— А пока он на тебе, дуреха, тебе не удастся ни сменить облик, ни воспользоваться магией — разве что самой слабой, — добавил Каламадеа, подошедший вместе с остальной толпой. — На твоем месте я бы и пытаться не стал.
   Мне говорили, что последствия могут быть самые неприятные.
   Толпа внезапно расступилась, и в круг вошел Дирик.
   Следом за ним четыре мужеподобные женщины вели Джамала. Он не был связан, но, судя по тому, как Джамал держался, можно было подумать, что он в цепях. Вождь ссутулился и смотрел в землю.
   Но Кеман увидел в его глазах с трудом скрываемую ярость. Вождь потерпел поражение, но никогда не смирится с этим, и, если ему представится случай отомстить, месть его будет ужасна.
   «Значит, не следует предоставлять ему такого случая».
   — Пока ты сражался в воздухе, мой поборник, — торжественно произнес Дирик, обращаясь к Кеману, — я вел свою битву здесь, внизу.
   Он возвысил голос:
   — Слушайте, о люди моего народа! Знайте, что ваш военный вождь в безумии своем намеревался рискнуть вашей жизнью и жизнью ваших семей, и все лишь ради того, чтобы добиться мимолетной славы для себя самого!
   Дирик принялся излагать сильно отредактированную версию всего, что произошло с тех пор, как Джамал взял в плен четырех волшебников. Кеман быстро понял, к чему клонит жрец, и перестал слушать. Он следил за Мире. Та, видимо, не обратила внимания на предупреждение Каламадеа и попыталась прибегнуть к какой-то мощной магии.
   Она смертельно побледнела и с трудом сдержала стон. Кожа под ошейником побагровела и пошла волдырями.
   Кеман, наверно, пожалел бы сестру — но уж очень она его разозлила!
   А вот Лоррин уставился на нее, разинув рот.
   — В чем дело? — негромко спросил Кеман. — Отчего ты так пялишься на мою сестру?
   — Да ведь это же.., это же служанка Рены, та самая, что помогла нам сбежать! — выдавил Лоррин, не сводя глаз с Мире. — Но.., разве это не она только что была драконом?
   — Она, она. Ведь она еще и моя сестра. Она со времен Войны Волшебников пытается убить Шану и всех ее друзей, — угрюмо ответил Кеман. Лоррин обернулся к нему.
   В глазах молодого человека стояла тысяча вопросов. Но Кеман только покачал головой. Теперь многое стало яснее — но с этим можно обождать.
   — Потом объясню. А сейчас у нас есть дела поважнее.
   Кеман скрипнул зубами. Речь Дирика близилась к завершению. Жрец объявил, что Джамал будет заклеймен как предатель и изгнан из клана.
   — Сейчас нам надо предотвратить войну, — сказал Кеман. — Если удастся.
***
   К тому времени как спустилась ночь, у Рены голова пошла кругом. Слишком много всего сразу обрушилось на нее. Ее горничная, ее наперсница — драконица? Нет, с этим еще как-то можно было примириться — ведь Мире так много знала о драконах, больше, чем она могла бы знать, даже если бы была агентом волшебников. Но узнать, что Мире к тому же была еще и злым драконом, что сбежать она им помогла отнюдь не из добрых побуждений…
   Это потрясло и больно ранило Рену. У нее было так мало друзей, а Мире она считала настоящим другом, несмотря на разделявшую их пропасть… Разве она, Рена, не была добра к своей служанке, вопреки всем обычаям эльфов? Разве не поверяла она Мире все свои секреты? Во всех историях, во всех романах говорилось о том, какую боль причиняет предательство… Теперь Рена изведала это на себе. И как можно после этого верить хоть кому-нибудь?
   Да кому она теперь сможет верить?
   Такова была ее первая реакция. Рена лихорадочно пыталась осознать все, что произошло, и сделать хоть какие-нибудь выводы. Но по мере того, как шло время и девушка снова обретала способность мыслить трезво, она понимала, что ее собственная боль — всего лишь мелкий эпизод по сравнению с теми важными вещами, о которых рассказала Мире. Сама Рена не слышала того «мысленного голоса», о котором говорил ее брат, но Каламадеа, Шана, Лоррин, Меро и, как ни странно, Дирик слышали. Опасность, грозившая волшебникам в их новом доме, была еще далека — пока, — но кто знает, сколько времени у них осталось?
   — Вы можете уйти, когда захотите, — говорил Дирик.
   Они снова собрались у него в шатре, но теперь скорее для удобства, чем ради секретности. Джамал уже отправился в изгнание — Дирик счел неразумным позволить ему задержаться в клане, где он мог бы подобраться к Мире. Был уже избран новый военный вождь, одобренный Дириком.
   Мире тосковала в шатре для пленных вместе с двумя эльфами: Кеман счел, что лучше оставить ее на попечении Дирика, чем отпустить на все четыре стороны. Пока на ней этот ошейник, менять облик она не сможет. Она, конечно, может сбежать, но куда она пойдет? В своем человеческом облике — облике рабыни из поместья лорда Тилара — она будет весьма уязвима. Она не сможет пользоваться магией, чтобы защитить себя, а без этого в глуши ее ждет сотня смертей, одна другой неприятнее.
   Так что Мире больше никому не опасна, по крайней мере, пока. А потом? На этот счет Рена была не так уверена. Если бы это зависело от нее, она охотно замуровала бы Мире до конца ее дней в каком-нибудь глубоком и темном подвале и спускала ей еду и воду на веревке.
   — Согласно нашим обычаям, теперь мы ваши союзники, — продолжал Дирик, обращаясь в основном к Шане и Лоррину. — Ведь вы победили поборницу Джамала на глазах у всего клана. Я не знаю, чем мы можем вам помочь, но если вам нужна наша помощь, вам стоит лишь попросить!
   Шана покачала головой. С каждым часом волшебница мрачнела прямо на глазах. Рена чувствовала, что Шана напряжена до предела. Видно было, что дай ей волю — она тотчас же оседлает дракона и ринется в битву.
   — Да нет. Сейчас нам не помешала бы хорошая армия.
   Но я не стану просить вас выступить против эльфов. Об этом я бы никого просить не стала. Мы оба знаем, что это была бы бессмысленная бойня. И потом какой в этом смысл? Но…
   Однако Лоррин перебил ее:
   — Погоди, Шана. Ведь эльфы еще не готовы напасть прямо сейчас. Они только пытаются уладить все свои древние распри! А что, если мы им помешаем?
   — И как? — скептически спросила Шана. — Я не стану просить драконов отправиться в их земли, обернувшись эльфами. Это слишком опасно. Теперь любого эльфийского лорда будут тщательно проверять, кто он и откуда, и потребуют, чтобы десяток свидетелей подтвердил, что это именно он! А если они отправятся в обличье рабов — что они смогут сделать, кроме как наблюдать? Волшебников я тоже отправить не могу. Ведь теперь все эльфы остерегаются личин! А на расстоянии — что мы сможем сделать?
   — Отправиться можем мы с Лоррином, — робко предложила Рена. — Я не знаю, что у него на уме, но это вполне возможно. Лоррин может притвориться каким-нибудь ан-лордом или даже младшим сыном — на младших сыновей ведь никто не обращает внимания, как и на женщин.
   Мы можем отправиться в самые разные места, не рискуя, что кто-нибудь нас узнает…
   Меро стиснул руку Рены.
   — Если они отправятся туда, то и я с ними! — отважно вызвался он. Шана испуганно расширила глаза. — Я очень хорошо знаю эльфийских лордов и их поместья. И о городах тоже кое-что знаю. В конце концов, я всегда могу сойти за раба Лоррина. Я привык к этой роли.
   Шана перевела взгляд на Лоррина. Тот кивнул.
   — Значит, у тебя действительно есть какой-то план, — медленно произнесла девушка. — Ты знаешь что-то, чего мы не знаем…
   — Да, одну мелочь, — согласился Лоррин. — И знаешь, Дирик, твой народ действительно мог бы поделиться со мной кое-чем, что нам очень поможет. Украшениями, которые делают ваши женщины.
   Дирик вопросительно приподнял бровь.
   — Звучит все более и более загадочно, — сказал он. — Надеюсь, твой план не настолько сложен, чтобы быть невыполнимым?
   Лоррин покачал головой.
   — На самом деле ничего сложного тут нет. У эльфов есть одна древняя распря, которую уладить никак нельзя.
   Это непреодолимая пропасть, которая лежит между могущественными и слабыми.
   Теперь Рена поняла, к чему клонит ее брат. И зачем ему эти украшения.
   — Разница между могущественными и слабыми состоит не столько в богатстве и владениях, сколько в магии! — выпалила она, не дожидаясь, пока Лоррин все объяснит. — Могущественные маги буквально держат в рабстве тех, у кого магия слабая. Нет, это даже хуже, чем рабство! Через эту пропасть никакой мост не перекинешь: слишком застарелые тут обиды, слишком тяжкие раны!
   Меро кивнул.
   — Пока могущественные лорды могут принуждать слабых к повиновению с помощью магии, эта пропасть со стороны незаметна. Так что не думаю, чтобы хоть кому-то из сильных магов пришло в голову попытаться примириться с теми, кого они угнетают.
   — Среди тех, кого угнетают, большинство — женщины, — добавил Лоррин.
   — А что было бы, если бы вдруг магия перестала действовать на тех, у кого своей магии нет? Что, если бы среди этих несчастных внезапно распространилась мода на филигранные украшения? И что, если бы они обнаружили, что, пока эти украшения на них, магия на них не действует?
   — А что, если эти вещи попадут в руки людей-рабов? — вмешалась Шана, возбужденно сверкая глазами. — Как ты думаешь, Лоррин, слабые эльфы действительно восстанут против своих господ, если будут знать, что магия против них бессильна?
   — Почему же только слабые? Подумай обо всех недовольных сыновьях, которым ничего не остается, как повиноваться воле отцов, даже без надежды на наследство! — заметил Кеман. — Они скучают, они умирают от безделья и тоски. Они устали выполнять дурацкие мелкие приказы, словно привилегированные рабы! Я был среди них, когда разыскивал тебя, Шана. Вспомни Дирана! И подумай о том, что, даже если Диран был худшим из эльфов, найдется еще добрая сотня таких, как лорд Тилар, которые почти так же жестоки к своим детям! Если бы эти молодые эльфы получили защиту от магии отцов, среди них набралось бы порядочное число таких, кто не ограничился бы простыми проказами!
   — А пока лорды разбираются с восстанием своих вассалов, неповиновением жен и детей, с волшебниками они ничего сделать не смогут! — заключил Лоррин. — Вот это и есть мой план. Мы с Реной отправимся домой. Я пойду бродить по городам и выискивать обиженных вассалов и недовольных наследников. А Рена вернется к отцу, наплетет что-нибудь насчет того, что я силой увез ее с собой, и снова войдет в круг знатных дам — но только теперь она станет носить эти украшения. Я думаю, надо их посеребрить, чтобы скрыть, что они железные. Так никто, кроме их владельцев, не заподозрит, в чем их сила. Выглядят они достаточно экзотично, чтобы войти в моду. Женщины без ума от всего нового.
   Рена печально кивнула. Лоррин обернулся к ней.
   — Единственная проблема в том, что для тебя это может быть очень опасно. Если не хочешь — не ходи. Тобой я рисковать не стану.
   Взгляд юноши был серьезен, лицо хмурое.
   — Если ты согласишься, все пойдет куда лучше, но я и один управлюсь.
   — Пока не попадешься, — мрачно заметил Меро. — Нет, тогда уж и я с тобой.
   — И я тоже! — Рена вызывающе вскинула голову. — Я думаю, ты прав. Вот уж чего лорды не ждут, так это восстания среди женщин!
   Она на миг призадумалась. Ей вспомнилась та давняя ночь, когда она лежала без сна в своей комнате и представляла себе свое унылое будущее — жизнь полурабыни, замужем за круглым идиотом. Что бы она сделала, знай она тогда, что есть возможность защититься, противостоять воле отца? Что бы она ответила отцу, если бы знала, что он не сможет лишить ее разума?
   Нет, отец, конечно, мог бы прибегнуть и к физической силе. Но с этим тоже можно что-нибудь сделать. А если бы ее мать могла надеть на него железный ошейник — ночью, когда он спит…
   «Мама!»
   — Я вернусь хотя бы затем, чтобы помочь маме, — внезапно сказала Рена. — Я должна это сделать, Лоррин! Погоди, дай подумать…
   Она прикрыла глаза, приводя свои мысли в порядок.
   — Надо выяснить, стало ли известно, что я тоже сбежала вместе с тобой, — сказала она наконец. — Если никто про это не знает, я могла бы начать навещать своих «подружек» — чем дальше от нашего поместья, тем лучше.
   Я покажу им свои драгоценности, скажу, что это мне подарили к свадьбе, и намекну, где можно купить такие же.
   Я буду оставаться не дольше чем на день. Мужчины никогда не интересуются, кто гостит в будуарах их жен. К тому же они все равно не помнят женщин по имени. Если не застревать надолго, это будет вполне безопасно.
   Лоррин кивнул. Меро тоже. Одобрительный взгляд Меро придал ей храбрости и заставил продолжать:
   — Скоро эти украшения войдут в моду, так что дальше все пойдет само собой и без меня. Тогда я отправлюсь домой.
   Лоррин запротестовал было. Рена подняла руку, заставив его умолкнуть.
   — Я скажу отцу, что ты меня похитил, как ты и предлагал. Ему стоит только использовать простейшее заклинание, и он сразу увидит, что я чистокровная эльфийка.
   А тогда я сделаюсь важной особой, Лоррин! Ведь я — единственная его настоящая наследница! Я могу даже сказать, что ты именно поэтому меня и похитил — чтобы шантажировать его через меня. А потом я смогу передать матери эти украшения, и мы убежим вместе.
   — Единственный вопрос, который приходит мне в голову: стоит ли устраивать организованное восстание? — спросил наконец Лоррин, обращаясь к Шане.
   — А как же иначе? — ответила Шана. — Как только секрет этих украшений станет известен, — а это уж как-нибудь да просочится, — могущественные лорды примутся искать способ преодолеть эту защиту. И они смогут сделать это, если переловят обладателей украшений поодиночке.
   Рена прикрыла глаза и прикусила язык, стараясь не выказать своего страха. Это тебе не роман, не мечты в садике! Это настоящее, такое же настоящее, как их путь, лежащий через горы, как коврик под ногами. Когда они уйдут отсюда и вернутся в земли эльфийских лордов, ей будет угрожать настоящая опасность. Она может погибнуть. И Лоррин.
   «И Меро тоже. А он ведь не колеблется!» Ледяная рука стиснула ей сердце, в горле застрял ком холодной глины, живот словно бы налился свинцом. Неужто она только вчера любовалась луной вместе с Меро и думала, что впервые в жизни наконец-то счастлива? А теперь…
   «Теперь мы рискуем всем».
   Но что ей еще остается? Ведь иначе все, через что ей пришлось пройти, пропадет втуне!
   На краткий миг, пока Рена боролась со страхом, в ней проснулся какой-то чужой трусливый голосок. Она испытала искушение поступить как трусиха — как настоящая себялюбивая трусиха. В конце концов, она ведь не воин, не героиня, как Шана! Она могла бы вернуться к отцу и рассказать ему все, что знает. Он не только примет ее с распростертыми объятиями — он ее вознаградит, щедро вознаградит! Он даст ей все, чего ей захочется. Она получит все, о чем мечталось: свой уютный домик, где она будет полной хозяйкой, книги, музыку, платья и украшения и свободу делать все, что захочется. Эти полукровки, эти драконы — кто они ей? Почему она должна хранить верность им, когда, вернувшись к своему народу, она может получить все, чего ей хотелось?
   Но искушение умерло, едва успев оформиться в связную мысль. Разве это будет настоящая свобода? Она по-прежнему будет скована — законами, обычаями. Может, ее и не заставят выйти замуж за придурка, но она по-прежнему будет не вольна в своем сердце.
   Но, главное, это будет подло! Ведь все это кукольное счастье будет куплено кровью.
   Она поступит так же, как худшие из ее сородичей. А может, и хуже. Их поместья выстроены на крови и трупах рабов и вассалов. А ей придется заплатить кровью тех, кто звал ее сестрой и другом.
   Нет.
   Может, она и трусиха, но предательницей она не станет.
   Разговор продолжался, но это было неважно. Все равно сейчас она ничего полезного сказать не могла. Рена усилием воли подавила страх, подступающий к горлу, и принялась слушать, стараясь выглядеть спокойной.
   До границы земель волшебников несколько дней пути.
   Так что у нее будет время, чтобы набраться мужества.
***
   Кеману не сиделось на месте. Остальные все никак не могли наговориться, а Кеман уже устал от разговоров. Возможно, они так болтливы от возбуждения — Кеман не раз замечал, что, если какая-то тема волнует людей, они не успокоятся, пока не разберут ее по косточкам. Но когда разговор в десятый раз пошел по тому же кругу, Дирик заявил, что все они слишком устали, чтобы соображать как следует. Он отправил их в шатер Джамала, который освободили для них, потому что новый военный вождь — это была женщина — оказалась вполне довольна своим собственным шатром и никуда переселяться не собиралась.
   Кеман очень обрадовался, увидев, что теперь каждому из них досталась отдельная комнатка. Шатер освободили от вещей прежнего хозяина и устлали удобными тюфяками и подушками.
   «Должно быть, это Кала позаботилась, — думал Кеман, оглядывая свою комнатку. — Наверно, она занималась этим, пока мы там болтали. Изумительная женщина! Они с Дириком удивительно подходят друг другу…» Вот бы найти себе такую подругу, как Кала!
   Кеман улегся на тюфяк и, весь обратившись в слух, принялся нетерпеливо ждать, когда прочие обитатели шатра уснут. Вряд ли Меро с Шейреной отправятся гулять под луной. Только не сегодня. Если они так же устали, как он…
   Хотя кто их знает. Им ведь не довелось сражаться.
   Разве что им пришлось усмирять Джамала, пока он боролся с Мире…
   Однако постепенно разговоры и шаги затихли.
   «Наконец-то!» Ему непременно надо было выбраться наружу. Дора небось уже с ума сходит. И еще он был ужасно голоден.
   Можно, конечно, избрать самый легкий путь: попросить себе парочку коров пожирнее, но Кеману этого не хотелось. Люди и так уже его боятся, а если они увидят, как он ест…
   Кеман выскользнул из погруженного в темноту шатра, пробрался через лагерь, неслышно, как кот, перебегая из тени в тень с проворством хищного зверя. Луны сегодня не было — и это очень кстати. На улице — никого: взбудораженные люди сидели у себя в шатрах, обсуждая сегодняшние события.
   Кеману было немного жаль их. Железный Народ привык во всем подчиняться обычаям, а сегодня случилось много такого, что не укладывалось ни в какие рамки обычаев. Должно быть, они сейчас так же растеряны, как если бы проснулись на леднике, на горной вершине или посреди моря.
   Ну да, не каждый день у тебя над головой дерется пара драконов. А потом они увидели, как оба дракона обернулись людьми — и к тому же один из них оказался старым знакомым! А потом обнаружилось, что твой военный вождь был в заговоре со вторым драконом и собирался втянуть тебя в войну с демонами, а твой жрец был в заговоре с первым и хочет теперь вступить с демонами в союз. Бедолаги… Неудивительно, что шатры гудели от голосов, и голоса по большей части были сердитые…
   «И все же, кажется, Дирик сумел их убедить. Если бы Шана прямо попросила его оказать помощь в борьбе с эльфами, проблем было бы больше, но, думаю, в нынешних обстоятельствах Дирик сумеет успокоить своих людей».
   А самому Кеману теперь придется поставить перед выбором Дору. Не хотелось ему делать это так скоро, но что остается?
   «Ей придется выбирать: вернуться в свое Логово или…» Или что? Отправиться с ним?
   Но что ему оставалось?
   «С ее помощью мы сможем быстро добраться до Цитадели. Шейрена достаточно легкая, чтобы Каламадеа смог нести ее вместе с Лоррином. Но без Доры… Без Доры все равно придется несколько раз летать туда-обратно, потому что я двоих зараз долго нести не смогу. Это займет много времени, а времени нет…» И потом, так или иначе, поутру им шестерым придется покинуть лагерь. А Доре все равно рано или поздно пришлось бы открыться — так почему бы не теперь? Нельзя же вечно прятаться!
   Он остановился рядом со стадом и принялся осторожно нащупывать присутствие Доры.
   «Я тут. На краю стада».
   Ну что ж, скрываться ему больше не надо. И объяснять пастухам, что он тут делает, Кеман тоже не собирался. Он медленно сменил облик. Из-за усталости это далось довольно болезненно. Кеман тяжело поднялся в воздух.
   Мышцы болели, суставы похрустывали.
   Мгновением позже Дора присоединилась к нему. Они молча полетели дальше вместе. Дора направилась к невысоким холмам за лагерем.
   К изумлению и радости Кемана, у нее там было припасено несколько свежеубитых оленей. Драконица терпеливо ждала, пока Кеман утолял голод.
   — Уф-ф! — сказал он, когда наконец наелся настолько, что уже мог соображать. — Это было очень кстати. Спасибо.
   — Я знаю, — серьезно ответила Дора. — Кеман, я.., я даже не знала, что думать, когда увидела эту чужую драконицу! А когда она заговорила.., и вы начали драться.., я так тревожилась за тебя!
   Она говорила с запинкой, словно не меньше Кемана боялась высказать свои чувства.
   — Я хотела тебе помочь, — продолжала она, — но не знала, как.
   — Ты ничего не смогла бы сделать, — коротко ответил Кеман. — Мне кажется, Мире недолюбливала меня с самого детства. И это переросло в ненависть задолго до того, как мы с тобой встретились. Что бы ты ни сделала, это лишь оттянуло бы неизбежную развязку.
   — О-о… — Дора сникла. — Все, что я могла придумать, — это что ты, наверно, проголодаешься…
   — Да, я был очень голоден. Спасибо тебе.
   Кеман присел на задние лапы, думая, что сказать теперь. Ну что ж, лучше выложить все сразу…
   — Завтра мы улетаем.
   Дора вскинула голову, глаза ее расширились.
   — Это из-за того, что сказала твоя сестра? Про эльфов и про твоих друзей-волшебников?
   — Врать ей было незачем, а правда ей была очень даже выгодна. Так что следует предположить, что она сказала правду, — ответил Кеман. — Нам надо вернуться. Шане следует разобраться с волшебниками, на случай, если эльфы все же нападут. А Лоррин и Рена думают, что смогут посеять раздор в рядах эльфов. Но времени у нас мало.
   — Значит, ты улетаешь… — Вид у Доры был такой, словно она раскусила что-то горькое. — Я обещала помочь тебе бежать, но ты, похоже, больше не нуждаешься в моей помощи…
   Неужели ее тревожит только это?
   — Нуждаюсь. И больше чем когда бы то ни было, — сказал Кеман. — Если ты согласишься нам помочь и позволишь Шане лететь на тебе, мы сможем добраться куда быстрее. А без тебя нам с Каламадеа придется возвращаться несколько раз.
   Дора посмотрела в глаза Кеману.
   — Ты хочешь, чтобы я.., ты просишь меня выдать себя?
   Кеман кивнул.
   — Дора, тебе все равно придется это сделать рано или поздно. Иначе ты можешь прямо сразу возвращаться домой. А какой смысл? Я все равно расскажу про вас в своем Логове. И наши драконы отправятся вас разыскивать. И ты ведь тоже расскажешь своим про то, что здесь, на севере, есть другие Логова! Рано или поздно нашим Родам все равно придется встретиться. Так что покажешься ты моим друзьям или нет, это уже ничего не изменит.
   Но Дора выглядела смущенной.
   — Наши законы запрещают нам показываться двуногим в своем истинном обличье!
   Кеман фыркнул.
   — Мои двуногие все равно уже знают, кто мы такие.
   А что касается Железного Народа, тут за нас обо всем позаботилась Мире. Как говорят мои двуногие друзья, что толку запирать конюшню, когда лошадь сбежала? Так что твое появление ничего не изменит.
   Дора вздохнула.
   — Я говорила, что хочу помочь тебе…
   — Но не моим друзьям?
   Она кивнула.
   — Ничего не могу поделать, — призналась она. — Очень трудно думать о них как о разумных существах.
   — Ну надо же когда-то начать! — мягко возразил Кеман. — А то будешь как эльфы, которые не считают разумными существами никого, кроме себя. Или как Мире, которая ко всему, что не есть дракон, относится как к своей законной добыче.
   — Нет, я не хочу быть такой, как они! — запротестовала Дора, дернула шкурой и отвернулась. — Особенно такой, как твоя сестра…
   — Тогда помоги нам, Дора, — сказал Кеман. Голос его внезапно сделался усталым. Нет, не умеет он убеждать.
   Куда ему до Шаны… Или до Лоррина. — Не мне, а нам, нам всем.
   Драконица по-прежнему смотрела в сторону.
   — Мне надо это обдумать, — медленно произнесла она. — Пока больше ничего сказать не могу.
   — Ладно, — вздохнул Кеман. Больше тут говорить не о чем. Не может же он принудить ее силой! Он мог бы сказать ей, что она ему очень, очень нравится — но это тоже было бы своего рода принуждением, и прибегать к нему Кеману не хотелось.
   Так что молодой дракон только потянулся, разминая ноющие мышцы, и собрался снова взлететь, чтобы вернуться в шатер и наконец-то улечься спать.
   — Спасибо за все, что ты уже сделала, Дора, — сказал он, расправляя крылья. — Я действительно очень это ценю. И помни: мы улетаем завтра, вскоре после восхода.
   — Я.., я запомню, — негромко ответила Дора. Сама она взлетать, похоже, не собиралась: ее крылья были свернуты и прижаты к бокам. — Спокойной ночи, Кеман.
   — Спокойной ночи, Дора.
   Молодому дракону хотелось сказать еще многое, но он заставил себя промолчать. Пусть сама решает. Дракон взмыл в черное небо, усеянное звездами, и медленно, устало полетел обратно к лагерю. С высоты фонарики, горевшие возле шатров, были похожи на звезды, которые попадали с неба и расположились концентрическими кругами на земле.
   Быть может, он видит это все в последний раз. Завтра они вступят на неизвестную территорию. Ведь Лоррин, Меро и Рена будут не единственными, кто отправится в эльфийские земли. Надо же кому-то устроить лавки, где будут продаваться эти посеребренные железные украшения. Для волшебников это было бы чересчур опасно…
   А вот дракону-оборотню — в самый раз.
   Есть и еще один выход. Кеман не стал говорить об этом Шане, чтобы не будить преждевременные надежды. Но теперь, когда Мире больше не стоит у него на пути, он вполне может вернуться в старое Логово и привлечь на свою сторону новых драконов. На самом деле ничто не мешает ему отправиться и в другие Логова. И тогда все бывшие мятежники, кто захочет, смогут обернуться двуногими и отправиться в эльфийские земли, чтобы открыть там эти «ювелирные лавки», потому что их место в Цитадели займут новые драконы, которые станут помогать волшебникам организовать оборону. И вовсе не обязательно драконам оборачиваться эльфами — можно и людьми-рабами: все равно ведь в лавках торгуют только рабы. А уж от толстых, довольных собой и жизнью рабов-торговцев ни один эльфийский лорд подвоха не ждет!