Андрэ Нортон
Колдовской мир

ЧАСТЬ I. САЛКАРКИП

ГЛАВА 1. КАМЕНЬ

   Дождь косым занавесом закрывал грязные улицы, смывая копоть с городских стен; вкус этой копоти ощущал высокий худощавый человек, большими шагами шедший вдоль зданий, напряженно всматриваясь в подъезды и переулки.
   Два часа назад — а может, три? — Саймон Трегарт вышел из вокзала. У него больше не было причин следить за временем. Время потеряло всякое значение, а он — цель. Как преследуемый, бегущий, скрывающийся… Впрочем, он не скрывался. Он шел открыто, настороженный, готовый ко всему, расправив плечи, высоко подняв голову.
   В первые дни бегства, когда перед ним забрезжила надежда, когда он использовал звериную хитрость, каждый трюк, которому успел научиться, когда петлял и плутал, им правили часы и минуты. Теперь он шел не торопясь и будет идти, пока смерть, таящаяся в одном из этих подъездов, в засаде в каком-нибудь переулке, не встанет перед ним. И даже тогда он пустит в ход свои клыки. Сунув правую руку в карман влажного пальто, Саймон нащупал эти клыки — гладкое, ровное, смертоносное оружие, так легко улегшееся в его руке, будто оно было частью его тела.
   Безвкусные красно-желтые неоновые огни реклам отражались в залитом водой тротуаре; знакомство Саймона с этим городом ограничивалось одним-двумя отелями в центре, несколькими ресторанами, магазинами — всем тем, что обычный путешественник узнает за два посещения, разделенные дюжиной лет. Саймон держался открытых мест: он был убежден, что конец охоты наступит вечером или завтра рано утром.
   Саймон понял, что устал. Он давно не спал, подгоняемый необходимостью все время идти.
   Трегарт замедлил шаг перед освещенным входом, прочел надпись на витрине. Швейцар распахнул дверь, и человек под дождем принял это молчаливое приглашение, почувствовав тепло и запах пищи.
   Должно быть, плохая погода обескуражила хозяев. Поэтому швейцар и впустил его так быстро. А может, покрой дорогого костюма, непромокаемого пальто, едва заметное высокомерие, свойственное человеку, привыкшему командовать и встречать подчинение, — все это обеспечило ему хороший столик и быстро подошедшего официанта.
   Саймон сухо улыбнулся, пробегая глазами по строчкам меню. Обреченный получит хороший ужин. Его отражение, искаженное полированным боком сахарницы, улыбнулось ему в ответ. Длинное лицо с правильными чертами, с морщинками у глаз и губ, загорелое обветренное лицо человека без возраста. Он может быть таким и в двадцать пять, и в шестьдесят лет.
   Трегарт ел медленно, наслаждаясь каждым глотком, впитывая тепло и комфорт, расслабив если не мозг и нервы, то тело. Но расслабленность объяснялась не ложной храбростью. Наступал конец, и Саймон хорошо понимал это.
   — Простите…
   Вилка с куском мяса, которую он подносил к губам, не остановилась. Но, несмотря на полное самообладание, Саймон почувствовал, как дрогнули его веки. Он прожевал и ответил ровным голосом:
   — Да?
   Человек, вежливо ожидавший у стола, мог быть маклером, адвокатом, врачом. В нем чувствовалось профессиональное умение вызывать доверие собеседника. Саймон ожидал совсем не этого: такой человек слишком респектабелен, вежлив и правилен, чтобы оказаться… смертью. Хотя у организации много слуг в самых разных сферах.
   — Полковник Саймон Трегарт?
   Саймон разломил булочку.
   — Саймон Трегарт, но не полковник, — поправил он и добавил:
   — как вам отлично известно.
   Собеседник казался несколько удивленным: он улыбнулся вежливой, спокойной, профессиональной улыбкой.
   — Как бестактно с моей стороны! Но позвольте сразу заметить — я не член организации. Наоборот, я ваш друг — если вы этого пожелаете, конечно. Позвольте представиться. Доктор Джордж Петрониус. Могу добавить — к вашим услугам.
   Саймон моргнул. Он считал, что будущее хорошо ему известно, но на такую встречу не рассчитывал. Впервые за последние тяжелые дни в нем шевельнулось нечто похожее на надежду.
   Ему не пришло в голову усомниться в личности этого маленького человека, смотревшего на него сквозь сильные очки в такой необычно тяжелой и широкой пластиковой оправе, что она напоминала маску XVIII века. Доктор Джордж Петрониус был хорошо известен в том полускрытом мире, в котором Саймон провел последние несколько лет. Если ты «сгорел» и если у тебя, к счастью, достаточно монет, иди к Петрониусу. Тех, кто так поступил, никогда не находил ни закон, ни жаждавшие отомстить коллеги.
   — Сэмми в городе, — продолжал четкий, с легким акцентом голос.
   Саймон с видом знатока глотнул вина.
   — Сэмми? — в его голосе звучала та же бесстрастность, что и у собеседника. — Я польщен.
   — О, у вас есть определенная репутация, Трегарт. За вами организация пустила своих лучших псов. После того, как вы управились с Кочевым и Лэмпсоном, остается только Сэмми. Но Сэмми отличается от других. А вы — простите мне вмешательство в ваши личные дела — уже довольно давно скрываетесь. В такой ситуации ваша рука не становится крепче.
   Саймон рассмеялся. Он наслаждался едой, питьем, даже легкими уколами доктора Петрониуса. Но настороженность не оставляла его.
   — Итак, моя рука нуждается в подкреплении. Что же вы порекомендуете, доктор, в качестве лекарства?
   — Мою помощь.
   Саймон поставил бокал. Красная капля сползла по нему и впиталась в скатерть.
   — Мне говорили, что ваши услуги обходятся дорого, Петрониус.
   Маленький человек рассмеялся.
   — Естественно. Но взамен я гарантирую полное спасение. Доверившиеся мне получают вполне достаточно за свои доллары. Жалоб не поступало.
   — К сожалению, я не могу воспользоваться вашими услугами.
   — Истратили за последнее время свои запасы? Конечно. Но ведь из Сан-Педро вы уехали с двадцатью тысячами. Такую сумму невозможно истратить за короткое время. А если вы встретитесь с Сэмми, все оставшееся вернется к Хансону.
   Саймон сжал губы. На мгновение он стал выглядеть таким грозным, как будто перед ним стоял Сэмми.
   — Почему вы следите за мной… и как?
   — Почему? — Петрониус пожал плечами. — Узнаете позже. Я в каком-то смысле ученый, исследователь, экспериментатор. А насчет того, как я узнал, что вы в городе и нуждаетесь в моих услугах… Трегарт, вы не представляете себе, как распространяются слухи. Вы меченый человек, к тому же опасный. За вашим появлением следят. Жаль, что вы честны.
   Саймон сжал кулаки.
   — После моих действий за последние семь лет вы навешиваете на меня такой ярлык?
   На этот раз рассмеялся Петрониус, захихикал, приглашая собеседника оценить юмор ситуации.
   — Честность имеет мало общего с требованиями закона, Трегарт. Если бы вы не были честны, если бы у вас не было идеалов, вы не столкнулись бы с Хансоном. Я хорошо вас изучил и знаю, что вы созрели. Пойдемте со мной?
   Саймон обнаружил, что, оплатив счет, следует за доктором Джорджем Петрониусом. У обочины ждала машина, но доктор не назвал шоферу адрес, когда машина двинулась в ночь и дождь.
   — Саймон Трегарт, — голос Петрониуса был бесстрастен, как будто он цитировал запись, интересную только для него. — Происхождения из Корнуолла. 10 марта 1939 года поступил в армию США. Продвинулся по службе от сержанта до полковника. Служил в оккупационных войсках. Отстранен от должности, лишен звания и заключен в тюрьму за… за что, полковник? Ах, да, за связь с черным рынком. Только, к несчастью, храбрый полковник очень долго не подозревал об этих своих преступных связях. Именно это поставило вас по другую сторону закона, не так ли, Трегарт? Потеряв имя, вы решили, что можно продолжить ту же игру.
   После Берлина вы участвовали в нескольких сомнительных предприятиях, пока не оказались настолько неразумны, что столкнулись с Хансоном. Вы невезучий человек, Трегарт. Будем надеяться, что сегодня ваша судьба изменится.
   — Куда мы направляемся? В порт?
   Снова он услышал хихиканье.
   — В нижнюю часть города, но не к гавани. Мои клиенты уезжают, но не по морю, воздуху или земле. Много ли вы знаете о традициях своих предков, Трегарт?
   — Я никогда не слышал о традициях в Матачеме, штат Пенсильвания…
   — Меня не интересует шахтерский городишко на этом континенте. Я говорю о Корнуолле, который гораздо старше…
   — Мои предки из Корнуолла. Но я о них ничего не знаю.
   — У вас чистокровная семья, а Корнуолл стар, очень стар. В легендах он объединяется с Уэльсом. Здесь известен Артур, и римляне в Британии теснились в его пределах, когда их рубили топоры саксов. А до римлян здесь жили другие… многие народы, обладавшие странными знаниями. Вы доставите мне большое удовольствие, Трегарт. — Последовала пауза. Доктор как будто ждал вопроса. Когда его не последовало, он продолжал.
   — Я хочу познакомить вас с одной вашей древней традицией, полковник. Очень интересный эксперимент. А, вот мы и приехали!
   Машина остановилась перед входом в темную аллею. Петрониус открыл дверцу.
   — В этом единственное неудобство моего дома, Трегарт. Аллея слишком узка для машины. Придется идти.
   Саймон смотрел на темный вход, гадая, не привез ли его доктор к месту убийства. Ждет ли здесь Сэмми? Но Петрониус включил фонарик и водил его лучом, приглашая идти.
   — Всего несколько метров, уверяю вас. Идите за мной.
   Аллея действительно оказалась короткой. Между высокими зданиями стоял маленький домик.
   — Анахронизм, Трегарт. — Доктор достал ключ. — Ферма восемнадцатого столетия в сердце большого города. Входите, пожалуйста. Здесь всегда присутствуют призраки прошлого.
   Позже, сидя перед открытым огнем, держа в руке приготовленный хозяином коктейль, Саймон решил, что упоминание о призраках очень соответствует действительности. Доктору не хватало лишь заостренного колпака на голове и меча на боку, чтобы завершить иллюзию переноса во времени.
   — Куда я отсюда отправлюсь? — спросил Саймон. Петрониус пошевелил дрова кочергой.
   — Вы уйдете на рассвете, полковник, свободный, как я и обещал. А вот куда, — он улыбнулся, — это мы посмотрим.
   — Зачем ждать рассвета?
   Как бы вынужденный сказать больше, чем собирался, Петрониус поставил кочергу, вытер руки платком и посмотрел прямо в глаза Саймону.
   — Потому что ваша дверь откроется только на рассвете — именно ваша. Вероятно, вы будете смеяться над моим рассказом, Трегарт, пока собственными глазами не увидите доказательства. Что вы знаете о менгирах?
   Странно, но Саймон чувствовал себя довольным тем, что может ответить на вопрос. Доктор явно не ожидал этого.
   — Это камни. Доисторические люди поставили их кругом. В Стоунхендже.
   — Поставили кругом. Но эти камни использовались и по-другому. — Теперь Петрониус говорил серьезно и требовал от слушателя внимания. — В старых легендах упоминаются камни, обладающие большой силой. Лиа Фейл из Туата де Даманн в Ирландии. Когда подлинный король ступал на него, камень издавал громкий крик в его честь. Это был коронационный камень древней расы, одно из трех ее великих сокровищ. А разве до сих пор английские короли не держат под своим троном Скунский камень?
   Но в Корнуолле был еще один камень власти — Сидж Перилос, сиденье риска. Говорили, что этот камень способен оценить человека, определить его качества и предоставить его судьбе. Артур при помощи Мерлина открыл силу этого камня и поместил его среди сидений Круглого стола. Шесть рыцарей пытались сесть на него — и исчезали. Потом пришли двое, знавшие его тайну. Они остались — Персифаль и Галахад.
   — Послушайте. — Саймон был жестоко разочарован, и особенно потому, что у него было появилась надежда. Петрониус свихнулся, выхода нет. — Артур и Круглый стол — сказки для детей. Вы говорите так, будто…
   — Будто это подлинная история? — подхватил Петрониус. — Но кто скажет, что подлинная история, а что нет? Каждое слово из прошлого доходит до нас, окрашенное и искаженное обучением, предрассудками, даже физическим состоянием летописца, записавшего его для будущих поколений. Традицию создает история, но разве традиция совпадает с историей? Как может быть искажена истина даже за одно поколение? Вы сами исказили всю свою жизнь ложными показаниями. Но эти показания теперь стали историей, хотя они и неверны. История записывается человеком и обременена всеми его ошибками. Как можно утверждать, что этот факт вымышлен, а этот правдив, и знать, что ты не ошибаешься? В легендах много правды, а в истории немало лжи. Я знаю это, потому что Сидж Перилос существует!
   Существуют теории, чуждые здравому смыслу, но мы о них знаем. Слыхали ли вы об альтернативных мирах, расщепляющихся после определенного момента? В одном из таких миров, полковник, вы, возможно, не отвели взгляда в ту ночь в Берлине. В другом вы не встретились со мной несколько часов назад, а отправились прямо на свидание с Сэмми.
   Доктор раскачивался на пятках, как будто под действием собственных слов и веры. И Саймон поневоле почувствовал прилив энтузиазма.
   — Какую же из этих теорий вы хотите применить к моему случаю, доктор?
   Петрониус снова облегченно рассмеялся.
   — Немного терпения. Выслушайте меня, не считая сумасшедшим, и я объясню. — Он перевел взгляд с наручных часов на настенные. — У нас есть несколько часов. Итак…
   И маленький человек начал рассказ, звучавший как бессмыслица. Саймон послушно молчал. Тепло, выпивка, возможность отдохнуть — этого вполне достаточно. Позже все равно придется встретиться с Сэмми, но пока он отодвинул эту мысль в глубь мозга и сосредоточился на словах Петрониуса.
   Послышался мелодичный звук старинных часов. Еще три раза звонили они, прежде чем доктор кончил. Саймон вздохнул, подчинившись этому потоку слов. Если бы только это было правдой… Но у Петрониуса есть репутация. Саймон расстегнул куртку и достал бумажник.
   — Я знаю, что с тех пор, как Сакарси и Волверстайн встретились с вами, о них никто не слышал, — согласился он.
   — Конечно, потому что они ушли в свою дверь. Они нашли тот мир, который всю жизнь подсознательно искали. Я уже говорил вам. Когда садишься на камень, перед тобой открывается мир, в котором ты дома. И ты отправляешься туда искать счастья.
   — Почему же вы не попытались сами? — Саймону это казалось самым слабым местом в рассказе. Если Петрониус обладал ключом к такой двери, почему он не использовал его сам?
   — Почему? — Доктор взглянул на свои пухлые руки, лежавшие на коленях. — Потому что возврата нет. Только человек в отчаянном положении выбирает этот выход. В этом мире мы считаем, что контролируем сами свои поступки, определяем решение. Этот выбор не может быть изменен. Я много говорю, но все же не могу подобрать слова, чтобы выразить все, что я чувствую. Было много хранителей этого камня, лишь немногие использовали его для себя. Может быть… однажды… но у меня не хватает храбрости.
   — И вы продаете свои услуги преследуемым? Что ж, это тоже способ зарабатывать на жизнь. Список ваших клиентов интересно было бы прочитать.
   — Верно. Моей помощью пользовалось немало известных людей. Особенно в конце войны. Вы не поверите, кто обращался ко мне, после того как от них отвернулось счастье.
   Саймон кивнул.
   — Много известных военных преступников так и не найдено, — заметил он. — И странные, должно быть, миры открывает ваш камень, если, конечно, все это правда. — Он встал и потянулся. Потом подошел к столу и пересчитал деньги. Старые, грязные, как будто на них перешла часть грязи от дел, в которых они побывали. В руке у него осталась одна монета. Саймон подбросил ее в воздух, и она, звеня и подпрыгивая, покатилась по полированному дереву. Вверху оказался выгравированный орел. Саймон взглянул на него и сказал:
   — Возьму с собой.
   — Принесет счастье? — Доктор тщательно пересчитывал банкноты, укладывая их в пачку. — Не очень полагайтесь на него: у человека не может быть слишком много счастья. А теперь, хоть мне и не хочется торопить уважаемого гостя, но власть камня ограничена. Важнее всего нужный момент. Сюда, пожалуйста.
   Саймон подумал, что доктор с таким видом мог бы пригласить его в кабинет дантиста или на встречу с сенатором. Как глупо, что он идет за ним.
   Дождь прекратился, но в каменном ящике за старым домом было по-прежнему темно. Петрониус щелкнул выключателем, и из двери блеснул свет. Три серых камня образовывали арку выше головы Саймона всего на несколько дюймов. А перед аркой лежал четвертый камень, неполированный, в форме грубого параллелепипеда. За аркой виднелась деревянная изгородь, непокрашенная, прогнившая от времени, выпачканная городской грязью. Фут или два голой земли и ничего больше.
   Саймон стоял, внутренне смеясь над собой за то, что на мгновение поверил в эту ерунду. Пора появиться Сэмми, а Петрониусу — получить свою истинную плату.
   Доктор указал на камень.
   — Это Сидж Перилос. Садитесь, полковник. Время.
   Саймон угрюмо, без улыбки, подчеркивая собственную глупость, подошел к камню и остановился под аркой. Потом сел. Круглые углубления в камне соответствовали ногам. С каким-то предчувствием Саймон опустил руки. Так и есть — два меньших углубления для ладоней.
   Ничего не случилось. Оставались деревянная изгородь, полоска грязной земли. Он уже собирался встать, когда…
   — Сейчас! — голос Петрониуса звучал напряженно.
   За аркой все завертелось, растаяло.
   Саймон смотрел на болотистую местность под серым рассветным небом. Свежий ветер, несущий странный бодрящий запах, шевельнул его волосы. Что-то в нем распрямилось.
   — Ваш мир, полковник. Желаю вам всего наилучшего!
   Саймон отсутствующе кивнул, больше не интересуясь маленьким человеком. Может, это иллюзия, но она влекла его больше всего в жизни. Не говоря ни слова, он встал и прошел под аркой.
   На мгновение Трегарт почувствовал страх. Он даже представить себе не мог, что такой страх возможен. Он причинил физическую боль. Как будто вселенная раскололась и превратила его в ничто. И тут же Саймон растянулся на земле, уткнувшись лицом в жесткую траву.

ГЛАВА 2. ОХОТА НА БОЛОТАХ

   Рассвет не означал восхода солнца, потому что в воздухе висел густой туман. Саймон встал и оглянулся. Два грубых столба из красноватого камня, но за ними не городской двор, а все то же серо-зеленое болото, уходящее в туман. Петрониус прав: этот мир ему неизвестен.
   Саймон дрожал в своем теплом пальто. У него не было шляпы, волосы промокли, и вода стекала с них за шиворот. Нужно убежище — хоть какая-то цель. Саймон медленно обернулся. До самого горизонта ни одного здания. Пожав плечами, он пошел прямо от каменных столбов: это направление ничем не хуже других.
   Он шел по влажной почве, а небо светлело, туман рассеивался, и характер местности постепенно менялся. Виднелось больше крупных красноватых камней, появились подъемы и спуски. На горизонте показалась ломаная линия, означавшая приближение гор. Впрочем, далеко ли до них, Саймон не мог определить. Прошло уже много часов с тех пор, как он поел в последний раз. Трегарт на ходу сорвал лист с куста, пожевал, ощутив острый, но приятный аромат. И тут же услышал шум охоты.
   Несколько раз прозвучал рог, ему ответил лай и одинокий приглушенный крик. Саймон пошел быстрее. Оказавшись на краю оврага, он понял, что шум доносится с другой его стороны, и пошел в этом направлении. С осторожностью, выработанной годами службы в отрядах коммандос, он выглянул меж двух камней.
   Первой из зарослей кустарников на противоположном краю оврага показалась женщина. Она бежала ровно, как опытный бегун, пробежавший большое расстояние и знающий, что еще много предстоит пробежать. На краю узкой долины она оглянулась.
   На фоне серо-зеленой растительности ее стройное тело, едва прикрытое обрывками одежды, казалось пятнистым от лучей рассвета. Нетерпеливым жестом она отбросила назад пряди черных волос, провела руками по лицу. Потом начала осторожно спускаться, отыскивая тропу вниз.
   Снова зазвучал рог, ему ответил лай. Женщина вздрогнула, и Саймон привстал, неожиданно поняв, что в этой охоте она является добычей.
   Он снова опустился на одно колено, когда женщина дернулась, отцепляя платье от ветки. От толчка она потеряла равновесие и упала через край оврага. Даже сейчас она не закричала, но ухватилась руками за ветви куста. Ветви выдержали. И когда она снова попыталась ногами нащупать опору, появились собаки.
   Это были тощие белые животные; их долговязые тела казались лишенными костей, когда они, изгибаясь, остановились на краю оврага. Устремив морды вниз, они победно завыли.
   Женщина поворачивалась, отчаянно пытаясь нащупать опору, чтобы удержаться и спуститься вниз, на дно оврага; ей удалось бы это, если бы не охотники.
   Они ехали верхом; тот, у которого на шнурке висел рог, остался в седле, а другой спешился и быстро подошел к краю, отпихивая со своей дороги собак. Увидев женщину, он положил руку на кобуру, висевшую на поясе.
   В свою очередь увидев его, женщина оставила попытки найти опору и, вися на кусте, подняла вверх спокойное, лишенное выражения лицо. Охотник улыбнулся, доставая оружие, очевидно, наслаждаясь беспомощностью жертвы.
   И тут же пуля из пистолета Саймона ударила его в грудь. Он с криком упал в овраг.
   Прежде чем замерло эхо выстрела и крика, второй всадник укрылся, и Саймон понял, какой противник ему достался. Собаки бешено скакали, наполняя воздух громким лаем.
   Женщина сделала последнее усилие и нашла опору в стене оврага. Она принялась быстро спускаться, прячась за кустами и скалами. Саймон уловил мгновенное движение. В двух дюймах от того места, где он лежал, вонзившись острием в землю, дрожала маленькая стрела. Второй охотник принял бой.
   Десять лет назад Саймон почти ежедневно играл в такие игры, наслаждаясь ими. И он обнаружил, что навыки, полученные мышцами и телом, не утрачиваются. Трегарт плотнее вжался в траву. Собаки устали, некоторые легли на землю, тяжело дыша. Теперь дело в терпении, а его у Саймона в избытке. Он заметил движение в кустарнике и выстрелил. В ответ послышался крик.
   Немного спустя, встревоженный треском ветвей, он подполз к краю оврага и лицом к лицу столкнулся с женщиной. Темные глаза с вызывающей косинкой на треугольном лице смотрели на него с таким острым интересом, что он был несколько обескуражен. Схватив ее за плечо, он помог ей выбраться наверх. И тут же ощутил опасность, отчаянную необходимость уходить по болоту. Безопасность лишь за краем болота, в направлении, противоположном тому, откуда он пришел.
   Это впечатление было настолько сильным, что Саймон прополз между кустами и побежал рядом с женщиной, примериваясь к ее ровному бегу. Лай собак постепенно затихал за ними.
   Хотя она, должно быть, пробежала много миль, держаться за ней оказалось нелегко. Наконец болото начало уступать место небольшим прудам, окруженным тростником. Женщина рассмеялась, взглянув на Саймона, как бы приглашая его тоже посмеяться какой-то шутке. Она указала вперед, на полосу прудов; жест ее свидетельствовал, что там безопасность.
   Примерно в четверти мили перед ними поперек дороги клубился туман. Саймон всматривался в него. Может быть, там безопасно, но так же возможно там и погибнуть. Странно, но туман как будто вытекал из одного источника.
   Женщина подняла правую руку. Из широкого металлического браслета блеснул свет, направленный на туман. Другой рукой она приказала Саймону не двигаться. Трегарт всматривался в туманный занавес, почти уверенный, что видит какие-то движущиеся фигуры.
   Спереди послышался крик, слова непонятны, но по тону ясно, что это вопрос. Спутница Саймона ответила несколькими словами. Услышав ответ, она пошатнулась. Потом овладела собой и взглянула на Саймона. Он взял ее за протянутую руку, догадываясь, что им отказано в помощи.
   — Что теперь? — спросил он. Слова, конечно, были ей незнакомы, но он был уверен, что она поняла вопрос.
   Женщина облизала кончик пальца и подняла руку, подставив ее ветру. Ветер сдувал с ее лица темные локоны. Стал виден кровоподтек на щеке. Все еще держа Саймона за руку, она потянула влево; они побрели через дурно пахнущие лужи; тина, расступаясь перед ними, липла к ее ногам и его промокшим брюкам. Так добрались они до края болота, а туман двигался параллельно, закрывая их стеной. Саймон все сильнее ощущал голод, мокрые башмаки терли ноги. Но звуки рога больше не слышались. Должно быть, собаки сбились со следа.
   Пробившись сквозь заросли тростника, они оказались на краю более возвышенной местности. Перед ними была дорога, почти тропа. Идти по ней стало гораздо легче.
   Должно быть, было уже далеко за полдень, когда дорога начала подниматься, хотя в этом сером свете трудно было определить время. Впереди виднелась каменная стена. Красноватый камень поднимался почти вертикально и походил на искусственное укрепление. В стене оказалась брешь. В нее уходила дорога.
   Они почти добрались до этой стены, когда счастье отвернулось от них. Из травы рядом с дорогой выбежало маленькое черное животное, пробежало рядом с женщиной. Та потеряла равновесие и упала на утоптанную глину. Она испустила болезненный крик и схватилась за правую лодыжку. Саймон отвел ее руки и осмотрел ногу. Женщина закусила губу; ясно было, что она не может идти. И тут снова послышался рог.
   Саймон подбежал к щели в стене. За ней расстилалась равнина, спускающаяся к реке. Ни одного укрытия. Кроме этого каменного выроста на много миль не видно ничего выступающего на ровной местности. Саймон повернулся к стене и внимательно осмотрел ее. Сбросил пальто и поискал опоры. Несколько секунд спустя он поднялся на карниз, еле заметный снизу. Можно попытаться отсидеться здесь.