Нортон Андрэ. Гаран вечный

   Дандэн вскочил, но Трар удержал его за руку.
   — Он говорит справедливо. Спроси его, почему он не выполнил требование.
   Пока Дандэн колебался, Гарайн наклонился через стол, швыряя слова, подобно оружию, прямо в холодное его лицо.
   — Я признаюсь, что люблю Трэлу — люблю ее с той минуты, как увидел на ступеньках шахты моргелей в Подземельях. С каких пор любовь к тому, кто не может принадлежать тебе, является преступлением — если ты не пытаешься отнять его?
   Трар выпустил руку Дандэна, его золотистые глаза блеснули.
   — Если ты любишь Трэлу — требуй ее. Это твое право.
   — Разве я не знаю, — Гарайн повернулся к нему, — что она принадлежит Дандэну? Когда Трэн высказал свою волю насчет нее, он не знал, что Дандэн выживет. Неужели я унижусь до того, что стану принуждать ее к нежелательной для нее сделке? Позвольте ей идти к тому, кого она любит…
   Дандэн мертвенно побледнел, его руки, все еще лежавшие на столе, задрожали. Лорды Народа один за другим выскользнули из комнаты, оставив их вдвоем.
   — А я думал приговорить тебя к смерти, — прошептал Дандэн хрипло, как будто слова выходили между сухих губ. — Гарайн, мы думали, что ты знаешь — и все-таки отказываешься от нее.
   — Что я знаю?
   — Что я — сын Трэна и брат Тралы.
   Пол закачался под ослабевшими ногами Гарайна.
   — Какой же я дурак, — медленно произнес американец.
   Дандэн улыбнулся.
   — И какой благородный дурак! А теперь иди к Трэле, которая заслуживает того, чтобы услышать обо всей этой путанице.
   Гарайн, на этот раз с Дандэном, прошел второй раз по коридору, чтобы откинуть золотистые занавеси и предстать перед Дочерью. То, что она прочла в лице Гарайна, заставило ее вскочить с подушек и броситься в его объятия. В словах они не нуждались.
   С этого часа началась жизнь Гарайна в Тэйве.

ЛОРД Ю-ЛАКА

   Часто я (бывший Гарайн Фитерстон из мира по ту сторону Туманного Барьера, а ныне Гаран Пламени; муж Лучезарной Леди, Трэлы, Дочери Древних Существ) слышал полузабытые легенды об этой царственной расе, которая прилетела с умирающей планеты через пустоту пространства, чтобы приаемлиться на антарктическом побережье нашего молодого мира и выжечь здесь гигантский кратер Тэйв для будущего своего жилья.
   Время от времени, как мне рассказывали, они возобновляли энергию их рода, приглашая определенных людей из мира по ту сторону барьеров, которые они воздвигли. Я был одним из таких приглашенных. Ноя пришел поздно и в смутное враля. Ибо зло пришло в кратер, и конфликт расколол порознь жителей кратера. Теперь из-за этого разгрома, который мы нанесли с помощью поруганной природы Кипте, Лорду Черного Пламени, и его приверженцам, из Древней Расы осталось только двое: моя жена и ее брат.
   В момент своего низвержения Кипта сделал несколько непонятных обещаний насчет нашего неопределенного будущего, а также несколько насмешливых упоминаний о далеком прошлом, которые меня заинтересовали. Ибо он сказал, что мы трое — Трэла, Кипта и я — были связаны вместе. Мы жили и сражались в далеком прошлом, и снова будем жить и сражаться в далеком будущем.
   Трэла рассказала мне историю Гарана, который лежит в Пещере Спящих. Но задолго до него — очень задолго — были и другие.
   Поэтому, когда я спросил Дочь о словах Кипты, она привела меня в одну из странных шарообразных комнат, где были зеркала видения, вделанные в столы. Она села на скамью, покрытую пОдушками, потянув меня вниз рядом с собой.
   — Мы пришли издалека во времени и пространстве, любимый, — мягко сказала она, — но все же не настолько издалека, чтобы я не могла вспомнить начало. А ты помнишь?
   — Нет, — ответил я, глядя на зеркала. Она вздохнула.
   — Может быть, это справедливо: то была моя вина — мне и нести груз памяти. То, что мы сделали, мы двое, в великом городе Ю-Лаке на исчезнувшем мире Кранда, легло между нами надолго — очень надолго. Теперь, наконец, это ушло, но я боюсь вызвать это снова.
   Я резко встал.
   — Тогда оставим.
   — Нет! — она схватила мою руку. — Мы дорого заплатили, три раза мы платили за это. Один раз в Ю-Лаке и дважды в Пещерах. Наше несчастье ушло, и мне хочется снова увидеть самое замечательное событие, которому я когда-либо была свидетельницей. Смотри же, мой Лорд!
   Она подняла свои тонкие руки над зеркалом. Оно затуманилось.
   Я стоял на причудливо изогнутом балконе из опалесцирующего камня, покрытого замысловатой резьбой, и смотрел вниз, еще не вполне проснувшись, на фантастический город. В розовом небе, странном для моих полуземных глаз, но все-таки близком, появились первые золотистые полосы близкого рассвета. Ю-Лак Могущественный лежал подо мной, а я был Лордом Гараном, Маршалом Императорских Воздушных Сил, пэром Империи.
   По рождению я не имел права ни на этот титул, ни на должность, так как моя мать была придворной дамой, а отец — офицером. Они нарушили закон, запрещающий брак между различными кланами и кастами, и поженились тайно, и так обрекли меня с самого рождения быть одним из государственных воспитанников и нижайшим из низших.
   К счастью для меня и таких же неудачников, подобных мне, Император Форс, когда он взошел на Розовый Трон во Дворце Света, издал декрет, позволяющий государственным воспитанникам служить в армии. Я сделал свой выбор в пятнадцать лет и подчинил себя военному мечу.
   Жизнь была тяжелая, но это избавляло от худшей участи и, имея некоторое честолюбие и одаренность, несомненно унаследованные от моего отца, я шаг за шагом поднимался вверх. Через четырнадцать лет я стал Маршалом Императорских Воздушных Сил и военным лордом, произведенным собственной рукой Императора.
   Но солдат, стоявший на балконе и глядевший вниз на удивительную красоту утреннего Ю-Лака, не был ни счастлив, ни доволен Все его с трудом завоеванные почести значили для него не более, чем многочисленные шрамы на его теле. Ибо он осмелился (хотя ни один человек не знал этого) поднять глаза и отдать сердце одной, столь же далеко стоящей над ним, как красное солнце Кранда находилось далеко над желтыми полями.
   Я, ветеран бесчисленных пограничных стычек и рейдов, был подавлен и томился, как мальчишка и самый неоперившийся рекруг, беспокойно дремлющий в казармах под моей башней. Хотя в течение дня я решительно изгонял свое нечестивое стремление, ночью и на рассвете моя память и сны выходили из-под контроля, как ни страдал и не старался я держать их в узде.
   Подобно жрецам, кающимся в великом храме Оуна, я терзал себя воспоминаниями, которые причиняли куда более невыносимое страдание, чем любая телесная рана. Среди моих товарищей я слыл закаленным воином, с холодным сердцем и не интересующимся ничем, кроме неотложных дел моего ведомства.
   Три года — Великий Оун, неужели это было так давно? Тогда я командовал флагманским кораблем Императора, трижды счастливым судном, которое было выбрано перевезти ЛедиТрэлу из ее храмовой школы в Торане в хрустальный дворец ее отца, венчавший центральный холм Ю-Лака.
   Имперская Принцесса была окружена бесчисленными придворными ее свиты, но одной благословенной ночью она ускользнула от них всех и вошла в контрольную кабину, где я — несомненно по указанию Свыше — остался дежурить в одиночестве. Когда прошел наш украденный час, она была для меня не Имперское Высочество, а Трэла.
   С тех пор я видел ее дважды. Один раз в тот день, когда я преклонил колено перед Императором, получая от него жезл моего звания, и осмелился поднять глаза на золотой трон по его правую руку. А второй? Это было в императорских садах удовольствий, где я ожидал аудиенции. Она прошла мимо с ее дамами. Кто я такой, с выжженным на плече военным клеймом, чтобы смотреть на Несравненную Особу?
   Касты на Кранде были строго разграничены. Человек мог высоко подняться в какой-нибудь одной, но не мог перейти в другую. Крестьянин мог стать лордом страны и дворянином, но никогда ни он, ни его сыновья не могли служить при дворе и во флоте.
   Так же военнослужащий, даже если он рожден с титулом, не имел права жениться на дочери Ученых. Они были нашими правителями и великими дворянами, находящимися бесконечно выше обычных людей по объему своих знаний. Они обладали огромной способностью так же использовать и подчинять своей воле людей и природные силы, как я властвовал над безмозглыми рабами на полях, этой субчеловеческой рассой, которую Ученые создали в лабораториях. Они были особой расой, благословенной — или проклятой — со сверхчеловеческими силами.
   Однако Трэла была моей возлюбленной, и все декреты Императора и цепи древних обычаев не могли ни уничтожить этого факта, ни стереть образ Трэлы из моего сердца. Я думаю, что так и закончил бы свою жизнь, довольствуясь лишь поклонением ей в моих снах, но Судьба совершенно иначе решила будущее всех ничтожных человеческих созданий, которые ползали по шару, каким был Кранд.
   В это утро я недолго предавался жалости к себе и беспомощным желаниям. Крошечный колокольчик зазвенел в комнате позади меня, давая знать, что кто-то желает войти в мою спальню. Я подошел к диску на стене и провел по нему рукой. На его полированной поверхности появилось изображение моего адъютанта, молодого пройдохи, Анатана их Хола.
   — Войди, — сказал я в отверстие трубки, помещавшейся рядом с диском, таким образом своим голосом открывая дверь.
   — Привет, бездельник, в какую стычку ты опять впутался? — спросил я, привыкший принимать с раннего утра кающегося, но виновного молодого офицера, являвшегося ко мне, чтобы я вытащил его из какого-нибудь затруднительного положения, в которое он попадал из-за беспечности и юношеской храбрости.
   — Как ни странно, — ответил он весело, — ни в одну. Хвала Оуну. Но внизу ждет посыльный из дворца.
   Несмотря на все мое самообладание, пульс у меня ускорился.
   Я снова повернулся к вызывающему диску и приказал писарю во внутренней канцелярии заверить посыльного, что я приму его, как только должным образом оденусь.
   Анатан сам разложил мой мундир и снаряжение, пока я плескался в ванной. Одновременно он болтал о сплетнях и слухах в казармах и при дворце.
   — Лорд Кипта приехал нанести нам визит, — сказал он. Я уронил тунику, которую уже взял в руки.
   — Кипта из Кума? — спросил я резко, надеясь, что мое смятение не будет замечено.
   — Какой же еще? Существует один только Кипта, о котором я знаю. — Его внезапно округлившиеся невинные глаза не обманули меня.
   Анатан, несмотря на все его легкомысленные разговоры и манеры, всегда был верен мне, и я не боялся, что он изменит мне теперь. Ник кому я не чувствовал такой ненависти, как к Кипте из Кума, который имел силу раздавить меня как насекомое и который сумел бы быстро использовать эту силу, узнай он когданибудь о моих истинных чувствах к нему.
   В каждой груде фруктов всегда найдется одни плод, который мягче и более склонен к гниению, чем другие — и если этот самый плод не убрать, он со временем испортит и остальные. По моему мнению, хозяин Кума как раз и был таким гнилым плодом среди Ученых.
   Он не общался более с членами своей касты, а жил замкнуто в высокой мрачной каменной цитадели своего темного, продуваемого ветрами города, проводя здесь тайные эксперименты в своих лабораториях, находящихся далеко под поверхностью Кранда. В чем именно заключались эти эксперименты, никто из Ученых не мог сказать, но я имел свои подозрения и они были не из приятных. У всех знаний существует как темная, так и светлая сторона и, если слухи были справедливыми, Кипта поворачивался к мраку гораздо чаще, чем к свету. Я слышал рассказы и даже записал один или два, но без доказательств что я мог сделать? Лорд Кипта был Ученым по рождению, а я был государственным воспитанником, который из-за благосклонности Императора добился некоторой известности и положения. Если я хочу сохранить и то и другое, или даже свою жизнь, мне лучше бы было забыть смутные истории.
   Кипта был весьма популярен у определенной категории офицеров моего корпуса. Время от времени он щедро принимал гостей, и его кошелек был всегда открыт для тех, кто временно испытывал финансовые затруднения. Но мой подозрительный ум рассматривал это как желание Кипты сделать как можно больше военных обязанными ему. Я всегда очень вежливо благодарил егоза многочисленные приглашения, но ссылался на неотложные дела. Глядя на меня, Анатан и лучшие из его товарищей поступали так же.
   Однако, случалось не часто, чтобы Хозяин Кума покидал высокую главную башню. Он предпочитал приглашать компанию к себе, а не искать ее вне своей крепости. Но в прошлом месяце был сбор Ученых Ю-Лака, и он, несомненно, был вызван Императором присоединиться к ним.
   Если он приехал занять свое место среди пэров, то его не ожидали так рано, я об этом знал. Как Командующий Аэропортом Ю-Лака, я не получил предупреждения о его приезде, чтобы я мог приготовить стоянку для его личного корабля среди прогулочных и походных судов семьи Императора. Его внезапное, необъявленное прибытие означало неприятность для любого человека, подумал я с беспокойством.
   Я, застегнул пряжку на украшенных драгоценными камнями чешуйчатых доспехах, служивших больше для церемониала, чем для защиты, и защелкнул замок перевязи для меча. Взяв из рук Анатана серебристый военный плащ, я оставил апартаменты.
   Лестница, которая вела из личной резиденции к служебным кабинетам, вилась изящной крутой спиралью вокруг центрального стержня конусоподобной банийи. Ее стены были цветасто украшены фресками со стилизованными сценами войны и охоты — занятий, всегда соединяющихся воедино в умах моей расы. Но тут и там в гладкую отделку окрашенной поверхности были глубоко вделаны обзорные зеркала, так что идущий мог бы в мгновение войти в контакт с любой частью громадной военной базы, сердцем которой была коническая башня.
   Мне интересно было проверить подготовленность моих младших офицеров, пока я шел. Я мельком увидел один из почти устаревших верховых отрядов, возвращавшийся с ранних утренних маневров. Люди ехали верхом непринужденно, их маленькие, покрытые чешуей животные, жаждущие приюта конюшен, волочили тяжелые бронированные хвосты по пыли учебного плаца. Таких отрядов осталось только два, и у них были необременительные обязанности: быть стражами Императора, когда он путешествовал по стране.
   Торговля в лице разделенных границей купцов первой продемонстрировала выгоды пересечения наших переполненных островами морей и горных стран быстрым безопасным воздушным транспортом. Военные вскоре последовали их примеру. Пехота и отряды всадников были поспешно расформированы; высокомерные и всемогущие Воздушные Силы расширили и укрепили свое положение за одно десятилетие. Военно-морской флот исчез из пришедших в упадок гаваней Кранда, исключая горстку судов, гниющих, хотя они качались на якорях, что могли удостоиться титула, который гордо носили когда-то полмиллиона военных кораблей.
   Довольное выгодами и превосходством, которое оно похитило у сил защиты, Воздушное Министерство пыталось, как я сначала подозревал и мог теперь доказать, установить непоколебимую монополию. Какую дикую цель они поставили перед собой, знал только Оун, и все же, вопреки всем предупреждениям, правители Кранда отказывались вмешиваться.
   Я нет-нет, да трогал пальцами рукоятку своего меча, пока шел. Люди давно уже не пользовались металлом, чтобы разрешать свои страсти и ненависть; оружие, которое я носил, было лишь приятной игрушкой, символом моего ранга. На войне использовались более искусные вооружения: жидкости, которые сжигали и замораживали, смерть, которая скручивала сам воздух вокруг жертвы. А ужасы, и во сне не снившиеся большинству рода человеческого, разрабатываемые в различных лабораториях. Выскочившая вспышка — какой человек может предвидеть результат? И этот сбор Ученых в Ю-Лаке. Ни одно дикое племя на границе не было охвачено мятежом, пять великих наций много лет жили в мире. Однако, я волновался, и моя рука невольно касалась рукоятки меча для большей уверенности, хотя говорят, что нет лекарства против страха.
   Посыльный из дворца, изящный молодой человек, прикрепленный к охране Императора, нетерпеливо ожидал моего появления.
   — Трон желает присутствия достопочтимого Лорда Гарана, — официально изложил он — Он будет иметь честь присутствовать в Зале Девяти Принцев в третьем часу.
   — Слышать — значит повиноваться как этому, так и всему другому, — пробормотал я стандартный ответ, требуемый от получателя императорского послания.
   Он преклонил колено и коснулся пола передо мной в знак приветствия.
   В третьем часу? Тогда у меня еще есть время съесть завтрак, прежде чем я должен буду пойти. Взяв Анатана под локоть, я пришел в столовую, которая располагалась внутри башни. Мы заняли два сидения у полированного стола, который тесно прижимался к стене. Анатан дважды нажал крошечную кнопку на конце стола. Стенная панель, обращенная к нам, опустилась назад, и выскользнули чашки с едой. Пища была приятного вкуса и чрезвычайно питательная, но так приготовлена с искусственными окрасками и привкусами, что ни один не мог сказать, каково естественное происхождение того или иного блюда. Этот обычай, введенный жителями сверхцивилизованного города, мне никогда не нравился, и я тосковал по грубой, но для меня более сочной пище, какую подавали в пограничных лагерях или в маленьких деревенских гостиницах Горожане, пресыщенные всем, что могла предложить им утонченная жизнь, разучились радоваться жизни. На их наполненные ароматом «дворцы удовольствий» крепкий деревенский люд смотрел с праведным ужасом. И, если те многочисленные рассказы, которые мы слышали, были обоснованы, тайная полиция могла действительно найти многое, что ее заинтересовало бы в одном из этих прекрасных, почти сказочных замков.
   Как бы читая мои-мысли, Анатан прервал молчание.
   — В квартале Сотан появился новый «дворец».
   — Итак, — снисходительно заметил я, — ты наткнулся на него прошлой ночью?
   Он покачал головой с притворной печалью.
   — Он не для таких, как я. Я шел мимо и видел, как туда вошел Кандон из Стала, а у двери стояли охранники Лорда Пэлкуна.
   — Видимо, крупная игра?
   Я удивился, когда он назвал имена двух самых богатых и влиятельных людей из низшего ранга Ученых, которые содержали резиденции в Ю-Лаке.
   — Это и кое-что еще. — Он усмехнулся в знакомой манере, от которой его мальчишеское лицо стало злым. — Если Лорд Гаран захочет нанести визит туда, не понадобится ли ему компаньон?
   — Когда это, щенок, я бессмысленно тратил время за занавесями «дворцов удовольствий»? Но я обещаю тебе, — добавил я легкомысленным тоном, не будучи способным прочитать будущее, — когда я войду во дворец в Сотане, то ты будешь рядом со мной
   — Договорились! Вы обещали, мой Лорд, — нетерпеливо выкрикнул он. Таким образом мы прекратили разговор, потому что я сел в одномоторный флайер, который должен был перенести меня через город к посадочной площадке за хрустальными стенами дворца Императора.

ХОЗЯИН КУМА

   Было раннее утро, воздушные линии над большей частью города не были переполнены прогулочными и деловыми судами, которые парили бы, ныряли вниз или мчались наперерез в более позднее время. Кроме одного или двух патрульных, мимо которых я пролетел, никто не пересек мне путь, до тех пор, пока я точно не развернул свой корабль, прежде чем приземлиться на площадке рядом со средним, наклонным шпилем крепости.
   Легкий, черный двухместный флайер, чьи плавные линии указывали на скорость и надежность в управлении, грубо вклинился перед носом моего корабля, пошел вниз и приземлился плоским брюхом как раз на то место, которое я наметил для себя С темпераментной речью, приготовленной для опрометчивого юнца, который так своевольно узурпировал облюбованное мной место, я посадил свой крошечный флайер рядом с блестящим черным скоростным судном. Но это был не отпрыск какогонибудь придворного, с кем я встретился лицом к лицу, когда вышел из машины. С пренебрежительной улыбкой, содержащей, помоему, более чем подозрительную насмешку, скривившей его тонкие губы, высокий Хозяин Кума задержался у начала направленного книзу откоса. На его надменно поднятой голове не было ни церемониальной короны, ни шлема, и утренний ветер трепал его кудрявые черные волосы и рвал тяжелые фалды длинного оранжевого плаща.
   Рядом с ним стоял его пилот, хмурый малый, Джеплен из Тока, который имел дурную репутацию среди боевых людей в течение многих лет. Он, по крайней мере, не претендовал на мою дружбу, а хмурился так воинственно, что его брови сошлись вместе как колючий кустарник.
   — Наш достопочтенный Лорд Гаран, — промурлыкал Кипта. — Можем ли мы отважиться поздравить победителя Тэрнана с подвигом? Джеплен проявил жестокий приступ зависти, когда вести о твоем успехе достигли нашего жалкого захолустья. Я даже удивился его полному выздоровлению. Оно полное или нет, Джеплен? — он изводил насмешками своего угрюмого офицера.
   — О, да, — проворчал тот, все время стараясь очень ясно прочесть по лицу Кипты его истинное мнение обо мне и моих действиях.
   Мое военное обучение не могло мне помочь в словесных и мысленных изгибах дворцовой речи, где могут хвалить человека фактически в лицо, в то же время сильно презирая его. Так как моя речь была всегда такой прямой, как мысли, я не любил разыгрывать придворного более, чем это было необходимо.
   — Вы оказываете мне чересчур большую честь, милорд, ответил я со всей учтивостью, какую мог собрать. — Слово похвалы от Хозяина Кума не отпускается необдуманно.
   Его опущенные веки слегка приподнялись, улыбка стала более ярко выраженной.
   — Дни, проведенные при дворе, отполировали солдата, чтобы создать из него настоящего придворного, — заметил он уже с прямой и нескрываемой насмешкой.
   Человек моей касты и ранга не досчитался бы зубов за меньшее. Положение Кипты защищало его от моего негодования, и он отлично это знал, и все же никогда прежде его враждебность не была такой открытой. Неудивительно— в моих венах кровь ускорила свой бег, — если он открыл какой-нибудь след моей деятельности и пытливого недоверия к нему. Его маска чувства товарищества слетела, и я увидел подлинное лицо человека, который пользовался этой маской для своих целей.
   Хотя мои мышцы и напряглись, я обуздал возрастающий гнев. Но когда-нибудь, если Оун позволит, я встречусь лицом к лицу с этим насмехающимся дьяволом как мужчина с мужчиной.
   — Я благодарю Хозяина Кума. — Мой ответ был таким холодным, каким я смог его сделать, но тем не менее формально вежливым.
   Он плотнее запахнул плащ вокруг своих широких плеч и резко повернулся с Джепленом по пятам. Я подождал минуту или две, пропуская их вперед, прежде чем последовал за ними по скату вниз.
   Пока я стоял здесь, меня заинтересовали плавные линии кумского флайера. Корабли были моей жизнью, и новые очертания всегда меня привлекали. Хотя я не рискнул задержаться, чтобы исследовать его внимательно, я понял, что его форма, в особенности внешний вид моторного отделения предполагала какое-то совершенно новое развитие, нечто совсем отличное от нашей самой современной конструкции.
   По-видимому, рабочие темного северного острова нашли какую-то новую форму продвижения вперед, создав в результате машину намного меньшую и более компактную, чем я когда-либо видел.
   Я неохотно оторвал себя от рассматривания, зная, что Кипта заподозрит меня, если я задержусь слишком долго. Но я решил, когда поставил ногу на откос, открыть секрет элегантного судна прежде, чем его хозяин снова быстро удалится из Ю-Лака.
   Откос кончался единственной широкой ступенькой, затем я очутился на зеленой и янтарной мостовой, которая вела в Зал Девяти Прияцев. Вздымающиеся колонны из отполированной меди поддерживали кровлю в покрытом проходе, но бока были открыты для наполненных ароматом ветров. Налево от меня четыре потемневшие колонны из тусклого зеленого камня вели в первый из удивительных садов, которые делали внутреннюю часть раскинувшейся цитадели местом чудес и наслаждений.
   Направо ступеньки, ведущие вниз, были круче, давая доступ к бронзовой площадке, где полдюжины или около этого ярко раскрашенных яликов качались на желтой, усыпанной лепестками воде одного из пяти каналов. Так как было еще рано, никто, кроме одинокого охранника, не ходил по галерее. Ни одна дама, несмотря на мои дерзкие надежды, не гуляла по дорожкам сада и не проплывала в образе лепестка по каналу. Там царила спокойная тяготящая тишина.
   Но Зал Девяти Принцев был занят, когда я вошел. Одна из самых небольших совещательных палат и приемных комнат дворца, зал был снабжен массивным столом, вырубленным из цельного бревна и обработанным знаменюым науглероживающим процессом в лабораториях Императора, так что он стал таким твердым и прочным, как вековые скалы Имуринского моря. Точно в центре у этого стола, расположенного так, чтобы сидящие за ним видели единственный вход в палату, стояло кресло из того же самого материала, а по обеим сторонам кресла — скамьи без спинок.
   Благодаря моему положению, я хорошо знал Императора и членов его всесильного совета. Ибо большая часть последних была справедливой, хотя и строгой, частью, требовавшей от своих подчиненных стойкой и абсолютной преданности и верности государству. Убедившись в моей честности, они предоставили мне почти полную свободу в моем ведомстве, требуя только полумесячные рапорты. В прошлом, с тех пор как я вступил в свою высокую должность, наши отношения были довольно дружескими, хотя никогда не становились теплее, чем допускала строгая формальность дворца.