая ответит:
«Здесь наш счастливый дом».
 

* * *

 
Велосипедные прогулки,
          как оказалось, не резон…
Теперь везде – авто и гонки,
          побольше шика и рессор.
 
 
На двухколёсном драндулете
          уедешь разве далеко?
Мне и не надо. Солнце, лето,
          восторг, парное молоко.
 
 
И через поле, через поле
          по разнотравью, через лес
Кручу педали и внимаю
          такому чуду из чудес.
 

* * *

 
Разве это для нас горе?
Мы же вместе. Ты и я.
Всё, что строится, построим
На обломках бытия.
 
 
Уберём ненужный мусор,
Создадим себе уют.
И тогда любые музы
В нашем доме запоют.
 

* * *

 
Моя бабушка осталась
На погосте за рекой.
Наше детство, её старость —
Как всё это далеко…
 
 
Я давно живу в столице,
Москвичом, наверно, стал.
И пора остановиться,
И не то чтобы устал.
 
 
Разобраться в жизни надо,
Чтоб совсем не поседеть,
Над могилкой без ограды
Тихо-тихо посидеть.
 

* * *

 
Не зависеть бы от них.
От тупых, не в меру наглых.
Обходить легко одних,
А других не видеть надо.
 
 
Только это нелегко.
Посылают далеко.
Гадят. Свары затевают.
За живое задевают.
 

* * *

 
Забочусь о душе – она спасает слабых.
О будущем, наверно, с пристрастием пекусь.
Быть правильной всегда она сама смогла бы.
Но я ей помогаю. На всякий случай пусть.
 
 
Загадывать судьбу – рискованное дело.
За это поплатилось немало смельчаков.
Не складывалась жизнь, потом сдавало тело.
Но всё это казалось уделом простаков.
 
 
Кому она нужна, подобная награда?
В природе воцаряется сентябрьская грусть.
Забочусь о душе. О ней подумать надо.
На всякий случай тоже побережётся пусть.
 

* * *

 
Возраста достиг, когда
Можно быть самим собою.
Залежалая руда
Ищет выход из забоя.
 
 
Ей в мартеновскую печь
Хочется на переплавку.
Незачем себя беречь,
На кону большая ставка.
 

* * *

 
Не в тюрьме и не в больнице,
Не у бездны на краю,
Не у смерти на границе
Перепуганный стою.
 
 
Жив, здоров. Ау, любезный!
Тропочку тебе торю.
Про тюрьму, больницу, бездну
Не я первый говорю^[1].
 
 
Жизни радоваться надо
Без богатства и наград.
Жизнь – от Господа награда,
Всех ценнее во сто крат.
 

* * *

   Ю. Д. Левитанскому

 
Точка, точка, запятая.
В редких случаях – тире.
Снег хрустящий под пятами,
Мушка мёрзнет в янтаре.
 
 
Незатейливый набросок,
Жизни тоненькая нить.
Точка, точка и вопросик:
«Можно ль что-то изменить?»
 

Разговор

 
– Ветер холодный, а к вечеру снег…
– Время осенней погоды…
– Радости, правда, от этого нет…
– Годы, мой миленький, годы…
 

Семья

 
Поправочки, поправочки
На опыт, на года.
Девчоночкой на лавочке
Не будешь никогда.
 
 
А будешь щи домашние
С приправами варить
И про дела тогдашние
С улыбкой говорить.
 
 
……………………………..
 
 
Галстук, светлые ботинки,
Ультрамодное пальто,
Длинноногие блондинки…
Оказалось – всё не то.
 
 
Нынче кепочка простая
И свободный свитерок.
Дети дружно подрастают,
Две дочурки и сынок.
 

Здесь

 
Здравствуй, мама, я приехал.
Хорошо ли тебе здесь?
«Хорошо», – ответит эхо,
Подтвердит осенний лес.
 
 
Он опять роняет листья
На могилы, на кусты.
Здесь, конечно, нету лишних,
И окрестности пусты.
 
 
Вновь расширится кладбище,
Ведь хоронят здесь давно.
Утешенья ищем, ищем,
Здесь находим всё равно.
 

* * *

 
Память бережно хранит
Даже мелкие детали.
Сердце тоже не гранит,
Мы чувствительными стали.
 
 
Удивляемся порой,
А теперь ещё и чаще,
Что, описанный пером,
Мир совсем не настоящий.
 
 
Лучше дайте крупный план.
Полутон, намёк, догадка…
Как душа твоя светла,
Как мучительно и сладко!
 

Читатель

 
За сердечность почитаю
Кроме прочего всего —
За три раза прочитаю
Повесть новую его.
 
 
Он нескоро пишет книжки
И никак не виноват,
Что язык его не слишком,
Не совсем витиеват.
 
 
Его главные сюжеты,
В основном, как мир стары,
В них герои только эти,
Никого со стороны.
 
 
Там и любят, и страдают,
Честь свою не продают,
Седину приобретают,
Но друзей не предают.
 
 
За ночь книжку прочитаю.
Не беда, что не посплю.
Помечтать предпочитаю
И героев тех люблю.
 

Октябрь

 
Такая грустная пора…
Не до обид и столкновений.
Лишь россыпь слов из-под пера,
Попытка поздних откровений.
 
 
Весь месяц хочется прожить
Без суеты, без потрясений
И прошлое не ворошить
Под шум дождя, под ветр осенний.
 

Прохожая

 
Тлело тщедушное тело,
Грусть расстилалась в глазах.
Счастья от жизни хотела,
Ласки в мужских голосах.
 
 
В бунинских тёмных аллеях
Лучшие годы прошли.
Алые губки горели,
Жизнь молодую прожгли.
 
 
Вдаль безучастной походкой
Долго сквозь город бредёшь.
Грустная очень погодка:
Холодно, ветрено, дождь.
 

* * *

   Станция Березай,
   Кому надо, вылезай!

Поговорка

 
С Ленинградского вокзала
В Селижарово уеду.
Это ближе Березая —
Там же родина моя!
 
 
И пешком до Березуга
Вёрст пятнадцать не спеша…
Завелась опять подруга,
Заворочалась душа.
 

* * *

 
Деревенский мамин дом,
Серая постройка.
Но под снегом и дождём
Столько лет постой-ка!
 
 
В нём нетопленая печь
И пустые окна,
Крыша скоро будет течь.
Знаешь, как намокла?
 
 
Очень трудно одному
В непогодь держаться,
Одинокому ему
С временем сражаться.
 
 
Пусть подольше простоит…
Что же так грустится?
Может быть, и предстоит
Свидеться-проситься.
 

* * *

 
Не стесняюсь теперь мамы.
Нет её уже на свете.
Она так и не узнала
Про неловкость за неё.
 
 
Просто знала, что сыночек
Ей надежда и опора.
И жалела меня очень.
Даже больше. Как могла.
 
 
Подрастают свои детки.
Жизнь вполне закономерна.
Сам себе поставил метку.
Время целится в неё.
 

* * *

 
Под роскошные одежды
Прячем меркнущее тело.
Подающими надежды
Были в молодости мы.
 
 
От надежд осталось тело,
А от тела – стыдоба.
Так уж, видно, захотела,
Разохотилась судьба.
 

* * *

 
Ах, молодость, молодость, молодость,
Родная моя сторона,
Прошла на окраине города
И там же осталась она.
 
 
Казалось, великая разница —
Что было тогда и теперь.
Ах, молодость! Просто проказница,
Неслышно закрывшая дверь!
 
 
Не все идеалы развеяны,
И, сколько себя ни брани,
Живём хорошо и размеренно.
На нас не в обиде они.
 
 
А ты, как весенняя молния,
Всегда откровеньем была.
Ах, молодость, молодость, молодость,
Куда ты меня привела?..
 

Нота

 
Человек звучит, как скрипка,
Ноту выбравши свою.
В детстве слабенько и зыбко,
Встав у жизни на краю.
 
 
А потом завертит юность —
Вся сплошной водоворот.
В нём, бог даст, окрепнут струны.
(Или же наоборот?)
 
 
Ну а зрелость – продолженье
Ноты, выбранной тогда,
Жизни плавное движенье,
Но неведомо куда.
 
 
Старость только подытожит
Ноту сыгранную ту,
Заодно проверит тоже
Такт её и чистоту.
 
 
Если сыграно фальшиво,
Хоть и многих ублажал,
Значит, прожил жизнь паршиво,
Кто бы как ни возражал.
 

Расставанье

 
Слишком дальняя дорога,
Слишком проводы грустны,
Слишком долго у порога
Мы стоим, отстранены
 
 
Друг от друга и от ближних,
Слишком тягостных забот.
Слишком много будет лишних
Воскресений и суббот.
 

* * *

 
Пора собрать остатки
Прошедшей жизни той,
Её долги, задатки
И прочий скарб простой.
 
 
Нехитрые пожитки,
Что удалось нажить,
Прозренья и ошибки
В один мешок сложить.
 
 
Разъять тугие узы
И раны зализать,
Надёжный крепкий узел
Спокойно завязать.
 

* * *

 
До свиданья. Здрасте – здрасте.
Всё сумело надоесть.
Роковые стихли страсти.
Вкусно хочется поесть.
 
 
Здрасте – здрасте. До свиданья.
Скоро ходят поезда.
Настроенье чемоданье.
Только ехать никуда
 
 
Не пришлось дорогой гладкой.
Всё успелось и смоглось.
Всё, что было не в порядке,
По порядку улеглось.
 

* * *

 
Много есть плачущих, но не о том.
Много смеющихся, но не над тем.
Кто указующим водит перстом
И в заблуждение вводит зачем?
 

* * *

 
Заботливая память готова услужить,
С такой всегда удобно и безопасно жить.
 
 
Задумаешься только, она всегда права,
И не болит нисколько о прошлом голова.
 
 
Она соломку стелет, подушечку кладёт,
Ревизию проводит не реже раза в год.
 
 
Потом цепочкой стройной выстраивает ряд,
В нём нет уже событий, которым ты не рад.
 
 
А если просочится случайное одно,
Опять же роль страдальца получишь всё равно.
 
 
У нас такая память. Ей всё разрешено.
Цветное, игровое, добротное кино.
 

* * *

 
Забудем всё. Я Вас не знаю.
Мой дом – окраина села.
У Вас – калиточка резная,
Моя – открытою была.
 
 
Позакрывали окна-двери,
Хотели жить и не тужить.
Я Вам совсем уже не верю,
Нам лучше семьями дружить.
 

* * *

 
И забываю тебя – честную,
А слишком лживую – запомню.
Твои признанья – долго чествую,
Молчанье – выдумкой заполню.
 
 
Такая, кажется, нелепица,
Для всех сплошное изумленье:
Зачем по движущейся лестнице
Бежать в обратном направленье?
 

* * *

 
Я – другой, и ты – другая,
Всё, что было, суета.
Ни за что себя ругаем:
Я – не тот, и ты – не та.
 
 
Даже мелкий бугорочек
Нам теперь не обойти,
Слишком много заморочек
На извилистом пути.
 
 
Так давай себя не мучить,
Это ведь такой наив…
Грозовые ходят тучи,
Горизонты заслонив.
 

Планы

 
Всё равно уеду. На
Север, на юга ли.
Встряска лёгкая нужна,
Чтобы поругали.
 
 
Лучше всё-таки на юг,
Там тепло, не вьюжно.
Там живёт старинный друг,
Повидаться нужно.
 
 
Обо всём поговорить,
Обсудить и взвесить,
Отдохнуть, наюморить
Снова лет на десять.
 

* * *

 
Оставляю ближний берег,
Твои очи и уста,
Соберу немного денег,
С чистого начну листа.
 
 
Без ошибок, без помарок,
Жизнь весёлую начну,
Прихвачу с собой фонарик,
Лодку быструю качну.
 
 
Может быть, успею это
Расстоянье одолеть,
Догоню весну и лето,
А не снег и гололедь.
 
 
Выправляю белый парус,
Лажу лёгкое весло.
Я вовсю теперь стараюсь.
Лишь бы только повезло.
 

Просьба

 
Так уж печалиться надо ли, надо ли?
Так и накличешь беду!
Гулкие яблоки падали, падали
В необозримом саду.
 
 
Это, мой друг, настроенье осеннее
Душу уже бередит.
Очень хотелось бы знать, тем не менее,
Что там ещё впереди.
 
 
В сквере цветущем, на улице, в парке ли
Птичий звенит разнобой.
Может быть, те, что давно уже каркали,
Нас напугали с тобой?
 
 
Может быть, это у них репетиция
Странной какой-то игры…
Сделайте что-нибудь с этими птицами,
Ты хоть их всех разгони!
 

* * *

 
Читаю Левитанского,
Юрия Давыдовича.
Мужика спартанского,
Которому не завидовали.
 
 
Изредка, по настроению,
Книжки его перечитываю,
Давние дни, военные,
Чувства ненарочитые.
 
 
А потом гражданские,
Тоже биографические,
То ли опять спартанские,
То ли катастрофические.
 
 
За кадром дела домашние,
Грустные несостыкованности,
Завтрашние и вчерашние,
Вплоть до сердечной скованности.
 
 
А в стихах – радость предновогодняя,
Роскошь нарядов ситцевая,
Для жизни всей нашей годная…
Это и перечитываю.
 

* * *

 
Понимаю, разумею,
Глажу острые углы.
Я терпеть уже умею,
Как немногие могли.
 
 
И по рангу, и по чину
Этот навык мне уже.
Опыт – стойкости причина
На последнем рубеже.
 
 
Там сверну, тут мост налажу,
Даже гору обойду,
Сам с собой пока что лажу,
Долгих споров не веду.
 
 
Защищаюсь как умею.
И терплю, терплю, терплю,
Потому что разумею,
Потому что жизнь люблю.
 

* * *

 
Не успеешь выйти – лезущие в двери,
Не успеешь ложку донести до рта…
Не прошу участья, никому не верю,
Не боюсь – тут прочерк, жирная черта.
 

* * *

 
Неистребимо дьявольское семя,
Его поля надолго взрыхлены.
А наши, позаброшенные всеми,
Житейским мусором давно захламлены.
 
 
Когда проснётся сеятель Всевышний,
Уже созреет буйный урожай…
Клочок земли – твой огород давнишний.
Рыхли его. Рыхли и орошай.
 

* * *

 
Он может всё. Однако же не хочет.
А мы хотим. Возможности не те.
Он наверху сверкает и грохочет.
А мы молчим. Внизу и в темноте.
 

Встреча

 
Лает мелкая собачка,
Притаившись за столбом.
Магазин и водокачка.
Одинокий мамин дом.
 
 
Здравствуй, милая деревня!
Здравствуй, родина моя!
Как же выросли деревья!
Вы хоть помните меня?
 
 
Здравствуй, речка! Здравствуй, поле
И грибной когда-то лес!
Вы меня забыли, что ли?
Проявите интерес!
 
 
Хоть для формы, хоть для виду,
На копейку по рублю,
Хоть притворство, хоть обиду…
С детства я вас всех люблю!
 

Предложение

 
Кризис близится природный.
Да не местный – мировой!
Нужен форум всенародный,
Надо думать головой.
 
 
На измученной планете
Под названием Земля
Всё трудней родятся дети,
Даже около Кремля.
 
 
Всё страшней болезни, хвори,
Скот уходит из хлева,
Кто-то ночью на заборе
Пишет мерзкие слова.
 
 
Соберёмся хоть на сутки,
Озаботимся всерьёз,
Не сигары – самокрутки
Пусть достанут нас до слёз.
 
 
Будем до ночи трудиться,
Будем думать головой,
Как же можно обходиться
Без водицы ключевой.
 

* * *

 
От порога до порога,
От случайности к судьбе
По нехоженой дороге,
По нетоптаной тропе.