Внутри было полно людей, чей гомон смешивался с шумом механизмов. Большую часть составляли мужчины всех возрастов, но женщин и детей тоже хватало. Некоторые сидели на ящиках, стопках мешков, лавках и колченогих табуретах, другие стояли, иные же, в основном молодежь, спали на полу.
   Навстречу Карру и его спутникам направилась плотная, средних лет женщина с аккуратной прической и на редкость суровым выражением лица. Однако когда она улыбнулась Карру, ее черты несколько смягчились.
   — Это Гойтер, — сообщил патриций, — присматривает за всей этой компанией.
   Поздоровавшись с женщиной, он представил ей своих спутников. Если ей и доводилось слышать имя Кэлдасона прежде, она не подала виду.
   — Приятно познакомиться, — сказала Гойтер. — Вы здесь для посвящения?
   — Нет, как гости, — ответил Карр. — Но, надеюсь, скоро дело дойдет и до посвящения.
   — Посвящения? — не понял Куч.
   — Это небольшая церемония по поводу вступления в ряды Сопротивления, — пояснила женщина.
   — Угнетение неизбежно порождает отпор, — подхватил патриций. — Все, кого вы здесь видите, — наши единомышленники, вне зависимости от того, присоединились они к нам из принципиальных соображений или по личным причинам. Советую, Рит, кое с кем из них познакомиться. И тебе тоже, Куч.
   Он кивнул Гойтер, и она отошла, причем мгновенно напустила на себя изначальный, крайне суровый вид.
   Карр провел Рита и Куча в глубь помещения: по пути они переступали через вытянутые ноги спящих или непринужденно беседовавших между собой людей. Заметив знакомого, бедно одетого, но крепко сложенного молодого человека, патриций направился к нему, но представлять его по имени не стал.
   — Не расскажешь ли ты моим друзьям, что привело тебя сюда? — спросил он.
   — Постараюсь... — неуверенно пробормотал парень, явно предпочитавший действовать, а не говорить. — Вообще-то все просто. Мне всегда хотелось послужить родине, как служил мой отец. Он был солдатом в регулярной армии, а я записался в ополчение. Но там мне пришлось увидеть такое... — Воспоминания вызвали мрачную тень на его лице.
   — Например? — спросил Кэлдасон.
   — Нас заставляли жестоко подавлять не бунты, а законные протесты против самоуправства властей. Людей шантажом и угрозами принуждали быть осведомителями, подозреваемых пытали и убивали без суда... Ополченцы сами участвовали в кровавых преступлениях. — Его глаза вспыхнули. — А я взял в руки оружие, чтобы защищать свободу своих соотечественников, а не отнимать ее.
   — Расскажи, что стало для тебя последней каплей, — попросил Карр.
   — Один приказ. Я не выполнил его, а в ополчении так не положено. Поэтому я дезертировал. Отец, пожалуй, ошалел бы от такого известия. Но я твердо решил вступить в Сопротивление и служить своему народу, а не поддерживать власть империй и их марионеток.
   — Твоя порядочность делает тебе честь. — Карр пожал молодому человеку руку.
   Стоило им отвернуться от него, как подошла женщина, чьи печальные глаза и изможденное лицо говорили о пережитой трагедии. Видимо, патриций знал ее и обратился к ней с тем же самым вопросом, что и к дезертиру.
   — Почему я здесь? — переспросила она с неподдельным удивлением. — А где же мне быть после того, что произошло?
   — А что произошло, сударыня? — тихо и участливо спросил Куч.
   Женщина пристально посмотрела на него, как будто только что увидела.
   — Лишилась двух мальчиков, двух своих сыночков. Один был немногим старше, чем ты, да благословят тебя боги.
   — А как они?..
   — Старший погиб на войне, проклятой войне, развязанной властями против соседей, с которыми нам нечего делить. А младшего казнили.
   — По обвинению в трусости, — пояснил Карр. — Я знал этого парня, и если он был трусом, то я готов хоть сейчас голым идти в логово зверя.
   — Он просто не находил нужным скрывать свое мнение, за то и поплатился, — сказала женщина. — Ну а я теперь здесь, оказываю посильную помощь делу.
   Карр поблагодарил ее, и она вернулась на свое место. Патриций заметил еще одну свою знакомую, молодую и довольно красивую, вот только взгляд у нее был усталый и опустошенный. Ее историю патриций поведал сам.
   — Твой дом снесли, чтобы расчистить место для дворца надзирателя из Гэт Тампура, так ведь? — спросил он.
   — Так, но это было не самое худшее. Сносить собрались целый квартал, а когда жители объединились, чтобы протестовать, пролилась кровь. Мой муж и сын... их изрубили в куски.
   — Они направили туда паладинов, — пояснил Карр.
   — Ублюдки! — прошептала женщина. Заметив на лице Рита сочувственное выражение, она пристально посмотрела на него и спросила: — Ты квалочианец?
   Он подтвердил это легким кивком.
   — В таком случае ты тоже натерпелся от этих мерзавцев. Думаю, всякий, кто выступает против них с оружием в руках, достоин награды. Да укрепят боги руку, поднявшую меч в защиту правого дела.
   Она доброжелательно улыбнулась — наверное, ей было известно, кто такой Кэлдасон.
   — А этого видите? — Карр указал на примостившегося на бочонке плотного мужчину в длинном синем плаще и шерстяной вязаной шапочке. — Еще один нарушитель воинской дисциплины, дезертир с военного флота. Представляете, он был первым помощником капитана галеры, но не мог больше выносить жестокого обращения с рабами-гребцами и перешел на нашу сторону.
   Похоже, патриций мог рассказать какую-нибудь историю чуть ли не про каждого из собравшихся.
   — Вон те двое, что стоят у двери, — раскаявшиеся разбойники. Должен отметить, что они обладают множеством очень полезных для нас навыков. А вон тот — видите? — малый был священником, но нарушил свой обет, потому как счел его исполнение несовместимым с велением совести. Вон там стоит пара — купец со своей женой. Они...
   — Достаточно, — прервал его Кэлдасон. — Мы поняли, что ваше дело пользуется поддержкой.
   — Во всяком случае, сейчас приверженцев у Сопротивления больше, чем когда бы то ни было.
   — Стало быть, все эти люди готовы отправиться на твой чудесный остров?
   Карр хмыкнул.
   — Ну, насчет всех я не поручусь, но некоторые, надо полагать, не откажутся. Поживем — увидим.
   — Разношерстная компания, — заметил квалочйанец, обведя взглядом помещение.
   — И это нам на руку: мы заинтересованы в том, чтобы привлечь на свою сторону самые разные общественные слои. А главное — всех их, при столь широком спектре различий, объединяет общая страсть. А страсть способна сокрушать горы.
   — Сокрушать империи будет посложнее. — Карр ощетинился.
   — И почему ты все время...
   — Тсс! — Куч приложил палец к губам.
   Гойтер взобралась на ящик и призвала собравшихся к порядку. Двое мужчин направились к зубчатым колесам в центре помещения, вместе налегли на огромный рычаг и, напрягая мускулы, опустили его вниз. Колеса замедлили вращение и вскоре со скрежетом остановились. При последнем движении откуда-то сверху просыпалась мука.
   Шум механизмов стих, разговоры смолкли, и в помещении воцарилась странная тишина. Все встали и смотрели в сторону Гойтер. Карр, Рит и Куч оказались позади толпы, что их вполне устраивало.
   — Всем вам известно, зачем вы здесь, поэтому я не стану утомлять вас долгими предисловиями, — зычно возгласила женщина. — Принятое вами решение изменит вашу жизнь и, возможно, изменит к лучшему мир, в котором мы живем. Но я обязана предупредить, что вам следует в последний раз подумать о том, насколько серьезный шаг предстоит сделать. Пути назад уже не будет. Если кто-то из вас испытывает колебания, пусть скажет сейчас. Есть такие?
   Ответа не последовало.
   — Понятия не имею, что бы мы стали делать, если бы кто-то из них отказался от посвящения, — шепнул своим спутникам Карр. — Наверное, пришлось бы его убить.
   Рит с Кучем переглянулись, озадаченные: он шутит или говорит серьезно?
   — Хорошо, — продолжала Гойтер, наполняя помещение своим звучным голосом. — Как бы то ни было, я считаю, что вы поступаете правильно. — Она замолчала, всматриваясь в обращенные к ней лица. — Сегодняшний день запомнится вам на всю жизнь. Осознайте это!
   Опять наступила недолгая пауза.
   — Настало время произнести клятву. Пусть каждый поднимет правую руку и повторяет за мной.
   В записях Гойтер не нуждалась: слова обета она произносила по памяти.
   — По моему собственному волеизъявлению и без принуждения...
   Ей приходилось часто останавливаться, чтобы дать людям повторить клятву. Кэлдасон обвел взглядом толпу присягающих, мужчин и женщин всех возрастов. Было среди них и несколько детей, едва ли способных осознать значение момента и понять суть произносимых слов.
   — ... клянусь в верности...
   Люди вторили ей, кто искренне и воодушевленно, кто опасливо, кто восторженно, кто с остекленевшим взором. Некоторые плакали. Один или двое казались скучавшими.
   — ... бороться с теми, кто порабощает, угнетает...
   Покосившись на Карра, Рит заметил, что тот беззвучно повторяет слова обета, не сводя пристального взгляда с Гойтер. Куч тоже казался завороженным торжественностью обряда и благородством приносимой клятвы.
   — ... посвящаю свой разум, мысли и душу...
   Будь эмоциональный настрой собравшихся единым, будь благородство чувств и благочестивая убежденность в своей правоте в равной мере присущи всем собравшимся, Кэлдасон, пожалуй, воспринял бы это как очередную форму духовной тирании.
   — ... защищать слабых, покровительствовать угнетенным, заступаться за безгласных...
   Но ему показалось, что побуждения были столь же различными, сколь различались между собой собравшиеся здесь люди. Это каким-то образом придавало происходящему здесь действу дополнительную силу — не то чтобы незнакомую ему, но не ощущавшуюся им в течение очень долгого времени.
   — ... не знать покоя, пока свобода не...
   Совершенно разные люди — «иные», так как-то назвал их Карр — по самым разным причинам объединялись вокруг общей, высокой и благородной цели. Это порождало странное ощущение, будило в глубинах его памяти нечто, граничившее со следами сновидений.
   — И в том я приношу торжественную клятву!
   За заключительными словами присяги последовали шум и гул голосов. Кто-то хлопал в ладоши, кто-то одобрительно восклицал. Возобновились разговоры, и Кэлдасон невольно прислушивался то к одним из новообращенных, то к другим.
   — Тихо! — возвысила голос Гойтер. — Послушайте меня. Те из вас, кто вернется сегодня в свои дома, должны расходиться по одному или маленькими группами. Не удивляйтесь тому, что охрана не выпустит всех сразу: это делается для конспирации и для вашей же безопасности. Остальные, кто домой не идет, пусть остаются на месте: командиры групп подойдут к ним сами. Давайте закончим наше собрание организованно и без происшествий. Договорились?
   Ответом ей были аплодисменты.
   — Кто домой не идет... — повторил за ней Куч.
   — Есть люди, выбравшие путь подпольной борьбы, — пояснил Карр. — Они полностью порвут с прежней жизнью: получат новые имена, новые биографии, обретут новые цели. Но большинству предстоит содействовать Сопротивлению, исполняя прежние общественные роли.
   — Кажется, у вас все неплохо организовано.
   — Мы еще учимся. Прошли годы, прежде чем нам удалось создать нынешнюю структуру движения. Но с каждым новым посвящением возможности нашего союза становятся все шире.
   — Это весьма впечатляет, не так ли, Рит?
   — Ты видишь во всем этом нечто романтичное, Куч, не правда ли? Своего рода приключение.
   — Ну, я думаю...
   — Это не так. Все это касается реальных людей, которые по-настоящему рискуют, и не исключено, что избранный путь приведет их к гибели. Мало того, их близких — жен, братьев и сестер, родителей — могут подвергнуть пыткам, изувечить, а то и убить. Почему ты, Карр, упорно не хочешь обратить внимание парня на эту сторону вопроса?
   — Ты циник, Рит, — добродушно, хотя и не без некоторой язвительности произнес патриций. — Да, все так, как ты говоришь. Люди идут на риск, причем рискуют не только собой, но и своими близкими. Идет борьба, и она невозможна без жертв. Но прав и Куч, это действительно приключение, может быть величайшее, какое нам суждено пережить. Что касается романтики... может ли быть что-либо романтичнее свободы?
   Кэлдасон промолчал.
   Люди расходились — невозмутимые стражники выпускали их по одному или по двое. Оставшиеся сбивались в кучки. Гойтер переходила от одной группы к другой, давая наставления и отвечая на вопросы.
   — Карр, а нам что делать? — спросил наконец квалочианец.
   — Есть для вас дело, хотя это и делом-то не назовешь. Думаю, вам пора познакомиться с людьми, о которых я уже рассказывал. Помните, беглецы, которых судьба свела на нашем берегу?
   Он повернулся к двери, куда в этот момент вошла небольшая группа людей в плащах с капюшонами. Часть из новоприбывших сопровождали мужчину, двух женщин и двоих детей. Даже на первый взгляд компания казалась более чем разношерстной.
   «Как мало между ними общего», — подумал Рит.
   Никто не предполагал, что вот-вот все изменится, и меньше всех — Кэлдасон.

20

   Женщины откинули капюшоны, и оказалось, что обе они — обладательницы роскошных волос, только у одной они были русые, а у другой — цвета воронова крыла. В смуглой брюнетке Кэлдасон сразу признал соотечественницу; подобные встречи случались не настолько уж часто, чтобы придавать им особое значение, и квалочианка, как ему показалось, придерживалась на сей счет такого же мнения. Дети — выяснилось, что это мальчик и девочка, — выглядели смертельно уставшими. Впрочем, уставшими были все.
   Мужчина, невысокий, но хорошо сложенный, капюшона не снял. Возможно, у незнакомца имелась на то причина, однако добился он лишь того, что привлек к себе дополнительное внимание.
   Кэлдасон был заинтригован встречей с квалочианкой, человек, желавший остаться неузнанным, пробудил в нем естественное любопытство, но все его внимание приковала к себе Серра Ардакрис. Воина он узнал в ней инстинктивно, даже без рассказа Карра. Ее выдавала непринужденная грация движений, присущая лишь хорошим танцорам и хорошим бойцам, упругая походка и развитая мускулатура — впрочем, ничуть не умалявшая женственности. Женщину можно было бы назвать привлекательной, однако в первую очередь в глаза бросались порывистость и сила. Осанка, манера держаться — все в ней говорило об уверенности в себе, сопряженной с некоторым упрямством, а возможно, и граничащей с безумием.
   Серра, в свою очередь, внимательно рассматривала его с другого конца помещения, ибо, вне всякого сомнения, сразу признала в нем товарища по ремеслу, человека, подобно ей связанного с насилием. Впрочем, ее немигающий взгляд не сосредоточивался на нем одном; стараясь выглядеть непринужденной, гостья держала в поле зрения всех присутствующих. Точно так же вел себя в непривычной обстановке и сам Рит, однако благодаря своему большому опыту ему удавалось лучше это скрывать.
   Кто-то высвободил рычаг, и зубчатые колеса возобновили вращение.
   — Это не место для беседы. — Карр повысил голос, чтобы перекрыть шум. — Пусть мы и среди своих, но желательно найти тихое место.
   Он подал знак Гойтер, обменялся с ней шепотом несколькими фразами и, попросив Рита с Кучем немного подождать, направился к новоприбывшим.
   — Непростой сегодня день, а? — сказал Кэлдасон пареньку. — О многом приходится задуматься.
   Юноша кивнул.
   — Ну и как, справляешься?
   — Да. То есть вроде бы да. Впечатлений, конечно, хватает. Тут тебе и известие о том, что я — «искатель», и план Сопротивления, да и про тебя... такое...
   — После шквала событий все, как правило, успокаивается.
   — Только не в том случае, Рит, если ты рядом.
   Карр сказал что-то новоприбывшим, и они дружно посмотрели в сторону Рита и Куча, а затем направились к ним. В первую очередь Рит отметил взгляд Серры — гордый, проницательный, исполненный все той же, уже отмеченной им, силы.
   — Ну что ж, — сказал патриций, подходя к ним, — думаю, нам найдется о чем поговорить. Следуйте за мной.
   Квалочианец и юноша пристроились позади компании, которую Карр повел к маленькой двери в дальнем конце помещения. Открыв ее, он пропустил всех внутрь, а затем вошел сам и щелкнул замком.
   — Так-то лучше, — объявил патриций. Они оказались в длинном узком помещении, заполненном громоздившимися по обе стороны центрального прохода мешками и бочонками. Здесь было прохладно и тихо. Под низким потолком светили магические шары, но их было меньше, чем в зале, и поэтому в помещении царил полумрак. Кэлдасон, быстро осмотревшись, удостоверился в том, что они одни.
   — Что ж, Кинзел, теперь ты можешь снять капюшон, — предложил патриций.
   Плотный мужчина так и сделал, открыв приятное, обрамленное аккуратной бородкой лицо.
   — Хвала богам, — произнес он низким, музыкальным голосом и доброжелательно улыбнулся.
   Карр также ответил улыбкой.
   — Думаю, пора всем познакомиться. Это, — он указал на воина и юношу, — Рит Кэлдасон и Куч Пиратон.
   — Привет, — поздоровался Куч.
   Рит ограничился почти незаметным кивком.
   — Серра Ардакрис, Таналвах Лан, — промолвил патриций, представляя женщин.
   Серра не пошевелилась и не проронила ни слова. Таналвах улыбнулась и, в свою очередь, представила детей:
   — А это Лиррин и Тег.
   Ребятишки держались за руки и смотрели в пол.
   — Привет, малыши, — сказал Куч, и мальчик робко поднял на него глаза.
   — Кинзел Руканис, — продолжил Карр, — который вам, наверное, хорошо известен.
   — Только не мне, — заявил Кэлдасон.
   Рад познакомиться. — Певец, судя по всему, ничуть не обиделся.
   — Я кое-что знаю о тебе, Руканис, — отважился заговорить Куч. — И видел афиши, так что сразу тебя узнал. Пения твоего, увы, мне слышать не доводилось, но люди говорят, что у тебя дивный голос.
   — Спасибо, Куч. Надеюсь, тебе еще представится возможность побывать на моем концерте.
   — Кинзел — один из самых талантливых и знаменитых певцов классического жанра в империи, — пояснил Карр.
   Руканис смущенно махнул рукой, но щеки его порозовели.
   — Ах, да, пацифист, — буркнул Кэлдасон.
   — Помещение не самое роскошное, — заметил патриций, — но, тем не менее, устраивайтесь.
   Таналвах примостилась на ящике, посадив Тега на колени. Лиррин стояла рядом, ухватившись за ее юбку и засунув в рот палец. Кинзел уселся на соседний ящик, Куч — на стопку пустых мешков, патриций предпочел бочку. Кэлдасон и Серра остались стоять, поглядывая друг на друга.
   Ну и как вы себя чувствуете? — обратился Карр к новоприбывшим. — Надеюсь, вы понимаете: все присутствующие здесь достойны доверия, так что говорить можно свободно.
   — А как, по-твоему, можем мы себя чувствовать, — резко отозвалась Серра, — когда нас без конца таскают то туда, то сюда, ничего при этом не объясняя?
   — Примите мои извинения, — сказал патриций и, обернувшись к Риту и Кучу, пояснил: — За нашими новыми друзьями гнались, и мы вынуждены были постоянно перемещать их с места на место.
   — Пора бы и остановиться, — заметила Таналвах. — Хотя бы ради малышей.
   — Конечно. Мы уже нашли для вас надежное убежище: скоро вы сможете отправиться туда и наконец-то отдохнуть. Но вот с тобой, Кинзел, — он повернулся к Руканису, — дело обстоит иначе. Сложившуюся ситуацию нужно обсудить.
   — А они в курсе? — Певец кивнул в сторону Рита и Куча.
   — До некоторой степени.
   — Я связан с Сопротивлением на протяжении семи лет, — начал объяснять Руканис. — Не стану утомлять вам перечислением причин, побудивших меня к этому, достаточно того, что такой шаг вытекает из моих представлений о свободе личности. Как ты верно заметил, Кэлдасон, мое кредо состоит в отрицании насилия, но не думаю, что это делает меня менее полезным делу. Моя профессия предполагает многочисленные перемещения, а известность обеспечивает доступ в высшие круги, что позволяло оказывать Сопротивлению ценное содействие. Все шло как по маслу до тех пор, пока... Вообще-то, — он взглянул на Серру, — своим спасением мы обязаны этой женщине. Если бы не она, нас бы здесь не было.
   Мы все глубоко ей благодарны, — сказал Карр, однако Серра никак не отреагировала на его слова. — Но, — продолжил он, — хотя обстоятельства, которые свели вас всех вместе, могли породить существенные проблемы, наши люди докладывают, что относительно тебя, Кинзел, никаких подозрений не возникло. В конце концов, ты просто пропал из виду на не столь уж долгое время. Однако это не означает, что у тебя не возникнет проблем.
   — Что ты посоветуешь?
   — Решать тебе, но подумай, не пришло ли время отказаться от публичной деятельности и уйти в подполье? Ты неплохо поработал, так давай же не будем искушать судьбу.
   — Честно говоря, я подумывал о чем-то подобном, — ответил с тяжелым вздохом Рука-нис. — Но дело в том, что я работаю не сам по себе. У меня имеются обязательства перед зависимыми от меня людьми. Я не могу позволить себе взять и исчезнуть, бросив их на произвол судьбы.
   — Думаю, тебе также не хотелось бы отказываться от красивой жизни, которую ты ведешь, — лукаво улыбнулся Карр.
   — Не такая уж она красивая, как может показаться со стороны. К тому же, сколь бы ни было важно для меня пение, наше общее дело куда важнее. И вообще: кто сказал, будто я должен навсегда распрощаться с вокалом? Надеюсь, при новом порядке у меня появится возможность полностью посвятить себя любимой профессии.
   — Так ты все-таки присоединишься к нам, перейдешь на нелегальное положение? — настаивал патриций.
   — Окончательное решение будет принято после сегодняшнего приема.
   — Стоит ли тебе там появляться? Это может быть опасно.
   — Не опаснее всего того, что я делал раньше. И потом — вам ведь нужны те сведения, ради которых меня просили прислушиваться к разговорам важных особ.
   — Мы можем найти другие источники информации. Подумай о своей безопасности.
   — Послушай его, Кинзел, — вставила Таналвах. — Похоже, ты сам не понимаешь, на какой риск идешь.
   — Со мной все будет в порядке, Тан, — мягко заверил он ее. — Не беспокойся. Я могу сам позаботиться о себе. Ты не должна беспокоиться.
   — Вижу, нам тебя не переубедить, — вздохнул Карр, — ты всегда отличался самостоятельностью. Ладно, отправляйся на этот проклятый прием. Я поручу нашим людям разведать, не грозят ли тебе там неприятности, и в случае чего они тебе помогут.
   — А что особенного в этом приеме? — поинтересовался Кэлдасон.
   — Все сборища, на которых бывают важные персоны, представляют для нас интерес, поскольку в разговорах то и дело проскальзывают намеки на дела государственной важности. Этот же прием особенно интересен тем, что на него приглашены высшие чины из флотоводцев.
   — А что вам за дело до флотоводцев?
   — До нас дошли слухи о снаряжаемой правительством экспедиции. Утверждают, будто это торговая миссия, но почему-то в ней, по нашим сведениям, собираются участвовать слишком много военных. Подозреваем, что империя намеревается использовать флаг Беальфы, чтобы прикрыть какую-то завоевательную авантюру. По слухам, флотилия отплывет на север, и мы считаем, что она может иметь отношение к Зиррейсу — военному вождю.
   — Человеку, который упал с солнца, — сказала Таналвах.
   — Что? — нахмурился Карр.
   — На корабле, по пути сюда, я слышала, как его так называли. Говорят, такой титул присвоили ему собственные воины, но почему, понятия не имею.
   — До меня доходили слухи о каких-то причудливых прозвищах, но такого, кажется, мне слышать не доводилось.
   — А вот мне доводилось, — подала голос Серра. — И, между прочим, тоже от моряков, а они неплохие поставщики сведений — когда трезвые. А еще в Гэт Тампуре наше подразделение знакомили с информацией о Зиррейсе.
   — Не поделишься ею с нами? — попросил патриций.
   — Не обольщайся, то были сведения самого общего характера. Думаю, ты знаешь больше меня.
   Кажется, я догадываюсь, к чему ты клонишь, Карр, — сказал Кэлдасон. — Надеешься сделать этого военного вождя своим союзником, полагая, что мечи варваров могут послужить делу Сопротивления так же, как магия Основателей.
   — Не спорю, такой вариант приходил мне на ум. Враг моего врага и прочее... Но еще больше нас волнует возможность заключения союза между Зиррейсом и Гэт Тампуром. Если они придут к соглашению, силы наших врагов возрастут.
   — А кстати, почему бы им не увеличить свои силы за счет клепсидры и того, что вы именуете «источником»? Наверняка они об этом наслышаны. Почему Гэт Тампур до сих пор не овладел древними знаниями и не использовал их против Сопротивления? Или против Ринтараха? И если на то пошло, почему Ринтарах не попытался обнаружить этакое сокровище?
   — На данный вопрос у меня нет ответа.
   — Зато у меня есть: в обеих империях знают, что этих артефактов не существует.
   — Или полагают, что это просто легенда, и не утруждают себя поисками. А возможно, таковые имели место, но оказались неудачными. Но согласись, Рит, нежелание вести поиски или даже их провал не являются доказательством того, что искомого не существует вовсе. Мы по-прежнему уверены, что найти источник можно.
   — В таком случае, чем скорее я туда отправлюсь, тем лучше.
   — Поверь, мы сами в этом заинтересованы. Но подумай и о другом: мы сделали не один шаг тебе навстречу, так почему бы не ответить тем же. Почему бы не присоединиться к Сопротивлению, как Серра и Таналвах? Я помню, ты обещал подумать об этом, но, по правде говоря, что за предмет размышления?