Никс Гарт. Мистер Понедельник

   У девочки были короткие волосы, окрашенные в такой светлый тон, что казались почти белыми. Мальчишка, наоборот, носил длинные патлы, причем тоже крашеные, черные. Несмотря на такую разницу в цвете волос, эти двое были очень похожи. Артур еще плохо соображал, но через несколько секунд все же догадался, что они, скорее всего, двойняшки. В крайнем случае — брат и сестра. Может, кого-то из них оставили на второй год, вот и оказались они, разновозрастные, в одном классе…
   — Ну-ка, Эд, позвони «999», — распорядилась девочка.
   Это она дала Артуру ингалятор.
   — Не получится, — отозвался патлатый Эд. — Осьминог у меня мобильник отнял.
   — Ладно, тогда дуй в спортзал, — сказала девочка. — А я Вейтмана ловить побегу.
   — Это-то зачем? — спросил Эд. — Может, тебе тут лучше остаться?
   — Нет, нужно подмогу звать, — мотнула головой девочка. — У Вейтмана точно есть телефон, и он, я думаю, уже обратно бежит… А ты, парень, просто лежи смирно и дыши давай!
   Эти последние слова были адресованы Артуру. Он слабо кивнул и даже сумел слегка помахать рукой — дескать, бегите. Он уже соображал достаточно хорошо для того, чтобы жутко смутиться. Ну это же надо: первый день в новой школе, а он и до большой перемены даже не дотянул!.. Ежу понятно, чем это все кончится. Наверняка снова больницей. А по возвращении в школу, этак через месяц, его сразу запишут в распоследние неудачники. Он и по учебе отстанет, и друзей новых уж точно не заведет…
   «Ладно. По крайней мере, я жив», — сказал себе Артур. И на том, как говорится, спасибо. Он по-прежнему не мог свободно дышать и ощущал страшную слабость, но все же сумел кое-как приподняться на локте и глянуть кругом.
   Двое в черных штанах, как выяснилось, умели очень даже здорово бегать, если приспичит. Артур видел, как белобрысая девчонка пронеслась сквозь толпу лентяев-пешеходов: ни дать ни взять ворона, спикировавшая в воробьиную стайку. Мелькнула и исчезла за деревьями парка. Артур посмотрел в другую сторону и увидел, как патлатый Эд скрылся за углом высокой, глухой кирпичной стены спортзала — единственной части школы, которую отсюда можно было увидеть.
   Ну, стало быть, помощь скоро придет… Артур приказал себе расслабиться и успокоиться.
   Потом с немалыми усилиями сел и сосредоточился на медленных, как можно более глубоких вдохах и выдохах. Если ему повезет, он даже не потеряет сознания. Главное — не паниковать. Все это уже бывало с ним прежде, и он справлялся. К тому же в руках у него был ингалятор. Надо просто сидеть тихо и смирно, поменьше двигаться… и по возможности не подпускать к себе страх.
   Неожиданная вспышка света отвлекла Артура от дыхательного ритма. Он заметил краешком глаза, как что-то ярко блеснуло, и повернулся взглянуть… На мгновение ему даже показалось, что он снова проваливается в забытье и, должно быть, падает навзничь, подставляя лицо солнцу. Он поспешно прищурился и тогда лишь сообразил, что источник слепящего света находился прямо на земле. Причем совсем близко.
   И не просто находился. Светящееся нечто постепенно меркло, скользя по травке прямо к нему. Артур в полном недоумении следил за тем, как в ярком ореоле начинает проступать нечто темное… А потом свет угас окончательно, явив его глазам весьма странно одетого человека, восседавшего в кресле на колесиках. Инвалидное кресло катил, по-видимому, помощник, причем не менее странный.
   Само кресло оказалось высоким и узким. Оно определенно смахивало на ванну, выплетенную из лозы. У него было одно маленькое колесико спереди и два больших колеса сзади, причем у всех трех металлические ободья обходились без резиновых шин, по каковой причине это «ванное кресло» тяжело проседало в траве.
   Человек, что полулежал, откинувшись на сиденье, выглядел тощим и бледным, его кожа напоминала тонкую оберточную бумагу. При всем том он казался совсем молодым, лет двадцати, вряд ли больше, и к тому же красивым — правильные черты, голубые глаза. Глаза, правда, оставались полузакрытыми, словно от сильной усталости. Светловолосую голову покрывала занятная шапочка с кисточкой, а одежда… Артуру, по крайней мере, она здорово напомнила костюм для занятий кун-фу. Что-то такое из красного шелка, расшитого синими драконами. Колени человека кутал шотландский клетчатый плед, из-под которого выглядывали домашние тапочки. Тапочки тоже сияли алым шелком, и на них красовался некий узор, который Артур не смог как следует рассмотреть.
   Кативший кресло тоже казался здесь, в парке, до крайности не к месту. Или не ко времени. Так мог бы выглядеть дворецкий из какого-нибудь древнего фильма. Или Нестор из Тинтиновского комикса — правда, тот был гораздо, гораздо опрятней. На человеке, который вез кресло, был черный сюртук весьма не по размеру, с длиннющими фалдами, чуть ли не волочившимися по земле, а белая манишка выглядела жесткой, твердой, прямо-таки пластиковой. Еще на нем были вязаные перчатки без пальцев, порывавшиеся распуститься прямо на руках, — обрывки ниток так и свисали. Артур с неодобрением отметил, что ногти у этого типа длинные и желтые. Как, впрочем, и зубы. Он был гораздо старше человека в кресле, лицо избороздили морщины, а остатки давным-давно нестриженных седых волос виднелись лишь на затылке. Ему, должно быть, стукнуло по меньшей мере восемьдесят. Впрочем, кресло он катил без видимых усилий.
   Катил прямехонько на Артура.
   Эти двое разговаривали по ходу дела, и было похоже, что Артура они либо вовсе не замечали, либо совершенно им не интересовались.
   — И чего ради я держу тебя наверху, Чихалка? Сам не пойму, — вопрошал мужчина в «ванном кресле». — Да еще и планам твоим бредовым потакаю…
   — Нет, право же, сэр, — возражал старый лакей, чье имя или прозвище, по-видимому, было Чихалка. И Артур уже видел, что дали его старику неспроста: нос у него был довольно-таки красный, в прожилках лопнувших кровеносных сосудов. — С вашего позволения, никакой это не план, а самая обычная предосторожность. Мы ведь не хотим идти наперекор Волеизъявлению, не так ли, сэр?
   — Пожалуй, что так, — проворчал молодой человек. После чего широко зевнул и прикрыл глаза. — А ты точно уверен, что мы здесь найдем кого-нибудь подходящего?
   — Точней некуда, сэр, — был ответ. — Так же точно, как и то, что яйцо есть яйцо… И даже точнее, потому что под скорлупой может оказаться совсем не то, чего ждешь. Я сам установил циферблаты, чтобы всенепременно найти кого-нибудь, приблизившегося к порогу Вечности. Вы вручаете ему Ключ, он умирает — и Ключ опять ваш. А с ним и еще десять тысяч лет без хлопот и проблем, и Волеизъявление не придерется, хоть оно тресни: вы ведь вправду отдали Ключ одному из прямых наследников, как оно и предписывает!
   — Достало меня все это, — заявил молодой человек и снова зевнул. — Сил никаких нет бегать туда-сюда, без конца отвечая на дурацкие запросы с самого верха! Ну откуда, спрашивается, мне знать, каким образом удалось удрать тому фрагменту Волеизъявления?.. И чтобы ты знал, никаких рапортов я писать не намерен. Хватит с меня! До чего спать охота, прямо глаза закрываются…
   — Только не сейчас, сэр, не сейчас, — увещевал Чихалка. Он затенил глаза грязной пятерней в драной перчатке и стал оглядываться. Как ни странно, он, похоже, не видел Артура, хотя и стоял прямехонько перед ним. — Мы почти на месте!
   — Не почти, а на месте, — холодно перебил молодой человек. И ткнул пальцем в сторону Артура, как если бы мальчик только что возник перед ним прямо из воздуха. — Это… оно?
   Чихалка оставил «ванное кресло» и приблизился к Артуру вплотную. Когда он изобразил на лице подобие улыбки, во рту у него обнаружилась уймища зубов. И добро бы просто длинных, желтых и поломанных — они оказались еще и острыми, как у собаки.
   — Здравствуй, милый мальчик, — сказал Чихалка. — Ну-ка, поклонись мистеру Понедельнику, да повежливей!
   Артур лишь молча таращил на него глаза. «Должно быть, это неведомый науке побочный эффект, — пронеслось у него в голове. — Глюки от кислородного голодания…»
   Однако в следующее мгновение он ощутил на своем затылке вполне вещественную костлявую руку, и эта рука несколько раз нагнула ему голову: Чихалка заставлял его кланяться человеку в «ванном кресле». Потрясенный таким неожиданным и неприятным самоуправством, Артур резко закашлялся… Тут и пошли прахом все его тяжкие труды по успокоению дыхания. Вот теперь ему стало по-настоящему страшно. Он совсем не мог больше дышать…
   — Тащи его сюда, — распорядился мистер Понедельник.
   И с томным вздохом стал наблюдать через бортик кресла за тем, как Чихалка исполняет его приказание. Ну а тот в самом деле Артура тащил, причем без натуги — взяв его двумя пальцами за шиворот.
   — Так ты уверен, что он умрет прямо сейчас? — переспросил мистер Понедельник, дотягиваясь и приподнимая Артуру подбородок, чтобы посмотреть в лицо.
   В отличие от Чихалки руки у него были чистые и ногти — ухоженные. И он вроде бы не вкладывал никакой силы в свою хватку, только вот Артур почему-то пошевелиться не мог. Ни дать ни взять мистер Понедельник пережал в его теле какой-то нерв и вызвал паралич.
   Между тем Чихалка, не выпуская Артура, свободной рукой зашарил в кармане. На свет появилось не меньше дюжины клочьев мятой бумаги. Эти клочья так и остались висеть в воздухе, как будто он их выложил на невидимый стол. Чихалка быстро просмотрел их все, расправил один листок и приложил его к щеке Артура. Бумага вспыхнула ярко-синим светом, и на ней возникли золотые буквы, сложившиеся в его, Артура, имя.
   — Это он, никакого сомнения быть не может, — заявил Чихалка. Убрал бумажку в карман — и прочие клочки последовали за нею, словно связанные ниткой. — Артур Пенхалигон. И этот фрукт, сэр, в любой миг готов свалиться с ветки. Так что лучше бы вы, сэр, отдали ему Ключ-то!
   Мистер Понедельник снова зевнул и выпустил Артурову физиономию. Потом не торопясь запустил руку в левый рукав своего шелкового одеяния и вытащил тонкую металлическую спицу. Больше всего она напоминала узкий нож без рукояти. Артур просто смотрел на эту спицу и ни о чем особо не думал, потому что от недостатка воздуха его мозги снова отказывались нормально работать. Лишь где-то там, в глубинах сознания, отчаянно звучал все тот же напуганный голос, что призывал его воспользоваться ингалятором.
   «Беги! — кричал этот внутренний голос. — Беги, удирай!..»
   Легко сказать… Странный паралич, вызванный прикосновением мистера Понедельника, успел рассосаться, но Чихалка ни на миг не ослаблял хватки, а у Артура не было сил сделать попытку вырваться.
   — Именем сил, коими я был облечен на условиях, вписанных в… — забормотал мистер Понедельник. Бормотал он настолько быстро, что Артур не успевал уследить за его речью, уж куда там понять. Он разобрал лишь самые последние слова: — … И таким образом да исполнится Волеизъявление!
   Произнеся это, мистер Понедельник ткнул своим стилетом вперед. Одновременно с этим Чихалка выпустил Артура, и мальчик мешком свалился обратно в траву. Понедельник рассмеялся и уронил лезвие Артуру в раскрытую ладонь, а Чихалка тотчас же заставил его сомкнуть пальцы. Он так стиснул его кисть, что металл врезался в кожу. Боль произвела неожиданное действие: Артур внезапно обнаружил, что снова обретает способность дышать. На входе в легкие словно вентиль открылся, и воздух свободно полился внутрь.
   — Теперь второй, сэр, — настойчиво проговорил Чихалка. — Надо, чтобы у него было все!
   Понедельник хмуро уставился на слугу. Молодого человека начал одолевать очередной зевок, но Понедельник подавил его, сердито потерев ладонью лицо.
   — Уж как тебе не терпится, чтобы Ключ ушел у меня из рук, хотя бы на несколько минут! — сказал он. Уже начав вытаскивать что-то еще из другого рукава, он все же помедлил. — И без конца суешь мне кипяченый бренди с водой. Слишком много бренди с водой! А у меня, похоже, от усталости бдительность слегка притупилась…
   Мистер Понедельник
   — Но, сэр, если Волеизъявление вас найдет и окажется, что вы не вручили Ключ подходящему Наследнику…
   — Если Волеизъявление меня найдет, — задумчиво проговорил Понедельник. — Ну и что тогда? Если отчеты были правдивы, из заточения вырвалось всего несколько строк. Вот бы знать, насколько велико их могущество?
   — Право же, я бы с этим не экспериментировал, — ответил Чихалка, утирая нос рукавом. От волнения у него обильно потекли сопли.
   — А мальчишка-то может и выжить, если получит Ключ целиком, — заметил Понедельник. Тут он впервые выпрямился в своем кресле, и сонное выражение пропало с его лица. — К тому же сдается мне, Чихалка, что не случайно из всех моих слуг именно ты подкатился ко мне с этаким планом…
   — О чем это вы, сэр? — спросил Чихалка. И попытался заискивающе улыбнуться. Результат был весьма отвратителен.
   — Потому что ты успел зарекомендовать себя круглым идиотом! — яростно выкрикнул Понедельник. Щелкнул пальцем — и незримая сила отшвырнула и Артура и лакея, кувырком бросив их на траву. — Ты в чьи игры тут играешь, Чихалка? Снюхался небось с Грядущими Днями, а? И ты, и этот инспектор, и все, кто утверждал, будто Волеизъявление укупорено на века… Ты, может, в мое кресло метишь?
   — Никак нет, — ответил Чихалка.
   Он медленно поднялся и направился к «ванному креслу». С каждым шагом его голос менялся, становясь все громче и чище и гулко уносясь вдаль. Звуки труб сопровождали его, и Артур увидел, как на коже Чихалки начинают проступать чернильно-резкие очертания букв. Они танцевали, соединяясь в слова и строки, и эти строки неслись по лицу Чихалки, словно чудесным образом ожившая татуировка.
   — «В ведении доброго моего Понедельника оставляю я дела Нижнего Дома, — гласили строки, и им вторил раскатистый голос, исходивший изо рта Чихалки, но отнюдь не принадлежавший ему. — И пусть он блюдет их, доколе…»
   Артур ни за что бы не поверил, что вяло-томный Понедельник способен двигаться до такой степени быстро. Вот он выхватил нечто из рукава, какой-то мерцающий предмет… и наставил его на Чихалку, выкрикивая оглушительные слова, звучавшие, точно громовые удары. Они сотрясали и воздух, и самую землю, на которой растянулся Артур.
   И вот произошла вспышка яркого света, за нею сотрясение, подвинувшее землю, прозвучал придушенный крик… чей именно, Чихалки или мистера Понедельника, Артур так и не понял. Он просто зажмурился. А когда снова открыл глаза, Понедельник, «ванное кресло» и Чихалка успели исчезнуть. Лишь печатные строки все еще вились в воздухе, но они мельтешили слишком быстро, чтобы Артур успел хоть что-нибудь разобрать. Вот они свились над мальчиком в спираль, закружились водоворотом сверкающих букв… И вот между строками материализовалось нечто тяжелое и упало вниз, пребольно задев Артура по голове.
   Это была тонкая записная книжка размером не больше ладони, переплетенная в зеленую ткань. Артур не думая подобрал ее и сунул в нагрудный карман рубашки. Потом снова поднял глаза, но летящих строк уже не было видно. Он всего-то и успел подметить лишь три слова. Наследник. Понедельник. Волеизъявление…
   Зато его глазам предстал мистер Вейтман, мчавшийся к нему полным ходом с телефоном возле уха. Со стороны спортзала — гораздо медленнее физрука — поспешала школьная медсестра с чемоданчиком первой помощи. А за Вейтманом несся весь его, Артура, спортивный класс. Во все лопатки мчались даже сачки-пешеходы.
   От этого зрелища Артур непременно застонал бы, если бы смог выдавить из легких хоть сколько-то воздуха. Итак, ему предстояло не просто умереть, но умереть у всех на глазах. После чего народ примется давать интервью телевизионщикам, и каждый небось наговорит чего-нибудь милого и сочувственного, но про себя-то все будут думать: так ему и надо, паршивому слабаку…
   Однако мгновением позже Артур заметил, что все-таки может дышать. Ну да, был момент, когда от недостатка кислорода ему аж начала мерещиться всякая небывальщина… Но ингалятор сработал на славу, так что худшее было позади. Сейчас он отдышится, и все будет хорошо. Да, боль в ладони определенно того стоила…
   Подумав так, Артур посмотрел на свою руку. Она оставалась по-прежнему крепко сжатой в кулак, и из-под мизинца потихоньку сочилась кровь. Он-то думал, что сжимает в ладони ингалятор, но там явно было нечто иное. Он держал странную такую полоску металла, с одного конца заостренную, а с другого — увенчанную круглым плоским колечком. Штукенция была ощутимо тяжелая. Серебряная с замысловатой золотой инкрустацией. Разводы всякие, завитушки…
   Артуру понадобилась целая секунда, чтобы сообразить, что это была за вещица. Ну конечно! Стрелка от допотопных часов. Вполне весомая и вещественная. Как и записная книжка в его нагрудном кармане. А значит, и все остальное не было бредовым видением. Мистер Понедельник и Чихалка в самом деле тут побывали. Не примерещились.
   Сейчас подоспеют Вейтман и медсестра. Артур судорожно огляделся, прикидывая, куда бы спрятать серебряную стрелку. Если этого не сделать, ее уж точно у него отберут!
   В нескольких шагах от себя он заметил кустик выгоревшей травы. Артур подполз к нему и воткнул миниатюрную стрелку поглубже в землю, так что наружу торчало только круглое ушко, сразу затерявшееся в пожухлой траве.
   Как только он выпустил стрелку из рук, астма снова стиснула его легкие. Открывшийся было вентиль снова наглухо захлопнулся, и воздух перестал поступать. Артур все-таки перекатился, отдаляясь от запрятанной стрелки. Еще не хватало, чтобы на нее наткнулся кто-то другой!
   «Я обязательно вернусь за ней, как только смогу… — подумалось ему. — Если, конечно, выживу».

Глава 2

 
   Через сутки после весьма странных событий, постигших его в понедельник утром, Артур еще находился в больнице. Большую часть этого времени он провел без сознания и до сих пор чувствовал себя «как пыльным мешком ударенный». И хотя дышал он теперь вполне сносно, доктора намеревались подержать его в палате еще несколько дней, потому что его история болезни была уж очень тревожной.
   По счастью, мама Артура сама была весьма продвинутым медиком. Она состояла на государственной службе и занималась научными исследованиями. Поэтому у всего семейства были отличнейшие медицинские страховки, а кроме того, врачи всей страны очень хорошо знали доктора Эмили Пенхалигон и ее работы. Соответственно, когда Артур в очередной раз попадал в больницу, за ним всегда очень хорошо ухаживали. И предлагали еще полежать, хотя другим людям, чувствовавшим себя нисколько не лучше, приходилось выписываться. В промежутках между лежанием в больницах Артур вечно мучился по этому поводу угрызениями совести. Но пока длилось лечение, он обычно об этом не думал, просто потому, что ему бывало слишком уж плохо.
   А вот папа у Артура был музыкантом, композитором. Очень талантливым — но, увы, коммерческие сферы его талант не охватывал. Бывало, он сочинял великолепнейшие песни, а потом… попросту забывал дать им какой-нибудь ход. Лет тридцать пять назад он играл на гитаре в составе прославленной группы «Крысюки», и люди, случалось, до сих пор его узнавали в лицо. В те годы у него была кличка Чумной Крыс, но со временем многое изменилось, и он давно уже пользовался своим паспортным именем — Роберт «Боб» Пенхалигон. Былая карьера в «Крысюках» до сих пор приносила ему солидные денежные поступления, потому что диски продолжали переиздаваться, достигая «платиновых» тиражей, а почти все песни написал именно он. Их по-прежнему часто крутили по радио, да и современные группы не брезговали заимствовать мелодии «Крысюков» — особенно в той части, которая касалась соло на гитаре, исполнявшихся Бобом.
   Нынче Боб Пенхалигон в основном приглядывал за семейством, играя исключительно для души на каком-нибудь из своих трех пианино либо на одной из дюжины гитар. А вот Эмили Пенхалигон, наоборот, было совсем не до семьи: она вечно пропадала в своей лаборатории, применяя компьютеры к исследованию ДНК. Эти работы должны были облагодетельствовать все человечество, зато саму исследовательницу, к сожалению, отрывали от дома.
   А еще у Артура имелось шестеро братьев и сестер. Трое старших — два парня и девочка — были детьми Боба от трех разных женщин; наследие времен, когда он гастролировал с «Крысюками». Четвертый ребенок был от прежнего брака Эмили. Оставшиеся двое были их общими.
   Что касается самого Артура, он был приемышем. Его настоящие родители были врачами и работали вместе с Эмили. Они умерли во время последней по-настоящему жестокой эпидемии гриппа, той самой, с которой покончила ими же разработанная вакцина. Эмили уже тогда возглавляла научную группу, а Артуру была всего неделя от роду, когда он остался сиротой. Он тоже заразился страшным гриппом, но выжил — и, по-видимому, именно из-за той инфекции остался астматиком. Близких родственников у него не нашлось, поэтому прошение об усыновлении, поданное Эмили и Бобом, было вскоре удовлетворено.
   Артуру все это было известно, но в мрачные раздумья он отнюдь не впадал. Правда, он любил время от времени полистать старый семейный альбом — одну из немногих вещей, оставшихся ему в наследство от биологических родителей. Еще у него была коротенькая видеозапись, сделанная на их свадьбе, и смотреть эту запись было чуть ли не выше его сил. Эпидемия унесла их обоих всего-то через восемнадцать месяцев, и даже на взгляд Артура родители на пленке выглядели невыносимо юными… С другой стороны, ему нравилось думать, что, взрослея, он становится все более похожим на них обоих. Так что они в некотором смысле продолжали жить — в нем.
   Артур с самого раннего детства знал, что усыновлен. Боб и Эмили относились ко всем детям одинаково, а те, в свою очередь, твердо считали друг дружку братьями и сестрами. Они никогда не рассуждали о «единокровном» или «единоутробном» родстве и не вдавались в объяснения насчет разницы почти в двадцать лет между старшим, Эразмом, родившимся во дни шумной славы рок-музыканта Боба, и самым младшим, Артуром. Никому не было дела до отсутствия сходства между ними или различия в цвете кожи. Они просто были единой семьей, вот и все. Несмотря даже на то, что старшие уже жили отдельно, а трое меньших еще оставались с родителями.
   Эразм служил в армии, имел чин майора и успел родить собственных детей. Старья играла в театре и считалась серьезной актрисой. Эминор стал музыкантом и сменил имя на «Патрик». Сюзанна училась в колледже. Из троих младших Михаэли учился в местном колледже, Эрик готовился к окончанию школы… Ну а про Артура мы все уже знаем.
   Накануне вечером его навестили папа, Михаэли и Эрик, а мама забежала рано утром — проверить, все ли у него хорошо. Убедившись, что он жив и поправляется, она прочитала ему строгую нотацию на тему «лучше уж до предела упасть в глазах окружающих, чем упасть замертво».
   Угадать мамино приближение было легко. Отовсюду как по волшебству возникали нянечки и доктора, так что Эмили появлялась обычно во главе свиты из восьми-девяти белых халатов. Артур давно привык к тому, что его мама является Живой Легендой Медицины. Равно как и к тому, что его папа — Бывшая Легенда Рок-Музыки. Так у Артура побывали все члены семьи, находившиеся в городе. И он испытал немалое удивление, когда во вторник после обеда его пришли навестить еще двое — ребята его возраста. В первый момент он даже их не узнал, наверное потому, что теперь они не были одеты в черное. Потом до него дошло, кто это такие. Эд и девочка, что помогла ему, дав ингалятор. На сей раз оба были в обычной школьной форме: белые рубашки, серые брюки, синие галстуки.
   — Привет, — поздоровалась девочка, заглядывая в дверь. — Можно войти?
   — Конечно… конечно можно, — замялся Артур.
   И что им от него надо, этим двоим?
   — Мы вчера так и не познакомились, — продолжала девочка. — Я — Листок.
   — Лизок?.. — толком не расслышав, переспросил Артур.
   — Нет, Листок. Ну, как листок с дерева, — неохотно пояснила она. — — Наши предки поменяли имена, чтобы подчеркнуть свое единение с природой.
   — Папа называет себя Дерево, — добавил мальчик. — Ну а я вообще-то как бы Сучок, но мне это имя не нравится. Называй меня Эд!
   — Ясно, — сказал Артур. — Значит, Эд и Листок. А мой папа когда-то звался Чумным Крысом…
   — Ух ты! — в один голос воскликнули брат и сестра. — Не может быть! «Крысюки»?
   — Точно, — удивленно кивнул Артур.
   Он больше привык к тому, что лишь старшее поколение помнило, кого как звали в той группе.
   — Мы, понимаешь, к музыке неровно дышим, — заметив его удивление, сказала Листок. И окинула взглядом свою школьную форму. — Потому-то мы вчера и надели нормальный прикид. В обед в парке должен был выступать Зевс Сьют. Неохота было выглядеть идиотами!
   — Правда, пришлось пропустить, — вставил Эд. — Из-за тебя.
   — Это вы к чему клоните? — насторожился Артур. — Ребята, я вообще-то вам здорово благодарен…
   — Да ладно тебе, — отмахнулась Листок. — Эд хочет сказать, мы не пошли слушать Зевса Сьюта, потому что у нас более важные дела появились… после того как мы… то есть, собственно, я… после того как я заметила тех двух малахольных типов и инвалидное кресло!