Никольская Наталья. Зловредная жертва

   – Знаете, – Игорь красиво выпустил очередное облачко ароматного дыма, – может, вам действительно не стоит торопиться? Представте, возвращается завтра ваша бабушка, живая и веселая, а дело уже раскручено? Слухи о расследовании могут просочиться в круг общения вашей родственницы, вероятна возможность возникновения очередного скандала.
   – Душевный комфорт Сашеньки для меня важнее всего, – проникновенно сказал Модест, – а на счет того, что баба Ася может узнать о расследовании… – молодой человек лукаво улыбнулся, – то его можно объяснить исключительно заботой о ней самой.
   – Решено! – хлопнул ладонью по столу Игорь, – беремся. Согласна, агент Евдокия Десятова?

ГЛАВА 2 РАСКОЛЬНИКОВ В СОВРЕМЕННОЙ ИНТЕРПРЕТАЦИИ

   Сашенька и Модест сидели в кабинете Игоря Костикова и старательно выдавали информацию, которая могла бы помочь в поисках их драгоценной бабушки. Сам Игорь восседал за солидном столом, баба Дуся мышкой приютилась в своем любимом уголке.
   Игорь, задавая вопросы, пытался нарисовать для себя психологический портрет клиентки. Сначала Сашенька ему не понравилась. Он был равнодушен к блондинкам, даже натуральным, его тонкая, не чуждая излишнему эстетствованию натура совершенно не воспринимала полных женщин как привлекательных. Глаза, правда, были хороши даже на его придирчивый вкус. Чистого голубого цвета, обрамленные густыми, нереально длинными ресницами, они просто светились невинностью, чистотой и бесхитростностью. Но постепенно поистине мощная женственность этой девушки покоряла его, затягивала, парализовала способность к непредвзятому отношению.
   Нет, не выдающаяся грудь и чувственные губы будили его мужское эго. Сама аура, витающая вокруг этой женщины, призвана была будоражить чувственность мужчин и дух соперничества у женщин.
   «Опять Иришка будет нервничать», – с досадой подумал Игорь, машинально воспринимая информацию о знакомых бабы Аси.
   – Кроме Таисии Петровны и Пелагеи Львовны, или тети Паши, как все ее зовут, бабушка общалась, вернее, общается с Борисом Ильичем Садиковым. Это заслуженный пенсионер, живет в смежной с ней квартире. Они просто неразлучны, мы даже подумывали, что у них роман, – нервно хихикнула Сашенька.
   – Я хотел поинтересоваться у него, не знает ли Борис Ильич что-нибудь о бабе Асе, но не далее, как сегодня утром, он уже посылал проклятия в адрес Александры. Кричал, что по ней нары плачут и что-то о невинной загубленной душе, – продолжил Модест.
   – Очень хорошо, что не поинтересовались, – прервал его Игорь, – не надо без моего ведома предпринимать никаких шагов. Расскажите-ка поподробнее об этом Садикове.
   – Да нечего рассказывать. Один из тех типов, которые не дают никому житья, маются старческой бессонницей, а утром строчат жалобы в органы внутренних дел на всех окружающих, позволивших себе ночью, пардон, спустить воду в сливном бачке. Его даже в правительстве Тарасова знают: еженедельные проекты о способах переустройства общественного строя, присылаемые на имя губернатора, в приемной читают как бестселлеры.
   – Так-так-так, – заинтересованно постучал карандашом по столу Игорь, – прекрасно. Можете вспомнить что-нибудь еще?
   – Да так просто и не скажешь, – задумался Модест, – но если что-нибудь вспомним, то обязательно поставим вас в известность. А сейчас, если позволите, мы хотели бы попрощаться. Дело в том, что у нас деловая встреча, и мне не хотелось бы опаздывать.
   Игорь проводил посетителей до двери, попутно отметив оценивающий взгляд, которым окинула Ирина Сашеньку, и галантно попрощался.
   – Игорь, – не терпящим отказа голосом позвала его Ирина, как только за гостями закрылась дверь.
   – Сейчас, малыш, перекинусь с бабусей парой слов и уделю тебе столько времени, сколько пожелаешь, – заискивающе улыбнулся Игорь, с удивлением чувствуя в себе какую-то тщательно скрытую в подсознании вину.
   Почти жена ничего не ответила, только демонстративно, но аккуратно, чтобы не повредить штукатурку, хлопнула дверью спальни.
   – Что думаешь, – баба Дуся? – спросил Игорь, уже предчувствуя, что ответ подчиненной совпадет с его выводом.
   – Сколько волка не корми, а он все равно смотрит, – выдала очередной «перл» бабуся.
   – Не понял, – искренне удивился Игорь. Он никак не мог привыкнуть к непредсказуемости своей родственницы. Это ты о визуальном наблюдении, что ли?
   – Уж не знаю, как там у городских это наблюдение называется, может, и визуальным, но в деревне Вражино это называется на титьки пялиться.
   – Как вы можете такое говорить, баба Дуся, – вздернул бородку Игорь, постаравшись придать дрогнувшему голосу побольше убедительности и одновременно посылая трусливый взгляд в сторону спальни, – и вообще, я спрашиваю, что вы думаете по поводу следствия! Визуальное наблюдение у эрудированных людей подразумевает глазное наблюдение, то есть слежку с помощью глаз, то есть глядение, то есть… тьфу ты, совсем меня запутали, – рассердился вконец Игорь.
   – То-то же, – погрозила ему пальцем старушка. – Ладно, иди, грехи замаливай, а я пойду делать твое визуальное наблюдение за этим старым хрычем, который гигиену не любит.
   Она надела летнюю униформу для слежки, представляющую собой зелененькое платьице в бежевых бликах, и выскочила за дверь.
   Игорь задумался над очередной загадкой не по делу, которые любила подкидывать ему бабуся, и только догадавшись, что нелюбовь к гигиене, по мнению старушки, выражалась в кляузах на шумных соседей, пользовавшихся по ночам сливным бачком, направился к двери, за которой его ждало неминуемое возмездие.

* * *

   Иришка лежала на огромной двуспальной кровати. Ее глаза, до краев наполненные страданием, никак не прореагировали на приход возлюбленного. Она лежала такая маленькая, такая беззащитная, что сердце Игоря наполнилось смесью жгучего сострадания и захватывающего дух влечения.
   – Что, котенок? – заискивающе спросил он.
   Ира молча перевела взгляд на мужчину, который составлял смысл ее существования. Чаши глаз, сменив горизонтальное положение, выплеснули часть страдания в виде хрустальной слезинки, медленно скатившейся по щеке.
   – Настроение испортилось? – попытался ухватиться за соломинку уже начинавший раскаиваться грешник.
   Звенящая тишина была ему ответом.
   – Что-нибудь не так на работе? – все еще надеялся он.
   Никакой реакции.
   – Голова разболелась? – ухватился за последнюю непотонувшую соломинку Игорь.
   – Скажи, – медленно, продлевая пытку, проговорила Ирина, – ты хоть когда-нибудь любил меня?
   – О чем ты, родная, – засуетился Игорь, обрадованный тем, что жуткая тишина хоть на что-то сменилась, – я и сейчас люблю тебя.
   – За что? – потребовала ответа женщина.
   – Что за что? – страдалец судорожно пытался сообразить, какого ответа требует от него возлюбленная.
   – Неужели такую, как я, можно любить? – подтолкнула его к нужному ответу Ирина.
   – А-а-а, – обрадовался Игорь, – вот ты о чем. Чего это тебе взбрело в голову, киска? Ты же знаешь, что лучше тебя я не встретил еще ни одну женщину!
   – А если бы встретил? – подкинула провоцирующий вопрос капризная возлюбленная.
   – Я просто ее не заметил бы, – торжественно заверил Игорь.
   – Да, такую не заметишь.
   – Так ты о клиентке?
   – А почему ты догадался? Значит, согласен со мной? На нее невозможно не обратить внимания?
   – Только как на крупный предмет, – побожился Игорь, ты же знаешь, что я предпочитаю изящных брюнеток пышным блондинкам.
   – И много ты их предпочел? – строго, но уже более по инерции спросила девушка.
   – Целую кучу, – отшутился Игорь, поняв, что гроза миновала.
   – Знаешь, – компетентным тоном заявила Ирина, – один очень солидный журналист писал, что чем выше интеллект мужчины, тем более стройных женщин он предпочитает.
   Игоря захлестнула волна нежности к этой интеллектуалке, пользовавшейся такими примитивными приемами. Мельком он усмехнулся мысли, что девушка с университетским образованием, как и полуграмотная бабуся, говоря небылицы, ссылается на неведомых журналистов.
   Волна нежности все нарастала, обретала силу и тяжесть и наконец, сконцентрировавшись во вполне физическом теле Игоря, обрушилась на капризную и чуть-чуть закомплексовавшую по поводу своей внешности женщину. Когда, спустя время, волна отхлынула, на берегу остались затушивший вспышку ревности любимой молодой, немного утомленный адвокат и уже уверенная в своем совершенстве сотрудница библиотеки.

* * *

   Бабуся прислонила ухо к двери, ведущей в спальню внука и, скорее почувствовав, чем услышав блаженную атмосферу помирившихся после небольшой стычки супругов, царившую в комнате, отошла с довольным видом.
   Немного помозговав, она пришла к выводу, что любовь – любовью, а дело – делом. Поэтому, преувеличенно громко погремев на кухне посудой, старушка звонким голосом возвестила:
   – Кофе пить!
   Немного погодя все семейство собралась на кухне.
   – В общем, слушай, бездельник, – начала бабуся, отметив для себя повеселевшие глаза подруги внука. – Видела я этого Садикова. Ничего, солидный мужчина, в костюме ходит.
   – Ой, не влюбись, Евдокия Тимофеевна, – не смог сдержать игривого настроения Игорь.
   – Затаилась я, значит, под каштаном, – не приняла шутливого тона бабуся, – будто плоды собираю. Они дюже от моли пользительны. Сыпанешь горстку – считай, вся шерсть спасена. А то было как-то дело, сунулась я по зиме за валенками – что такое? Одни нашлепки резиновые лежат. Лежат себе, сердешные, горюют по голенищам своим, а моли энтой кругом – видимо-невидимо.
   – Ба, по делу давай, – поморщился Игорь.
   – А коли хочешь по делу, – отомстила бабуся, – сам не задавай пустых вопросов.
   И замолчала, потупив глаза и чинно сложив руки на коленях. Игорь уже и сам понял свой промах. Действительно, просто свинство с его стороны предаваться плотским утехам, отправив старушку на задание, да еще и дразнить ее.
   – Прости, бабусь, – он, как в далекие босоногие времена, прижался щекой к ладони бабушки и просительно заглянул ей в глаза.
   Чуть заметно улыбнувшись, та гордо высвободила руку и продолжила:
   – Собираю я, значит, каштаны, природой попутно любуюсь, и тут – на тебе! Выходит этот самый дед. Ну вылитый, как на фотографии, что Модест дал. Зыркнул очками своими, а я и виду не подаю, будто слежу за ним. Собираю себе потраву молью, как та еще Красная Шапочка цветочки. Ну, он меня и вовсе не приметил. Я, конечно, для своего возраста ничего еще, но кругом столько козочек молоденьких бегает, что нам, бальзамовским дамам, с этой конкуренцией ну никакой управы нету.
   – Каким дамам? – безуспешно пытаясь сдержать смех переспросила Ирина.
   – Эх, ты, а еще университеты заканчивала, – с превосходством упрекнула ее бабуся, – это мне сам Якубович объяснил, что если даме далеко за двадцать, то она уже считается бальзамовского возраста. Я так понимаю, что без бальзама Битнера таким дамам – полная хана. В общем, скрытая реклама, – махнула она рукой.
   Иришка, не выдержав напряжения, громко прыснула в кулачок, но, встретив обиженный взгляд бабуси, вскочила и убежала в свою комнату, чтобы там спокойно отсмеяться.
   – Ну и слава богу, – проводила взглядом ее бабуся, – баба с возу – и волки сыты. И без дилетантов обойдемся.
   – Без кого? – удивленно приподнял брови Игорь.
   – Ну, дилетанты, которые под ногами путаются, а толку от них никакого. Ты не цепляйся к словам, ты слухай дальше-то что было. Идет, значит, змей, озирается, нервничает, сразу видно: на дело идет.
   – Откуда вы взяли, что именно на дело? – с любопытством спросил молодой человек. Его искренне интересовали методы расследования бабуси.
   – День прохладный, а он потеет. Лоб блестит, то и дело платком по ему ерзает. Иду я дальше, и вспоминаю, что в одном месте дюже любопытная кошка черная обитает. Я как-то вела за ней наблюдение, так эта негодяйка что удумала: приметила, видно, что люди в панику впадают, когда она им дорогу перебегает, и забавляется тем, что сигает то туда, то обратно. Да не просто сигает, а замаскируется и в самый неожиданный момент выскакивает. На дороге затор, все плюются, а ей и приятно. Я все это дело припомнила и внимание свое усилила. Подходим к месту, где эта паршивка дислоцируется, я глазами пошарила по кустам – сидит. Короче, как сиганула она под ноги подозреваемому, так тот и остолбенел. Мне со спины видно плохо было, но что уши у него побледнели – это точно. И авоську свою он выронил. А из авоськи – сумочка дамская показалась. И что характерно, уж больно судорожно стал злодей сумочку эту опять в авоську запихивать. А сам так и зыркает, так и зыркает! А теперь скажи-ка мне, Горяшка, как стандартные люди на черную кошку реагируют?
   – Плюют три раза через левое плечо, – резво, со знанием дела, ответил Игорь.
   – Правильно, а еще за пуговицу берутся или ждут, пока какой-нибудь некомпетентный бедолага раньше них через проклятое место перейдет. А если уж человек начинает обходить, да переходить на другую сторону, людям на смех, да еще такой солидной наружности, как этот Садиков, то значит, дело серьезно. Значит, никак нельзя ему без удачи дальше следовать. Так ты бы видел, как он с ентой самой кошкой в жмурки-пряталки играл! Он вправо – и кошка вправо, он влево – и кошка влево. Так и не дала ему благополучно перейти. Из этого я вывод такой сделала: не будет удачи деду. Попадет рыбка в сети.
   – И все? – немного разочаровано произнес Игорь.
   – А что, мало? – обиделась бабуся. – Ну так, мелочи еще всякие. Например, зашел он в подъезд, где молодые живут. Вышел уже с пустой авоськой. В руках ее не было, а карман оттопыривался. Значит, сумочку оставил. И нервничал сильнее. Когда котенок в кустах заорал, аж за сердце схватился. И глазами все шарил, все шарил. Никогда так трудно маскироваться не было, – жалостным голоском добавила она.
   – Так-так-так, это уже что-то, – оживился Игорь, – что же ты раньше молчала?
   – Это ты молчал, а я тараторила, как сорока на утиной охоте, – не согласилась бабуся.
   – Это я так, образно, – отмахнулся Игорь, – и ведь заметь, Красовские на деловой встрече, а у Аси Гордеевны при себе всегда были ключи от их квартиры! Он вполне может иметь отношение к сбежавшей, либо пропавшей старушке.
   – Вот и кумекай, – пробормотала бабуся, запихнув в нос добрую щепоть табака.

* * *

   Весь день Игорь не мог дозвониться до Красовских. Домашний телефон не отвечал, рабочий был все время занят. А Сашеньку вообще невозможно было найти: как это ни шокировало Игоря, но работала она не маникюршей и даже не продавщицей мороженого, а учительницей русского языка и литературы, и даже, как успел узнать Игорь, считалась учителем высокой квалификации и блистала великолепной дисциплиной учащихся на уроках.
   В момент, когда он, тихонько чертыхаясь, в очередной раз накручивал диск телефона, в дверь позвонили. Едва не сбив бабусю с ног, в квартиру тайфуном ворвалась Сашенька. Надо сказать, что рыдала она безукоризненно. Волосы цвета спелой пшеницы, золотящейся под щедрым летним солнцем, лежали идеальными, подаренными самой природой этой женщине волнами. Распахнувшийся плащ выпускал на свободу мощно вздымающуюся, роскошную грудь, слезы, струящиеся из глаз, не смазывали искусный макияж и не заставляли отекать веки и краснеть нос.
   – Модест, – прорыдала она красивым, театральным голосом.
   – Помер? – вынырнула из коридора бабуся.
   – А-а-арестован, – смогла выговорить девушка и упала на руки стоящего рядом Игоря.
   Бабуся успела вовремя среагировать и подпереть своим телом внука с другой стороны, иначе Игорь, несмотря на свой внушительный рост и неплохую физическую форму, упал бы от тройного удара: чисто физического, Сашенька, должно быть, весила немало, чисто психологического – арест симпатичного ему Модеста был полной и неприятной неожиданностью, и чисто чувственного – первый раз в его объятиях находилась девушка с такими женственными формами.
   – Спокойно! – в этой ситуации молодому адвокату просто необходимо было продемонстрировать присутствие духа, – главное, не паниковать! Расскажите подробно, как все произошло, – решительно потребовал он у девушки, пытаясь придать ей устойчивое положение.
   Когда общими усилиями Сашеньку удалось немного успокоить, она поведала, что беда пришла к ней на работу в виде капитана милиции. Он требовал указать, где скрывается ее сожитель. Найти единственного фониатора в городе было нелегко. Кабинеты его располагались и в театре оперы и балета, и в консерватории, но рабочий график был свободный. Только после долгих поисков, под рыдания невесты, его вывели под руки из квартиры известного в городе тенора.
   Больше девушка ничего дельного сообщить не могла. Дома она еще не была, а капитан напускал туману.
   Костиков поручил своей помощнице утешать Сашеньку, а заодно попытаться узнать что-то важное посредством доверительной беседы. Сам же стал быстро собираться в УВД, чтобы повидать своего старого, но не совсем доброго приятеля Малышева, старшего следователя. Из-за полузакрытой двери кухни слышался звон чашек, уютное посвистывание закипающего чайника и начало порученной агентше Десятовой доверительной беседы:
   – Ты мне вот что разъясни, – требовала бабуся, – что за мудреная профессия у жениха твоего? А то я в сомнения вгоняюсь. Это не он, случаем, кузнечиком непристойным на сценах скачет? Ты же говоришь, что в балетах служит?
   – При чем здесь балет? – пожала плечами девушка, – он с вокалистами работает.
   – С во-кем? – округлила глаза бабуся.
   – С певцами. Занимается болезнями голосовых связок.
   – Еще, – потребовала старушка.
   – Ну, профилактика и лечение осиплостей, других специфических голосовых проблем.
   После минутного раздумия баба Дуся всплеснула руками и три раза перекрестилась:
   – Так он доктур! Спасибо тебе, господе Иисусе Христе, царица, мать небесная, а я-то, дура старая, недоброе подумала. Что, думаю, за калисты такие? Непристойные люди что-ли? Ярмольник говорил в передаче про малярию, что в балетах много их работает.
   – В «Золотой лихорадке», что ли? – поинтересовался Игорь из прихожей, едва сдерживая смех.
   – Ну да, про лихорадку, а не про малярию, – поддакнула бабуся. Еще и имя меня в подозрительность вогнало. Больно сумнительное оно у него.

* * *

   Вражда-дружба Олега Малышева и Игоря Костикова являлась великолепной иллюстрацией к лекции о природе соперничества. Все, что сближало, одновременно и отдаляло двух друзей детства. Внешность Костикова контрастировала с внешностью Малышева. Все, что вытекало из этого контраста, являлось чуть ли ни основным источником конфликта.
   Приземистый, коренастый Малышев был, тем не менее, очень подвижным парнем. Черты лица, по отдельности вполне заурядные, в сочетании рождали образ мужественного и волевого человека. Почему-то этот образ совершенно не привлекал ветреных женщин. После многочисленных, но бесплодных попыток покорения их незнакомых с логикой сердец, Олег решил махнуть рукой на весь женский пол и все силы отдать искоренению преступности в отдельно взятом Тарасове, в частности, и всем мире в общем.
   Решить-то он решил, но воплотить… У него получилось махнуть рукой на всех женщин, кроме возлюбленной наделенного природой внешностью киношного белогвардейского офицера, в исполнении Старыгина, Игоря.
   Иришку Олег любил уже давно. И, не смотря на то, что она никогда не давала ему повода надеяться на что-то кроме холодноватой дружбы, не терял надежды завоевать ее каменное сердечко.
   Его с раннего детства потрясла сцена из фильма «Руслан и Людмила», где повествовалось о том, как пастух пытался штурмом взять сердце гордой красавицы. Нынешняя ситуация до оскомины напоминала ему этот сюжет. Малышев со студенческих времен пытался превзойти самого себя и доказать всему миру и одной девице, что он стоит многого. Путем лишений и героических усилий ему удавалось кое-чего достичь. Но, как и в поэме Пушкина, все эти достижения не могли растопить сердечный лед маленькой, худенькой брюнетки, совсем не похожей на роковую Наину. К тому же имелось одно существенное отличие от Пушкинского варианта. У Ирины-Наины уже был возлюбленный, обладающий всеми теми качествами, которых так не хватало Олегу. Пока Малышев, краснея от натуги, безнадежно пытался выбиться в «хорошие» студенты и хотя бы этим обратить на себя внимание этой околдовавшей его девицы, соперник, учащийся вместе с ним на одном факультете юридического института, изящно сдавал экзамены на «отлично», почти не прикасаясь к учебникам.
   Все, за что ни брался Игорь, выходило у него легко и красиво. Это касалось и многих видов борьбы, которыми он немного владел, и работы в адвокатской конторе, и открытии своего детективного агентства с выразительным названием «Икс», что расшифровывалось как «Игорь Костиков – сыск».
   После института пути приятелей-соперников разошлись. Игорь избрал поприще адвоката и частного сыщика; Олег с помощью напористости, железной хватки и трудового фанатизма добился должности старшего следователя.
   В последнее время им приходилось общаться и даже сотрудничать довольно часто. На агентство Игоря просто сыпались запутанные дела, которые, не без помощи бабуси, естественно, Костиков удачно распутывал. Малышев вел параллельное расследование, но его бескомпромиссность частенько играла ему дурную службу и выводила на ложный след. На почве расхождения во взглядах на дело рождались конфликты, которые усугублялись возрождением скрытой взаимной неприязни.
   Правда, заканчивались все эти конфликты благополучно, но раздражение Олега наевшей оскомину удачливостью и правотой Игоря начинало понемногу нарастать.
   Вот и сейчас он недовольно скривился при виде старого приятеля.
   – Что, опять у соседки драный носок с веревки стащили? – холодно спросил он.
   – Меня интересует повод задержания некого Модеста Красовского, – проигнорировал издевку Игорь.
   – Опускаешься, Мосол, – не отрываясь от бумаг, бросил Малышев, – с коих пор защищаешь губителей старушек?
   – Модест – мой подзащитный, – немного приврал Игорь. Впрочем, он был уверен, что Красовские именно его наймут в качестве адвоката.
   – Так вот знай, в данном случае твоему подзащитному париться на нарах до поседения этой пижонистой бородки, – для того, чтобы Игорь понял, что подразумевается именно его бородка, Олег бесцеремонно ткнул в нее пальцем.
   – Еще ничего не ясно. Самого преступления нет, значит, не может быть и подозреваемого.
   – А труп Аси Гордеевны Красовской в подвале ее собственного дома со следами насильственной смерти – не преступление? А отпечатки пальцев твоего подзащитного на ручке двери, ведущей в подвал, и вообще, на целой куче предметов – не улика? А окурок его любимых сигарет? А дорогая зажигалка, найденная там же, с гравировкой «Зайке Модестику от Сашули»? А толпа свидетелей, просто кричащих о мотиве? Продолжать? Да мне сроду такого чистого преступления не попадалось! Тут даже хороший адвокат не поможет, а не то, что ты.
   – Труп точно Красовской?
   – Точнее не бывает. Крысы, правда, успели объесть лицо, но возраст, комплекция, одежда, удостоверение, в конце концов!
   – А мотив? Какой может быть мотив у обеспеченного, уважаемого в городе прекрасного специалиста?
   – И этого не знаешь, – фыркнул Олег, – а что тебе вообще известно? Ладно, я сегодня добрый, сытый и терпеливый. Весь двор трубит, что твой Модест с сожительницей зарились на бабкину квартиру, а та все грозила настрочить завещание в пользу своего партайгеноссе, некого Садикова. Вот парнишка и подсуетился! Еще не известно, может, и было завещание-то. Эх, жаль, поздно труп нашли. В доме уже кто-то побывал.
   – А если это просто обычные грабители? Стукнули старушку, забрали ключи…
   – Может. Только, если ты такой умный, объясни мне пожалуйста, почему в ее доме все перевернуто верх дном? И ничего не пропало! Кроме сумки, ключей и кое-каких сувениров.
   – Откуда знаешь, что не пропало?
   – От приятеля ее. Деньги все она на книжке хранила. А книжку у самого приятеля прятала. Богатств особых не было, всю жизнь в кулинарном училище завучем проработала.
   – А что за сувениры?
   – Да черт их знает, – отмахнулся Малышев, – соседка говорит, что неприличные какие-то, пепельницы в виде клозетов, зажигалки – догадайся сам в виде чего, искусственные фекалии в очень натуральном исполнении. Говорят, их на стул особо нелюбимым гостям подкладывают. Тьфу, гадость, и как порядочная женщина в доме такую мерзость хранила? И где раздобыла? И зачем этому Красовскому дрянь такая понадобилась? Давно говорю, что все интеллигенты в душе – прогнившие насквозь пакостники.
   – Примерное время наступления смерти известно?
   – А как же!
   – Где находился в это время подозреваемый?
   – Говорит, наслаждался в объятиях возлюбленной.
   – Спал?
   – Ну. Только показания сожительницы подозреваемого для нас – тьфу. Пустое место.
   – Олег, можно тебя кое о чем попросить?
   – Валяй, Мосолик, я сегодня добрый, одних сведений тебе бесплатно выдал целый боекомплект.
   – Тебе не было бы трудно называть Александру по имени или по фамилии? Сожительница – это слишком грубо. И, кстати сказать, она законная невеста Красовского.