– Я работаю над этим, – ответил Халлек. – Здесь у меня есть минимальная возможность для наблюдений. Я постараюсь определить местонахождение врага.
– Найди их и нацель пушки, – скомандовал Колвин. – Что с компьютером?
– У меня нет никаких данных о тяжести повреждений автоматики, – ответил Халлек. – Мои ребята восстанавливают внутреннюю связь, еще один отряд я отправил на корпус, разобраться с антеннами, – но никому неохота вылезать наружу и работать там.
– Что значит «неохота»? – взревел Колвин.
Кого волнует, чего хотят и чего не хотят матросы? Ведь корабль в опасности!
«Дерзкий» продолжал идти курсом случайного уклонения; ускорение, торможение и невесомость непрерывно чередовались. Рывок, ускорение, остановка, поворот, рывок…
– По нам снова попали. – Сусак был перепуган не на шутку.
– Грег! – крикнул Колвин.
– Больше маневрировать не могу. Принимайте управление, шкипер.
Смертоносный огонь не прекращался и настигал «Дерзкий» после каждого маневра, хотя крейсер вертелся словно жук на булавке. Отчет о повреждениях звучал как некролог.
– Частичная пробоина, поврежден вспомогательный двигательный отсек. Три пробоины в районе пятого бака с горючим, утечка водорода в космос. Пробоина в районе комнаты отдыха.
Когда Поле запылало невыносимо голубым огнем, компьютер заглушил двигатели. «Дерзкий» мертвым грузом повис в пространстве. Корабль продолжал двигаться со скоростью более ста километров в секунду, но маневры и ускорение теперь были ему недоступны.
– Что-нибудь видите? – спросил Колвин.
– Секундочку, – ответил Халлек. – Вот. Ай-яй-яй. Антенна не продержалась и полсекунды. Имперский весь желтый. Он у нас за кормой, на четверть румба, и продолжает обстрел. Хотите, повернусь к нему главным двигателем? Можно попробовать ударить по ним реактивной струей.
Колвин окинул взглядом экраны.
– Нет. Нужно беречь энергию.
Капитан еще секунду рассматривал экраны, потом провел рукой по ряду кнопок. Все системы «Дерзкого», не имеющие жизненно важного значения, были отключены. Для поддержания Поля Лэнгстона необходима была энергия, и чем больше энергии Поле поглотило извне, тем больше энергии требовалось изнутри для предотвращения распада Поля с излучением всего накопленного. Местные перегрузки приводили к прожогам, локальному исчезновению Поля, в результате чего пучки высокоэнергетических фотонов выжигали дыры в корпусе. Само Поле было близко к полному разрушению, а в этом случае накопленной в нем энергии сейчас хватит, чтобы испарить «Дерзкий». В космосе полное поражение означает мгновенную легкую смерть. На экранах полыхало темно-синее зарево, а у «Дерзкого» не оставалось энергии на то, чтобы вести ответный огонь или запустить двигатели. Каждый эрг был необходим для элементарного выживания.
– Нам придется сдаться, – объявил Колвин. – Подготовьте сообщение.
– Я запрещаю!
Да, Колвин на несколько минут забыл о политофицере.
– Я запрещаю! – снова крикнул Джерри. – Капитан, вы отстранены от командования. Командор Халлек, приготовьтесь к атаке! Мы не позволим неприятелю ступить на нашу территорию!
– Я не могу выполнить ваш приказ, сэр, – осторожно ответил Халлек.
После, при расшифровке записи, помощника капитана обвинят в предательстве – а сам Колвин стал изменником в тот миг, когда отдал приказ сдаться.
– Вам придется атаковать, капитан, – тихо сказал Джерри. – Посмотрите на меня, Колвин.
Герб Колвин повернулся и увидел в руке Джерри оружие.
Пистолет, но не ультразвуковой и не стреляющий отравленными стрелками, как у тюремной охраны. Ничем таким боевую броню не взять. Это было пулевое оружие. Похожее на небольшой ракетомет, но скорее всего пулевое. Замечательно подходящее для условий космоса.
– Подготовьте сообщение о сдаче, – повторил Колвин.
И указал на Джерри. Политофицер обернулся, но было поздно – старшина-рулевой прижал его руку с оружием к боку. Старшина-посыльный при мостике одним прыжком перемахнул через кресло и выхватил из руки политофицера пистолет.
– Да я вас расстреляю! – завизжал Джерри. – Вы предали все. Наши дома, наши семьи…
– Предпочитаю быть расстрелянным за сдачу корабля, – ответил Колвин. – Кроме того, имперские, скорее всего, шлепнут нас обоих. Как предводителей предателей, сами понимаете. Но у меня есть возможность спасти команду.
Джерри промолчал.
– Мы все равно что мертвы, Джерри. Единственная причина, по которой имперские еще не добили нас, такова: мы до того беспомощны, что их капитан больше не хочет тратить на нас торпеды, а дает шанс сдаться. У него ведь есть возможность уничтожить нас в любую секунду.
– Но можно же повредить их корабль. Можно забрать его с собой или сделать так, чтобы его добил наш флот.
– Я бы это сделал, будь оно возможно. Но мы не способны стрелять. Не знаю, быть может, наши торпеды прорвались, а может, и нет. В любом случае, их оказалось недостаточно, поскольку имперские продолжают нас обстреливать. Теперь у них времени сколько угодно, черт подери! А нам нечем дать ответный залп, у нас нет энергии, чтобы запустить двигатели, и посмотрите на экраны! Фиолетовый цвет! Вы что, не понимаете, болван? Нас загнали в угол! Еще чуть-чуть, неверный расчет имперских – и, если Поле где-нибудь ослабнет, нас мигом не станет.
Джерри трясло от ярости.
– Может, вы и правы.
– Я знаю, что я прав. Как успехи, Сусак?
– Сообщение отправлено, – отрапортовал офицер-связист. – Нас пока не прикончили.
– Хорошо.
Что тут еще скажешь…
Корабль в обстоятельствах «Дерзкого» – с экранами, ослепшими из-за перегрузки, под непрерывным градом торпед врага, чье положение невозможно определить, – совершенно беспомощен; вдобавок «Дерзкий» получил тяжелые повреждения. Располагая временем, можно было бы постепенно излучить энергию Поля в космос. Крейсер мог бы выдвинуть новые антенны и определить дислокацию противника. Экраны остыли бы, и к «Дерзкому» вернулась бы способность двигаться и вести огонь. Крейсер Республики уже получил серьезные повреждения, но неприятель этого не знал.
Сдача в плен – дело сложное и требует соблюдения особого щепетильного ритуала. Как и все связанное с подачей сигнала о готовности к сдаче, сама процедура была абсолютно надуманной: природа не наделила человека рефлексом сдачи в плен, у этого биологического вида не заложена в сознании информация о том, что спасение от смерти после неизбежного поражения все-таки возможно. Среди высших форм жизни человек в этом отношении стоит особняком. Олени-самцы никогда не дерутся до смерти. Едва один олень начинает проигрывать, он сдается, и противник позволяет побежденному оставить поле боя. Самцы трехшиповой колюшки, рыбки семейства карповых, воюют за самок, но видят, когда противник готов сдаться. Сиамские бойцовые рыбки никогда не преследуют неприятеля после того, как тот перестает растопыривать жабры.
Но человек развивался как животное вооруженное. В отличие от эволюции других видов, эволюция человека была тесно связана с использованием орудий труда и оружия; оружие позволяет убивать на гораздо большем расстоянии, за пределами досягаемости. В руках поверженного противника оно по-прежнему способно таить опасность. Как говорят шотландцы, первым делом отбрось подальше меч врага, ведь он может выхватить его, даже стоя на коленях.
«Дерзкий» выдвинул единственную антенну, простейшую, способную передавать только радиосигнал. Появление любых других сенсоров могло быть воспринято как проявление враждебности и повлечь за собой полное уничтожение. Имперский капитан проследил за действиями «Дерзкого» и передал инструкции.
Между тем последнюю волну торпед перенаправили мимо «Дерзкого». Колвин торпед не видел. Но понял, что те отозваны, когда пришло сообщение следующего содержания: имперский корабль высылает офицера принять командование.
Колвин почувствовал, что напряжение отпускает его. Не найдись у них доброволец на эту роль, «Дерзкий» могли уничтожить.
Что-то массивное ударило в корпус. Шлюз уже был подготовлен к встрече посланника. Вошедший офицер держал в руках увесистый предмет – бомбу.
– Гардемарин Хорст Стейли, имперский военный линкор «Макартур», – доложил офицер, появившись на мостике. Колвин увидел голубые глаза, светлые волосы, юное застывшее лицо – маску спокойствия: его обладатель не доверял себе и опасался проявления каких-либо эмоций. – Я принимаю командование этим кораблем, сэр.
Капитан Колвин кивнул.
– Передаю вам корабль. Вам понадобится вот это. – Он протянул мальчишке микрофон. – Благодарю за то, что пришли к нам.
– Да, сэр.
Стейли громко сглотнул и вытянулся по стойке «смирно», словно его капитан мог его видеть.
– Докладывает гардемарин Стейли, сэр. Нахожусь на мостике, неприятель сдается.
Парень несколько секунд слушал ответ, потом повернулся к Колвину.
– Могу я попросить, чтобы мы остались на мостике вдвоем, сэр, а все остальные ушли? Прошу передать экипажу, сэр, что, если кто-нибудь появится на мостике, прежде чем наша морская пехота займет посты по всему кораблю, я взорву эту бомбу. Вы готовы исполнить мой приказ?
Колвин снова кивнул.
– Старшина, уведите мистера Джерри. Остальные тоже свободны. Очистить мостик.
Старшина-рулевой повел Джерри к дверям мостика. Внезапно политофицер вырвался и кинулся на Стейли. Заломив гардемарину руку за спину, политофицер заорал:
– Скорей, заберите у него бомбу! Да шевелитесь же! Капитан, я держу его, освобождайте корабль!
Стейли, выдираясь из рук политофицера, тянулся к кнопке взрывателя, но никак не мог ее достать. Микрофон выпал из его рук. Гардемарин кричал, но его не было слышно.
Колвин осторожно взял бомбу из прижатых к бокам рук Хорста.
– Тебе это не понадобится, сынок, – сказал капитан. – Старшина, заберите арестованного и уведите его, наконец, с мостика.
На губах капитана замерла, словно примерзла, улыбка – резкий контраст с потрясенным и разгневанным выражением лица гардемарина и торжествующим – Джерри.
Матросы оттащили политофицера, и Хорст Стейли освободился, но сбежать отсюда возможности не было, и он просто повис в пространстве. Внезапно он понял, что старшина держит напавшего на него политофицера, а тот вопит во все горло…
– Мы сдаемся, мистер Стейли, – медленно повторил Колвин. – Теперь всем тут командуете вы. Вот, держите вашу бомбу… только она вам не понадобится.