Страница:
Нет, об этом не стоило и думать. Я предпочитал BVS-1.
Пока я ждал, я вспомнил лето, которое провёл на Джинксе много-много лет назад. Там случались дни, когда нельзя выйти на улицу из-за низкой облачности. В такие дни всю землю покрывает ослепительно-белый солнечный свет. Только и развлечений было, что наполнять воздушные шарики водой из-под крана и бросать их на тротуар с третьего этажа. Шарики лопались и давали красивые узоры, которые слишком быстро высыхали. Но можно было добавить чуть-чуть чернил в каждый шарик, прежде чем наполнить его водой. После этого узоры оставались.
Соня Ласкина находилась в кресле, когда те сломались. Анализ крови показал, что именно Петер ударился о них сзади, наподобие шарика с водой, когда его бросают с большой высоты.
Что могло проникнуть сквозь корпус «Дженерал Продактс»?
Оставалось падать ещё десять часов.
Я отстегнул сетку безопасности и отправился на осмотр корабля. Труба доступа была в три фута толщиной, как раз достаточно для того, чтобы пролететь сквозь неё в свободном падении. Подо мной находилась труба термоядерного реактора. Слева — лазерная пушка, справа — ряд согнутых боковых коридоров для осмотра гироскопов, батарей и генератора, системы подачи воздуха и системы гиперпространственных двигателей. Всё было в порядке — кроме меня. Я был неуклюж, прыжки мои всё время были или слишком коротки, или слишком длинны. Для разворота около опор не было места, и мне пришлось пятиться до бокового туннеля около пятидесяти футов.
Ещё шесть часов падения, а я всё ещё не мог увидеть нейтронную звезду. Вероятно, я увижу её лишь на мгновение, пролетая мимо на скорости большей, чем половина световой. Чёрт, моя скорость уже должна быть огромна.
Когда звёзды начнуть синеть?
Осталось два часа — и я был уверен, что они уже синеют. Моя скорость настолько велика? Если да, то звёзды сзади должны краснеть. Инфраструктура загораживала обзор сзади, поэтому я использовал гироскопы. Корабль развернулся, медленно и величественно. И позади звёзды тоже были синими, а не красными. Со всех сторон меня окружали синевато-белые звёзды.
Представьте себе свет, падающий в дико крутой гравитационный колодец. Свет не будет ускоряться: он же не может двигаться быстрее скорости света. Но он может получить дополнительную энергию, увеличив частоту. Пока я летел вниз, свет падал на меня всё сильнее и сильнее.
Я рассказал об этом диктофону. Диктофон был, вероятно, самым прочным прибором на корабле. Я уже решил заработать денег на тех записях, которые буду вести. А в душ ея спрашивал себя, какой же интенсивности свет будет на дне колодца.
«Небесный ныряльщик» вернулся в вертикальное положение — его ось снова проходила через нейтронную звезду. Но ведь он только что был направлен вбок! Мне казалось, я зафиксировал судно в горизонтальном положении. Снова медленный поворот — я использовал гироскоп. Снова корабль едва сместился, до тех пор пока он не прошёл половину амплитуды. Затем, казалось, он автоматически вернулся к вертикали. Как будто «Ныряльщик» предпочитал смотреть прямо на нейтронную звезду.
Мне это не нравилось.
Я попытался повторить маневр, и снова «Ныряльщик» сопротивлялся. Но на этот раз я почувствовал что-то ещё. Нечто пыталось меня тащить.
Я отстегнул сетку безопасности — и свалился в нос корабля головой вперёд.
— Полагаю, именно это и случилось с Ласкиными, — закончил я. — Если ускорение усилится, я об этом сообщу.
«Полагаю»? Я в этом нисколько не сомневался. Это странное, мягкое ускорение было необъяснимым. Что-то необъяснимое убило Петера и Соню Ласкиных.
Вокруг той точки, где должна находиться BVS-1, звёзды напоминали пятнышки масляной краски, смазанные радиально. Они сверкали яростным светом, причиняя боль. Я свесился на сетке лицом вниз и пытался мыслить логически.
Прошёл час, прежде чем я окончательно убедился в том, что ускорение усилилось. А ведь мне остаётся падать ещё один час или около того.
Что-то тащило меня, но не корабль.
Нет, чепуха, не может быть! Что могло дотянуться до меня сквозь корпус «Дженерал Продактс»? Совсем наоборот, что-то толкало корабль, сбивая его с курса.
Если ситуация ухудшится, я смог бы использовать двигатель, чтобы скомпенсировать внешнее воздействие. А пока — корабль сносило в сторону от BVS-1, чему я нисколько не огорчался.
Но если я неправ, и если корабль не сносит в сторону от звезды, реактивный двигатель обрушит «Небесный ныряльщик» в одиннадцать миль нейтрониума.
Кстати говоря, а почему двигатель ещё не работает? Если корабль отклоняет с курса, автопилот должен его восстанавливать. Акселерометр в порядке. Он был в порядке, когда я совершал осмотр корабля через трубу доступа.
Могло ли что-нибудь толкать корабль иакселерометр, но не меня? Вопрос сводился к той же невозможной версии: к чему-то такому, что могло проникнуть сквозь корпус «Дженерал Продактс».
«К чёрту теорию!» — сказал я себе. Я собирался убраться оттуда. В диктофон я сказал:
— Ускорение увеличилось до опасного уровня. Я попытаюсь поменять траекторию.
Конечно, когда я разверну корабль и запущу двигатель, к икс-силе добавится искусственное ускорение. Будет тяжело, но я попытаюсь какое-то время выдержать его. Если я пройду в миле от BVS-1, меня ждёт такой же конец, как и Соню Ласкину.
Должно быть, она лежала в сетке лицом вниз, наподобие меня. Лежала в ожидании, двигателя не было. А давление всё росло, и сетка врезалась в её плоть, пока сама сеть не лопнула и не сбросила Соню в нос корабля. Там она и лежала, раздавленная и смятая, пока таинственная сила не сорвала сами кресла, и не сбросила их на беднягу.
Я взялся за гироскопы.
Гироскопы не слушались. Я сделал ещё две попытки. Каждый раз судно поворачивалось где-то на пятьдесят градусов и не собиралось разворачиваться дальше, в то время как завывание гироскопов становилось всё сильнее и сильнее. Когда я отпускал гироскопы, корабль немедленно разворачивался обратно и делал несколько качаний. Нос корабля был направлен вниз на нейтронную звезду, и «Ныряльщик» явно решил придерживаться этого направления.
Я больше не мог терпеть эту пытку. Чем с воплями валиться на нейтронную звезду, я должен использовать двигатель. И я его запустил. Поднимал тягу до тех пор, пока не оказался в невесомости или около того. Кровь, прилившая было к конечностям, вернулась где была. Акселерометр показывал одну целую и две десятых g, и я проклял лживый прибор.
Мягкая пачка болталась в носу корабля, и мне пришло в голову, что небольшой толчок вернёт её хозяину. Я попытался это сделать. Пачка медленно полетела в моём направлении, я потянулся к ней — но она, будто наделённая разумом, ускорилась и избежала захвата. Я почти перехватил её около уха, но она двигалась всё быстрее. Пачка летела с сумасшедшей скоростью, принимая во внимание то, что я был практически в невесомости. Всё ещё набирая скорость, она проскользнула сквозь дверь в комнату отдыха и исчезла из вида, скрывшись в трубе доступа. Через несколько секунд я услышал громкий хлопок от падения.
Но это же невозможно! Кровь уже приливала к лицу под действием таинственной силы. Я вытащил зажигалку, вытянул руку во всю длину и отпустил невесомый предмет. Зажигалка мягко улетела к носу корабля. Но пачка «Форчунадос» ударилась о корму с такой силой, будто её сбросили с небоскрёба.
Ладно.
Я ещё наподдал тяги. Бормочущий звук термоядерного синтеза напомнил мне, что если я попытаюсь и дальше продолжать в том же духе, то с хорошей вероятностью смогу подвергнуть корпус «Дженерал Продактс» такому жёсткому тесту, который не проводил ещё никто: вмазать его в нейтронную звезду на скорости в половину световой. В моём воображении картина после столкновения вырисовывалась примерно такой: прозрачный корпус корабля, а в носовой его части собрались несколько кубических сантиметров вырожденного вещества.
При одном целом и четырёх десятых g, как утверждал лживый акселерометр, зажигалка стала невесомой и поплыла в мою сторону. Я позволил ей продолжать путь. Она определённо падала, когда достигла дверного проёма. Я выключил двигатель. Инерция яростно бросила меня вперёд, но я продолжал наблюдать. Зажигалка замедлилась и как бы задумалась, влетать ли ей в трубу доступа, или нет. Всё-таки решила лететь. Я навострил уши, пытаясь расслышать звук падения, и подпрыгнул в кресле: от мощного удара весь корабль содрогнулся наподобие гонга.
Акселерометр располагался в центре тяжести судна. Иначе масса корабля сбивала бы стрелку прибора. Кукольники бились насмерть над точностью до десяти значащих цифр.
Я благосклонно поделился с диктофоном несколькими быстрыми комментариями и вернулся к работе — перепрограммированию автопилота. По счастью, мой план был прост. Я не имел ни малейшего понятия, что это за таинственная сила, но сейчас уже знал, как она себя ведёт. Возможно, я всё-таки сумею выжить.
Легкий толчок в сторону кормы — и руки невидимого призрака обхватили мои ноги. Десять фунтов веса удерживались пальцами за спинку кресла. Давление должно быстро упасть: я запрограммировал автопилот таким образом, чтобы он снизил тягу с двух gдо нуля в течение следующих двух минут. Всё, что от меня теперь требовалось — добраться до центра масс в трубе доступа к тому моменту, когда тяга исчезнет.
Что-то пробралось в корабль через корпус «Дженерал Продактс». Психокинетическая форма жизни, обитающая на звезде диаметром в двенадцать миль? Но как могло что-либо живое выдержать такую гравитацию?
Что-то могло находиться в пространстве. В космосе есть жизнь: внепланетники, парусемечки и, может быть, многие другие — которых мы ещё не знаем. Чёрт возьми, да сама BVS-1 могла быть живой! Неважно. Я знал, чего пытается добиться эта икс-сила. Она старалась разорвать судно на части.
Давление на пальцы ослабло. Я оттолкнулся в направлении кормы и приземлился на заднюю переборку на полусогнутые ноги. Склонился над дверью, заглядывая назад, то есть, вниз. Когда невесомость вернулась, я пробрался в комнату отдыха, глядя вниз, то есть, вперёд, в нос корабля.
Гравитация менялась быстрее, чем мне бы того хотелось. Икс-сила росла по мере приближения перигелия. Компенсирующая тяга ракеты падала. Неведомое явно силилось разорвать корабль: два gв носу судна, два — в хвостовой части, и ноль — в центре масс. По крайней мере, я на то надеялся. Пачка сигарет и зажигалка вели себя так, как будто бы толкающая их сила увеличивалась с каждым дюймом пути, пройденного в направлении кормы.
Задняя стенка сейчас лежала в пятнадцати футах от меня. Я должен перепрыгнуть это расстояние, не забыв учесть меняющееся воздухе ускорение. С силой оттолкнулся обеими руками, отпрыгнул от ровной поверхности. Прыгнул слишком поздно. Вместе с падением мощности область невесомости волной продвигалась сквозь судно. Она оставила меня позади. Сейчас задняя стенка была для меня «верхом», и труба доступа тоже.
Испытывая на себе чуть-чуть меньше половины g, я прыгнул в направлении трубы. Несколько долгих секунд глазел в трёхфутовый туннель, остановился в воздухе и уже начал падать назад, когда сообразил, что держаться мне не за что. Раскинул руки, упёрся в стенки. То, что нужно! Подтянулся и начал ползти.
Диктофон лежал в пятидесяти футах ниже меня, практически недоступный. Если я хотел сказать компании ещё что-нибудь, я расскажу это лично. Может быть, у меня ещё будет на это шанс. Потому что я понял, какая сила пытается разорвать судно на части.
То был прилив.
Что-то треснуло внизу, в кабине. Я не мог видеть, что там сломалось, но чётко различал красную точку в центре синих кругов. Пятнышко сверкало как фонарь на дне колодца. Со всех сторон, между трубами термоядерного реактора, цистернами и другим оборудованием, синие звёзды освещали меня светом, который был почти фиолетовый. Я боялся смотреть на них слишком долго. Я правда опасался ослепнуть.
В кабине, должно быть, уже было несколько сот g. Я даже чувствовал изменение давления. На такой высоте, в ста пятидесяти футах от рубки управления, воздух был разрежён.
И вдруг, внезапно, красная точка стала больше, чем просто точка. Я дожил до этого момента! Красноватый диск проявился передо мной, корабль развернуло. Я судорожно хватал ртом воздух и плотно закрыл глаза. Руки невидимых гигантов обхватили мои плечи, ноги, голову. Мягко, но очень настойчиво, они пытались разорвать меня надвое. В эту секунду я понял, что Петер Ласкин умер именно так. Он сделал те же предположения, что и я, он тоже попытался спастись в трубе доступа. Но он соскользнул вниз… и я тоже соскальзывал. Из рубки управления донёсся протяжный скрежет рвущегося металла. Я попытался врыть ноги в твёрдые стенки туннеля. Кое-как, но они меня держали.
Когда я снова открыл глаза, красное пятнышко сжималась в ничто.
Я лежал меж двух подушек, чувствуя себя жутко некомфортно, когда вошла медсестра, чтобы сообщить мне о посетителе. По выражению её лица я сразу понял, что это за посетитель.
— Что может пробраться сквозь корпус «Дженерал Продактс»? — спросил я его.
— Я надеялся, что вымне это скажете, — ответил кукольник.
Президент филиала устроился поудобнее на единственной задней ноге. Он держал палочку, которая дымила зелёным и воняла чем-то вроде фимиама.
— Я и скажу. Гравитация.
— Беовульф Шэффер, не надо со мной шутить. Это очень важный вопрос.
— А я и не шучу. У вашей планеты есть луна?
— Это секретная информация.
Кукольники трусливы. Никто не знает, откуда они взялись, и, наверное, никто этого так никогда и не узнает.
— Вы знаете, что происходит, когда луна приближается слишком близко к планете?
— Она распадается на части.
— Почему?
— Не знаю.
— Из-за прилива.
— А что такое прилив?
«Ага!», — сказал я себе.
— Сейчас расскажу. Спутник Земли имеет диаметр почти в две тысячи миль и не вращается относительно планеты. Представьте себе два камня на Луне, один в точке, ближайшей к Земле, а другой — в самой дальней точке от планеты.
— Ну и?
— Ясно, что если убрать Луну, оба камня начнут расходиться. Они находятся на разных орбитах, можно так выразиться, на двух круговых орбитах, одна почти на две тысячи миль дальше от Земли, чем другая. Но всё же, эти камни вынуждены двигаться с одной и той же орбитальной скоростью.
— Дальний камень двигается быстрее.
— Правильно. То есть, существуетсила, которая пытается разорвать луну на части. Гравитация не даёт ей распасться. Если приблизить луну достаточно близко к планете, те два камня просто начнут расходиться.
— Понятно. То есть, этот «прилив» пытался разорвать корабль на части. В отсеке жизнеобеспечения он был достаточно силён, чтобы сорвать перегрузочные кресла со стоек.
— И убить человека. Представьте эту картину. Нос корабля был всего-навсего в семи милях от центра BVS-1. Корма судна — на триста футов дальше. Если им позволить разлететься, они разойдутся по совершенно разным орбитам. Когда я был вблизи от звезды, мои голова и ноги пытались сделать то же самое.
— Понятно. Вы линяете?
— Что?
— Я заметил, что вы по частям теряете внешний покров.
— Ах, это. Я получил ожоги от звёздного света. Но это не так страшно.
Две головы на долю секунды уставились одна на другую. Кукольник пожал плечами?
— Мы поместили остаток ваших денег в Банк планеты Сделано Нами. Некто Зигмунд Аусфаллер, человек, заморозил счёт до тех пор, пока не будут вычислены налоги.
— Значит, подсчитывают.
— Если вы дадите интервью репортёрам, объяснив, что случилось с кораблём Института, мы заплатим вам десять тысяч звёздочек. Заплатим наличными, так что вы сможете использовать их сразу. Это очень срочно: уже поползли слухи.
— Запускайте их сюда, — сказал я.
И, поразмыслив ещё секунду, добавил:
— А ещё я расскажу им, что ваша планета не имеет луны. Наверное, это будет достаточно интересный комментарий к моему рассказу.
— Я не понимаю, — ответил президент.
Но две длинные шеи уже откинулись назад, и кукольник смотрел на меня наподобие пары питонов.
— Если бы у вас была луна, вы бы знали, что такое прилив. Это неизбежно.
— Может быть, вас заинтересует…
— Миллион звёздочек? Я был бы счастлив. Я даже подпишу контракт, если в нём будет сказано, о чём именно я должен молчать. Ну и как вам нравится, когда на шантаж вамотвечают тем же?
КОНЕЦ
* * *
Мне показалось, что загорающиеся кружочки света постепенно увеличиваются в размерах. Но они вспыхивали настолько редко, что я не мог сказать об этом с уверенностью. BVS-1 была невидима даже в телескоп. Я бросил напрасные попытки её разглядеть и решил просто ждать.Пока я ждал, я вспомнил лето, которое провёл на Джинксе много-много лет назад. Там случались дни, когда нельзя выйти на улицу из-за низкой облачности. В такие дни всю землю покрывает ослепительно-белый солнечный свет. Только и развлечений было, что наполнять воздушные шарики водой из-под крана и бросать их на тротуар с третьего этажа. Шарики лопались и давали красивые узоры, которые слишком быстро высыхали. Но можно было добавить чуть-чуть чернил в каждый шарик, прежде чем наполнить его водой. После этого узоры оставались.
Соня Ласкина находилась в кресле, когда те сломались. Анализ крови показал, что именно Петер ударился о них сзади, наподобие шарика с водой, когда его бросают с большой высоты.
Что могло проникнуть сквозь корпус «Дженерал Продактс»?
Оставалось падать ещё десять часов.
Я отстегнул сетку безопасности и отправился на осмотр корабля. Труба доступа была в три фута толщиной, как раз достаточно для того, чтобы пролететь сквозь неё в свободном падении. Подо мной находилась труба термоядерного реактора. Слева — лазерная пушка, справа — ряд согнутых боковых коридоров для осмотра гироскопов, батарей и генератора, системы подачи воздуха и системы гиперпространственных двигателей. Всё было в порядке — кроме меня. Я был неуклюж, прыжки мои всё время были или слишком коротки, или слишком длинны. Для разворота около опор не было места, и мне пришлось пятиться до бокового туннеля около пятидесяти футов.
Ещё шесть часов падения, а я всё ещё не мог увидеть нейтронную звезду. Вероятно, я увижу её лишь на мгновение, пролетая мимо на скорости большей, чем половина световой. Чёрт, моя скорость уже должна быть огромна.
Когда звёзды начнуть синеть?
Осталось два часа — и я был уверен, что они уже синеют. Моя скорость настолько велика? Если да, то звёзды сзади должны краснеть. Инфраструктура загораживала обзор сзади, поэтому я использовал гироскопы. Корабль развернулся, медленно и величественно. И позади звёзды тоже были синими, а не красными. Со всех сторон меня окружали синевато-белые звёзды.
Представьте себе свет, падающий в дико крутой гравитационный колодец. Свет не будет ускоряться: он же не может двигаться быстрее скорости света. Но он может получить дополнительную энергию, увеличив частоту. Пока я летел вниз, свет падал на меня всё сильнее и сильнее.
Я рассказал об этом диктофону. Диктофон был, вероятно, самым прочным прибором на корабле. Я уже решил заработать денег на тех записях, которые буду вести. А в душ ея спрашивал себя, какой же интенсивности свет будет на дне колодца.
«Небесный ныряльщик» вернулся в вертикальное положение — его ось снова проходила через нейтронную звезду. Но ведь он только что был направлен вбок! Мне казалось, я зафиксировал судно в горизонтальном положении. Снова медленный поворот — я использовал гироскоп. Снова корабль едва сместился, до тех пор пока он не прошёл половину амплитуды. Затем, казалось, он автоматически вернулся к вертикали. Как будто «Ныряльщик» предпочитал смотреть прямо на нейтронную звезду.
Мне это не нравилось.
Я попытался повторить маневр, и снова «Ныряльщик» сопротивлялся. Но на этот раз я почувствовал что-то ещё. Нечто пыталось меня тащить.
Я отстегнул сетку безопасности — и свалился в нос корабля головой вперёд.
* * *
Ускорение было слабым, около одной десятой g. Казалось, это больше похоже на утопание в меду, чем на падение. Я вскарабкался обратно в кресло, пристегнул сетку. В таком положении, на весу, лицом вниз, включил диктофон. Описал случившееся с такими педантичными подробностями, что у моих гипотетических слушателей не осталось бы другого выхода, кроме как сомневаться в моём гипотетическом здравомыслии.— Полагаю, именно это и случилось с Ласкиными, — закончил я. — Если ускорение усилится, я об этом сообщу.
«Полагаю»? Я в этом нисколько не сомневался. Это странное, мягкое ускорение было необъяснимым. Что-то необъяснимое убило Петера и Соню Ласкиных.
Вокруг той точки, где должна находиться BVS-1, звёзды напоминали пятнышки масляной краски, смазанные радиально. Они сверкали яростным светом, причиняя боль. Я свесился на сетке лицом вниз и пытался мыслить логически.
Прошёл час, прежде чем я окончательно убедился в том, что ускорение усилилось. А ведь мне остаётся падать ещё один час или около того.
Что-то тащило меня, но не корабль.
Нет, чепуха, не может быть! Что могло дотянуться до меня сквозь корпус «Дженерал Продактс»? Совсем наоборот, что-то толкало корабль, сбивая его с курса.
Если ситуация ухудшится, я смог бы использовать двигатель, чтобы скомпенсировать внешнее воздействие. А пока — корабль сносило в сторону от BVS-1, чему я нисколько не огорчался.
Но если я неправ, и если корабль не сносит в сторону от звезды, реактивный двигатель обрушит «Небесный ныряльщик» в одиннадцать миль нейтрониума.
Кстати говоря, а почему двигатель ещё не работает? Если корабль отклоняет с курса, автопилот должен его восстанавливать. Акселерометр в порядке. Он был в порядке, когда я совершал осмотр корабля через трубу доступа.
Могло ли что-нибудь толкать корабль иакселерометр, но не меня? Вопрос сводился к той же невозможной версии: к чему-то такому, что могло проникнуть сквозь корпус «Дженерал Продактс».
«К чёрту теорию!» — сказал я себе. Я собирался убраться оттуда. В диктофон я сказал:
— Ускорение увеличилось до опасного уровня. Я попытаюсь поменять траекторию.
Конечно, когда я разверну корабль и запущу двигатель, к икс-силе добавится искусственное ускорение. Будет тяжело, но я попытаюсь какое-то время выдержать его. Если я пройду в миле от BVS-1, меня ждёт такой же конец, как и Соню Ласкину.
Должно быть, она лежала в сетке лицом вниз, наподобие меня. Лежала в ожидании, двигателя не было. А давление всё росло, и сетка врезалась в её плоть, пока сама сеть не лопнула и не сбросила Соню в нос корабля. Там она и лежала, раздавленная и смятая, пока таинственная сила не сорвала сами кресла, и не сбросила их на беднягу.
Я взялся за гироскопы.
Гироскопы не слушались. Я сделал ещё две попытки. Каждый раз судно поворачивалось где-то на пятьдесят градусов и не собиралось разворачиваться дальше, в то время как завывание гироскопов становилось всё сильнее и сильнее. Когда я отпускал гироскопы, корабль немедленно разворачивался обратно и делал несколько качаний. Нос корабля был направлен вниз на нейтронную звезду, и «Ныряльщик» явно решил придерживаться этого направления.
* * *
Падать ещё полчаса, а икс-сила уже превышает один g. Мои внутренности бились в агонии. Глаза навыкате, чуть ли не готовы выпасть. Наверное, мне не стоило доставать сигарету, но об этом уже поздно думать. Пачка «Форчунадос» вывалилась из кармана, когда я падал в нос корабля. Там она и лежала, в четырёх футах от кончиков пальцев. Доказательство того, что икс-сила, кроме меня, действовует и на другие объекты. Потрясающе.Я больше не мог терпеть эту пытку. Чем с воплями валиться на нейтронную звезду, я должен использовать двигатель. И я его запустил. Поднимал тягу до тех пор, пока не оказался в невесомости или около того. Кровь, прилившая было к конечностям, вернулась где была. Акселерометр показывал одну целую и две десятых g, и я проклял лживый прибор.
Мягкая пачка болталась в носу корабля, и мне пришло в голову, что небольшой толчок вернёт её хозяину. Я попытался это сделать. Пачка медленно полетела в моём направлении, я потянулся к ней — но она, будто наделённая разумом, ускорилась и избежала захвата. Я почти перехватил её около уха, но она двигалась всё быстрее. Пачка летела с сумасшедшей скоростью, принимая во внимание то, что я был практически в невесомости. Всё ещё набирая скорость, она проскользнула сквозь дверь в комнату отдыха и исчезла из вида, скрывшись в трубе доступа. Через несколько секунд я услышал громкий хлопок от падения.
Но это же невозможно! Кровь уже приливала к лицу под действием таинственной силы. Я вытащил зажигалку, вытянул руку во всю длину и отпустил невесомый предмет. Зажигалка мягко улетела к носу корабля. Но пачка «Форчунадос» ударилась о корму с такой силой, будто её сбросили с небоскрёба.
Ладно.
Я ещё наподдал тяги. Бормочущий звук термоядерного синтеза напомнил мне, что если я попытаюсь и дальше продолжать в том же духе, то с хорошей вероятностью смогу подвергнуть корпус «Дженерал Продактс» такому жёсткому тесту, который не проводил ещё никто: вмазать его в нейтронную звезду на скорости в половину световой. В моём воображении картина после столкновения вырисовывалась примерно такой: прозрачный корпус корабля, а в носовой его части собрались несколько кубических сантиметров вырожденного вещества.
При одном целом и четырёх десятых g, как утверждал лживый акселерометр, зажигалка стала невесомой и поплыла в мою сторону. Я позволил ей продолжать путь. Она определённо падала, когда достигла дверного проёма. Я выключил двигатель. Инерция яростно бросила меня вперёд, но я продолжал наблюдать. Зажигалка замедлилась и как бы задумалась, влетать ли ей в трубу доступа, или нет. Всё-таки решила лететь. Я навострил уши, пытаясь расслышать звук падения, и подпрыгнул в кресле: от мощного удара весь корабль содрогнулся наподобие гонга.
Акселерометр располагался в центре тяжести судна. Иначе масса корабля сбивала бы стрелку прибора. Кукольники бились насмерть над точностью до десяти значащих цифр.
Я благосклонно поделился с диктофоном несколькими быстрыми комментариями и вернулся к работе — перепрограммированию автопилота. По счастью, мой план был прост. Я не имел ни малейшего понятия, что это за таинственная сила, но сейчас уже знал, как она себя ведёт. Возможно, я всё-таки сумею выжить.
* * *
Звёзды сверкали синим, тонкими полосками обвиваясь вокруг той особой точки в небе. Казалось, я уже могу разглядеть крошечный объект — очень маленький, тусклый и красный. Возможно, это было воображением. Через двадцать минут я буду огибать нейтронную звезду. За спиной рычал двигатель. Находясь в невесомости, я отстегнул сетку безопасности и оттолкнулся от кресла.Легкий толчок в сторону кормы — и руки невидимого призрака обхватили мои ноги. Десять фунтов веса удерживались пальцами за спинку кресла. Давление должно быстро упасть: я запрограммировал автопилот таким образом, чтобы он снизил тягу с двух gдо нуля в течение следующих двух минут. Всё, что от меня теперь требовалось — добраться до центра масс в трубе доступа к тому моменту, когда тяга исчезнет.
Что-то пробралось в корабль через корпус «Дженерал Продактс». Психокинетическая форма жизни, обитающая на звезде диаметром в двенадцать миль? Но как могло что-либо живое выдержать такую гравитацию?
Что-то могло находиться в пространстве. В космосе есть жизнь: внепланетники, парусемечки и, может быть, многие другие — которых мы ещё не знаем. Чёрт возьми, да сама BVS-1 могла быть живой! Неважно. Я знал, чего пытается добиться эта икс-сила. Она старалась разорвать судно на части.
Давление на пальцы ослабло. Я оттолкнулся в направлении кормы и приземлился на заднюю переборку на полусогнутые ноги. Склонился над дверью, заглядывая назад, то есть, вниз. Когда невесомость вернулась, я пробрался в комнату отдыха, глядя вниз, то есть, вперёд, в нос корабля.
Гравитация менялась быстрее, чем мне бы того хотелось. Икс-сила росла по мере приближения перигелия. Компенсирующая тяга ракеты падала. Неведомое явно силилось разорвать корабль: два gв носу судна, два — в хвостовой части, и ноль — в центре масс. По крайней мере, я на то надеялся. Пачка сигарет и зажигалка вели себя так, как будто бы толкающая их сила увеличивалась с каждым дюймом пути, пройденного в направлении кормы.
Задняя стенка сейчас лежала в пятнадцати футах от меня. Я должен перепрыгнуть это расстояние, не забыв учесть меняющееся воздухе ускорение. С силой оттолкнулся обеими руками, отпрыгнул от ровной поверхности. Прыгнул слишком поздно. Вместе с падением мощности область невесомости волной продвигалась сквозь судно. Она оставила меня позади. Сейчас задняя стенка была для меня «верхом», и труба доступа тоже.
Испытывая на себе чуть-чуть меньше половины g, я прыгнул в направлении трубы. Несколько долгих секунд глазел в трёхфутовый туннель, остановился в воздухе и уже начал падать назад, когда сообразил, что держаться мне не за что. Раскинул руки, упёрся в стенки. То, что нужно! Подтянулся и начал ползти.
Диктофон лежал в пятидесяти футах ниже меня, практически недоступный. Если я хотел сказать компании ещё что-нибудь, я расскажу это лично. Может быть, у меня ещё будет на это шанс. Потому что я понял, какая сила пытается разорвать судно на части.
То был прилив.
* * *
Двигатель выключен, я в центре корабля. Крайне неудобно висеть, распластавшись внутри трубы. Четыре минуты до перигелия.Что-то треснуло внизу, в кабине. Я не мог видеть, что там сломалось, но чётко различал красную точку в центре синих кругов. Пятнышко сверкало как фонарь на дне колодца. Со всех сторон, между трубами термоядерного реактора, цистернами и другим оборудованием, синие звёзды освещали меня светом, который был почти фиолетовый. Я боялся смотреть на них слишком долго. Я правда опасался ослепнуть.
В кабине, должно быть, уже было несколько сот g. Я даже чувствовал изменение давления. На такой высоте, в ста пятидесяти футах от рубки управления, воздух был разрежён.
И вдруг, внезапно, красная точка стала больше, чем просто точка. Я дожил до этого момента! Красноватый диск проявился передо мной, корабль развернуло. Я судорожно хватал ртом воздух и плотно закрыл глаза. Руки невидимых гигантов обхватили мои плечи, ноги, голову. Мягко, но очень настойчиво, они пытались разорвать меня надвое. В эту секунду я понял, что Петер Ласкин умер именно так. Он сделал те же предположения, что и я, он тоже попытался спастись в трубе доступа. Но он соскользнул вниз… и я тоже соскальзывал. Из рубки управления донёсся протяжный скрежет рвущегося металла. Я попытался врыть ноги в твёрдые стенки туннеля. Кое-как, но они меня держали.
Когда я снова открыл глаза, красное пятнышко сжималась в ничто.
* * *
Кукольник, президент филиала, настоял на том, чтобы меня положили в госпиталь на обследование. Я не сильно сопротивлялся: лицо и руки у меня были багрово-красными, с волдырями — и всё тело ломило так, как будто меня жестоко избили. Отдых и нежная забота — вот и всё, что мне нужно.Я лежал меж двух подушек, чувствуя себя жутко некомфортно, когда вошла медсестра, чтобы сообщить мне о посетителе. По выражению её лица я сразу понял, что это за посетитель.
— Что может пробраться сквозь корпус «Дженерал Продактс»? — спросил я его.
— Я надеялся, что вымне это скажете, — ответил кукольник.
Президент филиала устроился поудобнее на единственной задней ноге. Он держал палочку, которая дымила зелёным и воняла чем-то вроде фимиама.
— Я и скажу. Гравитация.
— Беовульф Шэффер, не надо со мной шутить. Это очень важный вопрос.
— А я и не шучу. У вашей планеты есть луна?
— Это секретная информация.
Кукольники трусливы. Никто не знает, откуда они взялись, и, наверное, никто этого так никогда и не узнает.
— Вы знаете, что происходит, когда луна приближается слишком близко к планете?
— Она распадается на части.
— Почему?
— Не знаю.
— Из-за прилива.
— А что такое прилив?
«Ага!», — сказал я себе.
— Сейчас расскажу. Спутник Земли имеет диаметр почти в две тысячи миль и не вращается относительно планеты. Представьте себе два камня на Луне, один в точке, ближайшей к Земле, а другой — в самой дальней точке от планеты.
— Ну и?
— Ясно, что если убрать Луну, оба камня начнут расходиться. Они находятся на разных орбитах, можно так выразиться, на двух круговых орбитах, одна почти на две тысячи миль дальше от Земли, чем другая. Но всё же, эти камни вынуждены двигаться с одной и той же орбитальной скоростью.
— Дальний камень двигается быстрее.
— Правильно. То есть, существуетсила, которая пытается разорвать луну на части. Гравитация не даёт ей распасться. Если приблизить луну достаточно близко к планете, те два камня просто начнут расходиться.
— Понятно. То есть, этот «прилив» пытался разорвать корабль на части. В отсеке жизнеобеспечения он был достаточно силён, чтобы сорвать перегрузочные кресла со стоек.
— И убить человека. Представьте эту картину. Нос корабля был всего-навсего в семи милях от центра BVS-1. Корма судна — на триста футов дальше. Если им позволить разлететься, они разойдутся по совершенно разным орбитам. Когда я был вблизи от звезды, мои голова и ноги пытались сделать то же самое.
— Понятно. Вы линяете?
— Что?
— Я заметил, что вы по частям теряете внешний покров.
— Ах, это. Я получил ожоги от звёздного света. Но это не так страшно.
Две головы на долю секунды уставились одна на другую. Кукольник пожал плечами?
— Мы поместили остаток ваших денег в Банк планеты Сделано Нами. Некто Зигмунд Аусфаллер, человек, заморозил счёт до тех пор, пока не будут вычислены налоги.
— Значит, подсчитывают.
— Если вы дадите интервью репортёрам, объяснив, что случилось с кораблём Института, мы заплатим вам десять тысяч звёздочек. Заплатим наличными, так что вы сможете использовать их сразу. Это очень срочно: уже поползли слухи.
— Запускайте их сюда, — сказал я.
И, поразмыслив ещё секунду, добавил:
— А ещё я расскажу им, что ваша планета не имеет луны. Наверное, это будет достаточно интересный комментарий к моему рассказу.
— Я не понимаю, — ответил президент.
Но две длинные шеи уже откинулись назад, и кукольник смотрел на меня наподобие пары питонов.
— Если бы у вас была луна, вы бы знали, что такое прилив. Это неизбежно.
— Может быть, вас заинтересует…
— Миллион звёздочек? Я был бы счастлив. Я даже подпишу контракт, если в нём будет сказано, о чём именно я должен молчать. Ну и как вам нравится, когда на шантаж вамотвечают тем же?
КОНЕЦ